Совершенство Лорен Кристина

Глава 20

Весь следующий день Колина не выпускают из медпункта, и Люси, бродя по территории, с каждым шагом чувствует себя все более потерянной.

В ушах у нее звенят полученные ею предупреждения. Уже два человека заметили ее и отреагировали так, будто ничего хорошего от нее ждать не приходится.

Все они хотят забрать кого-то с собой. Пожалуйста, постарайся не сделать этого, Люси.

Попробуй являться где-нибудь еще.

Эти слова, высказанные с такой убежденностью, кажутся лишенными смысла. Ну куда бы она могла «забрать» Колина, даже если бы и могла? И как она может «являться где-нибудь еще», если она не может даже шагу ступить за ворота школы?

Она идет по гравиевой дорожке, ведущей к воротам, и величественные здания школы остаются за спиной. Но, даже когда они исчезают из вида, она продолжает чувствовать их подавляющее присутствие. Школа – ее якорь в этом мире, но больше всего – это тот парень, который лежит сейчас в медпункте, весь израненный и избитый.

Люси прижимает ладони к холодному железу ворот и наклоняется вперед, касается их лбом. Она чувствует холод. Холод пронизывает каждый квадратный сантиметр ее кожи, но не причиняет ей ни малейшего дискомфорта. Ни одно ощущение в этом мире не способно затмить память о вчерашних прикосновениях Колина.

Тепло его кожи, влага на губах, желание большего в каждом его стоне. Это было так, как она всегда надеялась, как оно должно быть. Быть с ним в теле призрака, пока он – в человеческом теле – это все равно, что пытаться смешать огонь и лед. И дело не только в прикосновениях. Дело в глубине ее желания. Он нужен ей. Внутри – будто сосущая пустота, даже когда он рядом, только руку протяни. При этом на самом деле им не известно ровно ничего: ни почему она здесь, ни когда ей придется вернуться обратно, ни даже почему она исчезла две недели назад. Сколько еще времени им отпущено вместе? Недели? Месяцы? Год? Может, она здесь для того, чтобы просто быть с ним, а может – чтобы искупить какие-то грехи из прошлой жизни?

По ту сторону ворот раздается шорох шагов по гравию дорожки, и Люси открывает глаза, удивленно отшатывается назад, когда видит Мэгги, которая спешит на работу.

– Уйти пытаешься? – подозрительно прищурившись, спрашивает Мэгги.

Внутри Люси врожденная вежливость борется с раздражением. Ей вспоминается: каждый раз, когда она пытается выйти из ворот, мир сокращается, будто резинка, и отбрасывает ее обратно, в самое начало пути.

– Вы же знаете, что я не могу.

Мэгги издает резкий смешок.

– Я надеялась, что для тебя это будет по-другому. – Она изучает Люси с минуту. – И что ты, девочка, здесь делаешь?

– Я думаю, – отвечает Люси. – Решила прогуляться. За Колина беспокоюсь и вообще ничего не понимаю.

– Уж конечно, не понимаешь. Но у меня ты сочувствия не ищи.

У Люси появляется ощущение, будто она – жертва амнезии, которая вдруг обнаружила, что совершила какое-то ужасное преступление, которого, естественно, не помнит. Она бы с удовольствием перестала быть ходячим кошмаром, если бы только кто-то сказал ей: как.

– А почему вы не удивились, увидев меня? Все остальные, кто здесь работает, то есть те, кто вообще потрудился меня заметить, вели себя так, будто я – это что-то ужасное. Вы меня чуть ли метлой выгоняли.

– Думаю, страх – это самая распространенная реакция на появление призрака.

Ответ Мэгги настолько банален, что Люси чувствует, как внутри закипает отчаяние. Но тут Мэгги поднимает руку, удерживая ее от ответа, и продолжает:

– Я была здесь, когда ты погибла. Это было не так уж давно, девочка. Дот, Джо – все они знали тебя, когда ты тут училась, и все же они до сих пор не до конца верят, что ты – та самая девушка. Я еще в первый раз пыталась сказать им, что в этом месте появляются призраки, но никто, похоже, мне не верил, пока не появилась ты.

– А что за призрак здесь был до меня?

– Ну уж нет, – Мэгги трясет головой. – По этой дорожке нам с тобой не по пути.

Люси кажется, что под внешней суровостью Мэгги скрывается боль.

– Скажите мне хотя бы, зачем мы возвращаемся.

На этот раз Мэгги смеется.

– Подозреваю что ты здесь – из-за этого мальчика. Он для тебя как магнит.

– А почему это так плохо?

– Уж не знаю, почему тебе нужен именно он, – прищуривается Мэгги. – Но мне хотелось бы знать,

Люси. А ты подумай – подумай хорошенько, – что ты ощутила, когда увидела Колина на больничной койке. Радость от того, что он жив? Или разочарование от того, что тебе не удалось его убить?

Это уж слишком. Медсестра зашла слишком далеко, и, как бы Люси ни хотелось понять происходящее, всплеск страха и гнева настолько силен, что она поворачивается и, ни слова не говоря, идет обратно к школе. Она не оборачивается, но – она практически уверена – слышит, как лязгают позади ворота.

Убить его? Да как Мэгги вообще могла такое предположить? Да это же Люси вытащила его из воды, это она побежала за помощью. Мэгги же сама признала, что все знать она не может, но хоть какие-то знания – это гораздо больше, чем то, что есть у Люси. Все, что ей известно, – она влюблена в Колина и сделает все, чтобы не исчезнуть опять.

Очевидно, были еще другие, кто вернулся. Джей говорил о «ходоках». У Мэгги явно есть своя собственная история. И Люси вспоминает, как мисс Болдуин сказала, что люди просто не смотрят. Что большинству просто не нужно видеть. Неужели все настолько просто? Люси провела бессчетные часы, наблюдая за другими учениками, надеясь на проблеск в памяти, ожидая увидеть хоть что-то знакомое, но, может, она не на то обращала внимание. Может, ей нужно было искать не что-то, а кого-то.

Она продолжает идти, куда глаза глядят, сворачивая то направо, то налево, по тротуару, по покрытой снегом лужайке, опять по тротуару. Доверившись инстинкту, будто карте, возникающей у нее в голове.

Она обнаруживает себя у статуи, проводит пальцами по гладкому мрамору простертой руки Святой Осанны. Камень словно гудит под ее рукой, и Люси сжимает пальцы, ощущая, как под ними расцветает тепло. Каким-то образом она знает, что здесь есть жизнь – в той или иной форме, может быть даже такая, как у нее. Если Люси смогла вернуться, собрав тело из окружающих стихий, почему бы статуе не стать прибежищем души?

Позади раздается скрип шагов по снегу, и она оборачивается – как раз вовремя, чтобы перехватить Джея, который уже было прошел мимо, не заметив ее.

– Джей.

Он останавливается и рассеянно смотрит на девушку, потом смаргивает, сосредоточившись.

– Привет, рокерша!

Он подходит к ней, по пути одарив скептическим взглядом статую, и садится рядом на скамейку. Несколько секунд они оба молчат, потом парень спрашивает:

– Как он там был, когда ты уходила?

– Похоже, все в порядке, – отвечает Люси, заправляя волосы за уши. – Все думаю о том, что он действительно мог умереть.

Джей яростно трясет головой.

– Ты просто не знаешь Колина, как я. Колин никогда не спрашивает себя, может он то-то сделать или нет. Он просто делает это. То, что ты на озере видела – это еще цветочки. Прошлым летом мы на парашютах прыгали с моим папой, так он за кольцо дернул в самый последний момент и приземлился легче, чем мы все. Звучит безумно, конечно, но Колин вообще не знает, что такое смерть.

Пальцы у Люси сжимаются в кулаки; ей хочется расспросить Джея обо всех случаях, когда Колин подвергал опасности свою жизнь. Но у нее есть подозрение, что в таком случае говорить они будут не один час.

– Он хороший парень, – произносит Джей, поворачивая лицо навстречу леденящему ветру.

Люси готова поклясться: она чувствует, как при одной мысли о нем кровь начинает биться у нее в венах.

– Я бы сказала, самый лучший.

Джей, улыбаясь, смотрит на нее:

– Да, что-то вроде этого я и имел в виду.

Морщась от холода, он поднимает воротник куртки.

– Что ты здесь делаешь на таком ветру?

– Жду кое-кого.

Он встает, засовывая руки поглубже в карманы, и кивает головой в сторону общежития.

– Ты, конечно, закаленная девушка, но я-то уже замерз. Пойду обратно в общагу. – Наморщив лоб, он задумывается. – Ты ведь тоже в школе живешь?

Люси неопределенно кивает.

– Я тебе скажу, если будут какие-то новости насчет Колина.

– Конечно. Я тоже.

Она смотрит, как он удаляется, пригнув голову и подняв плечи, семеня короткими шажочками, будто вонзая ноги в обледенелую дорожку. Ей кажется, что разговор с Джеем вышел какой-то скомканный – ни слова о том, каким было чудом то, что Колин выжил, ни о том, какой это был страшный опыт для них для всех – но для него будто ничего необычного не случилось.

На улице очень холодно – это заметно по тому, как другие прячут голову в плечи, кутаются, стараются держаться поближе друг к другу. Стараются поскорее попасть внутрь зданий, в тепло, но Люси стоит на самом ветру, и, удивительное дело, ей больше не приходится с ним сражаться. Она закрывает глаза и наклоняется навстречу ледяному потоку воздуха. Она полна решимости остаться здесь, на земле. Не исчезнуть и не забрать Колина с собой. Найти других, таких же, как она.

Темнеет, начинается снегопад. Люси бросает взгляд за деревья и в сгущающейся тени Этан-холла замечает какие-то фигуры. Двое ребят склонились над чем-то у них в ладонях. Один смеется, другой кладет руку ему на плечо.

У Люси перехватывает дыхание.

То, как тот парень прикасается ко второму, кажется очень знакомым. Именно так Колин притрагивается к ней – медленно, осторожным движением, будто боится напугать. Сощурившись, она вглядывается повнимательнее. Тот, осторожный – высокий и широкоплечий, атлетически сложенный парень. Ветер треплет волосы над загорелым лбом – этой коже явно привычно жаркое солнце, которое светит круглый год. Даже издалека ей видно, что у другого парня, у того, к которому только что прикоснулся первый, – белая, идеально гладкая, как фарфор, кожа. Как и у Люси, на нем нет ни царапинки, ни шрама, ни малейшего изъяна, какие всегда есть у любого живого человека.

Он такой же, как она.

Мысли начинают неистово метаться у нее в голове в поисках объяснения. Она бросается вперед, преодолевает разделяющее их расстояние за несколько шагов и кричит:

– Простите, пожалуйста!

Она осознает свою ошибку, когда они, подняв головы, испуганно отшатываются друг от друга. Это явно влюбленные, укрывшиеся в тени, чтобы поговорить наедине. Повисшее молчание пропитано страхом разоблачения; живой закрывает руками лицо.

Но призрак молча смотрит на Люси, и глаза его распахиваются все шире. Оттолкнувшись от стены, он шагает к ней навстречу с улыбкой на лице.

Она смотрит на него во все глаза, не в силах оторвать взгляд. У него совершенно неземной, нереальный вид. Но она уверена, что никогда раньше его не замечала.

– Я не хотела… – произносит, запинаясь, она, протягивая ему трясущуюся руку.

– Я – Генри Мосс. – Он пожимает ей руку, которая тут же перестает трястись. – Как ты тут?

Пальцы у него теплые и на ощупь – как гладкое стекло. Отпустив их, Люси делает несколько шагов назад, поворачивается и чуть не падает обратно на скамейку у ног своей любимой статуи. Она не знает, что и думать. Как так получилось, что ей до сих пор не приходило в голову просто посмотреть, подумать, что здесь могут быть другие, такие как она, прямо сейчас.

После короткого молчания ребята подходят к девушке и садятся по обе стороны от нее, и Люси чувствует, как они обмениваются взглядами поверх ее головы, хотя ей даже представить сложно, о чем они при этом думают, учитывая, что творится в голове у нее самой. И заметили ли они, как от этого открытия у нее пошла рябью поверхность кожи.

– Это были самые безумные двадцать четыре часа моей… жизни, – усмехается она.

– Давай начнем с того, как тебя зовут. – И Генри легонько толкает ее плечом.

– Люси. – Она вглядывается в его лицо в поисках хоть каких-то признаков жизни и не находит их. На горле не бьется жилка, нет ни веснушек, ни шрамов. Ничего, кроме совершенства. Кажется, будто он нарисованный. – Ты ведь такой же, как я, верно?

Генри улыбается так широко, что в уголках глаз появляются морщинки.

– Думаю, да.

– Есть ли еще такие, как мы, здесь? – она колеблется. – «Ходоки»?

– Последнее время никого не видел, – шепчет он, качая головой. – Никогда раньше не пользовался этим словом применительно к себе.

– В последнее время? А сколько ты уже здесь? – Ей хочется попросить прощения за град вопросов, но Генри, похоже, совершенно не удивляет ее неистовая жажда узнать как можно больше. Ей приходит в голову, что, может быть, она тоже видела Генри сотни раз на протяжении этих нескольких месяцев – видела, не замечая.

– Не знаю. Иногда мне кажется, что я был здесь всегда. Но помню я себя здесь только около полутора лет.

– Но ты ведь слышал о «ходоках»?

– Истории я, конечно, слышал, – кивая, говорит он. – Поэтому ученикам велят не ходить на озеро, поэтому у школы такая зловещая репутация, и поэтому Хэллоуин тут отмечают, как нигде.

Он мягко улыбается, прижав руку к груди.

– Просто нас совершенно неправильно воспринимают.

Люси тоже улыбается в ответ, но тут вспоминает о самом кошмарном своем страхе, и вопрос вырывается сам собой:

– А ты когда-нибудь исчезал?

Он сочувственно морщится:

– Да, бывало пару раз, когда я еще только тут появился. Это было самое страшное. Но такого давно уже не происходило. – Он поворачивается к сидящему рядом второму парню. – С год, наверное уже, да, Алекс?

– По крайней мере, год, – соглашается Алекс.

– Правда? – Голос девушки звучит сипло от любопытства и сдерживаемой надежды.

– Мне кажется, это дело привычки, – пожимает плечами Генри.

Облегчение захлестывает ее с головой так быстро, что на секунду она теряет ощущение реальности. Ее взгляд вновь обращается к Алексу. В этом живом парне есть что-то завораживающее. Генри не слишком похож на человека, но в Алексе тоже есть нечто странное. Она ощущает странную тягу к нему. Конечно, это совсем по-другому, чем с Колином, но воздух вокруг Алекса не кажется пустым, как вокруг других людей. Пространство вокруг него, кажется, гипнотически вибрирует.

Кожа у него смуглая от солнца, но теперь, когда он совсем близко, девушка различает круги у него под глазами. И есть что-то еще – усталость, которая сквозит во всех его жестах, синяки, просвечивающие под кожей, скованность движений. Люси будто может видеть его насквозь, различая глубоко внутри нечто, что опустошает его, вытягивая из него силы.

– Люси, а где твой Подзащитный? – спрашивает Генри. И Люси заставляет себя вновь включиться в разговор. Она вглядывается в его лицо, пытаясь понять вопрос.

– Мой подзащитный?

Он улыбается.

– Прости. Так я думаю об Алексе. Я имел в виду – человек, ради которого ты вернулась?

– Это ты о Колине?

Рассмеявшись, Генри распрямляется, отряхивает руки о джинсы.

– Нам с тобой, наверное, лучше начать с самого начала, да?

Она прижимает ладони к щекам – рефлекторный жест, который явно остался с тех полузабытых времен, когда она была способна краснеть.

– Прости. Мне трудновато все это переварить. Я знала, что были и другие, видимо, до меня. Я просто не думала, что могу взаправду кого-то встретить.

– Ну, отчасти это потому, что ты здесь ради Колина. Думаю, это естественно для Хранителей не думать о ком-либо, кроме своего Подзащитного. Но подозреваю, что нас здесь полно. Мы – те ребята и девчонки, которых никто не помнит. О нас никто не вспоминает на встречах одноклассников. Даже я никогда раньше тебя не замечал.

Потому что он не смотрел, думает она.

Его слова повисают в воздухе, но Алекс и Генри продолжают наблюдать за ней с одинаковыми легкими терпеливыми улыбками на лицах. Она издает короткий смешок, вздыхает.

– Ты думаешь, мы – хранители?

– Да, думаю, – кивает Генри. – И кто мне скажет, что я не прав? Я вообще ничего не знал, когда попал сюда. Бродил без цели туда-сюда. Но когда я нашел Алекса, находиться рядом ощущалось не просто правильно, это было необходимо. Если я оставлял его одного, у меня появлялось ощущение, что я делаю что-то плохое.

– Да, – шепчет Люси, ощущая покалывание в самых кончиках пальцев.

– Не знаю, почему он нуждается во мне, может, потому, что он был болен, а я делаю его здоровым, или почему еще. Но теперь я чувствую, будто у меня, наконец, появилась цель, смысл, и в последнее время я с каждым днем чувствую себя сильнее. И ты только посмотри на него; ему тоже гораздо лучше. Это по глазам видно… Я знаю, что делаю то, ради чего здесь появился.

Люси вновь переводит взгляд на Алекса. Так вот что она видит в нем – его болезнь? Интересно, замечает ли это Генри? Когда она смотрит на Алекса, его состояние не кажется ей таким уж хорошим. И в глазах его нет ничего особенного. Ну, синие. А у нее – карие. Только не для Колина.

– Ты болен? – спрашивает она.

– Острый лимфобластный лейкоз, – спокойно отвечает Алекс, будто это что-то само собой разумеющееся. – Генри нашел меня в ту неделю, когда мне поставили диагноз. У меня сейчас ремиссия.

– Я очень рада за тебя, – кивает Люси. – Но – кто? Кто послал нас назад? Почему к Колину и Алексу?

Генри кладет ей руку на колено, и она замолкает.

– Задавать вопросы – только время терять. Я думал о том же целый год, каждый день. Уж поверь, никто не спустится с облака, чтобы вручить тебе разъяснительный буклет.

Люси становится завидно – у Генри столько уверенности, но, может быть, со временем ей удастся достигнуть того же. При мысли об этом ей становится радостно, но и немного грустно.

– А ты что-то помнишь о своей прежней жизни?

– Не особо много, – вздыхает Генри. – Мое имя. Знаю, что любил спорт, потому что сохранились какие-то картинки в голове: как я играю сам или смотрю. Но помимо таких вот обрывков – лицо, эмоция, образ, – нет практически ничего. Здесь мне ничего знакомым не кажется.

Люси вспоминает, как она очнулась на тропинке, и то инстинктивное чувство – знание: где нужно кого-то искать.

– Значит, ты тут никогда не учился?

– Не думаю, нет.

– Мы тут все альбомы выпускников перебрали, – добавляет Алекс.

– И ничего.

– Надо же. – Люси в задумчивости дергает себя за губу.

– Что «надо же»? – настораживается Генри, наклонившись, чтобы перехватить ее взгляд.

– Я здесь училась. И умерла тоже здесь. Колин нашел статью, и там говорится, что меня убили, у озера. Там-то я и проснулась. И я решила: это и есть то, что нас связывает, это объясняет, почему я пришла сюда ради него.

– Ох. Вау. – Глаза Генри расширяются. – Прости, пожалуйста, Люси.

– Но тогда в чем же связь? Почему мы оба оказались здесь? И почему не можем уйти?

Генри и Алекс смотрят друг на друга и молча трясут головами. Что-то не складывается. Люси втягивает руки в рукава. Нет, ей не холодно, но какое-то странное ощущение карабкается вверх по пальцам.

– Почему ты так уверен насчет Хранителей? Ты никогда не боялся того, что мы… плохие?

Взрыв смеха со стороны Генри застает ее врасплох. Люси даже отшатывается от него.

– Так ты думаешь, что вернулась, чтобы причинить ему вред? И как ты себе это представляешь?

Нет, она не представляет. Она трясет головой и нервно вздыхает, все еще не в силах забыть страшное предупреждение Мэгги.

– Но ты же здесь, а Алекс все еще болен. – И прежде, чем Генри успевает возразить, она добавляет: – А вчера Колин под лед на озере провалился и чуть не погиб. Мне хотелось бы думать, что это совпадение, но ведь это был первый раз, как я с ним пошла. У меня такое ощущение, что я приношу неудачи или вроде того.

Генри становится серьезным.

– Во-первых, может, Алекс и был болен, но теперь он выздоравливает. Этот парень, который в озеро упал – так это он твой Подзащитный?

Она кивает:

– Да, он упал, и… – Она уже готова рассказывать им о том, что случилось на тропинке, но почему-то останавливается. Уж слишком хорошо все складывается, будто от этого происшествия она только выиграла.

– И я думала, что он умирает, – вместо этого заканчивает она.

– Но ведь не умер? – спрашивает Генри, улыбаясь загадочной улыбкой, от которой Люси становится не по себе: будто они разгадывают головоломку, и решение очевидно всем, кроме нее.

– Ну, нет, но ведь мог.

– Я о нем слышал, – снова вступает в разговор Алекс. – У нас с ним разные компании, но все говорят, что он сумасшедший. У него же вроде как ни одной кости непереломанной не осталось.

Он смеется:

– Неудивительно, что у него появилась ты.

– Ну, да, но…

– Люси, да хватит уже, – мягко обрывает ее Алекс. Его рука зависает над ее пальцами, еле касаясь: привычное движение. – Колин здесь. Он в безопасности. Тебе не приходило в голову, что, может, он не умер благодаря тебе?

Глава 21

В этот раз, когда Люси бредет между школьными корпусами, она почти не замечает, что ветер больше не в силах сдуть ее с тропинки. Длинные пряди волос хлещут ее по лицу, и она рассеянно собирает их в хвост, не переставая думать о том, что сказали ей Алекс и Генри.

Хранитель.

Он чуть не умер.

Но ведь не умер?

Ей приходит в голову, что Колин, наверное, и понятия не имеет о том, что его история прогремела по всей школе. Когда машина мистера Веласкеса тормозит перед дверями общежития, перед входом собрался, кажется, весь состав учащихся школы. Когда Колин выбирается из машины, вид у него неважнецкий. Пошатываясь, неуверенной походкой он направляется к дверям, и директору приходится чуть ли не расталкивать перешептывающуюся толпу, чтобы расчистить ему путь. Люси поворачивается спиной к озеру, на берегу которого она стояла, и садится на скамейку, ту самую, где впервые сказала Колину о том, что умерла. Хотелось бы ей иметь хоть каплю уверенности Генри, потому что, если она все-таки решит ему не верить, определенности в ее жизни точно не прибавится.

Как хорошо, что зимой дни короче. Солнце садится в 18:08, а в 16:30 Колин тихо отворяет дверь, чтобы впустить ее.

– Ты ел? – спрашивает она, когда они оказываются у него в комнате, и дверь за ними закрыта. Тихо играет музыка. Джей приходил, потом ушел опять, чтобы дать им побыть наедине. Колин кивает, пристально глядя на нее, как он иногда делает. Будто надеется, что если как следует сконцентрируется, сможет проникнуть в ее тайны.

– Дот мне раз пять еду приносила.

И только сейчас Люси приходит в голову, что Колин тоже может быть болен, как Алекс, и, может, это-то их и связывает, объясняет, почему каждый из них привлек призрака. Но, хотя она видит и чувствует Колина совсем иначе, чем всех других людей, она не замечает в нем той глубинной усталости, которую ощутила в Алексе. Нет в нем никакой болезни, которая высасывала бы из него силы прямо у нее на глазах. Несмотря на недомогание, Колин, кажется, кипит жизненной силой. Воздух вокруг него пульсирует энергией.

– Ты не устал? – спрашивает она, переминаясь с ноги на ногу.

– Нет. У меня такое ощущение, будто я спал два дня подряд.

Он садится на край кровати и натягивает на плечи толстое коричневое одеяло.

– И я все не могу перестать думать об озере.

– У меня постоянно перед глазами стоит то, как ты падаешь. И потом, на тропинке… – Она пытается сделать так, чтобы ее голос не звучал слишком уж мечтательно, но при одном этом воспоминании по коже пробегают теплые мурашки.

Он отводит взгляд, смотрит в окно. Снег идет крупными хлопьями, собирается на подоконнике.

– Если я не умер, но при этом смог к тебе прикоснуться, значит, ты тоже должна быть где-то посередине.

– Понятия не имею. – Она было придвигается поближе, но останавливается, когда он еле заметно вздрагивает. – Мне кажется, в школе есть еще такие, как я.

Колин поворачивается посмотреть на нее, и тень падает ему на лицо. Глаза у него обведены темными пятнами, но в них сквозит живой интерес. Его губы складываются в полуулыбку. Она рассказывает ему о том, как она искала других и как, наконец, нашла Генри и Алекса.

– Они как мы. Генри тоже умер – и вернулся.

Колин хмурит брови, потом его выражение быстро меняется – несколько раз, и, наконец, он говорит просто:

– А другой парень, Алекс – это… я в этом сценарии?

– Ну да, они вместе.

– Алекс Бродерик? Такой высокий блондин? – уточняет Колин, и Люси кивает. – Так он гей?

– Ты его знаешь? – спрашивает она.