Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914) Лунева Юлия
Однако намерения Лондона по вышеизложенному пункту соглашения, как всегда, оставались недостаточно ясными даже для Бенкендорфа, что он констатировал в своем письме от 20 мая (2 июня) 1914 г., что прямолинейность русского морского штаба могла испугать Грея. Бенкендорф также предупредил Волкова, что о десанте в Померании и о посылке с этой целью в Балтийское море английских транспортов еще до начала военных действий следует говорить с большой осторожностью и лишь тогда, когда по всем остальным вопросам будет достигнуто полное согласие, «чтобы не повредить прочему»[837].
Помощник Грея А. Никольсон скептически относился к предстоявшим русско-английским морским переговорам. Конечно, Россия была бы рада усилить свой флот на Балтике английским отрядом, считал он. Но Англия не может послать корабли в Балтийское море: во-первых, ей нельзя ослаблять свои силы на Северном море, а во-вторых, такая операция была бы слишком рискованной[838]. Грей был вполне солидарен со своим помощником. «Если бы имели место военно-морские переговоры с Россией, — писал он послу в Париже 1 мая 1914 г., — они свелись бы, насколько я себе представляю, просто к сообщению России, что наши военно-морские силы будут использованы вне Балтики и что Россия может использовать свои военно-морские силы, как найдет лучшим, внутри Балтики»[839].
Британские дипломаты очень осторожно и без особого интереса отнеслись к переговорам. Они также не считали, что тесно связаны военно-морским соглашением с Францией, и тем более не хотели иметь серьезных обязательств перед Россией. Своими действиями они скорее ублаготворяли французов, чем вступали с русскими в серьезные отношения. Как позднее писал Грей в своих воспоминаниях, «переговоры нужны были для того, чтобы привести Россию в хорошее расположение духа и не оскорбить ее отказом»[840]. Между тем российские военные агенты в Турции доносили, что в Стамбуле хлопочут о доставлении дредноута «Султан Осман» в Турцию под английским флагом[841]. По этому поводу Сазонов писал Бенкендорфу, что «такая услуга со стороны Англии будет услугой политического характера… и выходящей за пределы принятых на себя английскими фирмами полномочий»[842]. Министр просил посла объяснить Грею, что «Англии следовало бы предоставить туркам осуществить доставку названного судна на свой риск и страх, без всякого вмешательства в это дело»[843]. Россия и Британия еще не успели ни о чем договориться, а до Германии уже дошли слухи о секретных переговорах относительно русско-английской военно-морской конвенции. В «Berliner Tageblaat» (Берлинер Тагеблат)появилась статья редактора этой газеты Теодора Вольфа, в которой сообщалось, что во время пребывания английской королевской четы в Париже между русским и великобританским правительствами состоялись переговоры о совместных действиях военных флотов России и Англии[844]. Русский посол в Париже А. П. Извольский, по словам корреспондента берлинской газеты, уже давно работает над постепенным превращением Тройственного согласия в союз, и соглашение относительно совместных в случае войны действий русского и английского флотов составляет первый этап к заключению такого союза. Вольф, комментируя это сенсационное известие, отмечал, что не воспроизвел бы его на страницах своей газеты, если бы оно не было совершенно обоснованным. К этому Вольф добавил, что авторы проекта превращения Тройственного согласия в союз медленно и постепенно идут к цели, достижение которой одним ударом не представлялось возможным; в то же время эти политические деятели хотят помешать улучшению англогерманских отношений.
В ответ на эту заметку Вольфа «Новое время» категорически заявило 26 мая (8 июня) 1914 г., что ни в Париже, ни в каком-либо другом пункте между Россией и Англией не подписано никакой конвенции о совместных действиях их флотов и никакого проекта подобной конвенции или соглашения не составлялось[845].
15 (28) мая 1914 г. заместитель Сазонова А. А. Нератов сообщал Извольскому в Париж: «Готовность великобританского правительства безотлагательно приступить к переговорам о заключении соглашения между Россией и Англией о согласованных операциях их морских сил в случае совместных военных действий встречена была с нашей стороны с большим чувством удовлетворения»[846].
Российское правительство в заключении означенного соглашения видело значительный шаг по пути более тесного привлечения Англии к франко-русскому союзу, и оно, по убеждению Петербурга, должно было благоприятно отразиться на всех вопросах, затрагивающих интересы обеих стран.
2 (15) июня 1914 г. своими размышлениями с Сазоновым делится Бенкендорф: «Есть основания думать, что лондонский, как и императорский кабинет думает о сотрудничестве флотов не только в северных морях, но и в Средиземном море. С этой точки зрения способ, каким мы предлагаем трактовать положение в Проливах, облегчит, я уверен, дело»[847]. 3 (16) июня 1914 г. в российский МИД пришла секретная телеграмма от императорского посла в Константинополе: «Из английского частного источника, заслуживающего доверия, мне сообщают, что фирма „P. S. White“ в Коэсе предлагает Турции 2 быстроходных контрминоносца в 1500 т. за цену 200 000 фунтов каждый. Англичане требуют будто бы немедленной оплаты за суда, турки предлагают чеки сроком 4 месяца»[848].
24 мая (6 июня) 1914 г. начальник морского Генерального штаба сообщил в российский МИД, что в вопросе продажи чилийского броненосца России через Англию возникли затруднения[849]. Несмотря на то что Морской совет в Чили одобрил продажу даже обоих кораблей, правительство не решилось санкционировать таковую, хотя окончательного отказа с его стороны до сих пор не последовало.
Этот поворот объясняется исключительно влиянием чилийского посланника в Лондоне. Последний высказался однажды, еще до начала таких переговоров, что единственная страна, в которую он считал бы возможным продать суда, является Англия. Зная его мнение, «Армстронг полагает, что в данное время имеется лишь одно последнее средство для получения нами хоть одного корабля, а именно: нашему послу надлежит обратиться к сэру Эдуарду Грею с просьбой повлиять на чилийского посланника, объяснив ему, что Англии была бы приятна эта продажа»[850]. «Согласится ли на такой шаг сэр Э. Грей — тоже еще вопрос. Если допустить, что он на это пойдет и что ему удастся сломить посланника, то тогда можно рассчитывать на приобретение нами если не двух кораблей, то, во всяком случае, одного. Что же касается второго вопроса, а именно условного нашего соглашения с Англией, подобно существующим между ею и Францией, то я выяснил после свидания с принцем Баттенбергским нижеследующее: Английское правительство в этом вопросе не торопится, и спешность исходит со стороны Франции»[851].
Россия не упускала ни на минуту из виду ситуацию с Черноморскими проливами. Незавершенный спор о разделе островов Эгейского моря волновал Россию. 10 (23) июня 1914 г. Гирс сообщал из Константинополя в Петербург, что «вполне разделяет взгляд нашего военного агента на значение островов, расположенных перед Дарданеллами, — взгляд, получивший подтверждение и из иных источников, в том числе со стороны нашего морского агента»[852].
К депеше была приложена копия с секретного донесения в Генеральный штаб военного агента в Константинополе от 5 (18) июня. «При выходе из Дарданелл в Эгейское море, — говорится, между прочим, в этом донесении, — с полной рельефностью обрисовалось громадное значение, которое могут получить острова Тендос, Имрос и Лемнос для обороны Проливов. Уступка этих островов или хотя бы одного из них грекам поставит турок или возможных их наследников в крайне трудное положение, заставив опасаться тех или иных выступлений против Дарданелл с минимального расстояния». Обращаясь специально к вопросу об острове Лемнос, военный агент соглашался с мнением Щеглова: «Англичане отлично сознают, что владеющий Лемносом владеет Дарданеллами» — и делал вывод: «Не в наших интересах передавать означенный остров грекам, если мы только не отказались окончательно от надежды рано или поздно стать твердой ногой в районе Проливов. Этот вопрос слишком острый и важный и находится в тесной связи с отношениями Англии к нам в этой части Средиземного моря»[853].
5–6 (18–19) июня Волков впервые встретился с принцем Л. Баттенбергским. Британское правительство не торопилось с заключением военно-морской конвенции. Баттенберг предложил отложить переговоры до конца лета. В августе принц собирался с родственным визитом в Россию и намеревался вести основные переговоры с русским морским министром и начальником Морского генштаба в России. В Англии рассчитывали, что поездка принца в Россию не возбудила бы ни особого внимания в печати, ни подозрительности иностранных правительств благодаря близким отношениям между ним и императрицей (Людовик Баттенбергский был женат на старшей сестре императрицы Александры Федоровны). Волкову принц пообещал обменяться с ним мнениями перед своим отъездом[854].
Бенкендорф, хорошо знакомый с приемами британской дипломатии, забеспокоился, что персидские осложнения могут «создать самые серьезные препятствия к разрешению текущих общеполитических вопросов, именно поручения, которое дано капитану Волкову», — о чем телеграфировал 9 (22) июня Сазонову[855].
На следующий день, 10 (23) июня, Форин оффис передал российскому послу меморандум, в котором ставился вопрос о некотором пересмотре соглашения 1907 г. в пользу Англии. В документе также говорилось, что будут приняты необходимые меры для ограждения британских интересов в южной и нейтральной зонах в Персии. Британия, ссылаясь на сложную международную обстановку, собиралась получить известные привилегии. «Король Георг V в беседе с Бенкендорфом заметил, — писал Игнатьев, — что ему не нравится международная обстановка, которую нужно более, чем когда-либо принять во внимание»[856].
Переговоры с Лондоном о морской конвенции могли зайти в тупик. Это сильно тревожило российское правительство. 11 (24) июня Сазонов доложил о состоянии дела царю, подчеркнув, что необходимо принять меры для скорейшего заключения соглашения. На следующий день он в специальной записке просил Николая II использовать с этой целью ответное письмо королю Георгу.
12 (25) июня Грей сказал Бенкендорфу, что «если бы британское правительство считало, что развитие турецкого флота может представлять опасность для России, то английским офицерам не было бы дано разрешения служить в нем, и что это разрешение было дано по просьбе турецкого правительства лишь для поддержания турецкого флота в таком состоянии, чтобы он мог охранять независимость Турции». Грей прибавил, что отказ Англии заставил бы турецкое правительство обратиться к Германии, что одинаково противоречит как русским, так и английским интересам[857].
В письме Бенкендорфу 24 июня (7 июля) Сазонов сетовал, что англичане выдвигают все новые требования и тянут с заключением морской конвенции. В Англии вновь появился страх за неприкосновенность ее владений в Индии. Министр мирился с мыслью, что дальнейшее сближение с Англией предполагает некоторые жертвы в персидском вопросе, но опасался, как бы англичане не потребовали от России слишком многого. В заключение он обещал остаться верным до последних пределов возможного решению развивать и укреплять связи с Англией[858].
В июне 1914 г. британское правительство наконец достигло соглашения с Германией по Багдадской железной дороге, а французы заключили такое соглашение в феврале. «Казалось, что в важнейшем вопросе — об Азиатской Турции — Англия и Франция приняли сторону Германии против России. У русских были все основания быть недовольными их позицией», — писал А. Тэйлор[859].
В Петербурге не только спешили с заключением соглашения, но и говорили на эту тему больше, чем следует. Российская печать также не упускала возможности написать о сближении со своими союзниками. Министр иностранных дел Франции Р. Вивиани перед своим приездом вместе с президентом страны в Петербург в беседе с Яковлевым (Павловским) («Новое время»[860]) указал, что сохранение полного согласия между Францией и Россией отвечает интересам обоих государств и способствует поддержанию мира, и далее заявил следующее: «Россия и Франция могли бы выполнить свое дело и без общего соглашения, связывающего их с Англией, но сближение Лондона и Петербурга дало возможность нашему союзу и дружественному согласию укрепиться в полезной деятельности правительств, соединенных такими узами»[861]. Некоторые секретные сведения, касающиеся предстоящего соглашения, проникли в европейскую печать. У немцев был агент (прибалтийский немец Б. Зиберт) — секретарь российского посольства в Лондоне, который постоянно передавал им содержание корреспонденции Бенкендорфа. В немецкой печати появились сенсационные разоблачения. Британское правительство воздержалось от переговоров.
И (24) июня 1914 г. Грей не моргнув глазом категорически отрицал в парламенте факт каких-либо переговоров о морской конвенции с Россией[862]. «В Берлине, — говорил Грей Бенкендорфу, может создаться такое мнение, что будто Россия и Англия заключили конвенцию по нескольким вопросам, касающимся Дарданелл и сотрудничества флотов»[863]. 26 июня (9 июля) российский посол телеграфировал из Лондона: «Грей счел долгом конфиденциально переговорить по этому поводу с германским посланником, который отправляется в Киль, где он увидит императора Германии. Грей категорически заявил посланнику, что уже более пяти лет, как Англия и Россия в своих переговорах не касались проливов»[864]. Специально для Германии Грей заявил, что отношения трех правительств были все же до такой степени близки, что в течение этих последних лет они «беседовали обо всем» и что связь между правительствами была так тесна, как если бы они были в союзе.
С другой стороны, сэр Эдуард положительно указал, что никакие из этих переговоров никогда не носили сколько-нибудь агрессивного в отношении Германии характера и не были враждебны этой державе[865]. Грей рассказал Бенкендорфу, что, выступая в парламенте, «он начал с Дарданелл, указав, что в течение пяти лет, то есть с приезда сюда г-на Извольского, по этому вопросу не велось никаких переговоров между Англией и Россией, таким образом этот вопрос был отделен от вопроса о союзах или конвенциях»[866].
Якобы из-за волнений в Персии и обеспокоенности Германии Англия затормозила переговоры. На самом же деле Британия никому не желала раскрывать своих истинных намерений и хотела под любым предлогом затянуть переговоры настолько, насколько это было возможно. Бенкендорф писал: «Я приложу все усилия, чтобы оживить переговоры между капитаном Волковым и британским адмиралтейством. Великобританское правительство желает поручить закончить дело принцу Баттенбергскому в Петербурге. На этот раз для меня [Бенкендорфа] почти не подлежит сомнению, что волнения в Берлине очень значительные»[867]. «Может быть, рассуждал Бенкендорф, — сэр Э. Грей не желает предпринимать дальнейших шагов, пока это возбуждение не уляжется. Действительно, ему нелегко отрицать и вести переговоры в одно и то же время, — роль, которую он должен был бы принять на себя как по отношению к Германии, так и по отношению к значительной части своей собственной партии и английской печати»[868].
Тем временем отношения между Турцией и Грецией продолжали оставаться напряженными. 15 (28) июня 1914 г. Бенкендорф совещался с Греем по этому вопросу, о чем сообщил Сазонову: «Грей считает создавшееся положение крайне серьезным, но думает, что, какова бы ни была позиция Болгарии, состояние турецкой армии не допустит Порту до агрессивных действий на суше. Он сомневается, чтобы Порта прибегала к своему флоту при теперешнем его плохом состоянии. Грей считает наиболее важным вопросом в настоящий момент закрытие Проливов Турцией»[869]. Относительно шагов, которые надлежит сделать в Константинополе, Грей придерживался мнения, что они бессмысленны, если только не будет достигнуто единодушное решение держав поддержать свое дипломатическое выступление военной силой. Конфликт между Турцией и Грецией мог отразиться непосредственно на интересах других государств, и в первую очередь на интересах прибрежных стран Черного моря. «Возбуждение, возникшее в некоторых областях Оттоманской империи, — писал Сазонов Нератову 17 (30) июня, — увеличило эту опасность, что уже отразилось на нашей морской торговле. После значительных убытков, понесенных ею в прошлом году, вследствие кратковременного закрытия проливов, эта торговля имеет основание опасаться возобновления подобных событий и испытывает поэтому живейшее беспокойство»[870].
Российское правительство считало нужным обратить серьезное внимание Порты на затруднения, которые испытала бы Россия, «если Турция пожелает принять в Проливах такие меры, которые стеснят торговлю и нанесут столь существенный удар интересам России»[871].
17 (30) июня С. Д. Сазонов обратился к И. К. Григоровичу с просьбой сообщить о ходе подготовки Босфорской экспедиции. Министр иностранных дел хотел уточнить, когда Морское министерство выполнит одно из пожеланий совещания 8 февраля о сокращении срока перевозки десанта к Проливам до 4–5 дней со дня отдачи о том приказа. «Григорович опять признал, — писал К. Ф. Шацилло, — что для подготовки к десанту потребуется не менее двух недель, и предложил в октябре, после опытной высадки большого десанта и после того, как сухопутный Генеральный штаб ознакомится с расчетом морского, совместным обсуждением генеральных штабов установить основные черты новой организации десанта согласно с пунктом 4 Особого совещания 8 февраля. При этом морской министр заявил, что только тогда выяснится точное время, в течение которого новая организация войдет в жизнь, а следовательно, и срок, к которому может быть выполнено требование совещания»[872]. В конце июня переговоры Волкова с британским адмиралтейством возобновились. «Первым их результатом явилось сообщение принцем Баттенбергским сведений о предполагаемых действиях английского флота и об англо-французском морском сотрудничестве в случае войны. Перечень этих сведений был переслан с экспедицией в Петербург. Они создавали ясную, хотя и общую картину намечаемого сотрудничества Англии и Франции на море, содержали некоторые важные военно-политические прогнозы. Вместе с тем из сообщения следовало, что королевский флот не сможет на начальном этапе войны предпринять активные действия против Германии вследствие занятости его другими операциями»[873].
Британский посол в Берлине передавал в Лондон, что «Ягов был очень обеспокоен, поставив перед ним вопрос о неизбежных последствиях, которые будут вытекать, если морское согласие, которое было предложено Россией, будет принято Англией. Последствиями станет возобновление враждебных чувств между Великобританией и Германией: морское соперничество и дальнейшее усиление военной мощи Германии. Но что он подразумевал, — рассуждал Гошен, — когда говорил, что в случае войны с Францией и Россией Германия останется практически одна? Неужели он совсем не берет в расчет Австро-Венгрию и Италию, или он имеет в виду, что война будет окончена до того, как союз с Германией обнаружится в действующей армии?»[874].
Переговоры шли тяжело, к концу июня они «так и не сдвинулись с места: англо-русский союз не был заключен, не появилось даже малейшей уверенности в том, что англо-русские разногласия в Персии удастся ликвидировать», — писал А. Тэйлор[875]. 25 июня (8 июля) Грей писал в Петербург Бьюкенену, что в парламенте решили, что Россия хочет использовать военно-морское соглашение в собственных интересах, включив в него пункт об открытии Проливов для своих военных кораблей[876]. На вопрос об интересах России в Проливах, заданный Грею в палате общин, министр отреагировал не раздумывая: «Нет сомнения, что информация пришла от не официальных людей, которые не знают фактов и выдумывают то, чего не было». Грей настаивал на том, что этот вопрос не обсуждался ни разу за последние пять лет, как и условия, на которых Проливы могли бы быть открыты для военных кораблей, и добавил, что договоры по вопросу о Проливах остаются в силе[877].
Перед самым началом Первой мировой войны Пуанкаре и Палеолог приезжали в Петербург. На другой день после отъезда Пуанкаре Сазонов и Палеолог сообщили британскому послу Бьюкенену, что в результате визита французских гостей была установлена «полная согласованность мнений по различным вопросам, с которыми столкнулись державы при поддержании всеобщего мира и политического равновесия в Европе, в особенности на Востоке», и были снова торжественно подтверждены обязательства, возлагаемые на обе стороны союзным договором[878].
Но наступил июльский кризис, и Англия не могла больше затягивать переговоры. «Отношение Англии к военно-политическим переговорам с Россией становилось показателем ее готовности поддержать партнера в случае войны. Для русского правительства своевременное вступление Англии в схватку представлялось настолько важным, что все другие проблемы, включая разногласия по конкретным вопросам военно-морского сотрудничества и противоречия в зависимых странах, отходили на второй план»[879]. Даже незавершенные русско-британские переговоры были крупным шагом на пути укрепления связей внутри Антанты и значительно облегчили «союзникам» разрешение труднейшей задачи: согласование дипломатических действий России, Франции и Великобритании в решающие дни июля 1914 г.
В результате в последние недели перед войной был выработан проект морского соглашения между Россией и Англией, о чем свидетельствует шифрованная телеграмма Волкова Ливену от 10 (23) июля 1914 г. Средиземноморские проекты российского Морского министерства, затрагивавшие вопрос о Проливах, могли лишь насторожить Англию.
Вплоть до начала мировой войны царизм ничего реального не сделал для подготовки десанта в Проливах. Не многое было сделано и для развития Черноморского флота, перед которым стояла задача не только оборонять побережье империи, но и добиться господства на море для высадки десанта и защиты его от возможного нападения турецкого флота.
18 (31) июля 1914 г. российский посол в Лондоне писал своему министру, что заявления, направленные Греем в Берлин, ни в каком случае не позволят немцам рассчитывать на нейтралитет Англии в случае войны. «Мне никак не удается снять маску с Грея за эти дни. Крайне необходимо для вас (Сазонову. — Авт.) заручиться английским сотрудничеством, даже если оно придет слишком поздно, то все же придет неизбежно. Однако, повторяю, Англия еще не пробудилась, очень может быть, что Грей страдает от этого не менее нас, но все же это нисколько не помогает делу. Правда, Австрия, как говорят, не собирается сразу вступить в войну. Пока еще есть небольшой луч надежды. Что же касается роли Германии, то я смотрю на нее гораздо мрачнее, чем все другие, и на это именно здесь и опираюсь. Англии страшно не столько первенство Австрии на Балканах, сколько первенство Германии в мире»[880].
Бенкендорф не ошибся в своих прогнозах. В Германии никто и не думал об отказе от своих позиций на Проливах; «Если же Германия не желала принести в жертву Австрию и Проливы, — отмечал Г. Хальгартен, — то война была в конце концов неизбежна»[881].
Б. Бюлов верно предвидел расстановку сил на мировой арене в надвигающейся схватке. В своих воспоминаниях он писал, что если бы Германия «находилась в войне с Россией и Францией, то более чем вероятно, что Англия воспользовалась бы такой блестящей конъюнктурой, чтобы без всякого риска задушить своего опаснейшего соперника в торговле, мореходстве и промышленности, тем более что этот экономический соперник в то же время является самым могущественным континентальным государством, следовательно, по старому английскому представлению ее традиционным противником»[882].
После проявленной Берлином в июле 1914 г. готовности к ведению континентальной войны, писал Б. М. Туполев, «больше уже не существовало возможностей для компромиссов, когда различные по своей сущности конфликтные ситуации слились воедино»[883].
Выступая с антантофильских позиций, А. Тэйлор считал, что все державы Тройственного согласия вступили в войну с целью самозащиты: «Русские сражались во имя сохранения свободы Проливов, от которой зависела их экономическая жизнь; Франция — во имя сохранения Тройственного согласия, которое, как она правильно считала, являлось единственной гарантией сохранения ею положения великой державы. Англичане сражались за независимость суверенных государств и — в меньшей степени — за то, чтобы не допустить установления германского господства на континенте»[884].
Июльский кризис 1914 г., вылившийся в мировую войну, стал последним в цепи международных кризисов и локальных войн, не раз ставивших под угрозу европейскую стабильность. В 1914 г. Россия сознавала, что без надежных союзников она не сможет вступить в схватку с Германией и Австро-Венгрией, и уже не питала иллюзий, что проблему Проливов можно решить мирным путем. Поэтому одной из основных причин вступления России в Первую мировую войну являлась давняя вожделенная цель — Константинополь и Проливы.
Заключение
Проблема Черноморских проливов занимала в 1907–1914 гг. особое место во внешнеполитических притязаниях правящих кругов Российской империи. Императорское правительство пыталось решить ее не только дипломатическим путем, но и вынашивало планы по захвату Босфора. Однако сильно пошатнувшееся международное положение страны после Русско-японской войны и Первой русской революции заставляло Россию отказаться от активных действий. В своей внешней политике российское правительство стремилось к укреплению франко-русского союза, смягчению противоречий с Англией и Японией в Азии путем соглашения с ними и сохранению дружественных отношений с Германией, не вступая с ней в союз. С Австро-Венгрией предполагалось продолжать сотрудничество на базе взаимных уступок. Путем сближения с Великобританией царское правительство обезопасило себя на Дальнем Востоке, помирившись с Японией, укрепила свой союз с Францией и вернулась к проведению активной политики на Балканах и Ближнем Востоке.
Во время заключения англо-русского соглашения 1907 г. стороны пошли на взаимные уступки по колониальным проблемам на Среднем Востоке. Англо-русские переговоры по заключению конвенции о Персии, Тибете и Афганистане способствовали урегулированию напряженных отношений между Россией и Великобританией на Ближнем и Среднем Востоке в 1906–1907 гг.
Во время обсуждения колониальных проблем стороны интенсивно обменивались мнениями по вопросу о Черноморских проливах, хотя эти переговоры носили подчиненный характер. Британская дипломатия адекватно расценила внутреннюю обстановку в России и международную ситуацию, которая не позволяла Петербургу проявлять особую заинтересованность в отношении Черноморских проливов. Действительно, русская дипломатия в вопросе о пересмотре режима Проливов проявила особую сдержанность, потому что постановка этой проблемы неизбежно столкнула бы Россию на Ближнем Востоке с Австро-Венгрией, Германией и другими державами.
Хотя формально советник российского посольства в Лондоне Поклевский-Козелл первым поднял вопрос о Проливах, в действительности инициатива его выдвижения в ноябре 1906 г. принадлежала английской дипломатии, стремившейся ускорить подписание конвенции о Персии, Тибете и Афганистане. Однако в условиях резкого ослабления военной мощи России и падения международного авторитета страны рискованно было поднимать запутанные, сложные международные проблемы.
В январе-июне 1907 г., в решающий момент рассмотрения английских проектов по средневосточным вопросам, между Петербургом и Лондоном состоялись переговоры по существу предложений русской дипломатии об изменении режима Проливов. Петербург стремился получить согласие Великобритании на проход русских военных судов через Проливы при закрытии их для военного флота нечерноморских держав.
Лондонский кабинет как в устных заявлениях, так и в меморандумах признавал особую заинтересованность России в Проливах и выражал готовность содействовать решению вопроса об их статусе. Грей считал возможным в будущем найти приемлемую для России и других держав формулу изменения режима Проливов. При этом британская дипломатия ставила пересмотр конвенции о Проливах в зависимость от результатов англо-русских переговоров по проблемам Среднего Востока и таким путем добивалась от Петербурга уступок в Персии, Тибете и Афганистане. Двойственность позиции российской дипломатии проявлялась в том, что, с одной стороны, переговоры с Великобританией по вопросам Среднего Востока она ставила в зависимость от отношения Лондона к проблеме Проливов, а с другой стороны, не только не настаивала тогда на включении вопроса о Проливах в текст англо-русского соглашения по Среднему Востоку, но и считала — вслед за Англией — нецелесообразным заключать специальное соглашение о Проливах во время проходивших переговоров.
Со своей стороны Извольский, учитывая европейский характер проблемы Проливов, особую заинтересованность Германии в делах Ближнего Востока и внутриполитическую обстановку в России, не решился в 1907 г. на углубление переговоров об изменении режима Проливов. Вероятно, Извольский мог бы добиться большего, если бы не проводил политики балансирования между Англией и Германией. Главная причина, по которой российская дипломатия не добивалась включения в русско-английскую конвенцию вопроса о Проливах, заключалась в невозможности пересмотреть Берлинский трактат без участия европейских держав, обязавшихся соблюдать его.
Вместе с тем непосредственным результатом англо-русского соглашения явились не только стабилизация положения на среднеазиатских границах России, но и серьезное упрочение ее позиций в Европе. Экспансионистская политика Германии и Австро-Венгрии на Ближнем Востоке и Балканском полуострове вызывала потребность в англо-русском сближении.
Первой серьезной проверкой «на прочность» для Тройственного согласия стал Боснийский кризис 1908–1909 гг. Британия, стремясь не допустить укрепления позиций Германии и Австро-Венгрии на Балканах и Ближнем Востоке, заняла резко отрицательную позицию в отношении аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. Однако позиции русской и британской дипломатии во время кризиса не во всем совпадали. Так, Извольский хотел воспользоваться сложившейся ситуацией и пересмотреть режим Проливов в благоприятном для России смысле. Британия в принципе не возражала против открытия Проливов, но не только для России и прибрежных государств, а на условиях полного равноправия для всех стран без исключения, и не считала время подходящим для заключения соглашения, которое дало бы России исключительные права, поставив Турцию в невыгодное положение. Предложение российского правительства о предоставлении права прохода военных судов в Черное море лишь черноморским государствам вызвало у англичан подозрение, что русская дипломатия пытается в своих интересах и в ущерб Турции использовать напряженную обстановку, вызванную действиями Австро-Венгрии.
Британская дипломатия достигла своей цели — не предоставлять России свободного прохода ее военных судов через Проливы, умело используя то обстоятельство, что Извольский не мог открыто признаться в своей сделке с Эренталем в Бухлау за счет славянских народов. Париж и Лондон показали в решительной форме русской дипломатии, что дорога к мирному разрешению вопроса о Проливах идет из Петербурга не через Берлин и Вену, а через Лондон и Париж.
Главная задача России во время Боснийского кризиса заключалась в том, чтобы дела на Балканах не перешли в такую острую фазу, когда военные действия станут неизбежными. Россия не была готова к вооруженному столкновению и зависела от союзников, которые решили не принимать участия в возможном противостоянии Сербии и Австро-Венгрии.
Россия также была вынуждена отступить перед фактическим ультиматумом Германии и со своей стороны принудила Сербию к уступке Австро-Венгрии. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что Англия в ноябре 1908 г. не поддержала высказанную Извольским во время визита в Лондон готовность признать аннексию Боснии и Герцеговины в обмен на усиление позиций России в отношении Черноморских проливов. Публичное унижение побудило Россию ускорить свои вооружения на суше и на море. Боснийский кризис закончился победой германо-австрийского блока. Он определил расстановку сил на международной арене, приведя к укреплению англо-русских и франко-русских союзных отношений, сплочению Антанты, а также выявил неподготовленность России к войне. Боснийский кризис 1908–1909 гг. явился одним из самых серьезных международных кризисов, предшествовавших Первой мировой войне.
После Боснийского кризиса основная задача России заключалась в том, чтобы избегать, по возможности, международных осложнений. Сознание того, что понесенное Россией дипломатическое поражение серьезно ухудшило ее внешнеполитические позиции и прежде всего — на Ближнем Востоке, чрезвычайно беспокоило правящие круги. Однако уже в 1911 г. Россия решила использовать начало военных действий Италии против Турции, чтобы еще раз попытаться открыть Проливы для российского военного флота. Российский посол в Константинополе Н. В. Чарыков предпринял демарш с целью заручиться согласием великих держав на обсуждение вопроса о Проливах между Россией и Турцией.
Петербург возлагал большие надежды на переговоры с Лондоном по этой проблеме. Несмотря на отрицательную реакцию Британии в 1907–1908 гг., Россия рассчитывала если не на ее поддержку, то хотя бы на непротиводействие. Британская дипломатия, в свою очередь, рассчитывала на то, что Германия и Австро-Венгрия будут активно возражать против открытия Проливов. По существу, германское правительство также было противником изменения режима Проливов. Однако оно не захотело упустить возможность обострить русско-английские противоречия на Ближнем Востоке и выразило поддержку России.
Союзные Англия и Франция не одобряли русско-турецкие переговоры Чарыкова, считая неблагоприятным момент для русско-турецкого сближения вследствие войны между Италией и Турцией. Правда, в третьем туре переговоров с царизмом о Проливах Грей снова сделал маленькую уступку. Он соглашался поддержать в Константинополе вариант, предложенный Извольскому в 1908 г., то есть открытие Проливов для всех стран. Британия и на этот раз ничего не имела против открытия Проливов для военных судов всех наций, а не только для России, ибо это превратило бы Черное море в морской оплот Российской империи.
Перемены, происшедшие в международной обстановке, и прежде всего тот факт, что Германия превратилась в главного соперника Британии, заставили британскую дипломатию, нуждавшуюся в поддержке Петербурга в противостоянии с Германией, менять свою тактику в отношении русских притязаний. Поэтому в вопросе о Проливах она оказалась вынужденной прикрывать свою негативную позицию дипломатическими рассуждениями. Это имело решающее значение в провале русско-турецких переговоров об изменении режима Проливов.
Бомбардировка Дарданелл Италией во время итало-турецкой войны сильно встревожила Европу, так как никогда раньше вопрос о Проливах не приобретал такого жизненно важного значения. Прекращение торгового судоходства через Проливы в результате закрытия Дарданелл затронуло торговые интересы европейских держав, особенно Англии и России.
Борьба великих держав за влияние на Среднем и Ближнем Востоке и на Балканах делала проблему Черноморских проливов все более актуальной. Сразу же после окончания итало-турецкой войны последовало новое обострение ситуации в Балканско-Ближневосточном регионе. Выступление Балканского союза против Турции побудило российское правительство вплотную заняться вопросом о возможности высадки российского десанта на берегах Босфора. Однако успех операции гарантировала только внезапность ее проведения. Черноморский флот не располагал необходимым количеством транспортных судов для одновременной переброски 5-тысячного отряда. От плана пришлось отказаться и еще по одной веской причине. Франция и Англия решительно выступили против подобной акции. Без их согласия царское правительство не отважилось на эту меру.
Во время первой Балканской войны британская дипломатия предложила России произвести нейтрализацию Черноморских проливов, если балканские союзники овладеют Константинополем.
Проблема защиты Константинополя и Проливов от захвата их болгарами выявила противоречия России не только с Тройственным союзом, но и с партнерами по Антанте. В то же время нерешенность вопроса о Черноморских проливах была залогом того, что Россия останется в Тройственном согласии и выступит в надвигавшейся войне на стороне Франции и Англии. Оставление Проливов в руках Турции представлялось тогда наиболее желательным не только для России, но и для всей Европы, в неприкосновенности турецкой столицы были в той или иной мере заинтересованы все великие державы.
Во время балканского конфликта Британия обозначила два условия для вступления ее в войну против центральных держав: если в результате спровоцированного противником выступления Франции война станет всеобщей и если ответственность за агрессию со всей очевидностью ляжет на Берлин и Вену. Между тем Британия стремилась предотвратить усиление противостояния между Россией и Австро-Венгрией и удержать их в европейском концерте, не допустив развязывания общеевропейской войны.
Во время войн на Балканах Россия избегала самостоятельных шагов, предпочитая совместные выступления с другими державами. Она не пыталась использовать ситуацию, для того чтобы изменить режим Черноморских проливов, несмотря на энергичный нажим определенных сил внутри страны. Для выполнения десантной операции по захвату Босфора у России не хватало ни транспортных средств, ни войск. Полная материальная необеспеченность каких-либо активных акций побудила царских министров выступить в несвойственной им роли защитников Турции и ее владения Проливами.
К середине 1913 г. все устремления России в отношении Проливов были направлены на сохранение статус-кво, чтобы оттянуть решение судьбы Проливов до того времени, когда царизм будет располагать для этого соответствующими возможностями.
Бухарестский мирный договор не положил конец ни борьбе между Балканскими государствами за приобретение новых территорий, ни соперничеству между европейскими державами за сферы влияния на Балканах и Ближнем Востоке вообще. Балканские войны еще более углубили противоречия между двумя империалистическими блоками, на которые разделилась Европа.
В результате Балканских войн 1912–1913 гг. произошло значительное ослабление Османской империи. Воспользовавшись создавшимся в Турции положением, Германия предприняла ряд мер по укреплению своего влияния в этой стране. Самой важной из них явилась отправка на берега Босфора осенью 1913 г. германской военной миссии во главе с Лиманом фон Сандерсом.
Конфликт, возникший между Россией и Германией вокруг назначения германского генерала Лимана фон Сандерса командующим армейским корпусом, расквартированным в Константинополе, был последним серьезным дипломатическим кризисом кануна Первой мировой войны 1914–1918 гг. Этот конфликт еще раз вскрыл глубокие противоречия, существовавшие между Тройственным союзом и Тройственным согласием, напряженную борьбу великих держав за влияние в Турции, за контроль над Проливами.
Россия не могла допустить, чтобы Германия заняла господствующие позиции в районе Проливов и завладела «ключами от дверей». Нахождение Проливов в руках сильного государства означало полную зависимость экономического развития юга России от этого государства. В российских правящих кругах укрепилось мнение о необходимости усиления боевой мощи Черноморского флота и преобладания российского флота над турецким.
Позиция британской дипломатии во время этого конфликта была сложна и противоречива, что определялось целым рядом обстоятельств во взаимоотношениях между Англией и Германией. В Германии, усиленно готовясь к большой войне, делали ставку на то, что Лондон в случае ее возникновения останется нейтральным. Между тем с 1908 г. в Турции находилась английская военно-морская миссия во главе с адмиралом, осуществлявшая реорганизацию турецкого флота. Лондон не мог примириться с приобретением Германией господствующего положения на Босфоре, откуда она могла непосредственно угрожать важнейшей колонии Великобритании — Индии, Суэцкому каналу и британским позициям в Египте.
Британия решила не обострять отношений с Германией, сохраняя видимость сближения с Берлином. При этом английские политики и дипломаты действовали в направлении укрепления Антанты и сплочения ее рядов перед лицом возрастающей напряженности в Европе. Но в Лондоне понимали, что Россия едва ли готова вступить в войну из-за германской военной миссии. Российское правительство, в свою очередь, сознавало, что выступать вместе с Францией без поддержки Англии было бы крайне рискованно. Уклончивая позиция Лондона в вопросе о германской военной миссии произвела в России негативное впечатление. Желая его сгладить, британские дипломаты и политики всячески пытались убедить Петербург в искренности и поддержке Англии, а также в том, что Лондон сделал все, зависящее от него, чтобы обеспечить России приемлемое урегулирование этого вопроса.
Германская военная миссия, как и Балканские войны 1912–1913 гг., была прологом к Первой мировой войне, которая разгорелась через полгода после дипломатического кризиса из-за миссии Лимана фон Сандерса и вследствие австрийского натиска на Сербию, а не из-за русско-германских споров о Константинополе.
Весной 1914 г. главными соперниками на мировой арене оставались Германия и Англия. Однако с 1913 г. и почти до самого начала мировой войны усилия британской дипломатии были направлены на то, чтобы скрывать остроту англо-германского антагонизма.
Россия стремилась к открытому превращению Антанты в военно-политический союз, который должен был оказать сдерживающее воздействие на Германию, а в случае, если бы война все-таки разразилась, с самого начала обеспечить России и Франции активную поддержку со стороны Британии.
Даже незавершенные русско-британские военно-морские переговоры были важным шагом на пути укрепления связей внутри Антанты и значительно облегчили союзникам разрешение труднейшей задачи: согласование дипломатических усилий России, Франции и Великобритании в решающие дни июля 1914 г.
В результате в последние недели перед войной был выработан проект морского соглашения между Россией и Англией, однако императорское правительство не настаивало на принятии Великобританией средиземноморских проектов российского Морского министерства, затрагивавших вопрос о Проливах.
Вплоть до начала мировой войны Петербург ничего реального не сделал для подготовки десанта в Проливах. Не многое было сделано и для развития Черноморского флота, перед которым стояла задача не только оборонять побережье империи, но и добиться господства на море для высадки и защиты десанта от возможного нападения турецкого флота.
Совещание 8 февраля 1914 г. по вопросу о Проливах также констатировало, что российские действия в отношении Проливов могли бы осуществляться только в условиях европейской войны. В военных и морских кругах считали, что одновременно с операциями на Западном фронте во время предстоящей войны Россия должна занять Константинополь и Проливы, чтобы успеть к моменту мирных переговоров поставить другие державы перед свершившимся фактом владения Россией Проливами. Только в таком случае, полагали в Петербурге, Европа согласится на разрешение этого вопроса на приемлемых для России условиях.
Июльский кризис 1914 г., послуживший началом мировой войны, стал последним в цепи международных кризисов и локальных войн, не раз ставивших под угрозу европейскую стабильность. В 1914 г. Россия сознавала, что без надежных союзников она не может вступить в схватку с Германией и Австро-Венгрией, и уже не питала иллюзий, что проблему Проливов можно решить мирным путем. Поэтому одной из основных причин вступления России в Первую мировую войну явилась давняя вожделенная цель царизма — Константинополь и Проливы.
Список источников и литературы
Неопубликованные архивные источники
Ф. 133. Канцелярия министра. Оп. 470.
Ф. 133. 1906 г. Д. 97. Ч. 2.
Ф. 133. 1907 г. Д. 31, 65, 72, 88.
Ф. 133. 1908 г. Д. 70, 91, 198, 210, 211.
Ф. 133. 1909 г. Д. 71.3, 72.4, 197, 216.
Ф. 133. 1910 г. Д. 204, 211.
Ф. 133. 1911 г. Д. 34, 211.
Ф. 133. 1912 г. Д. 34, 104, 214.
Ф. 133. 1913 г. Д. 22, 24, 26, 27, 33.
Ф. 137. Отчеты МИД России. Оп. 475. За 1907 г. — Д. 139, за 1908 г. — Д. 140, за 1911 г. — Д. 143, за 1912 г. — Д. 144.
Ф. 138. Секретный архив министра. Оп. 467. Д. 259/260, 288/290, 287/289, 290/292, 323/327, 324/328, 455/473, 456/475, 457/476, 458/477. 459/478, Д.460/479, 461/480, 462/481, 463/482, 707/756, 711/770. 712/771.
Ф. 139. Вторая газетная экспедиция канцелярии МИД России. Оп. 476. Д. 464, 465, 482, 483, 485, 499, 504, 565, 572, 580, 583, 587.
Ф. 180. Посольство в Константинополе. Оп. 517/2. Д. 4126, 4142, 4148, 4149, 4140, 4882.
Ф. 184. Посольство в Лондоне. Оп. 520. Д. 1260.1318, 1331, 1324, 1418, 1428, 1465.
Ф. 340. Коллекция документальных материалов чиновников МИД: Оп. 812. Личный архив Сазонова. Д. 9, 10, 21, 34, 35, 36, 49, 86, 134, 141; Оп. 835. Личный архив Извольского. Д. 25, 27, 28, 39, 54.
Ф. Политический архив 1908. Д. 3378.
Ф. Политический архив 1911. Д. 34.
Ф. Политический архив 1912. Д. 131, 3699, 3700.
Ф. Политический архив 1913. Д. 3705.
Фонды личного происхождения: Ф. 541. Оп. 294. col1_0 73; Ф. 539. Оп. 1. col1_1 41, 42, 80, 81.
Ф. 559. Оп. 1. Извольский А. П.
Ф. 1126. Оп. 1. Бенкендорфы, Аполеусы, Шуваловы.
Ф. 601. Оп. 2. Романовы. Николай II.
Ф. 1. Канцелярия Военного министерства. Д. 97906, 218591.
Ф. 400. Главный штаб. Д. 213156.
Ф. 2000. Главное управление Генерального штаба (ГУГШ). Оп. 1. Т. 1. Д. 146, 361, 672, 860, 912, 916, 961, 975, 1002, 10007, 1187. Т. 2. Д. 1835, 2219, 2220, 2868, 2870, 2987, 2991, 3001–3002, 3028, 3240, 3245–3246, 3363. Т. 3. Д. 3694, 3775, 3781, 3785, 3788, 3825. Т. 5. Д. 5412, 6643, 6747, 6766, 6863, 7255, 7262, 7322, 7415.
Ф. 431. Коллекция Англия. Д. 58, 61.
Ф. 450. Коллекция Турция. Д. 143–147.
Ф. 1837. Д. 371–376.
Опубликованные источники
1. Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций. 1832–1895. СПб., 1898.
2. Материалы по истории франко-русских отношений. М., 1922.
3. Международные отношения в эпоху империализма. Сер. 2. Т. 18–20. М., 1938–1949; Сер. 3. Т. 1–4. М., 1931–1934.
4. Сборник дипломатических документов, касающихся событий на Балканском полуострове. 1 августа 1912 г. — июль 1913 г. СПб., 1914.
5. Сборник договоров России с другими государствами. 1856–1917. М., 1952.
6. British Documents on Foreign Affaires. Pt. 1. Ser. A. Russia. Vol. 4–6. Bethesde, 1983.
7. British Documents on the Origins of the War. 1898–1914. Vol. 4–10. London. 1926–1938.
Воспоминания, мемуары
1. Берти Ф. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже. 1914–1919. М.; Л., 1927.
2. Бюлов Б. Воспоминания. М., 1935.
3. Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М., 1991.
4. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. М., 1966.
5. Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. СПб., 1993.
6. Извольский А. П. Воспоминания. М.-Пг., 1924.
7. Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919. Т. 1–2. Пг., 1960.
8. Лихновски К. М. Моя миссия в Лондоне. Пг., 1918.
9. Луи Ж. Записки посла. М., 1925.
10. Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991.
11. Переписка Вильгельма II с Николаем II. М.; Пг., 1923.
12. Сазонов С. Д. Воспоминания. М., 1991.
13. Соловьев Ю. Я. Воспоминания дипломата. М., 1991.
14. Суворин А. С. Дневник. М.; Пг., 1924.
15. Таубе Ж. 20 лет дипломатической борьбы. М., 1960.
Периодические издания
«Биржевые ведомости». 1912.
«Вечернее время». 1914.
«Голос Москвы». 1908.
«Московские ведомости». 1907–1914.
«Новое время». 1907–1914.
«Правда». 1913.
«Речь». 1907–1914.
«Россия». 1911.
«Русь». 1907.
«Вестник Европы». 1906–1914. № 1–12.
«Вестник НКИД». 1919. № 1.
«Исторический архив». 1962. № 5.
«Красный архив». 1924. № 6–7; 1925. № 3; 1926. № 3; 1930. № 6; 1932. № 1–2; 1933. № 6; 1935. № 2–3.
«Русская мысль». 1907–1914. № 1–12.
«Современник». 1907–1914. № 1–12.
«Современный мир». 1915. № 7–8.
«The Times». 1907–1914.
«The Standard». Сентябрь-октябрь 1907; октябрь-ноябрь 1908; сентябрь 1909.
«The Daily News». Сентябрь 1907; ноябрь 1911.
Литература
1. Аветян А. С. Русско-германские дипломатические отношения накануне Первой мировой войны 1910–1914. М., 1985.
2. Алиев Г. З. Турция в период правления младотурок (1908–1914). М., 1972.
3. Ананьич Б. В. Россия и международный капитал 1897–1914. Л., 1970.
4. Базилевич К. В. О Черноморских проливах. (Из истории вопроса). М., 1946.
5. Балашев И. Заветная мечта каждого русского. Спб., 1913.
6. Бестужев И. В. Борьба России по вопросам внешней политики 1906–1910. М., 1961.
7. Бовыкин В. И. Из истории возникновения Первой мировой войны: Отношения России и Франции в 1912–1914 гг. М., 1961.
8. Богаевский П. Босфор и Дарданеллы в их международном положении. Киев, 1915.
9. Боев Ю. А. Ближний Восток во внешней политике Франции 1898–1914. Очерки истории дипломатической борьбы Франции за Ближний Восток. Киев. 1964.
10. Бондаревский Л. Г. Английская политика и международные отношения в бассейне Персидского залива. Конец XIX — нач. XX. М., 1968.
11. Бруксон Я. Б. Империалистические блоки. М.; Л., 1929.
12. Виноградов К. Б. Боснийский кризис 1908–1909 г. Пролог Первой мировой войны. М., 1964.
13. Виноградов К. Б. Дэвид Лллойд Джордж. М., 1970.
14. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII — начало XX в. М., 1978.
15. Глубовский В. Проклятый вопрос России. Восточный вопрос. М., 1914.
16. Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. Спб., 1907.
17. Гурко-Кряжин В. А. Ближний Восток и Державы. М., 1925.
18. Дипломатический словарь: В 3 т. М., 1986
19. Донадзе В. Б. Босфор и Дарданеллы. Очерки. Тбилиси, 1983.
20. Драное Б. А. Черноморские проливы. Международно-правовой режим. М., 1948.
21. Европейские державы и Греция в эпоху Первой мировой войны. М., 1922.
22. Екунидзе Д. Проблема Черноморских проливов. Тбилиси, 1946.
23. Ерофеев Н. А. Очерки по истории Англии 1815–1917. М., 1959.
24. Ерусалимский А. С. Из истории международных отношений 1871–1918. Б. м. 1940.
25. Зайончковский А. М. Подготовка России к мировой войне в международном отношении. М., 1926.
26. Захаров Н. А. Наше стремление к Босфору и Дарданеллам и противодействие ему западноевропейских держав. Доклад, читанный в Петербургском клубе общественных деятелей. 23 января 1915 г. Пг., 1916.
27. Зиновьев Г. Е. Тройственный союз и Тройственное согласие. Пг., 1917.
28. Значение договоров о Проливах. М., 1905.
29. Золотарев В. А., Козлов И. А. Российский флот на Черном море. М., 1988.
30. Игнатьев А. В. Внешняя политика России 1907–1914. Тенденции. Люди. События. М., 2000.
31. Игнатьев А. В. Российская дипломатия в портретах. М., 1992.
32. История внешней политики России. Конец XIX — начало XX в. М., 1997.
33. История Европы. Т. 5. М., 2000.
34. История дипломатии / Под ред. В. М. Хвостова. Т. 2. М., 1963.
35. Истягин Л. Г. Германское проникновение в Иран и русско-германские противоречия накануне Первой мировой войны. М., 1979.
36. Ключников Ю., Сабанин А. Международная политика в новейшее время в договорах, нотах и декларациях. Ч. 1. От Февральской революции до империалистической войны. М., 1925.
37. Константинополь и Проливы. По секретным документам бывшего императорского российского МИД. Т. 1. М.; Л., 1925.
38. Кочетков А. Н., Муратов X. Ч. Борьба России за выход к Черному морю. М., 1951.
39. Лаврова Т. В. Черноморские проливы. Исторический очерк. Ростов н/Д. 1997.
40. Ладыженский А. М. Тройственный союз и Тройственное согласие. М., 1914.
41. Лисенко В. К. Ближний Восток как рынок сбыта русских товаров. СПб., 1913.
42. Лучицкий И. В. Очерк международных отношений в Западной Европе с 1900 г. Пг., 1918.
43. Майзель Б. Средиземноморская проблема и опасности войны. М.; Л., 1928.
44. Миллер А. Ф. Турция и проблемы проливов. М., 1947.
45. Мировые войны XX века. Кн. 1.: Первая мировая война; ист. очерк. М., 2002. Кн. 2: Документы и материалы. М., 2002.
46. Могилевич А. А., Айрапетян М. Э. На путях к мировой войне. 1914–1917 гг. М., 1940.
47. НовичевА. Д. Очерки экономики Турции до Первой мировой войны. М.; Л., 1937.
48. Нольде Б. Э. Внешняя политика. Исторические очерки. Пг., 1915.
49. Остальцева А. Ф. Англо-русское соглашение. 1907 г. Саратов, 1977.
Читать бесплатно другие книги:
