Свидетель, не увидевший свет (сборник) Леонов Николай
– Тело нужно спрятать в холодном месте, – пожал Гуров плечами и раздраженно посмотрел на промолчавшего лейтенанта. – Наверное, у них в полиции будут проводить вскрытие, и тело нужно сохранить. Так, Чебриков?
– Да, – согласился участковый. – Но вот куда прятать? У нас холодильник только в магазине.
– И оставить поселок без продуктов, – хмыкнул Захаров, натягивая сапог. – Труп и молоко с маслом в одной холодильной камере?
– Нет, этого делать, конечно, нельзя, – вставил Гуров. – Слушайте, а у вас тут в заброшенных домах, может, погреба есть?
– Точно, – одобрительно улыбнулся охотник. – Ледник! Уж, во всяком случае, там температура ниже десяти градусов, даже если погребом и не пользовались несколько лет. Тут до вечной мерзлоты рукой подать.
Гуров знал, что ледниками в народе называли погреба, в которые еще с ранней весны складывали лед, вырубленный на реке. И потом весь год на этом льду, пересыпанном опилками, хранились любые продукты.
– Тогда нужна машина, – предложил сыщик.
– Дольше бегаем и ищем, – с сомнением проговорил Захаров. – Смотрите, тело уже темнеть начало. Надо нести.
– Может, ты еще предложишь его на спину взвалить? – вдруг раздраженно вставил Бочкин.
– Какой ты нервный, Паша, – усмехнулся охотник. – Рано тебе жениться с такими нервами. Не знаешь, как из подручных средств носилки сделать? Я научу.
Через несколько минут, стянув с трупа сапоги и сняв с багра стальной крюк, два имеющихся шеста продели в одежду погибшего, не снимая ее. В каждую штанину вдоль ноги, потом под расстегнутые брюки, дальше шесты пропустили под рубашку и куртку, прорезав в плечах два отверстия. Вчетвером подняв эти импровизированные носилки, мужчины двинулись к поселку.
Около леса, побродив по развалинам старых домов, Чебриков и Захаров первыми нашли подходящий погреб. Приподняв две старые тяжелые створки, которые располагались почти горизонтально земле, они увидели кирпичные ступени, ведущие вниз. На глубине двух метров была еще одна дверь, теперь уже вертикальная. Поборов сопротивление заржавевших петель, мужчины все же открыли ее. Изнутри пахнуло холодом и запахом подгнивших овощей. Тело сняли с шестов и осторожно спустили в погреб, уложив посередине на полу. Выходя из погреба, Гуров показал участковому на сохранившиеся ушки для навесного замка на двери и косяке. Тот кивнул, а когда все поднялись на поверхность, Чебриков оставил Гурова караулить тело, а сам отправился в магазин покупать замок. Остальных он поблагодарил и отпустил по домам, взяв обещание держать язык за зубами. Особенно насчет причин смерти Калинина.
Гуров сидел на кухне у Чебрикова и рассматривал три обрывка ткани под светом настольной лампы. Один кусок он подобрал, когда они проделывали дырки в куртке Калинина для транспортировки тела. Второй кусок был снят с крюка самодельной «кошки», которую они забрасывали в воду в поисках кабеля. Третий, самый маленький кусок был снят с отщепленного края доски плота.
– Я уверен, что вот этот самый маленький клочок тоже от куртки Калинина, – сказал Лев после тщательного осмотра. – Сказать можно было бы с большей уверенностью, если бы у нас был микроскоп. У тебя, Володя, нет случайно микроскопа? В нашем безнадежном положении он мог бы существенно помочь.
– Положение еще безнадежнее, чем вы думаете, – вздохнул участковый. – Микроскопа нет даже в нашей начальной школе.
– Ты тут уже искал микроскоп? – удивился Гуров. – Зачем?
– Да не искал. Просто так получилось, что, когда я принимал участок и знакомился со всеми, включая и руководство школы, учительница, она же и директор, пожаловалась, что оснащение у нее на полном нуле. Нет самого необходимого. Из района она получала только мел для доски. Даже тряпки для мытья полов приходилось выпрашивать у местного населения. Лампочки ей, по доброте душевной, железнодорожники привозили, а швабры, лопаты и другой инструмент для ухода за территорией школы из лесхоза давали. Тоже даром.
– Жалко, микроскоп нам бы помог еще в одном деле. Слушай, а перекись водорода у тебя есть?
– Вы порезались? – спросил Чебриков, поднялся со стула и пошел к холодильнику. Вернувшись, он поставил перед сыщиком белый матовый пластиковый пузырек.
– Нет, дружок. – Гуров вытащил из кармана две щепки от плота и разложил их на столе. – Понимаешь, если бы у тебя был микроскоп, мы бы могли сделать соскоб с этих вот темных пятен на щепках, потом положить их под покрывное стеклышко микроскопа и ввести туда небольшое количество перекиси водорода. Если бы в исследуемом материале присутствовала кровь, то в микроскоп мы могли бы наблюдать образование пузырьков. Это происходит по причине освобождения кислорода. Это очень широко распространенная и быстрая реакция из секретов экспертов-криминалистов. Запомни. Мы же с тобой попробуем просто полить на пятна перекисью. Если там достаточно крови, то, возможно, мы увидим небольшое количество пены и невооруженным глазом.
– Лев Иванович, вы хотите проверить, не кровь ли это? – спросил вдруг долго молчавший Чебриков. Гуров посмотрел на участкового и увидел, что тот хитро улыбается.
– Так я же тебе битый час толкую, – начал было он, но лейтенант вдруг встал и ушел в комнату. Вернулся он с прямоугольным предметом, снабженным линзами и подсветкой. Это был стандартный ультрафиолетовый облучатель.
– Держите, достал у нас в УВД по случаю. Думал, сможет когда-нибудь пригодиться. Вот и пригодился.
– Ну, ты молодец, – похвалил Лев. – Значит, готовился к работе в автономном режиме?
Такие приборы использовали эксперты для предварительных анализов на наличие крови. Чаще на одежде, на предметах, на полу. При рассмотрении подозрительного пятна в ультрафиолетовых лучах, которые испускает прибор, кровь выглядит вполне однозначно, в соответствии с разработанной и тщательно расписанной методикой. Если пятно оказывается пятном крови, то вид оно будет иметь темно-коричневый, немного бархатистый. Ценность этой методики заключается и в том, что она определяет наличие крови даже после наступления процессов ее старения, когда содержащийся в крови гемоглобин под воздействием различных внешних факторов переходит в пигмент, называемый «гематопорфирин», дающий в ультрафиолетовых лучах яркое оранжево-красное свечение.
– Чья это кровь, мы с тобой пока не знаем, – откладывая в строну щепки, сказал Гуров, – этим криминалисты займутся. А для нас важно, что это косвенная улика, подтверждающая, что плотом могли воспользоваться для сокрытия в воде тела Калинина.
– Но нам это даже не дает намека на личность преступника, – пожал плечами Чебриков.
– На личности, Володя, на личности. Их было как минимум двое.
– Вы вышли на карьер по следу благодаря тому, что кабель волокли по земле. Вдвоем его могли бы нести и не оставлять следов. Или кабель сняли не те преступники?
– Очень важный вопрос ты сейчас задал, – согласился Гуров. – Имеет ли отношение кража кабеля к смерти Калинина? Если не имеет, то кабель украли из корыстных соображений. Если имеет, то его сняли для того, чтобы оставить поселок без связи.
– Тогда получается, что те же злоумышленники и дрезину вывели из строя?
– Боюсь, что это совпадение, как и дожди в верховьях вашей реки, которая снесла мост за нашей спиной. И это меня пугает больше всего. Если дрезина была бы еще на ходу, с ней мог уехать кто-то, кто поставил бы в известность внешний мир о творящихся здесь преступлениях. И тут же прилетел бы вертолет с омоном и оперативно-следственной группой. Значит, цель, которой пытаются добиться преступники, легко достижима, и достигнут они ее вот-вот. Возможно, что мы с тобой им помешали. Ладно, делаем себе в голове заметку уточнить насчет дрезины.
– И все-таки, Лев Иванович, я не понял, почему вы настаиваете, что преступников было двое? Вы же и один тот плот смогли волочить.
– Волочить – да! Но не более, – возразил Гуров. – С такой конструкцией сложно сделать что-то быстро. А когда прячешь труп, всегда стоит торопиться, ведь один посторонний взгляд – и все полетит к черту. Видишь, твоего предшественника убил один человек, но у него не было ни сил, ни времени спрятать тело в воде. А Калинина убили тоже в карьере. Если бы его убили в другом месте, то кровь не попала бы на плот. А она попала. Значит, еще не успела свернуться. Плот был готов, Калинина заманили в карьер, ударили два раза ножом, причем точно в сердце, набили карманы камнями, спустили на воду плот, положили тело и, отойдя от берега метров на десять, просто свалили его в воду.
– Вопрос! Кому и чем помешал одинокий пьющий связист в глухом поселке? Тем, кто захотел украсть и пропить кабель?
– Тем, кто хотел украсть и пропить кабель, достаточно было напоить Калинина, чтобы без помех совершить кражу. Нет, Володя, Калинина убили не алкаши. Он чем-то помешал более серьезным людям, как и твой предшественник капитан Воронин. Воронин был опытным полицейским, мог что-то заподозрить, что-то узнать, увидеть. И его убрали. А вот с Калининым сложнее. Но я думаю, что отгадка на поверхности. Преступники хотели оставить поселок без связи, а для этого им надо было взобраться с помощью монтерских «когтей» на бетонные столбы. «Когти» были только у Калинина, и никто не должен был узнать, что кто-то их у него просил или просто взял. Вот теперь он никому об этом уже не расскажет.
– Лев Иванович! – покачал головой участковый. – Нас учили теории мотива в преступлении, я помню. Но убить человека, а потом так сложно спрятать труп из-за монтерских «когтей»?
– Ты не понял, Володя. Убили его как свидетеля, потому что он общался с преступниками и мог про них рассказать, останься в живых. А сложно прятали тело для того, чтобы все думали, что кабель мог украсть и он, чтобы пропить. Это у нас в уголовном розыске называется «бросать камни по кустам». Насчет мотива ты прав. Это и пугает. Так запросто убивать могут только из-за очень важного дела, из-за очень серьезной причины. Очень серьезной, Володя! И мы ее пока не знаем.
– Но тогда… – Участковый немного замялся, но потом продолжил: – Тогда мы с вами обязательно со своей активной деятельностью попали в поле зрения преступников. И если причина в самом деле так важна, как вы настаиваете, то и мы в большой опасности.
– А у меня и оружия нет. Я ехал в командировку без пистолета, – развел сыщик руками.
– И что же нам делать? Попросить у кого-то из местных ружье?
– Нет, Володя. Ружье нас не спасет. Да и пистолет не особенно. Нас спасет еще более активная деятельность. И распространение информации пусть в узком, но вполне надежном кругу помощников. Не станут же преступники убивать всех шестерых, кто сегодня доставал тело в карьере.
– А если преступники были среди нас? Или хотя бы один из них?
– И это возможно. Боря Плетнев – здоровый парень, которому тут ничего не светит в плане обеспеченного будущего. Мог ввязаться в криминал за обещанные материальные блага. Штыков Лешка – железнодорожник, мог как раз быть связью у преступников с внешним миром, мог быть тем человеком, который отсюда должен что-то вывезти или сюда привезти. Что-то очень ценное или очень важное, из-за чего тут стали наворачивать трупы. А еще этот молчаливый Паша Бочкин, который неизвестно зачем вдруг сюда приехал. Игорь Захаров, который все время бродит с ружьем. Поохотиться приехал? Никому из них я не верю. Даже тебе можно перестать доверять.
– Мне? – опешил Чебриков.
– Тебе, – засмеялся Лев. – У тебя самая уязвимая позиция. Участкового напоили и утопили, инсценируя несчастный случай. А все потому, что он что-то узнал. Но ведь вместо одного пришлют другого. Опять убивать? Или организовать приезд «своего» человека? Но ты с себя все подозрения снял, предложив мне выбраться в Пермь этим путем. А ведь ты знал, что я полковник полиции, опытный оперативник из Москвы. Собственно, так и получилось, что я тут ниточку преступления ухватил.
– Может, все-таки смерть Воронина в эту схему не попадает? Может, просто совпадение?
– Может, – вздохнул Лев. – Твоими бы устами да мед пить. Но если она связана со смертью Калинина, то все очень и очень плохо в вашем поселке. И мы с тобой тут как в западне, ходим вдвоем по одной тоненькой жердочке. И бросать нам расследования нельзя, присяга не велит и честь офицера полиции. И кабель нам надо искать, потому что он в этой схеме. И очень много думать и много разговаривать с местным населением.
Глава 4
Идея походить по поселку и побеседовать с местными жителями была не особенно оригинальная. По сути – это обычный подворный обход. Разница только в том, что здесь и сейчас Гурову нельзя было расспрашивать напрямую по интересующим его вопросам. Кто мог украсть кабель, с кем дружил и пил связист, кто ему мог угрожать, видели его в день смерти или нет, видели ли человека с мотком кабеля, и за что могли убить прежнего участкового. Много разных вопросов можно было бы задать. Но нельзя. Да, пропал связист, вот про него можно спрашивать, про кабель можно. И… все! Остальное – опыт, умение мыслить логически и читать между слов, произнесенных кем-то из жителей. Пока что у Гурова было единственное преимущество, хоть какая-то существенная фора перед преступниками – они не знали, что он полицейский, матерый оперативник. И надо сделать все, чтобы они это поняли как можно позже!
Чебриков тоже сейчас ходил по поселку. За тот небольшой промежуток времени, что начал тут работать, он так и не успел познакомиться с большей частью населения. Вот тебе и первый повод походить по дворам, порасспрашивать о соседях. И второй повод – приближение холодов. Начинают топить печи, нужно инструктировать, предупреждать о мерах безопасности. Заодно и о рухнувшем мосте предупредить не мешало. Мол, власти все известно, все под контролем, и скоро мост починят. Не стоит говорить, что надо строить новый мост, что чинить там уже нечего.
Первым Гуров остановил вежливым вопросом старика с тачкой, нагруженной старым очищенным кирпичом. Вопрос простой – где тут можно позвонить в город? А то приехал, а мобильная связь не действует. Чего приехал, кто таков? Из охотинспекции, по поводу браконьеров, слишком участились случаи отстрела без лицензий. Старик с удовольствием порассуждал на тему браконьерства, но очень умело ушел от рассуждений о соблюдении законов своими соседями и знакомыми. А про связь он и не слышал. Да и кому звонить-то?
Две женщины, торопившиеся в магазин, сразу обрушились на незнакомца с информацией, что связи нет и теперь долго не будет, потому что какие-то «такие-сякие» телефонные провода срезали и в город отвезли на металлолом. И куда только участковый смотрит! Да и предыдущий был пропойцей! А нынешний участковый еще молодой, с народом разговаривать не умеет. И связист пьет по-страшному. Что по электрической части починить, так не найдешь сразу-то и не дозовешься. Хороший мужик Калинин, да вот беда – все у него на дне бутылки.
Повезло Гурову где-то через полтора часа, когда он остановился у деревянного дома, который явно совсем недавно был обложен кирпичом. И крыша сверкала профильным железом взамен старого позеленевшего шифера, сложенного стопочкой возле ворот. Простой деревянный забор стоял вокруг дома еще с прошлого века, если судить по его состоянию. Да и вообще в этом поселке никто особенно не увлекался отсечением себя от окружающего мира. И этот невысокий забор сквозь широкие щели между почерневшими от времени досками открывал двор всем желающим его лицезреть. Типичный двор после затяжных ремонтных работ. Неухоженный, захламленный.
Мужчина лет пятидесяти на корточках очищал кирпич от глины. Видимо, внутри переделывалась еще и печка. Гуров посмотрел на изоляторы, укрепленные под крышей дома на аккуратно окрашенных стальных кронштейнах, и идея завести разговор родилась в голове сама собой.
– Здорово, хозяин! – приветливо произнес он, облокотившись на забор.
– Здорово, коль не шутишь, – отозвался мужчина, мельком глянув на незнакомца.
– Слушай, ты электрика не видел? – самым невинным тоном спросил Гуров. – Сварочный аппарат надо подключить, а я его нигде найти не могу.
– Сергеича, что ли? Да его трудно найти. Он же у нас один на все руки. Или позвал кто по электрике помочь, а может, на линии связь чинит. Говорят, кабель, что ли, телефонный порвали. Ни один телефон в поселке не работает.
– А ты сам-то его давно видел?
– Да дня четыре, как он у меня тут был. Вон, к линии электропередачи подключал.
– На столб, что ли, лазил?
– Ну, говорю же, – удивленно повторил мужчина и кивнул на два изолированных провода, что шли из-под крыши дома к столбу.
– А у него «когти»-то есть? А то у меня там тоже надо лезть на столб.
– А как же без них, ему часто приходится лазить.
– Ладно, пойду искать, – развел руками Лев и двинулся дальше вдоль улицы, похлопав по пути рукой бетонный бок столба.
Вот так! Четыре дня назад Калинин был жив и здоров. И даже лазил вот на этот столб. И лазил он, естественно, в «когтях». Они у него есть. Вопрос теперь в том, он снимал кабель за пределами поселка со столбов или другой человек, воспользовавшийся его снаряжением. Надо тщательно осмотреть помещение и инвентарь у Калинина. Сегодня же. И с максимальной секретностью. Кого вот только в понятые взять? Кому можно верить больше?
Проходя мимо библиотеки, Гуров остановился, обратив внимание, что на двери нет замка. Как тут все по-простому. Большая часть дверей запирается на навесные замки. Как в прошлом веке. Замер поселок еще в том времени. И уклад тут старый. Люди много видят, многое замечают из того, чего даже молодой участковый может не заметить. И потому, что молодой, и потому, что его по привычке держат на дистанции. Надо быть до такой степени своим, чтобы с тобой как с отцом родным делились всем насущным. А информация нужна объективная. Ведь пора определяться в том, кому можно верить, а кому нет.
Ну, можно считать, что с этой красивой дамой, которая заведует библиотекой, они знакомы. Удивительно, что такая эффектная женщина давно тут живет. Но сейчас это Гурову было на руку. По крайней мере, его визит в библиотеку не будет выглядеть странным.
Легко взбежав по скрипучим ступеням, он открыл дверь и через большой тамбур попал в типичную деревенскую библиотеку, какими он их помнил еще со времен своей лейтенантской молодости.
– Это вы? – раздался вдруг за спиной чуть взволнованный женский голос. – Вы ко мне?
Гуров повернулся и увидел Веронику Андреевну в светло-синем халате, выходившую из-за стеллажей с несколькими книжками, прижатыми к груди.
– Здравствуйте, Вероника Андреевна! Как вы тут поживаете?
– Как видите, – грустно улыбнулась женщина, – запустение во всем. Учебный год начнется, и ко мне начнут приходить за сказками малыши. Правда, и малышей здесь осталось едва на один класс начальной школы. А из взрослых ко мне ходят единицы. Была бы молодежь, так те приходили бы потому, что в нашей местности не берет Интернет. Но и молодежи в поселке практически нет.
– И библиотеку до сих пор не закрыли? – удивился Гуров. – Памятник вашему начальству надо поставить, что они ее еще держат на балансе. Подозреваю, что в основном это ваша личная заслуга. Вы уговариваете не закрывать?
– А у меня корыстная цель! Где я буду тут еще работать, если закроют библиотеку? Да что же это я… проходите, Лев Иванович! Сейчас я вас чаем угощу, а то на улице сегодня холодновато.
– Буду только рад, – согласился Гуров.
Вероника Андреевна усадила гостя в глубокое старое кресло за стойкой возле своего рабочего стола. Журнальный столик был накрыт красивой вязаной салфеткой. Из шкафчика появился вполне современный электрический чайник, оттуда же были извлечены два симпатичных бокальчика, вазочки с печеньем и с сахаром. Гуров невольно ощутил спокойствие, исходившее от этой обстановки.
– Хорошо тут у вас, – осматриваясь по сторонам, тихо сказал он. – Знаете, как в детстве. У нас тоже была библиотека с читальным залом.
– Вы романтик, – улыбнулась женщина, усаживаясь напротив и разливая чай по бокалам, – и добрый человек, раз умеете ощутить эту ауру книжного мира. Вы любите читать? Кто ваш любимый автор? Наверное, Конан Дойл?
– Нет, не угадали, – покачал головой Лев. – Я вообще затрудняюсь сказать, кто мой любимый автор. Знаете, все по настроению. То одного хочется почитать, то другого. А чаще, знаете, чего больше всего хочется? Спать! Я ведь по профессии полицейский.
– Полицейский? – не то удивилась, не то обрадовалась Вероника Андреевна. – Я чувствовала, что вы в душе хороший психолог. Помните, что вы сказали, когда подали мне руку на ступеньках?
– Я? – замялся Гуров. Он абсолютно не помнил, что тогда брякнул. Кажется, повинуясь минутному порыву, назвал Веронику Андреевну сударыней. – Да ничего особенного я тогда не сказал.
– Вот в этом вы весь, – улыбнулась женщина. – Для вас это обыденное дело, в этом ваша душа. Удивительно, мне кажется, что я с вами знакома так давно, что… и вы уже сидели у меня здесь и так же пили чай…
– Знаете, Вероника Андреевна, я пришел поговорить с вами о местных жителях, – решил Лев идти напролом, правда, с максимальной осторожностью. – При всей вашей ко мне симпатии, я рассчитываю на понимание того, что не стоит пока никому рассказывать о моей профессии. Пусть это останется тайной, хорошо?
– Боже, как романтично! – засмеялась она. – А что вы расследуете?
– Факт умышленного повреждения оборудования связи в вашем поселке, – замысловато сформулировал сыщик. – В частности, кражу телефонного кабеля.
Частично Гурову удалось повернуть разговор в серьезное деловое русло. Женщина не испугалась, не стала рассуждать, что в поселке действует мафия, но и не махнула рукой, мол, всюду и всегда крали и будут красть, а откровенно стала подыгрывать сыщику, пытаясь со всей своей наивностью рассуждать на тему краж как социального явления.
– Давайте не будем гадать, не имея на руках веских улик, – предложил Гуров. – Ясно, что кабель не сам спрыгнул со столбов и ушел по своим делам. Расскажите мне лучше о жителях вашего поселка.
– А что… жители как жители, такие же, как и по всей российской глубинке. Звезд с неба не хватают, мирно и честно трудятся, каждый на своем месте. Бизнес, знаете ли, он не для всех, не каждый может развернуться на пустом месте, увидев перспективу наживы там, где другой пройдет мимо.
– Скажите, а что вы знаете о продавщице вашего магазина Оксане Полупановой? – перебил ее Лев.
– Ну, она вам не интересна, типичная продавщица. Смазливая, мужики вокруг нее крутятся.
– А кто конкретно возле нее крутится?
– Игорь Захаров, например. Я их видела вместе неоднократно.
– Возле магазина или он к ней и домой заходит? Серьезные отношения?
– Не может у таких женщин быть серьезных отношений. Они норовят с каждым, кто улыбнется… флиртовать.
– Почему же? А вдруг у них любовь?
– Когда любовь, Лев Иванович, – тихо произнесла женщина, – то смотрят совсем иначе.
Через пару минут выяснилось, что Оксана Полупанова и Игорь Захаров были одноклассниками. Они заканчивали среднюю школу здесь, в поселке, когда он еще кипел жизнью и когда здесь еще была средняя школа, то есть семнадцать лет назад. Вероника Андреевна как раз первый год работала в библиотеке и знала всех старшеклассников, которые бегали к ней за книгами. И Оксану она помнила, и Игоря. И даже Пашу Бочкина, который в школьные годы был в Оксану влюблен. Только ребята все разлетелись, а Оксана, говорят, неудачно вышла замуж, пропадала где-то лет пять, потом вернулась к матери в поселок и стала работать в магазинчике. Так вот и работает по сей день, незамужняя и бездетная.
Гуров задумался. Новость была интересная. Она многое объясняла и в положении дел, и в поведении кое-кого. Например, Захаров не зря трется возле магазина, из бывших одноклассниц у него здесь только Оксана и есть. И какое-то напряжение между Бочкиным и Захаровым можно объяснить тем, что Бочкин ревнует Оксану к Захарову. И Захаров, приезжающий сюда охотиться почти каждое лето, вполне может ухаживать за Оксаной и безуспешно звать ее замуж. Странно, что безуспешно, учитывая, что всем им уже сильно за тридцать и особенно выбирать не приходится.
– Видите, Лев Иванович, как жизнь складывается, – неожиданно снова заговорила Вероника Андреевна, – кто-то из глуши в город уезжает и не уживается там, возвращается к себе в деревню. А я вот из большого города сюда попала и застряла тут. В глуши. Одна, никому не нужная, всеми забытая.
– Так вы не местная? – удивился Гуров.
– Не-ет, – немного демонстративно и даже чуть с обидой в голосе ответила она. – Я думала, что вы догадались. Ах, как вы невнимательны! Конечно же, я не уроженка этих мест. Я родом из Питера.
Женщина снова замолчала, и Гуров понял, что больше ничего интересного для себя не узнает. Надо вежливо попрощаться и уходить. Он поднялся, поблагодарил Веронику Андреевну за гостеприимство и поспешно покинул библиотеку.
Уже стемнело, когда Гуров и Чебриков возвращались домой. Магазин оказался закрытым, и мужчины решили, что обойдутся сегодня тем, что есть в холодильнике. Не поднимать же продавщицу и тащить по темноте в магазин.
– Пойдемте напрямик, – предложил участковый, показав Гурову узкий проход между заборами двух домов, который образовался из-за того, что здесь проходила линия электропередачи.
– Кто это там? – остановился вдруг Лев и показал рукой в темноту, где возле заборчика дома стоял человек, почти сливаясь со стволом старого дерева.
– Прячется кто-то. – Участковый тоже остановился и пригляделся. – Вообще-то тут воров, как мне сказали, давно не водилось. Друг у друга не воруют.
– Ну, знаешь, – тихо напомнил сыщик, – тебе одного кабеля мало? И трупа тоже мало? Если не двух, учитывая твоего предшественника. Я бы не стал на твоем месте так беспечно относиться к притаившимся в темноте людям на вверенной тебе территории. Чей это дом, знаешь?
– Оксаны Полупановой. Только это не Захаров. Захаров вроде повыше.
– Захаров, если и где-то здесь, то, наверное, в ее постели, – проворчал Лев. – А это может быть и Отелло. Давай-ка, Володя, ты зайди со спины и окликни его, а я возьму правее. Если бросится бежать, я его перехвачу. В нашем деле главное – профилактика преступлений, – хмыкнул он.
Тихо ступая по каменистой поверхности, Гуров и Чебриков разошлись в разные стороны, пользуясь тем, что в этой части улицы не было освещения, а окна домов, завешенные плотными портьерами, давали мало света.
– Кто здесь? – услышал Лев голос участкового. – Ты чего тут прячешься, ну-ка подойди!
Гуров напрягся, но человек повернулся на голос вполне спокойно и не сделал никаких попыток скрыться. Он шагнул навстречу Чебрикову, и теперь сыщик его узнал. Это был Павел Бочкин. Одет он был, как специально, во все черное: черные резиновые сапоги, черные джинсы, черная стеганая фуфайка, которая была ему маловата, и капюшон спортивного свитера, натянутый на голову, тоже был черного цвета.
– Я не прячусь… я так просто, – спокойно ответил Бочкин и повернулся на шаги за своей спиной. – А вы что вдвоем в темноте ходите? Это вы, Лев Иванович?
– Я, – ответил Гуров подходя. А потом спросил напрямик: – А ты что, за Оксаной следишь?
– Почему обязательно слежу? – недовольно ответил Бочкин. – Просто шел мимо, увидел, что в окне свет, остановился, думал, может, увижу. Чего в этом предосудительного? Типа, по окнам за бабами подглядываю?
– Да вы люди взрослые, – пожал плечами Лев, – можете делать все, что хотите. Ты как завтра утром, занят?
– А что?
– Да вот Чебриков опять просит помочь, народ собирает. Дело не трудное и не грязное. Ты, я смотрю, свою куртку снял, в фуфайку переоделся. Маловата она тебе.
– Это тети Ани фуфайка. Я у нее с теткой остановился.
– У знакомой, значит, – кивнул Чебриков и вдруг спросил, попытавшись в темноте посмотреть Бочкину в глаза: – Слушай, Павел, а ты почему на Оксане не женился после школы? Вы же в одном классе учились, да? Говорят, любовь у вас с ней была…
– Очень интересная тема для темной улицы в полночь, – проворчал Бочкин. – И кто же вам рассказал такое? Явно не Оксана.
– Ну, почему же? – неопределенно ответил Гуров.
– Потому же! – огрызнулся Бочкин. – Если это не допрос, то я пойду.
– Да, конечно. – Лев в темноте дернул за рукав участкового, чтобы тот молчал. – Это не допрос, Паша. Просто поселок маленький, все про всех все знают. Мы хотели только поговорить по душам. Видим, что ты под ее окнами маешься. Ладно, не хочешь – не будем об этом. Так ты завтра придешь? Очень нужна твоя помощь.
– Да… приду, – раздалось из темноты вместе с затихающими шагами.
Гуров постоял немного, прислушиваясь к ночным звукам, потом повернулся к Чебрикову:
– Ты, Володя, в самом деле, не очень удачное место и время выбрал для таких расспросов. Завтра бы и вспомнил, что мы его тут видели. Сидели бы где-нибудь на камнях, отдыхали, самое время в душу лезть человеку, когда вместе в одной грязи возились, одни камни двигали. Учти на будущее, что вопросы хороши каждый в свое время. Отсюда и ответы. Сейчас ты получил недовольное бурчание, а завтра мог бы получить усталое глубокомысленное признание, что все бабы дуры, а любовь такая штука, что готов все простить и одной ей подарить свою жизнь.
– Я понял, – вздохнул участковый. – Поторопился. Не терпится иногда…
Гуров вошел в железнодорожное депо, удивившись царящей здесь тишине. Одиноко стояла дрезина у самых въездных ворот. В глубине темнела масса пригнанного на ремонт полувагона. Не искрила сварка, не визжали «болгарки», молчала пилорама.
– Кого тут принесло? – раздался вдруг чей-то голос, и из бытовки вышел седовласый железнодорожник Рыбников. – А, охотничий инспектор!
– Здравствуйте, Александр Васильевич, – поприветствовал его Гуров. – Что это у вас сегодня тут такая тишина?
– Да у ребят вон проблемы со светом, – кивнул в сторону вагона Рыбников. – А без Калинина трудновато. То ли плавкие вставки полетели, то ли еще чего.
– А вы со своим двигателем так и не разобрались?
– Чего с ним разбираться, когда и так все ясно. Сколько ни мучилась, а померла.
– Александр Васильевич, вот вы столько лет работаете на железной дороге, на дрезине этой, наверное, намотали много километров. Скажите, а разве так бывает, что оба цилиндра вышли из строя одновременно? Это у шестеренок зубья стачиваются равномерно, и то бывает, что откалываются.
– Соображаешь, инспектор, – усмехнулся железнодорожник в седые усы. – А тебе виноватый обязательно нужен? Или это тебя новый участковый прислал разузнать?
– Давайте выйдем на свет, – предложил Гуров. – Я вам сейчас все объясню.
Рыбников молча двинулся к воротам. Остановился возле створки, где солнечные лучи освещали промасленные шпалы, рельсы депо. Небо сегодня было на редкость ясным, и даже ветер поутих с утра. Лев вытащил из кармана служебное удостоверение и, протянув раскрытым Рыбникову, произнес:
– Вот такие дела, Александр Васильевич. Попал я к вам сюда случайно и застрял. А тут вот, как назло, такие дела начались. Лейтенант еще неопытный, многого не видит.
– А вы, значит, как полковник, увидели, – констатировал железнодорожник, возвращая удостоверение. – И что, правда, что Калинина сначала убили, а потом уже в воду бросили?
– Правда, Александр Васильевич. Но меня беспокоит другое: как-то слишком явно совпало, что убили связиста, сняли со столба восемнадцать метров телефонного кабеля, чтобы связь нельзя было восстановить, деревянный мост, рухнувший из-за напора воды, и ваша дрезина, которая очень некстати сломалась. Не слишком ли много совпадений, которые совпадениями назвать сложно, потому что все они имеют одно очень важное для всех нас последствие – лишить временно связи с внешним миром.
– И мост, значит?
– Не могу сказать, что его подпилили или каким-то иным способом повредили, чтобы он от малейшего напора свалился в реку, но факт остается фактом. С мостом могло быть совпадение. С вашей дрезиной тоже.
– Если бы только масло не кончилось по непонятной причине. И если бы мотор дрезины не отмахал сто восемьдесят километров без масла, а может, и триста шестьдесят. Чистый бензин оказался, а положено смешивать с маслом. Может, вместо моторного масла влили в него какую-то ерунду, вот поршни и погорели.
– А посмотреть можно на емкость, из которой это масло наливали в бензин?
– Пропала та банка, – тихо ответил Рыбников. – Я первым делом хотел проверить. По запаху и то понятно было, что это масло или скипидар какой-нибудь. А наливал, если спросишь, Лешка Штыков. При мне наливал. Но ты на него не греши, полковник. Он налил то, что я велел. То, что всегда наливал, и из той банки, из которой всегда наливал.
– А что за банка-то?
– Это мы ее так называем. Железная четырехгранная канистра с дудочкой. Мы ее заправленной всегда держали, она как раз на бак заправки рассчитана.
– Заправлялись бензином когда?
– Когда из райцентра выехали, так нам и подвезли на запасном пути.
– Значит, почтальонша уже была с вами? И ее племянник Бочкин тоже?
– Вы думаете, что он вылил масло и заправил нашу банку какой-то ерундой? – Железнодорожник внимательно посмотрел на сыщика. – Когда ему успеть-то? Хотя… Ну, вам следствие вести, а я напраслину на людей наводить не привык. Разбирайтесь. Только дрезина мертво на приколе стоит.
Гуров решил как можно дольше сохранить в тайне факт обыска служебных и личного помещения погибшего техника-связиста поселка. И в понятые ему пришлось брать людей, которые были не в курсе их розысков в карьере. Не хотелось и привлекать совсем уж посторонних людей, которые могут разнести информацию о событиях по всему поселку. Причем, как обычно водится, с новыми красками, событиями и выдуманными фактами. С таким подходом недалеко и до паники.
Сыщику и самому было не по себе, когда он начинал думать, что все события были четко кем-то спланированы и осуществлены. Наверняка многое было лишь простым совпадением. А если нет? Тогда он просто не мог придумать конечной цели всего происходящего. Они тут что, государственный переворот замыслили? Или собираются встречать десант инопланетных захватчиков и готовят плацдарм? Кому нужен этот брошенный всеми поселок?
Был один вариант, который укладывался во все логические рамки. Это, например, попытка кого-то спрятаться тут вдали от людей и власти. И, прежде всего, от полиции. Хорошо, правильно, никакой связи. Но Гуров не видел в местных ориентировках сообщений о побегах из мест заключений, о розыске особо опасных преступников, о совершенных особо тяжких преступлениях, за которые бы разыскивали кого-то так масштабно, чтобы приходилось преступникам блокировать целый поселок. Да и проявили бы они себя. А тут действовал кто-то местный. Зачем ему это? Круг подозрений мысленно сужался и сужался, и никакие вооруженные банды в него не вписывались.
– Пришли? – Гуров улыбнулся двум женщинам, подошедшим к двери поселковой телефонной станции. Одной была секретарша главы местного самоуправления Надюха, как ее звал Чебриков, второй – бухгалтер Зинаида Ивановна, толстая неповоротливая женщина, но зато все понимающая с полуслова, когда дело касается порядка, контроля и учета. – Значит, так, участковый нам сейчас еще раз объяснит порядок проводимого мероприятия и его цель.
Чебриков как будто очнулся, поправил на голове форменную кепку и заговорил:
– Значит, вскрываем помещения запасными ключами, которые принесла Зинаида Ивановна, предварительно составив акт их извлечения из опечатанной коробки. Мы потом все там распишемся. В помещении понятые, это Надежда и Зинаида Ивановна, ходят все время за мной и Львом Ивановичем и смотрят, что мы делаем. В случае, если найдем что-то важное или интересное, мы это складываем в одном месте, а потом составляем документ, которым все это изымаем. Потом, соответственно, запираем помещения и опечатываем.
Когда они вчетвером вошли в большой коридор, Гуров сразу запер входную дверь на задвижку. Это было очень удачно, что она тут имелась. Удачно, что и Калинин жил в пристройке к этому зданию в небольшой казенной комнатушке. И вход из пристройки был как раз в этот же коридор.
Сначала они внимательно осмотрели жилище погибшего техника. Женщины сразу наморщили носы, когда дверь открылась. Спертый воздух, пропитанный мужским потом, грязным бельем, протухшими консервами. Холодильник был почему-то отключен от сети, и на подоконнике бурно обрастали плесенью две вскрытые консервные банки и половина буханки хлеба.
Гуров и Чебриков осмотрели всю одежду Калинина, залезли в каждый карман. Потом настала очередь небольшого шкафа и письменного старомодного стола. Никаких записок или предметов, наводивших на мысль о причинах его убийства, не нашли. Точнее, не нашли вообще ничего. Один электрический «пробник» на столе, кстати, сломанный. Две клипсы для соединения проводов. Да в столе в самом дальнем конце выдвижного ящика закаменевший от времени маленький рулон синей изоляционной ленты. Все остальное – грязное белье, грязная одежда, грязная посуда.
Следующим вскрыли помещение телефонной станции. Гуров обнаружил отличное современное цифровое оборудование. Один шкафчик висел на стене, второй, побольше, стоял на полу, на небольшом столике – компьютер. Здесь было удивительно чисто, и здесь вообще ничего больше не было. Ни листка бумаги, ни гвоздика, ни рваного тапочка. Да, оборудование Калинин содержал в исключительном состоянии, и пьянство ему в этом не мешало. Гуров предложил всем удалиться отсюда, не топать ногами и не пылить.
Оставалась так называемая мастерская. Отперев ее, полицейские вместе с женщинами оказались в небольшой прямоугольной комнате с одним грязным окном в дальнем конце. Окно забрано неотпирающейся решеткой, так что снаружи попасть сюда можно только через дверь.
Справа от двери стоял маленький и до невозможности грязный холодильник «Саратов-2М». Кстати, работающий. Гуров открыл дверку и увидел лишь одну наполовину опустошенную бутылку портвейна. Обе стены мастерской были заняты открытыми стеллажами. Куски проводов, старые щитки, несколько почти новых УЗО и много-много разобранного и не совсем разобранного электрооборудования. Счетчики, рубильник, электрошкафы. Отдельно лежали инструменты. Тут были и разложенные, те, которыми он пользовался в мастерской, и чемоданчик с набором электроинструментов – три разной мощности паяльника, две дрели, три шуруповерта… И никакого следа «когтей-лазов».
Гуров вернулся к входу, где в углу напротив холодильника под вешалкой стояли рабочие ботинки и кирзовые сапоги. На вешалке спецовка, старая стеганка. Гуров взял в руки ботинки, потом так же внимательно осмотрел сапоги.
– Володя, посмотри, – позвал он.
Чебриков присел рядом на корточки, женщины с любопытством заглядывали через головы мужчин. Гуров провел пальцем по поперечной полосе на правом ботинке на уровне пальцев ноги. Такой же след, только заметнее, был на правом сапоге. Внутренние части обуви на обеих парах обуви были стерты примерно в одних и тех же местах, примерно на уровне плюсневой кости пальца.
– Что это? – спросил участковый.
– Это, Володя, следы от «когтей». В этой обуви он лазил по столбам. Видишь, стираются в первую очередь вот эти места, потому что там все железное. Он ведь зацепляется «когтем», потом пятка проседает, «коготь» впивается в материал столба, и он поднимается на один шаг. А теперь глянь на линолеум, на плинтус вот в этом месте и на обои над плинтусом. Что видишь?
– Понял, Лев Иванович. Он сюда «когти» бросал, когда возвращался. Под вешалку. Не очень часто, потому и повреждения не особо заметные. Не каждый день он ими пользовался.
– Все правильно, – согласился Гуров. – И вот что мы с тобой теперь имеем. «Когтей» нет. Они нужны были тому, кто снимал телефонный кабель со столбов. Калинин ли дал этому человеку «когти», сам ли этот человек их взял или это Калинин лазил на столбы?
– Я думаю, что Калинин не лазил, Лев Иванович.
– Почему?
– Видели, какой порядок в профессиональной части у Калинина? Пьянство – одно, а работа – это для него другое, наверное, даже святое. Не стал бы он связь рушить. А еще мы с вами в карманах у Калинина не нашли ни одного ключа. Они ведь у него должны были быть. От трех дверей. Мне кажется, что это лучшее доказательство его невиновности.
– Молодец, лейтенант, – улыбнулся Гуров, – растешь. Только для нас с тобой было бы лучше, если бы все указывало на Калинина. А так… нам теперь голову сломать придется, но настоящего преступника вычислить.
Он хотел добавить, что этот преступник, кроме всего прочего, еще что-то готовит, но при посторонних ничего говорить не стал. А ведь они ни на шаг с Чебриковым не приблизились к решению загадки, с какой целью все эти преступления совершались.
Глава 5
Снова в том же составе они собрались в карьере. Вечно веселый Лешка Штыков, здоровенный молчаливый Боря Плетнев, Игорь Захаров, смотревший на все, чем они занимались в последнее время, с легкой, еле заметной иронией, и Павел Бочкин, который с каждым днем становился все угрюмее и угрюмее.
– Ну, команда помощников, добровольные наши активисты-общественники, – с улыбкой посмотрел каждому в глаза Лев, – наша задача на сегодня следующая. Друзья железнодорожники на плоту прочесывают багром затопленное дно карьера с целью найти срезанный кабель. А мы, все остальные, прочесываем край карьера от спуска до вон того поворота. Берем полосу от среза воды до кромки карьера. Нас интересует все постороннее, что не относится к произведениям матушки-природы. Любые следы человека и человеческой деятельности. Любого срока давности. След сапога, окурок, фантик от конфетки, гвоздь! Все, что угодно! Смотреть внимательно и неторопливо.
Сегодня Гуров с Чебриковым больше не объясняли, что ищут следы убийцы Калинина или само место преступления. Они еще вчера, когда собирали помощников, вкратце упомянули о цели поисков. Всегда оставался шанс, что убийца или его сообщник могли оказаться в числе этой группы, и Гуров преследовал две цели: найти следы и поймать за руку того из преступников, кто, найдя следы, попытается их уничтожить. Для этого он собирался не столько искать самому, сколько наблюдать за помощниками. Такую же задачу он поставил и Чебрикову. Будут добросовестно искать кабель в воде или только делать вид? А если случайно зацепят крюком? Сделают вид, что упустили и утопили веревку? А эти двое на берегу? Если кто-то из них убийца, то как он обойдет место убийства? Или не обойдет, а попытается, скажем, затоптать следы крови. Ведь Калинина убили где-то рядом. Кровь толком свернуться не успела, когда его тело приволокли и положили на плот в воде.
По самому низу идти бесполезно, думал Гуров, глядя, как там бродит Чебриков, незаметно бросавший взгляды на Захарова и Бочкина, а потом на ребят на плоту. Там все следы уже уничтожены, да и мы там уже достаточно искали. И наверху вряд ли что найдется. Тут все равно что в чистом поле совершать преступление, у всего мира на виду. Нет, самое интересное можно найти, если оно есть, на тех двух террасах, что сформировались в процессе разработки карьера. Полазить ребятам придется. Вон там проходила дорога, там машины спускались в карьер. Это когда он еще был метров на пять мельче. Потом стали разрабатывать следующий ярус, углубляться.
Гуров понимал, что рискует, послав Захарова и Бочкина на самый интересный участок карьера. Там ведь важны даже недавно сдвинутые с места камни, поврежденный почвенный покров, сломанный кустик. Ничего, Захаров, скорее всего, непричастен ко всем этим играм, и у него глаз охотника. И если Бочкин для него конкурент в любовных делах, он будет ревностно поглядывать и за Бочкиным. А вот Бочкину Гуров стал верить все меньше и меньше. Прямых улик против него не было, но косвенных набиралось уже прилично.
Гуров вышел на восточный край карьера и замер от неожиданности. Полоса леса, ранее скрывавшая этот район, теперь не мешала. Огромный участок, размером с маленький аэродром, был расчищен. В нескольких местах виднелись неглубокие котлованы с забитыми в них сваями. Верхушки свай были срублены, и веером торчала арматура, белели россыпи бетонных осколков. Еще дальше виднелась насыпь, похожая на железнодорожную.
– Во, хозяйство было бы, да? – послышался рядом голос Захарова, который взбирался по склону. Выбравшись, он отряхнул руки, колени и стал весело взирать на заброшенное строительство.
– Что тут строилось? – спросил Гуров. – Обогатительный комбинат?
– Точно, – кивнул охотник. – Мы когда пацанами тут еще бегали, здесь тайга стояла вековая. А это уже без меня наработали. Столько денег вбухали и бросили.
– Ну, ничего же не успели построить, – возразил Гуров, – вовремя остановились.
– Это вам так кажется. А нулевой цикл – это едва ли не половина стоимости строительства. Без коммуникаций, конечно. А здесь деревьев сколько покорчевать пришлось, а скального грунта сколько выбрать. Тоже ведь взрывали, наверное. Потом доставка свай, забивание, их тут тысячи забиты. Года два работа кипела, не меньше, а может, и три.
– Да, грандиозно развернулись и не менее грандиозно все бросили, – согласился Гуров. – А вы полагаете, что там нам тоже придется все прочесать? Наверняка есть места, где можно что-то спрятать.
– Я думаю, что перспектив у нас там никаких. Во-первых, все голо и все на виду, а во-вторых, я две пары сапог порвал резиновых, дорогих, там арматуры, железа всякого ржавого и острого море. Я походил в свое время, больше не хочу. Нет, Лев Иванович, если, как вы говорите с участковым, Калинина убили где-то рядом, то только в карьере. Он ведь изгибается весь, перепады высот, тут полк спрятать можно, а уж одному человеку ударить ножом другого, чтобы никто не увидел, – самое то. В лесу нельзя, там охотники следы заметят, а сюда охотники не ходят.
– А на стройплощадку ходят? – спросил Гуров с доверчивой улыбкой.
– Не ходят, – не менее доверчиво улыбнулся Захаров. – А если вы меня имеете в виду, то мне просто интересно было посмотреть, что тут натворили со времен моего детства. Да и не охотник я. Так, любитель побродить по лесу с ружьишком.
Это точно, подумал Гуров. Хорошая легенда для человека, который часто ходит с ружьем, где-то пропадает, а потом возвращается, но без добычи.
– Я чего поднялся, Лев Иванович, не хотел кричать на весь карьер. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Место, которое охотник хотел показать, было совсем рядом. На относительно ровной, но сильно захламленной площадке, почти посередине между кромкой карьера и его дном.
Захаров присел на одно колено у самого края этой площадки и что-то рассматривал там, то наклоняясь лицом почти до камней, то выпрямляясь. Гуров подошел и присел рядом. Да, парня можно похвалить, охотничьи данные у него просто отличные. Это был явно пепел. Тут кто-то курил. Причем курил трубку, а потом ее выбил о камень. Весь пепел одним комком, часть не до конца прогоревшего табака.
– Это не просто пепел, – сказал Захаров, осторожно набрав в ладонь немного пепла. – Во-первых, это трубочный табак, и курили тут как раз трубку. По запаху… это было сегодня.
– Точно сегодня?