Принцесса в академии Медная Варя
Он поперхнулся на полуслове, раздраженно хлопнул себя по уху и громко заявил:
– Не смейте так больше делать!
– Мне уже начинать смеяться?
Озриэль встряхнул головой:
– Прости, Ливи, так о чем мы говорили?
– Ты что-то упомянул про тему вечеринки…
– Ах да, в общем, подозреваю, эту идею с костюмами подал Индрик, потому что… – Он снова вздрогнул и заорал, глядя в одну точку: – Я уже совершеннолетний! Это моё дело, и только моё!
Эхо крика прокатилось под сводами арки. Несколько находившихся поблизости студентов нервно подпрыгнули. Я в их числе.
Ифрит снова стукнул себя по уху, а потом повернулся ко мне и мрачно сообщил:
– Извини, нужно бежать, семейные дела. Увидимся вечером: я крикну филином, чтобы ты поняла, что это я.
– Но…
Он перекинул рюкзак на другое плечо и скрылся за поворотом.
– …я не знаю, как кричит филин.
Поскольку Озриэль упомянул о том, что вечеринка будет костюмированной, я решила серьезно подойти к делу и озаботилась созданием соответствующего образа. Чудесное (прекрасное, восхитительное, сногсшибательное) платье у меня уже имелось, но само по себе не являлось костюмом. И мне пришла в голову гениальная по своей простоте мысль: я переоденусь принцессой! Принцесса, переодетая в принцессу, чтобы в ней не признали принцессу, – такая хитрая комбинация показалась мне довольно надежной защитой от разоблачения.
Однако беглый осмотр пары-тройки витрин с ювелирными украшениями показал, что ни одно из них мне не по карману. Даже вот та овальная брошь с бегущими по ободку и крохотными, как муравьи, изумрудиками. Поэтому я заскочила в лавку карнавальных костюмов в Шебутном переулке и сразу нацелилась на стоящий возле двери ящик с блестящими побрякушками. После непродолжительных поисков я выудила оттуда проволочную диадему с блестящим стеклышком посередине и розовую палочку со звездочкой на конце, от которой расходились сверкающие нити мишуры (звездочка так и норовила отвалиться, поэтому торговец в придачу снабдил меня тюбиком рыбьего клея). А что, буду принцессой фей!
Эмилию я застала на площадке второго этажа. Она стояла у кабинета хозяйки с подносом, на котором разместилась чашка чая и лимонная меренга, а из-за двери доносились глухие рыдания. Я остановилась рядом.
– Что это с мадам Гортензией?
– Рудольфо устроил ей незабываемый праздник, – невесело сообщила Эмилия, а потом поставила поднос на верхнюю ступеньку и, порывшись в переднике, протянула мне медальон. – Гляди, что он подарил.
Я покрутила безвкусный кругляш с большой буквой «Г» в центре: слишком легкий и блестящий для настоящего золота. Дутая дешевка. В цепочке оказалось больше совести: она даже не пыталась притвориться драгоценной.
– Мадам оплакивает отсутствие у него вкуса? Так это ещё на примере зеленых лосин было ясно…
Эмилия молча отвела меня в сторону и открыла медальон. Оттуда выпорхнуло сиреневое мерцающее облако. Оно сложилось в сердечко, а потом распалось на дюжину крохотных гномиков, исполнивших поздравительную песню… для Гилоты.
– Теперь ты понимаешь?
– Похоже, он сделал в имени мадам восемь ошибок.
Девушка вздохнула:
– Если хочешь знать, я считаю, что это к лучшему: он ей не пара. Они разные, как… кирка и алмаз.
– Как родинка и прыщ.
– Как месяц и кожурка от лимона.
Я постояла, а потом решительно схватила медальон и направилась к двери кабинета:
– Ну уж нет! Сегодня в этом королевстве будет на одно разбитое сердце меньше!
Эмилия следовала по пятам.
– Что ты делаешь, Ливи?
Я молча нажала на ручку и шагнула внутрь.
Мадам сидела в кресле за столом, уткнувшись лицом в ладони. Когда мы вошли, она подняла голову и слабо замахала:
– Уходите! Я никого не хочу видеть.
– Не могу. Кое-кому срочно требуется ваша помощь, – заявила я.
От удивления она даже всхлипывать перестала:
– Кому это?
Я обошла стол, взяла её за руку и отвела на середину комнаты.
– Моему чувству прекрасного, – ответила я и бросила на пол медальон. – А теперь наступите! Со всех сил.
– Что? Зачем? Нет… это всё равно ничего не изменит, – пробормотала она, но с места не сдвинулась.
– Ну, скажите, разве вам самой этого не хочется? Только взгляните на неровную спайку и отслаивающуюся краску. Этот медальон позорит звание гномьей работы.
Мадам трубно высморкалась:
– Это создал кто угодно, только не гномы! Дешевая подделка с третьесортной барахолки. Он никогда не отличался щедростью. Конечно, ведь жалованье приходилось делить на дюжину подружек. – Она убрала платок, откинула упавшую на лоб прядь и сверкнула глазами: – Сделаю-ка одолжение этой Гилоте: с него ведь станется передарить!
Высокий каблук с размаху опустился на блестящий кругляш. Раздался хлопок. Когда она убрала ногу, мы увидели, что на месте медальона осталась тусклая пыль. Она тут же почернела, как угольная труха, и оттуда вынырнули полупрозрачные привиденьица-гномики. Исполнив напоследок свою ритуальную песню глухими невыразительными голосами, они воспарили к потолку и исчезли, как души, освобожденные из царства безвкусицы.
– И как ощущения?
На заплаканном лице проступила бледная улыбка.
– Оказывается, я ошибалась: немного полегчало…
Мадам вытерла глаза тыльной стороной ладони и неуверенно спросила:
– И что дальше?
– А дальше план «Три П»: платье, подруги и потрясная вечеринка.
Глава 18,
В которой я знакомлюсь с подружкой Магнуса и снова надеваю волшебный плащ
Когда дело с мадам было улажено (Эмилия осталась, чтобы помочь ей привести себя в порядок и подобрать наряд к сегодняшнему вечеру), я отправилась к себе.
За всей этой суматохой я совершенно забыла об осторожности и безо всяких предуведомлений толкнула дверь. Уже открывая её, я услышала, как Магнус кому-то игриво сказал:
– А не пора ли проверить мою паутинку на прочность?
Я попыталась удержать дверь, но моя масса, помноженная на ускорение, неумолимо несла деревяшку по оси до тех пор, пока та не стукнулась о противоположную стену.
Последовала немая сцена. Не знаю, кто опешил больше: я, Магнус или его гостья.
– Так это и есть твоя подружка? – выдохнула я.
Паук ещё не оправился от изумления, но попытался вернуть контроль над ситуацией:
– Да! – с вызовом ответил он.
– Магнус, но она… бабочка!
– И что?
– А ты паук!
– И что? – с нажимом повторил он.
– А то, что пауки питаются бабочками!
Он на секунду окаменел, а потом отвернулся от меня и погладил лапкой трепещущее, как лепесток мака на ветру, крылышко:
– Прости, любовь моя, мне жаль, что тебе пришлось это услышать.
– А ей что, мама-бабочка и папа-мотылек не рассказывали?!
Магнус не удостоил меня ответом.
Гостья была изумительно красива: широкие, как парус, алые крылья с золотистой окантовкой, сплошь в кружеве переливающихся прожилок, два фиолетовых пятнышка на каждом и изящно изогнутые усики с гагатовыми капельками на конце. Она дрогнула ими в мою сторону, видимо, о чем-то спрашивая на языке, понятном только Магнусу, и не издав при этом ни звука.
– Да, думаю, сейчас это будет лучше всего, – поспешно ответил он извиняющимся тоном.
Бабочка снялась с места и, ласково мазнув его на прощание крылышками, вылетела в форточку. Как только она скрылась из виду, паук снова повернулся ко мне, всем своим видом демонстрируя, что разборки предстоят нешуточные.
– Как ты могла! – напустился он на меня.
– А что я такого сказала?
– Ты намекнула на то, что я могу её съесть!
– Я ни на что не намекала, а так прямо и сказала. О чем ты думал, влюбляясь в бабочку?
– А о чем все думают, влюбляясь?! Да ни о чем! Иначе влюбленных на свете не существовало бы.
– Да, но бабочка? – не унималась я.
– Почему это вампирам можно влюбляться в людей, а мне в бабочку нельзя?
– Вампиры – это всё сказки, Магнус, а ты уже взрослый паук.
– Я современный паук, – возразил он, – которому чужды подобные предрассудки. Кстати, меньше всего ожидал от тебя подобного снобизма!
Чувствуя, что спор набирает обороты, я постаралась придать тону спокойствие и, как мне казалось, убедительность:
– Ты наверняка принял за любовь какое-то другое чувство. Вот я, например, тоже люблю имбирные пряники, но мне в голову не приходит влюбляться в них! Чувствуешь разницу?
– Не смей сравнивать Арахну с имбирным пряником! – разозлился он.
– Кого?!
– Арахну! Её так зовут, – возликовал он и забегал по подоконнику, возбужденно размахивая лапками. – Это знак, указующий перст! Где это видано, чтобы бабочек так называли? Нет, всё неспроста! Она предназначена мне судьбой!
Я решила зайти с другой стороны:
– А о ней ты подумал? О её безопасности?
Паук резко остановился и холодно сложил лапки перед собой:
– Что ты имеешь в виду?
– Представь, что будет, если вы, к примеру, поссоритесь и ты в порыве гнева съешь её… ну, или надкусишь, – поправилась я, заметив, как он возмущенно напыжился.
– К твоему сведению, я ради неё стал вегетарианцем!
– И поэтому ты сегодня за завтраком лопал кузнечиков, аж за ушами трещало!
Едва это сказав, я вспомнила его странную реакцию на подношение мадам. Так вот в чем было дело! Не слишком-то, наверное, приятно видеть сородичей своей возлюбленной, сервированными к завтраку… хотя о чем это я – раньше его это не смущало. Вспомнила я и то, как старательно он выбирал кузнечиков, откладывая бабочек в сторону. Но тогда я не придала этому значения – Магнус всегда был привередлив в плане еды. Мало ли, вдруг ему сахарная обсыпка пришлась не по вкусу… То, что причина совсем в другом, мне и в голову не приходило.
– У пауков нет ушей, – отрезал он.
– Не придирайся к словам.
– И я имел в виду, что стал вегетарианцем в отношении чешуекрылых. «Небабочкоедом», если так тебе больше нравится. Ради неё я даже вступил в Лигу воздержания, оставив в рационе всего несколько видов насекомых.
Я набрала в грудь побольше воздуха для новых аргументов, но он сделал нетерпеливый жест лапкой, отсекая все возражения.
– Разговор окончен. Я не хочу больше это обсуждать. – Он вернулся к своей паутинке, устроился в гамаке и отвернулся к окну. – Думал, уж кто-кто, а ты меня поймешь.
Грустный тон заставил меня устыдиться. А ведь Магнус прав: я сейчас поступаю в точности, как мой отец, – отнимаю у него право выбрать собственный путь, навязывая общепринятые нормы. Да и кем они приняты? Покажите-ка мне этого «Обще», который почему-то решает за других!
Я подошла к окну и встала рядом:
– Прости, Магнус. Кажется, я поторопилась с выводами… и была слишком категорична.
Он шевельнулся, но ничего не ответил, продолжая лежать, отвернувшись от меня и чуть раскачиваясь.
– Она красивая… как вы с ней познакомились?
Против этого он не смог устоять. Главная особенность влюбленных в том, что они готовы часами разглагольствовать об объекте своей страсти, причем смыслу и связности в этих высказываниях отводится роль статистов.
Он перевернулся на спину, закинул лапки за голову и мечтательно уставился в потолок:
– Помнишь тот день, когда я встал раньше тебя?
– Это когда мы опоздали на встречу с Озриэлем? Ты ещё помогал Эмилии оформлять букеты и… – тут я запнулась и пораженно закончила: – Она прятала в бутоны бабочек. Так, значит, тогда вы и встретились?
– Да, Эмилия отпустила её, сказав, что жаль будет помять такие крылышки (ну, ты же видела Арахну, конфетка, а не бабочка!). Для бутонов подходили более ординарные виды, помельче и попроще в плане конфигурации. Потом была вся эта беготня с проверкой в лекарской башне…
– И я отослала тебя, попросив предупредить, что задержусь…
– Да, – подтвердил Магнус и оттолкнулся ножкой от стекла, качнув гамак. – Я вернулся совершенно помятый (в прямом смысле – я ведь полдня просидел в твоём кармане) и вымотанный. Устроился вот на этом самом месте, поднял глаза, и каково же было моё удивление, когда на раме я увидел её… Солнце висело низко над городом, отражаясь бликами от крыш, печных труб и флюгеров, и её крылышки горели багрянцем, а прожилки рассыпали искры. Должно быть, одна из них попала прямиком в моё сердце, потому что с того дня…
В общем, вы с легкостью можете представить себе дальнейший рассказ, ибо речи всех влюбленных похожи. Приводить его я здесь не стану. Достаточно будет упомянуть, что на фоне их с Арахной истории любви препятствие на пути легендарных Рома и Джулии – надуманный пустяк. Кстати, оказалось, что его метка в форме сердечка сыграла во всём этом не последнюю роль: бабочка находила её очень милой.
– Прими мои извинения, Магнус, – сказала я, когда он закончил. – Я напустилась на тебя, толком не разобравшись в ситуации. Я была неправа, но больше такой ошибки не совершу и не стану препятствовать вашим отношениям. Достаточно будет и тех трудностей, которые возникнут сами собой по ходу дела.
Паук вскинул лапку:
– Стой.
Я замерла.
– Зачем?
– Хочу насладиться этим моментом: принцесса просит у меня прощения!
– Да ну тебя! – я шутливо качнула гамак, и Магнус едва успел ухватиться за паутинку, чтобы не вывалиться, а потом мы оба расхохотались.
Мир был восстановлен.
– Ты не поверишь, – начал было он, – не далее, как три дня назад… – Он резко замолк и уставился за окно, где уже окончательно стемнело. – Ты это слышишь?
– Что именно?
– Этот странный звук…
– Это Шебутной переулок, здесь скорее обычный звук покажется странным… – Я прервалась, потому что тоже его услышала, и тут же подскочила на месте. – Это филин?
– Кто?
Я в паре слов пересказала ему новости про вечеринку, уже направляясь к двери. Взявшись за ручку, я обернулась и добавила:
– Странно, Озриэль сказал, что придёт только в полночь, а сейчас нет и десяти…
Палаточники уже свернулись, телеги стояли накрытые мешковиной до следующего рабочего дня, и лишь в нескольких лавках горел свет, пробиваясь из-за закрытых ставней. Я повертела головой. Условный сигнал повторился, и я поспешила к росшему у обочины деревцу, откуда он доносился.
Вы не поверите, это действительно был филин! С минуту я укоризненно глядела на силуэт с янтарными глазами, примостившийся на нижней ветке, а потом вернулась в лавку.
Ложная тревога повторилась ещё дважды. Похоже, Шебутной переулок стал сегодня местом притяжения всех филинов королевства.
– Может, это? – лениво позевывая, прокомментировал Магнус и махнул на черноту за окном.
Я прислушалась.
– По-моему, кто-то просто полощет горло…
Но на этот раз Магнус оказался прав. Видимо, Озриэль тоже не знал, как кричат филины…
Мадам стала для ифрита неожиданностью. Он поджидал нас в тени у проулка и помахал рукой, обозначая своё присутствие. Когда мы подошли ближе, я разглядела перекинутые через руку плащи.
– Извините, тут только два, – растерянно сообщил он. – Я не знал, что вы тоже будете, мадам Гортензия.
– На нас же темные накидки, – возразила я, настороженно косясь на плащи. С некоторых пор я не доверяла этому элементу одежды.
Накидки были идеей Магнуса. Кстати, сам он сказал, что нагонит нас в пути, и отправился на поиски Арахны, с которой собирался пойти на вечеринку.
– Это плащи-хамелеоны. Подстраиваются под местность, по которой вы идете, – пояснил Озриэль и поспешно добавил: – Я взял их не там, где ты думаешь, Ливи. Они честно добыты на сером рынке.
– Я никогда не сталкивалась с хамелеонами, но как «подстраиваются под местность» соотносится с оранжевым цветом и салатовыми блестками?
Такое ощущение, что все магические плащи шьет один производитель. Может, они и наделены отменными волшебными качествами, но вот с дизайном ему ещё работать и работать.
– Любой магический плащ нужно надеть, чтобы активировать свойства. Некоторые ещё и обязательно застегнуть, – подала голос Эмилия и смущенно опустила глаза. – Ну, так мне рассказывали…
Озриэль глянул на неё с явным одобрением:
– Верно!
– Ничего страшного, – сказала мадам. – Мы с Эмилией вполне можем укрыться одним плащом, правда, Эмилия?
– Конечно!
Звоночки сводницы заиграли в моей голове свадебный марш.
– Эмилии лучше разделить плащ с Озриэлем, – вмешалась я.
– Даже не знаю… – пробормотала Эмилия.
– Вообще-то, гхм, ээ, да… – сказал Озриэль.
Предложение помимо того, что преследовало вполне определенную цель – сблизить влюбленных не только на духовном, но и на пространственном уровне, представлялось также вполне разумным, из-за соотношения в росте: Озриэль был следующим по высоте после моей напарницы, а наименьшая разница была между мной и мадам. Однако в ходе примерки стало ясно, что они не умещаются под одним плащом, так что в итоге делить укрытие пришлось нам с Озриэлем.
– Сюда, – сказал он, и мы двинулись в указанном направлении.
Держась подворотен и проулков, мы добрались до выхода из города. Пару раз пришлось неподвижно замереть, пережидая патруль. Даже в такое время суток, когда все шторы на окнах задернуты и, соответственно, никто не может оценить их старания, стражники шли, чеканя шаг, громыхая висящими на боку саблями и распевая во всё горло положенную по уставу колыбельную. В первые несколько ночей я просыпалась от неё через каждый час, но потом привыкла и перестала обращать внимание.
Идти под одним плащом было не то чтобы неудобно – непривычно. А ещё моему боку, находившемуся со стороны Озриэля, стало жарко. Время от времени я проверяла, на месте ли «волшебная палочка» и диадема, которые я спрятала в широком кармане накидки, и поправляла фисташки. Оба кулька я ещё дома устроила на груди, исправив некоторые упущения природы. Орешки, конечно, очистила и растерла в ступке.
Не знаю, что заставило городские власти поставить такую редкую решетку на воротах – то ли соображения экономии, то ли поощрение озорства, но мы без труда проскользнули меж прутьев и выбрались за стену. Сразу за ней начинался склон.
Крупная желтая луна плавилась в небе головкой сыра. Всё это время я волновалась, что Магнус нас потеряет, и то и дело оборачивалась. Когда мы спустились вниз, природное нагромождение камней вкупе с небольшой рощицей послужили надежной защитой от взора тех, кто способен различить в ночную пору едва заметное шевеление на местности.
Раз или два мне казалось, что я что-то вижу в темноте, но, повернувшись в ту сторону, заставала только безмятежный пейзаж. Сперва я списала это на разыгравшееся воображение, а потом вспомнила, что сегодня мы далеко не единственные, кто пробирается на вечеринку. И наверняка каждый горожанин выбрал свой собственный способ.
За рощицей располагался ровный каменистый уступ, от которого сбегал крутой спуск. Внизу чернела лощина.
– Сейчас, минутку, – сказал Озриэль, делая знак остановиться, и принялся рыться в карманах.
Я всё поглядывала назад, когда моё запястье безо всякого предупреждения обхватил мохнатый браслет, приблизив меня к седине и сердечным заболеваниям.
– Вас за милю видно, – прошептал Магнус так, чтобы мадам не услышала. – Зачем вы так вырядились?
– Магнус! – прошипела я, отходя от испуга, и добавила тише: – Но как ты нас… ах да, – перебила я сама себя, – паучий иммунитет к магическим штучкам.
Как и с преобразующим внешность плащом, чары накидки-хамелеона на него не действовали. Я сразу представила себе эту картину: залитое лунным светом плато и три оранжевые кочки, переливающиеся салатовыми блестками и буквально вопящие: я здесь!
– А где Арахна?
Ответ вынырнул из темноты и завис рядом с нами, тревожа воздух легкими крылышками.
– Далеко ещё до места? – поинтересовалась мадам.
– Миль пятьдесят, плюс-минус, – отозвался Озриэль
– Тогда мне не стоило надевать каблуки…
– Не волнуйтесь, идти не придётся, – успокоил он и, высунув руку из плаща, продемонстрировал лежащие на ладони толстые цветные палочки. – Мелки, – торжественно провозгласил он.
– О, тогда всё ясно, – обрадовалась мадам.
– Отличная идея, – поддержала Эмилия, голос которой цвёл от восторга.
– Здорово придумано! – шепнул Магнус, и, поймав мой взгляд, развел лапками: – А что, просто поддерживаю компанию. Уверен, Озриэль сейчас всё разъяснит.
– Что это, Озриэль? – спросила я.
– Пространственные мелки. Одна секунда – и мы на месте.
– Я думала, для такого волшебства нужно специальное разрешение и нарушителей легко вычислить по изменению магического фона, разве не так?
– Их я купил там же, где и плащи. Они чуть дороже обычных белых пространственных, зато снабжены функцией заметания следов, – пояснил Озриэль и принялся чертить большой круг. Благо каменистая поверхность это позволяла. – А вы пока расставьте их точно по линии на равном расстоянии друг от друга, – добавил он, протягивая нам холщовый мешок.
Мы с Эмилией развязали тесемки и заглянули внутрь. Там лежал коробок спичек и куча свечей в форме уточек. Я вынула одну и покрутила. Она пахла пчелиным воском.
– Других не было, пришлось эти взять, – оправдывался ифрит.
– А мне даже нравится, – сказала Эмилия и поставила первую уточку на линию круга.
Я подхватила вторую и воткнула неподалеку. Следом шла мадам со спичечным коробком.
– А где именно будет проходить вечеринка? – поинтересовалась она, аккуратно поднося зажженную спичку к свече и прикрывая её ладошкой от ветра.
– В Шаказавре, – сказал Озриэль и, поднявшись, отряхнул колени.
Свеча с кряканьем выплюнула тонкую синюю нить пламени, которая через миг расправилась огненным лепестком. А мадам Гортензия перешла к следующей.
– Ни за что бы не догадалась!
– На это и рассчитывали, выбирая место, – кивнул Озриэль. – Ладно, все необязательно зажигать. Вообще-то свечи для перемещения не нужны, это так, для создания атмосферы. Просто в первый раз хотелось сделать всё по правилам, ну там, знаете, как в гримуарах: пентакль, зажженные свечи…
– В первый раз? – переспросила я.
– Брось, Ливи, – беззаботно отозвалась Эмилия, – что может быть опасного в том, чтобы вмиг переместиться на расстояние пятидесяти миль, воспользовавшись мелками с серого рынка?
Мы все обменялись беззаботными улыбками, но, уверена, у каждого в этот момент пронеслось в голове примерно следующее:
Можно разорваться на тысячу кусков.
Можно застрять где-нибудь в Ничто.
Можно очутиться на дне океана под миллионами тонн воды.
Можно покрыться каменными бородавками.
Можно умереть от остановки сердца.
И ещё пара тысяч пунктов похожего содержания…
– Хорошо, – бодро сказала я и повернулась к Озриэлю. – Пентакль начерчен, свечи зажжены, что-нибудь ещё?
– Да, раз уж ты спросила, Ливи, то не могла бы пожертвовать немного крови? Двух литров будет вполне достаточно.
Я выронила уточку и оглядела окружающие лица. Мадам, Эмилия и Озриэль прыснули от смеха.
– Как ты мог! – Я шутливо толкнула его в плечо, но внутри потеплело.
Отсмеявшись, Озриэль снова стал серьезным.
– Ладно, теперь встаньте в круг, – скомандовал он.