Князь Святослав Васильев Борис
— У меня нет слов. Проси что хочешь.
— Я просто соблюдаю договоренности, как всякий честный торговец.
— Какая там торговля! Ты подарил мне золотой клад.
— Сочтемся, — усмехнулся посадник. — Много не обещаю, но полста мечей мои кузнецы успеют отковать до начала твоего похода…
Посадник вдруг замолчал и прислушался. Издалека доносился согласный тяжелый топот.
— Кто-то движется сюда, великий князь.
— Так ходят только дружинники.
И впрямь к воротам стана в строю по три подошли около двухсот дружинников.
— Пропустить! — крикнул Святослав.
Стража распахнула ворота. Дружинники строем приблизились к великому князю, по команде рассыпались по одному, а воевода подошел к Святославу.
— Будь здрав, великий князь Святослав! Я, подвоевода Ратмил, увел своих людей от воеводы Морозко с его согласия. Мою сестру и отца продали в рабство хазары за недоимку. Прими нашу роту на верность и возьми нас в поход против хазар!
Все дружинники и сам Ратмил встали на колени и, склонив головы, положили перед собою мечи.
А в киевском дворце царило благодушие и семейные радости. Ольга, королева русов, наслаждалась близостью вновь обретенного сына, хотя никто и никогда не именовал его таковым, и спокойной, устоявшейся любовью к великому воеводе. Наслаждалась и двумя внуками, которых оставила ей возмущенная жестокостью мужа и отбывшая на родину европейская принцесса.
И совсем не вспоминала о Святославе.
Но Свенельд о нем не забывал. Его и радовала и настораживала невероятная активность сына перед уже решенным походом на Хазарский каганат. И он все время напоминал Неслыху об этом.
— Мои люди повсюду распространяют слухи, что великий князь Святослав готовится наказать вятичей и привести их в смирение, великий воевода.
— И в это верит Хазарский каганат?
— В каганате тоже есть мои люди.
— И все же, Неслых, меня это тревожит.
— Для этого пока нет оснований, великий воевода.
И вновь благолепие, спокойствие и любовь распустили розовые крылья над дворцом великой княгини. Был любимый сын, которого, правда, нельзя было признавать, были с юности любящие друг друга немолодые возлюбленные, заходил на дружеские пиры командир личной дружины княгини Ольги воевода Претич. Все было, и все рухнуло, когда дальние степные дозоры донесли о приближении к Киеву высокого Посольства Хазарского каганата.
— Посольство каганата?.. — встревожилась княгиня Ольга. — Зачем? Почему вдруг? Мы подписали все торговые и военные соглашения, мы соблюдаем их…
— Скажут сами, — буркнул Свенельд.
И пошел отдавать распоряжения об особо торжественной встрече.
Посольство встречали в Киеве ревом труб, барабанным грохотом и восторженными воплями толпы. Однако посольские слуги не разбрасывали, как обычно, подарков, а строго и молча шествовали прямо к дворцу.
Ольга встречала послов в тронном зале, как и предписывал этикет.
Вошел посол. К нему шагнули, чтобы принять верительные грамоты, но он, отстранив чиновников, выхватил меч.
— Великому кагану Хазарии стало известно, что киевские войска намерены ворваться в его пределы. И вот чем они будут встречены там!..
Швырнув тяжелый меч к подножию Киевского Великокняжеского трона, посол не оглядываясь неторопливо вышел из тронного зала.
Все онемели. Только Неслых выбежал за послом, все остальные словно замерли на своих местах. Вошедшие отроки неслышно подняли меч с ковра и тихо вынесли его из зала.
Великая княгиня Ольга вдруг вскочила и заметалась по тронному залу. Прижав руки к груди, она повторяла одну и ту же фразу:
— Нам не нужна война, Свенельд. Нам не нужна война…
— Война нужна Византии, — резко оборвал ее Свенельд. — Ее старая мечта — втравить нас в эту войну, чтобы по трупам наших воинов прорваться к Великому шелковому пути.
— Мы не выдержим этого…
— Выдержим. Мы все выдержим во имя спасения Великого Киевского княжения, моя королева.
Неизвестно, сколько бы времени они толкли воду в ступе, если бы неожиданно, вкрадчиво, без стука и дозволения не вошел Неслых.
— Я проводил хазарского посла до наших передовых постов, великая княгиня.
— А… А меч? Он же прилюдно швырнул меч к моим ногам.
— Меч — в его ножнах. Твои отроки передали его мне, и я уговорил посла вложить меч в ножны.
— Но ведь посол объявил нам войну.
— Он погорячился, великая княгиня. И весьма сожалеет об этом.
— Ступай в свои покои, королева русов, — вдруг сказал Свенельд. — Иногда возникают обстоятельства, о которых тебе удобнее не знать.
Великая княгиня молча вышла. Свенельд, в упор глядя на Неслыха, строго спросил:
— Сколько?
— Три шубы, великий воевода. Бобровая — для Хазарского кагана и две из черно-бурых лисиц — на усмотрение посла.
— И он согласился?
— Я объяснил послу, что он введен в заблуждение. Да, княжич Святослав готовит войско, но не против каганата, а против вятичей, которых ему не удалось примучить в первом походе.
— И он в это поверил?
— Они слишком любят шубы, великий воевода. Чем жарче страна, тем больше шуб требуется ее правителям.
— А откуда Хазарии стало известно о подготовке похода великого князя Святослава?
— Богатые люди.
— Я не понял твоего намека.
— Хазары щедро платят своим осведомителям…
— И ты их найдешь, Неслых. Кто бы они ни были, найдешь.
— И я их найду, великий воевода.
— Где?
— Начну с Новгорода. Только у них есть купцы, торгующие с Хазарским каганатом. А это значит, что в его благосклонности они очень заинтересованы.
Свенельд походил по палате, хмуря брови. Потом спросил, не глядя:
— А если хазарский посол не поверил в твои басни о войне с вятичами?
— Поверил, великий воевода. В басни верят охотнее, чем в правду.
Свенельд молча продолжал ходить, не поднимая глаз. Потом резко остановился, вскинул голову, глянул прямо в глаза Неслыха.
— Ты скажешь о своих людях в Хазарском каганате князю Святославу без посторонних ушей. Только с глазу на глаз.
— Только с глазу на глаз, — твердо повторил Неслых. — И только об одном.
— Почему об одном?
— Если понадобится, он узнает о других в свое время.
— Ты сказал о Новгороде… — Свенельд долго молчал, прежде чем произнести эти слова. — Из Новгорода я привез отрока в свиту великой княгини. Его отец рассказал мне, что был продан в рабство за недоимки, но его отбили печенеги и тут же без выкупа отпустили домой. Это похоже на правду?
— Нет, великий воевода. Для печенегов раб — всегда товар.
— Великая княгиня очень привязалась к этому отроку, но ты все же очень осторожно проверь достоверность этого рассказа. Только никому не говори, что я тебе сообщил о нем.
— Я умею молчать, великий воевода.
— Даже под пытками? — улыбнулся Свенельд.
— Даже под пытками, — твердо сказал Неслых.
Святослав неукоснительно следовал заветам старого варяга, потому что главным примером для него был его дед, варяг Рюрик, сумевший руками конунга Олега построить собственное княжество. Спал на попоне, положив голову на седло, а меч — под правую руку. Вставал с первыми проблесками утренней зари, когда его дружина еще досматривала манящие утренние сны. Раздувал костер, чуть поджаривал на угольях тонкие куски конины, ставил на рогатину над костром котел с хлебовом. А пока варилось это хлебово, неистово, до седьмого пота занимался приемами ручного боя. Потом снимал рубаху, окатывался холодной водой и будил своих соратников.
— Кольчуги на голое тело!
И пробегал с ними три круга вокруг частокола, огораживающего его стойбище.
Потом дружно завтракали из общего котла. После полагался свободный час, и начинались изнурительные учебные занятия.
Готовя дружину к грядущему победному маршу в Хазарию, Святослав и представить себе не мог, какая дипломатическая буря разыгралась в сопредельных Киевской Руси государствах.
Византия, унаследовав не только силу, торговые пути, но и авторитет Римской империи, оказалась островом в океане формально зависящих от нее государств, но — только формально. Завязнув в Месопотамской войне за проверенные тысячелетиями торговые пути с Востока на Запад, византийские владыки с беспокойством начали поглядывать и на близко расположенный Хазарский каганат, выросший к тому времени в сильное государство. И начали тайно прокладывать к нему дипломатические тропы, ловко усеянные капканами.
Киеву это не нравилось. Любая коалиция ромеев с хазарами грозила непосредственно Великому Киевскому княжению. И киевская власть начала осторожно прощупывать настроение соседних западных стран, далекой целью имея в виду возможные коалиции либо против Византии, либо, на худой конец, против Хазарского каганата.
Откликались очень неопределенно, кроме германского императора. Но ему-то до Византии было далеко, опасаться особенно нечего, а потому даже его имперское согласие не могло существенно сказаться на защите торговых путей Киевского Великого княжества. И круг замкнулся, опять оставив Русь наедине против двух могущественных держав.
Запад не собирался помогать Киевской Руси.
Это очень насторожило Киев. Но в отсутствие Свенельда княгиня Ольга не рискнула собирать Боярскую думу: уж слишком много у нее было в ней противников. А как только он вернулся с тревожных южных границ, пригласила к себе.
— А ты, моя королева, полагала, что Европа ринется нам помогать? — усмехнулся великий воевода. — Жар удобнее всего загребать чужими руками.
— Но перед нами сразу две могущественные державы!
— Полагаю, что одна. Византия. Но она увязла в войне с арабами за Великий шелковый путь и не рискнет воевать в обе стороны. Что же касается Хазарского каганата…
Свенельд замолчал. То ли размышляя, то ли ожидая, что скажет великая княгиня.
— Ты говорил о Хазарском каганате.
— Так ли он могуч, как утверждает молва? — спросил Свенельд. — Сначала неплохо бы проверить эту молву.
— И кто ее проверит?
— Наш сын.
— Но… Я не пущу его!..
— А ему не нужно твое разрешение. Важно, чтобы он шел не так, как ходил на вятичей. Но это — моя забота. Моя и Неслыха.
Ольга задумалась. Спросила вдруг:
— Тебе не очень нужна дружина Морозко?
— Благодарю, моя королева. Морозко опытный воевода, а его дружинники знают, как отражать конную атаку. И это важно для Святослава.
— Я отдам дружину Морозко в распоряжение сына.
— И она ему очень пригодится, моя королева.
— Передай великому князю мое дозволение… — Ольга замялась, — нет, просьбу выступить на буртасов в отмщение за гибель дружинников моего супруга — великого князя Игоря.
Вздохнула и вышла из палаты.
Часть вторая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В стойбище к Святославу по настоянию Свенельда выехал Неслых.
— Великая княгиня Ольга дозволяет тебе, князь Святослав, примерно наказать буртасов.
Это была дерзость, но Неслых любил огорошивать наследника Великого Киевского княжения. Негодование будило в князе ясные мысли.
— Я не нуждаюсь в дозволениях Киева!
Сработало.
— И повелела отдать в твое распоряжение дружину Морозко.
Святослав промолчал.
— Я не сомневаюсь, что ты разгромишь буртасов и отомстишь за гибель наших воинов, — продолжал Неслых. — Разгромишь и выйдешь на земли Хазарского каганата. Далее начнутся земли, нам неведомые, и тебе, великий князь, потребуется верный проводник. Он сам найдет тебя, с ним все оговорено.
— Как я узнаю, что он — это он?
— Ты скажешь ему мое имя. В ответ он спросит о Живане. Доверяй ему полностью. Он воевал с буртасами под стягом твоего отца вместе с Живаном.
— Запомнил.
— Полностью доверься ему. Каким бы странным он тебе ни показался.
— В чем же его странность?
— Он живет под личиной. Поэтому не забудь о моем имени.
— Не забуду, — усмехнулся великий князь. — Прими мою благодарность, Неслых.
Неслых молча поклонился. Потом сказал:
— Берендеи и черные клобуки будут следовать Дикой степью. Черные клобуки — вдоль побережья Черного моря, берендеи — по северным степям.
— Я знаю.
— Не для тебя напоминаю, великий князь. Для командиров твоих дружин.
— Предупрежу.
— Побед дружине и славы тебе, великий князь Святослав!
— Добуду, — усмехнулся князь. — Дружина, проводить с честью моего гостя!
Дружина мгновенно построилась в два ряда. Дружинники выхватили из ножен мечи и, потрясая ими, громко трижды вскричали:
— Слава! Слава! Слава!..
Неслых вернулся из стойбища князя Святослава в отменном настроении. И все — слово в слово — пересказал Свенельду.
— Как наш сын? — с привычной тревогой спросила великая княгиня, когда воевода доложил о свидании с Неслыхом.
— Стяжает себе славу, которая переживет века, моя королева.
— И по дороге к этой славе уничтожит Великое Киевское княжение, — горько вздохнула Ольга. — Я помню каждое его слово.
— Мало ли о чем болтают незрелые вожди, моя королева.
— Если бы он болтал… — Ольга опять вздохнула. — Он не умел болтать, как не умел улыбаться. Нет, нет, он уничтожит наше княжество. Непременно уничтожит, я слишком хорошо его знаю.
— Тогда… — Свенельд замолчал.
— Что — тогда?
В голосе Ольги слышалась напряженность, и воевода улыбнулся.
— Тогда придет черед нашего младшего сына, моя королева. — Но Святослав не должен знать, что у него есть брат.
По решительному настоянию Морозко Святослав с неохотой согласился попросить Свенельда повлиять на вятичей, чтобы они не препятствовали проходу боевых дружин Святослава по берегу Оки до впадения ее в Волгу. Вятичи согласились, но то, что великого князя Святослава одолжили этим невмешательством, оскорбило его самовлюбленную душу, и обиду он затаил.
Требования опытного Морозко основывались на том, чего Святослав пока не понимал. Русские дружины того времени воевали только в пешем строю, а к месту боя добирались на конях, чтобы дружинники не устали тащить на собственных плечах тяжелую броню, оружие и продовольствие. Ездить на конях они, естественно, умели, но выезженных специально для боя коней у них не было. Это был всего лишь транспорт, средство передвижения, и Морозко совсем не был уверен, что лошади не понесут вскачь при первой же вражеской стреле.
Поэтому до устья Оки их сопровождали коноводы, которым дружины и отдали коней. Их уже ждали насады, и в первую они погрузили вооружение, заводных коней и кое-какие припасы не только для еды, но и для походного ремонта брони и оружия под охрану новгородских добровольцев. Новгородская ватага не пряталась, поскольку на Волге к ним привыкли. Потом залезли сами во вторую насаду и на всякий случай легли на донные доски, под грузовой палубой, чтобы их не заметил кто-либо из людей, не посвященных в их намерения.
Лежали в трюмном сумраке на сырых досках в броне и полном вооружении. Ставка была слишком высока, и великий князь приказал и дышать-то через раз. Хазарские соглядатаи приглядывали за волжскими караванами, и опасность, что русские дружины могут заметить раньше времени, оставалась вполне реальной.
Осторожный Морозко велел загрузить палубу тюками с обычным товаром, спрятав среди тюков легких лучников. На Волге пошаливали ушкуйники, и держать под рукою людей, способных дать им быстрый и внезапный отпор, было вполне уместно.
А караван сплавлялся мучительно медленно, подолгу застревая на перекатах. Воины мучились от неподвижности, конечности их затекали, ныли спины и суставы, но великий князь был неумолим. Он и сам страдал, позволяя себе размяться на верхней палубе только по ночам. И то, если ночи были беспросветно темными.
Он вторгался в могущественный Хазарский каганат, имевший многочисленную и хорошо вооруженную армию. И поэтому самым главным его оружием была внезапность нападения с севера. Он верил в мастерство своих дружинников и в собственную счастливую звезду.
Среди купцов и экипажа насад были люди Неслыха. Тот предупредил об этом Святослава, но не назвал ни одного имени.
— Они сами найдут тебя, великий князь. Когда придет время.
И — нашли.
На товарную палубу, под которой лежали дружинники со своими командирами, спустился купец с круглой новгородской бородой. Осмотрел тюки, чуть приоткрыл люк в трюм.
— Перед утренней зарей войдем в земли Волжской Булгарии. Готовься, великий князь.
Выгрузились на границе Волжской Булгарии. Великий князь построил войско, сказал Сфенклу:
— Скажи им мое «Иду на вы!».
И тут внезапно вмешался совершенно незнакомый мужчина.
— Прости, великий князь, но булгары убьют твоего побратима, если не сдадутся сразу. А они не сдадутся, и поэтому пойду я.
— Но тебя тоже убьют.
— Я — человек Неслыха. Он предугадал этот случай и повелел мне умереть.
— Прими мою благодарность, человек Неслыха. — Великий князь прижал руку к сердцу и склонил голову. — Мы справим добрую тризну на твоих похоронах. Ступай на подвиг и успей сказать мое слово.
— Что я должен сказать, великий князь?
— Иду на вы!..
Всю свою последующую боевую жизнь Святослав мучительно стыдился битвы с волжскими булгарами. Ударить с ходу одной, по сути, еще никогда не сражавшейся с профессиональными воинами личной дружиной, забыв про дружину Морозко, про непременное окружение противника, про разведку, наконец.
Спасла его только удача. В городе вдруг, сразу во многих местах, вспыхнул пожар. Заметались женщины и дети, все ворота, кроме тех, возле которых шла битва, оказались закрытыми, и жители в панике бросились в них, сметая собственных защитников и увлекая их за собою. Толпы ринулись к Волге, в то время как в городе полыхал пожар, металась брошенная скотина, с треском рушились обгоревшие скелеты зданий.
И тут из ворот горящего города вышел улыбающийся Морозко.
— Ты так остервенело работал мечом, великий князь, — сказал он, — что булгары растерялись и не заметили, как я с дружиной проник в город. Ну и запалил его со всех сторон, пока мои дружинники добивали там вооруженных мужчин. Все просто, только учти, что хазары и сами хитры. И ты, прежде всего, думай об их хитрости, а не уповай на собственное нахальство.
Великий князь на этот раз не обиделся. Морозко был прав, и он, виновато вздохнув, искренне поблагодарил его.
— Отдать дружинникам воеводы Морозко всю добычу, — сурово распорядился он — Кто позарится хоть на колечко, выгоню!
— Какая там добыча… — отмахнулся Морозко.
Святослав сурово глянул на него, и воевода сразу примолк.
— Похоронить человека Неслыха с великой честью. Как варяга, в ладье. Вокруг уложить сорок отрубленных голов вражеских воинов и одну заколотую женщину…
— Это уж слишком, великий князь…
— Они совершили неслыханное злодеяние! — выкрикнул Святослав. — Они убили посла, и пощады им быть не может. Исполнить, как я повелел!
Морозко вместе с дружинниками уложили убитого посла, бросили к его ногам сорок отрубленных голов воинов, мертвую девушку и три сломанных меча. Затем труп посла обложили ветвями можжевельника и берестой, подожгли и оттолкнули от берега.
Потрясая мечами, дружинники кричали «Слава!», пока горящая лодка не скрылась с глаз.
Три дня великий князь Святослав праздновал тризну по погибшему послу. А потом огнем и мечом прошел по всей Волжской Булгарии, сжигая дома и беспощадно убивая мужчин. Волжская Булгария практически перестала существовать.
После кровавого разгрома Булгарии Святослав велел дружинам грузиться на суда прежним порядком и сплавляться далее вниз по Волге. Движение громоздких судов и здесь было осложнено многочисленными блуждающими отмелями, а потому продвигались они медленно. С песчаных заносов насады вытаскивали новгородцы без оружия, чтобы не привлекать внимания посторонних глаз. Повелев дружинникам прятаться в сырых трюмах, великий князь вместе с Морозко лежал на палубе в холщовой рубахе и таких же портках. Лежал, прикрыв веки и делая вид, что дремлет, тщательно обдумывая, как бы поближе подкрасться к Хазарскому каганату. Поэтому и выслал вперед две лодки-однодеревки с глазастыми проверенными друзьями, Сфенклом и Радыпей, которого оценил в первых же стычках с булгарами. Они должны были не только находить дорогу среди отмелей, но главным образом приглядывать за берегами.
— Ну, куда дальше? — вздохнув, угрюмо спросил Морозко.
— Ты забыл, сколько буртасы убили русских витязей моего отца?
— Представляю, какую резню ты, великий князь, там устроишь.
— А ты знаешь, воевода, полководцев с мягким сердцем?
— Знаю. Свенельд.
Великий князь помолчал. Потом сказал:
— Свенельд хранит южные границы Руси.
— А ты? Мстишь сыновьям и внукам неразумных буртасов?
— А я завоюю себе собственное княжество! Собственное, воевода, собственное!
— Завоюешь, — согласился воевода. — Но в нем вряд ли найдется место для меня.
— Так… — великий князь растерялся, что очень редко случалось с ним. — Так без тебя я ничего не смогу сделать. Ты, воевода, не только моя правая рука, но и учитель.
Морозко не сдержал самодовольной усмешки. Но сказал:
— Жестокости я тебя не учил.
— С булгарами я погорячился, хотя они убили посла, а это — величайшее преступление. Но ведь буртасы перебили дружинников моего отца, что требует отмщения, воевода. И все же женщин я не трону.
— Княжеское ли это слово, великий князь?
— Слово есть слово.
Морозко помолчал. Потом сказал, основательно подумав:
— А если они сдадут город?
— Они знают, что их ждет.
— И все же, великий князь?
Теперь промолчал Святослав.
— Послом к буртасам поеду я, — твердо сказал Морозно.
— Не поедешь. Месть за погибших киевлян священна. И я возьму их город на копье.
— И не устроишь больше похорон варяга?
— Если они тебя не убьют.
Опять помолчали. Потом Морозко сказал:
— Напрасно ты, великий князь, своих друзей в дозор отправил. Буртасы давно знают, что ты идешь на них. И готовятся придержать нас, пока не разбегутся женщины и дети.
— Почему ты так решил?
— Потому что мы плывем среди песчаных отмелей по изгибам Волги, а жители разгромленной тобою Булгарии давно уже известили буртасов о нашем появлении. Их тропки куда прямее наших.
Дозорная лодка, плывущая впереди вдоль левого берега, неожиданно развернулась и направилась к первой насаде.