Боец без правил Кваченюк-Борецкий Александр

6

– Ма, мент тебе деньги отдал? – первым делом спросил Глеб, когда утром Виктор Иванович ушел на дежурство.

– Отдал… – неуверенно ответила Марья Сергеевна.

– Все?

Нож, которым мать резала хлеб, вдруг выпал у нее из рук. Она едва не поранилась.

– Да, будет тебе, Глеб, допросы мне устраивать!..

– Понятно!

Марья Сергеевна как будто бы была довольна тем, что Виктор Иванович снова объявился в ее жизни, и в то же время что-то огорчало ее, хотя она изо всех сил старалась не показывать виду.

– А ты не спросила его, почему он так долго к нам не приходил?

– Глеб! – взорвалась мать. – Я, кажется, просила тебя не говорить на эту тему!

Но сын упрямо стоял на своем.

– Ма! Открой глаза! Неужели, ты – совсем слепая… У него есть другая женщина!

– Что? Что ты сказал?!

Ноги Марьи Сергеевны подкосились. Забыв про завтрак, который готовила Глебу, она медленно присела на самый краешек стула.

– С чего ты взял?!. Ты нарочно мне такое говоришь! Чтобы позлить… – наконец, сказала она.

Глеб скорчил презрительную мину в ответ.

– Ну, конечно! Ты, как в лужу глядела! Именно позлить… Делать-то мне все равно больше нечего!

Марья Сергеевна часто захлопала ресницами, и глаза ее, аж, до самых краев невольно наполнились слезами.

Глеб хоть и был еще совсем юн и плохо разбирался в этой жизни, прекрасно понимал, что Марья Сергеевна изо всех сил будет цепляться за свое дутое бабье счастье, а, значит, за этого проходимца из ментовки, который так умело играл на струнах ее доверчивого сердца. И ему вдруг до боли стало жаль мать и себя. Он готов был покромсать этого Витю на куски. Но тогда…

– Ма! Не плачь! Не стоит он того… Может, мне поговорить с ним, как мужчине с мужчиной?

Марья Сергеевна даже не пыталась скрыть слез.

– А – что, если ты ошибаешься?

– Я? Ошибаюсь?!

Глеб даже побагровел от возмущения.

– Да, я сам видел, как он облапывал ее, девку эту, со всех сторон, точно собственную вещь.

И нахмурившись, Глеб добавил.

– Даже могу сказать, где и когда это было! Сказать?

Марья Сергеевна с грустью посмотрела на сына.

– Ну, и, где же, это было? – почти безразлично спросила она.

– В парке! В парке Горького! Я как раз с тренировки тогда шел… А он… Он сидел с ней на скамейке.

Глеб заметил, как огонек ревности зажегся и погас в глазах его матери.

– И, как давно, это было, если не секрет?

– Какой секрет-то, мА?! Недели две назад. Как раз, когда по его словам, он был в командировке… Деньги, которые у тебя занял, он на эту фифу и ухлопал, как я полагаю.

Марья Сергеевна, склонив голову, закрыла лицо руками.

– Какая мерзость, если это – так!

– Даже не сомневайся! Я ведь тогда решил за ними проследить до самого дома… Ну, где, скорее всего, они… Они недолго на скамейке-то миловались!..

– Не смей! Не смей так говорить!

Как ни старалась Марья Сергеевна успокоиться, слезы ее не прекращались. Отняв от мокрого лица ладони, она почти с ненавистью посмотрела на сына.

– Не дорос ты еще о таких вещах рассуждать! К тому же, это, всего лишь, твои предположения!

Марья Сергеевна была близка к истерике. Но обида Глеба за мать была сильнее жалости к ней.

– Это – не предположения! Я вошел вслед за ними в подъезд… Уже там все и началось…

– Какой ты – безжалостный, Глеб! – вне себя от бушевавшей в ее груди

ревности и обиды на сожителя воскликнула Марья Сергеевна. – Лучше бы ты ничего мне

не говорил!

– Ма! – искренне возмутился Глеб. – Да, кто ж тебе еще, как не я, откроет глаза на правду?!

Марья Сергеевна с отчаянием посмотрела на сына.

– Да, к чему мне нужна твоя правда, если от нее мне хоть караул кричи?!

Мария Сергеевна еще некоторое время сидела на стуле, неподвижно глядя в одну точку. Шокированная тем, что ей сообщил Глеб, она словно не замечала его присутствия.

– Ну, как хочешь, ма! Можешь считать, что я тебе ничего не говорил!.. Только я не понимаю, как ты можешь жить под одной крышей с предателем? Этак, он о тебя каждый раз ноги вытирать будет…

И повернувшись к матери спиной, Глеб решительно направился прочь.

– Нет, постой! Постой, сынок!

Глеб нехотя остановился.

– Ну, чего тебе еще от меня надо? – почти зло спросил он.

– Адрес… То есть, где живет та самая особа, ты мне можешь показать?..

…В этот раз Виктор Иванович снова не пришел ночевать. Он позвонил и сказал, что у него – ночное дежурство.

– Ты сильно не беспокойся, Маша! Ложись спать! Люблю тебя! Люблю и целую…

Именно так и сказал. Вот – сукин кот!

– И я тебя люблю! – стараясь не выдать внутреннего волнения и недовольства, ответила Мария Сергеевна.

7

С самого утра, едва рассвело, Мария Сергеевна и Глеб уже стояли напротив того самого подъезда пятиэтажки, из которого по их расчетам вскоре должны были появиться Виктор Иванович и объект его тайного вожделения. Они стояли шагах в пятидесяти от него, надежно укрывшись за стволами тополей. Так, что при всем желании, выйдя из жилого дома, Виктор Иванович, вряд ли, мог бы обнаружить их присутствие.

– Ма! Ну, скажи, для чего мы здесь торчим? Ты – что, не веришь мне?

Глеба ужасно раздражало, что его мать испытывала, видимо, настолько сильные чувства к этому иуде и проходимцу, что притащила его сюда в такую рань. Разве, стоил этот мерзкий тип ее слез и того, чтобы из-за него так унижаться? В конце концов, он для нее – никто! Обыкновенный сожитель, который, не вернув долга, ел ее хлеб, спал в ее постели и в глубине своей подлой души, наверняка, подсмеивался над ней! Чего она цеплялась за его лживую любовь и скупые ласки, как утопающий за соломинку? Этого Глеб и вправду не понимал. Он отказывался верить, что этот Виктор Иванович окрутил его мать так, что без него она теперь и шагу не могла ступить. Неужели, у ней не осталось ни капельки собственной гордости и человеческого достоинства? Эта мысль невольно заставляла страдать и Глеба. Гнала бы его в шею, и – все тут! Чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах ноги Виктора Ивановича не было в их доме! Как бы Глеб был благодарен ей за это!.. Наверно, ради этого он даже бросил бы посещать бокс…

– Не веришь?

Но Мария Сергеевна даже не повернула головы в сторону Глеба.

– Верю! – не громко ответила она. – Но во всем хочу убедиться собственными глазами…

Едва она произнесла это, как из подъезда тотчас показался Виктор Иванович и вслед за ним… Она!

Это была изящная и стройная шатенка, причем, раза в два моложе Марьи Сергеевны. В руке она держала ведро с мусором.

– Вот – шлюха! Что он в ней нашел?

Прежде, чем попрощаться, она повисла у него на шее, обхватив ее одной рукой, и чмокнула в щеку. Затем игриво помахав ладошкой, не спеша направилась к мусорному баку.

Как только Виктор Иванович свернул за угол дома, Марья Сергеевна и Глеб тотчас кинулись к подъезду. Шатенка уже входила в него… Они взбежали на крыльцо, едва лоб в лоб не столкнувшись с кем-то из жильцов дома.

Обманутая женщина и ее сын настигли обольстительную красотку, когда та, уже ступала за порог собственной квартиры…

– Простите! – окликнула ее Мария Сергеевна.

Та с удивлением оглянулась.

– Чего вам надо?

Ее темные брови нахмурились, отчего лицо сделалось гораздо менее привлекательным, чем еще несколько секунд назад.

– Да, так! Пара вопросов и – только! – запыхавшись, с трудом вымолвила Марья Сергеевна.

Приблизившись почти вплотную, неожиданно она со всего маху влепила смазливой девчонке такую затрещину, что та с трудом удержалась на ногах. Ее бледное личико исказили горькое недоумение, боль и страх. Через мгновенье от пронзительного визга, эхом прокатившегося по подъезду, у Глеба едва перепонки не лопнули.

– Будешь знать, как с чужими мужиками шашни водить! Сука!

Если б Глеб вовремя не схватил за руки мать, последовала бы неминуемая расправа, последствия которой могли быть весьма плачевны. Воспользовавшись паузой, пассия Головнина, видимо, не первая и не последняя в списке особ, деливших с ним одну постель, стремглав метнулась в раскрытую настежь дверь, которая через мгновение с шумом захлопнулась.

– Ма! Ты – что? Ты с ума спятила? – всю обратную дорогу домой никак не мог успокоиться Глеб. – Ты представляешь, что будет, когда эта вертихвостка пожалуется своему мартовскому коту?

– И пусть! Пусть жалуется! Будет знать, как на чужое добро зариться!

– Да, он – такой же твой, как и – ее!

8

– Ты что себе позволяешь?! – рявкнул Виктор Иванович прямо с порога.

Лицо его было красным от волнения и гнева.

– Я?! – удивилась Мария Сергеевна. – Не больше того, что позволяешь себе ты! За дурочку меня держать решил? Да, Витя?

– Так, ты – дура и есть, раз осмелилась на такое!

– Это – какое?

– Вот когда я тебя в следственный отдел повесткой вызову, узнаешь «какое»!

– Даже, так? Ну, ну… Далеко пойдешь!

Но Виктор Иванович, словно не слышал ее слов.

– А, где – твой выкормыш? Этот отморозок?! Он – дома или нет?! Я знаю, это – его рук дело…

Но Глеб уже и сам вышел на шум в коридоре из своей комнаты.

– Ты кого выкормышем назвал? Думаешь, погоны нацепил, так все – по одному месту? И долг можно не отдавать и на сторону ходить, и хавчик чужой подгребать на холявку! Хорошо устроился, нечего сказать! Сваливай, давай, с нашей квартиры!

– Вот – так, значит?

Зрачки глаз Виктора Ивановича сузились. Скулы обозначились резче. Его, аж, заколотило всего от злобы.

– А с такими, как ты, по-другому, как видно, нельзя!

– Сынок!.. Витя!..

Видя, что мужчины готовы вот-вот вцепиться друг другу в глотку, Мария Сергеевна широко раскрытыми испуганными глазами смотрела то на одного, то на другого.

– А ну, пошел вон отсюда! Мне с матерью твоей переговорить надо!

С трудом сдерживаясь, Виктор Иванович даже заскрежетал зубами.

– Ну, это – дудки! Ма! А ты, что молчишь? Еще пожалей его!

– Заткнись, сосунок! Кому говорю?!..

– Глеб, иди в свою комнату, прошу тебя!

Но тот даже с места не тронулся.

– Ма! Этот козел дурой тебя назвал!.. Если дальше так пойдет, глядишь, он в ход и кулаки пустит! Тебе это надо?

– Ах, ты сопляк!

Схватив Глеба за ворот спортивной куртки, которую тот надел, чтобы отправиться на тренировку, Виктор Иванович рванул его на себя. Но вдруг почувствовал, как что-то вспыхнуло в его мозгу. Сидя на полу, он тряхнул головой, чтобы придти в себя. Но это длилось всего лишь какие-то считанные секунды. После чего Виктор Иванович вскочил на ноги, а его рука непроизвольно потянулась к кобуре. Вскоре черный глазок смерти уже целился прямо в голову Глеба.

– Нет, Витя! Нет!..

Марья Сергеевна бросилась вперед, заслонив собой сына.

– Вот – змееныш! До крови губу рассек! – прохрипел Виктор Иванович и харкнул прямо на пол кровавой слюной.

– Это – тебе за мать! Обидишь, убью!

– Заткнись, выродок! Не в твоем положении условия мне диктовать! Вот пристрелю обоих, и – дело с концом!

По выражению лица Виктора Ивановича было вполне очевидно, что он, вряд ли, намерен шутить.

– Не надо, Витя! Не надо! – дрожащим голосом почти умоляла его Мария Сергеевна. – Прости моего глупого мальчишку! Лет-то ему еще – всего ничего! Сам, поди, таким был…

– Простить?!

Свирепо оскалившись, Виктор Иванович утер кровь, все еще струившуюся из его рассеченной губы.

– Как-то у тебя, Машенька, все легко и просто получается!.. А как же быть с трупом?

И, точно волк на ягненка, Виктор Иванович мрачно посмотрел на сожительницу.

Мария Сергеевна от страха и изумления не могла вымолвить ни слова.

– Боже упаси!!! Каким еще трупом?!! – наконец, с ужасом вырвалось у нее.

– Трупом Светланы!.. Светланы Снегиревой, к которой вы прошлым утром приходили на квартиру и которую твой гаденыш забил кулаками до смерти!

Ужасно побледнев, Мария Сергеевна свалилась бы в обморок, если бы Глеб вовремя не подхватил ее под руки.

– Ма! Не слушай его, ма! Он на понт нас взять хочет! Никого я не убивал… И ты сама это прекрасно знаешь!

Прислонив Марию Сергеевну к стене, он кинулся на кухню и вскоре вернулся со стаканом воды. Стуча зубами о края стакана, она сделала глоток.

Держа пистолет наготове, Виктор Иванович поманил к себе Глеба рукой.

– Ну, подойди поближе не бойся! Не укушу!

– А я и не боюсь!

Но едва Глеб приблизился, Виктор Иванович, переложив пистолет в левую руку, замахнулся и со всей силы ударил его кулаком в лицо.

– Нет! Прошу тебя, Витя!.. Прошу!.. – вновь невольно вырвалось у Марии Сергеевны.

– Это – тебе мелочишка на сдачу, подонок! Ну, как? Нравится?

От удара голова юноши слегка качнулась и только. Ему не без труда, но все-таки удалось удержаться на ногах.

Кажется, вполне довольный собой Виктор Иванович сунул пистолет в кобуру и шагнул к двери.

– Вызову повесткой обоих! – все еще дрожа от ярости, с угрозой пообещал он напоследок.

Но, уже ступив за порог, вдруг остановился.

– Я думаю, лет пятнадцать строгача, ты себе схлопотал, сынок!

9

Всю ночь Мария Сергеевна не сомкнула глаз. А на утро почтальон принесла обещанные повестки.

– Втянула ты нас в историю, ма! – вяло тыкая вилкой в тарелку с картофельным пюре и мучной подливой невесело заметил Глеб, под глазом у которого красовался приметный синяк.

– Ничего, сынок! – как могла, пыталась успокоить его и себя Мария Сергеевна. – Я сегодня пойду к нему туда и все улажу! Вот увидишь, улажу!

– Опять перед этим ублюдком унижаться будешь? – язвил Глеб. – Ничего он нам не сделает! Доказательств-то против нас у него никаких нет!

На глазах у женщины выступили слезы.

– В случае чего… Ты главное не дерзи ему, Глеб! И ничего не возражай…

– Не возражать? А, если он меня мордой в дерьмо тыкать станет?..

Когда Мария Сергеевна вошла в кабинет, Виктор Иванович сидел за столом.

– Проходи! Располагайся!

Он кивнул ей на стул напротив себя.

– Витенька!..

Он нахмурил брови.

– Гражданка свидетельница! Не забывайтесь! Вы здесь – не у себя дома!

Марья Сергеевна удивленно вскинула брови.

– Ах, да! Ну, конечно. Я-то думала, что все еще не безразлична тебе, и эта история с той дамочкой, которая…

– Вы хотите сказать, которую жестоко убил ваш сын?!

– Мой сын?!

Женщина с вызовом посмотрела на капитана УГРО.

– Он не имеет к этому никакого отношения! Хотя не скрываю… Я рада! Я рада, что все именно так и произошло!

– Это – почему же?! Грешно радоваться чужому несчастью! И… Преступно!

– Значит, мое чувство к тебе, Витя, преступление! И за него меня нужно судить!

Занервничав, Виктор Иванович даже встал из-за стола.

– Судить будут того, кто совершил убийство!

– Тебе не удастся повесить его на моего сына!

Мария Сергеевна была настроена очень решительно.

Что-то вроде пренебрежительной насмешки появилось на лице капитана и тотчас исчезло.

– Даже, если он не совершал этого преступления, у меня достаточно свидетельских показаний, чтобы упечь его за решетку на долгий срок! На немыслимо долгий срок! Вот – на, прочти!..

И Виктор Иванович протянул папку с документами бывшей сожительнице.

Это были показания некоторых соседей по лестничной площадке. Кроме них имелось еще одно. Но принадлежало гражданину, проживавшему этажом выше. Марья Сергеевна начала с него:

«Проходя мимо двери гражданки Снегиревой, проживающей по адресу …, я увидел, как из нее выскочил молодой человек…»

Дальше шло описание портрета, по которому этот самый молодой человек, как две капли воды, походил на Глеба. К словесному описанию была приложена бумажная копия фоторобота. Глянув на нее, Мария Сергеевна обмерла.

В своих показаниях соседи по лестничной площадке утверждали, что когда Снегиреву убивали, она не просто истерично голосила. Она орала благим матом и умоляла убийцу не лишать ее жизни и при этом примерно дважды очень громко выкрикнула его имя. Не трудно догадаться, что это было за имя!

– Вранье – все это! Вранье! Белыми нитками по воде шито!

– Нитками, говоришь?!

В тоне Головнина явственно прозвучали угрожающие нотки.

– А то, что отец Глеба теперь на зоне срок отбывает – это тоже вранье?! Скажи, кому судья больше поверит, мне – капитану уголовного розыска, за всю службу не имевшему ни одного взыскания, или сыну уголовника?

Марии Сергеевне на это нечего было возразить. А, если бы и было, то стоило ли? Ведь закон всегда был и будет на стороне таких, как Головнин!

– Теперь ты понимаешь, что твоему выродку не открутиться?! Срок ему обеспечен!..

Уверенный тон и доводы капитана подействовали на Марию Сергеевну, точно холодный отрезвляющий душ. Что-то вдруг разом надломилось внутри нее.

– Обеспечен?

– Вот то-то и оно! Если, конечно…

Женщина подняла на Виктора Ивановича глаза, в которых наряду с отчаянием вдруг затеплился слабый огонек надежды.

– Что «конечно-то»?! Что?! Раз, так, не тяни душу! Говори!