Герои – моя слабость Филлипс Сьюзен

Ливия едва заметно кивнула.

Энни не оставляло ощущение, что она слепо бредет в темноте, вытянув вперед руки и боясь на что-нибудь наткнуться.

– Кажется, на ней надето что-то нарядное, с цветами. Наверное, твой рисунок – валентинка? Ты показала его маме?

Ливия отчаянно замотала головой. Из глаз ее брызнули слезы, словно кукла предала ее. Горько всхлипывая и давясь рыданиями, малышка побежала в сторону дома.

Энни невольно вздрогнула, услышав, как громко хлопнула дверь кухни. Пары уроков психологии в колледже явно недостаточно, чтобы влезать в эти дебри. «Ты не детский психолог. И даже не мать… – сказала себе Энни. – Хотя можешь ею стать».

Она поморщилась от тупой боли в груди. Убрав в рюкзак Плутовку, Энни вернулась было на кухню, но поняла, что больше не в силах оставаться в Харп-Хаусе.

Хмурая, подавленная, она снова вышла из дома. Зимнее солнце сияло необычайно ярко, будто в издевку. Понуро сгорбив плечи, Энни обошла дом и остановилась на вершине утеса, повернувшись спиной к парадному входу. Гранитные ступени, высеченные в скале, сбегали вниз, к берегу. Она начала медленно спускаться.

Пологая лестница оказалась скользкой, пришлось уцепиться за веревочные перила. Как же вышло, что вся ее жизнь так безнадежно запуталась? Мунрейкер-Коттедж стал ее единственным прибежищем, но ничего, как только она встанет на ноги… Если только ей это удастся… Найдя постоянную работу в Нью-Йорке, она не сможет проводить на Перегрин-Айленде два месяца в году. Рано или поздно дом снова достанется Харпам.

«Но время это еще не настало, – возразила Милашка. – Сейчас ты здесь, и тебе есть чем заняться. Хватит хныкать. Принимайся лучше за дело. И не раскисай, выше нос».

«Заглохни, Милашка, – презрительно бросил Лео. – При всем хваленом здравомыслии, ты понятия не имеешь, как сложна бывает жизнь».

Энни недоуменно захлопала глазами. Неужели это сказал Лео? Голоса кукол спутались, смешались у нее в голове. Это Питер всегда бросался на ее защиту, а Лео только нападал да клевал.

Она зябко спрятала руки в карманы. Ветер рванул на ней пальто и крепко прижал к телу, выхватил и взметнул вверх волосы из-под вязаной шапочки. Повернувшись, Энни обвела глазами океан, воображая себя морской владычицей, повелительницей волн, глубинных течений, приливов и отливов. Она представляла себя могущественной, непобедимой, хотя никогда прежде не испытывала такого мучительного бессилия.

Наконец она заставила себя отвернуться.

Оползень перекрыл устье пещеры, но Энни прекрасно знала, где оно находилось. В ее памяти грот навсегда остался тайным пристанищем, манящим случайного путника безмолвным зовом, губительным и полным соблазна, как пение сирен. «Войди же. Захвати с собой закуски для пикника, свои любимые игрушки, свои мечты и фантазии. Насладись покоем… Познай неизведанное… Предайся любви… И умри».

Внезапный порыв ветра едва не сорвал с нее шапку. Энни успела схватить ее и убрать в карман прежде, чем та улетела в море. Возвращаться в Харп-Хаус ей не хотелось, только не сейчас, когда в душе ее бушевала буря. Протиснувшись между скалами, она зашагала по тропинке к коттеджу.

Тео она не застала, он исчез вместе с «рейнджровером». Энни налила себе чаю, чтобы согреться, и устроилась за столом у окна, поглаживая Ганнибала и раздумывая о невеселых перспективах. Будь она в городе, бросилась бы в ближайшую аптеку и купила тест на беременность. Теперь она могла лишь заказать его по телефону и ждать следующего парома.

Однако, вспомнив, как островитяне передают по цепочке открытые ящики с заказами, Энни поняла, что о тесте придется забыть. На крошечном островке живешь как в аквариуме. Ища свой заказ, она видела в чужих ящиках спиртное, гигиенические тампоны и памперсы для взрослых. Ей совершенно не хотелось, чтобы всему острову стало известно, что она заказала себе тест на беременность. Ее охватила тоска по анонимности, свойственной большим городам.

Выпив чай, Энни достала тетрадь с описью и направилась в студию. Она собиралась методично осмотреть содержимое коробок, но, подойдя к двери, застыла на месте.

Пышка болталась в петле, свисавшей с потолка.

Пышка. Глупенькая, тщеславная, избалованная кукольная принцесса… Петля сжимала ей горло. Свернутая голова откинулась набок, застыв под неестественным углом. Локоны-колбаски из желтой шерстяной пряжи сбились в сторону. Маленькие тряпичные ножки беспомощно повисли, а один крошечный малиновый башмачок из лакированной кожи свалился на пол.

Всхлипывая, Энни бросилась на середину комнаты и схватила стул, чтобы снять куклу с веревки, прибитой гвоздем к потолку.

– Энни! – Стукнула, распахнувшись, входная дверь.

Крутанувшись на месте, Энни вихрем выбежала из студии.

– Ах ты мерзавец! Гнусный бесчувственный негодяй!

Тео ворвался в гостиную, словно лев в погоне за антилопой.

– Ты в своем уме?

Непрошеные слезы брызнули у Энни из глаз.

– Думаешь, это забавно? Ты совершенно не изменился.

– Почему ты не подождала меня? Хочешь, чтобы тебя подстрелили?

Энни гневно оскалилась:

– Это что, угроза?

– Угроза? Ты настолько наивна, что воображаешь, будто во второй раз такого не случится?

– Если это повторится, клянусь богом, я тебя убью!

Этот исступленный выкрик заставил замолчать их обоих. Энни не подозревала, что способна испытывать подобную ярость, но случившееся слишком больно ее задело. Капризная, самовлюбленная Пышка со всеми своими недостатками была частью ее самой. Энни чувствовала себя в ответе за куклу.

– Если что повторится? – настороженно спросил Тео, понизив голос.

– Поначалу все эти позы, которые принимали мои куклы по твоей милости, казались забавными. – Энни махнула рукой в сторону мастерской. – Но последняя твоя выходка жестока.

– Последняя выходка? – Тео прошел мимо нее. Повернувшись, Энни увидела, как он заглянул к ней в спальню, а потом устремился к студии. – Подонки, – пробормотал он сквозь зубы.

Последовав за ним, Энни остановилась в дверях мастерской. Тео протянул вверх руку и дернул за веревку. Достав Пышку из петли, он подошел к Энни и вручил ей куклу.

– Нужно как можно скорее вызвать сюда слесаря. Я этим займусь, – угрюмо заявил он, направляясь в угол комнаты.

Проводив его взглядом, Энни увидела то, чего не заметила с самого начала, и, похолодев, крепче прижала к себе Пышку. Остальные куклы, сидевшие прежде на полке под окном, лежали теперь в мусорной корзине. Их головы и ноги неуклюже торчали в разные стороны.

– Не надо. – Она бросилась к куклам. Обнимая Пышку, Энни опустилась на колени и бережно одну за другой достала кукол из корзины. Потом осторожно расправила их волосы и одежду. Удостоверившись, что куклы не пострадали, она подняла взгляд на Тео. Энни пристально вгляделась в его лицо, в выражение его глаз, но не увидела ничего нового.

Губы Тео сурово сжались.

– Тебе следовало дождаться машины дома. Я лишь ненадолго отлучился. Никогда больше не ходи одна. – Он вышел из мастерской.

Вот из-за чего он так бесновался, когда влетел в дом.

Энни усадила на полку Милашку, Лео и Питера.

«Спасибо, – беззвучно прошептал Питер. – Оказывается, я не так храбр, как воображал».

Не решившись оставить Пышку, Энни взяла ее с собой в гостиную, где снимал куртку Тео.

– У меня нет денег на слесаря, – тихо произнесла она.

– У меня есть, – отрывисто бросил Тео. – И я собираюсь врезать новый замок. Я не потерплю, чтобы кто-то слонялся по моей земле и крутился вокруг моего дома, пока меня нет.

Неужели Тео действительно заботился исключительно о себе, или просто позволил ей сохранить лицо?

Она надела на руку куклу. Знакомое прикосновение к коже отделанных рюшем юбок Пышки успокоило ее, прогнав тревогу. Уже не думая ни о чем, Энни подняла руку.

– Спасибо, что спас меня, – сказала Пышка своим хрипловатым кокетливым голоском.

Тео вскинул голову, но Энни обратилась не к нему, а к кукле.

– Это все, что ты можешь сказать, Пышка?

Кукла смерила Тео изучающим взглядом от макушки до пяток.

– Ты клевый.

– Пышка! – одернула ее Энни. – Как ты себя ведешь? Ну и манеры!

Кукла похлопала длинными ресницами, лукаво косясь на Тео, и проворковала:

– Вы клевый… сэр.

– Довольно, Пышка! – возмущенно воскликнула Энни.

Кукла раздраженно тряхнула кудрями.

– А что ты хотела от меня услышать?

– Я хотела, чтобы ты извинилась, – терпеливо объяснила Энни.

Пышка заносчиво фыркнула и надулась.

– С чего это мне извиняться?

– Ты сама отлично знаешь.

Наклонившись к уху Энни, кукла заговорила театрально громким шепотом:

– Я бы лучше спросила, у кого он стрижется. Ты ведь помнишь, чем обернулся мой последний визит к парикмахеру? Это был сущий кошмар.

– Только потому, что ты оскорбила девушку, намылившую тебе голову шампунем, – напомнила Энни.

Пышка надменно задрала нос.

– Эта гусыня вообразила, будто она красивее меня.

– Вообще-то меня, а не тебя.

– Она в самом деле красивее тебя, – с победным видом парировала Пышка.

Энни вздохнула.

– Хватит увиливать, сделай то, что следует.

– Ну ладно, ладно, – неохотно проворчала Пышка. Она выразительно хмыкнула, а потом еще более неохотно протянула: – Извините, я решила, что это вы вздернули меня к потолку.

– Я? – изумился Тео, как ни забавно, обращаясь к кукле.

– Меня можно понять, – фыркнула Пышка. – Достаточно вспомнить ваши прежние выходки. Никогда не забуду, как вы заставили Питера заглянуть мне под юбку. До сих пор никак в себя не приду.

– Но тебе это понравилось, сама знаешь, – поддела ее Энни.

Тео помотал головой, будто стряхивая паутину.

– А откуда ты знаешь, что это не я тебя повесил?

– Так это был ты? – На сей раз вопрос задала Энни.

Тео посмотрел ей в глаза.

– Как только что отметила твоя подруга… достаточно вспомнить мои прежние выходки.

– И я бы не удивилась, если бы, придя домой, увидела в своей постели Пышку с Милашкой в страстном объятии. – Энни стянула с руки куклу. – Но только не это.

– В тебе по-прежнему слишком сильна вера в людей. – Губы Тео досадливо скривились. – И месяца не прошло, а ты уже забыла, кто настоящий злодей в твоей волшебной сказке.

– Может, да, а может, и нет.

Тео смерил Энни долгим пристальным взглядом, потом прошел мимо нее в студию.

– Меня ждет работа.

Он не стал ничего отрицать и исчез, не сказав ни слова в свою защиту.

Вечером Энни не ждал изысканный ужин на двоих, поэтому она сделала себе бутерброды, а затем перенесла несколько коробок из мастерской в гостиную. Усевшись на полу, поджав под себя ноги, она раскрыла первую коробку. Там лежали журналы – от роскошных глянцевых еженедельников до старых, черно-белых, уже не выпускавшихся, давно забытых изданий. В некоторых из них встречались статьи Марии или публикации о ней. Энни переписала в свою тетрадь названия всех журналов, их номера и даты выпуска. Едва ли они представляли какой-то интерес для коллекционеров, и все же не мешало проверить.

Во второй коробке были сложены книги. Энни внимательно осмотрела каждую, ища автографы, убедилась, что между страницами не вложено что-то ценное, а потом занесла в тетрадь заглавия и имена авторов. Она понимала, что дальнейшая проверка займет целую вечность, а ей еще предстояло просмотреть содержимое двух оставшихся коробок.

За последнее время Энни немного окрепла и чувствовала себя лучше, чем в первые дни на острове, однако она по-прежнему нуждалась в сне больше обычного. Переодевшись в мужскую пижаму Марии, она достала из-под кровати домашние тапочки-обезьянки, но сунув ногу в первую тапочку, вдруг почувствовала что-то странное…

Взвизгнув, Энни отдернула ногу.

Дверь мастерской распахнулась. Энни испуганно сжалась, ее колотила дрожь. В комнату ворвался Тео.

– Что случилось?

– Дьявольщина! – Протянув руку, она брезгливо двумя пальцами подняла тапочку. – Взгляни на это! – Энни наклонила тапочку, и на пол вывалилась мертвая мышь. – Каким же извращенцем надо быть, чтобы проделать такое! – Она отшвырнула тапочку. – Ненавижу это место! Ненавижу этот проклятый остров и этот коттедж! – Энни гневно сверкнула глазами. – И не думай, что я испугалась несчастной мышки. Мне приходилось жить в домах, где бегали крысы. Просто я не ожидала, что какой-то псих подбросит мне в тапочки дохлую мышь!

Тео ссутулил плечи, сунув руку в карман джинсов.

– Возможно… это сделал вовсе не псих.

– По-твоему, это в порядке вещей? – Голос Энни снова сорвался на крик, но ее это уже не заботило.

– Может быть. – Тео потер ладонью подбородок. – Если… ты кот.

– Ты хочешь сказать… – Энни в ужасе уставилась на Ганнибала.

– Считай, что получила любовное послание, – объяснил Тео. – Такие щедрые дары он преподносит лишь тем, кого любит.

Энни повернулась к коту:

– Чтобы больше такого не повторялось, ты меня слышал? Это отвратительно!

Ганнибал лениво потянулся, неспешно пересек комнату и уткнулся носом в босую ногу Энни.

Она горестно застонала:

– Этот жуткий день когда-нибудь кончится?

Улыбаясь, Тео подхватил кота на руки и выпустил в коридор, затем закрыл дверь, оставшись вдвоем с Энни.

Она сорвала халат с крючка на двери кладовки. Запахнув полы халата и затянув пояс, Энни вспомнила случай, который пыталась забыть.

– Ты однажды подбросил мне в постель дохлую рыбу.

– Да, было дело. – Тео прошелся по комнате, разглядывая висевшую на стене огромную фотографию резной деревянной спинки кровати, заменявшую оригинал.

– Зачем? – потребовала ответа Энни. Ганнибал с возмущенным воем поскребся в дверь.

– Потому что мне это казалось забавным. – Тео провел пальцем по верхнему краю фотографии, уделяя ей куда больше внимания, чем она заслуживала.

Энни обошла мышиный трупик.

– Кого еще ты истязал, кроме меня?

– Думаешь, одной жертвы недостаточно?

Накрыв мертвую мышь корзиной для мусора, Энни подошла к двери и впустила Ганнибала, который тотчас перестал завывать. Ей вовсе не хотелось вести этим вечером задушевные беседы с Тео, и уж точно не в своей спальне, но у нее накопилось слишком много вопросов.

– Я начинаю верить, что ты ненавидишь Харп-Хаус почти так же люто, как я. Тогда почему же ты приехал на остров?

Тео подошел к окну и остановился, глядя на голую зимнюю равнину.

– Мне нужно закончить книгу. Я искал спокойное место, где можно писать и где никто бы мне не мешал.

Энни уловила иронию в его словах.

– Ну и как тебе работается?

Оконное стекло затуманилось от его дыхания.

– План оказался не слишком удачным.

– До конца зимы еще далеко, – заметила Энни. – Ты вполне можешь снять себе домик на Карибах.

– Мне и здесь неплохо.

Но Тео лукавил. Энни смертельно надоела окружавшая его таинственность и унизительное чувство бессилия от невозможности узнать о нем хоть немного больше.

– Зачем ты приехал на Перегрин-Айленд? Только не надо юлить. Я лишь хочу понять.

Тео повернулся к ней. Выражение его лица казалось таким же ледяным, как морозный узор на стекле.

– Понятия не имею.

Его надменная поза владетельного лорда нисколько не обескуражила Энни, ей даже удалось изобразить нечто похожее на презрительную усмешку (во всяком случае, так ей хотелось думать).

– Можешь отнести это на счет моего неиссякаемого любопытства – меня всегда занимал вопрос, как работает извращенный ум.

Тео выразительно приподнял бровь, но, похоже, не слишком оскорбился.

– Нет более неприятного занятия, чем слушать жалобы какого-нибудь недоумка с солидным счетом в банке, как тяжело ему приходится.

– Верно, – подтвердила Энни. – Но ведь ты недавно потерял жену.

Тео пожал плечами:

– Я не единственный, с кем случилось такое.

То ли он умело скрывал свои чувства, то ли был совершенно бесчувственным, как всегда подозревала Энни.

– Но кроме этого ты лишился сестры. И матери.

– Мне было всего пять лет, когда она умерла. Я едва ее помню.

– Расскажешь мне о своей жене? Я видела ее фотографию в Сети. Красивая женщина.

– Красивая и независимая. К таким женщинам меня всегда влекло. – Энни мало что знала об этих качествах. – Вдобавок Кенли отличалась редким умом. И целеустремленностью. Но больше всего меня завораживала ее независимость.

В жизненной игре Энни не принадлежала к числу победителей, что ясно показывал счет: Кенли Харп – четыре, Энни Хьюитт – ноль. Не то чтобы Энни ревновала к покойнице, просто ей страстно хотелось быть такой же независимой. Впрочем, ослепительная красота и феноменальный ум ей бы тоже не помешали.

Будь на месте Тео кто-то другой, она сменила бы тему разговора, но их отношения вышли далеко за границы нормального, так что Энни беззастенчиво задала интересующий ее вопрос:

– Если твоя жена обладала всеми этими достоинствами, почему же она убила себя?

Тео не торопился с ответом. Он мягко оттеснил Ганнибала от перевернутой мусорной корзины, затем проверил оконные шпингалеты и наконец произнес:

– Кенли хотела наказать меня за то, что я заставил ее страдать.

Равнодушие Тео вполне соответствовало образу злодея, которым считала его Энни, однако оно показалось ей наигранным.

– Ты и меня заставил страдать, но я не собираюсь себя убивать, – небрежно заметила она.

– Звучит обнадеживающе. Только ты не Кенли, и твоя независимость не одна только видимость, как у нее. – Энни молчала, пытаясь осмыслить услышанное, и тут Тео перешел от обороны к наступлению. – Довольно болтать всякий вздор. Раздевайся.