Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник) Дивов Олег
– Но как?
– Не знаю, Роби. Для этого надо изучить принцип его работы. Поможете?
– Вы это серьезно?
– Я никогда не шучу. Корабль пришельцев прилетал не раз. Он потерпел аварию здесь, на Пандоре, пятьдесят лет назад, невдалеке от деревни аборигенов. Наблюдения КРИ расшифровали недавно. Материалы у меня. Составите компанию для прогулки по лесу?
– Но… Пандора сейчас карантинная планета. Вы же знаете. После обнаружения аборигенов и возвращения Атоса… Михаила Сидорова экспедиции и охота запрещены, – сказал Отшельник. – Остались только наблюдатели. Десять человек, включая меня. я не могу покинуть Базу.
Я чувствовал себя преступником из прошлых веков, угонщиком кораблей, отъявленным пиратом. Вертолет класса «гриф» рассекал воздух Пандоры. Угрызения совести никуда не исчезли, просто затаились на глубине сознания. Их сменили Задача, Цель и слова «так будет лучше». Лучше для кого? Но Камиллу этот вопрос я не задал.
– Снижаемся! – сказал Камилл. – Поляну видите?
Я повел вертолет к земле. Лопасти «грифа» задели лианы, кабину засыпало зелеными ошметками. Мы окунулись в сумрачные джунгли. Студенистый покров прогнулся под тяжестью вертолета. Двигатель затих. я осмотрелся по сторонам, открыл кабину и осторожно встал на влажный чавкнувший мох. Несколько многоножек бросилось врассыпную. Недовольно ворчал и дергался большой паук, протянувший ловчую сеть между ближайшими деревьями.
Впервые в лесу. Странное ощущение. До сих пор доводилось видеть лес только с высоты утеса, а теперь я ощущал вблизи его липкую путаницу ветвей, шорохи и непонятную тревогу, словно от постоянного взгляда в спину. я вытащил из вертолета тяжелый карабин.
– Готовы? – спросил Камилл. – Удачно сели, корабль недалеко. Идите за мной.
Его рука сжимала дезинтегратор.
Мы шли. Тысячи глаз смотрели нам вслед. Лес дышал в затылок. Лес хотел, чтобы мы обернулись. Шепот о нашем приближении волнами катился между деревьев. Его разносили на крыльях пестрые бабочки. Он скользил по траве вместе со змеями и многоножками. Он щелкал острыми зубами, притаившись среди лиан.
Камилл вскинул дезинтегратор и нажал на спуск. Миллионновольтный разряд выплеснулся вверх, зубастая тварь обугленным комком свалилась на землю.
– Осторожнее, – сказал Камилл, обходя дергающуюся груду плоти. – Что с вами? Срок биоблокады не истек?
Со мной ничего. Со мной всё в порядке. Это лес виноват. Мне казалось, что он пытается изучить нас так же, как мы стараемся понять его. я обогнал Камилла и пошел впереди, первым пробуя лес на шаг, вдыхая его влажный запах и прикасаясь к его тайнам. Крупная мышь выскочила из-под ног, оставляя за собой отвлекающие фантомы. Некоторое время они сопровождали нас фиолетовыми кляксами, а затем растворились в зеленом сумраке. И я увидел. Это появилось, как изображение на фотобумаге, как скрытая картинка в веренице узоров стереограммы.
Они шли совсем рядом.
Громадный чернокожий смеющийся Габа в белых штанах и рубахе. Дюжина девчонок и мальчишек. И еще фигуры людей – знакомых и не очень, всех, кто остался на Радуге. Что ты делаешь, лес? Зачем лезешь в мою память? Не хочу! Кажется, мелькнуло любимое лицо? Нет! Невозможно! Таня жива! Таня перенеслась вместе со мной! Ее не может быть здесь, среди… мертвецов. я попробовал на вкус это страшное слово. Моргнул. Лес снова стал обычным, пропали те, кого я не спас. Их не существует. Всего лишь эмоции. Вполне объяснимые возмущения в сложных логических комплексах мозга. Я закрыл глаза. Но в темноте продолжала звучать напеваемая Габой песенка:
– One is none, two is some…
– Пришли! – сказал кто-то голосом Камилла.
– Three is a many, four is a penny…
Я открыл глаза. Корабль лежал среди деревьев черной бесформенной грудой.
– Five is a little hundred…
Странно, что за столько времени лес не поглотил его, не растворил в зеленой пелене болот и розовом тумане. Корабль окружала полоса отчуждения. Трава росла, но не такая густая, как вокруг. Деревья склоняли ветви, свешивались лианы, но не ниже невидимой границы. Сам корабль был опутан белесыми застывшими щупальцами, торчащими из высохшего болота. Лес поймал чужака в смертельную ловушку.
В обшивке зиял шлюзовой люк, словно проход в иной мир.
– Радиация в норме, – сообщил Камилл. – Сканирование корабля снаружи невозможно – я не могу пробиться через защиту. Потому его и не обнаружили при первоначальном изучении планеты. Посмотрим, что внутри.
Он включил фонарик и первым нырнул в люк. Сначала мы шли, согнувшись, затем Камилл выпрямился, его шлем стукнулся о потолок. я был выше Камилла и решил не рисковать. Длинный узкий туннель уходил в глубь корабля. Странное эхо шагов отзывалось то спереди, то сзади. Через несколько секунд мы уперлись в глухую стену.
– Проход должен быть где-то здесь, – сказал Камилл.
Он ощупал преграду. Что-то едва слышно щелкнуло, стена разошлась в стороны, и открылась дверь в пустоту. Луч фонаря утонул во мраке большого зала. Сверху из темноты свешивались черными сталактитами длинные стержни. У входа лежал паукообразный механизм. Его десять членистых лап раскинулись в стороны, верх панциря съехал на бок. Робот пришельцев? Кибер? Сотни таких были сложены штабелями у стен.
Посреди зала из дыры-колодца в ровном полу било тусклое свечение. Вспышка-тьма, вспышка-тьма. Точка-тире. Словно корабль, в котором еще теплилась жизнь, хотел нам о чем-то рассказать. Камилл переступил через дохлого кибера, осторожно подошел к колодцу и замер в неудобной позе.
– Двигатель поврежден, но резервуары полны энергии, – вскоре сказал он. – Ее здесь хватит на тысячу ульмотронов. Но она находится в крайне неустойчивом состоянии, достаточно небольшого всплеска, и корабль взорвется. Мы больше ничего не найдем. Надо возвращаться, создавать группу и изучать корабль. Дело будущего.
– Что это? – Мне послышалось, что снаружи закричала женщина.
Я бросился к выходу, споткнулся о робота-паука, пронесся по туннелю, выскочил наружу и на мгновение ослеп от яркого света. Сначала мне показалось, что над людьми нависал огромный оживший кибер с корабля. Членистые ноги с загнутыми клешнями, круглое тело – ракопаук пер напролом, клацая челюстями. На траву капал яд, оставляя дымящиеся лужицы. Бородатые мужики в одежде из листьев и коры пятились от чудовища, выставив перед собою дубины. Позади держались женщины и визжали пятеро ребятишек, мал мала меньше. Местные аборигены, о которых рассказывал Атос. Цивилизация деревень.
Сейчас надо не думать. Действовать. я упал на колено, вскинул карабин и, почти не целясь, выстрелил.
Ду-дут! Сила удара пули из полуавтоматического карабина с такого расстояния равнялась десяти тоннам. Ракопаук пошатнулся. Желтое голое брюхо чудовища лопнуло, забрызгав траву мутной жидкостью.
Ду-дут! Вторая пуля попала в главный нервный центр. Ракопаук опрокинулся на землю и засучил лапами. Дети неожиданно замолчали. Позади меня неслышно появился Камилл.
– А мы думали совсем пропали! – размахивая руками, подскочил ко мне рослый бородатый мужик. – Совсем думали, что уже съедят, а вы вовремя выскочили из проклятого места. Гу-гу-гу! Да и место такое проклятое, нельзя было сюда идти, но мы не сами же пришли, просто не могли не прийти. Колченог верно говорит – не надо было сюда идти, но как же не идти, когда гонят нас сюда. И сзади гонят и спереди гонят и со всех сторон сюда гонят. А чего гонят – мы сами не знаем. А вы не такие, как был Молчун? Если такие, то вы тоже с Белых Скал, вы ведь тоже молчуны?
Я вспомнил, что Молчуном аборигены называли Атоса. Теперь дежурные на Пандоре в обязательном порядке изучают под гипноизлучением местный язык.
– Да, мы со Скал.
К нам выскочил, прихрамывая, второй мужик. Казалось, он и не услышал мой ответ.
– Молчуны! Это хорошо, что вы тоже молчуны. Хорошо, потому что вы молчуны и хорошо, потому что поможете с мертвяками, но не только с мертвяками поможете, а с лесом тоже. Мы думали, что у вас такая же блестящая штука, что не растет, как у нашего Молчуна была, но вы не наши молчуны, и штука у вас еще лучше. Гу-гу! – Он изобразил выстрел и радостно засмеялся. – А то, как наш Молчун совсем ушел, перед самым Одержанием он ушел, как он ушел, так мертвяки пришли, и Одержание началось. Может, Одержание и не плохо совсем, когда начинается, но мы с Кулаком ушли из села, не любим мы темную воду, а вода село залила во время Одержания. Мы ушли, и женщины ушли, и старик с нами ушел, вы старика не видели? Куда старик запропастился? Может, съели уже его, как мы из последнего села ушли, так его и съели.
– Кто съел?!
– Посмотрите туда, – указал на деревья Камилл.
Из леса надвигалась Волна, ощетинившаяся зубами, когтями, крыльями и щупальцами. Волна смотрела. Волна хотела жрать. Сотни зверей, ящериц, гигантских жуков и многоножек шли на нас из леса.
– Прячьтесь! – закричал я и поднял оружие…
Плечо отдавало болью от непрерывной отдачи карабина. Рядом зашипел разряд – это Камилл пустил в ход дезинтегратор. Подкравшийся совсем близко рукоед покатился по траве, оставляя на ней пепел и кровь.
– Что происходит?! – воскликнул я.
– Это не Одержание, – сказал Камилл. – Возможно, Хозяева в Городе изменили планы и просто хотят уничтожить последних жителей деревень.
– Может, это не Хозяева, а сам лес?! Куда?! Назад! – я оттолкнул обратно к кораблю хромого мужика, размахивающего дубиной. – Может, ему надоели игры тех, кто считал себя здесь властелинами? – я выстрелил в очередного тахорга. – Баррикадируемся на корабле! Надо сдержать проход! Свяжитесь с Базой, вызывайте помощь!
– Роби, помощь не успеет. Смотрите.
Я посмотрел. Позади первой захлебнувшейся Волны шла вторая, гораздо больше и яростней. Она сжимала кольцо вокруг корабля.
– Мы можем пробиться к вертолету, – сказал Камилл.
Люди. Двое мужчин, две женщины и пятеро детей. Им не выжить. я на мгновение оглянулся и замер. Между ними стояли фантомы. Грустно улыбался ослепительной улыбкой Габа. С надеждой смотрели дети, оставшиеся на Радуге. А рядом стояла она.
– Энергии на корабле хватит для нуль-транспортировки? Отвечайте, быстро! – спросил я у Камилла.
– Да.
– Если энергия высвободится, вы успеете спасти людей?
– Успею.
– Дайте ваш дезинтегратор.
– Но…
– Давайте!
Камилл протянул оружие.
– Роберт, подумайте. Корабль – это же шанс для человечества. Возможность вертикального прогресса.
– Вы знали заранее, что это случится. Может быть, уже тогда, когда меня спасали. Вы правы, так будет лучше. я не буду спрашивать, какую опасность для человечества вы увидели по ту сторону. Прощайте, Камилл.
Я вбежал на корабль, остановился возле колодца с мигающим светом.
Свет-тьма. Свет-тьма. Точка-тире.
Таня… Спасибо, что ты была… Есть. я обернулся. Она стояла во тьме туннеля и смотрела на меня. я поднял дезинтегратор и выстрелил в колодец. В последний миг показалось, что впереди вспыхнуло яркое солнце. Там были стаи птиц, блестели огромные озера с синей водой, и теплый ветер ласково подул мне в лицо.
Камилл лежал на краю утеса, заложив руки за голову. Внизу, над лесом, плыл белый туман. Вверху, под белоснежными облаками, кружили друг за другом драконы. Впереди ждали долгие года одиночества. Камилл выпрямился, посмотрел в пропасть. Затем подобрал оставшиеся на земле камни и швырнул вниз.
– До свидания, Роби, – тихо сказал он. – До встречи.
Владимир Марышев
Беспокойная улитка
Он поднялся и, не оглядываясь, пошел в ту сторону, где должна была быть деревня, – по теплой сухой траве, мимо теплых сухих стволов, жмурясь от теплого солнца, которого непривычно много было здесь, навстречу пережитому ужасу, от которого больно напрягались все мускулы, навстречу тихой странной надежде, которая пробивалась сквозь ужас, как травинка сквозь трещину в асфальте.
А. и Б. Стругацкие «Улитка на склоне»
Леонид Андреевич сбросил шлепанцы и сел, свесив босые ноги в пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно он и в самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся в тени под утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а потом выбрал самый маленький и тихонько бросил его вниз, в живое и молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда, и белая искра погасла, и ничего не произошло – никакие глаза не приоткрылись, чтобы взглянуть на него.
А. и Б. Стругацкие «Беспокойство»
Полоса красного опасного мха напоминала язык исполинского зверя. Казалось, он вытянул его, отравившись зловонными испарениями болот. Сам давно уже сдох, стал кормом для неисчислимого множества лесных обитателей, а язык все тянулся сквозь заросли, постепенно истончаясь. Вот он полностью истончился и закончился. А через несколько шагов закончился и Лес.
Кандиду открылась поразительная, неправдоподобная картина. Он увидел крутой обрыв, настоящую бездну. За его кромкой, далеко внизу, виднелось что-то бескрайнее, пестрое, буровато-зеленое, напоминающее цветом и хаотическим узором гигантский маскировочный халат. Кандид не сразу сообразил, что это еще один Лес – возможно, такой же, из которого он только что вышел.
На краю обрыва, свесив ноги, сидел человек. Он был худощав, черноволос и одет в слишком просторную для него серую куртку.
Человек развлекался тем, что кидал вниз камешки. Бросив очередной, он проследил за его полетом и довольно потер руки. Так, словно внизу распростерлась еле видимая отсюда мишень, и он каким-то чудом угодил в самое яблочко. Затем незнакомец слегка наклонил голову набок и, видимо, уловив звук приближающихся шагов, обернулся.
У него было странное лицо – несовременное, словно позаимствованное в одной из отдаленных эпох. Глядя на это лицо с резко очерченными надбровьями и характерным утиным носом, Кандид вспомнил идолов с острова Пасхи. Сходство было поистине удивительное.
«Кто вы?» – хотел спросить Кандид. Но вместо этого, подойдя поближе, почему-то выдавил:
– Ну и пропасть… Сколько там до дна?
– Два километра! – с готовностью ответил человек. – Приблизительно. Да, кстати, позвольте представиться. Леонид Андреевич Горбовский.
– Что вы тут делаете? – машинально спросил Кандид. И тут же почувствовал себя неловко.
– Извините, Леонид Андреевич, – сказал он. – Меня зовут Кандид.
– Я знаю, – запросто, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся, сказал Горбовский.
– Откуда?
– Видите ли, Кандид… Вы, наверное, думаете, что я сижу на краю обрыва и кидаю камешки в эту зеленую пену, мучаясь бездельем? Скажите честно – думаете, да? Да вы присаживайтесь. Вертикальное положение – самое неестественное, нерациональное и энергозатратное. Поверьте мне! Сидеть гораздо лучше. А уж лежать… Мой вам совет: если не хотите непрерывно увеличивать энтропию Вселенной – лежите побольше!
– Спасибо, – сказал Кандид, но и не подумал занять местечко рядом с Горбовским – напротив, отодвинулся подальше от края.
– Как будет угодно. Так вот, я сижу здесь не просто так, а поджидая вас, Кандид. Вся группа в сборе, оборудование свернуто, приказ к отбытию поступил. Мои коллеги мысленно уже дома и наверняка костерят меня последними словами за задержку. Но я не мог отправиться восвояси, не побеседовав с вами.
– Группа? Оборудование? – Кандид вгляделся в Горбовского, и его кольнула мысль: ни этот странный человек, ни загадочная группа, если она действительно существует, никоим боком не привязаны к Управлению. – А вы кто, Леонид Андреевич? И главное – откуда вы?
– С Земли, – сказал Горбовский и скосил глаза вправо, выискивая еще один подходящий камешек. – Но не с вашей. Дело в том, что существуют как минимум две Земли. На одной есть Лес, есть Управление, есть вы, Кандид. Важнейший показатель – уровень развития социума. По нашим меркам он соответствует примерно концу двадцатого века.
– Какой же в таком случае век у вас?
– Двадцать второй. Всяческое изобилие, самодвижущиеся дороги, скатерти-самобранки, китовые фермы и, конечно же, межзвездные экспедиции. я много лет был звездолетчиком – хочется думать, не последним. А теперь вот увлекся этим проектом. Не буду описывать машину, в которой прибыла наша группа, – это слишком сложно, сам путаюсь. Мы провели исследования, кое-что поняли, гораздо больше не поняли, а теперь должны возвратиться. Не потому, что надоело, а по физическим законам. Видите ли, вот-вот закончится цикл Хасимото-Айзенберга… Впрочем, к черту физику! Важно одно: мы уходим и вновь появимся нескоро. И вот, пока я еще не исчез из вашего мира, пока сижу здесь, свесив ноги, и развлекаюсь бросанием камешков в пропасть, мне хочется спросить. Скажите, вы твердо решили уйти из Леса?
– А вы как думаете? – Кандид почувствовал, как в нем растет раздражение к этому флегматичному гостю из будущего, любителю сидеть, болтая ногами, а еще больше – лежать, дабы не увеличивать энтропию Вселенной. – Чем спрашивать, лучше помогли бы. Ведь вы, наверное, всемогущи? Китов пасете, к звездам летаете… Что вам стоит взять и перенести меня туда… к своим?
Горбовский отодвинулся назад и поднялся. Он был высокий, угловатый и – это странным образом угадывалось в его скупых, размеренных движениях – невероятно сильный. Кандиду даже показалось, что он сейчас сгребет его в охапку и, без устали переставляя длинные ноги, отнесет в Управление.
– Рад бы, – Горбовский виновато улыбнулся, – да не могу. И никто из нас не может.
Он вытянул руку вперед, и его пальцы погрузились в грудь Кандида. Они были абсолютно бесплотны.
– Вот видите? Мы не можем путешествовать к вам в натуральном виде. Только как трехмерные фантомы.
– Но почему же…
– Почему не проваливаюсь на месте и могу кидаться камешками? Это тоже видимость. Умелая фокусировка плюс еще кое-какие хитрости. А доставить вас куда-то, честное слово, я не в состоянии. Только спрашивать. Ну и рассказывать – в пределах своего разумения, конечно.
– Хорошо, Леонид Андреевич. Тогда скажите мне, – Кандид кивнул в сторону пропасти, – что это?
Горбовский посерьезнел. И не просто посерьезнел – осунулся прямо на глазах.
– Конец первого этапа. И начало следующего. Лес закончился – да здравствует Лес! Понимаете?
– Нет.
– Мы и сами мало что понимаем. Но ясно одно: ваши надежды добраться до биостанции пока не оправдались. Достичь края Леса оказалось недостаточно. За этим краем – другой Лес. Где он заканчивается, нам неизвестно. И есть ли за ним еще одна такая же ступень – тоже.
– Неизвестно даже вам? – спросил Кандид, сделав ударение на «даже вам».
– Представьте себе, – вздохнул Горбовский. – Там, впереди, все слишком туманно, расплывчато. Эффект суперпозиции реальностей. Для нас он усугубляется еще тем, что мы – чужие в этом мире. Но если вы решитесь продолжить путь…
Кандид стиснул кулаки. Он отчаянно надеялся, что до биостанции осталось рукой подать, а эта чудовищная пропасть убивала надежду на корню. Во-первых, ему никогда в жизни не спуститься вниз. Это безумие! Но если даже каким-то чудом получится, то обратно уже не подняться ни за что. А вновь пробираться через Лес, не зная, кончится ли тот когда-нибудь, и уже не имея возможности отступить, вернуться в деревню, – стопроцентное, изощренное самоубийство. Да будь оно все проклято! Надо поворачивать назад. Вот только…
– Вам что-нибудь известно об этом… втором этапе? – спросил он Горбовского.
– Что-нибудь – безусловно. Но даже более чем скудная информация, которую мы там добыли, способна кого угодно поставить в тупик. Вот скажите – кто хозяева Леса?
Кандид вспомнил девушку, без особых усилий, сомнений, нравственных переживаний завязавшую узлом страхолюдного рукоеда. Славную боевую подругу, способную управлять. Наверное, уже вовсю управляет…
– Ну как – кто, – сказал он. – Женщины-амазонки, кто же еще?
– Вы уверены? – Горбовский потер пальцем седловину утиного носа. – Ну, тогда смотрите.
Леонид Андреевич повел подбородком в сторону обрыва, и прямо над пропастью, метрах в трех от кромки, возник голубоватый шар. Размером он напоминал надувной пляжный мяч, и на его оболочке вспыхивали белые искорки.
Шар начал раздуваться, затем его оболочка растаяла, и появилась висящая в воздухе объемная картинка. Кандид увидел поляну, заросшую странной белесой травой. Каждый стебелек завершался крошечным блестящим шариком, похожим на каплю росы. Посреди поляны возвышалась массивная фигура, словно высеченная из пористого камня – темно-коричневого, почти черного. Могло показаться, что это грубо сработанный языческий идол, если бы не совершенно невозможная вещь: на широких покатых плечах покоилась… идеально кубическая голова. Кандид тупо смотрел на нее, пытаясь уверить себя, что это всего лишь примитивный киношный трюк, и тут на поляну вышла девушка-амазонка в простом белом платье. Она походила на ту, что расправилась с рукоедом, но была выше ростом и тоньше в талии.
Дальнейшее напоминало дурной сон. Девушка упала перед темной фигурой на колени, потом распростерлась ниц. Примерно минуту она лежала неподвижно, затем начала извиваться всем телом.
На голове идола вспыхнули две кроваво-красные точки. Девушка сильно вздрогнула, словно ее прожег вгляд этих страшных нечеловеческих глаз, и стала подниматься – медленно, раскачиваясь из стороны в сторону.
Темный куб слегка повернулся налево – и девушка, уже стоящая в полный рост, безвольно шагнула в сторону. Похоже, ее страшила сама возможность сойти с «линии прицела» глаз-точек. Голова истукана крутилась все быстрее, и амазонка следовала за ней, как привязанная. Вскоре она перешла с шага на бег.
Это было отвратительно. «Так гоняют лошадей на корде», – подумал Кандид и, почувствовав, что его вот-вот начнет мутить, уставился под ноги. А когда вновь поднял глаза, воздух над обрывом не возмущала даже легкая рябь.
– Что это было? – ошарашенно спросил Кандид.
Горбовский сочувственно посмотрел на него.
– Один маленький эпизод из жизни нижнего Леса. Насколько уникальный, судить не берусь. Его подсмотрел и записал наш автомат-разведчик.
– Но вы-то можете объяснить, что произошло на поляне?
Горбовский развел руками:
– Понятия не имею. Первая мысль – о некоем религиозном обряде, но я уверен, что ошибаюсь. Тут что-то другое. Вообще у меня странное чувство. Боюсь, узнав разгадку, мы не поверим, что такое возможно. Это может оказаться выше нашего понимания.
– Зачем вы мне показали?.. Чтобы напугать?
– Ну что вы, Кандид. Просто не считал себя вправе умолчать о том, что знаю. Если хотите, решил развеять некоторые иллюзии. Для того вас и поджидал. Вы ведь, дойдя до края, наверняка предположили бы, что впереди вас не ждет ничего нового.
– Леонид Андреевич, вы говорите так, будто я уже собрался туда. Но это же глупо. Нелепо. Безрассудно.
– Конечно, конечно. – Горбовский кивнул. – Безрассуднее быть не может. Так я ведь что? я всего лишь проинформировал. А выбор за вами.
– Думаете, тут возможен какой-то выбор?
– Ну… – Горбовский хитровато прищурился. – Выбор возможен всегда. Да вот, к примеру…
Он нагнулся, снял с широкого глянцевитого листа здоровенную улитку и посадил ее на ладонь.
– Красавица! – с явным восхищением сказал Горбовский, погладив янтарно-желтую, украшенную темными дымчатыми разводами, раковину моллюска. Моллюск это стерпел, но, решив не искушать судьбу, втянул мягкое тельце в домик. – Так вот, Кандид. Не считал, сколько в верхнем Лесу таких улиток, – думаю, очень много. Живут себе, крутят рожками, скоблят листики и абсолютно ни в чем не нуждаются. Но вдруг находится одна беспокойная – и пускается вон из уютного Леса. Полжизни ползет, представляете? И ради чего? Чтобы в один прекрасный день добраться до края бездонной пропасти! Как думаете, жалеет она сейчас о своем опрометчивом решении?
Кандид задумался.
– А жизнь уже позади? – наконец спросил он.
– У нее – практически да. Но мы же с вами не улитки, верно?
Горбовский слегка наклонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.
– Увы, – с сожалением сказал он, водворяя улитку обратно на лист. – Мне пора. Приятно было познакомиться. Может быть, еще свидимся. Следующий цикл Хасимото-Айзенберга начнется через…
Лицо Горбовского начало расплываться. Затем вся его длинная фигура заколебалась, пошла радужными волнами и распалась на фрагменты, которые спустя пару секунд растаяли в воздухе.
Кандид долго стоял неподвижно. Затем подошел к краю пропасти и осторожно заглянул вниз. Вдоль отвесной каменной стены змеились лианы с темно-зелеными ромбовидными листьями. Стена была увита ими до самого основания.
Кандид выбрал лиану потолще, вцепившуюся корнями в почву возле его ног, и потянул ее на себя. Она не поддалась. Он рванул стебель со всей силы – тот выдержал.
– Годится, – сказал Кандид.
И начал спуск.
Михаил Савеличев
Грех первородных
…одним из первых люденов был Павел Люденов, это наш Адам.
А. и Б. Стругацкие«Волны гасят ветер»
…в составе группы «Йормала» на уникальном звездолете «Тьма» совершили погружение в черную дыру ЕН 200056. Связи с ними не было, да и не могло быть по современным представлениям.
А. и Б. Стругацкие«Жук в муравейнике»
Документ 1Комкон
Служебное
Дата: 21 декабря 37 года
Автор: Борис Фокин, руководитель отряда Следопытов
Тема: ситуация на Тиссе, ЕН 63061
Содержание: обнаружение спасательной капсулы на Тиссе
Высадка отряда Следопытов на планете Тисса звезды ЕН 63061 имела задачей обследование развалин, обнаруженных здесь ГСП и приписываемых предположительно Странникам. С самого начала подобная атрибутация найденных артефактов вызывала большой скепсис, ибо что только не приписывалось пресловутым Странникам. Однако самые предварительные съемки силами ГСП показали наличие в скальных породах под развалинами некоей полости, которая вполне могла оказаться делом рук если не самой сверхцивилизации, то тех разумных существ, которые населяли Тиссу в незапамятные времена, когда ее солнце находилось в спокойной фазе.
Прибытие на планету и разворачивание экспедиционного лагеря Следопытов прошли в штатном режиме, и после поднятия полотнища с семигранной гайкой отряд приступил к проверке на месте имеющихся данных. Наличие полости подтверждалось, и мы предполагали, что скорее всего обнаружим нечто вроде «бомбы времени» – столь распространенное у цивилизаций на первых стадиях развития стремление увековечить память о себе путем обустройства тайных хранилищ произведений искусств и образцов техники.
С максимальными предосторожностями мы проникли в полость, которая представляла собой куб с ребрами десятиметровой длины, что сразу показалось странным – неужели древние строители придерживались аналогичной нашей метрической системы? Подобное выглядело чересчур антропоцентрично.
Однако самое неожиданное было обнаружено в центре хранилища.
Там находилась спасательная капсула стандартной серии «Пингвин-М», какие массово спускают со стапелей заводы в Харбине. Датировка самого хранилища позволила отнести время его создания примерно к двум миллионам лет до современной эпохи.
Итак, еще раз повторяю диспозицию: в хранилище, высеченном в скальной породе два миллиона лет назад, обнаружена стандартная спасательная капсула серии «Пингвин-М».
В капсуле находился человек в состоянии глубокой гибернации.
На данном этапе я принял решение о прекращении деятельности на Тиссе Следопытов и передаче дальнейших работ в компетенцию КОМКОНа.
Б. Фокин(Конец документа 1)
Документ 2Всемирный Совет,
Р. Сикорски (лично)
Конфиденциально (тайна личности!)
Дата: 23 декабря 37 года
Автор: зам. председателя КОМКОНа Г. Комов
Тема: находка на Тиссе
Содержание: ххх
Уважаемый Рудольф,
в приложении вы найдете документ, который описывает некоторые подробности находки на Тиссе. я же сообщаю: только что получил подтверждение идентификации личности человека, найденного в спасательной капсуле.
Кассандра Люденова, 10-го года рождения, физик. Входит в группу «Йормала». По официальным каналам установлено, что в настоящее время пребывает на Земле.
В сухом остатке имеем два идентичных человека, один из которых продолжает находиться в состоянии глубокой гибернации (Фокин настаивает на процедуре реанимации), а второй – спокойно живет на Земле и занимается изучением черных дыр. И заметьте, Рудольф, – никаких Странников!
Кстати, что за группа «Йормала»? Мне так и не удалось выяснить, что она собой представляет.
P. S. Тест на клонирование – отрицательный. Ментальная и физическая идентичность личностей подтверждена.
Г. Комов(Конец документа 2)
Документ 3Всемирный Совет
Л. Горбовскому
Конфиденциально (тайна личности!)
Дата: 24 декабря 37 года
Автор: Р. Сикорски
Тема: специальная комиссия
Содержание: проект создания специальной комиссии по расследованию инцидента на Тиссе, ЕН 63061
…Исходя из вышеизложенного, учредить временную специальную комиссию по расследованию инцидента на Тиссе, ЕН 63061, и предоставить ей необходимые полномочия для опросов свидетелей, которые могут пролить свет на произошедшее.
Председателем комиссии назначить члена Всемирного Совета Рудольфа Сикорски.
Р. Сикорски(Конец документа 3)
Он есть.
Он есть вне времени и вне пространства.
Он есть, и ничто не может нарушить его бытие.
Это не первый и не последний уровень его бытия. Он знает, что может меняться. Соскальзывать в примитивную сознательность чего-то крохотного, но высоко о себе мнящего. Либо подниматься в такие высоты, где остатки сознания преобразуются в яростную стихию космогонических сил. Один предел его породил, а другого он так и не достиг. Пока. Словно что-то удерживает его. Тончайшая нить, протянутая из бездны. Настолько тончайшая, что не стоит никаких усилий порвать ее и взмыть вверх, ввысь. Туда, где он действительно станет всем.
Но почему-то медлит. Размышляет.
Он дрейфует в пустоте и созерцает далекие и близкие звезды, галактики и объекты совсем уж фантастические, которым на нижнем пределе и названий не придумали. Он любит играть, и это его игра в примитивное существо – пребывать на уровне космического объекта и извлекать из памяти названия того, что видит. Хотя и слово «видит» предполагает наличие примитивных приемников узкого участка спектра.
Он не видит, он созерцает.
Иногда ему надоедает дрейфовать вдали от раскаленных шаров, и он меняет траекторию, чтобы приблизиться к ним и наслаждаться бытием чудовищной гравитации, высасывая из звезд плазму. Вокруг образуется раскаленный диск, струи бьют с полюсов, вытягиваются вдоль магнитных полей, а он, играя, отбирает у звезды материю и распыляет в пустоте. Спустя миллионы лет надоедает и это, и он отправляется дальше, оставляя после себя изрядно убавивший в массе и светимости шарик, окруженный кляксами пущенной из него плазменной крови.
Но порой к нему приближается нечто настолько мелкое, что кажется космической пылью. Однако оно проявляет к нему интерес. Исследует лучами. Бомбардирует еще более мелкой пылью. Он чувствует присутствие нечто, что можно счесть разумом, примитивным, ограниченным, первой ступенькой длинной лестницы восхождения к подлинным вершинам.
Они тщатся его понять. Понять – значит вместить. Но чтобы вместить безграничное в ограниченное, безграничное следует упростить. Свести сложность к простоте. И к пустоте. Ведь в нем нет ничего, кроме сложности и пустоты. А эти примитивные носители крохотных искорок, которые они сами принимают за пылающее пламя разума, пытаются его постичь. И даже решаются на крайнюю для себя меру – нырнуть в его сложность. Погрузиться в него не пылью своих созданий, еще более примитивных, чем они сами, а войти самим в непроницаемую темноту его сознания.
У них нет никаких шансов. Та скорлупа, что должна защитить их от чудовищной гравитации, никуда не годится. Им предстоит погибнуть, исчезнуть навсегда, но нечто вроде любопытства возникает в нем. Что-то позабытое в невообразимо давние времена, когда он был подобен им – безрассуден.
И он смотрит, как гравитация корежит их скорлупу, как рвет на части тела, и ощущает раздражение, что подобная мелочь занимает его внимание. В мире чересчур много гораздо более интересных вещей, чем созерцать мучения примитивных существ.
Однако он словно раздваивается. Чем глубже в него проникает крошечная заноза, вознамерившаяся бросить вызов времени и пространству там, где время и пространства сливаются воедино, где каждый мельчайший сдвиг в пространстве означает огромный скачок во времени, настолько огромный, что у примитивных существ нет никаких шансов вернуться в привычный им мир, тем больше ему хочется сохранить ее.
Он наблюдает, как гаснут одна за одной искры жизни. И вот остается последняя. Крошечная. Готовая исчезнуть. Ей удается спуститься глубже всех. И как порой перешагиваешь через гусеницу, чтобы не раздавить ее, так и он берет гаснущую искру и помещает туда, куда она стремилась.
– Мы предлагаем вам участие в эксперименте, – сказал Логовенко и замолчал. Надолго. Может быть, смущенный своим столь прямым заявлением, а может, ожидая ответной реплики Павла. Например: «В каком эксперименте?» или «А почему вы решили, что я хочу участвовать в экспериментах?».
Вообще этот визит выглядел странно. Все члены группы «Йормала» прошли обследование в Харьковском институте психологии, получили вполне ожидаемое заключение о своей пригодности и полной готовности к миссии. Однако спустя несколько дней на экране видеофона возникло лицо Даниила Логовенко, и вот Павел вновь в Харькове, сидит в кабинете заместителя директора института и выслушивает весьма необычное предложение. Точнее, даже не предложение, а намек на предложение.
«И зачем я сюда вообще вернулся?» – с некоторой тоской подумал Павел. Более того, даже ничего не сказал Кассандре, лишь предупредив, что вернется в Свердловск к вечеру.
Логовенко продолжал молчать и внимательно рассматривал Павла.
– Я уже участвую в эксперименте, – не выдержал и прервал тишину Павел. – Вам это хорошо известно.
Логовенко скосил глаза на терминал, будто сверяясь с информацией, и кивнул: