Бомбы и бумеранги (сборник) Гелприн Майкл

Элеонора Раткевич

Вору требуется судья

– Да, я разграбил свою гробницу! – склочным тоном заявил фараон. – В конце концов, жить на что-то надо!

Патрик глаз не мог отвести от этого субчика.

Когда Тэлбот сказал Патрику, что собирается познакомить его со старейшим вампиром Лондона, да вдобавок еще и фараоном, ирландец ожидал увидеть нечто если и не величественное, то хотя бы благовоспитанное. Напрасно ожидал. Фараон оказался обладателем оттопыренных ушей, тощей физиономии, подвижной, как у актера варьете, и пары великолепных черных глаз, в которых читалась радостная готовность уязвить собеседника в любую минуту.

– Патрик Шенахан, – представился детектив, смутно предощущая какую-нибудь выходку.

Что ж, на сей раз его ожидания не были обмануты.

– Ну зачем так официально, джентльмены! – возгласил фараон, картинно отмахнувшись. – К чему все эти сложности, право? Какие между нами могут быть церемонии! Ведь я не могу оказать вам ответную любезность. Какая вам разница, как меня зовут, Хотепсехемуи или Несубанебджед – да хоть бы и Неферерикара! – вы ведь все равно не сможете этого выговорить.

Тэлбот ответил на эту тираду невозмутимой улыбкой.

– Впрочем, если вам так уж необходимо, – пошел на уступки фараон, – вы можете называть меня мистер Кинг. Рекс Кинг, эсквайр.

Патрик нахмурился. Во-первых, он был уверен, что его собственная фамилия может составить непроизносимому Хотепсехемуи достойную конкуренцию. В конце концов, ирландец он или нет? А во-вторых, он решительно не понимал, с какой стати он должен называть наглого фараона этим дважды царственным именем, если на бронзовой дверной табличке честь-честью значится: «Мистер Дональд Дикинсон. Антиквар. Древности и редкости».

– Не паясничайте, Досси, – небрежно промолвил Тэлбот. – Вам не идет. С тех пор, как вы разграбили свою гробницу, у вас было достаточно веков научиться прилично себя вести.

В ответ фараон воздел руки к небесам. Вероятно, при древних регалиях он бы выглядел величественно и устрашающе. Однако облачен он был в твидовый пиджак, и казалось, что фараон-антиквар пытается снять со стены невидимую картину. Как и подобает антиквару, картины, пусть и несуществующей, он не выпустил из рук в течение всего дальнейшего монолога. Длилось это действо около получаса, и Патрик узнал много нового о несчастной участи фараонов вообще и вампиров в частности. Мало того, что нужно заранее объяснить бальзамировщику его задачу, надо ведь и пройти через эту малоприятную медицинскую процедуру – риск, джентльмены, риск-то какой! – а потом приходишь в себя один-одинешенек, рядом ни души, закусить и то некем… ох, простите, нечем… да пока найдешь тайный выход из гробницы, пока его размуруешь… а тут еще некоторые, не будем показывать пальцем, отказывают многострадальному фараону в священном праве разграбить собственную гробницу!

Закончив пламенную речь, фараон задрал голову, посмотрел на свои воздетые руки так, словно никогда ничего подобного раньше не видел, опустил их и скучным тоном осведомился:

– Чаю, джентльмены?

– Благодарю, – учтиво отозвался Тэлбот, – с удовольствием.

– Неужели все так страшно? – украдкой спросил его Патрик.

– Ну, не совсем, – тихо ответил Тэлбот. – Вообще-то бальзамирование полностью снимает жажду крови недели примерно на две после пробуждения. Но Досси любит преувеличивать.

– Итак, джентльмены, чему обязан честью вашего визита? – благовоспитанно осведомился фараон, хрустя печеньем.

– Проклятию, – сообщил Тэлбот, отпив глоток чаю.

Фараон неодобрительно поджал губы.

– Ай-яй-яй, мистер Тэлбот, – вздохнул он. – Как вам не стыдно! Вы же современный человек! Я еще понимаю – какой-нибудь невежественный издольщик из глухого захолустья… но вы! Никогда бы не заподозрил вас в склонности к суевериям. Неужели вы и в самом деле верите в проклятия?

– Нет, конечно, – невозмутимо отозвался Тэлбот. – А разве вы, Досси, верите в то, что дважды два – четыре? Я не верю. Я знаю.

События, которые привели Шенахана и Тэлбота на чаепитие к склочному фараону, начались некоторое время тому назад вполне прозаически – просьбой о помощи. Во всяком случае, для частного детектива это не экзотика, а самая что ни на есть проза жизни. Единственное, что выделяло эту просьбу из множества других – изложена она была не лично, а письменно, и передана с нарочным. Впрочем, и в этом нельзя усмотреть чего-то совсем уж необычного. Случается. Может, клиент напуган, боится слежки и не рискует прийти в открытую. Может, клиент сноб и дурак и считает, что навеки запятнает свое достоинство, снизойдя до посещения какого-то там частного сыщика лично. А может, клиент как раз умный и вызывает сыщика прямиком на место преступления, покуда след не остыл. Хотя на подобную удачу рассчитывать трудно.

Письмо было написано на очень хорошей, очень дорогой бумаге. Рукой, несомненно, мужской – решительной и властной. Ничего общего с безликой правильностью и разборчивостью, отличающей профессиональный почерк секретарей и мелких клерков. Иной раз Патрик сердито думал, что нет на свете никаких секретарей, есть только один секретарь, размноженный типографским способом, как утренний номер «Таймс». Неизменная улыбка, неизменный поклон, интонации, почерк… нет, это написано никак не Секретарем Вездесущим. Прибыть в особняк Эшвудов как можно скорее частного детектива Шенахана призывал не наемный служащий, а явно сам лорд Эшвуд. Почему? Не доверяет секретарю? Или дело настолько срочное, что не до диктовки? В обоих случаях Патрику следует поторапливаться. Неизвестно, что стряслось в особняке Эшвудов, но можно смело голову прозакладывать – речь пойдет никак уж не о пропавшей болонке и не об усах, пририсованных на фамильном портрете прабабушки неведомым оскорбителем.

Предположения Патрика переросли в уверенность, когда оказалось, что добираться до особняка своим ходом ему не придется. Его ожидал экипаж. Похоже, дело предстоит и впрямь скверное.

Патрик еще не догадывался, насколько.

Он думал, что его проведут в кабинет хозяина особняка – и ошибся. Лорд и леди Эшвуд встретили мистера Шенахана в гостиной – как если бы он просто явился со светским визитом. В девять часов утра, ну кто бы мог подумать! Патрику поневоле сделалось не по себе: что, во имя всего святого, стряслось в этом доме, если Эшвуды пускаются на такие нелепые ухищрения?

Лорд Генри Эшвуд старался выглядеть невозмутимым, и у него почти получалось – если бы пальцы не дрожали. Эта мелкая нервическая дрожь до странного не вязалась с его внешностью. Высокий лоб, густые дуги бровей, надменный даже и сейчас взгляд из-под тяжелых век, крупный нос, отчего-то вызывающий из глубин памяти слово «бушприт», а следом и мысли об абордаже, а затем и морской мощи Великобритании. Сухопутную мощь олицетворяли собой усы военного образца. Жесткий рот и округлый подбородок довершали облик хладнокровного и сдержанного джентльмена. Вот только проклятые пальцы…

Зато леди Френсис Эшвуд не только старалась, но и выглядела невозмутимой. Патрик хорошо знал этот тип женщин. Никто и никогда не должен догадаться, что их терзает тайное горе или смертельный страх, никто не должен знать о беде или болезни! Чем мучительнее страдание, тем безупречнее должно быть платье, тем свежее – цвет лица, тем восхитительнее – прическа. Только тогда ни одна живая душа нипочем не заметит нестерпимой боли. Леди Френсис выглядела настолько безукоризненно и вместе с тем совершенно естественно, что Патрика мороз продрал по коже.

– Мистер Шенахан, – произнес сэр Генри, – благодарю вас за то, что вы откликнулись без промедления.

– Садитесь, прошу вас, – учтиво улыбнулась леди Эшвуд.

Патрик опустился в кресло.

– Видите ли, мистер Шенахан, – начал было лорд Эшвуд, но сбился, замолчал и старательно переплел пальцы, стараясь хоть так унять их дрожь.

Патрик молчал, выжидая.

– В нашем доме случилось несчастье, – сказала леди Френсис. – Две недели назад пропал наш старший сын, Рональд.

В первый момент Патрик растерялся – да и было отчего. Рональд Эшвуд пропал две недели назад – а его вызвали только сегодня, да еще и срочно! Что же это за исчезновение такое, если сначала до него никому нет никакого дела, а потом вдруг надо бежать на поиски сломя голову?

– Не думайте, что мы не приняли никаких мер, – угрюмо произнес сэр Генри. – Просто мы не сразу поняли, что произошло. Рональд исчез при таких странных обстоятельствах…

Лорд Эшвуд вновь замялся. И опять Патрик не стал поощрять его наводящими вопросами. Рано еще.

– Он исчез из запертой комнаты.

– Простите, в каком смысле?

Удивление Патрика было совершенно искренним. Пресловутая запертая комната с легкой руки авторов детективных романов попадалась вымышленным расследователям буквально на каждом шагу. Пожалуй, криминальный роман без запертой комнаты был чем-то почти неприличным – примерно как коричневые ботинки при черном костюме. В реальной жизни покойники не имели привычки закрываться на ключ, чтобы досадить полицейскому инспектору или частному сыщику. И даже в упомянутых романах описывалась все-таки комната с трупом, а не комната ни с чем.

– В самом прямом, – раздраженно ответил сэр Генри. – Рональд лег спать примерно в одиннадцать и закрыл свою спальню на ключ изнутри. Утром он не вышел к завтраку. Я поднялся наверх, позвал его, но он не ответил. В конце концов мы взломали дверь. Но его там не было. Окно закрыто, дверь закрыта изнутри – и никого. Постель смята.

– Следы борьбы? – не удержавшись, перебил Патрик.

– Нет, – покачал головой сэр Генри. – Даже одеяло не откинуто в сторону. Как будто он лег спать, а потом не вставал, а исчез прямо из-под одеяла. И одежда вся на месте.

Дичь какая-то.

– И что, по-вашему, мы должны были подумать? – сердито вопросил сэр Генри так, словно именно Патрик должен был не просто знать, а еще и суметь каким-то неведомым образом вернуться на две недели назад и подсказать лорду Эшвуду правильные умозаключения.

– Не знаю, – ответил Шенахан. – Я не знаком с мистером Рональдом. А что вы подумали?

– Что он… ну… решил подшутить над нами, – с трудом выговорил сэр Генри.

– Он был склонен к шуткам подобного рода? – ровным голосом осведомился Патрик.

– Нет. – Лорд Эшвуд опустил голову. – Нет.

– У Рональда недостало бы чувства юмора для такой проделки, – негромко произнесла леди Фрэнсис. – Да и изобретательности тоже. Он хороший мальчик, но… звезд с неба не хватает.

Иначе говоря – молодой балбес благородного происхождения, перевел для себя мысленно Патрик.

– Но что мы еще могли подумать? – настаивал сэр Генри.

– Пока не знаю. А кстати – почему именно вы отправились звать мистера Рональда?

И в самом деле – почему? Почему не лакей, не дворецкий, не горничная, почему никто из слуг не попытался стуком в дверь разбудить заспавшегося шалопая и лишь потом позвать его лордство?

– С ним случалось, – насупился сэр Генри, – запираться у себя, если у нас с ним были… разногласия.

Могу себе представить, мимолетно подумал Патрик.

– А накануне между вами были… разногласия? – он в точности скопировал интонацию лорда Эшвуда.

– Нет, – отрезал сэр Генри.

– Все было как обычно, – поддержала мужа леди Фрэнсис. – Никаких споров, резкостей. Ничего даже отдаленно подобного. Поэтому то, что случилось утром, было так… странно.

Странно. Что ж, хорошее слово. Им можно назвать все что угодно.

– Итак, вы решили, что это шутка, верно? И мистер Рональд вот-вот появится?

– Да, – не сразу ответил сэр Генри. – Я был очень сердит на него. Просто места себе не находил. Думал, вот пусть только вернется – я его отучу такие штуки выкидывать. Молодость молодостью, но надо же знать хоть какие-то границы!

– Но он не вернулся, – произнес Шенахан.

– Да, – все так же негромко откликнулась леди Фрэнсис.

– Мы всю ночь не спали, – хмуро сказал сэр Генри. – Я был готов шею ему свернуть. А наутро Фрэнсис потребовала начать розыски.

– Вы обратились в полицию?

– Сначала – нет, – покачал головой сэр Генри. – Мы вызвали частного детектива. Некоего Джона Николса… возможно, вы его знаете?

Шенахан слегка поморщился. Николса он знал – и не питал на его счет и тени сомнений.

– Кто вам его посоветовал? – Патрик очень постарался, чтобы в его голосе не ощущалось презрение, которое он испытывал к Николсу, лощеному снобу невеликого ума с непомерными амбициями.

– Он нашел пропавшую собачку леди Карфекс, – пояснил сэр Генри.

Ну да. А для вашего лордства что чужая собачка, что родной сын – разница невелика? Все едино пропажа? Ох, не думаю…

– Понятно, – сухо заметил Патрик. – Но почему вы не обратились в полицию?

Сэр Генри смолчал.

– Боялись, что выплывет что-то неблаговидное? – это был не столько вопрос, сколько утверждение. Патрик был совершенно уверен.

– Да как вы смеете! – судя по градусу гнева в голосе лорда Эшвуда, Патрик не ошибся.

Лорд Эшвуд устремил на него тяжелый давящий взгляд. Наверное, на его подчиненных это действовало. Но частного детектива сложно напугать игрой в гляделки.

– Сэр Генри, – твердо произнес Шенахан, – давайте договоримся. Вы не удав, а я не макака. Не надо меня гипнотизировать. Если я должен найти вашего сына, мне нужно задавать самые разные вопросы. В том числе и неприятные. И что важнее, получать на них честные ответы.

– Мистер Николс не задавал бестактных вопросов, – с упреком возразил сэр Генри.

– Разумеется, – согласился Патрик.

А зачем, спрашивается, Джону Николсу задавать неудобные вопросы их светлостям и милостям? Болонки не делают карточных долгов, не пьянствуют, не совершают растрат, не клевещут на сослуживцев, не подделывают чеков. Надо отдать справедливость Николсу – искать пропавших болонок он умел. Но пропавшие люди – дело иное.

Лорд Эшвуд еще раз свирепо взглянул на Патрика и отвел глаза.

– Спрашивайте, – глухо сказал он.

Согласие, выраженное на словах, само по себе еще ничего не значит – особенно если это слова дипломата. Патрик отлично понимал, что уступать сэр Генри и не подумал. Конечно, к расспросам Шенахан приступил. А можно было и не трудиться. Услышанное не стоило потраченных усилий. Исчезнувший Рональд Эшвуд не имел карточных долгов, каких бы то ни было врагов, брошенных любовниц, тайных соперников, вредных привычек, проблем и затруднений. Его не преследовали ни кредиторы, ни шантажисты. За ним не числилось ни упущений, ни оплошностей. Он ни с кем не ссорился. Он был чист и безгрешен, как болонка, – только Николсу и впору искать столь безобидное создание. И почему он не нашел юного Рональда?

Спустя минут десять Патрик поднялся.

– Не смею более злоупотреблять вашим временем, – холодно произнес он.

– Мистер Шенахан, – выдохнула леди Эшвуд.

– Сядьте! – рявкнул сэр Генри.

– Милорд. – Патрик и не подумал повиноваться. – Если вы зачем-то вздумали мне голову морочить, воля ваша. Но если вы мне настолько не доверяете, зачем вы обратились ко мне?

– Господин министр отзывался о вас с большим одобрением, – выдавил сэр Генри.

Патрик улыбнулся краешком рта.

– Господин министр мне не лгал, – сообщил он опешившим от такого нахальства Эшвудам. – Он посчитал возможным довериться мне. И получил результат. Как я могу искать вашего сына, когда вы все время пытаетесь что-то от меня утаить?

– И что же, по вашему мнению, мы скрываем? – желчно осведомился лорд Эшвуд.

Как он мог столько лет пробыть дипломатом? Сэр Генри не просто врал, а врал неумело и агрессивно, он держался как провинциальный актер, играющий в дурно написанной пьесе, – нарочито и неуместно. Впрочем, не только его речи – все здесь было неуместным, неправильным. И сэр Генри с волевым подбородком и дрожащими пальцами, и прямая спина и негромкий голос леди Фрэнсис, и преисполненный вранья разговор в гостиной в девять утра, и даже сама эта гостиная, выполненная в стиле art nouveau. Патрик ожидал увидеть нечто куда более консервативное, но его окружала лепнина, скругленные углы и прихотливые завитушки. Не только Шенахан, но и Эшвуды казались чужаками в собственной гостиной, они не сочетались с ней. С ее затейливыми арабесками сочетались разве что великолепные китайские вазы – Патрик хоть не был знатоком, но не мог ошибиться. Это была не английская «китайщина», пусть и искусно выполненная, не спод, не веджвуд, не вустер. Вазы были подлинными – и чувствовали себя куда вольготнее людей.

Вероятно, именно вазы и взбесили Патрика окончательно. В доме, где вещи привычно не церемонятся с людьми, доводами разума ничего не добьешься. Следует бить, и бить наотмашь. Иначе этих людей не проймешь.

– Например, почему вы отказались от услуг мистера Николса, – жестко и спокойно произнес Патрик. – Почему вы обратились в полицию. Почему вы обратились ко мне – две недели спустя, сэр Генри! Нет, я не спрашиваю, кого подозревал Джон Николс и полиция. Я спрашиваю, кого подозреваете вы, милорд? В конце концов, правила «cui prodest» никто не отменял. Кому выгодно исчезновение Рональда Эшвуда?

И по тому, как мгновенно сник лорд Эшвуд, Патрик понял, что попал в десятку.

– Это нелепо… так нелепо… – почти простонал сэр Генри и с силой потер лоб. – Это просто невозможно.

– Мистер Николс сам отказался от расследования, – опустив глаза, сказала леди Фрэнсис. – Мы сначала не поняли, почему. Но потом полицейский инспектор сказал, что от исчезновения Рональда выигрывает в конечном итоге только один человек. Наш второй сын Александер Эвери.

Интересно. Очень. Николс, конечно, умом не блещет, но такой очевидной версии он не заметить не мог. И не понять, что клиент такой версии не порадуется, тем более. Вот он и сбежал, пока разъяренный сэр Генри не спустил его с лестницы за клевету на младшего сына. Хотя стоп, леди Фрэнсис назвала Александера Эвери Эшвуда не младшим, а вторым. Очевидно, есть и другой сын, а то и сыновья.

– К тому же он досконально знаком с домашним распорядком, – кивнул Патрик, – чтобы подстроить таинственное исчезновение. Постороннему человеку это едва ли под силу.

– Именно, – почти с ненавистью произнес сэр Генри. – Именно так этот полицейский и сказал. Почти слово в слово. Но это же смехотворно!

– Однако вы и сами так думали, – предположил Патрик.

– Нет, – без колебаний ответила леди Фрэнсис.

– Да, – одновременно с ней вымолвил лорд Эшвуд.

Вот она, та правда, которую сэр Генри так старался скрыть. И не от сыщика, а от жены. Скрыть, что Александера подозревает не только полиция. Отступничество – вот в чем он не хотел признаваться. Карточные долги Рональда, его женитьбу на актрисе или безудержное пьянство отец не стал бы прятать от приглашенного им детектива так тщательно – в конце концов, чья репутация без пятен? К тому же Рональд еще так молод… Нет, не его грехи прикрывал лорд Эшвуд и даже не возможную вину Александера, а свою веру в эту вину.

– Это немыслимо, – с трудом проговорил сэр Генри. – Я не мог так думать… и не мог не думать. Это сводило меня с ума.

Его пальцы были не просто сплетены – сжаты до костяной белизны. И он непонимающе уставился на свои руки, когда узкая ладонь леди Фрэнсис легла сверху, пряча его стиснутые пальцы, защищая, прощая…

– И вы решили, наконец, развеять ваши подозрения – или даже подтвердить, чтобы не мучиться сомнениями? – спросил Патрик.

Лорд Эшвуд покачал головой.

– Нет, – очень тихо и очень просто произнес он. – Я боялся. Но сегодня… Алек просил разбудить его утром в семь часов. На стук в дверь никто не ответил. Ее пришлось взломать. И там… понимаете, там никого не было.

– Полицию уже известили? – коротко спросил Патрик.

– Пока нет.

– Распорядитесь известить. А я тем временем осмотрю спальню. Может, что-нибудь удастся понять.

…До того, как взломали дверь, спальня Алека Эшвуда была полностью заперта изнутри. Это не вызывало никаких сомнений – как и то, что ее обитатель не прячется в шкафу, чтобы выскочить оттуда в самый неподходящий момент. Он и вообще нигде не прятался. Он не вставал с постели, чтобы уйти. Он просто исчез. Одеяло еще хранило очертания спавшего под ним человека – но самого человека не было. Словно оболочка куколки сброшена бабочкой за ненадобностью – вот только где сама бабочка?

Опустевшая постель производила жуткое впечатление. Куда более жуткое, чем, к примеру, окровавленный труп. В конце концов, покойник – явление обыденное, тем более для частного детектива. А кровать, откуда исчез спящий… если это инсценировка – то чей извращенный ум придумал и воплотил ее? А если нет…

– Вы будете снимать отпечатки пальцев? – спросил сэр Генри.

Патрик покачал головой.

– Нет. В этом нет нужды. Оставьте это полиции. Уверяю вас, они откатают отпечатки ничуть не хуже, чем я. И ни одного не упустят.

– В спальне Рональда было много отпечатков, – не без язвительности произнес сэр Генри. – И ни одного постороннего. Сплошь домочадцы.

– Не думаю, что предоставить в качестве посторонних отпечатков мои – это хорошая идея, – почти отсутствующим тоном отозвался Патрик. – И предъявлять полиции залапанное место происшествия я бы не стал. В лучшем случае это помешает следствию. А в худшем еще и вызовет подозрения.

– Какие еще подозрения? – возмутился сэр Генри.

– Ну, например, – бесстрастно произнес Патрик, – что мистер Алек действительно виновен в исчезновении старшего брата и скрывается от правосудия, а вы ему помогаете и нарочно наследили в его спальне, чтобы скрыть улики. И не просто так, а под руководством частного сыщика.

Лорд Эшвуд гневно засопел, но Патрика его переживания не интересовали. Равно как и отпечатки пальцев. Во всяком случае, сейчас. Потом, после ухода полиции, он еще раз осмотрит и эту спальню, и комнату Рональда – скорее для очистки совести, нежели надеясь что-то найти. Он смутно ощущал, что никакие отпечатки не помогут ему обнаружить, как именно покинули свои постели сыновья лорда Эшвуда. А предчувствиям своим Патрик умел доверять. Пускай мистики сомневаются, какая сила ниспослала им прозрение и не лживо ли оно. Практики, к которым ирландец причислял себя не без оснований, знают твердо: предчувствие – дитя опыта. А к опыту следует прислушиваться. Не папиллярные узоры в эту минуту нужны Патрику – другое, совсем другое. Ему нужно понять, что за человек обитал в этой спальне. Понять, почувствовать. Найти не отпечатки пальцев – отпечатки души. Те, что остаются на самых обыденных вещах. Сброшенный перед сном халат, домашние туфли, недочитанная книга со старым конвертом вместо закладки, смешные фарфоровые фигурки на каминной полке, небрежно раздвинутые занавески, тяжелый ключ в дверном замке…

Ключ.

– Сэр Генри, – спросил Патрик, – а почему в обоих случаях двери были закрыты? Ваши сыновья опасались кого-то?

– Не то, чтобы… – смущенно произнес лорд Эшвуд. – Не в том смысле, который… понимаете, между Рональдом и Алеком два года разницы, и они… знаете, как между братьями водится? – почти умоляюще вымолвил он. – Каких только они друг другу каверз не устраивали! Щетку в постель подложить или там лягушку подсунуть… стоило зазеваться и оставить дверь открытой, и уж точно жди сюрприза! Так что они сызмала привыкли запирать двери. Уже и выросли, и давно никаких проделок не было, а привычка осталась. Понимаете?

Патрик кивнул.

– Но вы не подумайте, – спохватился сэр Генри, запоздало сообразив, как можно истолковать его откровения, – это все дело давнее. И это было… ну, не всерьез. Дети есть дети.

Не всерьез? Очень может быть. А может, и нет. В конечном итоге дети всегда вырастают – но не всегда забывают…

– Мистер Шенахан, – окликнула Патрика леди Фрэнсис, – что именно вы собираетесь предпринять?

– Выяснить, что успел узнать Джон Николс, а по возможности, и полиция. Чтобы не идти второй раз по уже отработанному следу. Времени и так в обрез.

– Боюсь, вы даже не представляете, насколько в обрез, – сказала леди Фрэнсис. – Через десять дней на пасхальные каникулы приезжает наш третий сын, Бобби.

Прямая спина, ровный голос – настолько ровный, что нельзя не понять: леди вне себя от ужаса.

– Мне страшно, Шенахан, – признался сэр Генри. – Неужели кто-то ополчился на моих детей? Но почему?

– Это нам и предстоит выяснить, – ответил Патрик. – И как можно скорее.

Казалось бы, нет никаких разумных оснований считать, что юному Бобби тоже непременно грозит опасность. Умом Патрик это понимал. Но согласен был не с умом, а с Эшвудами. Он был уверен, рассудку вопреки, что если Рональд и Алек не будут найдены до приезда младшего брата, то и Бобби исчезнет из своей постели.

– Скажите, – произнес Патрик, внимательно глядя на чету Эшвудов, – вы от меня больше ничего не утаили? Есть ли еще что-то такое, что мне следует знать?

– Нет, – без колебаний ответил лорд Эшвуд.

– Да, – одновременно с ним вымолвила леди Фрэнсис.

Лицо ее выражало спокойную решимость.

– Мистер Шенахан, – сказала она, – Генри не знает, что мне известно, что его стипендиат Артур Линдон на самом деле его внебрачный сын. И лучше вам узнать это сейчас от нас.

Лорд Эшвуд так и окаменел.

– Я давно знала. Еще до свадьбы. Мой старший брат мне рассказал, что у Генри есть ребенок и он о нем тайно заботится. Юстэс не хотел этой свадьбы, он мне это рассказал, чтобы ее расстроить, но добился как раз обратного. Я бы никогда не вышла замуж за человека, способного бросить своего ребенка. Даже внебрачного.

Она улыбнулась мужу грустной понимающей улыбкой и вновь повернулась к Патрику.

– Я хочу, мистер Шенахан, чтобы вы поняли меня правильно. Рано или поздно этот секрет был бы раскрыт. Очень вероятно, что так оно и случится. Я хочу, чтобы это не стало для вас неожиданностью. И я прошу вас, если это произойдет, защитить Артура Линдона от возможных подозрений. Уверяю вас, он не может иметь к этому несчастью никакого отношения.

Патрик испытующе поглядел на нее.

– Вы уверены, миледи?

– Да, – твердо ответила леди Фрэнсис. – Артур – хороший мальчик.

…– И, верите вы мне или нет, он и в самом деле хороший мальчик, – почти со злостью произнес Патрик.

Злился он не на Артура Линдона, а на впустую потраченное на проверку время. Даже если ты считаешь какую-то версию маловероятной, ее нельзя оставлять непроверенной.

– Ну почему же, – мягко произнес доктор Мортимер, – я вам верю. Какое впечатление он на вас произвел?

Как и подобает уважающему себя ирландцу, Патрик был упрямцем. Но он не был ослом. Там, где речь идет о спасении человеческой жизни, отступает любое упрямство и любая гордость. Остается только профессиональный долг. А если твое упрямство не позволяет тебе обратиться за помощью в его исполнении, если твоя гордость от этого пострадает, значит, ты выбрал не ту профессию. И Патрик, не колеблясь, засунул свое самолюбие в самые дальние закоулки души и попросил о помощи Роджера Мортимера и Дэвида Тэлбота. Вампир больницы Чаринг-Кросс и истребитель вампиров, забывших о законе, могут проведать то, чего частный сыщик не узнает никогда – или узнает слишком поздно. А опоздать Патрик права не имел.

– Хорошее, – с досадой вздохнул ирландец. – Знать бы заранее, не стал бы и время тратить. Умный парень, доброжелательный и совершенно не завистливый. Не скажу, что в нем так уж и нет ни горечи, ни самолюбия – но оно совершенно иного рода. Он не желает зла своим законнорожденным братьям. Он желает их превзойти только за счет личных способностей. Если с ними что-то случится, он лишается возможности одержать победу. Кстати, стипендию лорда Эшвуда он получил абсолютно честно – как лучший ученик в своем выпуске. Сэр Генри не имеет к этому никакого отношения. Нет, Линдону нет никакого резона похищать или тем более убивать Рональда и Алека. Другой у него интерес – и сам у себя красть свое торжество он не станет. Идиотская была версия.

– А не идиотская есть? – осведомился Тэлбот, истребляя лимонный кекс.

– Нету, – мотнул головой Патрик. – Зато дурацких – сколько угодно.

– Например? – поинтересовался Мортимер.

– Например, один из братьев – на выбор, кому который больше нравится – похитил или убил другого, а свое исчезновение инсценировал.

– Исключено, – фыркнул Мортимер.

– Или еще – оба брата в сговоре и исчезли по доброй воле.

– А зачем? – придрался Тэлбот.