Красавица-чудовище Володарская Ольга
– Викентий Сергеевич, к вам пришли, – услышал он голос секретаря.
– Клиент без записи?
– Нет. Из полиции. Старший оперуполномоченный Карелин.
– Карели, – поправил ее опер – Бородин услышал это.
– Впустите сразу после того, как мой кабинет покинет клиентка, – бросил доктор своей секретарше. После чего отсоединился.
Светочку, оставшуюся довольной предложенным размером, удалось выпроводить через десять минут. А все потому, что ей хотя и нравилась полная тройка, но хотелось хотя бы четверку. Пусть и не налитую. Немного поторговались. Последнее слово осталось за Бородиным.
– Можно? – услышал он мужской голос. Это, выпустив из кабинета Светочку, в него заходил полицейский.
– Прошу. – Бородин пригласил визитера, указав на кресло рядом со столом.
Тот прошел, а перед тем как сесть, протянул руку и представился:
– Майор Карели. Иван Федорович.
– Викентий Сергеевич Бородин, – назвался доктор и пожал крепкую пятерню майора.
– Занятное у вас имя.
– Оно не сравнимо с вашей фамилией.
– В точку, – улыбнулся майор.
Это был приятный мужчина невысокого роста. С пшеничными усами и шевелюрой. Бородину он напомнил доктора Ватсона в исполнении Виталия Соломина.
– Дед у меня итальянец. Фамилия его Корелли. Произносится через «э», а не «е». Довольно распространенная, кстати сказать, на Сицилии. Но одна «л» выпала еще при регистрации моего отца. А мне еще и первую гласную заменили. Так что я Карели.
– На итальянца вы совсем не похожи, – заметил Бородин.
– А вы на Викентия, – рассмеялся тот. – Ведь это какое-то старославянское имя?
– А вот и нет. Оно как раз римское. Означает «побеждающий».
– Так мы с вами оба итальянцы, значит!
– Типа того, – хрюкнул Бородин. Он хоть и был темноволос, кудряв и смугл, и его обычно принимали за кого угодно, только не славянина, в родне имел, кроме русичей, только одного прибалта. – Хотите чаю, кофе?
– От водички не отказался бы.
Бородин кивнул головой и разлил остатки минералки по стаканам.
– Вы ко мне по какому делу? – поинтересовался он у майора, протянув ему воду.
– По делу об убийстве. Одну из ваших пациенток сегодня ночью зарезали.
– Прежде чем спросить какую, я хотел бы уточнить – а как вы узнали, что она моя пациентка? Я вроде автографов на своих работах не ставлю…
– В ее сумочке найден чек из вашей клиники. В ней указано имя доктора.
– Хм… Значит, недавно было? Это хорошо, не нужно будет поднимать карточки со снимками, чтобы вспомнить ее. Как имя, фамилия пострадавшей?
– Олеся Красотуля.
– Красотулю? Убили? О боже!
– То есть вы помните ее?
– Конечно. И не потому, что она не так давно была у меня. Просто эта девушка… она… таких не забывают!
– С чем это связано?
– Солнечный человек. Сгусток теплой энергии. Когда она в кабинет заходила, светлее становилось… – Бородин опустился на стул и уронил голову на согнутую и сжатую в кулак руку. А-ля Роденовский «Мыслитель». – У кого рука только поднялась? Не могу поверить…
– Никто не верит. Все, с кем успели побеседовать, реагируют на новость примерно так же, как и вы. Все в шоке.
– Красотуля всегда говорила, что хочет жить вечно, но поскольку это невозможно, планирует отметить столетие и только после этого задуматься о смерти. Я нисколько не сомневался, что так и будет. Она доживет…
– Вы так хорошо ее знали?
– Неплохо.
– Встречались вне клиники?
– Нет. Это запрещает врачебная этика. Но Красотуля была постоянной клиенткой нашей клиники, и мы много общались.
– Когда она пришла к вам впервые?
– Два года назад. Ей тогда было двадцать. Когда девушка вошла в кабинет, я восхитился ею.
– Это из-за того сияния, про которое вы…?
– Да-да! Понимаете, я видел много внешней красоты. Сам ее создавал. Меня не удивишь. А вот внутренняя для меня ценна. И Красотуля была красотулей даже тогда, когда ее лицо и тело не были совершенными. Хотите покажу, как она выглядела до того, как я взялся за нее?
– Да, конечно.
Бородин открыл ящик с картотекой и нашел папку Олеси.
– Вот, смотрите! – Он выложил перед Карели фото, на котором была изображена Красотуля перед первой своей операцией. – Как вам девушка?
– Никак. Невзрачная, на мой взгляд. Но и не дурнушка.
– Фото не может передать настоящей красоты. В этом дело! Но в жизни она была… – Он не хотел повторяться, поэтому оборвал предложение. – Но вы сами понимаете, какое сейчас время. Глянец правит миром. Особенно девичьим. Модные журналы, рейтинги, гламур чертов. Соцсети, сэлфи, лайки, статусы и прочая фигня! Красотуля так хотела соответствовать своей фамилии, что явилась ко мне.
– Что она хотела переделать? – спросил Карели, рассматривая фото. Видимых изъянов во внешности Олеси не наблюдалось.
– Все!
– И за что вы взялись?
– Я оперировал ей нос и увеличивал грудь. Губы она изменила при помощи инъекций в нашей же клинике, но не у меня. Еще она исправляла форму лица: подбородок, скулы. Где, не знаю. То есть мне она досталась уже «не девственницей».
– Да, нос у нее не очень был. Да и грудь маловата. А вот губы я бы оставил, как есть.
– Я вообще все бы оставил, как есть! О чем говорил ей. Советовал просто к хорошему стилисту обратиться. У Красотули отец богатый. Он ушел из семьи, когда Олесе было двенадцать, но продолжал содержать дочку. Она могла себе позволить любого имиджмейкера. Но девушка считала, что должна стать совершенной. Толстый нос, подбородок выпирающий, грудь нулевая практически. Нельзя жить с такими «недостатками». Я и мои коллеги устранили их. Грудь, кстати, в последнюю очередь переделана была. То есть недавно. У нее доброкачественная опухоль имелась, удаляла, потом ждали, когда заживет.
– Да, она была в компрессионном белье. И счет из клиники за эту процедуру в сумке обнаружился.
– Теперь в гробу с красивыми сиськами лежать будет, – пробормотал Бородин, не сразу поняв, что озвучил свои мысли.
– Скажите, Викентий Сергеевич, имелись ли у Олеси враги или просто недоброжелатели? Я так понял, она с вами довольно откровенна была…
– Ее все обожали! Друзей было море. Если забывала отключать мобильный перед тем, как в кабинет войти, так на второй минуте приходилось это исправлять. Ее телефон просто-таки обрывали. Красотуля очень легко сходилась с людьми. Подкупала всех своей солнечностью. У нас весь персонал ее обожает. С кем-то, как мне кажется, она даже могла крепко подружиться. Вы опросите работников.
– Обязательно. – Майор залпом выпил воду. – А с отцом отношения какие?
– Отличные. Операции оплачивал он. Красотуля была студенткой, не работала.
– А с его новой женой и детьми, если таковые появились, ладила?
– Вроде бы. Рассказывала про братика сводного, с которым любит играть в компьютерные стрелялки. Причем у него дома. Значит, вхожа в новую семью. Олеся вообще никогда ни о ком дурно не отзывалась.
– Это солнышко миновали затмения?
– Создавалось такое впечатление.
– А у нее был парень, жених, сожитель?
Бородин задумался. Впервые за время этой беседы (допрос сей диалог не напоминал) он не знал, какой ответ дать.
– Я не знаю, – честно признался Бородин. – Красотуля много рассказывала о себе, но об интимном, сокровенном никогда. У меня сложилось впечатление, что Олеся вообще не особо интересуется мужчинами. Она вся в общении, движении, познании. Причем зачастую виртуальном. Красотуля была очень активным пользователем Интернета.
– Из породы тех, что не притронутся к обеду, не сфотографировав его, чтобы выложить снимок в инстаграм? Среди современной молодежи сейчас таких подавляющее большинство. Увы. Кстати, Олесю убили сразу после того, как она сделала селфи, но не успела выложить снимок.
Бородин горестно вздохнул.
– Викентий Сергеевич, а что вы делали сегодня между двумя и тремя часами ночи? – огорошил его вопросом майор.
– Я так понял, это примерное время смерти Олеси? – Тот кивнул. – То есть я подозреваемый?
– Я просто задал вопрос.
– Спал я в это время.
– На всякий случай спрашиваю, это кто-то может подтвердить?
– Нет, я живу один. Мы с друзьями вчера попьянствовали немного, разошлись в двенадцать, я сразу уснул.
– Что ж, спасибо за беседу, Викентий Сергеевич. Если еще будут вопросы, я свяжусь с вами. А если не я, то кто-то из моих коллег. Не дадите личный номер?
Бородин протянул визитку.
– До свидания, – попрощался с ним майор и покинул кабинет.
В дверь тут же сунулась секретарша.
– Пациентка ждет уже десять минут, можно впускать?
– Через пару минут. И, будь добра, принеси еще воды.
Когда секретарша скрылась за дверью, Бородин вытер вспотевший лоб рукавом халата.
Беседа с опером тяжело ему далась. И все же Викентий был уверен, он был убедительным, и Карели ничего не заподозрил. Одно плохо, об алиби не подумал заранее…
Глава 4
Женщина, стоящая у окна, была прекрасна!
Тонкая, высокая, грациозная. Поза, в которой она застыла, позволяла оценить изящный изгиб бедра. Женщина стояла, чуть отставив длинную ногу, и Родион едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не прижаться к ней губами.
Он подошел к проигрывателю компакт-дисков (старенькому, но служившему верой и правдой), нажал на копку пуска. Из динамика зазвучала красивая инструментальная композиция. Родион слушал только такую. Или пение а-капелла. По его мнению, музыка и голос не сочетались. Либо одно, либо другое. Иначе одно отвлекает от другого. А зачастую марает… одно или другое.
– Как ты прекрасна! – прошептал Родион. Он знал, женщина не услышит его. Но это не имело значения. Он хотел сказать это, вот и сказал.
Из окна лился солнечный свет. Не слепящий, полуденный, а приглушенный, предзакатный. Очень теплый, мягкий, уютный. С бронзовыми бликами. Этот свет обволакивал тело женщины, и она была похожа на статую.
Родион подошел к ней, медленно опустился на корточки.
Робко приложился щекой к ее ноге. Она оказалась теплой. Солнце нагрело ее.
Закрыв глаза, Родион стал тереться о колено женщины. Как кот. И только потом позволил себе запечатлеть на нем поцелуй.
– Родя! – послышалось из-за двери. – Родя, ты дома?
Он вскочил на ноги, едва не уронив женщину. Она бы рухнула на пол, но Родион успел ее удержать.
– Родя!
– Тут я, тут! Иду! – проорал он и стал торопливо натягивать на себя одежду. До этого момента он был обнаженным. Как и его женщина.
В дверь заколотили.
– Ты зачем запираешься? Что за моду взял? – возмущался дед, явившийся, как всегда, без предупреждения. – Живет один и запирается, как будто в коммуналке!
– Если бы ты не шастал, не запирался бы, – пробурчал Родион себе под нос и бросился открывать.
Квартира эта принадлежала деду. Поэтому он и заваливался в нее, когда хотел.
Когда Родя разменял четвертый десяток, на семейном совете было решено отселить его от родителей. А то, живя с ними под одной крышей, так и не женится. Когда завтраки готовит и носки стирает мама, в заботе другой женщины не нуждаешься. А будет один обитать, глядишь, озаботится поиском второй половинки. Опять же станет для барышень более привлекательным. Мужчина, в тридцать лет живущий с мамой и папой, мало кого заинтересует.
И дед пошел на жертву. Он согласился уступить внуку свою квартиру, сам переехал к дочке с зятем. Однако без присмотра Родю не оставил. Навещал чуть ли ни через день. То цветы проверить, то сантехнику, она была старой, то почту. И Родю, конечно же! Сам дед в молодости был, как он сам выражался – «борогозником». Любил выпить, погулять. Женщин обожал. Из-за чего с первой женой развелся. Та не смогла его измены терпеть. И если б один жил в те годы, то устраивал бы в квартире «фестивали» (опять же слово из его лексикона). А если бы был трезвенником, как внук, то уж девочек водил бы точно.
Вот только Родя, как ни приди, всегда бывал в квартире один. Если, конечно, не считать пластиковой бабы, что стояла у окна. Дед, когда первый раз ее увидел с улицы, подумал, живая. Решил, внук обзавелся подружкой. А оказалось, у окна манекен стоит.
По прошествии полугода, ровно столько Родя жил отдельно, манекен продолжал стоять на том же месте. Что деда выводило из себя!
– Убери ты эту дуру пластиковую от окна, – громыхнул он, ввалившись в комнату. – Зачем ей стоять именно здесь?
– Я тебе объяснял двадцать раз.
– Ты все про освещение?
– Именно.
– Родя, я понимаю, вы, творческие натуры, с прибабахом, но соображалка и у вас есть. Работаешь – ставь к окну. Уходишь из дома – убирай. У тебя же она вечно тут стоит! Зачем?
– Сейчас я работал…
– Что-то я не вижу тряпок!
– Я создавал образ в голове.
– А! – Дед в сердцах махнул рукой и зашагал в кухню.
Родион был модельером. Вернее, пытался им стать. Поэтому наличие манекена в доме не вызывало подозрений. Тем более Родя постоянно на него, вернее, нее, Леду (именно такое имя он дал своей пластиковой красавице), надевал наряды собственного производства. Все думали, он создает коллекцию. Но то, во что он наряжал Леду, предназначалось лишь ей. А у окна она стояла всегда потому, что Родя, возвращаясь домой, хотел видеть ее. Леда как будто встречала его. Ждала… Стоя у окна. На котором тюль был настолько прозрачный, что не маскировал ничего, а подергивал словно дымкой точеный силуэт.
– Пойдем пить чай, – послышалось из кухни. – Мать пирогов прислала, твоих любимых, со щавелем.
Родя поспешил на зов. Пироги эти он на самом деле обожал. Никто не мог их печь так, как его мама. Родион много раз спрашивал у нее, в чем секрет, она лишь пожимала плечами и отвечала, что не нужно жалеть сахара, готовя начинку.
Пироги он любил запивать молоком. К счастью, оно в холодильнике имелось. Оказавшись в кухне, Родя достал коробку и вылил ее содержимое в большую кружку, именуемую бульонницей.
– Как твои дела? – спросил дед, заваривая себе чай. Молоко он терпеть не мог с детства.
– Нормально.
– Вечно у тебя так…
– Разве это плохо?
– Конечно. Нормально – это никак. – Дед скрестил руки на груди и посмотрел на внука своим фирменным, как выражалась мама, прокурорским взглядом: – Девушку не завел?
– Нет.
– Почему?
– Дед, это же не котенка завести. Пошел в зоомагазин или на птичий рынок и выбрал того, кто приглянулся.
– По мне, так даже проще! Котят только в зоомагазинах и на птичьих рынках продают. А девушки, они везде. На улице, в метро, в кафе. Я, бывало, за день с пятью знакомился, с тремя встречался и с парой в койке оказывался.
– Дед, сейчас другие времена. На улицах мало кто знакомится.
– А где знакомятся?
– В Интернете.
– Тьфу! – Дед в сердцах сплюнул. – Там такое подсунут. Вон мать твоя заказала себе платье на юбилей. Так прислали не тот размер и цвет. Так ведь и с девушкой получиться может. Знакомишься со стройной блондинкой, а на свидание толстуха придет с красными волосами! Да еще, не дай бог, с пробитым носом и зеленым драконом на плече. – Это дел имел в виду пирсинг и татуировку. Девушки, что украшали себя подобным образом, его ужасали. – Ладно, возьму это дело в свои руки.
– Не надо! – возопил Родя, едва не подавившись пирогом.
– Поспрашиваю у знакомых своих, может, есть у кого внучка на выданье, – не стал его слушать дед. – Меня тоже с твоей бабкой родственники познакомили. И как жили хорошо.
Родя мысленно усмехнулся. Это дед с бабкой хорошо жили? Да он постоянно куролесил, а она его за это поедом ела. Но в отличие от первой супруги терпела. Что в конечном итоге свело ее в могилу довольно рано – умерла бабушка в пятьдесят девять лет от сердечного приступа.
– Ладно, пойду я, – сказал дед, когда пироги были съедены. – Футбол через два часа, а у тебя телевизор крохотный! Неужто не можешь себе нормальный купить? В кредит же дают.
– Мне достаточно и такого. Ты же знаешь, я не любитель телевидения.
Он проводил деда до двери. Попрощался с ним. После чего вернулся в комнату… К своей Леде.
Он нашел ее на свалке. Только переехав в квартиру деда, понес выбросить стариковский хлам и увидел эту женщину. Она лежала в куче мусора, отмокших после дождя ящиков, тряпок, поломанной мебели. Родя не сразу понял, что это манекен. В свете заходящего солнца кожа казалась живой, чуть загорелой, бархатной. Решив, что девушка жертва какого-то преступления, он бросился к ней на помощь. Оказалось, помощь не требовалась. В куче мусора лежала пластмассовая кукла.
Родион поднял манекен, осмотрел. Не заметив особых повреждений, взял с собой. Ему, как модельеру, не помешает.
Он отмыл Леду (тогда, правда, она еще не имела имени), кое-где, как сказал бы дед, подшаманил и поставил у окна, чтобы естественно осветить силуэт. При искусственном освещении манекен совсем не походил на человека, а ему нужно было представить, как будет выглядеть настоящая женщина в платье, что он задумал. Он накидывал на плечи Леды ткани, подбирал, выбрав нужный материал, драпировал, скалывал. В итоге так увлекся, что вместо того, чтобы отправиться спать, занялся кроем, затем уселся за машинку. Платье было готово к утру! Пусть и без чистовой отделки. Оно получилось невероятным. Роде даже снимать с манекена его не хотелось. Да и лень было – он чудовищно устал. Не потрудившись раздеться, он рухнул на кровать и вырубился…
Ему приснилась Леда! Это имя пришло во сне, да…
Родион помнил, что так звали древнегреческую царицу, которой Зевс, плененный ее красотой, овладел, обратившись лебедем. А так как платье, что он сшил для пластиковой девушки, отдаленно напоминало греческую тунику, а его широкие рукава – крылья, то имя ей чрезвычайно подходило.
Родин смотрел на нее и тут уловил движение. Леда чуть повела плечом. Затем изогнула шею. Ее приподнятая и согнутая в локте рука вытянулась. Леда будто разглядывала себя. А скорее платье, что сшил для нее Родя. Изучив его, она повернулась. Лицо было так же безмятежно. Но в нем появилось нечто… Внутренний свет? Он наполнил глаза и рот лаской. Леда улыбалась Роде. И чуть заметно кивала головой. Благодарила за наряд.
Сон оборвался неожиданно. Родя отлежал руку, которую сунул под голову, пришлось менять позу. Когда он сделал это, сон ушел.
Открыв глаза, Родион посмотрел на Леду. На миг ему показалось, что она все еще жива. Солнечный свет падал на нее таким образом, что создавалось впечатление, будто она чуть повернула корпус, чтоб поглядывать из-за плеча на Родю. Вот только это была иллюзия! Увы…
После той ночи, а вернее утра, он не мог относиться к своей находке, как к обычному манекену. Для него она была женщиной, душу которой какой-то гневливый бог (не Зевс ли?) заключил в тюрьму пластикового тела. Хорошо, что она могла иногда покидать его, являясь к Роде в снах…
Да и сны ли то были?
Уж очень реальны.
Родя полюбил Леду не сразу, но очень скоро. Впервые за тридцать лет это чувство накрыло его.
Он всегда был со странностями. С чудинкой, как говорила мама. Или, как выражался дед, имеющий свой неповторимый лексикон, «с фиалками в башке». Родители считали это проявлением творческой натуры – Родя прекрасно рисовал, лепил, вязал, и радовались тому, что сын не хулиган и двоечник. Уж лучше пусть сам с собою разговаривает или ни с того ни с сего начинает что-то напевать, да не дома, а на уроке или в переполненной маршрутке, зато тихий и прилежный. А вот дедушку это беспокоило. Не должен, по его мнению, пацан таким быть. А уж когда он увидел, как Родя салфеточки крючком вяжет да спицами шарфики, забил тревогу.
– Ваш сын растет педалькой, – выдал он как-то дочери.
– Кем? – опешила та.
– Заднеприводным.
– Папа, что за технические термины? Педали, приводы… Объясни толком.
– Да гомосексуалистом растет твой сын.
– Перестань! – возмутилась мать.
– Точно тебе говорю.
– Знаю. Тебе не нравится его хобби, ты считаешь, что вяжут только женщины, но это не так. К тому же Родя хочет стать модельером…
– Да, да. Среди них как раз большая половина педалек, – не отступался дед.
Но оскорбленная мама не пожелала его больше слушать. Упрямый дед вернулся к этому разговору спустя время, когда внук учился в десятом классе.
– Ты все еще будешь утверждать, что Родя не сбитый компас?
– Чего?
– С ненормальной ориентацией.
– Опять ты за свое! – простонала мама. – Да, теперь он еще шьет и собирает украшения. Но это не доказательство…
– Это – нет. Юдашкин с Зайцевым тоже шьют, а семьи имеют, я почитал. А вот что у Роди девочки нет, это наводит на размышления.
– Ему только семнадцать. Не у всех в этом возрасте они есть.
– Но он даже симпатию не проявляет ни к какой! Не говорит, кто ему нравится, в гости никого не зовет.
– Он и мальчиков не зовет. Такой он у нас.
Да. Он был такой. Не просто закрытый – забетонированный, как бомбоубежище. Даже родителей держал на большом расстоянии, а уж посторонних подавно. Хотя был со всеми вежлив, мог поддержать разговор, посмеяться. С одноклассниками и ребятам из художки нормально ладил. Но ни с одним не поддерживал отношения вне школы.
Мама начала беспокоиться, когда сыну исполнилось двадцать пять. У некоторых его ровесников семьи, у большинства невесты, у кого-то куча девушек, а у Роди никого. Она, грешным делом, стала мечтать о том, чтоб ее сын оказался геем. Тогда все объяснимо. И не так подозрительно. Да, ей хотелось бы видеть сына… кхм… не сбитым компасом, но лучше уж он будет им, а не вечным одиночкой. А что? Сейчас за границей и брачными узами им сочетаться разрешили, и детей усыновлять позволят скоро. И в России стали терпимее относиться к однополым союзам…
Но Родя не проявлял интереса и к парням тоже!
Она пыталась с ним разговаривать на эту тему. Но сын отвечал уклончиво, а чуть надавишь, он нырк в свой бетонный бункер, и попробуй достучись.
Когда Родя отметил свое двадцатисемилетие, родители облегченно выдохнули. Их сын стал встречаться с девушками. Домой никого не приводил, но начал подолгу разговаривать по телефону (мама прислушивалась – голоса были женские), какие-то подарочки покупать, иногда его привозили девушки к подъезду или забирали, и Родя до утра где-то пропадал. Вот только выводы их были ошибочными. Родион устроился работать в крупное модельное агентство помощником директора, и все его контакты с барышнями носили сугубо деловой характер, пусть и с налетом приятельских отношений. Уж такой был этот модельный бизнес, в нем все делали вид, что без ума друг от друга. А ночами он за моделями на крупных показах в каких-нибудь клубах присматривал. Вот и все…
Родион вернулся в комнату. К Леде.
Пока они с дедом кушали, солнце скрылось. Не за горизонтом, а за тринадцатиэтажкой, стоящей напротив дедова дома. В сумрачном свете тело Леды совсем не походило на живое. Но хуже другое, на нем становились заметны изъяны – вмятинки на пластике, пятнышки. Чтобы не видеть их, Родя торопливо натянул на Леду платье. А ее голову обвязал шарфом.
Теперь совсем другое дело!
Как живая…
Он послал Леде воздушный поцелуй и направился в соседнюю комнату. В мастерскую. Там его ждало незаконченное свадебное платье. Он работал над ним уже неделю, дольше, чем над всеми остальными туалетами, но дело пока к завершению не близилось. А все из-за Родиных метаний. Хотелось сшить что-то грандиозное. Идей было много, вот он и переделывал свадебный наряд уже три раза. Но и последним вариантом был не очень доволен.
Зазвонил телефон. Родя отправился на его поиски. Была у него дурная привычка засовывать сотовый то под диван, то под подушку, то в ящик. А как-то он обнаружил его в холодильнике. Убирая туда масло, машинально и телефон положил.
На сей раз место, в котором он нашелся, оказалось не таким экзотическим. Всего лишь «карман» швейной машинки. Телефон лежал среди ниток и шпулек. Родя взял его, поднес к уху.
– Родя, ты не представляешь, что произошло!.. – услышал он возбужденный крик своей знакомой модели. – Это просто кошмар!
– Слишком длинное вступление, – буркнул он. – Переходи к сути. Что случилось?
– Убийство! – Голос сорвался. «И» прозвучало как визг. Родя передернулся, неприятный звук.
– Кто погиб?
– Красотуля! На нее ночью напали, когда из ресторана шла. А я, представляешь, только утром ее видела. А вечером лайкала ее свежие фотки… И вот ее нет!
– Это печально.
Повисла пауза.
– Ты так это говоришь, будто тебе все равно, – вновь заговорила девушка. Голос у нее был уже не возбужденный, а недовольный. – Или ты уже знал о том, что она мертва?
А он на самом деле знал…
Роде это приснилось. Поэтому свадебное платье, которое он шил для Красотули, в последнем варианте напоминало саван.
Глава 5
Виола постучала в дверь и, услышав «Войдите», толкнула ее.
– Добрый вечер, – поздоровалась она с сидящим за столом мужчиной.
– Добрый, – откликнулся он. – Вы Виола Игоревна Лебедева?
– Она самая.
– Проходите. – Когда Виола села на предложенный ей стул, следователь представился. – Старший лейтенант Внуков Петр Петрович.
Следователь ей понравился сразу. Был он какой-то к себе располагающий, как киношный мент из старых сериалов про разбитые фонари и убойную силу. У настоящих полицейских редко такие лица бывают. Профессия отпечаток накладывает, делая их напряженнее, жестче, сумрачнее. Как-то на отдыхе Виола познакомилась с девушкой-парикмахером. Очень хорошенькой кучерявой блондиночкой. Фигурка точеная. Ростик маленький. Глаза голубые, широко распахнутые. Милый такой пуделек на первый взгляд. Но стоит присмотреться… Если что-то было не по ее, блондиночка резко преображалась. Пуделек показывал клыки, ощетинивался и уже не производил впечатление милого зверька, которого хочется потискать. Спасаться от такого нужно, пока не покусал. Потом девушка «раскололась» и сообщила, что она дознаватель в прокуратуре. А про парикмахерскую врала, чтоб мужчин не отпугивать.
– Виола Игоревна, как давно вы знаете Олесю Красотулю? – обратился к ней с первым вопросом Внуков.
– Чуть больше двух лет.
– Где познакомились?
Читать бесплатно другие книги:
