Весёлый Роджер на подводных крыльях Васильев Владимир
Человек с камерой прекратил съемку и кинулся наутек. Сеня, Паха и Енот, заскользивший наперерез к берегу (видимо, камера была важнее сбежавшего Куни) попытались догнать его, но тщетно: невдалеке стояла зеленая «Полоса», машина, как известно, мощная и быстроходная. Человек с камерой молниеносно прыгнул за руль и был таков. Благополучно удравшего Куню вместе с доской он подобрал спустя пару минут у всех на виду.
Лица у Сени и Енота стали непроницаемыми (у Пахи оно другим не бывало). Компания серферов как-то вдруг сразу вытянулась полукольцом, медленно надвигаясь.
– Что вы с ними не поделили, ребята? – не без угрозы прозвучал первый вопрос.
Первый и последний. Других не возникло – Паха мрачно достал винчестер. Хруст затвора имел свойство мгновенно отрезвлять.
Сеня взял Ольшу за руку, Енот подхватил одежду и опустевшие сумки. Ни на Римаса, ни на Кейси никто даже не глянул, видимо им незачем было раскрываться.
Ольша обернулась и беспомощно глянула на загорелую пеструю толпу. Так и не удалось стать частью ее. А хотелось.
Еще издали стало заметно, что «Оксо» изуродован до неузнаваемости. Стекла и фары, правда, лишь покрылись мелкой сетью трещин, но уцелели, зато по корпусу словно кувалдами молотили. И шины изрезали в клочья.
– Так! Замечательно… – процедил Сеня. – Минут на двадцать, не меньше. Теперь их точно не догнать.
Спешить хирурги сразу перестали. Вообще, даже совершив ошибку Сеня с Енотом никогда не злились и не сетовали. Старались исправить по возможности быстрее и прилагали к этому все силы.
Увечную дверцу совместными усилиями удалось немного приоткрыть, вернее приподнять. Внутрь просочился Паха, сделавшись плоским, как доска. Он тронул что-то на пульте и поспешно покинул машину.
Раненая «Оксо» ожила. Мутными пленками «потекли» стекла, с покрышек лохмотьями начала отваливаться поврежденная резина, захрустел, выпрямляясь, металл. Вмятины пропадали. Автомобиль восстанавливался на глазах.
– Что это Паха там сотворил? – буднично спросила Ольша. Удивление на этот раз не пришло.
Сеня пояснил:
– Задействовал программу машинной регенерации…
Вот так. Машинная регенерация. Будто у ящерицы: оттоптали хвост, да и хрен с ним. Новый вырастет.
Ольша вздохнула. Ведь на самом деле перед ней стояла воплощенная смерть всех станций техобслуживания. В виде кнопки на панели управления и какой-нибудь крохотной коробочки в недрах инопланетного автомобиля.
Сеня не ошибся со временем: спустя двадцать две минуты «Оксо» вновь стал как новенький.
– Поехали…
Невзирая на кажущееся спокойствие и невозмутимость, настроение у хирургов было на редкость отвратительное.
– Скажи, Сеня, – спросила Ольша, глядя прямо в бисмарковы очки, – почему из «ореха» машина вырастает целиком за десять минут, а регенерирует вдвое медленнее?
Сеня помолчал, потом буркнул:
– Это к Еноту. Он спец…
– Программы разные, – вздохнул Енот. Наверное, он не мог взять в толк, как можно не знать таких простых вещей. – Разный уровень сложности: или расти по готовой программе с форсажерами, или отслеживать повреждения и заново создавать программу. Да и энергии на регенерацию раз в семь больше уходит…
Ольша вздохнула. Эмбриомеханика… Слово какое-то неживое.
Зеленую «Полосу» по дороге они так и не нагнали. Что, собственно и ожидалось.
В Ялту въехали уже затемно. Ночное небо атаковали мириады огней по всему побережью, тьма висела только сверху, над горами, а в городе потоки электрического света захлестывали каждую улицу.
– К «Ореанде»? – спросил Енот. Сеня кивнул.
«Оксо» свернул на улицу Гоголя и покатил вдоль канала, куда люди упрятали шуструю горную речушку Учансу.
Они припарковались на стоянке между «Фордом-Венера» и низенькой пальмой у тротуара. Пальма очень походила на детскую игрушку.
– Толстый! Проверь номер и ресторан. Потом возвращайся.
Ольше Сенин приказ напомнил школьные задачки по программированию. «Взять шар из полосатой урны…»
Паха безмолвно ушел к шикарному порталу, по пути «переодевшись» в денди-стилягу, вплоть до хризантемы в петлице. Швейцар в дверях поклонился ему словно арабскому шейху, набитому нефтедолларами. Ольша хихикнула: если Паха сотворил кредитку из собственной ткани, швейцар останется в дураках, ибо Паха тканями не разбрасывался, даже гильзы после пальбы втягивал в себя.
Вернулся он очень быстро. Покачал головой – мол, нет нигде.
Енот тронул машину. Эмоции они с Сеней сдерживали.
Площадку перед домом на Манагарова освещал старинный фонарь на металлическом столбе а-ля Лондон, девятнадцатый век. Только не газовый, а электрический. И яркий, словно галогенная фара.
Едва они покинули «Оксо», не успев даже опустить двери, сбоку, из-за деревьев, кто-то прокричал:
– Руки! Вы окружены. Стреляем без…
– Фонарь! – шепнул Сеня. Паха мрачно достал винчестер. Тихое «Пок!» вместо обычного «Ду-дут!» утонуло в грохоте трех выстрелов из огнестрелки. Фонарь брызнул осколками матового стекла и сразу навалилась полутьма, едва рассеиваемая светом в нескольких окнах.
Ольшу мгновенно и бережно уложили на асфальт. «Не шевелись», – прошептала ей на ухо смутная тень голосом Сени и исчезла. Словно по волшебству. Только что была рядом, а в следующую секунду уже никого не осталось.
«Пок, пок», – раздалось справа. Потом глухо и очень громко заговорили земные пистолеты. Шум драки, ругательства (тоже земные), и вдруг – тишина. Долго-долго. Еще шум драки, и снова тишина. На этот раз насовсем.
Голову от асфальта Ольша еще долго не решалась оторвать. Наконец, осмелилась, подняла и увидела торопливо идущих от соседней девятиэтажки Сеню и Енота. С другой стороны приближался Паха.
Сеня поставил ее на ноги, словно весила она не больше плюшевого медведя. Потянулся к своим очкам, поправил. Два зеркальца отражали испуганную Ольшу.
– Кто это был?
Сеня вздохнул:
– Поехали… Не бойся, все уже в порядке.
«Оксо» так и стоял с поднятыми дверьми и сейчас очень напоминал птицу, воздевшую на взлете крылья.
Ольша подумала, что дела у хирургов неожиданно усложнились. Наркоз перестал действовать и пациент опасно зашевелился.
Ночевали они в гостинице «Южная» напротив морвокзала.
6
Утром Сеня с Енотом получили по связи взбучку и выглядели соответственно. Заказали завтрак прямо в номер (Ольше, живущей в одноместном за стеной – тоже) и безрадостно поглощали «Пино Гри Ай-Даниль», купленный в вестибюле.
Часам к десяти явился Хасан. Если он и сообщил нечто новое, он прибег к чему-то иному, нежели речь. Сеня с Енотом сразу оживились, допили «Пино Гри» и велели Ольше собираться «гулять на набережной».
Паха с Хасаном тут же удалились. Минут через пять спустились и они втроем. На этот раз Сеня решил пешком, да и ходьбы-то до набережной было всего около минуты.
Едва они показались из вестибюля, невесть откуда появился полицейский из отдела регулировки движения. Пришлось задержаться. Ольша заметила, что Енот втихомолку взялся за парализатор. Вряд ли это предвещало что-либо хорошее.
– Простите, господа, не вам ли принадлежит во-он та машина, хэтчбек, темно-серого цвета?
Сеня, сохраняя каменное лицо, согласился:
– Да, это моя машина.
– Прекрасная модель! Как, кстати, называется? Что-то не припомню такой, хотя регулярно просматриваю европейские, американские и японские каталоги.
– «Кондор Кордильера», – без запинки ответил Сеня. – Мне тоже очень нравится.
Ольша еле сдержала улыбку. Ведь «Оксо» действительно был птицей «вроде орла».
– Первый раз слышу! Чья сборка?
– Южноамериканская. Перу. Дочернее предприятие австралийской фирмы «Бас-роллс». Экзотика, знаете ли… А что не так, офицер? Страховка…
– Видите ли, – перебил полис, – вчера эту машину, сильно поврежденную, видели недалеко от Фороса…
Сеня очень натурально рассмеялся:
– Что вы! Моя в полном порядке, можете взглянуть, – он приглашающе повел рукой.
Енот предупредительно придержал Ольшу за локоть.
– Стой на месте… он сам разберется.
«Не сомневаюсь», – мысленно фыркнула Ольша.
Полицейский некоторое время бродил подле «Оксо», взирая на нее то с одно стороны, то с другой, потом долго пялился в бумаги, слушая объяснения Сени, и, козырнув напоследок, величаво удалился.
– Болван, – констатировал Сеня, вернувшись. – Однако, оперативно работают, этого не отнимешь. Хорошо, что вчера номера сменить не поленились…
Ольша покачала головой, глядя на Сеню: «не поленились»! Да там всего-то и делов, что нажать кнопку на пульте. Точнее, несколько: набрать на компе команду и ввести данные. Вот шланги!
Енот вздохнул:
– Ладно, потопали…
Свернули направо. Сеня мельком глянул на вывеску с многообещающей надписью «Таверна» и твердо направился мимо. На набережную они попали, миновав гостиницу «Крым», дом моряка и крохотный чуть выгнутый мостик с ажурными зелеными перилами. Перед памятником Ленину трюкачила пацанва на скейтах. Позади Ленина синел щедро сдобренный медным купоросом бассейн; казалось, что вождь большевиков только что вынырнул и взошел на гранитный пьедестал, потому что сам памятник весь был покрыт зеленоватым налетом. Время никого не щадило. Убирать Ленина, похоже, никто не собирался.
«И правильно, – решила Ольша. – Пусть себе стоит. Мешает он, что ли? В конце концов он тоже история. Я вот даже не помню имени последнего русского царя. Не то Николай, не то Александр, не то второй, не то третий – вовек не вспомнить. Может, и знала бы, не смети мятежный октябрь всех героев прошлого с постаментов.
Море синело слева неподдельной (некупоросной) краской. Набережная кишела гуляющими, торговцами, фотографами, попрошайками, лотошниками… Глаз ловил беспрерывное движение. Пальмы, ели и кипарисы шелестели о чем-то своем, растительном. Надувные куклы и звери фотографов ярчайшими кляксами пестрели на фоне серого асфальта, размягченного неистовым ялтинским солнцем. Громадный, сверкающий белизной лайнер являл взору необъятный, в оспинах иллюминаторов, бок.
Чуть дальше расположились художники, оккупировав все лавочки. Похоже, проходила какая-то выставка. Вдалеке кто-то гнусно орал под гитару, зеваки ошибочно принимали эти немилосердные вопли за пение. Поглазеть на выставку решили попозже и свернули в «Штурман». Там подавали двенадцать сортов мороженного. Ольша наугад заказала три. Енот не сводил глаз (точнее очков) со входа. Удивительно, но Сеня с Енотом не стали пить – обыкновенно они не упускали случая попробовать что-нибудь им еще незнакомое.
– Помнится, за «русалкой» пивная была, «Парус», – вздохнул Сеня мечтательно. – Бармен сидел еще такой пузатый… не помню как звали. Жонглер, ей богу, бокалы так и него и порхали… В девяностом, кажется…
Ольша в девяностом еще в школу бегала. Бантики, фартушек белый. И – уже сережки, предмет особой гордости.
После «Штурмана» спустились в подвальчик, похожий на подземелья рыцарского замка. Внутри прятались два крохотных зала. Енот с порога вслушался в музыку.
– Здорово, – прошептал он. – Что это?
– Пинк Флойд, – Ольша села за столик. – Семьдесят пятый год. «Wish you were here», самоеначало.
Енот завороженно внимая магическому действу английской четверки, скорбящей по Сиду Баррету, опустился на стул.
Пришел Сеня с заказом.
– В их мире подобная музыка в большом почете, – пояснил он Ольше. – Кстати, может ты не знаешь: Енот слышит гораздо лучше нас с тобой. И в более широком спектре.
Ольша глядела ему в очки.
– А у вас что в почете?
Сеня усмехнулся:
– Все понемножку. Пожалуй, нечто вроде вашего кантри, только потяжелее – это наиболее популярно. Вроде «Криденса» или «Зет Зет Топ». Ритм плюс мелодия. Стравинского у нас вряд ли оценили бы. Хотя я лично очень люблю ваш «Дип Перпл» и «Металлику».
«Перпл» и «Металлику» только ленивый не любит», – подумала Ольша и покосилась на Енота – тот даже дышать перестал.
– Надо будет подарить ему компакт, – решила она. – Хотя, найдете ли на чем прослушать?
Сеня покачал головой:
– Не стоит… В архиве наверняка есть.
Ольша глянула на него с уважением. Если архив инопланетной разведки содержит «Флойд», «Перпл» и «Криденс», значит они не просто балбесы с рефлексами зеленых беретов. Значит они готовы не просто размахивать скальпелем, но и попытаться понять нас. Понять!
Потому что резать может и обезьяна, а понять – лишь Человек.
Но разве может Человек убить другого человека, даже если тот – негодяй? Кто ответит? Кто вразумит?
Ольша сжала кулаки. Эти двое и, наверное, их соотечественники на двух планетах решили вопрос в пользу скальпеля, раз и навсегда. Ольша еще не решила – для себя. И еще она радовалась, что оказалась среди тех, кого хирурги пытаются понять, а не сразу из винчестера…
Значит, операция имеет шанс пройти успешно.
Полдень лежал на остроконечных маковках кипарисов. Очень не хотелось из прохлады подвальчика выходить на душную свободу летнего дня. Однако Сеня с Енотом неумолимо влекли к известной лишь им цели.
Народу на набережной поубавилось. В тень, наверное попрятались, в кофейни. Лишь фотографы стоически торчали под своими цветастыми зонтиками, терпеливые, словно пауки в сетях. Каждый норовил нацелиться в Ольшу заморским объективом.
Прошли мимо художников; Завгороднего Ольша увидела только после того, как Сеня легонько двинул ее локтем.
– Гляди! Он?
– Он…
«Будто и сам не знаешь…» – подумала.
– Подойди, поздоровайся, – велел Сеня. – Поговори. Хотя бы полминуты.
Ольша на миг растерялась. Сеня и Енот шмыгнули в стороны, будто в воздухе растаяли.
Завгородний фланировал чуть впереди двоих громил. Ни шагу он не ступал без охраны – Ольша еще в Коблево это заметила.
Ну что же, задержать, так задержать. Вскинула голову, заставила себя улыбнуться, хотя и без особого энтузиазма.
Завгородний ее узнал, расцвел, руки растопырил, даже его бульдоги от неожиданности дернулись.
– Ба! Старая знакомая!
– Здравствуй, Боря!
Ольша говорила нараспев, чтоб потянуть время.
Завгородний продолжал цвести:
– Ты какими судьбами в Ялте?
Ольша неопределенно пожала плечами:
– Да вот, занесло… Ветер попутный.
Завгородний оценивающе взглянул на ее наряд. Несмотря на некоторую эфемерность (летний ведь), он стоил Сене немеряных баксов в валютном отделе гостиничного шопа. Ольша выглядела как удравшая из дому дочь миллиардера, прихватившая с собой кредитную карточку папаши.
Краем глаза Ольша заметила, что Сеня и Енот положили двоих телохранителей, следовавших несколько в отдалении. Как Римас с напарником кладут еще двоих совсем уж в отдалении, не заметил бы с ее места и Аргус, даже будь у него подзорная труба: дело происходило за углом, на Черноморском переулке, выходящем на набережную.
– Может… – начал было Завгородний, но тут громилы за его спиной рухнули навзничь, не издав ни звука, а их босса аккуратно взяли под локотки возникшие прямо из асфальта Паха с Хасаном.
Упаковали его в секунду.
Тут на грех себе показались двое полицейских. Оба растерянно потянулись за оружием.
Хасан покрепче ухватил Завгороднего и повел его в сторону, Паха мрачно достал винчестер.
«Пок!» – так говорило его ружье, когда Паха не хотел никого пугать, а старался, напротив, действовать потише и по возможности незаметнее.
Пистолет одного полиса вышибло из рук; второй, повинуясь жесту Пахи, сам бросил свой на землю.
Из переулка задним ходом вынырнула машина; Хасан втолкнул Завгороднего в салон и нырнул следом. За рулем сидел, вроде бы, Римас.
Ольшу дернули за руку – это оказался Сеня.
– Шевелись!
Прямо на набережной стояла еще машина. Ее появление Ольша прозевала напрочь. Енот держал ногу на акселераторе и рванул с места едва Сеня захлопнул дверцу. Дороги Енот не разбирал: набережная, лавочка, клумба, кусты – все ныряло под капот, под днище. Потом колеса коснулись асфальта; Ольша отстраненно глядела в окно. Улица Екатерининская, памятник Лесе Украинке, дом-музей с шикарным резным балконом… Леся осталась слева. Улица Кирова, поворот.
– Цвет! – нервно напомнил Сеня. Енот кивнул.
Капот, до сих пор отчетливо белевший за лобовым стеклом, вдруг налился красным, словно застеснялся. Енот обращался с компом со сверхъестественной скоростью.
Минут сорок они катались по городу без определенной системы. «Наверное, обрубают хвосты», – решила Ольша. О Пахе спрашивать она не стала. Уж этому уйти от полиции проще простого: свернул за угол, обернулся собакой, скажем, или стаей воробьев, и тю-тю. Или того проще – в воду, и поминай как звали. Дышать ему, вроде бы, не обязательно.
В гостиницу они вошли со служебного входа, отсидевшись с часок в «Чарде». Швейцар, попивавший кофе на страже, при виде крупной купюры подобострастно заулыбался. Купюра перекочевала в его карман. Отныне здесь никогда не проходили двое молодых людей в темных очках и девушка в потрясающем наряде.
– Переоденься и приходи к нам, – сказал Сеня, отпирая номера.
Он дождался Ольшу в коридоре, скользнул в ее комнату и закатил что-то размером с горошину под кровать. Потом вышел и запер дверь.
Паха валялся на кушетке, напоминая как всегда мумию. Енот разговаривал по-гиански с кем-то прячущимся в дипломате. Сеня стал рядом, чуть повернув стол; теперь Ольша видела в зеркале отражение внутренностей того, что внешне выглядело как обычный дипломат. Почти всю стоящую вертикально крышку занимал плоский экран. На экране наличествовало лицо пожилого мужчины с печатью начальственности на лице. Одежду его было не рассмотреть.
«Небось, их шеф, – подумала Ольша и налила себе вина из стоящей на столе початой бутылки. – Вещает из поднебесья. Со спутника, например…»
Взглянула на этикетку, прежде чем пригубить: десертное, «Золотое поле».
Любят эти монстры хорошие вина, трам-тарарам!
Монстры, то бишь Сеня с Енотом, смиренно внимали начальству. Вероятно, их снова ругали.
Наконец начальство угомонилось и лже-дипломат был закрыт.
– Фу! – вздохнул Сеня и немедленно потянулся за бутылкой. Темно-рубиновая жидкость полилась в хрустальные фужеры, подводя черту под незапланированной одиссеей Ольши.
Сеня с Енотом расслаблялись. Сделал, как говорится, дело…
Ближе к вечеру передавали местные новости по каналу «Южный Крым». Енот заранее включил телевизор. Обещали сногсшибательный репортаж взошедшей недавно звезды тележурналистики Сергея Градового. Здесь он успел снискать популярность, какая и не снилась в свое время Политковскому. А сногсшибательный репортаж не мог не иметь отношения к сегодняшним событиям на набережной.
Ольша равнодушно ждала, удобно устроившись в кресле и слушая вполуха Сеню с Енотом. Те болтали на винные темы, планируя, что они здесь закупят, чтоб увезти «к себе».
Ее обещали отпустить как только поймают Завгороднего. Вроде бы, теперь пора. Она ждала, не решаясь напомнить о себе. Бормотание телевизора пролетало мимо сознания.
Вдруг Сеня с Енотом умолкли на полуслове. Ольша уставилась на экран.
Крупный план: вид Ялты с гор. Солнце, море, зелень.
Хорошо поставленный голос:
«…кого только не увидишь у нас в Крыму. Стекаются отовсюду, были бы деньги.»
Ряд лотков с трех-четырехзначными ценами. Лениво-наглые лоточники в фирме, беспрестанно жующие какой-нибудь «Орбит» или «Стиморол».
«Приходят…»
Экзотического вида ребята – хайрастые, с гитарами и пухлыми рюкзаками – бредут вдоль дороги.
«Прибывают морем…»
Теплоход у причала. Чайки. Флаг треплется на ветру.
«Приезжают… кто на чем.»
Троллейбус из Симферополя. Двери с шипением открываются, выходит разномастный народ с поклажей и без; на заднем плане мелькает шикарный «Мерс», камера несколько секунд провожает его.
«А иногда даже прилетают.»
Ольша чуть не выпала из кресла.
«Оксо» над дорогой. Парит; сзади почти невидимое в свете дня пламя. Колеса горизонтально под днищем. Вот «Оксо» заваливается набок, ныряет под троллейбусные провода, колеса становятся как положено и касаются покрытия дороги.
«Те, кто прибыл в Ялту таким непривычным способом свое появление не афишировали.»
Пустынная дорога, «Оксо» долго катит в одиночестве.
«Наверное, им есть что скрывать.»
Крупным планом – Сеня с Енотом. Оба в зеркальных очках, похожи не то на легкомысленно одетых дипломатов, не то на контрразведчиков из приключенческого фильма.
Невозмутимый Паха, смахивающий на манекен. Полностью неподвижный, хотя хорошо видно, что вокруг него вьются несколько пчел.
Смеющаяся Ольша – ее сняли вчера на пляже.
Сеня тихо выругался по-гиански. Ольша ни слова не поняла, но интонацию вполне уловила. Да, от такой рекламы добра не жди…
«Сия симпатичная команда весьма небезразлична к еще одному гостю Ялты. Тоже не особо желанному.»
Завгородний крупным планом.
«Завгородний Борис Александрович, 1952 года рождения, гражданин России, житель города Волгограда. Замешан в громком деле двухгодичной давности, связанном с торговлей редкоземельными металлами, а также в ряде более мелких махинаций. Благополучно скрывается от правоохранительных органов уже несколько лет.»
«А это… – камера скользит по лицам громил-телохранителей, – это его руки. Точнее, кулаки. Железные кулаки.»
Набережная, прогуливающийся народ.
«Но вернемся к более симпатичной команде.»
Сеня, Енот и Ольша. Гуляют. В толпе мелькает лицо Пахи, с ним рядом – Хасан, но на Хасана оператор внимания не обращает. Это снято уже сегодня. Незадолго до того, как взяли Завгороднего.
«Никто из них не числится в розыске ни в нашей, ни в какой-либо из соседних стран. Личности их установить пока не удалось. Однако, это лихие ребята.»
Сеня кладет громилу Завгороднего. Ловко, почти без движений. Енот стреляет из парализатора, кто-то падает.
Енот на лету ловит «трость», раскрывает ее «веером» и мчит сначала над песком, потом над водой.
Паха прямо из тела достает винчестер и стреляет в полицейского. Точнее, в его пистолет. Рука полицейского дергается, самого его разворачивает, пистолет, лязгая, прыгает по асфальту.
«Это не монтаж и не спецэффекты. Все снималось на обычную видеокамеру за один раз.»
Замедленный повтор: «веер» падает и замирает над песком, повиснув в воздухе. Без всякой опоры. Енот прыгает на него, отталкивается и скользит к морю.
Паха тянется к боку. Посреди ладони его набухает бугорок – рукоятка винчестера. Из локтя другой руки и прямо из футболки тянутся, текут два потока податливой плоти, сливаясь в один. Хорошо видно, где футболка меняет цвет и становится винчестером. Все это стыкуется с рукояткой, течет, пока не отделяется от тела. Выстрел. Вылетевшая гильза отскакивает к Пахе, касается правой руки и впитывается кожей, не оставив ни малейшего следа.
Паха у гостиницы «Ореанда». В хорошо сшитой паре и стильных «саламандровских» штиблетах. Вдруг вся его одежда начинает оплывать и в несколько секунд превращается в брюки, футболку и кеды.
«Они дерзки и отважны. Полиции совершенно не боятся.»
Сцена на набережной. Охрана перебита, Завгороднего, заломив руки за спину, уводит Хасан, обезоруженные полицейские хмуро взирают перед собой.
«Трое из „железных кулаков“ убиты на месте. Один скончался по дороге в больницу. Один полицейский отделался вывихом кисти, второй не пострадал вовсе. Замечу, что несмотря на стрельбу, не пострадали и случайные свидетели.»
Летящая над тротуаром машина, сигающая через кусты и лавочки, словно скаковая лошадь. Колеса под днищем. Это не «Оксо», это та, на которой они кружили по городу, еще белая.
– Двумя камерами снимали, – угрюмо заметил Енот. Сеня молчал.
«Кстати, об их машинах. Вот одна из них.»
«Оксо» перед гостиницей «Южная».
«Если поверите мне на слово: вчера она подверглась нападению банды хаммеров в районе Фороса. Стекла, как ни странно, не поддались. Зато остальное…»
«Оксо» вчера. Вид плачевный. Номерной знак крупным планом.
«А это она же сегодня утром.»
«Оксо» в добром здравии. Номерной знак, не имеющий ничего общего со вчерашним.
«Она же вчера вечером…»
«Оксо» на стоянке у «Ореанды». Паха удаляется. Видно, что машина цела. Номер вчерашний.
«Кстати, так и не удалось узнать, что это за автомобиль. Ни один каталог не дает ответа, а наш эксперт просто озадачен. Такое впечатление, что на старушке-Земле его не делали. Ау, может кто подскажет?»
«Эк он ловко на межпланетные темы свернул!» – подумала Ольша.
«А вот еще один.»
Машина Римаса, оранжево-желтая, словно впитавшая летнее солнце.
«И еще.»
«Северный ветер», на котором сегодня увезли Завгороднего.
«Эти автомобили тоже не значатся в каталогах. Не встречались ранее и подобные товарные знаки.»