Пять поросят Кристи Агата
— А вы считаете, что ваш брат способен вызвать у меня превратное впечатление?
— Честно — да. Дело в том, что между ним и Кэролайн всегда существовал, так сказать, антагонизм.
— Почему?
Вопрос Блейку, по-видимому, не понравился.
— Почему? Откуда мне знать почему? Так складывались отношения. Филип при каждом удобном случае цеплялся к ней. Он был очень недоволен, когда Эмиас на ней женился. Больше года не встречался с ними. Тем не менее Эмиас оставался его близким другом. Наверное, причина и была именно в этом. Филип, вероятно, считал, что на свете нет женщины, которая была бы достойна его приятеля. А может, боялся, что под влиянием Кэролайн их дружба разладится.
— Так и случилось?
— Вовсе нет. Эмиас оставался другом Филипа до конца своих дней. Любил посмеяться над ним за любовь к деньгам, за увлеченность биржевыми сделками, за то, что он все больше и больше становится обывателем. Но Филип не обращал внимания. Он только усмехался и говорил, что Эмиасу повезло, что у него оказался хоть один респектабельный друг.
— А как ваш брат относился к роману Эмиаса с Эльзой Грир?
— Мне почему-то непросто ответить на ваш вопрос. Филипа порой нелегко понять. По-моему, он злился на Эмиаса за то, что тот делает из себя дурака из-за этой девицы. И не раз говорил, что ничего из этого не получится и что Эмиасу суждено об этом пожалеть. И в то же время мне кажется — да я в этом и не сомневаюсь, — что он был доволен, видя Кэролайн униженной.
У Пуаро поднялись брови.
— В самом деле?
— Поймите меня правильно, — ответил Блейк. — Я высказываю только свое мнение, не более того. Так вот, мне кажется, что он был этим доволен. Не знаю, испытывал он такое чувство сознательно или бессознательно. У нас с Филипом мало общего, но мы все-таки родные братья и должны понимать друг друга. Обычно братья знают мысли друг друга.
— А после трагедии?
Мередит Блейк покачал головой. Лицо его передернулось судорогой боли.
— Бедняга Фил. Он был искренне потрясен. И долго не мог прийти в себя. Он был очень привязан к Эмиасу. Преклонялся перед его талантом. Мы с Крейлом одного возраста. А Филип на два года моложе и поэтому всегда смотрел на Эмиаса снизу вверх. Да, для него это был настоящий удар. Он был очень зол на Кэролайн.
— И он тоже не испытывал никаких сомнений?
— Ни у кого из нас не было сомнений… — ответил Мередит Блейк.
Наступило молчание. А затем с грустью и раздражением, свойственным человеку безвольному, Блейк сказал:
— Все это забыто… кончено. И вот являетесь вы и начинаете раскапывать все заново…
— Не я. Кэролайн Крейл.
— Кэролайн? — вытаращил глаза Мередит. — Что вы хотите этим сказать?
Не сводя с него взгляда, Пуаро ответил:
— Кэролайн Крейл-младшая.
Лицо Мередита смягчилось.
— Ах да, малышка Карла. Я даже не сразу вас понял.
— Вы решили, что я говорю о самой Кэролайн Крейл? Вы решили, что я говорю о той, кому — как это сказать? — суждено спокойно спать в своей могиле?
— Не нужно, — вздрогнул Мередит Блейк.
— Вам известно, что в последнем в своей жизни письме, адресованном ее дочери, она написала, что невиновна?
Мередит опять вытаращил глаза.
— Кэролайн так написала? — не мог поверить он.
— Да. — Помолчав, Пуаро спросил:
— Вас это удивляет?
— И вас бы удивило, если бы вы видели ее на суде. Бедное, загнанное в угол, беззащитное существо. Она даже не пыталась бороться.
— Капитулировала?
— Нет-нет. Ни в коем случае. Скорей, здесь играло роль сознание того, что она убила человека, которого любила, по крайней мере так мне казалось в ту пору.
— А сейчас вы сомневаетесь?
— Написать такую вещь, да еще когда умираешь…
— Быть может, это была ложь во спасение? — подсказал Пуаро.
— Может быть, — с сомнением в голосе согласился Мередит. — Но это не похоже на Кэролайн…
Эркюль Пуаро кивнул. Карла Лемаршан сказала то же самое. Но Карла утверждала это, исходя из детских воспоминаний. А вот Мередит Блейк хорошо знал Кэролайн. Это было первое полученное Пуаро подтверждение того, что мнению Карлы можно доверять.
Мередит Блейк смотрел на него.
— Если… Если Кэролайн была невиновна, тогда все это просто безумие! — медленно сказал он. — Только я не вижу другого решения… — Он резко обратился к Пуаро:
— А вы? Что думаете вы?
Молчание.
— Пока, — наконец заговорил Пуаро, — я ничего не думаю. Я только собираю мнения. Хочу знать, что представляла собой Кэролайн Крейл. Каким был Эмиас Крейл. Что представляли собой люди, которые были там в ту пору. Что именно имело место в течение тех двух дней. Вот что мне нужно. Тщательно изучить один за другим все факты. Ваш брат готов мне помочь. Он согласился письменно изложить все события в том порядке, в каком они ему помнятся.
— Большой пользы вам от него не будет, — резко сказал Мередит Блейк. — Филип — человек занятой. Он старается не держать в памяти события, с которыми покончено. Вполне возможно, что он многое перепутает.
— Все запомнить трудно, я понимаю.
— Вот что я вам скажу… — Мередит вдруг умолк, а потом, покраснев, продолжал:
— Если хотите, я могу сделать то же самое. Тогда вы сможете, так сказать, сверить наши воспоминания, верно?
— Это было бы замечательно! — с горячностью откликнулся Пуаро. — Какая превосходная мысль!
— Решено, я пишу. У меня где-то лежат старые дневники. Только имейте в виду, — он смущенно засмеялся, — я не большой литератор. И с орфографией я не в ладах. Надеюсь, вы не будете в претензии?
— Меня стиль и орфография мало интересуют. Мне нужен простой пересказ того, что вы помните. Кто что сказал, как кто выглядел, что произошло. И не отбирайте, пожалуйста, только то, что кажется важным вам. Все помогает, так сказать, воссоздать атмосферу.
— Понятно. Должно быть, нелегко представить себе людей и места, которых вы никогда не видели.
Пуаро кивнул.
— Я хотел попросить вас еще кое о чем. Олдербери прилегает к вашему поместью, не так ли? Нельзя ли мне побывать там и собственными глазами увидеть, где произошла трагедия?
— Я могу хоть сейчас проводить вас туда, — ответил Мередит Блейк. — Но, конечно, там многое с тех пор изменилось.
— Дом не был перестроен?
— Нет, слава богу, до этого не додумались. Но теперь там нечто вроде общежития, поместье купила какая-то общественная организация. Орды молодых людей наезжают туда на лето, поэтому все комнаты поделены на клетушки, да и само поместье тоже претерпело большие изменения.
— Вам придется восстановить его в памяти.
— Постараюсь. Как жаль, что вам не довелось его видеть в былые дни. Это было одно из самых красивых поместий в наших местах.
Они вышли и начали спускаться вниз по зеленевшей перед домом лужайке.
— А кто занимался продажей поместья?
— Опекуны маленькой Карлы. Ей досталось все, чем владел Крейл. Он не оставил завещания, поэтому его состояние должно было автоматически делиться поровну между женой и ребенком. Согласно завещанию Кэролайн, ее доля тоже досталась девочке.
— И ничего ее сводной сестре?
— У Анджелы были деньги, оставленные ей ее отцом.
— Понятно, — кивнул Пуаро. И тут же воскликнул:
— А куда вы меня ведете? Ведь впереди уже берег моря.
— Должен объяснить вам нашу географию. Впрочем, через минуту вы сами все поймете. Видите бухту? Она называется Кэмел-Крик и вдается в сторону суши. Похоже на устье реки, а на самом деле это море. Чтобы попасть в Олдербери, нужно пойти направо и обогнуть бухту, но куда проще перебраться с одного берега на другой на лодке. На том берегу и стоит Олдербери. Вот здесь бухта сужается и сквозь деревья просматривается дом.
Они дошли до небольшого пляжа. На другом берегу была роща, а за ней на вершине холма среди деревьев виднелся белый дом.
На берегу лежали две лодки. Мередит Блейк, которому попытался было помочь Пуаро, стащил одну из них в воду, и через минуту они уже шли на веслах по направлению к дому.
— В прежние дни мы всегда пользовались именно этим путем, — пояснил Мередит. — А если был ветер или шел дождь, тогда мы добирались на машине. Там мили три, если ехать кружным путем.
Он аккуратно пришвартовался вдоль каменного причала на другой стороне залива, а потом пренебрежительно оглядел размещенные на берегу деревянные домики и бетонные террасы.
— Все это новое. Раньше здесь стоял эллинг для лодок — ветхий сарай — и больше ничего. Можно было пройтись по пляжу и выкупаться вон там, возле скал.
Он помог Пуаро выбраться из лодки, привязал ее, и они стали подниматься по круто уходящей вверх тропинке.
— Вряд ли мы кого-нибудь встретим, — сказал он. — В апреле здесь если кто и бывает, то только на пасху. А встретим, не обращайте внимания — я со своими соседями в хороших отношениях. Солнце сегодня греет вовсю. Как летом. Вот и тогда стоял чудесный день. Больше было похоже на июль, чем на сентябрь. С неба лучилось яркое солнце, но дул довольно прохладный ветерок.
Тропинка, выйдя из рощи, обогнула нагромождение скал.
— А вон там, — показал Мередит, — Оружейный сад. Мы как раз под ним. Обходим его со стороны моря.
Тропинка опять пошла среди деревьев, а потом, круто свернув, привела к воротам в высокой каменной ограде. Отсюда наверх пролегла зигзагообразная дорожка, но Мередит открыл калитку, и они очутились за оградой.
На мгновенье Пуаро ослепил яркий солнечный свет. Оружейный сад расположился на искусственном плато с бойницами в каменной ограде и пушкой. Сад, казалось, навис над морем. Над садом и позади него росли деревья, но со стороны моря не было ничего, кроме ослепительно голубой воды.
— Привлекательное место, — заметил Мередит. И с презрением кивнул на нечто вроде беседки возле задней стены. — Этого в ту пору, разумеется, не было — только старый сарай, где у Эмиаса хранились краски, пиво в бутылках и несколько садовых стульев. И бетоном все это тоже не было залито. Здесь стояли стол и скамейка — чугунные, но крашеные. Вот и все. Тем не менее больших перемен вроде нет, — завершил он неуверенно.
— Именно здесь все и произошло? — спросил Пуаро. Мередит кивнул.
— Скамья была вон там, возле сарая. На ней он и лежал, когда его нашли. Правда, он часто писал полулежа. Откидывался на спинку и смотрел, смотрел… А потом вдруг вскакивал и, как безумный, начинал класть мазки один за другим. — Он помолчал. — Поэтому, когда его нашли, он вовсе не казался мертвым. Спит человек, и все. Откинулся на спинку скамьи и задремал. Этот яд вызывает мгновенный паралич. Человек даже боли не чувствует… Я… Я даже рад был этому…
— А кто его нашел? — спросил Пуаро, хотя уже знал ответ.
— Она. Кэролайн. После обеда. Мы с Эльзой, по-моему, последними видели его в живых. Должно быть, яд уже проник в организм. Потому что у него был какой-то странный вид. Я бы предпочел об этом не говорить. Лучше напишу. Мне так легче.
Он резко повернулся и вышел из Оружейного сада. Пуаро, не говоря ни слова, последовал за ним.
Они поднялись вверх по зигзагообразной дорожке. Выше была еще одна лужайка, затененная деревьями, там стоял стол и скамейка.
— И здесь нет больших перемен, — заметил Мередит. — Правда, скамейка не была подделкой под старину, а просто крашеной, чугунной. Сидеть на ней было немного жестко, зато какой вид!
Пуаро согласился. Сквозь кроны деревьев были видны Оружейный сад и залив.
— Перед обедом я некоторое время провел здесь, — сказал Мередит. — Деревья тогда еще не разрослись так, как теперь. Были хорошо видны бойницы. На одной из них сидела Эльза, позируя для картины. Она сидела, повернув голову в сторону. Деревья растут быстрее, чем кажется, — еле приметно передернув плечами, пробормотал он. — А может, просто я сам старею. Пойдемте в дом.
Они продолжали свой путь по дорожке, пока она не привела их прямо к дому. Это был красивый старый дом в стиле эпохи Георгов. К нему уже была сделана пристройка, а на зеленой лужайке перед ним расположились около пятидесяти деревянных домиков.
— Молодые люди спят здесь, а девушки в большом доме, — объяснил Мередит. — Не думаю, что вас здесь что-либо может заинтересовать. Все комнаты поделены перегородками. Вот здесь когда-то была небольшая теплица. А эти люди построили вместо нее крытую галерею. Им, наверное, нравится проводить здесь свой отдых. Но, конечно, жаль, что они не оставили все как было. — Он круто повернулся. — Обратно пойдем другой дорогой. А то мне всюду мерещится прошлое. Кругом одни привидения.
Они вернулись к причалу более длинным и петляющим путем. Оба молчали. Пуаро понимал, в каком настроении пребывает его спутник.
Когда они снова оказались в Хэндкросс-Мэнор, Мередит Блейк вдруг сказал:
— Знаете, я ведь купил ту картину. Ту самую, которую Эмиас писал. Мне претила мысль о том, что ее продадут только из-за ее скандальной репутации и эти негодяи с их склонностью к патологии будут на нее глазеть Работа в самом деле превосходная. Эмиас говорил, что это его лучшая вещь, и, по-моему, был прав. Практически он ее завершил. Собирался поработать над ней день-другой, не больше. Хотите на нее посмотреть.
— С удовольствием, — поспешил заверить его Эркюль Пуаро.
Блейк провел его через холл, вынул из кармана ключ, отпер дверь, и они очутились в довольно большой комнате, где пахло пылью. Окна были закрыты деревянными ставнями Блейк распахнул их. Потом с трудом поднял раму, и в комнату ворвался напоенный весенними ароматами воздух.
— Вот так-то лучше, — сказал он.
Он стоял у окна, вдыхая свежий воздух, и Пуаро подошел и встал рядом. Спрашивать, что это за комната, было незачем. Полки были пустыми, но на них еще остались следы от бутылок. Возле одной из стен рядом с раковиной стоял пришедший в негодность химический прибор. На всех вещах лежал толстый слой пыли.
Мередит Блейк смотрел в окно.
— С какой легкостью возвращается прошлое, — сказал он — Вот именно здесь я стоял, вдыхая запах цветущего жасмина, и разливался соловьем о моих необыкновенных снадобьях и настойках.
Пуаро машинально протянул в окно руку и отломил покрытую листьями ветку жасмина.
Мередит Блейк решительными шагами подошел к стене, на которой висела укутанная от пыли в простыню картина. И дернул простыню за край.
У Пуаро перехватило дыхание. До сих пор ему довелось видеть четыре картины, написанные Эмиасом Крейлом: две в Тейтовской галерее, одну у лондонского торговца картинами и еще натюрморт с розами. А сейчас перед ним была картина, которую художник считал лучшей из своих работ; он еще раз убедился, каким превосходным мастером был Крейл.
Картина была написана в характерной для него манере и казалась покрытой глянцем. На первый взгляд она напоминала плакат — такими кричащими были ее краски. На ней была изображена девушка в ярко-желтой рубашке и темно-синих брюках. Залитая ярким светом солнца, она сидела на серой стене на фоне ярко-голубого моря. Таких обычно изображают на рекламных щитах.
Но первое впечатление было обманчивым. В картине была едва приметная искаженность: чуть больше, чем нужно, блеска и света. Что же касается девушки…
Она была сама жизнь. Здесь было все, что можно ждать от жизни, юности, кипучей энергии. Сияющие лицо и глаза…
Столько жизни! Столько юной страсти! Вот что видел Эмиас Крейл в Эльзе Грир, которая сделала его слепым и глухим по отношению к такому благородному созданию, каким была его жена. Эльза была жизнь, юность.
Идеальное, с тонкой и стройной фигурой существо, голова вскинута, взгляд самонадеянный и торжествующий. Смотрит на вас, разглядывает, ждет…
Эркюль Пуаро вскинул руки.
— Изумительно… Да, изумительно…
— Она была такой молодой, — взволнованно прошептал Мередит Блейк.
Пуаро кивнул.
«Что имеют в виду большинство людей, когда говорят „такая молодая“? — думал он. — Такая невинная, такая трогательная, такая беспомощная? Но молодость — это дерзость, это сила, это энергия — и жестокость! И еще одно — молодость легкоранима».
Вслед за Блейком он пошел к выходу. Интерес Пуаро к Эльзе Грир возрос. Следующий визит он нанесет ей. Что Сделали годы с этим пылким, страстным, дерзким существом?
Он еще раз посмотрел на картину.
Эти глаза, они следят за ним… Хотят ему что-то сказать…
Но если он не поймет, что они хотят ему сказать? Сможет ли это сделать сама женщина? Или эти глаза пытаются сказать нечто, чего их владелица не знает?
Такая самонадеянность, такое предвкушение торжества.
Но тут вмешалась Смерть и выхватила жертву из этих жадных, нетерпеливых юных рук…
И свет погас в этих горящих от торжества глазах. Какие теперь глаза у Эльзы Грир?
Он вышел из комнаты, бросив на картину последний взгляд.
«Она была чересчур жизнерадостной», — подумал он.
И ему стало… чуть страшно.
Глава VIII
Третий поросенок устроил пир горой…
Окна дома на Брук-стрит украшали ящики с тюльпанами. А когда открылась входная дверь, от стоявшей в холле огромной вазы с цветами поплыл аромат душистой белой сирени.
Пожилой дворецкий принял у Пуаро шляпу и палку. Их тотчас перехватил появившийся откуда-то лакей, а дворецкий почтительно пробормотал:
— Не угодно ли следовать за мной, сэр?
Вслед за ним Пуаро пересек холл и спустился на три ступеньки вниз. Отворилась дверь, дворецкий четко и ясно произнес его имя и фамилию.
Затем дверь закрылась, со стула возле горящего камина поднялся и пошел ему навстречу высокий худощавый человек.
Лорду Диттишему было около сорока. И был он не только пэр Англии, но и поэт. Две его экстравагантные стихотворные пьесы ценой немалых расходов были поставлены на сцене и имели succes destime[8]. У него был довольно выпуклый лоб, острый подбородок, чудесные глаза и удивительно красивый рот.
— Прошу садиться, мсье Пуаро, — сказал он. Пуаро сел и взял предложенную хозяином сигарету.
Лорд Диттишем закрыл коробку, зажег спичку, подождал, пока Пуаро прикурит, и только тогда сел сам и задумчиво посмотрел на гостя.
— Насколько я понимаю, вы пришли повидаться с моей женой, — сказал он.
— Леди Диттишем любезно согласилась меня принять, — подтвердил Пуаро.
— Понятно. Наступило молчание.
— Вы, надеюсь, не возражаете, лорд Диттишем? — рискнул спросить Пуаро.
Худое сонное лицо вдруг расцвело в улыбке.
— Кто в наши дни, мсье Пуаро, принимает всерьез возражения мужа?
— Значит, вы против?
— Нет, не могу сказать, что я против. Но, должен признаться, я несколько опасаюсь того эффекта, который произведет на мою жену беседа с вами. Позвольте быть предельно откровенным. Много лет назад, когда моя жена была совсем юной, на ее долю выпало тяжкое испытание. Я считал, что она оправилась от потрясения и забыла о случившемся. И вот являетесь вы. Боюсь, ваши вопросы пробудят старые воспоминания.
— Очень жаль, — сочувственно произнес Пуаро.
— Я плохо представляю, каков будет результат.
— Могу заверить вас, лорд Диттишем, что я сделаю все возможное, чтобы не расстроить леди Диттишем. Она, судя по всему, человек хрупкий и нервный.
И вдруг, к удивлению Пуаро, его собеседник расхохотался.
— Кто, Эльза? — спросил он. — Да у Эльзы сил как у лошади.
— В таком случае… — Пуаро дипломатически умолк. Эта ситуация показалась ему любопытной.
— Моя жена, — сказал лорд Диттишем, — способна пережить любое потрясение. Меня интересует, знаете ли вы, почему она согласилась встретиться с вами?
— Из любопытства? — безмятежно предположил Пуаро.
Что-то похожее на уважение мелькнуло в глазах хозяина дома.
— А, значит, вы это понимаете?
— Разумеется. Женщина не способна отказаться от возможности поговорить с частным детективом. Мужчина пошлет его к черту.
— Есть и женщины, которые могут послать его к черту.
— Но не раньше, чем побеседуют с ним.
— Возможно. — Лорд Диттишем помолчал. — Кому нужна эта книга?
Эркюль Пуаро пожал плечами.
— Одни воскрешают былые мотивы, воссоздают былые интермедии, возрождают былые костюмы. А другие восстанавливают в памяти былые преступления.
Лорд Диттишем презрительно скривился.
— Можете относиться к этому как угодно, но человеческую натуру не изменить. Убийство — это драма. А люди жаждут драмы.
— Это так, — согласился лорд Диттишем.
— Поэтому, как вы понимаете, — сказал Пуаро, — книга будет написана. В мои же обязанности входит присмотреть за тем, чтобы в ней не было грубых ошибок или искажений известных фактов.
— Я всегда считал, что факты являются общественным достоянием.
— Факты, но не их интерпретация.
— Что вы имеете в виду, мсье Пуаро? — резко спросил Диттишем.
— Дорогой лорд Диттишем, разве вам не известно, что существуют многочисленные возможности подхода к историческому факту. Возьмем пример: сколько книг написано о королеве Марии Стюарт, где она представлена то мученицей, то бесчестной и распутной женщиной, то простодушной святой, то убийцей и интриганкой, то жертвой обстоятельств и судьбы! Выбирайте, что хотите.
— А в данном случае? Крейла убила его жена — это по крайней мере доказано. Во время судебного процесса моя жена подверглась незаслуженным оскорблениям. Ей приходилось тайно выбираться из здания суда. Общественное мнение явно было враждебным к ней.
— Англичане, — сказал Пуаро, — люди высокой нравственности.
— Верно, будь они прокляты! — подтвердил лорд Диттишем. И не сводя с Пуаро глаз, спросил:
— А вы лично?
— Я, — ответил Пуаро, — веду очень добродетельную жизнь. Но это отнюдь не то же самое, что быть человеком высокой нравственности.
— Порой я задумываюсь, — сказал лорд Диттишем, — что на самом деле представляла собой миссис Крейл. Все эти разговоры об оскорбленных чувствах жены. По-моему, за этим кроется нечто иное.
— Об этом может знать ваша жена, — заметил Пуаро.
— Моя жена, — отозвался лорд Диттишем, — ни разу не вспомнила о случившемся.
Пуаро с интересом взглянул на него.
— Я начинаю понимать…
— Что вы начинаете понимать? — резко перебил его Диттишем.
— Творческое воображение поэта… — с поклоном ответил Пуаро.
Лорд Диттишем встал и позвонил в звонок.
— Моя жена вас ждет, — резко сказал он. Дверь отворилась.
— Вы звонили, милорд?
— Проводите мсье Пуаро к леди Диттишем.
Два пролета лестницы наверх, мягкий ковер, приглушенный свет. Все свидетельствует о деньгах. Меньше о вкусе. Суровая простота в комнате лорда Диттишема. Но в остальной части дома царила роскошь. Все самое лучшее. Не обязательно самое броское. Просто «цена не имеет значения» и отсутствие воображения.
«Устроил пир горой? Да, горой!» — заметил про себя Пуаро.
Комната, куда его ввели, оказалась небольшой. Главная гостиная была на втором этаже. А это была личная гостиная хозяйки дома, которая стояла у камина, когда ей доложили о приходе Пуаро.
Ему опять вспомнилась фраза: Она умерла молодой…
Мысленно повторяя эти слова, он смотрел на Эльзу Диттишем, которая когда-то была Эльзой Грир.
Он никогда не узнал бы в ней той, что была на картине, которую показал ему Мередит Блейк. Там она была воплощением юности, воплощением энергии. Здесь же юности не было, быть может, не было никогда. Зато теперь он увидел то, чего не увидел в картине Крейла: Эльза была красивой женщиной. Да, навстречу ему шла настоящая красавица. И, разумеется, совсем еще молодая. Сколько ей? Не больше тридцати шести, если, когда случилась трагедия, ей было всего двадцать. Ее темные волосы были безупречно уложены на идеальной головке, черты лица были почти классическими, грим наложен очень умело.
Ему вдруг стало не по себе. Наверное, по вине старого мистера Джонатана, рассуждавшего о Джульетте… Никакой Джульетты здесь нет, впрочем, можно ли представить себе Джульетту уцелевшей и примирившейся, что нет ее Ромео?.. Разве сущность Джульетты не в том, что ей суждено было умереть юной?
Эльза Грир осталась жива…
Она обращалась к нему, произнося слова ровным, даже монотонным голосом:
— Я так заинтригована, мсье Пуаро. Садитесь, пожалуйста, и скажите, чем я могу быть вам полезна.
«Она вовсе не заинтригована, — подумал он. — Ничто не способно ее заинтриговать».
Большие серые глаза, похожие на мертвые озера. Пуаро в очередной раз прикинулся иностранцем.
— Я в замешательстве, мадам, в полнейшем замешательстве, — воскликнул он.
— Почему?
— Потому что я понял, что это… это воссоздание былой трагедии может оказаться исключительно болезненным для вас!
Ее это, похоже, позабавило. Да, именно позабавило. Она явно смеялась над его страхами.
— Наверное, это мой муж вас надоумил? Он ведь встретил вас, когда вы приехали? Он ничего не понимает. И никогда не понимал. Я вовсе не такая чувствительная, какой он меня представляет. — Ее по-прежнему забавляла создавшаяся ситуация. — Мой отец был простым рабочим, но сумел выйти в люди и скопить состояние. Для этого нужно быть толстокожим. Я такая же.
«Да, это правда, — подумал Пуаро. — Нужно быть толстокожей, чтобы поселиться в доме Кэролайн Крейл».
— Так чем же я могу вам помочь? — повторила леди Диттишем.
Читать бесплатно другие книги:
