Ослепительный оскал Макдональд Росс

Глава 28

Свет едва брезжил за оградой палладианской виллы, как разум престарелой вдовы. Зеленые деревья и лужайки погрузились в зеленую темень. Я остановил машину и позвонил в старомодный звонок, висевший слева от выхода.

Дверь открыла толстая женщина в переднике. Она предусмотрительно не выпускала из рук белую дверную ручку.

– Что вам угодно?

– Мисс Трин дома?

– Думаю, что она занята. Что ей передать? Кто ее спрашивает?

– Мистер Арчер.

Женщина позволила мне войти в холл. Я хотел было сесть на кривоногий элегантный стульчик, но, перехватив брошенный ею неодобрительный взгляд, остался стоять. Китайский джентльмен с большими мочками ушей продолжал свое нескончаемое путешествие на стенах. Он был изображен семь раз, на каждой стадии своего путешествия в горы к месту поклонения. С одной картины он смотрел прямо на меня, и мне стало казаться, что мочки моих ушей сделались тоже такими же.

В конце холла появилась Сильвия – бледная, с отсутствующим взглядом, в черном костюме, похожим на униформу.

– Как самочувствие миссис Синглентон?

– Боюсь, не очень хорошее. Сегодняшний день совсем ее доконал. Из Белла-сити звонил полицейский. Он сказал, что нашли машину Чарльза, а в ней его тело. Они хотели, чтобы она произвела формальное опознание. Не успела она подготовиться к поездке, как раздался другой звонок.

Установили, что это был кто-то другой, какой-то детектив. Я так рада, что это не вы.

– Я тоже. Это был Макс Хэйс.

– Да, я знаю. Вам не известно, почему его убили? Почему он был в одежде Чарльза?

– Кому-то понадобилось инсценировать гибель Чарльза от несчастного случая. Тело настолько обгорело, что опознать его было очень трудно.

Глаза девушки округлились от ужаса.

– В мире происходят такие ужасные вещи! Почему?

– Ужасные вещи происходят в умах людей. А эту историю объяснить легче, чем другую. Если бы Чарльз умер сегодня утром от несчастного случая, он не мог бы умереть две недели назад от пущенной в него пули.

– Вы хотите сказать, что он умер две недели назад? Нет, нет, это невозможно.

Она просто отмахивалась от неприятного факта.

– Чарльз вполне мог умереть, Сильвия. Я знаю, что в него стреляли, и думаю, что он от этого умер.

– Кто мог стрелять в Чарльза?

– Он был связан с женщиной по имени Бесс. У нее были другие любовники. Один из них застал ее с Чарльзом в его студии и выстрелил в него, на нее есть досье в полиции, и она постаралась сделать так, чтобы все осталось в тайне. Она отвезла Чарльза к своему мужу врачу в Белла-сити. Очевидно, Чарльз умер. С тех пор его никто не видел.

– Она видела, – прошептала Сильвия.

– Кто?

– Эта женщина, Бесс. Она недавно звонила сюда. Я уверена, что это та самая женщина.

– Вы с ней говорили?

– Да. Она настаивала на разговоре с миссис Синглентон, но это было невозможно. Женщина не назвала своего имени, да это было и не нужно. Я поняла из разговора с ней, что она... любовница Чарльза.

– Что она сказала?

– Что может дать нам нужные сведения.

– Стоимостью в пять тысяч долларов?

– Да. Она утверждала, что знает, где находится Чарльз.

– Вы договорились о встрече?

– Я пригласила ее приехать сюда, но она не захотела. Она сказала, что позвонит еще раз сегодня в семь вечера и назначит место встречи. Мы должны приготовить для нее деньги в старых банкнотах. К счастью, у миссис Синглентон есть такая сумма наличными. Она держала ее наготове с тех пор, как поместила объявление о вознаграждении.

– Значит, миссис Синглентон хочет с этим покончить?

– Да, я посоветовала ей это сделать. Но, может быть, я не права. Мне не с кем было посоветоваться. Да и женщина предупредила меня ничего не говорить ни полиции, ни детективам миссис Синглентон, ни ее адвокатам. В противном случае, сказала она, сделка не состоится.

– Но, однако, я не попадаю под названные ею категории...

– Если бы вы только помогли мне, мистер Арчер! Я совсем не умею вести подобные... дела. Я даже не знаю, какие нужно потребовать доказательства. – А какие доказательства предлагала она?

– Она не говорила о них подробно, а у меня не хватило духа ее расспросить. Все это застало меня врасплох. Я не посмела даже спросить ее, жив ли Чарльз или умер.

Она помедлила, потом в порыве внезапной решимости сказала:

– Конечно, я хотела ее спросить, но мне стало как-то страшно, и я отложила этот вопрос на конец разговора. А потом телефонистка попросила ее отпустить еще монету, и женщина положила трубку.

– Разговор был междугородный?

– У меня создалось впечатление, что она звонила из Лос-Анджелеса.

– Сколько телефонистка просила ее опустить?

– Пятьдесят центов. – Возможно, что из Лос-Анджелеса. Бесс себя не назвала?

– Нет, но она называла его Чарли. А так его называют немногие. И он знала мое имя.

Сильвия поджала губы.

– Когда я это поняла, у меня как-то все опустилось. Дело не в том, что она назвала меня по имени. Она снисходила до меня, будто все обо мне знала... знала, как я отношусь к Чарльзу.

– Вы бы чувствовали себя увереннее, если бы все о ней знали.

– А вы знаете?

– Всего никто не знает. За свои двадцать пять лет она успела многое накрутить.

– Неужели ей только двадцать пять? Я думала, что она гораздо старше Чарльза.

– Бесс быстро повзрослела. Вышла замуж когда ей не было и двадцати за мужчину вдвое старше ее. Во время войны он привез ее сюда. С Чарльзом она встретилась здесь в 1943 году.

– Так давно? – сказала она с тоской. Она теряла Чарльза окончательно и бесповоротно. – Значит, задолго до того, как я с ним познакомилась.

– Уилдинг видел ее с Чарльзом в 1943 году.

– Он мне не сказал.

– Не хотел вас огорчать. С тех пор она металась по стране, то сидела в тюрьме, то выходила...

– Вы говорили, что у нее был муж. Что же с ним?

– Она разбила ему сердце много лет назад. При нужде она его использовала, когда у нее не было ничего лучше.

– Я не... я не понимаю... как мог Чарли связаться с такой женщиной?

– У этой особы прекрасная внешность. И она очень удобно устроена замужем за человеком, который не желает развода.

– Но Чарли такой идеалист! У него такие высокие требования. Для Чарльза ничего не было достаточно хорошо.

– Возможно, что он не смог удовлетворить свои требования. Я не был знаком с Чарльзом, но кажется понимаю его порок: он всю жизнь стремился ухватиться за что-то реальное, но это ему не удавалось.

Не знаю, зародилась ли моя искренность из контакта с девушкой или из зависти к мертвому.

– И эта пуля, попавшая ему в кишки, возможно была самой реальной вещью, какая ему досталась.

В ее ореховых глазах возникла тревога, но они остались прозрачными, как вода в озере.

– Вы не должны так говорить о нем!

– О мертвых ничего, кроме хорошего?

– Вы не знаете, мертв он или нет.

Она прижала руки к груди.

– Я чувствую, что он жив, так мне говорит сердце.

– Сегодня я беседовал со свидетелем, который видел, как в него стреляли.

– Тогда откуда у вас такая уверенность? Мой свидетель утверждает обратное, что он жив. – Не обманывайте себя, – сказал я не особенно уверенно.

– Вы не хотите оставить мне надежду. Наверно вам хочется, чтобы он был мертв. Я дотронулся до ее руки, все еще лежавшей на груди.

– Мне еще не приходилось видеть более доброй девушки, и я не хочу, чтобы вы теряли эту доброту ради парня, который всегда думал только о себе.

– Он не был таким!

Она просто излучала гнев. – Он был прекрасным!

– Простите, – сказал я, – я устал. Мне не следовало бы пытаться осмысливать жизнь других людей. Это никогда ничего не давало.

Я сел на кривоногий стул и позволил своим мыслям окунуться в черноту. Прикосновение ее руки к моему плечу заставило меня выпрямиться. Она смотрела на меня с улыбкой мудрой невинности.

– Не жалейте меня и не сердитесь. Я сама была не очень милой.

«Милая» было ее вторым именем, но я оставил это знание при себе. Я взглянул на часы.

– Уже почти семь. Что вы собираетесь ей сказать?

– Все, что вы решите нужным. Разве вы не сами будете с ней разговаривать?

– Она знает мой голос. Говорить будете вы. Скажете, что деньги у вас.

Вы купите у нее информацию, подтвержденную фактами. Если она в Лос-Анджелесе или где-то поблизости, договоритесь с ней о встрече на десять вечера или попозже, если она будет настаивать. Пусть она приедет в Западный Голливуд и остановится перед домом 8411 на бульваре Сансет. Там вы с ней и встретитесь.

– Я?

– Мы оба.

Я записал адрес на листке из записной книжки и протянул ей.

– На ее недовольство не обращайте внимания, не разрешайте ей самой выбрать место встречи.

– Почему?

– Вы не хотите действовать вместе со мной? Не знаю, насколько опасна Бесс, но друзья у нее опасные.

Девушка прочла написанный мною адрес.

– А что находится в этом месте?

– Моя контора. Это вполне подходящее место для встречи, и у меня есть скрытые микрофоны. Вы наверное не знакомы со стенографией?

– Нет. Но я могу сделать заметки.

– Как у вас с памятью? Повторите мои инструкции.

Она уверенно проделала это и, словно ребенок, вспомнивший, как надо себя вести, проговорила:

– Пройдемте в библиотеку, мистер Арчер. Позвольте мне предложить вам чаю в ожидании звонка. Или, может быть, вы хотите что-нибудь выпить?

Я сказал, что чай меня вполне устроит. Телефон позвонил прежде, чем я успел его распробовать. Звонила миссис Бесс из Лос-Анджелеса.

Глава 29

В половине десятого мы были в моей голливудской конторе. Я позвонил в службу информации и узнал, что мистер Элиас Мак-Братни из Биверли Хиллз дважды звонил в субботу и будет снова звонить в понедельник. Джеймс Спиноза-младший из «Спиноза Бич Гард» просил меня как можно скорее позвонить ему. Леди, отказавшаяся назвать свое имя, пыталась связаться со мной четыре раза между восьмью и половиной одиннадцатого. Я поблагодарил телефонистку и сказал, что впредь до особых распоряжений буду отвечать на звонки сам.

Я включил в приемной настольную лампу. Кабинет был тускло освещен белым прямоугольником света, падающего из приемной через застекленную поляризационным стеклом дверь. Изменчивый свет с бульвара очерчивал силуэт стоящей у окна девушки.

– Посмотрите как все холмы усыпаны огнями, – сказала Сильвия. – Я никогда не видела этого города ночью. Это так ново и так возвышенно.

– Во всяком случае, ново.

Я стоял рядом с ней и наблюдал, как движутся по дороге машины. В этой полутьме я очень ясно чувствовал близость Сильвии и бег времени. Огни фар внезапно появлялись из темноты и столь же внезапно, как искусные ныряльщики, погружались в нее.

– Когда-нибудь придется изменить все это и, так сказать, подвести подо все фундаменты.

– Мне здесь и так нравится, – возразила она. – Вся Новая Англия состоит из одних фундаментов, и больше там нет ничего. Кому нужны эти фундаменты?

– Вам, например.

Девушка повернулась и задела меня плечом, и это было как дружеское прикосновение самой темноты.

– Да, он мне нужен. У вас, Арчер, ведь есть фундамент, не правда ли?

– Не совсем. У меня есть круг деловых обязанностей, и я верчусь, чтобы не дать ему разомкнуться.

– Это лучше фундамента. И мне думается, что вы вообще ничего не боитесь.

– Я и не боюсь.

Я издал циничный смешок, перешедший в искренний смех. Сильвия его не поддержала.

На письменном столе резко зазвонил телефон. Я взял трубку.

– Хелло.

Ответа не последовало, лишь слабое электрическое бормотание, обычный разговор проводов. Потом послышался щелчок. Трубку повесили, я тоже положил свою.

– Никто не ответил.

– Может, это та женщина, Бесс?

Лицо Сильвии в слабом свете из окна казалось белым и невероятно большеглазым.

– Я в этом сомневаюсь. Она не знает моего адреса.

– Вы думаете, она придет?

– Да, ей нужны деньги, чтобы удрать.

Я похлопал по своему карману с толстым пакетом.

– Удрать, – повторила Сильвия, словно туристка, старающаяся запомнить незнакомое слово. – Какую ужасную жизнь она, должно быть, вела и сейчас ведет! О, я надеюсь, что она придет.

– Разве это так важно?

– Так или иначе, я должна знать правду о Чарльзе. И я хочу ее видеть, – добавила она чуть слышно.

– Это вы сможете.

Я указал на поляризационное стекло в двери и на наушники, соединенные с микрофоном в приемной.

– Вы останетесь здесь и постараетесь кое-что записать. Я задержу ее в приемной. Думаю, что никаких осложнений не возникнет.

– Я не боюсь. Я очень долго боялась, но это вдруг прошло.

Без восьми десять голубой «шевроле» медленно проехал по противоположной стороне улицы в направлении к Лос-Анджелесу. Лицо сидящей за рулем женщины попало в свет фар встречной машины.

– Это Бесс. Оставайтесь здесь и стойте спокойно. Отойдите от окна.

– Хорошо.

Я закрыл за собой дверь и бегом спустился на улицу. Без двух десять «шевроле» вернулся и затормозил напротив двери, за которой я стоял. Я спустился по трем ступенькам на тротуар, открыл дверцу машины и прижал к боку женщины свою пушку. Она попыталась отпустить тормоза и дать газ, но я выдернул ключ зажигания. Тогда она хотела вцепиться мне в лицо. Я перехватил ее руки.

– Вылезайте, Бесс. – Будь я проклята! Она сделала долгий глубокий вдох.

– И нужно же было мне с вами встречаться. Ну, что вам теперь надо?

– Того же, что и раньше. А потом, ведь вы сами собирались поболтать со мной.

– Кто говорил, что я собиралась?

– А пять кусков?

– Так у вас есть для меня деньги?

– Если вы их заработаете.

– И я смогу спокойно уехать?

– Если вас только не подведет память и если за вами не гонятся парни из отдела по борьбе с контрабандой спиртного.

Она так впилась взглядом в мои глаза, будто в них было спрятано все ее будущее.

– Покажите деньги.

– Наверху, в моей конторе.

– Так чего же мы ждем?

Она выбралась из машины. Желтое джерсовое платье с рядом золотых пуговиц выставляло ее фигуру напоказ во всем ее великолепии. На лестнице я похлопал ее, оружия не нашел, но слегка обжег руки. Только в освещенной комнате я заметил, что она потеряла свое очарование. Прошлое проступало на ее лице как старые письмена. Ее пудра и губная помада едкого, в свете лампы дневного света, цвета были неровно положены и не свежие. В поры ее носа и щек набилась грязь. Распад работал над ней неумолимо, как фатальная болезнь, полученная от ее мужа.

Она ощутила на себе мой холодный взгляд и механически потянулась поправить прическу. Зеленовато-желтые полоски перемежались с черными. Я догадался, что она поработала над волосами перекисью, пытаясь придать себе прежний вид, перед зеркалом дешевого отеля. Еще я подумал о том, что может чувствовать девушка, стоящая за поляризационным стеклом.

– Не смотрите на меня, – сказала Бесс. – У меня сегодня тяжелый день.

Она села в кресло у двери в кабинет, подальше от света, и положила ногу на ногу. С ногами у нее было все в порядке.

– Тяжелый день должен был наступить, – заметил я. – А теперь говорите.

– А деньги?

Я сел, взглянул на нее и положил на стол пакет с банкнотами. Микрофон, вмонтированный в настольную лампу, был включен.

– Пять тысяч, вы сказали?

– Вы имеете дело с честными людьми. Можете положиться на мое слово.

– Что я должна вам сообщить?

– Все, все что вы знаете.

– Это заняло бы годы.

– Интересно. Начнем с чего-нибудь простенького. Кто убил Синглентона?

– Его подстрелил Лео Дюрано.

Подернутый дымкой взгляд голубых глаз вернулся к пакету с деньгами.

– Теперь, я думаю, вы хотите узнать, кто такой Дюрано.

– Мы уже встречались с ним. Мне известен его послужной список.

Бесс была изумлена до крайности.

– Вы не знаете Лео так, как знаю его я. Хотела бы я никогда с ним не встречаться.

– Десять лет назад его забрали за совращение несовершеннолетней. Ею были вы?

– Ага. Это была та связь, о которой я вам говорила. Во время облавы обнаружилось, что мы живем в отеле в одной комнате. Лео отделался легким испугом. Судебный врач сказал, что он не в себе, а я подтвердила. Его упрятали в психушку, но Уна его оттуда вытащила. Она всегда вытаскивала его из переделок, еще с тех пор, когда он был ребенком.

– Из этой не вытащит, – заметил я. – Теперь расскажите о Синглентоне.

– Обо мне и Чарли? Он был большой любовью моей жизни.

Ее потрескавшиеся губы дрогнули. Бесцветные руки скользнули по гладкому джерсовому платью от грудей к бедрам, то ли стирая воспоминания, то ли вызывая их к жизни.

– Я встретила его слишком поздно, уже будучи замужем за Сэмом. Мы с Сэмом жили в Эройо-Бич, и Сэм был занят только работой, больше ничем. Мне это не подходило. Чарли подобрал меня в баре. У него было все: вид и класс и форма летчика. Настоящий класс. Это было то, что я желала. Я пошла с ним в первую же ночь, и все было как в сказке. Я не знала, что так бывает, пока Чарли мне не показал. Ни с Сэмом, ни с другими я не получала такого наслаждения.

Чарли пришлось вернуться в Гамильтон, но он прилетал на уикэнды. Я так ждала этих уикэндов. Потом Сэм ушел в море, а я не могла даже вспомнить, как он выглядит. Я и сейчас не могу. Другое дело, когда уехал Чарли. Он уехал в Гуам и не мог уже прилетать оттуда. Ожидание все тянулось, а он не писал.

Но Сэм писал, и Сэм вернулся первым. Я поступила так, что хуже не придумаешь. В конце концов, я была замужем за этим парнем. Мы поселились в Белла-сити, я готовила ему еду и говорила «здравствуйте, как поживаете» его болванам пациентам. Я ничего не говорила ему о Чарли, но думаю, что он догадывался. После возвращения Сэма ничего хорошего не было. Год я терпела, искала следы Чарли в газете Эройо-Бич и считала дни. Я вставала рано утром, вычеркивала день, а потом снова ложилась.

Но в одно субботнее утро я села на автобус, приехала в Эройо-Бич, позвонила Чарли и мы начали все сначала, почти каждый уикэнд. Кажется, это было летом сорок шестого. Но скоро это кончилось. В сентябре он сказал мне «прощай» и вернулся в Бостон заканчивать курс в Гарварде. Ту зиму я провела с Сэмом. Это была очень долгая зима. Летом опять наступила хорошая пора, но недолго она продолжалась. Как и всегда, когда в долине пошли дожди и холмы покрылись всяким зеленым хламом, я почувствовала, что не могу больше этого выносить. Я уже не слушала разговоров Сэма, они влетали мне в одно ухо и вылетали из другого.

Я поехала поездом в Нью-Йорк, а оттуда в Массачусетс, в Бостон. Чарли жил в своей квартире в Белмонте, но он совсем мне не обрадовался. Он сказал, что я была частью его калифорнийских каникул, а для Бостона я вовсе не подхожу. «Уезжай!» – сказал он. Я сказала ему, кто он такой, и ушла в одном платье. Был март и шел снег. Я решила утопиться в реке, потому что она называлась река Чарльз, и это должно было свести его с ума. Так я надеялась.

Я постояла и посмотрела на реку, как в нее падают снежинки. Потом я дошла до станции метро и поехала в нижний город. Я даже насморка не схватила. Потом я долго жила на Колли-сквер, 6, желая вернуться к Чарли. Один раз я позвонила ему и сказала, что делаю. Он повесил трубку. В тот день я стояла у метро и смотрела на рельсы. Я стояла почти час, но не могла двинуться ни вперед, ни назад.

Тип в крахмальной рубашке заметил, как я смотрю на рельсы, и увел меня. Он был безработным танцором из Монреаля. Поль Торье. Я пробыла с ним весь остаток года, мы пытались работать вместе. Слышали когда-нибудь о Лагошетьер-стрит в Монреале?

– Нет.

– Паршивое место, как и наша работа. Поль говорил, что из меня могла бы выйти танцовщица. Но то ли я была слишком неуклюжей, то ли что-то еще. А он был старый и страдал подагрой. Мы пытались пробиться в третьеразрядных клубах в «Ниагарский водопад», «Буффало» и «Толедо», потом отправились в Детройт. Я стала работать официанткой в пивной, старалась сколотить деньги, чтобы открыть танцевальную студию, но ничего не вышло. Пару раз мы пробовали воровать. Поль испугался и сбежал в Канаду, оставив меня расхлебывать кашу. Тогда-то Лео снова вошел в мою жизнь.

– Ну наконец-то, – заметил я. – Длинная у вас история.

– Вы сами на это напросились, – проговорила она с мрачной улыбкой.

Это была ее сага, и она хотела рассказать ее по-своему.

– Лео узнал, что я в Детройте и сижу за вымогательство. Его дела шли хорошо, он был крупной фигурой в мичиганской шайке. Он умел ладить с фараонами, и меня не забыл. Он выручил меня из переделки. После стольких лет я снова вернулась к Лео и его сестре. Никакого класса, но валюта, а я нуждалась в ней.

– Значит, с тех пор вы хорошо зажили, и поэтому вас здесь не было.

– Ничего смешного здесь нет, – сказала она. – У Лео начались заскоки, хуже чем раньше. К концу года он дошел до предела. Он попытался безо всякой причины застрелить дирижера оркестра. Мы показали его доктору, и тот сказал, что он болен уже двадцать лет и сейчас находится в последней стадии. После этого мы не могли его оставить в Мичигане. У него были враги в организации. Против него были и боссы, и подчиненные. У Лео не было денег в банках. Все, что он имел, – это репутацию головореза и связи. Узнай они, что он свихнулся, – его бы выкинули или прикончили. Поэтому мы уехали в Калифорнию. Его Уне я подсунула Эройо-Бич.

Еще со времен Бостона, когда Чарли выпихнул меня из своей жизни, я кое-что задумала. Он считал меня нищенкой, и я задумала появиться в Эройо-Бич с деньгами и натянуть ему нос. Встречу его на улице и сделаю вид, будто не узнала. Во всяком случае, я так хотела. Когда же я встретила его на самом деле, то все забыла и вернулась к тому, что была раньше. Субботние ночи в его студии. Мне наплевать было на то, как он со мной поступал раньше. Он был единственным мужчиной, с которым мне хотелось быть. Все было точно как в прежние времена, пока пару недель назад не наступил конец. Когда Лео узнал о Чарли и обо мне.

Бесс промолчала. Глаза ее блестели как голубая сталь.

– Он узнал об этом от Люси?

– Нет. Люси была моим настоящим другом в этом доме. Кроме того, она была медсестрой. Она понимала в психо... психотерапии. Люси ни за что не проделала бы такую штуку со своим пациентом. Люси предупредила нас о том, что Лео вышел на военную тропу. Она успела в горную хижину раньше его.

– Кто же послал Лео на военную тропу?

– Уна. Во всяком случае, мы так решили. Люси отвезла меня к отелю на свидание с Чарли. Когда Люси вернулась домой, Уна накинулась на нее с расспросами о том, где я и с кем. Люси не стала отвечать, и Уна ее уволила. Думаю, Уна уже все знала о нас. Тогда она натравила на нас Лео. Может, у них в семье все были психи, и Уна в том числе. Наверняка она дала Лео пистолет и зеленую улицу. Тогда я этого не поняла. Я была в студии с Люси, когда это случилось. Я выглянула в окно и увидела Лео и Уну в машине. Чарли вышел и подошел к ним, не подозревая опасности. Когда Чарли подошел к машине, Лео в него выстрелил. Чарли упал и снова встал. Уна выхватила у Лео пистолет. Мы все окружили его и скрутили. Уна сказала, что Лео силой заставил ехать ее сюда. Тогда я поверила ей, боялась не поверить. Я всегда боялась Уны.

Она сказала, что люди подумают, будто это стреляли охотники, а мы должны вести себя так, словно ничего не случилось. Никаких больниц для Чарли, его нужно увезти на машине, на его же машине. Я побоялась спорить с ней. Я забрала из студии все свои вещи и поехала с Чарли и Люси в Белла-сити.

Весной и летом я пару раз видела Сэма Беннинга, когда нуждалась в нем. Он думал, что я работаю в Лос-Анджелесе в доме моделей. Мы были в хороших отношениях, но я не могла ему сказать, что один мой дружок выстрелил в другого. Да и Сэм должен был сделать все так, чтобы комар носа не подточил. Я состряпала для Сэма такую сильную историю, какую только могла. Сказала, что Чарли ко мне приставал, и я в него стреляла. Люси подтвердила это, а Чарли к тому времени уже не мог говорить.

Сэм мне поверил. Он заставил меня дать слово, что если он вылечит Чарли, то я останусь с ним в Белла-сити и буду ему женой. Он прижал меня к барьеру, и я дала обещание.

Может быть, рана была серьезнее, чем мы думали. Да и Сэм не очень силен в хирургии. Он винил в случившемся Люси, сказал, что из-за ее неловкости операция прошла неудачно. Хотя Сэм не из тех, кто вечно сваливает вину на других. Но что бы там ни было, Чарли умер на операционном столе, не приходя в сознание.

– Кто делал ему анестезию?

– Не знаю, меня там не было. Я не могла смотреть, как он истекает кровью.

– Странная вы женщина, Бесс.