Хикори-дикори Кристи Агата
— Но между нами не было размолвок. Я очень любила Силию.
— Вы подозревали ее в происходивших кражах?
— О нет, что вы! Я была потрясена. Я всегда считала ее высоконравственной девушкой. Я и представить себе не могла, что она на такое способна…
— Но клептомания, — сказал Шарп, пристально глядя на Джин, — это болезнь.
Джин еще больше поджала губы. Потом процедила:
— Не могу сказать, что разделяю ваше мнение, инспектор. Я придерживаюсь старомодных взглядов и считаю, что воровство — это воровство.
— По-вашему, Силия крала просто потому, что ей хотелось заполучить чужие вещи?
— Разумеется.
— Значит, она была человеком без стыда и совести?
— Боюсь, что так.
— М-да! — сказал инспектор Шарп, качая головой. — Нехорошо.
— Увы, разочаровываться в людях всегда печально.
— Насколько я понимаю, тогда зашла речь о полиции?
— Да. И, по-моему, надо было ее вызвать.
— Даже когда Силия призналась?
— Я думаю, да. Я не считаю, что такие поступки должны сходить людям с рук.
— То есть нечего покрывать воров, списывая все на какую-то клептоманию, да?
— Ну.., примерно так.
— А вместо этого все кончилось хорошо, и мисс Остин уже слышала свадебные колокола.
— Ну, от Колина Макнабба всего можно ожидать. — Джин Томлинсон не скрывала злобы. — Я уверена, что он — атеист. И вообще он — скептик и циник… Очень неприятный молодой человек. Не удивлюсь, если выяснится, что он — коммунист!
— Неужели? — воскликнул инспектор Шарп и покачал головой. — Ай-ай-ай.
— Абсолютно убеждена, что он выгораживал Силию потому, что для него частная собственность не священна. Он, видно, считает, что чужое брать не зазорно.
— Но все-таки, — возразил инспектор, — мисс Остин сама призналась в кражах.
— После того как ее уличили, — резко отпарировала Джин.
— Кто ее уличил?
— Ну этот, мистер.., как его звали… Пуаро, который приходил к нам.
— А почему вы решили, что он ее уличил? Он ничего конкретного не говорил. Просто посоветовал вызвать полицию.
— Ну значит, он дал ей понять, что знает. И, увидев, что игра проиграна, она поспешила покаяться.
— А как насчет конспектов Элизабет Джонстон? Она и в этом созналась?
— Честно говоря, не знаю. Наверное.
— Ошибаетесь, — сказал Шарп. — Она упорно настаивала на своей непричастности к этой истории.
— Ну, может быть. Пожалуй, здесь она действительно ни при чем.
— На ваш взгляд, тут замешан Найджел Чэпмен?
— Да нет. Скорее мистер Акибомбо.
— Правда? А почему?
— Из зависти. Цветные вообще страшно завистливы и истеричны.
— Интересно… А когда вы в последний раз видели Силию Остин?
— В пятницу вечером, после ужина.
— Кто пошел спать раньше: она или вы?
— Да.
— Вы не заходили потом к ней в комнату?
— Нет.
— А кто, по-вашему, мог подсыпать ей в кофе морфий — если, конечно, его подсыпали в кофе?
— Понятия не имею.
— Скажите, а никто из студентов не держал морфий в общежитии?
— Да нет.., наверное, нет.
— Вы как-то нерешительно отвечаете, мисс Томлинсон.
— Я просто подумала… Понимаете, тут был один глупый спор.
— Какой спор?
— Однажды наши мальчики поспорили…
— О чем же?
— Они спорили об убийствах, о том, каким способом можно убить человека. И в частности, о ядах.
— И кто же участвовал в споре?
— По-моему, начали его Колин с Найджелом, потом к ним присоединился Лен Бейтсон.., да, еще там была Патрисия.
— А не могли бы вы вспомнить поточнее, о чем они говорили? Как возник спор?
Джин Томлинсон немного подумала.
— По-моему, сначала они спорили об отравлениях.., дескать, яд достать трудно, и убийца обычно попадается либо при попытке купить яд, либо потом полиция «вычисляет», где он мог его достать. А Найджел сказал, что вовсе не обязательно. Он утверждал, что может достать яд, и ни одна живая душа ничего не узнает. Лен Бейтсон сказал, что Найджел болтает чепуху, а Найджел возразил, что готов доказать свою правоту делом. Пат, естественно, поддержала Найджела; она сказала, что и Лен, и Колин.., да и Силия тоже могут раздобыть яд в больнице. Но у Найджела на уме было совсем другое. Он сказал, что Силия не сможет незаметно изъять препарат из аптеки. Рано или поздно его хватятся и поймут, каким образом он исчез. Но Пат с ним не согласилась; ведь Силия может, сказала она, перелить содержимое пузырька, а туда налить что-нибудь другое. Колин засмеялся и сказал, что пациенты забросают врачей жалобами. Но Найджел, оказывается, не собирался прибегать к подобным ухищрениям. Он сказал, что хотя он и не имеет прямого доступа к лекарствам — ведь он не врач и не фармацевт, — однако все равно ему ничего не стоит достать яд тремя различными способами. Тут Лен Бейтсон спросил: «Ну, допустим, а какими?» А Найджел ему в ответ; «Сейчас я этого не скажу, но спорим, что через три недели я продемонстрирую тебе три пузырька со смертельными ядами!» А Лен сказал: «Ставлю пять фунтов, что ничего у тебя не выйдет».
— И что дальше? — спросил инспектор, когда Джин умолкла.
— Разговоры о ядах на какое-то время прекратились, но однажды вечером — мы сидели в гостиной — Найджел сказал: «Ну что ж, ребята, я свое слово сдержал». И положил на стол пластмассовый пузырек с таблетками гиосцина[25], пузырек с настойкой наперстянки[26] и маленький флакончик с тартратом морфия.
— Флакончик с тартратом морфия? — резко спросил инспектор. — На нем что, была наклейка?
— Да. Ярлычок больницы Святой Екатерины. Я точно помню, поскольку не могла не обратить на это внимание.
— А на пузырьке и таблетках были ярлычки?
— Я не заметила, но больничных этикеток точно не было.
— И что произошло дальше?
— Разумеется, все принялись это обсуждать. Лен Бейтсон сказал: «Учти, что если теперь ты кого-нибудь отравишь, тебя найдут в два счета». А Найджел ответил: «Ошибаешься. Я не медик, к больницам отношения не имею, так что никому и в голову не придет меня подозревать. Тем более что я эти яды не покупал». А Колин Макнабб вынул трубку изо рта и сказал: «Да тебе бы никто и не продал без рецепта». В общем, они попререкались, но в конце концов Лен признал себя побежденным. «Правда, сейчас у меня нет денег, но я заплачу, не сомневайся, — сказал он и добавил:
— А что мы будем делать с вещественными доказательствами твоей правоты?» Найджел усмехнулся и осветил, что лучше выбросить их от греха подальше, и тогда они вытряхнули таблетки и порошок в камин, а настойку наперстянки вылили в туалет.
— А куда они дели пузырьки?
— Не знаю. Наверное, выкинули в корзину для мусора.
— Значит, яды они точно уничтожили?
— Да, конечно. Я своими глазами видела.
— Когда это случилось?
— Недели две тому назад.., примерно…
— Понятно. Спасибо, мисс Томлинсон.
Однако Джин уходить не торопилась, явно надеясь разузнать побольше.
— Вы думаете, то, что я рассказала, важно?
— Пока не знаю, может быть… Какое-то время инспектор Шарп сидел, задумавшись. Потом опять вызвал Найджела Чэпмена.
— Мисс Джин Томлинсон сделала весьма интересное заявление, — сказал он.
— Да? И против кого же вас настраивала наша дорогая Джин? Против меня?
— Она рассказала мне любопытную историю о ядах.., связанную с вами, мистер Чэпмен.
— Что вы говорите! Но какое отношение к ядам имею я?
— Значит, вы отрицаете, что несколько недель назад держали пари с мистером Бейтсоном, утверждая, что можете тайком от всех раздобыть яд?
— Ах, вы об этом! — Найджела внезапно озарило. — Да-да, конечно! Совсем из головы вон, вот умора! Я и забыл, что Джин была тогда с нами. А вы этому придаете значение?
— Пока не знаю. Стало быть, мисс Томлинсон сказала правду?
— Ну конечно, мы тогда спорили. Колин с Леном рассуждали с таким умным видом, ни дать ни взять великие специалисты. А я возьми и брякни, что яд может достать любой дурак, стоит лишь немного пошевелить мозгами… Я сказал, что знаю три разных способа и могу осуществить каждый из них.
— И приступили к делу?
— Так точно, инспектор.
— Так какие же это способы, мистер Чэпмен?
Найджел слегка наклонил голову набок.
— Вы хотите, чтобы я скомпрометировал себя перед лицом закона? — спросил он. — Но тогда вы обязаны предупредить меня, что идет официальный допрос.
— До этого пока не дошло, мистер Чэпмен. Но, разумеется, вам незачем себя компрометировать, как вы изволили выразиться. Вы вправе не отвечать на мои вопросы.
— Да нет, я, пожалуй, лучше отвечу.
Найджел явно обдумывал, как ему поступить; на его губах играла легкая улыбка.
— Конечно, — сказал он, — мои действия были противозаконны. И если вы сочтете нужным, то вполне можете привлечь меня к ответственности. С другой стороны, вы расследуете убийство, и если история с ядами имеет какое-то отношение к смерти бедняжки Силии, то, наверное, лучше рассказать вам правду.
— Вы рассуждаете весьма здраво. Итак, я вас слушаю.
— Видите ли, — Найджел откинулся на спинку стула, — в нашей прессе часто появляются сообщения о том, что сельские врачи, когда ездят к пациентам, частенько теряют отнюдь не безопасные лекарства. Газеты предупреждают, что это может привести к трагическим последствиям.
— Так.
— Ну, вот мне и пришла в голову мысль: отправиться в деревню, и когда местный лекарь будет объезжать своих подопечных, как тень следовать за ним, а при удобном случае заглянуть к нему в чемоданчик и позаимствовать нужное лекарство. Ведь врачи нередко оставляют свои чемоданчики в машине — не к каждому больному врач берет его с собой.
— И что дальше?
— Да, собственно говоря, ничего. Это и был способ номер один. Сначала я охотился за одним врачом, потом за другим и, наконец, напал на растяпу. Достать яд оказалось проще простого. Он оставил машину за фермой, в совершенно безлюдном месте. Я открыл дверцу, порылся в чемоданчике и выудил оттуда пузырек с гиосцином.
— Ясно. А второй яд?
— Второй мне, кстати, помогла раздобыть наша Силия. Невольно, конечно. Она была, — я вам уже говорил, — немного наивной и не заподозрила подвоха. Я заморочил ей голову всякими латинскими названиями, а потом спросил, умеет ли она выписывать рецепты, как настоящие доктора. Выпиши мне, например, сказал я, настойку наперстянки. И она выписала, святая простота. Так что мне осталось лишь разыскать в справочнике фамилию врача, живущего на окраине Лондона и поставить его инициалы и неразборчивую подпись. После чего я отправился в одну из центральных аптек, где не знают этого врача, и мне спокойно продали нужное лекарство. Наперстянку прописывают в больших дозах при сердечно-сосудистых заболеваниях, а рецепт у меня был на бланке отеля.
— Весьма остроумно, — сухо заметил инспектор Шарп.
— Чувствую по вашему тону, что по мне тюрьма плачет! Вы так сурово со мной говорите!
— Расскажите о третьем способе.
Найджел долго молчал, а потом сказал:
— Но сначала я хочу узнать, в чем меня можно обвинить?
— Первый метод, когда вы «позаимствовали» таблетки из чемоданчика, квалифицируется как воровство, — сказал инспектор Шарп. — А подделка рецепта…
— Какая же это подделка? — перебил его Найджел. — Подпись, строго говоря, я не подделывал, корысти мне с этого никакой, да и сами посудите, если я пишу на рецепте «X. Р. Джеймс», я же не подделываю подпись какого-то определенного человека. — Он улыбнулся недоброй улыбкой. — Понимаете, к чему я клоню? Меня так просто не возьмешь. Если вы захотите ко мне прицепиться, учтите, я буду защищаться. Но с другой стороны…
— Что «с другой стороны», мистер Чэпмен?
— Я — противник насилия! — Найджел воскликнул с неожиданной страстностью:
— Противник жестокости, зверства, убийств! Какому подлецу пришло в голову отправить на тот свет бедняжку Силию! Я очень хочу вам помочь, но как? От рассказа о моих мелких прегрешениях, наверно, мало толку.
— Полиция имеет довольно большую свободу выбора, мистер Чэпмен. Она может квалифицировать определенные поступки как.., м-м.., противозаконные, а может отнестись к ним как к безобидным шалостям, легкомысленным проделкам. Я верю, что вы хотите помочь найти убийцу. Так что, пожалуйста, расскажите о вашем третьем методе.
— Мы подошли к самом интересному, — сказал Найджел. — Это было, правда, более рискованно, зато в тысячу раз интересней. Я бывал у Силии в аптеке и хорошо там ориентировался.
— Так что «позаимствовать» флакончик из шкафа не составило для вас труда?
— Нет-нет, вы меня недооцениваете! Такой способ слишком примитивен. И потом, если бы я «зашел к ней в аптеку и стащил яд, чтобы кого-то прикончить, то наверняка попал бы под подозрения. А так я не показывался в аптеке уже с полгода и был вне подозрений. Нет, план у меня был другой: я знал, что в пятнадцать минут двенадцатого Силия идет в заднюю комнату пить кофе с пирожными. Девушки ходят пить кофе по очереди, по двое. Я знал, что у них появилась новенькая, которая не знает меня в лицо. Поэтому я подгадал, чтобы никого, кроме нее, не было, нацепил белый халат, повесил на шею стетоскоп и заявился в аптеку. Новенькая стояла у окошечка, отпускала клиентам лекарства. Войдя, я прямиком направился к шкафу с ядами, взял флакончик, затем спросил девушку: „В какой у нас концентрации адреналин?“ Она ответила, я кивнул, потом попросил у нее пару таблеток вегенина, сказав, что я со страшного похмелья. Она была абсолютно уверена, что я студент-практикант или учусь в ординатуре. Это были детские шуточки. Силия так и не узнала о моем визите.
— А где вы раздобыли стетоскоп? — с любопытством спросил инспектор Шарп.
Найджел неожиданно ухмыльнулся.
— Да у Лена Бейтсона позаимствовал.
— В общежитии?
— Да.
— Так вот кто взял стетоскоп! Значит, Силия тут ни при чем.
— Естественно, нет! Вы видели когда-нибудь клептоманок, ворующих стетоскопы?
— А куда вы его потом дели?
— Мне пришлось его заложить, — кающимся тоном произнес Найджел.
— Бейтсон очень расстраивался?
— Ужасно. Однако я не мог ему рассказать — ведь мне пришлось бы открыть, как я достал яд, а этого я делать не собирался. Но зато, — бодро добавил Найджел, — я недавно сводил его в ресторан, и мы с ним отлично повеселились.
— Вы очень легкомысленный юноша, — сказал инспектор Шарп.
— Эх, жалко, вы их тогда не видели! — воскликнул Найджел, осклабясь. — Представляете, какие у них были рожи, когда я положил на стол целых три смертельных яда и сказал, что стащил их совершенно безнаказанно!
— Стало быть, — уточнил инспектор, — вы имели возможность кого-либо отравить тремя различными ядами, и напасть на ваш след было никак нельзя?
Найджел кивнул.
— Совершенно верно, — сказал он. — При сложившихся обстоятельствах делать такое признание не очень приятно. Но с другой стороны, яды были уничтожены две недели назад или даже больше.
— А вдруг вы ошибаетесь, мистер Чэпмен?
Найджел удивленно воззрился на инспектора:
— Что вы имеете в виду?
— Как долго лекарства хранились у вас?
Найджел подумал.
— Упаковка гиосцина — дней десять. Морфий — примерно четыре дня. А настойку наперстянки я достал в тот же день, когда показал лекарства ребятам.
— Где вы хранили препараты?
— В ящике комода, под носками.
— Кто-нибудь знал об этом?
— Нет-нет, что вы!
В его голосе инспектору послышалась некоторая неуверенность; впрочем, Шарп не стал тут же допытываться, в чем дело, просто учел на будущее.
— Вы никому не рассказывали о своих планах? О том, каким образом вы собирались добыть препараты?
— Нет.., вообще-то нет.
— «Вообще-то», мистер Чэпмен?
— Понимаете, я хотел рассказать Пат, но потом подумал, что она меня осудит. У нее очень строгие принципы, и я не стал с ней связываться.
— Вы решили ни о чем ей не рассказывать: ни о краже препарата из машины, ни о поддельном рецепте, ни о морфии?
— Да нет, потом я рассказал ей про настойку, про то, как заполучил у Силии рецепт и купил лекарство в аптеке. И про маскарад в больнице тоже рассказал. Увы, ее это не позабавило. Ну а про машину я, конечно, не сказал ни слова. Она бы взбесилась.
— А вы говорили ей, что намерены уничтожить препараты, как только выиграете пари?
— Да. А то она вся извелась. Постоянно бубнила, что я должен вернуть лекарства.
— Подобная мысль вам, естественно, в голову не приходила.
— Естественно, нет! Мне тут же была бы крышка. Представляете, какая бы началась катавасия? Нет, мы с ребятами сожгли лекарства, вернее, морфий и гиосцин сожгли, а наперстянку спустили в унитаз. Так что ничего страшного!
— Вы так считаете, мистер Чэпмен? Но может статься, что страшное все-таки случилось.
— Но что могло случиться? Я же говорю, мы все уничтожили!
— А вам не приходило в голову, мистер Чэпмен, что кто-то мог узнать, где вы прятали яды, или случайно на них наткнуться и подменить морфий чем-нибудь другим?
— О черт! — Найджел потрясение поглядел на инспектора. — Я об этом не подумал. Нет, нет, не верю!
— И все же такая возможность не исключена, мистер Чэпмен.
— Но ведь никто не знал…
— Уверяю вас, — сухо сказал инспектор, — что в общежитиях о человеке известно гораздо больше, чем ему кажется.
— Вы хотите сказать, что здесь и стены имеют уши?
— Вот именно.
— Что ж, возможно, вы правы.
— Кто из студентов может запросто, в любое время, зайти к вам в комнату?
— Я живу не один, а с Леном Бейтсоном. Все остальные бывают у нас, заходят в гости. Правда, только парни — девчонкам не положено заглядывать в мужскую половину. Такова воля хозяйки. Она у нас блюстительница нравов.
— Но девушки все же могут, несмотря на запрет, зайти, не так ли?
— Конечно, — ответил Найджел. — Днем. Ведь днем в общежитии никого нет.
— А мисс Лейн заходит к вам в комнату?
— Надеюсь, вы не имеете в виду ничего дурного, инспектор? Пат порой приносит мне носки после штопки, но этим все и ограничивается.
Инспектор Шарп подался вперед:
— Вы понимаете, что у меня есть все основания подозревать в подмене морфия вас, мистер Чэпмен?
Найджел вдруг осунулся и посуровел.
— Да, — сказал он. — Как раз сейчас я это понял. Все, и правда, выглядит очень подозрительно. Но у меня не было абсолютно никакого повода убивать девушку, инспектор, и я ее не убивал. Хотя я прекрасно понимаю, что никаких доказательств у меня нет.
Глава 11
Лен Бейтсон и Колин Макнабб тоже признались, что участвовали в споре. Подтвердили они и то, что яд был уничтожен. Отпустив остальных ребят, инспектор Шарп попросил Колина на минутку задержаться.
— Простите, если причиняю вам боль, мистер Макнабб, — сказал инспектор. — Я понимаю, какая страшная трагедия потерять невесту в день помолвки!
— Не будем вдаваться в подробности, — бесстрастно ответил Колин. — Вы не обязаны считаться с моими переживаниями. Я готов ответить на любые вопросы, которые вы сочтете нужными для ведения следствия.
— Вы высказали мнение о том, что поступки Силии Остин диктовались чисто психологическими причинами.
— Без сомнения, — сказал Колин Макнабб. — Если угодно, я объясню вам теоретически…
— Нет-нет, — поспешно прервал его инспектор. — Я вполне доверяю мнению студента-психолога!
— У нее было очень несчастное детство, явившееся причиной эмоционального блока…
— Да-да, конечно. — Инспектор Шарп отчаянно пытался уйти от рассказа об очередном несчастном детстве. С него вполне хватило детства Найджела. — Вам она давно нравилась?
— Я бы не сказал. — Колин отнесся к вопросу вдумчиво и серьезно. — Такие эмоции, как любовь, влечение, могут нахлынуть внезапно. Подсознательно меня, конечно, тянуло к Силии, но я не отдавал себе в этом отчета. Я не собирался рано жениться, а поэтому мое сознание противилось влечению, проявлявшемуся на подсознательном уровне.
— Ага. Понятно. А Силия Остин была рада помолвке? У нее не было колебаний? Раздумий? Может, она что-то утаила от вас, и это ее угнетало?
— Она призналась мне абсолютно во всем. Совесть ее была чиста.
— Вы собирались пожениться.., а когда?
— Ну не теперь. Я сейчас не в состоянии обеспечивать семью.
— У Силии были здесь враги? Может, ее кто-нибудь ненавидел?
— Вряд ли. Я много думал над этим вопросом, инспектор. К Силии тут хорошо относились. На мой взгляд, это дело совсем не личного порядка.
— Что вы имеете в виду?
— Мне не хотелось бы сейчас уточнять. Пока это лишь смутные догадки, мне и самому многое неясно.
И как инспектор ни настаивал, ему не удалось вытянуть из Колина больше ни слова.
В списке оставались лишь Элизабет Джонстон и Салли Финч. Сначала он пригласил Салли.
К нему явилась хорошенькая девушка с копной рыжих волос и ясными, умными глазами. Ответив на обычные формальные вопросы, Салли неожиданно сама проявила инициативу.
— Знаете что, инспектор? Мне хочется поделиться своими соображениями. Лично моими. Понимаете, в этом доме творится что-то неладное, что-то действительно неладное. Я просто уверена.
— Потому что Силию Остин отравили?
— Нет, у меня и раньше возникало такое чувство. Причем давно. Мне не нравилось, что тут происходит. Не нравилось, что кто-то разрезал рюкзак, а потом искромсал шарф Вэлери. Не нравилось, что конспекты Черной Бесс залили чернилами. Я собиралась уехать отсюда, уехать немедленно. И я обязательно уеду, как только вы разрешите.
— Значит, вы боитесь, мисс Финч?
Салли кивнула.
— Да, боюсь. Я чувствую за всем происходящим чью-то злую, безжалостную волю. Да и само общежитие — это как бы коробка с двойным дном. Нет-нет, инспектор, я говорю не о коммунистах. Я чувствую, слово «коммунисты» вот-вот сорвется у вас с языка. Но дело не в них. И может быть, никакой уголовщины тут тоже нет. Я не знаю. Но готова поспорить на что угодно — эта жуткая баба в курсе всех здешних событий.
— Баба? О ком вы говорите? Уж не о миссис ли Хаббард?