Волчье логово Геммел Дэвид

Глава 2

Ралис любил говорить, что сделался лудильщиком, когда еще звезды были молоды, — и это не слишком расходилось с истиной. Он помнил старого короля Ориена безусым принцем — тот шел за своим отцом на весеннем параде по улице, впервые названной Дренайской. Теперь эта улица звалась Королевской, стала гораздо шире, и на ней воздвигли триумфальную арку в честь победы над вагрийцами. Столько перемен. Ралис с любовью вспоминал Ориена — первого дренайского короля, славного воина, обладателя бронзовых доспехов, одержавшего победу в сотне битв и двух десятках войн.

Иногда, останавливаясь отдохнуть в захолустных гостиницах, лудильщик рассказывал людям о своей встрече с Орионом после битвы при Дрос-Кортсвейне. Король охотился тогда на вепря в Скултикском лесу, а Ралис, молодой и черноусый, шел со своей котомкой к Дельнохскому перевалу.

Они встретились у ручья. Ориен сидел на камне, опустив ноги в холодную воду, а его дорогие сапоги валялись рядом. Ралис снял с плеч котомку и стал на колени, чтобы напиться.

— Тяжелая, видно, у тебя котомка, — сказал золотоволосый король.

— Тяжелая, — согласился Ралис.

— Ты, верно, лудильщик?

— Он самый.

— А знаешь ли, кто я?

— Знаю. Король.

— И это не вселяет в тебя трепет? — хмыкнул Ориен. — Вот и хорошо. Нет ли случайно в твоей котомке какой-нибудь мази? Я натер себе на пятках пузыри величиной с яблоки.

Ралис сокрушенно развел руками, но тут из леса показались молодые вельможи и окружили короля. Они смеялись и хвастали своими подвигами. Ралис ушел незамеченным.

В последующие годы он следил за деяниями короля, словно тот был его старым приятелем. А вот король, поди, и думать забыл о встрече с Ралисом. “Зато теперь все по-другому, — думал старик, взваливая на себя котомку и поднимаясь к хижине Нездешнего. — В стране не стало короля, и это неправильно. Не будет Исток милостив к такой стране”.

Тяжело дыша, Ралис одолел последний подъем и взглянул на увитую цветами хижину. Ветер улегся, и в лесу воцарилась благостная тишина. Ралис перевел дух.

— Ладно, выходите, — сказал он. — Я вас не вижу, но знаю, что вы где-то тут.

Первой из кустов появилась девушка в штанах из черной промасленной кожи и серой рубашке.

— Экий ты стал приметливый, Ралис, — усмехнулась она.

Старик кивнул и повернулся направо, к мужчине. Тот, одетый, как и Мириэль, в черные кожаные штаны и рубаху, имел еще на себе кольчужный наплечник и перевязь с тремя метательными ножами. Ралис проглотил слюну. Было в этом тихом горце нечто тревожное, Ралис чувствовал это с самой первой их встречи на этом самом месте десять лет назад и часто думал о причине этой тревоги. Дело не в том, что Дакейрас воин, — Ралис знавал многих воинов, — и не в его волчьих повадках. В его присутствии Ралис каждый раз вспоминал, что все люди смертны. Быть рядом с Дакейрасом — все равно, что со смертью. Старик содрогнулся.

— Рад тебя видеть, старина, — сказал Дакейрас. — Стол уже накрыт: мясо, ключевая вода и сушеные фрукты, если они тебе по зубам.

— Мне все по зубам, — заверил Ралис. — Их уже не так много, как было, но те, что остались, неплохо справляются.

— Веди его в дом, — сказал Дакейрас девушке. — Я сейчас приду.

Ралис посмотрел, как он скрылся за деревьями, и спросил:

— Или беды какой ждете?

— Почему ты спрашиваешь?

— Он всегда был осторожен, однако кольчугу не надевал. Красивая штука, но тяжелая. Не напоказ же он напялил ее на себя в этакой глуши?

— Да, у нас не все ладно, — призналась девушка.

Он последовал за ней в хижину, бросил котомку у порога и растянулся в глубоком, набитом конским волосом кресле.

— Стар я становлюсь для такой жизни, — проворчал он.

Девушка засмеялась:

— Сколько уж лет ты это твердишь?

— Не меньше шестидесяти. — Старик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Хотел бы он знать, есть ему уже сто или нет. Надо будет это выяснить как-нибудь, найти точку отсчета.

— Вода или яблочный сок? — спросила Мири эль.

Он достал из кошелька на поясе мешочек и подал ей.

— Завари-ка вот это. Просто залей кипятком и дай настояться.

— А что это? — спросила она, нюхая содержимое.

— Разная зелень: укроп и тому подобное. Сохраняет молодость, — широко усмехнулся он.

Мириэль отошла. Старик сидел смирно, разглядывая убранство хижины. Хороший дом — горница просторная, очаг добротно сложен из ноздреватого камня. Южная стена обшита досками, и на ней висит медвежья шкура. Ралис улыбнулся. Хитро устроено — но Ралис ходил по этим горам, когда Дакейрас еще на свет не родился, и знал о пещере. Даже ночевал там пару раз. Но это умно задумано: построить дом вплотную к пещере и спрятать вход. Путь к отступлению всегда пригодится.

— Сколько времени это должно настаиваться? — спросила Мириэль из задней комнаты.

— Несколько минут. Как листья начнут опускаться на дно, значит, готово.

Старик смотрел на оружие, развешанное на стене: два длинных лука, несколько мечей, сатулийская изогнутая сабля и несколько ножей разной длины — и прямых, и кривых. На столе лежал новый арбалет, красивый, как игрушка. Ралис привстал и взял его в руки, рассматривая золотую чеканку.

— Хороший лук, — сказала, входя, Мириэль.

— Лучше, чем его прежний хозяин.

— Ты знал его?

— Это Криг — помесь змеи и крысы. Гильдии, однако, служил верой и правдой. Мог бы разбогатеть, если бы не проигрывался.

— Он хотел убить отца, и мы не знаем почему.

Ралис промолчал. Мириэль принесла ему из кухни настой, и старик стал нить его мелкими глотками. Они поели в уютном молчании, причем Ралис умял три порции мяса пумы. Макая свежеиспеченный хлеб в густую подливку, он испустил вздох.

— Так, как у вас, даже в дренанском дворце не едят.

— Ты большой льстец, Ралис, но мне это нравится.

Старик развязал свою котомку, порылся в ней и выудил закупоренную флягу с тремя серебряными чашечками. Вернувшись к столу, он наполнил чашки янтарной жидкостью и провозгласил:

— Напиток богов. Мириэль пригубила, и кровь бросилась ей в лицо.

— Точно огонь!

— Великолепный вкус, правда?

— Что ты знаешь о Криге?

— Не так уж много. Он крестьянский парень, родом с юга. Участвовал в вагрийской войне, потом примкнул к восстанию Йоната. После разгрома мятежников пару лет прожил в Венгрии, где, как я полагаю, служил наемником. В Гильдию вступил три года назад. В лучших не числился, но был достаточно хорош.

— Значит, кто-то заплатил ему за убийство моего отца?

— Да.

— Но кому это нужно?

— Подождем его возвращения, — пожал плечами Ралис.

— Что за таинственность?

— Не хочу повторяться. В моем возрасте время дорого. Ты хорошо помнишь свои детские годы?

— К чему это ты?

— Помнишь ли ты, как встретилась с Дакейрасом?

Вопрос удивил ее, и открытое, дружелюбное выражение ее лица сменилось настороженностью.

— Он — мой отец.

— Нет. Твоих родителей убили во время войны. Дакейрас же, путешествуя с человеком по имени Дардалион, нашел на дороге тебя, твою сестру и брата в сопровождении молодой женщины.

— Откуда ты все это знаешь?

— От Крига. — Старик заново наполнил свою чашку.

— Не понимаю.

— Он хочет сказать, что знает, кого Криг должен был убить, — сказал Дакейрас с порога. Он развязал свой черный кожаный плащ, бросил его на спинку стула и залпом осушил серебряную чашечку.

— Пятнадцать тысяч золотом, — сказал Ралис. — Пять — Гильдии, десять — тому, кто доставит твой арбалет в цитадель. Говорят, будто больше полусотни человек рыщут по всей стране, разыскивая тебя. Среди них — Морак-вентриец, а также Белаш, Курайль и Сента.

— О Мораке и Курайле я слышал.

— Белаш — надир, отменно владеющий ножом. Сента — фехтовальщик, за деньги вызывающий людей на дуэль. Принадлежит к древнему благородному семейству.

— Полагаю, за сведения обо мне тоже назначена большая награда?

— Без сомнения — но человек, который выдаст Нездешнего, должен обладать недюжинной смелостью.

— А ты у нас как, смелый? — От этих спокойно произнесенных слов желудок старика сжался в комок.

— Смелости мне не занимать, вот мозгов бы побольше, — ответил он, стойко выдержав темный взгляд Дакейраса.

— Это хорошо, — улыбнулся тот, и опасный миг миновал.

— Что же нам делать? — спросила Мириэль.

— Готовиться к долгой зиме, — ответил Нездешний.

Ралис спал чутко и слышал, как скрипнули кожаные петли входной двери. Он зевнул и спустил ноги с кровати. Близился рассвет, но луна еще, светила сквозь щели ставен. Старик встал и потянулся. В воздухе пахло надвигающейся зимой. Ралис, поежившись, натянул теплые шерстяные штаны и рубаху.

Он вышел из спальни в большую горницу и увидел, что кто-то положил свежую растопку на тлеющие угли очага. Нездешний — заботливый хозяин: обыкновенно осенью огонь так рано не разводят. Ралис отпер и приоткрыл ставню. Луна уже бледнела па светлеющем небе, звезды гасли, и розовая заря занималась над восточными горами.

Заметив какое-то движение, Ралис прищурился и увидел на горном склоне, в четверти мили от хижины, бегущего человека. Ралис зевнул и плюхнулся в кресло у огня. Растопка уже хорошо занялась, и он подложил в очаг пару сухих поленьев. "Вот тайна и разрешилась наконец”, — подумал он. Странно только, что это так его угнетает. Много лет он знал Дакейраса, его красавицу-жену и дочек-двойняшек — и всегда чувствовал, что с этим горцем дело обстоит не так просто. Эта загадка не давала ему покоя и даже, возможно, поддерживала в нем жизнь, между тем как почти все его сверстники уже переселились в мир иной.

Дакейрас мог быть кем угодно — и дворянином, отказавшимся от почестей и богатства, и беглецом, спасающимся от готирской тирании. А теперь все прояснилось. Дакейрас — легендарный Нездешний, убивший Ниаллада, сына короля Ориена. Он же — герой, вернувший дренаям бронзовые доспехи, благодаря чему народ одержал победу над жестокими вагрийскими захватчиками.

Старик вздохнул. Над чем ему размышлять теперь, чтобы скоротать время в ожидании неминуемой смерти?

Он услышал, как встала у себя в комнате Мириэль. Она вошла в горницу — высокая, стройная и совершенно нагая.

— Доброе утро, — весело сказала она. — Как спалось?

— Неплохо. Ты бы оделась, что ли. — Он произнес это ворчливо, резче, чем намеревался. Не потому, что ее нагота возбуждала его, — дело обстояло как раз наоборот. Ее молодость и красота только усугубляли бремя гнетущих его лет. Она вернулась к себе, и он откинулся на спинку кресла. Когда же это желание умерло в нем? Кажется, впервые он заметил это в Мелеге, лет пятнадцать назад. Он выбрал себе пышную бабенку, но так и не смог ничего, несмотря на все ее умелые манипуляции. Утомившись наконец, она произнесла жестокие слова:

"Дохлая птица из гнезда не взлетит”.

Мириэль вышла к нему в узких серых штанах и рубашке из желтовато-белой шерсти.

— Так лучше, господин лудильщик? Он заставил себя улыбнуться:

— Ты мне нравишься во всяком виде, но твоя нагота напоминает мне о том, чего уж нет, понимаешь?

— Понимаю, — ответила она, но он знал, что она смеется над ним. Что она может понять, эта молодежь? Девушка подтащила к огню стул и уселась на него верхом, положив локти на высокую спинку. — Ты говорил что-то о людях, которые охотятся за моим отцом. Расскажи мне о них.

— Они все опасны — и многих я не знаю. Но Морак-вентриец мне знаком. От него нет спасения, и мне сдается, что он не в своем уме.

— Какое оружие он предпочитает?

— Саблю и нож, но он и стрелок отменный. И очень скор — нападает с быстротой змеи. Способен убить кого угодно — мужчину, женщину, ребенка, грудного младенца. У него прямо-таки дар к этому делу.

— Каков он из себя?

— Среднего роста, стройный. Любит зеленый цвет и носит массивное золотое кольцо с зеленым камнем — под цвет своих глаз, холодных и жестких.

— Буду следить, не появится ли здесь такой.

— Если увидишь его, убей сразу. Но ты его не увидишь.

— Думаешь, он не придет?

— Я этого не говорил. Лучше бы вам обоим уйти отсюда. Даже Нездешний не сможет победить всех, кто хочет его смерти.

— Ты недооцениваешь его, лудильщик.

— Ничего подобного. Просто я стар и знаю, как беспощадно к нам время. Когда-то и я был молод, проворен и силен. Но время медленно, как вода, что точит камень, отбирает у нас проворство и силу. Нездешний уже не юноша — а те, что за ним охотятся, находятся в полном расцвете лет.

Она кивнула и отвела взгляд.

— Значит, ты советуешь нам бежать?

— Да, и поселиться под чужим именем подальше отсюда.

— Расскажи мне о других.

И Ралис рассказал ей все, что слышал о Белаше, Курайле, Сенте и прочих. Она выслушала его молча, лишь изредка задавая вопросы. Убедившись наконец, что больше ничего от старика не узнает, она поднялась.

— Я приготовлю тебе завтрак. Думаю, ты его заслужил.

— И что же ты почерпнула из моих рассказов?

— Врага нужно знать. Только знание обеспечивает победу.

Ралис промолчал.

Нездешний сидел высоко на дубе, на сколоченном из досок помосте, и смотрел на запад, где далеко над холмистой равниной маячили шпили Касиры. Милях в четырех слева тянулась Кукурузная дорога, ведущая от Сентранской равнины на юг, к Дренану. Сейчас на ней почти не было движения — кукурузу уже убрали и ссыпали в амбары либо отправили на рынки в Машрапур и Венгрию. Все путники, которых он видел на дороге, ехали в Касиру или окрестные деревни.

Холодный ветер шуршал в листве, и Нездешний сидел тихо, роясь в хранилищах своей памяти. Повоевав в свое время с сатулами, он твердо усвоил одно: бездействующее войско обрекает себя на поражение. В Скельнских горах полно пещер и прочих укромных мест, но враги рано или поздно найдут его, ибо ему придется охотиться ради пропитания, а стало быть, оставлять следы. Нет, солдат, которым он был когда-то, знает один путь к победе: нападение!

Но как, когда и, главное, на кого он должен нападать?

В Гильдию уже внесли плату за убийство. Даже если он найдет заказчика и убьет его сам, охота не прекратится.

Ветер усилился, и Нездешний поплотнее запахнулся в подбитый мехом плащ. Пробег дался ему тяжело — стареющие мускулы ныли, легкие жгло, и сердце стучало, как барабан. Вытянув правую ногу, он потер горящую до сих пор икру, вспоминая все, что знал о Гильдии.

Пятнадцать лет назад она предложила ему свое содействие. Нездешний отказался, предпочитая работать в одиночку. В те дни Гильдия была окружена тайной и действовала негласно. Правила ее были просты. Во-первых, все убийства должны были совершаться с помощью ножа, стрелы или узловатой веревки. Яд и огонь не допускались — Гильдия не желала гибели невинных жертв. Во-вторых, заказчик вносил все деньги в Гильдию и оставлял у патриарха снабженный подписью документ, где излагал причины подобного заказа. Сердечные дела или религиозные распри не могли считаться веской причиной.

Выходило так, что обманутый муж не может нанять убийцу для расправы с женой, любовником либо ими обоими. На самом деле такие тонкости, разумеется, не соблюдались. Если заказчик в своем прошении ссылался на денежные или политические мотивы, никаких вопросов ему больше не задавали. При Карнаке деятельность Гильдии стала хоть и не узаконенной, но куда более открытой. Нездешний улыбнулся. Глядя на Гильдию сквозь пальцы, вечно нуждающийся в деньгах Карнак обеспечил себе еще один источник дохода. Время-то военное, — надо платить и солдатам, и оружейникам, и купцам, и корабельщикам, и каменщикам… Да мало ли расходов?

Нездешний встал и распрямил ноющую спину. Со сколькими же врагами ему придется иметь дело? У Гильдии есть и другие заказы. Она не может допустить, чтобы все ее мастера рыскали по стране в поисках Нездешнего. Лучшие не явятся первыми. Они погодят и посмотрят, как проявит себя мелкая сошка вроде Крига.

А вдруг они уже здесь и следят за ним из засады?

Он подумал о Мириэль, и все нутро у него сжалось. Она сильная, гибкая и владеет всеми видами оружия, но она молода и никогда еще не сражалась с настоящими воинами.

Нездешний свернул плащ, перекинул его через плечо и привязал к поясу. Не обращая внимания на ветер, холодящий голую грудь, он слез с дерева. Оглядев подлесок и не увидев ничего подозрительного, он легко соскочил на мох с нижней ветви.

Первый ход придется оставить врагу. Это бесило Нездешнего, но он смирился с этой необходимостью и больше не думал о ней. Все, что он может, — это подготовиться. “Ничего, — сказал он себе. — Ты сражался с чудовищами, демонами и оборотнями и остался жив, в то время как враги твои обратились в прах”.

"Ты был тогда моложе”, — шепнул ему тихий голос.

Повернувшись на каблуках, Нездешний метнул нож, и тот вонзился в тонкий ствол молодого вяза.

"Стар я или молод — я все еще Нездешний”.

Мириэль смотрела, как старик бредет на северо-восток, к далекой крепости Дрос-Дельнох. Он шел с котомкой за плечами, и ветер трепал его белые волосы и бороду. Поднявшись на взгорье, он оглянулся, помахал ей и скрылся из глаз. Мириэль пошла назад через лес, слушая пение птиц и радуясь солнечным лучам, проникающим сквозь листву. Горы осенью прекрасны: листья пылают золотом, последние цветы блещут красотой, склоны отливают зеленью и багрянцем, — кажется, будто все это создано на радость человеку.

Наверху она задержалась, оглядывая тропы, ведущие вниз, к Сентранской равнине, и вдруг увидела высокого мужчину в зеленом плаще. Мороз пробежал у нее по коже, и пальцы легли на рукоять меча. Зеленый плащ — примета убийцы Морака. Ну что ж, этот на отца уже не нападет.

Мириэль стала на виду, поджидая мужчину, который медленно взбирался к ней. Она уже могла различить его широкие, плоские скулы, безволосые, покрытые шрамами брови, сплющенный нос и жестко очерченный рот, сильный квадратный подбородок и мускулистую шею.

— Тропа слишком узкая, — сказал он, остановившись перед ней. — Сделай милость, посторонись немножко.

— Обойдешься, — процедила она, сама удивившись, как ровно звучит ее голос, — никто не скажет, что она боится.

— Разве в этих краях принято оскорблять путников, девушка? Или ты думаешь, что всякий мужчина — рыцарь и не обидит тебя?

— Я не дам себя в обиду. — Она отступила на шаг и вынула меч.

— Красивый клинок. Только ты убери его, иначе я отберу его у тебя и им же отшлепаю за дерзость.

Ее страх сменился гневом, она сузила глаза и улыбнулась:

— Доставай свой меч — и увидим, кому достанется.

— С девицами я не дерусь.

Мне нужен мужчина.

— Я знаю, кто и зачем тебе нужен. Но чтобы добраться до него, придется сперва пройти мимо меня, а это будет не так-то легко с требухой, свисающей до колен. — С этими словами она прыгнула вперед, целя ему в живот острием меча. Незнакомец отступил вбок и взмахнул рукой наискосок, смазав ее по щеке. Мириэль упала и тут же вскочила с горящим от удара лицом.

Мужчина шагнул вправо, отстегнул свой зеленый плащ и сложил его на поваленное дерево.

— Кто научил тебя кидаться в атаку подобным образом? Пахарь, что ли? Или пастух? Ты ж не мотыгу держишь. Колющий выпад всегда надо маскировать, он должен следовать за оборонительным или ответным ударом. — Он обнажил собственный меч и двинулся к ней.

Мириэль, не дожидаясь его атаки, снова попыталась уколоть — на этот раз в лицо. Он отразил ее удар, крутнулся, плечом ударил ее в грудь и сбил с ног. Она вскочила и взмахнула мечом, целя ему в шею. Он снова отбил ее меч, но теперь уже она крутнулась, подпрыгнула в воздух и сапогом угодила ему в подбородок. Но он не упал, а лишь пошатнулся и сплюнул кровью.

— А вот это неплохо. Даже хорошо. Быстро, и равновесие соблюдается. В тебе, пожалуй, что-то есть.

— Сейчас узнаешь что. — Она кинулась в атаку, размахивая мечом, как одержимая. Но он отражал все ее удары, не нанося ответных. Наконец она отступила, смущенная и напуганная. Она не могла пробить его оборону, но еще больше злилась оттого, что он не пытается пробить ее защиту.

— Почему ты не хочешь со мной драться?

— А зачем?

— Я собираюсь убить тебя.

— Могу я узнать о причине столь враждебного поведения? — спросил он, улыбнувшись своим обезображенным ртом.

— Я знаю тебя, Морак, и знаю, зачем ты пришел сюда. Довольно с тебя?

— Но ведь… — начал он, и тут Мириэль снова кинулась на него.

На этот раз он был недостаточно скор, и она задела мечом его ухо. Он заехал ей кулаком в подбородок. Оглушенная Мириэль выронила меч и упала на колени. Клинок незнакомца коснулся ее шеи.

— Ну хватит дурачиться, — сказал мужчина и отошел, чтобы взять свой плащ.

Она, подобрав меч, снова загородила ему дорогу.

— Я не дам тебе пройти, — грозно заявила она.

— Тебе это не под силу, но ты храбро сражалась. Так где же Нездешний?

Она молча наступала на него. Он убрал меч в ножны.

— Да погоди ты. Я не Морак. Я не состою в Гильдии, понимаешь?

— Я тебе не верю, — сказала она, приставив клинок к его горлу.

— Но я уже убил бы тебя, если бы хотел этого. Теперь веришь?

— Кто же ты тогда?

— Меня зовут Ангел, и когда-то я был другом вашей семьи.

— Ты пришел, чтобы помочь нам?

— Я не дерусь за других, девушка. Я пришел его предостеречь. Теперь я вижу, что в этом не было нужды.

Она медленно опустила меч.

— Зачем они охотятся за ним? Он никому не сделал зла.

Ангел пожал плечами.

— Да, последние годы он вел себя тихо, но врагов у него много, как у всякого наемного убийцы. Это он учил тебя биться на мечах?

— Да.

— Ему должно быть стыдно. Фехтование — гармоничный союз сердца и ума. Разве он не говорил тебе этого?

— Говорил, — буркнула она.

— Но ты, как и большинство женщин, слышишь лишь то, что тебе приятно. Как же, знаю. Ну а стряпать ты умеешь?

Сдержав себя, она одарила его сладчайшей улыбкой.

— Конечно. Я умею также шить, вязать, вышивать… Что же еще? Ах да… — Она стукнула его кулаком в подбородок. Ангел стоял у поваленного дерева, он не успел утвердиться на ногах и от второго удара полетел в грязь по ту сторону ствола. — Чуть не забыла! Еще он обучил меня кулачному бою.

Ангел приподнялся на колени и медленно встал.

— Моя первая жена была такая же, — сказал он, потирая подбородок. — Снаружи — что твой пух, внутри — твердая кожа и сталь. Но скажу тебе, девушка, кулаками ты работаешь лучше, чем клинком. Так как же, мир?

— Мир, — усмехнулась она.

Ангел шел за ней, потирая опухшую челюсть. Лягается она, как злая лошадь, да и рукой бьет не слабее. Он печально улыбнулся, любуясь сдержанной грацией ее походки. Хороший боец, решил он, но слишком полагается на разум и не доверяет чувству. Даже ее кулачные удары были вполне ожидаемы, но Ангел не стал ей сопротивляться, понимая, что она нуждается в каком-то удовлетворении после того, как он столь легко побил ее.

Гордая женщина. И красивая, не без удивления признал он. Ангел всегда предпочитал полногрудых, пышных, покладистых женщин, с которыми тепло в постели. Мириэль слишком тонка на его вкус, и ноги ее, длинные и красивые, чуть более мускулисты, чем следует. Зато с ней, как говорится, можно идти в горы.

Он хмыкнул, и Мириэль обернулась.

— Чего это тебя разбирает? — ледяным тоном осведомилась она.

— Просто так. Вспомнил, как ходил по этим горам в последний раз. Вам с сестренкой тогда было лет восемь-девять. Подумать только, как быстро летит время!

— Я тебя не помню.

— Тогда я выглядел иначе. У меня был орлиный нос и густые брови. Это уж потом чужие кулаки подпортили мне наружность. Губы были полнее, чем теперь, и я носил длинные рыжие волосы до плеч.

Мириэль присмотрелась к нему получше.

— Но тебя тогда звали не Ангел.

— Нет. Каридрис.

— Теперь вспомнила. Ты принес нам платья — мне желтое, а Крилле — зеленое. Но ты же был…

— Красавец? Да уж, не такой урод, как теперь.

— Я не хотела…

— Ничего, девочка. Красота долго не живет. А уж при моем роде занятий…

— Не могу понять, что заставляет людей выбирать себе такую жизнь. Причинять боль другим, страдать самому, рисковать жизнью — и чего ради? Чтобы сборище толстобрюхих купцов могло поглазеть, как льется кровь.

— Прежде я поспорил бы с тобой, — мягко ответил он, — но теперь не стану. Да, это была грубая, варварская жизнь, и все-таки я любил ее.

Придя в хижину, они поели. Ангел уселся у догорающего огня и стянул сапоги.

— Что-то рано вы стали топить, разве нет?

— У нас был гость, старый человек, — сказала Мириэль, садясь напротив. — Это для него.