Бомбы и бумеранги (сборник) Гелприн Майкл
– Спроси, готова ли она помогать следствию?
Выслушав слова Раджива, Амала печально вздохнула.
– Я бы не хотела. Как и все они, – женщина кивнула на товарок, – я не испытывала к нашему властелину искренней любви, и от того печалюсь о его смерти не больше, чем мне положено. Но было бы неразумно отягощать свою карму ложью.
– Так она готова помогать или нет?
– Да, – кивнула вдова. – Хотя не знаю, чем могу помочь. Когда это случилось, я не успела разглядеть убийцу. Я как раз играла на домбре и смотрела на танцующих.
– Но потом вы не преминули выскочить из зала на лестницу.
– Откуда вы знаете? – удивилась Амала.
– Это мое предположение. Я был на месте преступления, домбра лежала примерно в полутора шагах от кошмы. Если бы вы просто вскочили от ужаса и выронили музыкальный инструмент, он бы лежал значительно ближе. Вот я и подумал, что вы бросились вслед за душегубом.
– Да, так и было.
– Что вы увидели?
– Господина переводчика. – Лицо женщины погрустнело. – Кажется, его зовут Искандер.
– Ну, ну, – заторопил Стивен Шейли-Хоупс, – пожалуйста, как можно подробней, не упуская деталей.
– Даже не знаю, что сказать. Он стоял на лестнице. Увидев меня, быстро закрыл лицо и, как будто испугавшись, побежал вниз и дальше, прочь из дома.
– То есть до этого он стоял к вам лицом? – уточнил Раджив.
– Да. Вернее, он стоял немного боком, опустив глаза.
– О, я вижу, вам удалось разговорить одну из этих туземных куриц? – раздалось у входа в театральный зал. Мистер Смит двигался между кресел широкой походкой увенчанного лаврами победителя. За его спиной маячил шотландец с ключами в руках. Перевод слов Амалы успел достичь слуха «триумфатора». – Как видите, я был прав, господин лейтенант, это все козни русских.
Стивен Шейли-Хоупс помрачнел, вытащил из кармана синий клетчатый платок, вытер им бритую макушку и спросил, точно учитель арифметики, получивший ответ «восемь» на вопрос «сколько будет два плюс два?»:
– Вы можете это доказать, майор?
– Что тут доказывать? Этот туземец не придумал ничего лучшего, нежели с перепугу начать разыскивать хозяев в российском посольстве.
– Это ровно ни о чем не говорит, сэр. Господин Искандер родом из Бухары. Полагаю, для вас не секрет, что Бухарский эмират сейчас входит в состав Российской империи. Куда же еще стремиться подданному иной державы, как не в посольство своей, пусть и не самой родной, страны?
– Что с того? В убийстве прослеживается отчетливый русский след! Ваша свидетельница также подтверждает, что видела переводчика рядом с местом преступления сейчас же после убийства.
– Еще до того, как увидеть господина Искандера, она видела их всех, – детектив указал на оробевших гурий. – Быть может, их также стоит обвинить в убийстве?
– Не говорите ерунды!
– Отчего же? – насмешливо ухмыльнулся сыщик. – Уверен, что вдесятером они бы могли поднять Алаяр-хана и хорошенько двинуть его головой об колонну. А может, стоит обвинить вас? Насколько я понимаю, вы знали о местонахождении Алаяр-хана, вовсе не питали к нему дружеских чувств и без труда могли пройти сквозь охрану.
– Похоже, сэр, вы симпатизируете русским! – бледнея от плохо скрываемого негодования, сквозь зубы процедил Керстейн.
– Майор, если тете Агате угодно назначить виноватого, то не думаю, что она нуждается в моих услугах. Если же мы желаем найти истинного убийцу, позвольте нам с Радживом делать свое дело. Мистер Искандер уже в Оукбридже?
– Да, его только что доставили, – с неохотой откликнулся «Сэмюэль Смит», теряя былой гонор. – Я как раз пришел сообщить об этом.
– Тогда будьте любезны, сэр, проводите господина переводчика в его флигель. Мы сейчас закончим и придем туда.
Керстейн молча щелкнул каблуками, четко развернулся и, выражая спиной бурное негодование, вышел из зала.
– Больше вы никого не видели? – вернулся к расспросам Шейли-Хоупс.
– Нет.
– Еще один, последний вопрос: как, по-вашему, Искандер относился к Алаяр-хану?
– Мне трудно об этом судить. Жены всегда держались отдельно от прочих слуг. Но, по-моему, Искандер его ненавидел.
– Почему вы так решили?
– Женское чутье. Я не раз услаждала музыкой слух господина, когда он давал секретарю распоряжения. Искандер всегда молчал, только слушал и смотрел. Так смотрят на кусок мяса, желая разрезать его на части.
– Благодарю вас, мэм. Покуда вопросов больше нет. Прошу вас и всех прочих дам проследовать в свои комнаты.
Переводчик сидел в мягком кресле, безвольно сгорбившись и положив на колени скованные наручниками запястья. Пара рослых полисменов высилась над ним вестниками неумолимой кары.
– …Если ты честно расскажешь, кто твои соучастники и какое задание дали русские, я обещаю, что замолвлю за тебя слово и наказание не будет чересчур суровым.
– Сэр, – входя в комнату, оборвал допрос Стивен Шейли-Хоупс, – благодарю вас за столь неожиданную помощь, но позвольте уж мне вести дело. А вы займитесь чем-нибудь полезным. Или погуляйте по саду.
– Как это понимать? – нахмурился майор.
– А так и понимать. – Детектив прошел к констеблям и протянул руку: – Ключ от наручников.
– Но, сэр? – полисмен неуверенно глянул на Керстейна.
– Снимите оковы, – с неохотой буркнул тот.
– Благодарю вас, – повернувшись, кивнул детектив. – А теперь, если прогулка вам не по душе, сделайте любезность: возьмите этих молодцов, совершите вояж по округе и узнайте у местных жителей, не видели ли они поблизости китайцев.
– Китайцев? – переспросил Сэм Смит.
– Майор, это у меня плохо с дикцией или у вас – со слухом? Извольте выполнять! – командным тоном рявкнул отставной лейтенант.
– Есть, сэр! – нехотя вытянулся старший офицер и, кивнув сопровождающим, вышел из кабинета.
– Отчего ты вдруг решил, что к этому делу все же причастны китайцы? – недоуменно глядя на приятеля, спросил Раджив. – Я что-то пропустил?
– Не думаю. Но нужно же было как-то удалить отсюда этого въедливого осла. Пусть отрабатывает свою же версию. А кроме того, – Стивен усмехнулся, – еще там, в Индии, мне чертовски хотелось что-нибудь вот этак скомандовать майору, чтобы он вытянулся и побежал исполнять мой приказ. Так что душка Керстейн в любом случае отправился бы что-нибудь проверять, например, не видел ли кто поблизости драконов. А теперь, – он поглядел на тщедушного переводчика, разминающего запястья, – поговорим о вас.
– Плохого следователя сменяет хороший? – на безукоризненном английском поинтересовался тот.
– У вас отличное произношение, – не отвечая на вопрос, констатировал сыщик. – Вы прежде жили в Англии?
– Да, изучал древние языки в Бирмингеме. Я, увы, последний в нашей ветви древнего, некогда могущественного рода караханидов. Отец был щедр и оплатил мою учебу.
– Если не ошибаюсь, – вклинился в разговор помощник детектива, – караханиды до недавних пор правили в Термезе.
– Да, но я вырос в Бухаре у дяди, служившего в свите эмира.
– Ваш отец участвовал в недавнем восстании Исхак-хана?
– Да, – печально вздохнул Искандер. – И погиб там, повергнув семью в бесконечную скорбь.
– Пчак, который мы нашли в этой комнате, принадлежал ему? – спросил Шейли-Хоупс.
– Да, – не спуская печального взгляда с детектива, кивнул последний из караханидов.
– И к смерти вашего отца причастен Алаяр-хан?
– Отец попал в засаду канджутцев и, на беду, угодил в плен живым. Мне не хочется ни говорить, ни даже вспоминать, что с ним сделали эти негодяи. Пчак мне передал один из немногих выживших. Я поклялся, что этим клинком перережу горло гнусному выродку шайтана Алаяр-хану.
В то время я жил в Париже. Когда страшные вести дошли до меня, я вернулся в Бухару и стал искать способ подобраться к Алаяр-хану. Аллах благоволил мне: я узнал, что канджутцы срочно ищут грамотного человека, владеющего языками и хорошо знающего повадки англичан. Простите, сэр, но слова имели именно этот смысл. Прикрывшись чужим именем, я нанялся на службу, но, к стыду должен признать, у меня не хватило решимости прирезать этого мерзавца. Хотите, верьте, хотите – нет, я очень хотел, но я не убивал его.
– Это было понятно еще до того, как вас доставили сюда, – проговорил Раджив. – Остается только доказать это. Как вы сами понимаете, факты складываются не лучшим для вас образом. Смит уверен, что вы работаете на русских. Амала видела вас на лестнице сразу после убийства.
– Я действительно там был, это чистая правда. Как раз шел на зов Алаяр-хана, призывая кары на свою голову, ибо снова не взял отцовский пчак. Конечно, в рукопашной схватке мне было не одолеть этого разбойника, но он любил курить опиум на ночь глядя, так что в такое время обычно уже лежал бревно бревном. А у меня все равно не хватило духу перерезать ему горло… Я брел, досадуя на себя. Вдруг сверху раздался оглушительный визг, а затем крик: «Господин мертв!» От неожиданности я выронил четки. Дверь распахнулась, кто-то выскочил, затем появилась Амала. Я не знаю женщин по именам, но вы называете ее так…
– Почему вы решили, что кто-то выскочил до нее?
– Мне так показалось. От момента, когда я услышал стук открываемой настежь двери, до появления Амалы прошло какое-то время. – Искандер замялся. – Это произошло не сразу. Она выскочила, закричала то ли «убит», то ли «убийца». Я испугался и бросился наутек.
– Ответьте, только честно: если вы непричастны, то чего испугались?
– С самого первого дня мне казалось, что замысел, как это говорится, написан у меня на лбу. Что все, даже сам Алаяр-хан, подозревают меня. Я боялся как-то выдать себя и в каждом шорохе видел угрозу. А тут вдруг такое… Я тотчас сообразил, что если меня арестуют, то Скотланд-Ярду не составит труда установить мою личность и докопаться до истории с моим покойным отцом. Кровная месть у нас в обычаях, остальное же несложно додумать. Да, я испугался. Даже сейчас, господа, нет никого, кто может подтвердить мои слова. Разве что сам Алаяр-хан, – горестно усмехнулся караханид. – Но он мертв.
– И слишком буен для мертвеца, – задумчиво проговорил Раджив. – Впрочем, оно и к лучшему.
– Джентльмены! – отставной капрал Мак-Леод махал руками, стараясь привлечь к себе внимание идущих к особняку сыщиков. – Мистер Смит велел разыскать вас! Он приехал злой, как рой потревоженных ос.
– Он не нашел в округе китайцев? – деланно удивился Стивен Шейли-Хоупс.
– Прошу извинить, сэр, мне о том ничего не известно. Но он высказывает предположение, что вы держите его за дурака.
– Подобное умозаключение делает честь его проницательности. Однако поскольку он прав, то не так глуп, как представляется, а следовательно, не прав.
Несколько огорошенный словами лейтенанта, Мак-Леод часто заморгал рыжими, как огонь, ресницами и выдавил:
– Он велел сказать, что ждет вас в экипаже, сэр.
– Благодарю за информацию. Пусть и дальше остается при лошадях. Мы тут еще немножко походим и поедем в Лондон.
– А как же переводчик?
– Распорядитесь доставить ему обед. И если уж мистер Смит притащил сюда обоих констеблей, пусть выставит их у дверей покоев нашего главного подозреваемого.
– Есть, сэр! – браво отчеканил хайлендер и бросился выполнять приказ.
– Он по-прежнему главный подозреваемый? – недоуменно глядя на приятеля, спросил Раджив.
– Нет. Но пусть бобби хорошенько его стерегут. Так будет лучше для всех.
Майор Керстейн прохаживался рядом с кэбом, грызя длинную кубинскую сигару.
– Вы что же, издеваетесь? – увидев Стивена и его напарника, процедил он. – По-вашему, я мальчик на побегушках?!
– Как можно! Был поставлен вопрос, нужно ли прорабатывать дальше вашу же собственную версию с китайским следом. Как я понял, вам удалось исчерпывающе ответить на него.
– Я буду вынужден доложить шефу о ваших методах расследования.
– Да, разумеется. И непременно передайте ему, что завтра нам понадобятся пятьдесят шесть крепких полисменов. Для верности – даже шестьдесят.
Глаза сотрудника тайной службы Форин-офис полезли на лоб.
– Это еще зачем?
– Выполнять приказ! – без тени сомнения отрезал Шейли-Хоупс. – Но сперва, мистер Смит, велите сержанту Эшли гнать кэб в цирк Барнума и Бейли. Давайте, давайте, поторопитесь!
Майор Керстейн скривился, будто обнаружил, что любимый кот Ее Величества обновил его парадные туфли, но отправился выполнять приказ.
– Ну что? – кивая на оставленных полисменов, заметил он, закрывая дверцу кэба. – Теперь-то вы и сами убедились, что всему виной переводчик?
– Ни в малейшей степени, – глядя на осанистых бобби, покачал головой детектив. – Просто я хочу, чтобы завтра, когда мистер Искандер понадобится следствию, он был жив и здоров. Так что потрудитесь, сэр, приехав в Лондон, прислать еще пару человек для его охраны.
Глаза Сэма Смита резко сузились. Он скрипнул зубами, понимая, что отставной лейтенант просто глумится над старшим по званию.
– И еще. К завтрашнему утру мне понадобится команда плотников. Лучше всего – корабельных, они умеют работать быстро.
В тот день посетители с некоторым разочарованием увидели табличку «Закрыто» на дверях «Замка иллюзий» в цирке Барнума. Попади они внутрь, то с удивлением отметили бы, что большая часть кривых зеркал, создающих диковинные хитросплетения отражений внутри замка, исчезли. Еще больше посетители удивились бы, выяснив, что зеркала уехали из Лондона в поместье Оукбридж, принадлежащее столь далекой от развлечений организации, как Форин-офис.
К моменту, когда посланный на Бейкер-стрит кэб вернул мистера Шейли-Хоупса и его помощника к месту преступления, там уже вовсю кипела работа. Судовые плотники сколачивали по чертежу деревянные конструкции, устанавливали короба в специально заготовленные рамы, собирали что-то вроде средневековых метательных орудий вокруг дома прямо напротив окон. Возле импровизированных катапульт в ожидании приказа в недоумении переминались с ноги на ногу полисмены. Среди всего этого столпотворения, опасливо поглядывая на непонятную суету, бродил Мак-Леод, причитая, что этакая орава непременно вытопчет лужайку и газоны и вообще разнесет усадьбу. Завидев сыщиков, он в гневе бросился к ним:
– Что это вы такое задумали, джентльмены?!
– Не стоит шуметь, капрал. Мы же все тут заинтересованы в установлении истины, не так ли?
– Я обязан следить за этой усадьбой и беречь ее от разрушения. Вот моя истина! – Мак-Леод поднял к небесам указательный палец.
– Только в этом? – усмехнулся Раджив. – Жаль. Вчера вы проявляли куда больше рвения. И не только рвения, но и истинной ловкости. Признаться, меня восхитил тот бросок.
– У нас, шотландцев, подобные броски – одно из любимых развлечений по праздникам. Метание бревен на дальность. В полку хайлендеров мне пять лет не было равных!
– Заслуживает всяческого одобрения, – склонил голову Раджив.
– И все же мне будет позволено узнать, что здесь происходит?
– Видите ли, почтеннейший мистер Мак-Леод, нам следует допросить потерпевшего. А у него, как вам известно, на редкость скверный нрав… О, а вот и мистер Искандер. Надеюсь, вас не затруднит перевести бывшему господину обращенные к нему слова?
– Не затруднит, – кивнул переводчик.
Раджив кинул заинтересованный взгляд на Шейли-Хоупса, объясняющего полисменам их задачу. Чуть поодаль, недовольно поджав губы, стоял майор Керстейн, всем своим видом демонстрируя негодование и категорическое несогласие с происходящим. Наконец, удостоверившись, что все участники «мистерии» должным образом уяснили план действий, детектив поглядел на часы, убедился, что наступило время очередного намаза, и скомандовал:
– Начали!
Дюжие полисмены, взявшись за тросы, рванули в разные стороны ставни, закрывавшие окна, и вслед за этим выбили стопорящие клинья импровизированных катапульт. Те взметнули ввысь короба с кривыми зеркалами, и стеклянное великолепие «Замка иллюзий» моментально встало на место ставней, заслоняя оконные проемы. Изнутри раздался отчаянный негодующий вопль.
– Что здесь происходит?! – ошарашенный сотрясающим здание ревом, закричал Сэм Смит.
– Видите ли, майор, – насмешливо ответил детектив, подходя к офицеру тайной службы Ее Величества, – призраки, в отличие от вампиров, прекрасно видят свое отражение в зеркалах. Впрочем, и вампиры тоже отражаются, если на зеркале не серебряная амальгама. Я специально уточнял. – Шейли-Хоупс поманил к себе переводчика. – Мне неизвестно, видел ли когда-нибудь Алаяр-хан зеркало, но вряд ли ему доводилось смотреться в кривые зеркала. Поскольку он имеет обыкновение носиться, размахивая оружием, сейчас его атакуют почти три десятка существ устрашающего вида. Найти укрытие от них он не может. Расправиться с ними тоже – перед каждым зеркалом выставлен освященный крест. Так что мы – его единственная надежда избавиться от этой напасти. А теперь, майор, извольте обеспечить безопасность поместья. Зевак нам тут совершенно не нужно, – закончив тираду, он повернулся к бухарцу, всем своим видом давая понять Керстейну, что разговор окончен. – Мистер Искандер, будьте любезны, крикните Его Высочеству: если он расскажет нам, кто и почему убил его, мы сможем его спасти от этих порождений шайтана.
– Чудное дело… – Мак-Леод с опаской глядел на здание, которое едва заметно вздрагивало, будто ходило ходуном. – Вы позволите мне удалиться? Надо бы распорядиться ланчем, вон сколько народу понаехало.
– Чуть позже, капрал. Мне понадобятся ваши консультации.
– Как скажете, – с неохотой отозвался ветеран. – Но как же ланч…
Ответа не последовало.
Между тем голос Искандера, вещавшего через рупор, стих, и тут же из дома донеслась гулкая, будто из пустой бочки, речь Алаяр-хана.
– Он согласен иметь с нами дело, но говорит, что никуда не уйдет из дома, покуда не получит кровавого удовлетворения. Он жаждет видеть, как отпилят голову и выпустят кишки виновнику его гибели, – сообщил Искандер.
– К этому вопросу мы вернемся позже, – заверил Стивен Шейли-Хоупс. – Пусть опишет момент своей гибели.
– Он говорит: я плыл в облаках, услаждая слух божественной музыкой и взор танцем гурий, когда вдруг ледяной ветер сковал мое тело и глаза узрели чудище, объятое неопаляющим пламенем. Огонь подхватил меня, будто пушинку, и бросил головой о скалы, лишая жизни, лишая права вознестись к престолу Аллаха, ибо преступил я закон в смертный час и не избыл вины своей в последний миг.
– По-вашему, эти бредни нам чем-то могут помочь? – в недоумении скривил губы Мюррей Мак-Леод.
– Несомненно, капрал, – чуть слышно произнес Раджив. – Я еще со вчерашнего дня хотел спросить: не желаете ли вы добровольно сознаться в убийстве?
– Я?! Но… с чего вы взяли?
– Капрал, либо правду, либо ничего! Я специально не дал вам уйти, чтоб вы послушали мертвеца, а я на вас посмотрел.
– И что такого вы увидели? – недобро хмурясь, поинтересовался суровый ветеран. По своему обыкновению, он надул щеки и долгим выдохом сквозь неплотно сжатые губы вытолкнул из груди воздух.
– Все, что хотел увидеть. Когда вы напали на Алаяр-хана, он курил опиум, совершая, с точки зрения Корана, большой грех, ибо пророк запретил правоверным использовать одурманивающие средства. Как бы то ни было, принц плыл в облаках, любуясь своим «цветником» и слушая милую сердцу музыку. Следует уточнить – его сердцу. Вам, как я вижу, такая музыка не по вкусу. Так ведь? Я прав?! Можете не отвечать, гримаса на вашем лице – сама по себе прекрасный ответ.
– А я и не скрываю, – сквозь зубы рыкнул Мак-Леод, – только черти в аду могут без содрогания этакое гнусное завывание слушать!
– А еще говорят, волынщики не имеют слуха и им все равно, что звучит вокруг. Вы ведь служили волынщиком, не так ли?
– Служил, да. Что с того?! – Старый вояка негодующе вскинул кулаки, точно собираясь боксировать. – Сэр, подобные россказни о нас – гнусный поклеп!
– Не стоит так волноваться. Я не верю в эти нелепые мифы. Более того, во многих отношениях я вполне разделяю ваше негодование относительно особы этого разбойника, – чуть заметно улыбаясь, будто кот, повидавший английскую королеву, согласился Раджив. – Но в остальном… Чудовище, объятое пламенем, огонь, который подхватил Алаяр-хана и метнул о скалы, – это вы, не так ли? Именно ваши рыжие бакенбарды и шевелюра вселили в его затуманенное наркотиком сознание видение огня… Если желаете, могу рассказать, что было дальше.
Совершив расправу, вы опомнились и бросились вон из зала. Но именно в этот момент в здание вошел мистер Искандер. У вас было преимущество: лестница расположена таким образом, что обороняющийся на верхней площадке может видеть и целиться во входящего, а тот – нет. Так что там, на лестнице, вы моментально оценили позицию и приняли верное решение. Путь к выходу был отрезан, однако ничего не мешало подняться выше, а затем, пропустив в зал переводчика, устремиться прочь из дома.
Однако мистер Искандер не стал заходить внутрь. Он не видел вас, поскольку от женского крика и визга выронил драгоценные четки и высматривал их на полутемной лестнице. Зато переводчик услышал, что кто-то выскочил из дома до появления на лестнице Амалы. Быстро сообразив, какие неприятности может навлечь на него смерть высокого господина, он бросился наутек, не слишком, впрочем, отдавая себе отчет в том, куда и зачем бежит. Господин переводчик, как вы сами могли заметить, человек не храброго десятка. В свою очередь, вы своевременно пришли «на помощь» и, как положено разумному британцу, вызвали офицеров тайной службы. Я в чем-то ошибся?
– Вы точно в воду глядели, мистер, – с невольным почтением глядя на Раджива, пробасил хайлендер. – Но, клянусь, я был доведен до крайности! Извольте понять: он будто нарочно измывался надо мной! Изводил каждый день и каждый час! Утром безбожно храпел на перине, однако требовал, чтобы ему играли бесконечные заунывные колыбельные напевы, от которых самому хочется лечь в могилу; днем изволил обедать под музыку, а у меня от нее зубы ныли и кусок не лез в горло. К вечеру же у него просыпалась отменная телесная бодрость: когда честному христианину следует ложиться спать, там, в его горах, как раз наступает утро! И он снова требовал своей гнусной, выворачивающей кишки музыки! Вот так, день за днем, ночь за ночью он терзал меня завываниями, столь дикими и заунывными, что у самого дьявола брюхо бы свело! Я стойко держался, но всякому терпению есть предел. Я дошел до полного безумия!
– Я верю вам.
– Ну что, переговорили? – подошел к Радживу частный детектив. – Я пока спровадил майора, но, когда он вернется, лучше бы вам признаться.
– Я не хотел, право слово, не хотел, – пригорюнился ветеран. – Прошу извинить меня, сэр. В прошлый раз я не все сказал о моей ране. Под командованием генерала Берроуза я дрался в злосчастной битве при Майванде. Аюб-хан растерзал нашу бригаду в клочья. Жуткое побоище! Тени не было вовсе, солнце палило так, что яичницу с беконом можно было жарить прямо на орудийных стволах, а ружье не обжигало рук, только если обмотаешь его тряпкой! Я получил увесистую пулю в бедро и свалился на кучу трупов. Каким-то чудом, сам не осознавая как, смог ночью выползти и добраться под стены аула Хиг.
Нас учили: «Если у английского солдата есть шанс попасть в плен к афганцу, лучше приставить ружейный ствол к подбородку и вышибить себе мозги. Бог поймет, а мук будет куда меньше». Я же и палец не мог поднять, когда меня нашел местный пастушонок. Я ни слова не понимал из его речей, он – из моих. Но мальчишка был добр. Он пожалел обожженного, полуживого вражеского солдата, спрятал меня в кошару, как мог, лечил проклятую рану, приносил воду, а порой даже и лепешки с овечьим сыром.
Только потом, когда генерал Робертс форсированным маршем бросился к Кандагару, чтобы деблокировать Берроуза, я снова увидел английские мундиры. В благодарность за спасение моей жизни генерал Робертс велел не трогать селение и наградил пастушка золотым совереном. Ногу мою с трудом, но удалось спасти. Когда б не мальчишка с его дикарскими снадобьями и овечьей шерстью вместо бинтов, я бы умер или шкандыбал на деревяшке.
Так вот. Там, в селении Хиг, совсем рядом с кошарой был дом, в котором всякую ночь, изматывая мою душу и терзая слух, завывала подобная, с позволения сказать, музыка. В те немногие часы, когда я приходил в себя, ее звуки доводили меня до полного исступления, и я молил Всевышнего прибрать несчастного Мак-Леода или же обрушить на музыкантов серный дождь. Но у Него на все свои планы. И вот… Я же верой и правдой… А он, он… – Старый воин обреченно махнул рукой и утер кулаком непрошеную слезу.
– И опять верю. Более того, если заставить присяжных в течение хотя бы нескольких часов, а тем более дней, слушать эту музыку, они наверняка сочтут, что вы действовали в рамках необходимой самообороны и потому невиновны. Вот только принимать какие бы то ни было решения не в моей компетенции. Вам же рекомендую сознаться добровольно. Я расскажу, как лучше написать. Полагаю, у Форин-офис достаточно причин не афишировать столь пикантное происшествие и ваше наказание не будет чересчур суровым.
– К тому же необходимо еще избавить Британию от призрака, и при жизни имевшего скверный характер, а после смерти, судя по всему, лишь отпустившего на свободу свой премерзостный нрав, – напомнил индус, вновь придавая лицу вид почтительного смирения. – И именно вы можете помочь в этом.
– Я-то с радостью. Только скажите, как?
– Этот наглец посмел уверять нас, что жаждет кровавого отмщения и никуда не уберется. Он не знает, что такое английское упрямство! – склонив лобастую голову, хмыкнул валлиец.
– Я шотландец, сэр! – напомнил Мюррей Мак-Леод.
– Тем более. Ваша славная волынка при вас?
– Да, то есть нет. Она в моей комнате.
– Тогда поспешите за ней и отплатите хану той же монетой, – хищно улыбнулся детектив. – С процентами! И напишите-ка всем приятелям волынщикам, да и всем иным, о ком приходилось слышать. Пусть съезжаются сюда как можно быстрее. Вам надлежит играть здесь без остановки девять дней. Это обязательно должно сработать! Ишь, как его скрючило от девонширского марша! Так что уж расстарайтесь.
– Есть, сэр, играть девять дней без остановки! – с великой готовностью расправил плечи отставной капрал.
Стивен Шейли-Хоупс откупорил бутылку виски «Хайленд-парк» и разлил его по стаканам.
– Угощайся, Радж. Подарок от Шотландской Лиги Волынщиков.
– Недурно, весьма недурно, – пригубив из стакана, чуть склонил голову Раджив. – Интересно, как тетя Агата решит дальнейшую участь бедолаги Мак-Леода? И выводка безутешных вдов?
– Затрудняюсь ответить. Я, конечно, настоял, чтобы мистер Смит лично доставил беднягу Искандера к воротам российского посольства. А уж что станут делать там, нам не узнать. Относительно Амалы и ее подруг… Вот сегодняшняя утренняя «Таймс». Там черным по бумажному напечатано, что на борту клипера «Тристан», направляющегося в Нью-Йорк и прибывшего вечером в порт Дувра, умер от болотной лихорадки принц Канджута Алаяр-хан. Следовавшие вместе с ним жены будут отправлены на родину после соблюдения всех подобающих траурных церемоний. Так что формально наказывать нашего меломана не за что. В остальном же оставим Форин-офис делать их работу.
Внизу тяжелый бронзовый молоток ударил в звонкий чеканный гонг, призывая хозяина открыть входную дверь.
– Похоже, у нас клиенты, – Стивен Шейли-Хоупс выразительно поглядел на Раджива.
Тот молча встал, застегнул пуговицы на кителе и, придав лицу уважительно-отсутствующий вид, спустился по лестнице. Его не было всего пару минут. Когда же он вновь появился, на губах у хладнокровного сикха красовалась широкая улыбка.
– Сэр, прибыл капрал Мак-Леод.
– Легок на помине. Чего же он хочет?
– Просит замолвить слово перед тетей Агатой, чтобы позволить волынщикам и далее играть в Оукбридже.
– Думаю, мы сможем убедить мою покойную родственницу продлить этот фестиваль до сорока дней, – ухмыльнулся частный детектив.
В тот же миг из воздуха сгустилась пара ладоней и звонко хлопнула. Там, где заканчивались обнаженные запястья, красовались рукава морского офицерского кителя, украшенного коммодорским золотым шитьем.
– Коммодор Улфхерст?! – вскочил с места Стивен Шейли-Хоупс и, точно ища поддержки, оглянулся на старого приятеля, замершего с открытым ртом.
– Вы правы, друзья мои! Рад, что сразу узнали меня! – в воздухе проявилось призрачное лицо. – Поставьте-ка виски поближе, я вдохну аромат. Превосходный «Хайленд-парк»! Жаль, не могу отхлебнуть. Но я не о том. У меня для вас появился отличный клиент…
Анастасия Парфенова
Мост над рекой
Мост должен был простоять века.
Инженеры Ее Императорского Величества Института проектирования к вопросу подошли основательно – расчеты и исследования велись не один год. В проекте учли все возможные нагрузки. Не забыли о перепадах температур, от одной мысли о которых ломило зубы. Подумали о грунтах, промороженных на несколько метров в глубину. Сделали допуски на неустойчивость магического фона. Даже защиту предусмотрели на случай артиллерийских обстрелов и тяжелых проклятий.
Мост должен был стоять, даже если б река вышла из берегов, если б земля затанцевала, следуя ритму шаманских бубнов. Должен.
Но не стоял.
Вот уже второй год подряд весенний ледоход сминал возводимые за лето опоры, будто хрупкое папье-маше. Мимоходом. Небрежно.
В умах высокого столичного начальства начали бродить сомнения. Посланники от институтов и транспортных компаний обивали пороги, доказывая, что уж они-то, они! Все сделали наилучшим образом!
Кажется, доказали.
Далее возник закономерный вопрос: если проект технически грамотен и материалы поставляются самые лучшие, то что же, собственно, сваяли на месте господа строители? И куда, к слову, подевались выделяемые казной средства?
На расследование неудач в строительстве моста бросили едва ли не больше сил, нежели на само строительство. Во всяком случае, такого наплыва столичных чиновников и редких специалистов в дальнюю и нелюдимую провинцию ранее не отмечалось. Следователь финансового отдела, следователь техно-магического департамента, следователь коллегии по борьбе с коррупцией, целая команда следователей в гражданских мундирах, но с отчетливо военной выправкой… Наблюдатель от канцелярии, наблюдатель от казначейства, от Императорского Транспортного общества и Добровольного товарищества путей сообщения. Помощники наблюдателей. Секретари помощников наблюдателей. Ассистенты секретарей помощников…
Глядя на этот ажиотаж, забеспокоилось и начальство в родном Институте. Проектное решение было верным. Безусловно. Абсолютно. Да какие тут вообще могут быть сомнения?!
Но вдруг… А вдруг… Позору ведь не оберемся!
Треклятые опоры упрямо не желали стоять, как им положено по расчетам, – нерушимо и твердо. Высланные на место конструкторы и инженеры не в силах были объяснить – почему.
В Институте посовещались. Пересчитали нагрузки. Разругались. Пересчитали убытки. И все же отправили в забытый Разумом и Просвещением медвежий угол менталиста. Из тех, что помоложе.
Похоже, только его-то там и не хватало.
Меня, то есть.
Из транса я вышел резко: от темноты к свету, будто вынырнул из затопленного колодца. Выпрямился, едва не свалившись со стула. Моргнул по-совиному, с некоторым недоумением глядя на разбросанные вокруг бумаги.
На столе предо мной развернут был выполненный в Институте чертеж. Ослепительно белое совершенство бумаги. Четкие линии, каллиграфические подписи, бисерная вязь расчетов. Поверх – точно курица лапой, мои кривые карандашные каракули: диаметры сечений, узлы, характеристики материалов…
Как и почему я это писал, вспомнить не выходило: проведенные в трансе часы в сознании не задерживались, оставляя после себя лишь эмоциональный отклик и готовое решение. Вот и сейчас: идеально ровные линии чертежа, перечеркнутые стрелочками, формулами и закорючками, складывались в общее ощущение правильности, какой-то внутренней инженерной соразмерности и красоты. Я чувствовал, что схемы и исчисления будто расступаются перед взглядом, затягивают в черно-бело пространство листа, поднимаются вокруг узорными стенами логики…
Прикосновение к плечу. Я снова дернулся, вспоминая, что и в первый раз вышел из транса не просто так. Обернулся.
Илья Павлович терпеливо ожидал за плечом. Мощный такой дед, широкоплечий и обманчиво медлительный, с выправкой отставного унтера. Роскошные седые бакенбарды, грозные брови, пристальная цепкость глаз. О таких принято говорить: не состарился, а заматерел.
Он привычно дождался, пока я окажусь способен узреть окружающую действительность. Щелчком распахнул крышку карманных часов, продемонстрировал циферблат. Половина шестого.
– Я же просил: до ужина – не беспокоить!
– Ваше благородие, ужин на борту подают в шесть.
Ах, да. Все время забываю.
Я со вздохом поднялся. Покачнулся, не сразу обретя равновесие.
– Осторожнее, ваше благородие. Почитай, четыре часа сидели, совсем не двигаясь.
Я сполоснул лицо холодной водой, пытаясь прогнать шумевшие в ушах отголоски транса. Илья Павлович дотошно убедился, что на сей раз подопечный не собирается падать лицом в умывальник или разбивать об острые углы бесценную свою голову. Подал свежую рубашку и тщательно выглаженный вечерний сюртук. Только подал – как и все, кто прошел подготовку менталиста, я весьма нервно относился к чужим прикосновениям и одеваться предпочитал сам. Даже если это означало восемь с половиной минут сражения с шейным платком.
Наконец, пригладив волосы и одернув рукава, я коротко взглянул в зеркало. Нескладность высокой фигуры не скрыть было строгим кроем костюма. Худое лицо, обведенные тенями серые глаза. Знакомый рассеянный взгляд, с прячущимися в глубине искрами безумия. Менталист, он и есть менталист. Не грызу ногти и не хихикаю под нос – и ладно. Можно являть себя свету.
Насколько крохотной была выделенная нам каюта, проходы и лестницы на судне были еще хуже – узкие, увитые проводами и трубами. Кое-где широкоплечему Илье Павловичу пробираться приходилось боком. Что, впрочем, не особенно ему мешало.
– Кают-компания палубой ниже, ваше благородие.
Ах, да. Опять забыл.
– Здесь направо.
Может, дело в расчетах по ледовой нагрузке? Речной бассейн относится к зоне вечной мерзлоты, что отнюдь не облегчает задачу что-то на нем возводить. Расчетная толщина речного льда – два с половиной метра, при вскрытии могут образовываться заторные скопления длиной до ста километров. Та еще инженерная задачка.
Изначально проект предусматривал восемнадцать пролетов по сто пятьдесят метров – и первый же ледоход наглядно продемонстрировал несостоятельность такого решения. Проектировщики посыпали головы пеплом и принялись пересчитывать. Новомодные идеи вантовых и подвесных мостов были отвергнуты, как авантюрные. То же с раздвижными конструкциями – климатические условия, в сочетании с масштабом проекта, были признаны не подходящими для инженерных экспериментов. Глубоководную часть русла было решено перекрыть всего четырьмя проемами – опасно длинными, более трехсот метров каждый. Это должно было снять угрозу катастрофических заторообразований. Но до возведения самих пролетов дело – опять! – не дошло…
– Сюда, пожалуйста. Осторожно. Держитесь за поручень.
Илья Павлович благополучно довел нас до широких дверей кают-компании. Распахнул створки, окинул наполненное светом, музыкой и гомоном голосов помещение цепким взглядом. Шагнул в сторону, позволяя мне войти.
Атмосфера светской элегантности окатила с головой, заставляя спину напрячься, а ладони вспотеть. В обществе я чувствовал себя привычно неуютно. Глаза скользнули мимо увлеченных беседой попутчиков, в памяти всплыли параметры механизмов, что скрывались за декоративными панелями и решетками. Салон был оформлен в модном сейчас «новом» стиле: растительные и цветочные мотивы, текучесть узоров, вьющиеся непрерывные линии. Как будто, если скрыть систему вентиляции за экраном из железных цветов, можно забыть о ее существовании.
Илья Павлович чуть кашлянул, напоминая мне, что следует поздороваться с собравшимся обществом. Официально в реестрах Института он числился как мой «денщик», однако денщик при менталисте – должность особая. Он должен быть способен вытащить подопечного из любой передряги, в которую только может завести излишняя гениальность. Действительно любой – будь то на поле генерального сражения или же на великокняжеском балу. Происхождение Ильи Павловича было весьма скромным, и на военной службе он поднялся лишь до старшего фейерверкера, однако знаний по баллистике и артиллерии за время службы собрал поболе, чем иные выпускники университетов. Да и после выхода в отставку проявил себя человеком незаурядным. А далее за него уже всерьез взялись наставники родного Института. В результате седой ветеран прекрасно ориентировался в обществе и знал, как себя вести на приеме хоть у самой императрицы. Но главное – мог проследить, чтобы доверенный ему менталист на высочайшем приеме не выкинул чего-нибудь такого … по-менталистски характерного.
Коротко раскланиваясь со знакомыми, Илья Павлович нашел предназначенный для нас стол. Ненавязчиво усадил меня. Затем со всем возможным почтением усадил случившуюся рядом даму. Уселся сам.