Таинственный противник Кристи Агата
– Утверждение рассыльного, что мисс Каули назвала вокзал Черинг-Кросс. Они были так твердо уверены в том, куда им ехать, что решили, будто он ослышался.
– Так, значит, Бересфорд сейчас…
– В Гейт-хаусе, если только я не ошибаюсь.
Мистер Картер посмотрел на него с любопытством.
– Тогда почему вы – здесь, Пиль Эджертон?
– Я очень занят одним делом.
– А мне казалось, вы сейчас в отпуске?
– Но меня никто не освобождал от обязательств перед моими клиентами. В общем, если говорить точнее, – я готовлю дело. А про утонувшего американца ничего больше нет?
– К сожалению. Вам очень важно знать, кто он был?
– Кто он был, я и так знаю, – небрежно ответил сэр Джеймс. – Только доказать пока не могу, но знаю.
Собеседники не стали задавать ему напрашивающегося вопроса, заранее чувствуя, что ответа все равно не получат.
– Не понимаю одного, – внезапно сказал премьер-министр. – Каким образом эта фотография оказалась в ящике мистера Херсхейммера?
– Может, она и не покидала его? – мягко предположил адвокат.
– А как же наш мифический противник? Инспектор Браун?
– М-да! – задумчиво протянул сэр Джеймс и встал. – Но не буду отнимать у вас времени. Продолжайте вершить судьбы страны, а меня ждет… мое дело…
Два дня спустя Джулиус Херсхейммер вернулся из Манчестера. На столе его ждала записка Томми.
«Дорогой Херсхейммер.
Простите мою вспыльчивость. На случай, если мы больше не увидимся, желаю вам всего хорошего. Мне предложили работу в Аргентине, и я скорее всего соглашусь.
Ваш Томми Бересфорд».
По лицу Джулиуса скользнула странная улыбка. Он бросил письмо в мусорную корзину.
– Дуралей проклятый! – пробормотал он.
Глава 23
Наперегонки со временем
Поговорив по телефону с сэром Джеймсом, Томми затем явился в Саут-Одли. Альберт был на посту, при исполнении своего служебного долга. Томми ему представился – друг Таппенс. Альберт тут же оставил официальный тон.
– Здесь теперь все так тихо стало! – грустно сказал он. – Барышня, надеюсь, здорова, сэр?
– Я не рискнул бы этого утверждать, Альберт! Дело в том, что она… исчезла.
– Да неужто шайка ее сцапала?
– Вот именно.
– На самом дне, сэр?
– Черт побери, на суше!
– Это такое выражение, сэр, – терпеливо объяснил Альберт. – В кино у шаек всегда есть место, где они отсиживаются – это и есть «дно», ну, какой-нибудь ресторан. По-вашему, они ее прикончили, сэр?
– Надеюсь, что нет. Да, кстати, нет ли у тебя случайно тетки, бабки или еще какой-нибудь почтенной родственницы, которая вот-вот откинет копыта?
Физиономия Альберта медленно расплылась в блаженной улыбке.
– Усек, сэр. Моя бедная тетенька – она в деревне живет – уже давно тяжко хворает и призывает меня к своему смертному одру.
Томми одобрительно кивнул.
– Можешь доложить об этом кому следует и через час встретить меня у Черинг-Кросс?
– Я там буду, сэр, заметано.
Как и предвидел Томми, верный Альберт оказался бесценным союзником. Они поселились в гейт-хаусской гостинице. Альберт получил задание собрать информацию. Это оказалось довольно просто.
Астли-Прайерс принадлежал некоему доктору Адамсу. Насколько было известно хозяину гостиницы, доктор уже не практиковал, однако продолжал наблюдать кое-каких своих пациентов. Тут хозяин многозначительно покрутил пальцем у виска – «свихнутых», понимаешь? В деревне доктор пользовался общим уважением. Не скупился на пожертвования местному спортивному клубу – «приятный такой, добрый джентльмен». Давно ли он тут живет? Да, лет десять, а то и больше. Большой ученый. Из Лондона к нему то и дело ездят. То профессора, то просто посетители. Да, человек он радушный, гостей всегда хоть отбавляй.
Этот многословный панегирик[87] породил в душе Томми сомнение: неужели такой почтенный известный человек на самом деле – опасный преступник? И жизнь ведет совершенно обыкновенную для человека своей профессии. Ни намека на зловещие тайны. А что, если все его предположения – чудовищная ошибка? От этой мысли Томми похолодел.
Но тут он вспомнил про частных пациентов – о «свихнутых», и осторожно осведомился, нет ли между ними вот такой барышни, и описал Таппенс. Но про пациентов почти ничего узнать не удалось – они редко выходили за ограду. Столь же осмотрительное описание Аннет также результатов не принесло.
Астли-Прайерс оказался красивой кирпичной виллой среди густых деревьев, которые делали ее совершенно незаметной со стороны дороги.
В первый же вечер Томми в сопровождении Альберта отправился на разведку. По требованию Альберта они долго ползли по-пластунски, пыхтя и поднимая столько шума, что куда безопаснее было бы остаться в более привычном вертикальном положении. Как выяснилось, эти предосторожности были совершенно излишни. В саду, похоже, не было ни души, как чаще всего и бывает в загородных поместьях после наступления темноты. Томми опасался встречи со свирепой сторожевой собакой, Альберт же рассчитывал увидеть пуму[88] или дрессированную кобру. Однако до декоративного кустарника, окаймляющего дом, они добрались без всяких помех.
Шторы в столовой были подняты. Вокруг стола собралось многочисленное общество. Из рук в руки передавались бутылки портвейна. Обычный дружеский ужин. Из открытых окон доносились обрывки разговора. Компания азартно обсуждала местных крикетистов[89].
И вновь Томми ощутил противный холодок неуверенности. Да разве можно так натурально притворяться? Неужели его снова одурачили? Джентльмен, сидевший во главе стола (в очках, со светлой бородкой), выглядел на редкость респектабельным и добропорядочным.
В эту ночь Томми мучила бессонница. Утром неутомимый Альберт заключил соглашение с рассыльным зеленщика и, временно заняв его место, втерся в доверие к кухарке из Астли-Прайерс. Когда он вернулся, то уже ни капли не сомневался, что она «тоже из этой шайки», однако Томми не слишком доверял его чересчур пылкому воображению. Никаких фактов Томми так от него и не добился, в ответ на его расспросы Альберт твердил, что «она какая-то не такая». И что это было видно с первого взгляда.
На следующий день, вновь подменив рассыльного (к великой выгоде последнего), Альберт наконец принес обнадеживающие сведения. В доме действительно гостит молодая француженка. Томми отбросил все сомнения. Его догадки подтверждались. Но времени почти не оставалось. Было уже двадцать седьмое. Двое суток в его распоряжении до двадцать девятого – до «Профсоюзного дня», о котором уже ходило столько разных слухов. Тон газет становился все более возбужденным. Намеки на готовящийся профсоюзами переворот делались все смелее. Правительство отмалчивалось. Оно знало все и было готово к роковому дню. По слухам, между профсоюзными руководителями не было согласия. Наиболее дальновидные из них понимали, что их планы могут нанести смертельный удар по той Англии, которую они в глубине души любили. Их пугали голод и тяготы – неизбежные спутники всеобщей забастовки, и они были бы рады пойти навстречу правительству, свернуть с опасной дороги. Однако за их спиной работали тайные силы, они регулярно напоминали рабочим о былых несправедливостях, они разжигали страсти, они призывали к радикальным мерам.
Томми полагал, что благодаря мистеру Картеру он теперь верно оценивает ситуацию. Если роковой документ окажется в руках мистера Брауна, общественное мнение наверняка переметнется на сторону профсоюзных экстремистов и революционеров. Пока же шансы были примерно равными. Конечно, правительство может прибегнуть к помощи армии и полиции, тогда оно наверняка победит – но какой ценой! Томми лелеял надежду на другой, почти невероятный исход: движение экстремистов само собой сойдет на нет, как только будет схвачен и арестован мистер Браун. Так думал Томми. Ведь оно существовало исключительно благодаря воле его неуловимого главаря. Без него они сразу растеряются, начнется паника, и многие честные люди одумаются и в последний момент все-таки пойдут на примирение.
«Театр одного актера, – думал Томми. – Надо поскорей его изловить».
В какой-то мере именно это честолюбивое желание заставило его попросить мистера Картера не вскрывать запечатанный конверт. К тому же ему не давал покоя таинственный, никому не дающийся в руки договор. Порой Томми испытывал ужас перед своей непомерной дерзостью. И он еще смеет надеяться на то, что сделал великое открытие – коего не сумели сделать люди куда умнее и опытнее его. Но, невзирая на сомнения, он не отступал от своего плана. Вечером они с Альбертом вновь забрались в знакомый сад. На сей раз Томми собирался как-нибудь проникнуть в дом. Когда они прокрались к нему почти вплотную, Томми внезапно ахнул.
На третьем этаже кто-то стоял у освещенного окна, и на штору ложилась тень. Этот силуэт Томми узнал бы где угодно! Таппенс! Он ухватил Альберта за плечо.
– Стой здесь. Когда я запою, глаз не спускай с этого окна.
Сам он поспешно вернулся на дорожку и, очень натурально пошатываясь, оглушительным басом завопил:
- – «А я солдатик,
- Я английский солдатик –
- По моим башмакам это сразу видать…»
В госпитале граммофон без конца завывал эту песню. Наверняка Таппенс ее узнает и поймет, что к чему. Томми был начисто лишен слуха, зато глотку имел луженую. Так что шум он поднял оглушительный.
Вскоре корректнейший дворецкий величественно выплыл из дверей в сопровождении корректнейшего лакея. Дворецкий попытался его урезонить. Томми продолжал петь, ласково величая дворецкого «милым добрым толстопузиком». Тогда дворецкий подхватил его под руку, с другой стороны подоспел лакей, вдвоем они быстренько подвели Томми к воротам и аккуратно выставили вон. Дворецкий пригрозил ему полицией – чтобы не вздумал вернуться. Все было проделано великолепно – с безупречной естественностью и достоинством. Кто угодно поклялся бы, что дворецкий – вполне настоящий и лакей – натуральней не бывает. Но только фамилия дворецкого была Виттингтон.
Томми вернулся в гостиницу и начал ждать возвращения Альберта. Наконец этот сообразительный юноша вошел в номер.
– Ну! – нетерпеливо крикнул Томми.
– Все в ажуре. Пока они тащили вас, окошко открылось и оттуда что-то выбросили. – Он протянул Томми измятый листок. – Он был прикреплен к пресс-папье.
На листке было нацарапано: «Завтра в то же время».
– Молодчага! – вскричал Томми. – Дело пошло.
– А я написал записку на листке, обернул камешек и зашвырнул в окно, – с гордостью доложил Альберт.
Томми застонал.
– Твое усердие нас погубит, Альберт. Что хоть ты написал?
– Что мы живем в гостинице и чтобы она, если сможет удрать, пошла туда и заквакала по-лягушачьи.
– Она сразу догадается, что это ты, – сказал Томми со вздохом облегчения. – Воображение тебя подводит, Альберт. Ты хоть когда-нибудь слышал, как квакают лягушки?
Альберт заметно приуныл.
– Выше нос! – сказал Томми. – Все обошлось. Дворецкий мой старый друг, и бьюсь об заклад, что он меня узнал, хотя и не подал виду. Это не входит в их расчеты. Вот почему у нас все шло так гладко. Отпугивать меня они не хотят. Но и ковер мне под ноги стелить не собираются. Я пешка в их игре, Альберт, только и всего. Но, видишь ли, если паук позволит мухе без труда улизнуть, муха может заподозрить, что это неспроста. Молодой, но многообещающий мистер Томас Бересфорд очень кстати в нужную для них минуту выполз на сцену. Но в дальнейшем мистеру Томасу Бересфорду лучше держать ухо востро!
Томми лег спать в превосходном настроении, предварительно разработав подробный план действий на следующий вечер. Он не сомневался, что обитатели Астли-Прайерс пока не будут чинить ему препятствий. Ну, а чуть позже Томми намеревался устроить им сюрприз.
Однако около двенадцати часов его спокойствие было нарушено самым бесцеремонным образом. Ему сообщили, что кто-то спрашивает его в баре. Это был дюжий извозчик, чуть не по уши забрызганный грязью.
– Ну, любезный, что вам надо? – спросил Томми.
– Может, это для вас, сэр? – Извозчик показал ему очень грязный вчетверо сложенный листок, на котором было написано: «Передайте это джентльмену, живущему в гостинице по соседству с Астли-Прайерс. Получите десять шиллингов».
Увидев знакомый почерк, Томми с удовольствием отметил, что Таппенс сразу сообразила, что он мог поселиться в гостинице под вымышленной фамилией. Он протянул руку к листку.
– Совершенно верно.
Извозчик медлил.
– А десять шиллингов?
Томми поспешно вытащил из кошелька десятишиллинговую бумажку, и извозчик вручил ему листок, который Томми тут же развернул.
«Милый Томми.
Я догадалась, что это ты был вчера вечером. Сегодня не приходи. Они устроят засаду. Нас сейчас увезут. Вроде бы в Уэльс – Холихед. Записку я брошу на дороге, если удастся. Аннет рассказала мне, как ты вырвался. Не падай духом.
Твоя Тапенс».
Еще не дочитав этого вполне типичного для Таппенс послания, Томми завопил Альберту:
– Пакуй мой чемодан! Мы выезжаем.
– Есть, сэр! – послышался грохот каблуков. Альберт метался между шкафом и чемоданом.
Холихед? Так, значит, все-таки… Томми был сбит с толку и медленно перечитал записку.
Над его головой продолжали грохотать сапоги. Внезапно до Альберта снизу донеслось:
– Альберт! Я идиот! Распакуй чемодан.
– Есть, сэр!
Томми задумчиво разгладил листок.
– Да, идиот! – произнес он негромко. – Но не я один. И теперь я знаю кто!
Глава 24
Джулиус делает ход
В роскошном номере «Клариджа» Краменин, развалившись на диване, диктовал секретарю фразы, изобилующие шипящими звуками, коими так богат русский язык.
Внезапно телефон рядом с секретарем замурлыкал, он снял трубку и, спросив, кто это, обернулся к своему патрону.
– Вас.
– Кто?
– Назвался мистером Джулиусом П. Херсхейммером.
– Херсхейммер… – задумчиво повторил Краменин. – Знакомая фамилия.
– Его отец был одним из стальных королей Америки, – объяснил секретарь, обязанностью которого было знать все. – У этого молодого человека за душой, наверное, не один десяток миллионов.
Краменин прищурился.
– Пойди поговори с ним, Иван. Узнай, что ему нужно.
Секретарь послушно вышел, бесшумно притворив за собой дверь. Он скоро вернулся.
– Отказывается что-либо объяснить. Говорит, что дело абсолютно личное, и что ему необходимо вас видеть.
– Не один десяток миллионов, – пробормотал Краменин. – Ведите его сюда, мой дорогой Иван.
Секретарь снова вышел и привел Джулиуса.
– Мосье Краменин? – резко спросил посетитель.
Русский наклонил голову, внимательно вглядываясь в него своими светлыми змеиными глазами.
– Рад с вами познакомиться, – сказал американец. – У меня к вам очень важное дело, которое я хотел бы обговорить с вами наедине. – И он выразительно посмотрел на секретаря.
– Мой секретарь, мосье Грибер. От него у меня нет секретов.
– Возможно. Но у меня есть, – заметил Джулиус сухо, – а потому буду весьма обязан, если вы прикажете ему убраться.
– Иван, – мягко сказал русский, – уважь гостя, побудь в соседней комнате.
– Никаких соседних комнат! – перебил Джулиус. – Знаю я номера в таких отелях! Я должен быть уверен, что нас никто не услышит. Пошлите его в лавочку купить фунтик орехов.
Манеры американца не слишком понравились Краменину, но он сгорал от любопытства.
– А ваше дело займет много времени?
– Если оно вас заинтересует – возможно, и всю ночь.
– Ну, хорошо. Иван, ты мне больше сегодня не понадобишься. Сходи в театр, немножко развлечешься.
– Благодарю вас, ваше превосходительство.
Секретарь с поклоном удалился.
Джулиус, стоя у двери, провожал его взглядом. И наконец с удовлетворенным вздохом закрыл дверь.
– Ну, а теперь, мистер Херсхейммер, вы удовлетворены? Можете излагать свое дело.
– Это я сейчас, – начал Джулиус, растягивая слова. – Руки вверх, или я стреляю, – докончил он совсем другим тоном.
Секунду Краменин тупо смотрел на дуло пистолета, потом почти с комической торопливостью вскинул руки над головой. За эту секунду Джулиус успел оценить его: Краменин был жалким трусом, так что больших хлопот с ним не предвиделось.
– Это насилие! – истерически взвизгнул русский. – Насилие! Вы хотите меня убить?
– Нет, если вы не будете так вопить. И не подбирайтесь к звонку. Так-то оно лучше.
– Что вам надо? Не торопитесь! Не забывайте, я очень нужен моей стране. Моя жизнь мне не принадлежит. Возможно, меня очернили…
– В таком случае, – сказал Джулиус, – тот, кто вас продырявит и, стало быть, впустит в вас немножко света, окажет человечеству хорошую услугу. Но не беспокойтесь, убивать вас я пока не собираюсь. Конечно, если вы будете себя разумно вести.
Русский съежился под его угрожающим взглядом и облизнул пересохшие губы.
– Чего вы хотите? Денег?
– Нет. Мне нужна Джейн Финн.
– Джейн Финн?.. Я… В первый раз о ней слышу.
– Врете! Вы прекрасно знаете, о ком я говорю.
– Говорю вам, я никогда о ней не слышал.
– Вот и я говорю, – подхватил Джулиус, – что Малышу Вилли не терпится рявкнуть как следует.
Русский мигом сник.
– Вы не посмеете…
– Еще как посмею, старина!
Его тон, видимо, убедил Краменина, и он нехотя выдавил:
– Ну, предположим, я знаю, о ком вы говорите. Дальше что?
– Дальше вы мне прямо сейчас скажете, где ее можно найти.
Краменин мотнул головой.
– Не могу.
– Это почему же?
– Вы просите невозможного.
– Боитесь, а? Кого бы это? Мистера Брауна? А, задергались! Значит, он все-таки существует? До сих пор я в этом сомневался. Это же надо! Так трястись при одном упоминании о нем!
– Я его видел, – медленно произнес русский. – Разговаривал с ним. Но что это он, я узнал позже. Совсем не похож на лидера. Так, человек из толпы. Если я встречу его снова, то не узнаю. Кто он на самом деле, мне неизвестно, но в одном я твердо уверен: это страшный человек.
– Но он же ничего не узнает! – возразил Джулиус.
– От него ничего не скроешь, и его месть мгновенна. Даже я – Краменин! – не могу рассчитывать на снисхождение.
– Значит, вы отказываетесь выполнить мою просьбу?
– Вы просите невозможного.
– Жаль. Вам не повезло! Лично вам, – посмеиваясь, сказал Джулиус. – Но миру в целом – скорее, наоборот! – Он поднял пистолет.
– Стойте! – взвизгнул русский. – Неужели вы и правда хотите меня застрелить?
– Чистая правда. Как я слышал, вы, революционеры, человеческую жизнь ни во что не ставите. Однако, когда речь зашла о вашей собственной – вон как вы запели! Что ж, я дал вам шанс спасти вашу грязную шкуру – вы от него отказались.
– Но они меня убьют!
– Я же сказал, – ласково прожурчал Джулиус, – решать вам. Я могу только предупредить: Малыш Вилли бьет без промаха, и на вашем месте я бы выбрал мистера Брауна. Все-таки шанс.
– Если вы меня убьете, вас повесят, – не очень уверенно заявил русский.
– И не надейтесь, приятель. Вы забыли про доллары. Орава адвокатов засучит рукава, подыщет каких-нибудь знаменитостей от медицины, и те мигом установят, что у меня временное помрачение ума. Полгодика отдохну в тихом санатории, мое здоровье пойдет на поправку, доктора объявят, что кризис миновал и больной снова в здравом уме. Для малыша Джулиуса все кончится о'кей. Я готов стерпеть несколько месяцев врачебного надзора ради того, чтобы избавить мир от вас. Не надо тешить себя мыслью, будто по вашей милости меня повесят.
Русский ему поверил. Сам нечистый на руку, он знал, чего можно добиться с помощью денег. Ему доводилось читать отчеты об американских судах над убийцами, вполне в духе картины, нарисованной Джулиусом. Он сам покупал и продавал правосудие. У этого мускулистого американца, гнусненько растягивающего слова, на руках были все козыри.
– Считаю до пяти, – сказал Джулиус. – Если на цифре четыре вы еще не одумаетесь, то вам не придется больше бояться мистера Брауна. Он, возможно, пришлет цветы на похороны, но их аромата вы уже не почувствуете. Приготовились? Начинаю. Раз… два… три… четыре…
Русский взвизгнул:
– Не стреляйте! Я все скажу, все что хотите!
Джулиус опустил револьвер.
– Я так и знал, что вы образумитесь. Где она?
– В Гейт-хаусе, в Кенте. Дом называется Астли-Прайерс.
– Ее держат взаперти?
– Ей не позволяют выходить из дома. Хотя это только предосторожность. Дуреха потеряла память, чтобы ее черт побрал!
– Какая досада! Для вас и ваших приятелей! Не так ли? Ну, а другая девушка, которую вы изловили хитростью неделю назад?
– Она тоже там, – угрюмо признался русский.
– Вот и славно, – сказал Джулиус. – Как все складно получается! И ночь-то сегодня какая – как раз для прогулки!
– Какой еще прогулки? – вздрогнув, спросил Краменин.
– В Гейт-хаус, куда же? Надеюсь, вы любите кататься в автомобиле?
– О чем вы? Я никуда не поеду!
– Не горячитесь. Или вы думаете, я такой доверчивый сосунок, и спокойненько вас здесь оставлю? Да вы же сразу броситесь названивать своим дружкам! Ведь так? (Он заметил, как у русского вытянулось лицо.) У вас уже все обдумано! Нет, сэр, вы поедете со мной. Это дверь в вашу спальню? Идите туда. Малыш Вилли и я пойдем следом. Так, наденьте теплое пальто. Прекрасно. Это что же, на меху? Ай-ай-ай. А еще социалист! Ну, чудненько. Сейчас мы спустимся в вестибюль и выйдем на улицу к моему «ройсу». И помните: вы у меня под прицелом. Мне что так стрелять, что сквозь карман – все едино. Одно слово или даже один взгляд кому-нибудь из этих ливрейных прислужников, и в кипящем котле на серном огне станет чуточку теснее.
Они спустились по лестнице и направились к машине. Русского трясло от ярости. Вокруг сновали гостиничные служащие. Он уже готов был крикнуть, но все-таки не решился. Американец явно был человеком слова. Когда он подошли к машине, Джулиус облегченно вздохнул. Опасная зона осталась позади. Страх полностью парализовал его жертву.
– Влезайте, – скомандовал он и заметил, что пленник украдкой покосился на шофера. – Нет, от него помощи не ждите. Моряк. Его подводная лодка была в России, когда началась революция. Ваши ребятки убили его брата. Джордж!
– Слушаю, сэр! – Шофер обернулся к ним.
– Этот джентльмен – русский большевик. Убивать мы его не хотим, однако обстоятельства могут перемениться. Вы поняли?
– О да, сэр.
– Едем в Кент, в Гейт-хаус. Дорогу туда знаете?
– Да, сэр. Будем там через полтора часа.
– Давайте через час. Я тороплюсь.
– Постараюсь, сэр! – Машина стремительно ввинтилась в поток автомобилей.
Джулиус расположился поудобнее рядом со своим пленником. Он не вынимал руку из кармана, но держался вполне светски.
– Однажды я пристрелил одного типа в Аризоне…[90] – начал он бодро.
К концу часовой поездки бедняга Краменин был полумертв от ужаса. Тип из Аризоны, потом бандит из Фриско[91], а затем некий колоритный эпизод в Скалистых горах[92]. Джулиус не всегда строго следовал истине, но рассказчиком был отменным.
Притормозив, шофер сообщил, что они въезжают в Гейт-хаус. Джулиус потребовал от русского дальнейших указаний. Он намеревался подъехать прямо к дому. А потом Краменин должен распорядиться, чтобы к нему привели обеих девушек. Джулиус напомнил ему, что Малыш Вилли никаких вольностей не потерпит. Но Краменин к этому времени был уже полностью в его руках. Бешеная скорость, с какой они сюда мчались, окончательно добила его: он прощался с жизнью на каждом повороте.
Автомобиль проехал по аллее и остановился перед крыльцом. Шофер оглянулся, ожидая распоряжений.
– Сначала разверните машину, Джордж. Потом позвоните и садитесь за руль. Мотор не выключайте и будьте готовы рвануть, как только я скажу.
– Слушаю, сэр.
Дверь открыл дворецкий. Краменин почувствовал, что к его ребрам прижато дуло револьвера.
– Ну-с! – прошипел Джулиус. – И поосторожней!
Русский кивнул. Его губы побелели, а голос слегка дрожал.
– Это я… Краменин! Ведите ее сюда, немедленно. Нельзя терять ни минуты!
Виттингтон спустился с крыльца. Он испустил удивленное восклицание:
– Вы? Что случилось? Вы же знаете, что по плану…
У Краменина в запасе был довод, который не раз был опробован им в критических ситуациях:
– Нас предали! Теперь уже не до планов. Надо спасать свою шкуру. Немедленно девчонку ко мне. Это наш единственный шанс.
Виттингтон замялся, но тут же спросил:
– У вас есть приказ… от него?
– Естественно! Как же иначе? Да быстрее же! Нельзя терять времени. Вторую дуреху тоже прихватите.
Виттингтон кинулся в дом. Потянулись мучительные минуты. Но вот в дверях появились две стройные фигурки, в наспех накинутых пальто. Девушек втолкнули в машину.
Более миниатюрная пыталась сопротивляться, и Виттингтон применил силу. Джулиус наклонился к ним, и его лицо попало в полосу света, падавшую из двери. Кто-то за спиной Виттингтона удивленно вскрикнул. Маскарад кончился.
– Вперед, Джордж! – крикнул Джулиус.
Шофер отпустил сцепление, и машина помчалась. Человек на крыльце выругался. Его рука нырнула в карман и вслед за вспышкой донесся треск выстрела. Пуля просвистела возле головы высокой девушки.
– Ложись, Джейн! – крикнул Джулиус. – На пол! – Он столкнул ее с сиденья, встал, тщательно прицелился и выстрелил.