Хикори-дикори Кристи Агата
— Ага! — сразу воскликнул он. — Значит, сначала исчез рюкзак.
— Да. Это была пустяковая пропажа, но я совершенно точно помню, что она произошла до кражи украшений и всего прочего. В доме царила тогда страшная суматоха, у нас были неприятности из-за одного африканского студента. Он уехал за день или за два до того, и помнится, я решила, что он испортил рюкзак, желая отомстить. Он причинил нам довольно много хлопот…
— Да, Джеронимо мне рассказывал. К вам, кажется, наведалась полиция?
— Верно. К ним пришел запрос из Шеффилда или Бирмингема, точно не помню. История вообще-то скандальная. Африканец добывал деньги нечестным путем… Потом его привлекли к суду. Он прожил у нас всего три или четыре дня. Мне его поведение не понравилось, и я сказала, мол, комната забронирована, так что пусть уезжает. Я совсем не удивилась, когда потом к нам пришла полиция. Конечно, я понятия не имела, куда он делся; но в конце концов его нашли.
— Уже после того, как вы обнаружили рюкзак?
— Вроде бы да.., сейчас трудно вспомнить. Дело было так: Лен Бейтсон собрался путешествовать автостопом, но никак не мог отыскать рюкзак, и поэтому переполошил весь дом. Потом наконец Джеронимо нашел рюкзак: кто-то разрезал его на куски и сунул за котел в котельной. Это было так странно! Странно и бессмысленно, мосье Пуаро.
— Да, — согласился Пуаро, — странно и бессмысленно. — И немного поразмыслив, спросил:
— Скажите, а лампочки, электрические лампочки исчезли в тот же самый день, когда к вам нагрянула полиция? Так, по крайней мере, сказал мне Джеронимо.
— Точно не помню, но, кажется, да, потому что, когда я спустилась вниз с инспектором полиции и мы пошли в гостиную, там горели свечи. Мы хотели узнать у Акибомбо, не говорил ли ему тот африканец, где он собирается поселиться.
— А кто еще был в гостиной?
— Да, по-моему, почти все. Дело было вечером, часов в шесть. Я спросила у Джеронимо, почему не горит свет, а он ответил, что кто-то вывернул лампочки. Я поинтересовалась, почему он не вкрутил новые, а он сказал, что все запасные исчезли. Ох и разозлилась же я тогда! Я ведь решила, что это чья-то глупая шутка. Да-да, я восприняла это именно так, и потом: как это нет запасных лампочек — мы обычно ведь сразу много покупаем.
— Лампочки и рюкзак, — задумчиво повторил Пуаро.
— Но мне все же и сейчас кажется, — сказала миссис Хаббард, — что Силия не имела отношения ни к рюкзаку, ни к лампочкам. Помните, она упорно твердила, что не прикасалась к рюкзаку?
— Да, конечно. А потом, в скором времени, начались кражи, да?
— Господи, мосье Пуаро, вы не представляете, как трудно это сейчас вспомнить… Так, дайте сообразить.., дело было в марте.., нет, в феврале, в конце февраля. Да, кажется, Женевьев сказала, что у нее пропал браслет числа двадцатого — двадцать пятого, через неделю после истории с лампочками.
— И потом кражи стали совершаться регулярно?
— Да.
— А рюкзак принадлежал Лену Бейтсону?
— Да.
— И он очень рассердился?
— Не судите его слишком строго, — с легкой улыбкой сказала миссис Хаббард. — У Лена Бейтсона такой характер. Он очень добрый, великодушный, терпимый, но при этом импульсивный и вспыльчивый мальчик.
— А какой у него был рюкзак?
— Самый обыкновенный.
— Вы не могли бы показать мне похожий, мадам?
— Конечно. Кажется, у Колина есть такой же. И у Найджела. Да и у самого Лена тоже, ведь он купил себе новый. Студенты обычно покупают рюкзаки в лавке на нашей улице, в самом конце. Там продается все необходимое для туристов, всякое снаряжение, шорты, спальные мешки… И все очень дешево, гораздо дешевле, чем в больших универмагах.
— Пойдемте посмотрим на рюкзак.
Миссис Хаббард любезно провела его в комнату Колина Макнабба. Колина не было, но миссис Хаббард сама открыла шкаф, нагнулась и вытащила рюкзак.
— Вот, пожалуйста, мосье Пуаро. Пропавший был точь-в-точь такой же.
— А разрезать его нелегко, — пробормотал Пуаро, разглядывая рюкзак. — Тут маникюрными ножницами не обойдешься.
— Что вы, конечно, женщина здесь вряд ли справится. Тут нужна сила, и недюжинная.
— Вы правы.
— Ну, а потом, когда нашли шарф Вэлери, тоже изрезанный на куски, я подумала, что.., что у кого-то не все в порядке с психикой.
— Да нет, — возразил Пуаро, — по-моему, вы ошибаетесь, мадам. Сумасшествием тут и не пахнет. Я думаю, что некто действовал вполне осмысленно и целенаправленно. У него был, так сказать, свой метод.
— Я полностью полагаюсь на ваше мнение, мосье Пуаро, — вздохнула миссис Хаббард. — Могу лишь сказать, что мне как-то от всего этого не по себе. Насколько я могу судить, большинство наших студентов — хорошие ребята, и очень грустно думать, что…
Пуаро приблизился к стеклянной двери, открыл ее и вышел на старомодный балкончик.
Внизу зеленел маленький уютный сад, располагавшийся позади дома.
— Здесь, вероятно, гораздо спокойнее, чем в тех комнатах, что выходят окнами на улицу.
— Ну это как сказать, — возразила миссис Хаббард. — Хикори очень тихая улочка. А в саду по ночам собираются все окрестные коты. Сами знаете, как они истошно кричат. И контейнеры для отходов тоже с этой стороны, их крышки с таким грохотом всегда захлопывают…
Пуаро посмотрел на четыре огромные контейнера для золы, стоящие рядом, потом окинул взглядом остальные, для прочего мусора.
— А где у вас котельная?
— Видите ту дверцу, сразу за сараем для угля?
— Да-да, вижу. — Пуаро продолжал внимательно разглядывать сад и ближайшие строения. — А чьи еще окна выходят на эту сторону?
— Найджела Чэпмена и Лена Бейтсона. Это соседняя комната.
— А рядом с ними кто живет?
— Ну это уже другой корпус, там комнаты девушек. Первая отсюда — Силии, потом — Элизабет Джонстон, потом — Патрисии Лейн. А окна Вэлери выходят на улицу.
Пуаро кивнул и вернулся с балкона в комнату.
— Я вижу, этот молодой человек очень аккуратен, — одобрительно заметил он, осматриваясь.
— О да. У Колина всегда идеальный порядок. Не то что у некоторых наших мальчиков. Видели бы вы, что творится у Лена Бейтсона, — сказала миссис Хаббард, и тут же великодушно добавила:
— Но вообще-то он очень славный парень, мосье Пуаро.
— Так вы говорите, что эти рюкзаки куплены в магазинчике на вашей улице?
— Да.
— А как он называется?
— Ой, пожалуй, сразу и не вспомню… Кажется, «Мэбберли» или «Келсо». Конечно, эти фамилии совсем разные. Сама не понимаю, почему они отложились в моей памяти как нечто очень похожее… Наверное, потому, что когда-то я была знакома с некими Келсо и Мэбберли и члены этих семейств на удивление мало чем друг от друга отличались.
— Вот-вот, — оживившись, подхватил Пуаро, — меня всегда очень интересует именно это. Необъяснимые на первый взгляд ассоциации.
Пуаро еще раз вышел на балкончик, посмотрел на садик, а потом, попрощавшись с миссис Хаббард, ушел.
С Хикори-роуд он свернул в ближайший переулок и прошел немного вперед. Он легко узнал магазинчик, о котором говорила миссис Хаббард. В витринах были выставлены корзинки, рюкзаки, термосы, шорты, ковбойки, тропические шлемы, палатки, купальники, велосипедные фары, фонари, — короче говоря, все необходимое для молодежи, увлекающейся спортом и туризмом. На вывеске стояло имя Хикса. А вовсе не Мэбберли и не Келсо, — отметил про себя Пуаро. Хорошенько рассмотрев витрины, Пуаро вошел в магазинчик и сказал, что ему нужен рюкзак для племянника.
— Он заниматься туризм, вы понимаете, — сказал Пуаро, стараясь как можно больше коверкать слова. — Он ходит ногами с другими студентами, и все, что ему надо, он носит на спине, а когда видит машины или грузовики, которые ездят мимо, он.., как это…, голосует.
Хозяин, услужливый рыжеватый человечек, быстро сообразил, о чем речь.
— А, понятно, автостоп! — сказал он. — Сейчас вся молодежь ездит автостопом. Автобусы и железные дороги терпят большие убытки. А многие из ребят объездили автостопом всю Европу. Значит, вам нужен рюкзак? Какой? Обычный?
— Я так понимаю. Да. А у вас много рюкзаков?
— Как вам сказать… У нас есть пара суперлегких, для девушек. Но наибольшим спросом пользуются эти. Они хорошие, вместительные, прочные и, простите за нескромность, очень дешевые.
Он положил на прилавок брезентовый рюкзак, точно такой же, какой Пуаро видел в комнате Колина. Пуаро повертел его в руках, задал пару вполне никчемных вопросов и в конце концов выложил на прилавок деньги.
— У нас их хорошо берут, — сказал хозяин, упаковывая покупку.
— Здесь живет много студентов, да?
— Совершенно верно. У нас прямо студенческий городок.
— Кажется, и на Хикори-роуд есть общежитие?
— О да, кое-кто из молодых людей уже приобрел мои рюкзаки. И девушки, кстати, тоже. Ребята обычно приходят ко мне перед поездкой. У меня гораздо дешевле, чем в больших магазинах, я так им и говорю. Ну вот, сэр, уверен, что ваш племянник останется доволен.
Пуаро поблагодарил его, взял сверток и ушел. Но не прошел и двух шагов, как кто-то хлопнул его по плечу. Это оказался инспектор Шарп.
— Вы-то как раз мне и нужны, — сказал Шарп.
— Ну как, закончили обыск?
— Закончить-то закончили, но ничего особенного не нашли. Знаете, тут есть вполне приличное кафе, где можно перехватить сандвич и выпить кофе. Если вы не очень заняты, то составьте мне компанию. Мне нужно с вами поговорить.
В кафе почти никого не было. Только двое мужчин несли свои тарелки и чашки к маленькому столику в углу.
Шарп рассказал о своих беседах со студентами.
— Улики есть только против этого юнца Найджела. Но зато какие: три различных яда! Однако он вроде бы ничего не имел против Силии Остин, и потом, будь он действительно виновен, вряд ли бы стал так откровенничать.
— Но кто-то другой мог…
— Да. Надо же додуматься: держать яд в комоде! Идиот!
Потом Шарп рассказал о разговоре с Элизабет Джонстон.
— Если она не лжет и Силия действительно ей что-то говорила, то это очень важно.
— Очень, — кивнул Пуаро. Инспектор повторил слова Силии:
— «Завтра я буду знать гораздо больше».
— Но до завтра бедняжка не дожила… А что вы нашли при обыске?
— Да были кое-какие неожиданности.
— Какие же?
— Элизабет Джонстон — член компартии. Мы нашли ее партбилет.
— Вот как? Любопытно, — задумчиво произнес Пуаро.
— Неожиданно, правда? — сказал инспектор. — Я сам никогда бы не поверил, если бы не побеседовал с ней вчера. Элизабет — личность незаурядная.
— Да, такие люди неоценимы, — сказал Эркюль Пуаро. — Очень толковая девушка.
— Ее членство в партии меня заинтриговало, — сказал инспектор Шарп, — потому что раньше она никак не выражала своих политических пристрастий. Она не афишировала своих взглядов в общежитии. Думаю, к делу Силии Остин это не относится, но все равно — стоит иметь в виду.
— А что вы еще обнаружили?
Инспектор пожал плечами.
— У Патрисии Лейн в ящике комода лежал платок, весь перепачканный зелеными чернилами.
— Зелеными? Стало быть, это Патрисия Лейн залила конспекты Элизабет Джонстон, а потом вытерла руки платком? Но наверняка…
— Наверняка она не думала, что подозрение падет на ее драгоценного Найджела, — подхватил инспектор.
— Невероятно! Впрочем, платок могли ей подбросить.
— Вполне.
— А что еще?
— Что еще? — Инспектор Шарп на мгновение задумался. — Отец Лена Бейтсона лежит в психиатрической больнице в Лонгвит-Вейл. Конечно, убийство Силии вроде бы тут ни при чем… И все же…
— И все же отец Лена психически нездоров. Возможно, это и ни при чем, как вы изволили выразиться, но взять сей факт на заметку явно стоит. Интересно, какое конкретно у него заболевание?
— Бейтсон — милый юноша, — сказал Шарп, — но, определенно, чересчур вспыльчив.
Пуаро кивнул. И вдруг ему припомнились слова Силии Остин: «Рюкзак я не трогала. Но тот, кто его разрезал, сделал это со зла». Откуда она могла знать? Может, она видела, как Лен Бейтсон кромсал рюкзак?.. Он вновь взглянул на инспектора, который продолжал, усмехаясь:
— А у мистера Ахмеда Али ящики были забиты порнографическими журналами и открытками, так что понятно, почему он взбеленился, узнав об обыске.
— Многие студенты выражали недовольство?
— Кое-кто был против. С француженкой случилась истерика, а индиец Чандра Лал угрожал международным скандалом. Среди его вещей мы обнаружили несколько политических брошюр антиправительственного содержания. А у одного африканца — весьма зловещие сувениры и фетиши. При обыске вскрываются совершенно неожиданные свойства человеческой души. Вы, наверное, слышали о буфете миссис Николетис?
— Мне уже рассказали.
— В жизни не видел столько бутылок из-под бренди! — ухмыльнулся инспектор Шарп. — Она чуть с ума не сошла от ярости. — Он рассмеялся, но вдруг посерьезнел. — Однако того, что нам нужно, мы не нашли. Никаких фальшивых документов.
— Ну, вряд ли фальшивый паспорт будет храниться на виду. Скажите, а вам не доводилось наведываться на Хикори-роуд по каким-нибудь паспортным делам? Примерно в последние полгода?
— Нет, но по другим доводилось.
Он подробно перечислил свои визиты на Хикори-роуд.
Пуаро слушал его, наморщив лоб.
— Однако к нашему делу это не имеет отношения, — закончил инспектор.
Пуаро покачал головой.
— События выстраиваются в единую цепочку только тогда, когда их рассматриваешь с самого начала.
— А что, по-вашему, было вначале?
— Рюкзак, друг мой, — негромко произнес Пуаро. — Все началось с рюкзака.
Глава 14
Миссис Николетис вернулась из подвала, где крепко поскандалила с Джеронимо и темпераментной Марией.
— Лжецы и воры! — победоносно заявила она во весь голос. — Все итальяшки — лжецы и воры!
Спускавшаяся по лестнице миссис Хаббард раздраженно вздохнула.
— Напрасно вы их расстроили, они как раз готовят ужин, — сказала она.
— А мне что за дело до вашего ужина? — передернула плечами миссис Николетис. — Я поем в другом месте.
Миссис Хаббард чуть было не вспылила, но вовремя сдержалась.
— Ждите меня, как всегда, в понедельник, — сообщила миссис Николетис.
— Хорошо.
— И пожалуйста, в понедельник прежде всего велите починить дверцу моего буфета. А счет пошлите полиции, ясно? Полиции!
Миссис Хаббард взглянула на хозяйку с сомнением.
— И пусть в коридорах ввернут лампочки поярче. Там слишком темно.
— Но вы сами велели ввернуть послабее, в целях экономии.
— Это было на прошлой неделе, — огрызнулась миссис Николетис. — А теперь обстоятельства изменились. Теперь я хожу и озираюсь: не крадется ли кто за мной по пятам?
«Неужели она действительно боится?» — подумала миссис Хаббард. У миссис Николетис была привычка делать из мухи слона, и миссис Хаббард не знала, насколько можно доверять ее словам.
Она спросила, поколебавшись:
— Может, вам не стоит возвращаться одной? Хотите, я провожу вас?
— Дома мне гораздо спокойней, уверяю вас!
— Но чего же вы боитесь? Если бы я знала, то могла бы…
— Это не ваша забота. Я вам ничего не скажу. И что вы у меня все время допытываетесь… Просто безобразие!
— Простите, и позвольте вас уверить…
— Ну вот, обиделись. — Миссис Николетис ослепительно улыбнулась. — Ну да, я плохая, грубая… Но сейчас я страшно нервничаю. Я так вам доверяю и полагаюсь на вас. Что бы я без вас делала, дорогая миссис Хаббард? Ей-богу, я бы пропала! Ну, моя милая, мне пора. Счастливо отдохнуть. И доброй ночи.
Миссис Хаббард стояла, глядя ей вслед. Когда дверь за миссис Николетис захлопнулась, она неожиданно для себя самой воскликнула: «Ну и дела!» — и отправилась на кухню.
А миссис Николетис спустилась с крыльца, вышла за ворота и повернула налево. Хикори-роуд была широкой улицей, дома на ней стояли, чуть отступя в палисадники. В конце улицы, всего в нескольких минутах ходьбы от общежития, пролегала одна из центральных магистралей Лондона, по которой мчался поток машин. На углу, возле светофора, находился бар «Ожерелье королевы». Миссис Николетис шла посередине улицы, нервно оглядываясь, но сзади никого не было. В тот вечер на Хикори-роуд было удивительно безлюдно. Подходя к «Ожерелью», миссис Николетис ускорила шаг. Еще раз торопливо оглянувшись по сторонам, она смущенно проскользнула в дверь бара.
Потягивая двойной бренди, она постепенно воспрянула духом. Испуг и беспокойство исчезли, однако ненависть к полиции осталась.
— Гестаповцы! Я проучу их! Ей-богу, проучу! — пробурчала она себе под нос и залпом осушила бокал.
Какая досада, какая страшная досада, что неотесанные болваны полицейские обнаружили ее тайник! Только бы это не дошло до студентов! Миссис Хаббард, правда, вряд ли будет болтать… Хотя кто ее знает? Доверять-то никому нельзя. Но рано или поздно это все равно станет известно… Ведь Джеронимо знает. И может сказать жене, а та — уборщице, и пойдет слух, пока не… Она резко вздрогнула, услышав за спиной голос:
— Кого я вижу! Миссис Ник! А мне и невдомек было, что вы сюда захаживаете.
Она резко повернулась и облегченно вздохнула.
— А, это вы, — сказала она. — А я думала…
— Кто? Серый волк? Что вы пьете? Разрешите, я составлю вам компанию?
— Я просто перенервничала, — с достоинством сказала миссис Николетис. — Полицейские целый день рыскали по дому, всем портили нервы. О, мое бедное сердце! Мне надо его беречь. Я вообще-то не пью, но сегодня у меня нервы на пределе. Вот я и подумала, что немного бренди…
— Да, бренди — это вещь. Давайте выпьем.
Вскоре приободрившаяся и вполне счастливая миссис Николетис вышла из бара. Она хотела было сесть в автобус, но потом передумала. Вечер чудесный, лучше пройтись пешком. Свежий воздух ей не повредит. Она не то чтобы шаталась, однако ноги у нее слегка заплетались. Пожалуй, она немного перебрала, но на свежем воздухе ей скоро полегчает. В конце концов, почему приличная дама не может изредка выпить у себя в комнате, выпить тихо, никому не мешая? Что тут плохого? Она же не напивается! Разве она напивается? Ну, конечно, нет. Никогда! А если они недовольны и вздумают предъявлять к ней претензии, то она тоже в долгу не останется. Ведь она кое-что знает. Ой, знает! И пусть радуются, что она держит язык за зубами! А не то… Миссис Николетис воинственно вскинула голову и резко шагнула в сторону, чтобы не столкнуться с почтовым ящиком, который почему-то так и норовил на нее наскочить. Нет, конечно, голова у нее слегка кружилась. Может, прислониться к стене? Ненадолго! Закрыть глаза и…
Когда констебль Ботт, величественным шагом обходил дозором свои владения, к нему приблизился робкий клерк.
— Господин офицер, там женщина! Мне кажется.., по-моему.., она больна.., с ней что-то случилось. Она совсем не шевелится.
Констебль Ботт бодрой поступью направился за клерком и нагнулся над распростертым на земле телом. Так он и знал: от женщины разило бренди.
— Напилась в стельку, — сказал он. — Не беспокойтесь, сэр, мы уж о ней позаботимся.
Утром в субботу, позавтракав, Эркюль Пуаро тщательно вытер усы после выпитой чашки шоколада и направился в гостиную.
На столе были аккуратно разложены четыре рюкзака, на каждом ярлык с ценой, — так было ведено Джорджу. Пуаро развернул обертку, достал купленный накануне рюкзак и положил его рядом с остальными. Напрашивался любопытный вывод: рюкзак, который ему продал мистер Хикс, был ничуть не хуже других, которые приобрел по просьбе хозяина Джордж. Но стоил гораздо дешевле.
— Интересно, — сказал Эркюль Пуаро.
Он немного постоял, глядя на рюкзаки, а потом начал внимательно осматривать каждый. Он смотрел снаружи, смотрел изнутри, выворачивал наизнанку, прощупывал швы, карманы, дергал за лямки. Потом встал, пошел в ванную и принес маленький острый ножичек. Вывернул рюкзак, купленный накануне у мистера Хикса, и вспорол подкладку. Дно оказалось полым; внутри лежал большой кусок жатой накрахмаленной материи, напоминающей гофрированную бумагу. Пуаро посмотрел на растерзанный рюкзак с большим любопытством. Потом набросился на остальные…
Наконец он сел и огляделся вокруг, как полководец после битвы. Потом пододвинул к себе телефон и довольно быстро дозвонился до инспектора Шарпа.
— Ecoutez, mon cher[28], — сказал он. — Я хочу узнать две вещи.
На что инспектор, захохотав, ответил:
- — «Я знаю о конях две вещи,
- И обе мрачны и зловещи».
— Простите? — не понял Пуаро.
— Ничего. Стишок вспомнил. Так что это за две вещи?
— Вчера вы сказали, что полиция несколько раз наведывалась на Хикори-роуд. Несколько раз за последние три месяца. Вы не могли бы назвать мне точные даты и время суток?
— Да, конечно. Сейчас взгляну, в отчетах все есть. Погодите.
Вскоре инспектор опять взял трубку:
— Так-так… Вот! Восемнадцатого декабря. Пятнадцать часов тридцать минут. Студенту из Индии предъявлено обвинение в распространении подрывной литературы…
— Это очень давно, пожалуйста, дальше.
— Двадцать четвертого февраля, восемнадцать часов тридцать минут. Монтегю Джонс разыскивался в связи с убийством миссис Элис Комб из Кембриджа. Дальше.., шестого марта, одиннадцать часов. Уильям Робинсон, уроженец Западной Африки, разыскивался Шеффилдской полицией.
— Ясно. Спасибо.
— Но если вы думаете, что приход полиции имеет какое-нибудь отношение к…
— Нет, — прервал его Пуаро. — Я не думаю. Меня просто интересовало, в какое время дня приходила полиция.
— Не пойму, чем вы сейчас занимаетесь, Пуаро?
— Кромсаю рюкзаки. Очень увлекательное занятие. И он тихо положил трубку.
После чего вынул из кармана новый список, составленный накануне миссис Хаббард. Прочитал:
«1. Рюкзак (Лена Бейтсона).
2. Лампочки.
3. Браслет (Женевьев).
4. Бриллиантовое кольцо (Патрисии).
5. Компактная пудра (Женевьев).
6. Вечерняя туфля (Салли).
7. Губная помада (Элизабет Джонстон).
8. Серьги (Вэлери).
9. Стетоскоп (Лена Бейтсона).
10. Соль для ванны (?)
11. Шарф, разрезанный на куски (Вэлери).
12. Брюки (Колина).
13. Поваренная книга (?)
14. Борная кислота (Чандры Лола).
15. Брошь (Салли).
16. Залитые чернилами конспекты Элизабет.
Я постаралась сделать все, что в моих силах, но за абсолютную точность не ручаюсь.
Л. Хаббард».
Пуаро долго глядел на листок. Потом вздохнул и пробормотал себе под нос: «Да.., список надо почистить, вычеркнуть все несущественное».
Он знал, кто ему поможет. Было воскресенье, и большинство студентов наверняка сидело дома.
Он позвонил на Хикори-роуд и попросил позвать мисс Вэлери Хобхауз. Хриплый гортанный мужской голос неуверенно ответил, что она, скорее всего, еще спит, но надо сходить посмотреть.
Потом в трубке раздался женский голос, низкий и глуховатый:
— Я слушаю.
— Это Эркюль Пуаро. Вы меня помните?
— Да, конечно, мосье Пуаро. Я к вашим услугам.
— Мне хотелось бы с вами побеседовать.
— Ради Бога.