Грехи отцов Зверев Сергей
– Я доложу, сэр, как только их обнаружу. – С этими словами Гарри выключил рацию.
– Кого обнаружишь? – спросил Куинн.
– Армию Кертеля. Полковник Бенсон считает, что они засели в долине по ту сторону вон той гряды, – ответил он, указывая на вершину холма.
– Это можно выяснить только одним способом, – сказал Куинн, хрустнув рычагом и переведя джип на первую скорость.
– Потише давай, – велел Гарри. – Если немцы там, незачем их тревожить.
Куинн вел машину на первой скорости, пока она медленно карабкалась в гору.
– Все, глуши, – скомандовал Гарри, когда до вершины осталось меньше пятидесяти ярдов.
Куинн дернул ручной тормоз и выключил зажигание. Оба выпрыгнули из машины и побежали вверх по склону. В нескольких ярдах от цели они упали на землю и продолжили движение ползком, остановившись чуть ниже пика.
Гарри приподнял голову, выглянул и задержал дыхание. Ему не понадобился бинокль, чтобы оценить картину. В долине разворачивался к бою легендарный девятнадцатый танковый корпус фельдмаршала Кертеля. Танки выстроились в длинную, насколько видел глаз, боевую колонну, а пехоты хватило бы на футбольный стадион. Гарри прикинул, что численность второй дивизии техасских рейнджеров как минимум в три раза меньше.
– Если уберемся к черту отсюда, – шепнул Куинн, – то еще успеем предупредить предпоследний блокпост Кастера.
– Не спеши, – возразил Гарри. – Может, воспользуемся ситуацией.
– А тебе не кажется, что за год мы потратили достаточно жизней из девяти?
– Пока я насчитал восемь. Думаю, можно рискнуть еще одной. – Гарри пополз обратно, не дав Куинну высказать собственное мнение.
– У тебя есть носовой платок? – спросил он, когда Куинн уселся за руль.
– Так точно, сэр, – ответил тот, вынул платок и передал Гарри; тот начал привязывать его к высокой антенне джипа.
– Ты же не собираешься…
– …сдаваться? Да, и это наш единственный шанс, – ответил Гарри. – Давай потихоньку наверх, капрал, а потом в долину. – Гарри называл Пэта «капралом» только в тех случаях, когда не хотел продолжать дискуссию.
– В Долину смерти, – уточнил Куинн.
– Неудачное сравнение. В легкой бригаде было шестьсот бойцов, а нас всего двое. Так что я вижу себя скорее Горацием Коклесом,[31] чем лордом Кардиганом.[32]
– А я вижу себя подсадной уткой.
– Это потому, что ты ирландец, – сказал Гарри, когда они перевалили через хребет и начали медленно съезжать по другому склону. – Не превышай скорость, – велел он, пытаясь немного снять напряжение. Он ожидал града пуль, но над немцами взяло верх любопытство.
– Что бы ни случилось, Пэт, – спокойно приказал Гарри, – не раскрывай рта. И делай вид, будто все спланировано заранее.
Если у Куинна и было мнение на сей счет, он им не поделился, что было на него совершенно не похоже. Капрал вел машину на ровной скорости и не коснулся педали тормоза, пока они не достигли передней линии танков.
Солдаты Кертеля пялились на джип, не веря своим глазам, однако никто не шелохнулся, пока сквозь рядовых не протолкался майор, который направился прямо к ним. Гарри выскочил из джипа, встал по стойке «смирно» и отдал честь, надеясь, что его познаний в немецком будет достаточно.
– Кем вы себя возомнили, ради всего святого? – осведомился майор.
То-то и оно, подумал Гарри, сохраняя внешнее спокойствие.
– У меня послание для фельдмаршала Кертеля от генерала Эйзенхауэра, командующего союзными силами в Европе. – Гарри знал, что майор, услышав имя Эйзенхауэра, не станет рисковать и доложит высшему начальству.
Без лишних слов майор забрался на заднее сиденье, похлопал Куинна по плечу жезлом и указал на большую, надежно закамуфлированную палатку, стоявшую на фланге скопленных войск.
Когда джип остановился у палатки, майор выскочил из машины.
– Ждите здесь, – приказал он и вошел внутрь.
Куинн и Гарри остались сидеть под взглядами тысяч настороженных глаз.
– Если бы взглядом можно было убить… – прошептал Куинн.
Гарри не ответил. Майор вернулся через несколько минут.
– Сэр, что будет-то? – пробормотал Куинн. – Расстрельная команда или стаканчик шнапса?
– Фельдмаршал согласился встретиться с вами, – объявил майор, не скрывая удивления.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Гарри, выбрался из джипа и последовал за майором в палатку.
Фельдмаршал Кертель поднялся из-за длинного стола, накрытого картой, которую Гарри узнал мгновенно, разве что макеты танков и фигурки солдат были нацелены на него. Фельдмаршала окружал десяток полевых офицеров, все званием не ниже полковника.
Гарри вытянулся в струнку и козырнул.
– Имя и звание? – спросил фельдмаршал, отсалютовав в ответ.
– Клифтон, сэр, лейтенант Клифтон. Флигель-адъютант генерала Эйзенхауэра. – Гарри приметил Библию на складном походном столике у кровати фельдмаршала. Одна стена палатки была завешена германским флагом. Чего-то не хватало.
– Зачем вдруг генерал Эйзенхауэр послал ко мне своего адъютанта?
Гарри внимательно присмотрелся к этому человеку. В отличие от Геббельса или Геринга задубевшее лицо Кертеля выдавало его личное участие во многих фронтовых операциях. Единственной наградой, которую он носил, был железный крест с дубовыми листьями, полученный, насколько знал Гарри, еще лейтенантом в сражении при Марне в восемнадцатом году.
– Генерал Эйзенхауэр доводит до вашего сведения, что на противоположной стороне Клемансо стоят три полностью укомплектованные дивизии общей численностью тридцать тысяч человек, а также двадцать две тысячи танков. На правом фланге – вторая дивизия техасских рейнджеров, в центре – третий батальон Королевских Зеленых курток, на левом – батальон австралийской пехоты.
Должно быть, фельдмаршал превосходно играл в покер, так как остался бесстрастным. К тому же он, очевидно, сам знал, что действительности соответствовали и названия трех воинских соединений, уже занявших позиции, и прозвучавшие цифры.
– В таком случае нас ожидает чрезвычайно интересное сражение, лейтенант. Однако если вашей задачей было напугать меня, то вам это не удалось.
– Это не входило в мои цели, сэр, – ответил Гарри, глянув на карту. – Вряд ли я сообщил о чем-то, вам еще неизвестном, включая тот факт, что союзники овладели аэродромом в Вильгельмсберге. – Это подтверждалось маленьким американским флажком, пришпиленным к аналогу аэропорта на карте. – Но вы можете не знать, сэр, что приказа уничтожить ваши танки ждет эскадрилья бомбардировщиков «Ланкастер», а батальоны Эйзенхауэра наступают в боевом порядке.
Гарри было известно, что на том аэродроме не было ничего, кроме пары самолетов-разведчиков «на приколе», застрявших там из-за нехватки топлива.
– Ближе к делу, лейтенант, – сказал Кертель. – Зачем генерал Эйзенхауэр послал вас ко мне?
– Попробую вспомнить дословно, сэр. – Гарри притворился, будто роется в памяти. – Не должно остаться никаких сомнений в том, что эта страшная война стремительно катится к финалу, и верить в возможность победы способен только недоумок с ограниченным боевым опытом.
Намек на Гитлера не ускользнул от офицеров, окружавших своего фельдмаршала. Именно в этот момент до Гарри дошло, чего здесь не хватало. В фельдмаршальской палатке отсутствовали нацистский флаг и портрет фюрера.
– Генерал Эйзенхауэр высочайшего мнения о вас и вашем девятнадцатом корпусе, – продолжил Гарри. – Он не сомневается, что ваши люди положат жизни за вас, что бы ни случилось. Но ради всего святого, спрашивает он, во имя чего? Это сражение закончится полным уничтожением ваших войск, и мы тоже понесем тяжелые потери. Всем ясно, что конец войны – вопрос всего нескольких недель, так зачем эта бессмысленная резня? Генерал Эйзенхауэр читал вашу книгу «Кадровый военный», когда учился в Вест-Пойнте, сэр, и одно высказывание запечатлелось в его памяти на весь период службы.
Гарри прочел мемуары Кертеля две недели назад и понял, что их можно использовать против фельдмаршала. Сейчас он был готов цитировать почти наизусть.
– «Посылать молодых ребят на бессмысленную смерть – признак не лидерства, но тщеславия, и это недостойно кадрового военного». В этом, сэр, вы единодушны с генералом Эйзенхауэром, а потому он гарантирует, что если вы сложите оружие, то к вашим людям отнесутся с высшим почетом и уважением, согласно положениям Третьей Женевской конвенции.
Гарри ожидал ответа в духе: «Неплохая попытка, молодой человек, но можете передать командованию вашей жалкой дружины, засевшей по ту сторону холма, что я сотру ее с лица земли». Однако Кертель сказал другое:
– Я обсужу предложение генерала с моими офицерами. Будьте добры подождать снаружи.
– Конечно, сэр. – Гарри козырнул, покинул палатку и зашагал к джипу. Куинн не проронил ни слова, пока он забирался на переднее сиденье и устраивался рядом.
Было очевидно, что мнения офицеров разделились: из палатки доносились возбужденные голоса. Гарри мог представить, какие там звучали слова – честь, здравый смысл, долг, реализм, унижение, жертвоприношение… Но больше всего он боялся двух: «Он блефует».
Прошел почти час, прежде чем майор пригласил Гарри обратно в палатку. Кертель стоял чуть поодаль своих самых доверенных советников с лицом человека, утратившего вкус к жизни. Свое решение он принял, и даже если отдельные офицеры не были согласны с фельдмаршалом, они не посмели бы ослушаться. И Кертелю было незачем сообщать Гарри, каким он был, его ответ.
– Позволите ли вы, сэр, связаться с генералом Эйзенхауэром и доложить о вашем решении?
Фельдмаршал коротко кивнул, и его офицеры быстро покинули палатку, дабы позаботиться об исполнении приказа.
Гарри вернулся в джип в сопровождении майора и наблюдал, как двадцать три тысячи человек кладут на землю оружие, покидают танки и строятся в колонны по три, готовясь к сдаче. Теперь Гарри страшился только того, что в трюк, обманувший фельдмаршала, не поверит его собственное командование. Он вызвал полковника Бенсона и несколько секунд ждал ответа, надеясь, что майор не заметит каплю пота, покатившуюся по его переносице.
– Ну и сколько их, Клифтон? – были первые слова полковника.
– Соедините меня, пожалуйста, с генералом Эйзенхауэром, полковник. Это лейтенант Клифтон, его адъютант.
– Ты в своем уме, Клифтон?
– Так точно, сэр, я подожду, пока вы его найдете.
Пробеги Гарри стометровку, его сердце билось бы реже, чем сейчас, и сколько же времени будет думать полковник? Гарри кивнул майору, но тот не ответил. Томясь ожиданием, Гарри наблюдал за тысячами бойцов: некоторые были откровенно потрясены, тогда как другие не скрывали облегчения, присоединяясь к шеренгам тех, кто уже покинул свои танки и сложил оружие.
– Генерал Эйзенхауэр у аппарата. Это вы, Клифтон? – наконец донесся голос полковника Бенсона.
– Так точно, сэр. Я рядом с фельдмаршалом Кертелем, и он принял ваше предложение сложить оружие на условиях Женевской конвенции ради предотвращения, если я правильно помню ваши слова, ненужного кровопролития. Если вы выдвинете один из ваших пяти батальонов, они смогут провести операцию должным образом. Я собираюсь появиться на Клемансо вместе с девятнадцатым корпусом, – он бросил взгляд на часы, – примерно к семнадцати ноль-ноль.
– Будем ждать вас, лейтенант.
– Благодарю, сэр.
Через пятьдесят минут Гарри второй раз за сутки преодолел холм, и немецкий корпус следовал за ним, как за Крысоловом, прямо в объятия техасских рейнджеров. Когда девятнадцатый корпус окружили семьсот человек и двести четырнадцать танков, Кертель понял, что его обманули англичанин с ирландцем, единственным оружием которых были джип и носовой платок.
Фельдмаршал извлек пистолет, и Гарри на миг подумал, что по его душу. Кертель встал по стойке «смирно», отдал честь, приставил ствол к груди и нажал на спуск.
Гарри не испытал никакой радости от его смерти.
Когда немцев окружили, полковник Бенсон поручил Гарри возглавить триумфальное сопровождение пленных в полевой лагерь, и даже Пэт Куинн не сдержал улыбки, едва они тронулись в путь.
Они удалились примерно на милю, когда джип наехал на немецкую мину. Гарри успел услышать громкий взрыв и вспомнить пророческие слова Пэта о девяти жизнях; одновременно джип подбросило и машину поглотило пламя.
А затем – пустота.
42
Как понять, что ты умер?
Происходит ли это мгновенно – раз, и тебя уже нет?
Гарри мог положиться только на мелькавшие образы, которые сменялись перед ним, как шекспировские герои. Но он не понимал, была ли это комедия, трагедия или историческая драма.
Главным действующим лицом неизменно была женщина, которая играла безупречно, а остальные персонажи как бы по ее воле выплывали на сцену и скрывались за кулисами. Затем он открыл глаза и увидел стоявшую рядом Эмму.
Гарри улыбнулся. Она просияла, склонилась и бережно поцеловала его в губы.
– Добро пожаловать домой, – проговорила она.
И в этот момент Гарри не только осознал, как сильно любит ее, но и понял, что отныне они никогда не расстанутся. Он взял ее за руку.
– Выручай, – заговорил он. – Где я? И как давно?
– В Бристольском госпитале, чуть больше месяца. Ты был на волосок от смерти, но я не собиралась терять тебя во второй раз.
Гарри нежно сжал ее руку и улыбнулся. Он утомился и провалился в глубокий сон.
Когда он очнулся вновь, было темно, и он почувствовал, что вокруг никого нет. Он попытался представить судьбу героев из его видений за минувшие пять лет – они, как в «Двенадцатой ночи», наверняка считали, что он канул в море.
Прочла ли мама его письмо? Воспользовался ли Джайлз своим дальтонизмом, чтобы уклониться от призыва? Вернулся ли Хьюго в Бристоль, когда узнал, что Гарри больше не представляет для него угрозы? Живы ли сэр Уолтер Баррингтон и лорд Харви? И еще одна неотвязная мысль: не ждет ли Эмма подходящего момента сообщить, что в ее жизни появился кто-то другой?
Внезапно дверь палаты распахнулась. Вбежал маленький мальчик с криками: «Папа, папа, папа!» – запрыгнул к нему на кровать и обвил ручонками.
Затем появилась Эмма, замершая при виде первой встречи мужчин ее жизни.
Гарри вспомнилась его собственная детская фотография, которую мать хранила на каминной полке в доме на Стилл-Хаус-лейн. Он не нуждался в доказательствах того, что этот малыш его сын, и чувствовал незнакомое прежде волнение. Мальчик скакал на кровати, а он всматривался: светлые волосы, голубые глаза и квадратный подбородок – все как у отца Гарри.
– Боже мой… – выдохнул Гарри и снова провалился в сон.
Когда он проснулся, Эмма сидела рядом. Он улыбнулся и взял ее за руку.
– Ну, с сыном я познакомился, какие еще будут сюрпризы?
Эмма помялась и застенчиво улыбнулась:
– Даже не знаю, с чего начать.
– Попробуй с начала. Как всякую добрую сказку. Главное, помни, что последний раз я видел тебя в день свадьбы.
Эмма начала рассказ со своей поездки в Шотландию и рождения Себастьяна. Она дошла до того момента, как позвонила в дверь манхэттенской квартиры Кристин, когда Гарри отключился.
Когда он проснулся, она все так же сидела рядом.
Гарри полюбились бабушка Филлис и кузен Алистер, а детектива Коловски он едва вспомнил, зато Сефтона Джелкса забыть не мог. Эмма завершила рассказ описанием полета через Атлантику в обществе Гарольда Макмиллана.
Эмма вручила Гарри его книгу «Дневник заключенного». Он лишь ответил:
– Я должен выяснить, что стало с Пэтом Куинном.
Эмме не удалось подобрать подобающие слова.
– Он погиб при взрыве мины? – тихо спросил Гарри.
Эмма опустила голову. В тот вечер Гарри больше не разговаривал.
Каждый день приносил новые сюрпризы, благо жизнь всех, кого Гарри не видел пять лет, неизбежно изменилась.
На следующий день его навестила мать – она пришла одна. Гарри испытал великую гордость за нее, когда она сообщила, что освоила грамоту и что ее назначили заместителем управляющего отелем, однако расстроился, узнав, что Мэйзи так и не прочла ныне исчезнувшего письма, которое доставил доктор Уоллес.
– Я думала, что оно от Тома Брэдшо, – объяснила она.
Гарри сменил тему:
– Я вижу, ты носишь кольца, в том числе обручальное…
Лицо матери зарделось.
– Да, и я решила прийти пока одна, а с отчимом увидишься потом.
– Отчимом? Я его знаю?
– О да. – Мэйзи, наверное, рассказала бы сыну, за кого вышла замуж, если бы тот не заснул.
Проснулся Гарри среди ночи. Он включил прикроватную лампу и начал читать «Дневник заключенного». Несколько раз он улыбался, пока не дошел до последней страницы.
Ничто из рассказанного Эммой о Максе Ллойде не стало для него сюрпризом, особенно после второго явления Сефтона Джелкса. Однако он удивился тому, что книга в одночасье стала бестселлером, а продолжение имеет еще больший успех.
– Продолжение? – изумился Гарри.
– В Англии только что напечатали первый дневник, описывающий события до отправки в Лэйвенэм. Он взлетает на первые позиции, как и в Америке. Кстати, мистер Гинзбург все спрашивает, когда он увидит роман, на который ты намекал в «Дневнике заключенного».
– У меня идей на полдюжины романов, – ответил Гарри.
– Тогда почему не начинаешь писать? – спросила Эмма.
Проснувшись к полудню, Гарри обнаружил у постели Мэйзи и мистера Холкомба. Они держались за руки, как на втором свидании. Он никогда не видел мать такой счастливой.
– Не может этого быть, чтобы вы – и мой отчим? – поразился Гарри, когда они пожали друг другу руки.
– Но так оно и есть, – сказал мистер Холкомб. – По правде говоря, мне следовало решиться еще двадцать лет назад, но я просто считал, что не слишком хорош для нее.
– Вы и сейчас не слишком хороши для нее, сэр, – усмехнулся Гарри. – Впрочем, как и все мы.
– По правде сказать, я женился на твоей маме из-за денег.
– Каких еще денег?
– Мистер Джелкс прислал десять тысяч долларов, на которые мы купили загородный коттедж.
– И мы бесконечно благодарны за это, – вставила Мэйзи.
– Не меня благодарите, а Эмму, – возразил Гарри.
Если брак матери и мистера Холкомба его удивил, то при виде лейтенанта Эссекского полка Джайлза он испытал настоящий шок. Мало того – грудь Джайлза покрывали боевые награды, включая Военный крест. Но Джайлз уклонился от ответа на вопрос, за какие заслуги.
– На следующих выборах буду баллотироваться в парламент, – объявил он.
– Какой же округ оказал тебе такую честь?
– Бристольские доки.
– Но это же вотчина лейбористов!
– Так я и буду кандидатом от лейбористов.
Гарри не стал скрывать удивление.
– С чего вдруг такое обращение в духе святого Павла? – спросил он.
– На фронте я служил с капралом по фамилии Бэйтс…
– Случайно, не Терри Бэйтс?
– Да. А ты его знал?
– Еще как. Мой самый способный одноклассник в Мерривуде и лучший спортсмен. Когда ему исполнилось двенадцать, он бросил школу, чтобы помогать отцу: «Бэйтс и сын», мясники.
– Вот поэтому я баллотируюсь от лейбористской партии, – сказал Джайлз. – Терри имел такое же право учиться в Оксфорде, как мы с тобой.
На следующий день Эмма и Себастьян вернулись вооруженные ручками, карандашами, блокнотами и ластиком. Эмма объявила Гарри, что хватит ему думать и пора взяться за перо.
Долгими часами, когда Гарри не спалось или он просто бывал один, его мысли возвращались к роману, который он начал бы писать, если бы не покинул Лэйвенэм.
Гарри принялся набрасывать портреты главных героев. Его сыщик будет оригиналом, единственным в своем роде, который войдет в жизнь читателей, как Пуаро, Холмс или Мегрэ.
После долгих размышлений он остановился на имени Уильям Уорвик. Достопочтенный Уильям будет вторым сыном графа Уорвика и – к негодованию отца – отвергнет Оксфорд ради службы в полиции. Гарри частично спишет его с Джайлза. После трех лет дежурств на улицах Бристоля Билла, как его назовут сослуживцы, сделают агентом сыскной полиции, и он поступит под начало старшего инспектора Блейкмора – человека, который вмешался, когда дядю Гарри Стэна арестовали и ложно обвинили в краже денег из сейфа Хьюго Баррингтона.
Прототипом леди Уорвик, матери Билла, станет Элизабет Баррингтон; у Билла будет девушка по имени Эмма, а его дедушки – лорд Харви и сэр Уолтер Баррингтон – будут появляться лишь изредка, чтобы поделиться мудрым советом.
Гарри будет еженощно перечитывать написанное за день, и утром его мусорную корзину придется опорожнять.
Гарри всегда с нетерпением ждал прихода Себастьяна. Его сынишка был полон энергии, любопытен и так походил на мать, что все его поддразнивали.
Себастьян задавал вопросы, запретные для других: каково это – сидеть в тюрьме? Сколько немцев ты убил? Почему вы с мамой не женаты? Большинство таких вопросов Гарри обходил, но понимал, что Себастьян очень смышлен, и боялся, что рано или поздно отвертеться уже не удастся.
Оставаясь один, Гарри продолжал набрасывать сюжет новой книги.
Он прочел более сотни детективных романов, еще будучи помощником библиотекаря в Лэйвенэме, и считал, что некоторые люди, с которыми он общался в тюрьме и армии, обеспечат его материалом на десяток романов: Макс Ллойд, Сефтон Джелкс, начальник Свансон, офицер Хесслер, полковник Клевердон, капитан Хэйвенс, Том Брэдшо и особенно – Пэт Куинн.
Гарри затерялся в своем выдуманном мире на несколько недель, но вынужден был признать, что действительность, в которой прожили последние пять лет его гости, казалась диковиннее художественного вымысла.
Пришла сестра Эммы Грэйс, и Гарри воздержался от замечаний насчет того, как она повзрослела с их последней встречи, когда она была школьницей. Теперь Грэйс готовилась к выпускным экзаменам в Кембридже. Она с гордостью сообщила, что пару лет работала на ферме, не возвращаясь к учебе, пока не уверилась в том, что война выиграна.
Гарри с печалью узнал от леди Баррингтон о кончине сэра Уолтера – человека, которого Гарри почитал выше всех после старого Джека.
Дядя Стэн не пришел ни разу.
Летели дни, и Гарри думал о том, что нужно спросить об отце Эммы, но чувствовал, что в семье избегают даже упоминать его имя.
И как-то вечером, после того как врач сообщил Гарри, что его скоро выпишут, Эмма прилегла рядом и сказала, что ее отца нет в живых.
Когда она договорила, Гарри ответил:
– Ты никогда не умела что-либо скрывать, дорогая. Наверное, пора объяснить, почему вся семья пребывает в таком напряжении.
43
Наутро Гарри проснулся и увидел свою мать вместе со всеми Баррингтонами, рассевшимися вокруг кровати.
Отсутствовали только Себастьян и дядя Стэн, от которых не приходилось ждать полезного участия.
– Доктор сказал, что ты можешь ехать домой, – объявила Эмма.
– Замечательно, – обрадовался Гарри. – Но куда? Если на Стилл-Хаус-лейн к дяде Стэну, то я лучше останусь здесь или вернусь в тюрьму.
Никто не засмеялся.
– Я сейчас живу в Баррингтон-холле, – подал голос Джайлз. – Почему бы тебе не переехать ко мне? Бог свидетель, комнат там хватит.
– Включая библиотеку, – подхватила Эмма. – Так что повода отвертеться от работы над книгой у тебя не будет.
– И сможешь видеться с Эммой и Себастьяном, когда захочешь, – добавила Элизабет Баррингтон.
Некоторое время Гарри не отвечал.
– Вы очень добры… – наконец проговорил он. – Не сочтите меня неблагодарным, но я не верю, что для такого решения понадобился семейный совет.
– Есть и другая причина, – сказал лорд Харви, – и семья попросила меня выступить от ее имени.
Гарри сел прямо и сосредоточил внимание на деде Эммы.
– Имуществу Баррингтонов грозит нешуточная угроза, – начал лорд Харви. – Условия завещания Джошуа Баррингтона оборачиваются юридическим кошмаром, который сопоставим с процессом «Джарндис против Джарндиса»,[33] и могут нанести нам существенный финансовый ущерб.
– Но меня не интересует ни титул, ни имущество, – возразил Гарри. – Я хочу одного – доказать, что Хьюго Баррингтон не был моим отцом и я могу жениться на Эмме.
– Да будет так, – сказал лорд Харви. – Однако возникли осложнения, с которыми я обязан тебя ознакомить.
– Да, сэр, поскольку сам я не вижу никаких проблем.
– Постараюсь объяснить. После безвременной кончины Хьюго я дал леди Баррингтон совет. Поскольку она понесла две тяжелые потери и памятуя о том, что мне уже за семьдесят, я счел разумным объединить компании Баррингтона и Харви. Тогда мы, как ты понимаешь, считали, что тебя нет в живых. Спор о наследовании титула и имения печальным образом разрешился, и во главе семьи оказался Джайлз.
– Так оно и осталось, насколько я понимаю, – сказал Гарри.
– Проблема в том, что в дело вовлечены другие заинтересованные стороны, и в настоящее время возможные последствия простираются далеко за круг людей, находящихся в этой комнате. Когда погиб Хьюго, я сменил его в должности председателя правления недавно слившихся компаний и попросил Билла Локвуда вернуться на пост финдиректора. Скажу без бахвальства, что за последние два года фирма «Баррингтон – Харви» принесла акционерам хорошие дивиденды, несмотря на старания герра Гитлера. Как только мы поняли, что скорее живы, чем мертвы, мы обратились к королевскому адвокату сэру Дэнверсу Баркеру, дабы убедиться, что ни в чем не нарушаем условия завещания Джошуа Баррингтона.
– Если бы я только вскрыла то письмо… – еле слышно произнесла Мэйзи.
– Сэр Дэнверс заверил нас, – продолжил лорд Харви, – что в случае твоего отказа от прав на титул и имущество мы сможем продолжать производственную и коммерческую деятельность, как делали это предшествующие два года. И он, конечно, составил соответствующий документ.
– Дайте ручку, я с удовольствием подпишу, – сказал Гарри.
– Хотел бы я, чтобы все было так просто, – вздохнул лорд Харви. – Да так оно, наверное, и было бы, не уцепись за эту историю «Дейли экспресс».
– Боюсь, что это я виновата, – вмешалась Эмма. – После успеха твоей книги по обе стороны Атлантики прессу обуяло желание выяснить, кто наследует титул Баррингтонов – сэр Гарри или сэр Джайлз.
– В сегодняшнем номере «Ньюс кроникл» помещена карикатура, – сказал Джайлз. – Мы с тобой в седлах, как бы на рыцарском турнире, и Эмма протягивает тебе с трибуны платок. Мужчины в толпе недовольно гудят, а женщины аплодируют.
– И на что намек? – спросил Гарри.
– Мнения разделились поровну, – ответил лорд Харви. – Мужчинам важно лишь то, кто унаследует титул и состояние, а женщинам хочется вторично отправить Эмму под венец. Между нами говоря, вы потеснили Гарри Гранта и Ингрид Бергман.
– Но если я подпишу документ и откажусь от титула и состояния, то публика переключится на кого-нибудь другого?
– А также не придется звать герольдмейстера Гартера.
– Кто это такой? – спросил Гарри.
– Представитель короля, который вмешивается, когда определяют очередность наследования титула. В девяноста девяти случаях из ста он просто рассылает жалованные грамоты ближайшим родственникам. В редких же случаях разногласия сторон герольдмейстер рекомендует разобрать дело с судьей.
– Только не говорите, что до этого и дошло.
– Увы, это так. Лорд-судья Шоукросс вынес решение в пользу Джайлза, но лишь при том условии, что ты, как только полностью поправишься, подпишешь отказ от прав на титул и имущество, обеспечив правопреемство от отца к сыну.
– Что ж, я чувствую себя абсолютно здоровым, так что давайте встретимся с судьей и решим все раз и навсегда.
– Я был бы счастлив этим, – сказал лорд Харви, – однако боюсь, что его решение опротестовали.
– Кто на этот раз?
– Член палаты лордов от лейбористов лорд Престон, – подал голос Джайлз. – Он узнал об этой истории из газет и направил письменный запрос министру внутренних дел, прося его вынести постановление, на основании которого один из нас получает право на титул баронета. Затем Престон созвал пресс-конференцию, на которой объявил, что у меня нет таких прав, потому что подлинный кандидат лежит без сознания в бристольской больнице и не в состоянии «представить суду свою версию событий».
– С какой стати члена палаты лордов волнует, кто получит титул, я или Джайлз?