Праздничный патруль (сборник) Мавлютова Галия

– Поздно уже, – прошептала Анна.

– И хорошо, что поздно, лишь бы не рано, а чашка кофе тебе сейчас не повредит, – сказал Владимир, нежно и бережно привлекая к себе девушку.

И Анна доверчиво склонилась на его плечо. Спать категорически не хотелось. Они так и не уснули в ту ночь. Сначала пили кофе, потом гадали по ладоням, выискивая друг у друга линию судьбы и брака. Ничего не нашли, запутались в линиях и начали все сначала. Незаметно линии слились в одну сплошную, руки переплелись. Все стало общим, родным, неделимым. А потом и вовсе забыли, где находятся. Комната исчезла, стены и мебель пропали, стали незримыми, столы и стулья постепенно растворились в воздухе. Владимир ласкал гибкое тело Анны, а она отдавала себя целиком, пытаясь понять, где и на каком острове они оказались. И не было пронзительным ласкам конца, казалось, они будут длиться целую вечность. И вот слабый рассвет проник через квадраты окон. Мебель стояла на своих местах, но мир уже стал другим, он переменился, в нем больше не было одиночества. Уже позже появилась другая жизнь, одна на двоих. Незаметно она стала привычной. Кино, прогулки, театр, выставки. Мир казался пестрым и ярким. Анна любовалась собой, своим отражением. Она непрерывно вертелась перед зеркалом. Ей нравилась эта новая Анна, влюбленная и любящая. И вдруг все закончилось. В один миг. Суета целиком поглотила счастье. Анна встала, поглядела на себя в зеркало и решительно обтерлась полотенцем.

«Я же люблю его, он моя жизнь, и мне нужно спасать свое счастье! Надо бежать за Владимиром, догонять его, пока не отняли. Я умру без него. Жизни мне не будет, если мой любимый не вернется. Ах, а во что бы мне одеться? Надо же быть нарядной, Новый год все-таки. Надену красное платье, в нем я отлично выгляжу, просто супер! Неплохо бы к платью иметь подходящие сапожки, да ладно, обойдусь без них. Зачем они мне в этом климате? Развалятся от непогоды, в один момент развалятся», – примерно с такими мыслями Анна вышла из ванны, будто Афродита из пены морской, очищенная от суеты и материальных желаний.

А на месте происшествия творилось что-то невообразимое. В канун Нового года в здании «Медиабанка» собрались почти все: управляющий, менеджеры и служащие. Среди толпы важно прохаживались полицейские. Два сержанта. Первый был явно главным, он почему-то держал руки за спиной, отчего походил на арестованного. Оба хранили угрюмое молчание. Управляющий ненавидящим взором сопровождал каждый их шаг. Его глаза, как маятник, ходили туда-сюда, туда-сюда, голова же оставалась на месте. Леонид Львович не понимал, что произошло, точнее, он все понимал, но с трудом. Случившееся никак не укладывалось в голове управляющего. Морозов проник в ячейку и похитил деньги клиента. С этим все понятно. И просто, цинично просто, проще уже не бывает – служащий банка украл деньги. Вор должен сидеть в тюрьме. Все это укладывалось в стройную схему. А вот дальше начиналось непонятное. Во-первых, Морозов не вор. Уже много лет он честно трудится в банке и если бы захотел что-нибудь украсть, то мог бы спокойно похитить миллион, да что там миллион, два, три. С другой стороны, Морозову не нужны три миллиона чужих баксов. И в этом Леонид Львович был уверен на тысячу процентов.

– Анатолий Алексеевич, а может, это и не Морозов вовсе? – нерешительно спросил управляющий, обращаясь непосредственно к начальнику безопасности и ко всем присутствующим одновременно.

– Да он это, он, он, он, Леонид Львович, – единым оркестром загалдели сотрудники и охранники, и лишь оба сержанта продолжали вышагивать один за другим, сохраняя при ходьбе таинственное молчание.

– Свободный допуск в хранилище есть только у Морозова, Леонид Львович, – сказал Анатолий Алексеевич.

О наличии вторых ключей вслух не говорили. Прознав про это, банк могут лишить лицензии. Запросто лишат. Наступили лихие времена. К тому же нельзя допустить утечки информации. Надо как можно быстрее догнать Морозова, задержать его, чтобы он не успел раскрыть тайну проникновения в хранилище. И никому не смог рассказать, даже всесильным органам. Начальник безопасности и управляющий понимали, что надо соблюдать тайну, чтобы ни при каких обстоятельствах не обсуждать тему секретного доступа в ячейки. По крайней мере публично. Иначе всем крышка: и банку, и его сотрудникам. Анатолий Алексеевич немного помешкал, встал за спинами сержантов и вдруг невольно подключился к строевому шагу. Теперь в едином строю шагали трое, остальные смотрели на них. Кто-то уже зашелестел вощеной бумагой, по-домашнему запахло съестным, зазвенела посуда, посыпались на пол пластиковые стаканчики, звонко зажурчала жидкость. Леонид Львович посмотрел в угол. Минеральная вода, не шампанское. Управляющий вздохнул. Дома бесилась жена, ждали дети. В дальнему углу коротко хихикнули, затем, осмелев, кто-то рассмеялся, громко, открыто, и вот уже все заговорили, оживились, и началась другая жизнь, предновогодняя. Ударили часы. Оставалось полчаса до Нового года. Первый сержант вдруг резко затормозил, остановился, второй налетел на него, а Анатолий Алексеевич уткнулся носом в его спину.

– Надо объявить план-перехват! – сказал первый сержант.

– Точно! – подтвердил второй.

– Правильно, ребята, объявляйте! – поддержал бравых полицейских Анатолий Алексеевич.

Начальник безопасности вышел из строя. Решение пришло само собой. Можно передохнуть. Он хлопнул ладонями, будто призывал публику к смирению, при этом Анатолий Алексеевич криво улыбнулся. Получилось смешно. Громкий хлопок, кривая улыбка. И все засмеялись. И лишь Леонид Львович промолчал, он боролся с подступавшей дурнотой.

А Владимир Морозов весь в мыле и пене объезжал город вдоль и поперек и по периметру. Все бесполезно. Он уже побывал на окраинах, исколесил центр, но все обувные магазины оказались закрыты. Модные дома и салоны находились в состоянии кладбищенского покоя. Они загодя сбыли докучливым клиентам почти весь товар, приготовленный на рождественские и новогодние торжества. Пустые витрины тускло поблескивали незрячими глазницами. Морозов зашел в небольшой ресторанчик, попросил воды, звучно набулькал полный стакан и принялся цедить медленными глотками убийственно-ледяную жидкость, растрачивая драгоценное время на бесплодные раздумья. Владимир пытался найти выход из тупиковой ситуации. Но ничего толкового Морозов придумать не смог и лишь изредка трогал языком ноющие от холодной воды зубы. Весело затренькал мобильник. Морозов посмотрел на номер и не ответил на звонок. Звонила Надежда Павловна Семенова, видимо, хочет посплетничать женщина. Вечно суетится, беспокоится, прыгает. Владимир лениво допил воду, закурил, бросил недокуренную сигарету в пепельницу. Морозов хотел найти собственное решение – правильное, мудрое, справедливое. Но голова отказывалась служить, мысли не слушались хозяина. Владимир повертел телефон, подбросил его, поймал на лету и вдруг тихо рассмеялся. Вот оно – решение. Толковое и разумное. На ладони. В телефоне. Морозов нажал кнопку вызова.

– Надя, это Морозов, ты мне звонила? – спросил он.

– Ой, звонила, только что, а ты где? – вскрикнула Надежда.

– В ресторане, на Невском, недалеко от площади Восстания, а что, что-то случилось? – поинтересовался Владимир, надеясь на чудо.

Да, он очень хотел, чтобы что-то случилось, беда или чудо – никакой разницы для него не было. Ведь тогда Семенова сама приплывет в сети, золотая рыбка попадется на крючок. В золотых сапожках. И все получится. И задуманное исполнится.

– Ой, Володька, случилось, такое случилось, ты не уезжай, я сейчас приеду, дождись меня, хорошо? – задыхаясь, торопливо прокричала Надежда и отключила телефон.

А Морозов довольно ухмыльнулся, допил минералку и заказал еще одну бутылку. Надежда Павловна Семенова не вошла, она влетела в ресторан. Красавица сразу увидела Морозова, но не подошла к нему, сначала бросилась к официанту, что-то быстро залопотала, суетливо размахивая руками, горячась и вспыхивая от волнения, и лишь затем направилась к столу, за которым одиноко сутулился Морозов.

– Володя, ты что, ничего не знаешь? – сказала Надежда, принюхиваясь к Морозову.

Вдруг человек спиртным горе заливает. Нет, водкой от него не пахнет. И Семенова присела на край стула.

– Ничего не знаю и знать не желаю, сейчас не до этого, – резко оборвал Надежду Морозов, разглядывая хрустальную жидкость в запотевшем бокале. – Надя, у меня к тебе важное и серьезное дело. Выручи меня, пожалуйста, век не забуду!

Надежда Павловна удивленно уставилась на Владимира. Семенова не ожидала от него резких слов, Морозов всегда казался ей мягким и уступчивым. И Семенова вмиг переменилась, природная болтливость на короткое время уступила место женскому любопытству. Надежда замолчала, поджав губы, чтобы ненароком не выпалить лишнего, она сгорала от желания узнать, какое-такое важное дело есть у Владимира Андреевича Морозова к ней, Надежде Павловне Семеновой.

– Надюша, милая моя, продай твои сапожки, зачем они тебе? Ты себе новые купишь, еще лучше и краше, – медово улыбаясь, ласково произнес Морозов.

Надежда Павловна здорово перепугалась, она сжалась, съежилась, пытаясь понять, что же все-таки произошло. И какую выгоду из этого можно извлечь.

– Да не бойся ты, Надежда, я не сошел с ума, и я не пьяный. Трезвый, как стекло. Понимаешь, хотел преподнести Анне подарок, но все магазины закрыты, а ты мне продай свои, я куплю, и деньги у меня есть, – сказал Морозов и бросил на стол две пачки евро.

Надежда Павловна изумленно уставилась на невиданное зрелище. Ресторан, Морозов, деньги – все это не вязалось. Семенова вспомнила, как отговаривала Анну от замужества, дескать, Владимир – не твоего поля ягода. Слишком прост и беден. А у него деньги пачками валяются. И даже бумажными тесемками перевязаны. А на тесемках банковские реквизиты.

– Не раздумывай, Надя, я ведь тебе хорошие деньги предлагаю, – сказал Владимир и подвинул обе пачки на край стола, ближе к Семеновой.

Надежда потрогала тесьму, поковыряла пальчиком, крепко склеено, банковская опечатка, без микроскопа видно.

– Володя, так ты все-таки послушай меня, ведь Аня пропала, ее нигде нет, телефоны не отвечают, даже родители ничегошеньки не знают о ней, – захныкала Надежда, невольно придвигая деньги все ближе и ближе к себе, она определенно не могла отказаться от того, что само плыло в руки.

– А я знаю, где она, – сказал Морозов, усмехаясь.

Владимир слегка прикрыл глаза. Еще в начале любовного романа Морозов решил, что у него с Анной случилась небольшая интрижка. Очень легкая, легче не бывает, но однажды он осознал, что ему нет больше жизни без Анны. Она полностью завладела его душой. И ключи от его квартиры незаметно перекочевали к невесте. А вскоре Анна уже ездила на новой машине Владимира, неприхотливый Морозов решил вдруг, что вполне обойдется старой, привычной, объезженной. Медленно, шаг за шагом, Анна опутывала жизнь Владимира сладкими цепями.

– Так где же Аня? – спросила Надежда Павловна, она даже денежные пачки от себя отпихнула, резко так, на середину стола.

В определенных кругах красавица Наденька слыла честной и порядочной женщиной, дескать, мне никакой выгоды не надобно, пока воочию не увижу след невесты. Семенова вдруг решила, что Владимир похитил невесту и закрыл на замок. Убил и закопал. Утопил. Сбросил с обрыва. Следственный азарт накрыл Надежду Павловну с головой, она даже про личную выгоду забыла. Семенова возжаждала увидеть Анну живой или мертвой.

– Наверное, у меня дома, у нее же ключи есть, сидит и ждет, когда я вернусь, хочешь, проверим? – спросил Владимир.

– Уговорил, так оно и есть, – сказала Надежда Павловна, она вздохнула, нахмурилась, тихо прошептала что-то вроде заклинания, а вслух добавила: – Я согласна, но сначала надо съездить к нам, я переодену сапоги. И Сашка уже заждался.

– Идет, – сказал Морозов и залпом допил минералку.

Они еще сидели за столом, а к ним вприпрыжку мчался из подсобки официант с пакетом в руках. Вдруг парень остановился, словно споткнулся обо что-то невидимое, повертел головой, выбирая, кому сподручнее отдать пакет, и сунул его в руки Морозову.

– Что это? – спросил Владимир, заглядывая в пакет.

– Хлеб, – буркнула Надежда Павловна, – я же за хлебом пошла. Саша попросил.

– Осталось полчаса до Нового года, – подтвердил официант, и все посмотрели на часы. Двадцать три часа тридцать минут. И ни минутой больше.

– Успеем, догоним Новый год, ты поедешь за мной! – крикнула Семенова Владимиру, когда они вышли на Лиговский проспект.

– Да, догоним и перегоним, – кивнул Морозов, – я прямо за тобой поеду, моя милая.

Но Надежда Павловна ничего не слышала, она уже вовсю выворачивала руль, видимо, это действие придавало уверенности красивой женщине, ей казалось, что она повсюду успеет. И на Новый год, и к мужу, и за хлебом. И даже денег можно нажить за полчаса, и немалую сумму. И красное платье заполучить. Умная и ловкая, она все сумеет. А Владимир тем временем загрустил. Чем ближе он подходил к цели, тем дальше от него оказывалась невеста. Морозов вдруг разозлился на Семенову. И что она так быстро согласилась?

Он остановил машину возле «Изумрудной долины», Надежда Павловна, махнув рукой, дескать, жди меня, стремглав помчалась к дому. А пакет с хлебом забыла. Владимир рассеянно отломил кусок свежего хлеба. Хрусткая поджаристая корочка, еще теплый внутри, вкусно. Морозов вспомнил, что ничего не ел весь день, в нем мгновенно проснулся зверский аппетит. Незаметно Владимир съел почти весь хлеб. В пакете осталась одна горбушка. Морозов смотрел на освещенный подъезд, на лужи, влажно блестевшие в свете фонарей. Он вдруг вспомнил обнаженную спину Анны. Плавный изгиб шеи. Стремительную линию бедра. Волосы, пышной волной падающие на спину. И запах атласной кожи, невообразимо чудный, неповторимый, незабываемый. Владимир застонал. Невыносимая мука. Невыносимая. Никогда прежде Морозов не встречал подобного чуда в женском обличье. Ему больше не хотелось мстить Анне. Владимир мечтал увидеть любимую, прикоснуться к ней, вобрать в себя незабываемый запах. Хотя бы на миг.

– Эй, брат, выходи! – В окне показался ствол пистолета.

– Что-о-о? – недоуменно протянул Морозов.

Вместо Надежды Павловны в окно заглядывал русый паренек в камуфляже. На погонах сержантские лычки. Паренек развязно тыкал пистолетом в окно, приглашая на выход. Кстати, довольно вежливо приглашал. «Вот и сходил я в магазин за сапожками», – усмехнулся Морозов и нехотя открыл дверцу.

– Документы, руки на капот, – вздохнув, сказал паренек, видимо, ему не хотелось кричать, командовать, драться. Сержанту явно было скучно, лениво и утомительно, Новый год все-таки.

– Да брось ты, сержант, зачем руки-то на капот, вот мои документы, посмотри, они в полном порядке, – предложил Морозов, протягивая сержанту водительское удостоверение.

– Не рассуждать, – как-то вяло сказал парень, но настаивать не стал, сунул пистолет под мышку и принялся изучать документы Морозова.

Изучал медленно, словно наизусть хотел выучить, выдергивал глазами каждую буковку, как сорняк уничтожал. А к машине уже бежала Надежда Павловна, размахивая на бегу красным пакетом, как факелом. На всех парах Семенова подлетела к Морозову и, не обращая внимания на сержанта в камуфляже, выпалила, задыхаясь от волнения:

– Вова, дай скорее хлеб! Сашка ждет, ругается. Если хочешь, поднимайся к нам, встретим Новый год и поедем к твоей ненаглядной всей компанией.

– Женщина! Руки на капот, лицом в землю, документы! – вдруг завопил сержант.

Морозов вздрогнул, поведение сержанта выходило за рамки общепринятых приличий. Только что разговаривал, как обычный человек, и неожиданно озверел.

– Кто это? – спросила Семенова, немедленно превращаясь в разъяренную тигрицу.

– Это же сержант, Надя, – сказал Владимир, – не видишь, что ли? А вы, товарищ сержант, не горячитесь, эта женщина случайно здесь оказалась. Отпустите ее, у нее муж ругается. Хлеба хочет. А хлеба-то нет.

– Как это – хлеба нет? – завопила, как резаная, взбешенная Надежда Павловна. – Был же, я заплатила за него в ресторане большие деньги. Куда ты подевал, как нам без хлеба на праздники?

– Я съел его, весь съел, – растерянно озираясь по сторонам, произнес Морозов.

Владимиру показалось, что он находится в каком-то страшном месте, где все чужое и странное, ведь в нормальной жизни ничего подобного не может происходить.

– Да как же это так – съел? – сжимая кулаки, подступила к Морозову Надежда Павловна, она почти обезумела от злобы. – Как ты мог съесть мой хлеб?

– Гражданочка, руки на ка-апо-от, слышите, на ка-апо-от! – вновь завопил полицейский.

И все смешалось. Надежда Павловна орала, сержант вопил, Морозов шептал. Первым сломался сержант, видимо, не выдержали нервы. Он схватил Семенову за запястья и усадил в патрульную машину. Усадил вместе с красным пакетом. Затем вернулся к машине Морозова, бегло осмотрел салон и, хмурясь, сказал, стараясь не глядеть в глаза: «Поедешь за мной, смотри, не отставай!»

– Отпусти женщину, сержант, она ни в чем не виновата, – взмолился Морозов, придавая голосу как можно больше жалобности.

Но сержант внезапно оглох и онемел, поэтому мольбы Владимира его не тронули. Загадочная кавалькада медленно тронулась с места. Морозов недоуменно покачивал головой, стряхивал хлебные крошки с сиденья, пристально смотрел на огоньки патрульной машины, боясь потерять ее из виду. Он все делал автоматически, как во сне. Вскоре замелькали огоньки проблесковых маячков. Процессия прибыла к пункту назначения. Сержант сопроводил Семенову в дежурную часть отдела полиции, усадил женщину в комнате для задержанных нарушителей правопорядка. Семенова от подобного отношения притихла, видимо, дар речи потеряла. Немногим позже сержант привел Морозова. Владимир приподнял воротник пальто, улавливая ноздрями стойкий аромат дорогого парфюма, исходящий от кашемировой ткани.

– Подозрительные личности, товарищ майор, – смущенно пояснил старательный сержант дежурному отдела, – у задержанного в кармане две тысячи евриков, у его женщины дорогие сапоги в красном пакете, а ругаются как оголтелые из-за куска хлеба. Надо бы проверить по учетам. Мало ли что.

– Ты, сержант, как обычно, перестарался – мало ли что, из-за куска хлеба, – передразнил майор патрульного, – да эти новые русские из-за снега удавятся. Снег-то не выпал, видишь, нет его в этом году. Пиши-ка рапорт, а то потом эти задержанные на меня жалобу накатают. А тебе не впервой по жалобам отписываться. Пиши-пиши, сержант, «оперу» оперу. Пусть уголовный розыск разбирается. У нас в запасе почти три часа.

– Вот и я говорю, – обрадовался патрульный, – за это время полное досье можно собрать на человека. Мало ли что.

И старательный сержант уселся за стол, задумался, потер лоб, видимо, внутри шел трудный мыслительный процесс. Наконец, после длительных и тягостных раздумий он что-то написал, не отнимая руки от бумаги, витиевато расписался и просунул листок в окошечко дежурному.

– Готово, товарищ майор, – сказал сержант, довольно улыбаясь.

– Иди-иди и смотри, не торопись возвращаться, глаза бы мои тебя не видели как можно дольше, – засмеялся дежурный, принимая рапорт.

– С Новым годом, товарищ майор, – сдержанно ответил сержант, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

– С новым счастьем, – насмешливо пропел ему вслед дежурный.

Удовлетворенный сержант поехал за очередной добычей, а Морозов и Семенова остались в отделении полиции для установления и проверки личностей.

В это же время с противоположной стороны к этому же отделению полиции направлялась странная демонстрация, состоящая исключительно из особ женского пола. Лидером движения являлась, разумеется, Татьяна Воронина. Подруги уже обошли несколько кварталов в поисках пропавшей Анны. Они непрерывно звонили сослуживцам Мельниковой, но поиски оказались безуспешными. И тогда женское собрание большинством голосов постановило, что в квартире Анны никого нет, как нет Мельниковой у знакомых и родственников. К тому же ближе к полуночи стало известно, что и мобильный телефон Владимира отключен. Наверное, Морозов также безвозвратно исчез в недрах праздничного мегаполиса. Нечего делать, придется идти в полицию. После вынесенного постановления женщины направились к отделению. А из ворот уже выезжала патрульная машина, и русый паренек приветливо и лукаво подмигнул дружной компании. Женщины засмеялись, и лишь одна Татьяна Воронина осталась серьезной и деловитой.

– Девушки, сейчас нам нужно всем быть серьезными, ведь речь идет о жизни и смерти Анны Мельниковой, нашей лучшей подруги, – сказала Татьяна, укоряя подруг за легкомысленное поведение.

– Тань, так мы же ничего, просто улыбнулись в ответ, хороший парень, на службе, за рулем, вся страна ведь отдыхает, а он работает. Кстати, вот бы нашей Аньке такого жениха, а что – симпатичный, работящий, – пропела Светлана, стоявшая рядом с Таней Ворониной.

– Хорошо-хорошо, сейчас узнаем, как его зовут, лишь бы с нашей Анечкой ничего не случилось, идем, девушки, – согласилась Татьяна, поднимаясь на крыльцо.

Всеми силами она старалась упрочить положение стихийного лидера, и Светлана тут же стушевалась. Дежурный майор, увидев на экране монитора группу женщин на крыльце, немедленно нажал на кнопку, наглухо задраив входную дверь.

– Коля, иди, узнай, чего хотят эти безумные тетки? – крикнул дежурный помощнику.

– Чего хочет женщина, того хочет Бог, – отозвался помощник. При этом просьбу майора нерасторопный Коля выполнять не спешил.

Женщины позвонили-позвонили, постучали в металлическую дверь кулачками, потопали ножками и сапожками и послушно притихли. В отделении полиции их почему-то не пригласили, в новогоднюю ночь там явно не ждали непрошеных гостей.

А в «Медиабанке» уже встречали Новый год. Сотрудники банка веселились, утешаясь экстремальным приключением. Лишь Леонид Львович пребывал в уединении, прячась от окружающих в дальнем углу, стараясь не привлекать к себе внимания коллектива. Анатолий Алексеевич сдержанно озирал собравшихся, лишь бы общественный порядок не нарушали, а так пусть празднуют, Новый год все-таки. Всем было приказано оставаться на местах до тех пор, пока не найдут и не задержат Морозова. В зале присутствовал один из сержантов, второй же куда-то отбыл. План-перехват никаких результатов не дал. В городе шли народные гулянья, в людском столпотворении трудно было обнаружить потрепанный автомобиль Морозова.

– Анатолий Алексеевич, это что же, мы тут до утра сидеть будем? – спросил дежурный специалист.

– До утра, до вечера, как знать, сидите-сидите, не волнуйтесь, вы же на дежурстве, – скривился от раздражения начальник безопасности.

Анатолий Алексеевич был всерьез обеспокоен физическим состоянием управляющего. Леонид Львович весь съежился и посинел, он даже уменьшился в размерах. Обычно сотрудники банка видели главного финансиста довольным собой и жизнью, но суетная ночь изменила внешность благополучного мужчины до неузнаваемости. Управляющий впервые растерялся, до этой странной ночи все ладилось в его жизни и карьере, абсолютно все. Леонид Львович умел подчинять себе других. И вдруг сломался какой-то крохотный винтик в судьбе. И жизнь стремительно покатилась под горку. Из-за глупости и неосмотрительности полетело в преисподнюю дело жизни, выстроенное собственными руками. Если невозможно сохранить личный покой и деньги клиента – зачем такая жизнь, кому она нужна? Эти риторические вопросы терзали Леонида Львовича. В произошедшем событии он винил только себя. Управляющий чрезмерно доверился Морозову, а ведь даже себе доверять можно только в определенные дни и часы, исключительно по графику. Именно по этой причине Леонид Львович до сих пор не покинул здание банка. И была еще одна причина, по которой он не мог уйти, – управляющий был уверен, едва он закроет за собой двери, все сотрудники банка в тот же миг разбегутся по домам. И Леонид Львович изо всех сил пытался превозмочь физическую боль. Он не хотел разрушить дело жизни, не имел на то права. Хрупкое основание и без того стояло на грани краха. Вдруг откуда-то появилось шампанское, оно будто с неба полилось, зашипело, запенилось, забурлило. В зале повеяло пряным и острым, запахло праздником, гулянкой, разгулом. Начальник безопасности робко приблизился к управляющему.

– Леонид Львович, вам плохо? – спросил Анатолий Алексеевич.

– Не-ет, мне не плохо, мне очень хорошо, – храбро возразил управляющий, преодолевая болезненные спазмы.

Еще одно усилие, небольшое, и сразу потеплело в желудке, боль отодвинулась, а затем вовсе ушла. Леонид Львович выпрямился, расправил плечи и выкрикнул громовым голосом: «С Новым годом, с новым счастьем!» И сотрудники подбежали к нему, веселые и счастливые, расплескивая и разбрызгивая шампанское. Они искренне и от души радовались, ведь больше не было поблизости больного соглядатая, смотревшего из угла настороженным взглядом. Все стали равными, близкими, родными. Никто не вспоминал о покинутом доме, будто их уже не ждали жены и мужья, дети и родственники, друзья и подруги. Вдруг тихо зазвучала грустная мелодия, сотрудники откуда-то узнали, что управляющий без ума от французского шансона.

А за барьером сидел Михаил Воронин, он низко пригнулся, чтобы не убить взглядом управляющего. Именно его выбрал своей мишенью нескладный клиент. В руках Михаил сжимал телефон, точнее, не сжимал, а терзал хрупкий механизм мощными кистями, но он так и не смог выжать ни одного звонка из мертвого аппарата. Ему никто не звонил, не присылал эсэмэсок. Жена безвозвратно пропала, и жизнь потеряла всякий смысл. Михаила Воронина, казалось, вычеркнули из списка живых и нужных.

Анна стремительно выбежала из подъезда, за спиной гулко стукнула дверь, девушка нервно вздрогнула. Смутная тень метнулась поперек тротуара. Словно черная кошка – огромная, страшная, внезапная. Омерзительный запах волной накрыл Анну с головы до ног. «Это же сосед, Витек, алкоголик, ищет собутыльников, мечется по подъездам. Косу отпустил до пояса, а волосы грязные, немытые, и сам уже год не мылся, – раздраженно подумала Анна, прикрывая нос надушенным платком, – только испортил мне настроение». Но она тут же забыла о пьяном соседе, небрежно отмахнувшись от страшного видения, как от назойливой мухи, стараясь припомнить всех, к кому мог забрести одинокий и несчастный Владимир в новогоднюю ночь. «Рядом живет Алена, а у нее сегодня карнавал, маски, петарды. Художники и поэтессы. Наверное, Владимир пошел к Петуховой, ведь в шумной компании легче пережить личную драму», – подумала Анна и побежала к Алене, известной выдумщице и фантазерке.

Петухова не ожидала увидеть подругу на пороге.

– Анька, привет, заходи быстрее, а то все испортишь, – закричала Алена, втаскивая Анну в квартиру.

– А почему тихо, где твои гости? – спросила Анна, оглядывая вешалки.

Пустые одинокие крючки, в прихожей порядок, чисто, уютно. В квартире безлюдно. Петухова и впрямь превратилась в домоседку. Просто новогодняя метаморфоза какая-то.

– Какие гости, о чем ты говоришь? – продолжала вопить Алена, не отпуская руки Анны. – Идем-идем, я тебе такое покажу!

В темной комнате горели две свечи. Они стояли перед зеркалом. Посередине разместилась миска с водой.

– Говори шепотом, не повышай голос, – прошипела Алена.

Она была похожа на колдунью. Растрепанные волосы, слегка безумный взгляд, дрожащие от волнения руки.

– Что с тобой, Алена, что ты здесь устроила, где гости, праздник, музыка, шампанское? – спросила Анна и испуганно прикрыла рот ладонью.

Слова прозвучали оглушительно громко.

– Анька, садись рядом и повторяй за мной вещие слова: «Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный», – прошептала Алена.

– Зачем? Еще Новый год не наступил, гадают только на святки и на Крещение, – запротестовала Анна, – а сегодня еще тридцать первое декабря. Я уже говорила тебе об этом утром, ты что, не помнишь?

– А-а, как раз сегодня можно гадать. Если ты немедленно прекратишь размышлять и пыжиться, то можешь увидеть своего жениха. Суженого то есть. Именно на Новый год надо гадать, прямо тридцать первого числа. Иначе ничего не сбудется. И суженый явится совсем не тот, – сердито прошипела Алена, усаживая Анну рядом с собой почти насильно.

– А куда этот суженый явится? – безмолвно шевеля губами, произнесла Анна.

Она хотела пошутить над Аленой, но та услышала слова, все поняла и посмотрела на подругу, как на ненормальную.

– Как это куда? Ты смотришь в колечко, вот оно, лежит в миске с водой, вода, между прочим, дистиллированная, а кольцо должно быть серебряным, а не золотым. Поняла? – прокурорским тоном изрекла Алена.

– Поняла, а что дальше? – кивнула Анна.

– А дальше, дальше – надо прошептать заветные слова и ждать, когда явится суженый. Он должен показаться в зеркале, в коридоре между свечами, а смотреть надо в колечко. В серединку. Все поняла? – прошипела Алена.

Анна даже поежилась от страха. Подруга разговаривала строго, словно следователь. Обе уселись перед зеркалом и принялись шептать заклинание. Огонь дрожал и переливался, пламя колыхалось, вода зыбилась рябью.

«Наверное, от нашего дыхания все вокруг дрожит и шевелится, лишь бы землетрясения какого-нибудь не случилось», – подумала Анна, продолжая повторять за Аленой чудные слова.

– Я никого не вижу, у меня уже глаза слезятся, – сказала она вслух, вытирая крохотную слезинку на щеке.

– Это от свечки, от нагара, – зло прошептала Алена. – Чтобы увидеть суженого, надо прикрыть глаза, а ты пялишься в зеркало, как в экран телевизора. Это же гадание, а не сериал какой-нибудь. Тоже мне, нашла «Санта-Барбару».

Анна прикрыла глаза. От духоты ли, угарного пламени, полумрака, шепота и таинственности, не известно, что из всего этого повлияло в большей степени, но Мельникова вдруг вошла в иное состояние. Ей и впрямь почудилось какое-то зыбкое движение, смутная тень пробежала по ровной поверхности зеркала, затем исчезла на мгновение и вновь появилась. «Суженый-ряженый, приди ко мне наряженный», – повторяла, как во сне, Анна. Тень слегка подросла, увеличилась, можно было разглядеть лицо, глаза, одежду. Анна открыла глаза, всмотрелась. И громко ахнула. Сосед-алкоголик. Витек. С косой до пояса. Грязный, как смерть. И жутко смердит. От него исходит ощутимый запах. Ужас!

– О-о, господи, только не это, – завопила Анна, опрометью выметаясь из комнаты, – ты с ума сошла, Алена, прекрати немедленно. Затуши свечи, убери зеркало.

– Ань-Ань-Ань, что с тобой, ты испугалась. Кого ты увидела, признавайся? – кричала Алена во весь голос.

Петухова выскочила следом за Анной, догнала, прижала к себе, пытаясь успокоить взволнованную подругу.

– Черта увидела, с рогами и копытами, – сказала Анна, пытаясь унять волнение, – прекрати свое гадание. Чушь это все, бред, Средневековье. Блажь.

– Ко мне никто не пришел, меня все обманули, даже не позвонили, не извинились, вот и осталась я одна, надо же было чем-то заняться, – горестно захныкала Алена.

– А к тебе Морозов не заходил случайно? – стесняясь, спросила Анна.

– Не-а, не заходил. И не позвонил. Даже не поздравил. Друг, называется, – заплакала Алена.

С Аленой Петуховой Морозов, оказывается, был знаком с детства. С Анной Мельниковой Алена училась в школе. Эти обстоятельства выяснились случайно, жених с невестой сначала посмеялись над совпадением, а потом поняли, что их город населен почти близкими родственниками.

– Аленкин, ты не плачь, ты лучше иди, погадай еще, вызови какого-нибудь суженого и ряженого, только не рыдай, не положено в новогоднюю ночь страдать и плакать. Хочешь, пойдем со мной, вместе поищем Морозова, он куда-то пропал, исчез в неизвестном направлении. И адреса не оставил. А мобильник отключен, – сказала Анна, нежно обнимая подругу.

– Нет уж, ищи его сама, без меня, а я буду гадать до утра, – засмеялась Алена, вытирая невольные слезы.

– Ну-ну, – укоризненным тоном произнесла Анна и вышла за дверь.

На площадке она прижалась к стене, пытаясь справиться с внутренней дрожью, затем стремглав выбежала из подъезда. Ей надо было найти пропавшего любимого.

А вдали светилось синими огнями отделение полиции. На крыльце сидели женщины, они неожиданно встрепенулись, будто что-то почувствовали, какой-то внутренний толчок, спешно приподнялись со ступенек и настойчиво забарабанили в дверь. Дежурный тоскливо и долго изучал экран монитора. Наконец, он встал и подошел к входной двери, открыл, звучно клацнув защелкой, вышел на крыльцо.

– Милые дамы, что случилось? – приторно-вежливым голосом вопросил майор, обращаясь исключительно к Татьяне Ворониной.

Опытный полицейский мгновенно распознал в этой бойкой женщине лидера женского движения.

– Тут у нас люди пропали, товарищ полицейский, – бойко затараторила выскочка Светлана, явно опережая события.

Но Татьяна подавила выпад, одернув напарницу легким, но умелым жестом.

– У нас чрезвычайное происшествие, товарищ майор, мы пришли заявить вам о том, что в нашем городе без вести пропали два человека, мужчина и женщина, – медленно и четко сказала Татьяна, почти по слогам произнесла, со значением разделяя даже буквы и знаки препинания.

– Да никуда они не пропали, кругом все гуляют, народ веселится, вот и они забрели куда-нибудь, – махнул рукой утомленный дежурством майор. – И вы, милые дамы, идите-ка по домам. Вас мужья заждались, наверное. Как бы они тоже не пропали без вести.

Подруги вздрогнули всем коллективом одновременно. Дежурный невзначай зацепил тонкие струны, напомнив о чувстве долга, семейном очаге, забытых мужчинах.

– Они не пропадут, никуда от нас не денутся, – храбро парировала Татьяна. – А вот заявление вы обязаны принять. По закону положено.

Майор тоже вздрогнул. Воинственная Татьяна Воронина ненароком напомнила дежурному о чувстве долга, о семейном очаге, о забытой жене.

– Следуйте за мной, милые дамы, – сказал дежурный и гостеприимно распахнул металлическую дверь.

Шумной толпой дамы прошли за ним и мгновенно заполнили собой помещение. И в отделении полиции сладко запахло духами.

– Проходите сюда, – крикнул дежурный, открывая дверь актового зала, – располагайтесь поудобнее.

Подруги по-хозяйски освоились в актовом зале, с комфортом расположившись на местах для высокопоставленных генералов, презрев кресла для простых смертных сотрудников полиции.

– Сейчас приглашу к вам оперуполномоченного, ему и объясняйте, кто у вас пропал, зачем и с какой целью, – сказал дежурный и ушел, а дверь в актовый зал оставил открытой.

А оперуполномоченный отдыхал в своем кабинете. Уютно светился синим огоньком небольшой телевизор на столе, тут же лежала горка пухлых бутербродов, густо дымилась чашка с ароматным кофе. Дежурство предполагалось спокойным, без происшествий. Никто в Новый год никаких преступлений не совершает. Не до того всем. Все население страны сидит в теплых и чистых квартирах и с нетерпением ждет поздравительной речи президента. Оперуполномоченный откусил от бутерброда с колбасой маленький кусочек и задумчиво пожевал, глядя в экран телевизора. И тут нетерпеливо зазвонил телефон. Оперуполномоченный взглянул на трясущийся аппарат, дежурный звонит, наверное, майор тоже хочет кофе с бутербродом. Скучно ему в пустой дежурке сидеть. В это время очаровательный Максим Галкин соблазнительно заверещал тонким женским голоском, кокетливо обнажив колено, сегодня он форсил в коротенькой модной юбочке. Оперуполномоченный брезгливо поморщился, взял телефон, набрал номер и сказал, основательно заглушив дискант Галкина: «А я на заявке. Буду через три часа». И молнией отключил мобильный. Дежурный аппарат заткнулся, поперхнувшись криком на полуслове. Оперуполномоченный приглушил звук в телевизоре, прилег на диван и пригубил еще один глоток кофе. За три часа ничего чрезвычайного не случится. И в городе не случится. И во всей стране. Можно спокойно встречать Новый год.

А Морозов угрюмо лежал на металлической лавке, прямо в пальто, прикрыв бледное лицо воротником. Где-то вдалеке что-то громыхнуло, затем забарабанило по металлу, послышались крики, возгласы, затем все стихло. Владимир проснулся, привстал, осмотрелся. Нахождение в холодном «аквариуме» не прошло даром, в носу заложило обе пазухи, в горле слегка пощипывало. Морозов посмотрел на часы. Прошло почти два часа, а его персоной никто не заинтересовался. Задержание произошло случайно, видимо, сержант попался чересчур старательный. Владимир Андреевич был уверен, что в «Медиабанке» еще ничего не знают о происшествии. Позднее время, все сидят у экранов телевизоров, никому нет дела до пустых ячеек. Поэтому Морозов был спокоен и сдержан. Разумеется, Владимира волновала судьба Надежды Павловны Семеновой. Что с ней, где она? Наверное, распласталась в истерике, голосит, дергается. В сущности, из-за нее все началось. Тридцатого декабря собрались у Ворониных, чтобы отметить дружеским застольем уходящий в прошлое старый год. И надо же было такому свершиться, что абсолютно все женщины сошли с ума, увидев золотые сапожки Надежды Павловны Семеновой. Чудные сапожки, удивительные. Первой пришла в исступление Татьяна, за ней Анна, а к ним присоединились остальные. И сразу все пошло наперекосяк. Женщины не на шутку взбунтовались. Нашли из-за чего, глупые, ведь все суета. Лучше бы ходили босиком, все поголовно, на мужчин эта картина производит самое благоприятное впечатление. И в театр ходить не надо. Владимир помимо воли окунулся в воспоминания. В раздумьях его душа оттаяла, в ней не было злости и обиды, незаметно ушла боль. Владимир больше не хотел мстить любимой. В эту минуту Морозов как никогда любил Анну. Чувство пронзило его острой иглой в самое неподходящее время в пресловутом «аквариуме», пустом и холодном. Он простил Анне мелкие прегрешения. Если взглянуть на событие с другой стороны – ничего грешного в ее желании не было, она хотела быть красивой и желанной. Это не суета, не грех, не алчность. Это стремление к красоте. Все женщины мира в любые времена страстно желают быть красивыми, неповторимыми, уникальными. Владимир лег на бок и снова погрузился в приятные воспоминания.

Анна любит спать на спине. Во сне она летит, будто птица. Ноги изящно согнуты, руки свободно раскинуты по сторонам, лицо обращено в небо. Дыхание легкое, неслышное, неощутимое. Во сне Анна чувствует Владимира, во время полета всегда зовет за собой, она никогда не покидает любимого, рукой цепляет его за шею, прижимает к себе, тихонько целуя, куда придется. Владимир шмыгнул носом. Насморк, воспоминания, любовь – все смешалось, проникло в глубину души и вызвало судорожный вздох. «Родная моя, мне ничего не жаль. Я готов жизнь отдать за тебя, готов купить те самые сапоги. Да что там сапоги… Любимая, хочешь я подарю тебе Луну?..» – шептал Владимир.

Он почему-то не мучился нравственными угрызениями за содеянное преступление, его совесть оставалась чистой и светлой. Завтра деньги будут лежать в ячейке, и никто не узнает о свершившемся поступке, и уже сегодня все вернется на свои места. А репутация Морозова останется незапятнанной. Ночь смешала воедино сегодня и завтра, перепутала любовь с алчностью. Рассвет расставит точки по пунктам, вернет потерявшие ясные очертания зыбкие понятия и предметы на круги своя. Деньги в ячейку, Владимира к Анне, Анну к Владимиру. Надежду к Александру, сапоги к Надежде. У Ворониных рано или поздно жизнь образуется, кредит когда-нибудь будет выплачен. Все кончается на этом свете. И тогда всей компанией можно будет отпраздновать какой-нибудь новый Новый год, хоть китайский, хоть тайский, без разницы, главное, весело, шумно. Владимир вновь задремал. А у него не было другого выхода, обстоятельства вынуждали его впасть в длительную дрему. Он ждал оперуполномоченного. А тот находился на заявке и должен был появиться в отделении только через три часа.

А в «Медиабанке» праздник шел своим чередом. Жизнь продолжалась. Воронин сидел за барьером и сжимал кулаки, управляющий дирижировал окружающим миром, представшим перед ним в виде хмельных и шалых сотрудников, а начальник безопасности тихо и люто ненавидел абсолютно все праздники, существующие на этом свете. Анатолий Алексеевич безумно хотел спать, он устал от кутерьмы, сутолоки и вечного движения. Но ему нельзя было покидать место происшествия, все ждали поимки опасного преступника. Почему-то Морозова сразу же записали в разряд уголовников, будто открестились от него, и никому в голову не пришло, что в ячейку мог залезть и кто-то другой, любой из числа гулявших и веселившихся. Даже управляющий брезгливо подергивал ноздрями при любом упоминании о некогда честном служащем. Но размеренное течение спонтанного праздника было прервано самым наглым образом. Неожиданно внутрь помещения прорвались какие-то непонятные люди, они без устали мотали головами, размахивали руками, топали ногами, а в воздухе мгновенно повеяло опасностью. Вдруг от странной компании отделилась небольшая ее часть, эта часть подскочила к управляющему и влепила ему звонкую пощечину. Надо признаться, в этот момент Леонид Львович находился в весьма скабрезной позиции, он стоял в отдалении, а к нему на грудь припала некая особа, числившаяся в банке пиар-менеджером. Со стороны женщина выглядела явной дурой, но мужчины обожают недалеких женщин. И это тоже было видно со стороны. Леонид Львович просто таял от удовольствия. Особа на его груди с явным признаком «недавно за сорок» давно подыскивала возможность остаться с управляющим наедине. Ей было что сказать стареющему мужчине с небольшой плешью на затылке.

– Леня, ты подлец! – пронзительно зазвенело вслед за пощечиной.

– Да-а, подлец я, – вздохнул управляющий, – ох, какой я подлец.

И Леонид Львович радостно отцепил от себя прилипчивого пиар-менеджера.

– Дианочка, ты не плачь, не расстраивайся, моя милая, – ласково увещевал Леонид Львович разъяренную женщину.

Странная компания придвинулась ближе. Уже можно было рассмотреть всех отпрысков управляющего, как взрослых, так и малых, как средних, так и посредственных.

– Как ты мог, Леня? – трагическим тоном провозгласила Дианочка, потирая правую руку, она явно готовилась ко второму заходу.

– Дианочка, а у меня неприятности, ты же видишь, девочка моя, – сказал Леонид Львович плачущим голосом и оглянулся. За его спиной пряталась особа от пиар-менеджмента. Та самая, которой уже исполнилось «недавно за сорок», но ей тоже было страшно.

– Вижу-вижу, Ленечка, мальчик ты мой золотой, – грубым фальцетом провозгласила супруга управляющего.

Дианочка широко размахнулась, прокрутилась вокруг своей оси и врезала мужу по полной программе. Дубль получился удачным, даже свист послышался, такой силы получился удар. Управляющий едва устоял на ногах, но все-таки устоял, лишь пошатнулся. Многолетняя привычка сказывалась.

– Диана Витальевна, Диана Витальевна, – пробормотал Анатолий Алексеевич, спеша на выручку боссу, – у нас чрезвычайное происшествие, у нашего клиента деньги пропали из ячейки.

– Что-о-о, деньги-и, из ячейки? – взревела Диана Витальевна. – А ты куда смотрел, Толя?

Анатолий Алексеевич приготовился к отражению нападения. Он медленно отошел на безопасное расстояние и пригнулся за ненадежной толпой жадных отпрысков. Но Диана Витальевна коршуном налетела на него, грубо схватив за лацкан пиджака.

– Куда же ты смотрел, опричная твоя морда? Что ты молчишь, я ведь тебя спрашиваю? – завопила Диана Витальевна, не обращая никакого внимания на присутствующих зрителей.

Будто она развлекалась на сцене одна, без публики, без свидетелей. Потревоженный лацкан пиджака весело затрещал. Сотрудники наслаждались небывалым зрелищем. Ни в каком продвинутом театре такого не покажут. Даже английскому культовому кино не по плечу новогодние страсти из «Медиабанка». И никто из сотрудников толком не знал, что начальник безопасности банка – близкий родственник Дианы Витальевны, она лично назначила его на серьезную должность, препоручив его дальней зоркости деньги клиентов и супружескую верность мужа. В совместном имуществе Диана Витальевна владела семьюдесятью процентами акций. Остальные тридцать жесткой рукой полновластная хозяйка равномерно распределила между ненасытными отпрысками и покорным мужем. Ничего этого сотрудники не знали, как не ведали они о внутренних распрях между родными людьми. Двое сыновей и столько же дочерей Леонида Львовича равнодушными и злыми глазами наблюдали за происходящими событиями. Им явно было мало тридцати процентов на всех, включая беспомощного отца.

– Дианочка, прекрати сейчас же балаган, здесь же люди, – прошептал Леонид Львович, изнывая от собственной беспомощности.

Дирижерская палочка выпала из его слабых рук. В присутствии добродетельной супруги управляющий становился безвольным существом. Окружающим миром управляла Диана Витальевна, она держала его в жесткой упряжке с юных лет.

– Какие люди? Да где тут люди? – крикнула банкирша и оглянулась.

Она неожиданно натолкнулась на колючие взгляды сотрудников и внезапно сникла. Обмякла. Притихла. Взгляды пронзали и жалили. И Диана Витальевна покорилась обстоятельствам. Она поняла, что вмешалась в какой-то сложный процесс, а какой, надо было еще разобраться. Только что здесь танцевали, пили шампанское, вдруг ворвалась какая-то фурия, надавала пьяненькому управляющему звонких пощечин, разоралась, развоевалась, нарушив общее веселье.

– А-а, так вы Новый год отмечаете? – ласково пропела Диана Витальевна, вмиг сменив пластинку.

Супруга Леонида Львовича даже внешне изменилась. Сотрудники удивились, разглядывая мгновенные превращения. Лицо жены управляющего вытянулось, одутловатость исчезла, появились смешинки в углах рта. Диана Витальевна расцветала на глазах и превращалась в красивейшую женщину. Все смотрели на дивную красавицу банкиршу. И Леонид Львович залюбовался супругой. Управляющий давно не видел свою Дианочку такой неотразимой, какой она предстала перед сотрудниками банка и перед собственным мужем в новогоднюю ночь.

– А что ж вы меня не пригласили на праздник? Неужели мой номер телефона забыли? Могли бы у Леонида Львовича попросить или у Анатолия Алексеевича, – соловьем разливалась Диана Витальевна, распахивая соболью шубу.

А под шубой пылало красное платье, ярким факелом горело, напоминая всем, что, несмотря ни на что, уже наступил год Красной Свиньи согласно установкам китайского календаря. И этот год уже делает первые шаги, шествует по планете, идет по морям и океанам, по пескам и пустыням, по тундре и иной тверди, невзирая на присутствие снега и совсем не обращая внимания на его отсутствие. И скинув дорогую одежду на руки злым отпрыскам, Диана Витальевна потребовала доклада от начальника безопасности, а выслушав его самым внимательным образом и сделав должные выводы, она присоединилась к общему веселью. Диана Витальевна всеми силами спасала свои семьдесят процентов акций и обреченное на провал дело мужа.

И шампанское вновь полилось рекой. Леонида Львовича сначала увели в сторону, медленно, шаг за шагом банкир удалялся вдаль от хитрой и расчетливой жены.

– Толя, надо срочно позвонить Виктору Васильевичу, как ты считаешь? – спросила Диана Витальевна, не сводя цепкого взгляда со сгорбленной спины мужа.

Неотступной тенью за мужем Дианы Витальевны следовала пиарщица с уязвленным самолюбием, она еще не потеряла надежды урвать кусочек личного счастья. А банкиршу в клочья разрывала дикая ревность. Она не знала, как поступить с неверным мужем, но, исходя из жестокой реальности, понимала, что именно сегодня возникла необходимость указать супругу на его место в жизни. И Диана Витальевна придумала гениальную комбинацию по спасению акций, банка и всей семьи в полном составе.

– Н-не знаю, Диана Витальевна, как скажете, – нерешительно поднимая брови, пролепетал Анатолий Алексеевич.

Начальник службы безопасности пристально наблюдал за управляющим, мысленно определив, что для сорокалетней пиарщицы этот день станет последним. Анатолий Алексеевич, разумеется, имел в виду рабочий график сотрудницы, а не что-нибудь другое, не жизнь, конечно же.

– Надо звонить! – решительным тоном заявила Диана Витальевна. – Иначе мы все сгорим синим пламенем.

В это же время недалеко от здания «Медиабанка» проходила некая пожилая пара. Константин Иванович шагал впереди, высоко поднимая ноги, не обращая внимания на ворчание супруги. А Нина Яковлевна шла позади него и бубнила-бубнила-бубнила. Константин Иванович почти побежал, задыхаясь, кашляя, лишь бы не слышать ядовитых слов, не ощущать их воздействия.

– Костя, прекрати, тебе же плохо станет, – слова жены будто ударили по затылку.

Константину Ивановичу и впрямь стало нехорошо. Он остановился.

– Ну что же это такое, Константин Иванович, что ты со мной делаешь? – укоризненно произнесла Нина Яковлевна, вставая на цыпочки и пытаясь просунуть мужу под язык таблетку нитроглицерина. – И сам угорел, и меня ухайдокал. Пойдем домой, отец, пойдем, пока нас в полицию не забрали.

Но никакие доводы не подействовали, Константин Иванович стоял на своем.

– Нет, – резко возразил упрямый старик, отталкивая супругу, – мы пойдем к нашей Анечке. Отнесем доченьке подарок. Она всегда приходит вовремя, если сказала в два, значит, в два и придет. Не хочу домой! Не пойду. И точка.

– Ну что мне с тобой делать, упрямый ты человек, – сказала Нина Яковлевна, вздыхая и качая головой.

– А ничего со мной не надо делать, мы сейчас пойдем к нашей единственной дочери, благо она рядом с нами поселилась, чтобы мы чаще виделись, поздравим, вручим подарок. Вот что мы с тобой сделаем. И тогда можно спокойно идти домой, – возражал Константин Иванович, вдыхая полной грудью кисловатый, какой-то слежавшийся воздух.

После таблетки нитроглицерина ему стало гораздо легче.

– А вдруг она с мужчиной придет? Неудобно как-то, Костя, нехорошо это, – поежилась на ходу Нина Яковлевна.

– Наша Анечка не может прийти домой с мужчиной, она еще маленькая, – вскричал Константин Иванович и осекся.

Он невольно задумался. Ему казалось, что его Анечка до сих пор еще ребенок. И маленькая девочка не может вернуться в новогоднюю ночь вдвоем с мужчиной, это же неприлично. И хотя Константин Иванович понимал, что дочь уже взрослая, ей давно пора выходить замуж, он упрямо шел вперед, туда, куда его звала родная кровь. Они долго звонили в дверь, но в квартире никого не было. И тогда родители Анны присели на ступеньки, прислушиваясь к отдаленным шагам и звукам. Было что-то беспомощное в этих людях, еще не старые, не немощные, но ужасно одинокие и забытые, они скучали по родной дочери, хотели увидеть Анну, поздравить ее, порадоваться за нее, поглядеть на единственное чадо хоть одним глазком. И не было в их желании ничего противоестественного. Вся их жизнь замкнулась на дочери. Они не могли забыть маленькие беспомощные ручки, ножки, заплаканные глазки. Все это так и не выросло, застряло в отдаленном отрезке времени, осталось в сознании родителей крохотным и нежным, требующим помощи и внимания. Константин Иванович не мог понять, как дочь может заснуть без него, без его сказки, без отцовского поцелуя. И он, превозмогая усталость, сидел на лестничной площадке, прижав к груди пакет с подарком для Анны. Нина Яковлевна стоически переносила выходки мужа, она привыкла к его причудам. Ей тоже хотелось увидеть Анну, прикоснуться к ней, вдохнуть милый запах родного тела, но Нина Яковлевна побаивалась, что Анна придет не одна, а с суженым, тем самым, ради которого когда-то Анна Мельникова уехала от родителей, купив в кредит небольшую квартирку по соседству. Она больше не могла жить с родителями, запрещавшими ей, как школьнице, приходить домой позже десяти вечера. Анна безжалостно порвала нить, связующую ее с родителями. Оставляя навсегда отчий дом, она считала, что совершает благо, ведь отец и мать – еще не старые люди, и они способны создать себе красивую и удобную жизнь. Но Анна ошиблась. Без нее родителям нечем было заняться. У них пропал смысл жизни. Впрочем, Анна ничего об этом не знала. Она редко навещала родителей, полагая, что у них нет времени, как и у нее. Они договорились встретиться первого января. Утром. Пораньше. Но Константин Иванович не мог больше ждать. Его сердце разрывалось на части. Он тосковал и страдал, сидел на ступеньке и прислушивался к посторонним звукам и чужим шагам.

А в квартире Семеновых в эту минуту пробили часы. Александр невольно вздрогнул, даже передернулся. С нервами что-то. Часы ударили один раз. И остановились. Наступившая тишина властно заполнила всю квартиру. Но часы продолжали свой ход. Семенов недоуменно уставился на циферблат. Один час. Одна минута второго. Ночь. За окном темень, звучат выстрелы петард, словно артиллерийская канонада. Кухня блистает чистотой и уютом. Остывшая духовка манит сладкими ароматами запеченного мяса. А в доме пусто: ни гостей, ни жены, ни Нового года. За окном даже снега нет, кругом нудная слякоть, капель, лужи. Семенов еще раз взглянул на часы. Идут. Пять минут второго. И лишь в этот миг Александр сообразил, что Новый год уже наступил, а он и не заметил, готовясь к торжеству. Обычно он погружался в процесс приготовления блюд, а всем остальным занималась жена. Супруга. Надежда Павловна. Без нее действительность утрачивала смысл, ломалась, рассыпаясь на части. Александр сдернул фартук, швырнул его в угол. Деликатесы, салаты, выпивка – все оказалось ненужным и бесполезным. Александр набрал номер телефона и сказал, стараясь выглядеть в глазах абонента вполне нормальным, не сумасшедшим, не сбрендившим, не пьяным и даже не свихнувшимся: «Виктор Васильевич, извините, но у меня жена пропала. Когда? Да вот, уже вчера получается. Еще в десять вечера. Куда? Да за хлебом пошла. Нет, не выпил, вообще ничего не пил, забыл про Новый год, а на часы не посмотрел». Семенов замолчал и долго слушал абонента, при этом он молчал, кривился и вздыхал.

– Виктор Васильевич, извините, что побеспокоил вас в праздник, – сказал наконец Семенов, дрожавшими пальцами терзая невинный мобильник. На лбу его проступили мелкие капли пота.

– Да не извиняйся, Саша, найдем твою благоверную, из-под земли достанем, – вдруг разнесся по квартире мощный голос.

Александр отнял телефон от уха и удивленно посмотрел на экран, будто воочию лицезрел абонента.

– А мне что делать? – спросил покинутый муж, осторожно приникая ухом к телефону. – А-а, понятно, сначала позвонить подругам, друзьям, кому еще позвонить, Виквасилич? Любовникам? Да нет у Надьки любовников, нет же, говорю я вам, Виктор Васильевич! – Семенов бросил мобильный на стол.

Он подержался за сердце, потер виски, зачем-то схватился за нос. Произведенные манипуляции никакого результата не дали. И тогда Александр вновь принялся звонить. Каково же было его удивление, когда он выяснил, что пропала не только Надежда, исчезли Светлана, Татьяна, Анна и кто-то еще. Осиротевшие мужья пропавших дам обрадовались, услышав голос собрата по несчастью. Многие, пользуясь отсутствием женской половины, уже употребили изрядную дозу крепких напитков. Семенова удивило количество пропавших женщин и равнодушное отношение мужчин, ведь ни один из мужей не выразил желания организовать поисковый отряд. Пришлось снова звонить Виктору Васильевичу. Это был самый важный клиент Семенова. И этот клиент работал в силовых органах оч-чень большим начальником. В свою очередь, Семенов бережно и нежно ухаживал за его «Мерседесом». До сих пор они благополучно ладили друг с другом. Клиент гордился своим высоким положением, а Семенов без устали начищал бока и без того сверкающего автомобиля Виктора Васильевича. И все соответствовало табелю о рангах. До поры до времени.

– Виктор Васильевич, а Надежда не одна пропала, с ней ушли еще подруги. Сколько всего пропало? Не знаю, штук пять, наверное, – кричал, надрываясь, Семенов в трубку. Связь периодически пропадала, звук терялся в волнах эфира.

– Ты не кричи, Саша, успокойся, – донеслось из трубки, – ты, Саша, иди-ка в отделение полиции и напиши заявление. Надо проучить этих баб, чтобы в следующий раз неповадно было. Ишь, нашли моду, пропадать под Новый год, развели тут разные антимонии.

Связь вновь оборвалась. Семенов растерянно посмотрел на телефон. Лицо покинутого мужа вытянулось, стало обиженным, как у ребенка. Александр не знал, можно ли еще раз набрать номер важного клиента. Вдруг опять обругает? И Семенов не стал звонить. Он набросил куртку, сунул мобильник в карман и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Александр был зол, очень зол, на себя, на жену и даже на Новый год. Какой-то он в этом году необычный, с происшествиями, а плохими или хорошими – покажет время. Семенов посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа ночи нового года.

А у Виктора Васильевича сразу же раздался следующий звонок. Взбешенный, он снял трубку.

– Виктор Васильевич, с Новым годом, с новым счастьем, благополучия и процветания, здоровья и успехов, – защебетала Диана Витальевна медоточивым голосочком.

– Дианочка, свет моих очей, рад слышать, девочка моя, с Новым годом, – в тон ей вторил Виктор Васильевич, он был самым любимым клиентом «Медиабанка».

Его деньги лежали в бронированном бункере, подземном и надежном, как казалось простодушному клиенту до этой минуты. Но вся уверенность мигом слетела, едва Виктор Васильевич понял, с какой просьбой Диана Витальевна звонит.