Пленница Седов Б.

Но надолго Тамару одну не оставили. И следующей парламентершей снизу к ней в комнату явилась не кто иная, как Светлана Петровна. Вошла и молча принялась обозревать постеры, которыми была обклеена стена над диваном.

«Не мешало бы научиться стучаться, прежде чем вваливаться, толстуха», — хотела сварливо заметить Тамара, но сдержала себя. Уткнулась взглядом в маленький телевизор, который ей заменял монитор, и принялась активно орудовать джойстиком, гоняя по зеленому полю беленький шарик. Незваная гостья тяжело топталась у нее за спиной.

— Вот что скажу тебе, девочка, — наконец решила она нарушить затянувшееся молчание. — То, что ты сейчас устроила за столом, иначе как склокой не назовешь. А коли ты проявляешь свой склочный характер уже в таком юном возрасте, то что ждать от тебя, когда подрастешь?

«А почему тебя это заботит? — молчала Тамара, уткнувшись в экран телевизора. — Скажи уж прямо, решила прочитать мне нотацию. Расквитаться за то, что утерли нос твоему недалекому муженьку».

— Я проработала в школе шесть лет, и, поверь, это достаточный срок, чтоб насмотреться на всяких гордячек и хамок.

«Я хамка? Приглядись повнимательнее к мужу».

— И, вообще, тебе не кажется, что это неуважительно с твоей стороны, когда я, взрослая женщина, педагог, стоя разговариваю с тобой. А ты не удосужилась не только подняться, но продолжаешь сидеть ко мне спиной и занимаешься своими делами?

«Не кажется! Потому, что я тебя сюда не звала и выслушивать твою болтовню не желаю. — Тамара резко отодвинула джойстик и, встав, послушно развернулась к Светлане Петровне. — Что дальше?»

— И, будь так добра, измени выражение своего лица. Извини за грубость, но ты слишком соплива, чтобы так смотреть на меня. И чтобы выказывать неприязнь к своему дяде. Сначала добейся чего-нибудь в жизни, прежде чем начинать судить взрослых.

«А чего добился твой муженек, — хотелось сказать это вслух. Но Тамара упорно молчала. — Закончил почти три курса института? Провел полгода в дурдоме? Закодировался от пьянства? Не дает прохода отцу со своими дурацкими грандиозными прожектами?!

— Ты меня слушаешь?

— Да, — кивнула Тамара.

— Вот что: я настоятельно рекомендую тебе немедленно спуститься вниз и принести извинения дяде.

— Нет!

— Что «нет»? — встрепенулась Светлана Петровна.

— Пусть дядя сейчас найдет в себе мужество, отпросит амбиции и поднимется сюда принести мне свои извинения.

— Что?!! — Светлана Петровна ошарашенно замерла посреди комнаты.

— И вообще покиньте немедленно комнату. Я не намерена у себя дома выслушивать ваши нотации.

— Ишь, как затворила, — пробормотала дядюшкина сожительница. Она была откровенно растеряна. Не ожидала такою отпора от тринадцатилетней соплячки.

— Не я начала разговор. И вас сюда не звала. — Тамара, больше не обращая на толстуху внимания, устроилась за компьютером. — Можете жаловаться на меня моим родителям, — зло процедила она и, надев наушники, нажала на кнопку на магнитоле. Светлана Петровна перестала для нее существовать.

Дядин эксперимент с применением тяжелой артиллерии окончился пшиком, никаких денег у отца он так и не выклянчил, а инспектриса пушкинского РОНО больше у них в гостях не появлялась.

Других родственников, кроме дяди, у Тамары не было, и то, что через десять дней забирать ее из больницы явились именно он со Светланой Петровной, выглядело как само собой разумеющееся.

— Какое несчастье, девочка! Какая беда! — сюсюкала толстуха, располагаясь на переднем сиденье тесной «Асконы». — Как ты? Отошла хоть немного? А ведь была совсем невменяемой. Врачи к тебе никого не пускали. Но пришла в себя, слава Богу. Все сглаживается со временем, все забывается. И в домашних условиях это произойдет скорее, чем в больнице.

— Куда мы едем?

— К нам, девочка. Куда же еще?

— На Красноселку?

— Теперь тебе придется жить там. С нами. И можешь не беспокоиться, мы тебя в беде не оставим. Неужели позволим, чтобы ты оказалась в каком-нибудь интернате? Там сплошная шпана и разврат. Где-то с месяц тебе придется побыть в Ленинграде, пока не утрясем кое-какие формальности, но как только с этим покончим, сразу отправим тебя в Новгородскую область. Там у моих родителей, девочка, в деревне, на природе, на свежем воздухе, на парном молоке…

«Не называй меня девочкой, дура! И учти: я терпеть не могу молока!»

— Завтра мы должны обязательно съездить в милицию. Они хотят взять с тебя показания. Потом заглянем в твою бывшую школу…

— В первую очередь я хочу побывать завтра на кладбище, — перебила Тамара. — А еще лучше сегодня.

«Раз уж родителей похоронили, пока я валялась в больнице, так хотя бы узнаю, где их могила. И скажу им, как я их люблю. А вдруг услышат?»

— Нет, никакого кладбища, девочка, — обернулась Светлана Петровна. Несмотря на опущенные стекла и задувающий через окна легонький ветерок, в машине стояла жара, как и на улице, и на мясистом лице дядюшкиной супруги выступили обильные капли пота, а ворот футболки четко обозначился темным влажным треугольником. — С кладбищем лучше повременить. К этому ты еще не готова. Должно пройти какое-то время, тебе надо окрепнуть психически, немного забыться…

— Завтра утром мы едем на кладбище, — повторила Тамара, — и вы покажете мне могилу родителей… А лучше сегодня.

— Какая упертая! — раздраженно фыркнула Светлана Петровна. — Абсолютно не желает прислушиваться к тому, что ей советуют взрослые, которые желают ей только добра. Так вот, имей в виду, девочка: никто не намерен потакать твоим капризам. Возможно, раньше у тебя получалось качать права перед мамой и папой, но теперь лебезить перед тобой никто не намерен. Наша задача: воспитать порядочную скромную девушку. И если для этого придется быть строгими, то, поверь, и я, и дядя можем выглядеть не только добренькими и сладкими, как сейчас.

— М-да, это точно, — пробурчал дядюшка, перестраивая «Аскону» из одного ряда в другой, и Тамара отметила, что это первые слова, которые за сегодня она услышала от него (добренького и сладкого).

— Итак, надеюсь, ты поняла, — продолжала, чеканя слова, расставлять акценты в их будущих отношениях Светлана Петровна. — Если хочешь, чтобы мы подружились, изволь забыть и про завышенные запросы, и про непослушание, и про гордыню. Не спорь, не привередничай, не хами. И с этого момента всегда помни о том, что мы делаем тебе одолжение, обременяем себя заботами, беря тебя под опеку и избавляя от нерадужной перспективы отправиться в интернат.

«Ты даже не смогла потерпеть несколько дней, чтобы дать мне немного очухаться, пообвыкнуть на новом месте, в новой (перевернувшейся) жизни».

— Значит, имей в виду: никакого кладбища в ближайшие дни. Завтра едем в милицию, потом в твою бывшую школу.

«…То, что ждет меня в дядюшкиной квартире, окажется сущим кошмаром…»

— Ты меня слышишь, Тамара?

«…В конце концов, эта бегемотиха меня просто затопчет! Может, и правда, попроситься в интернат?»

— Отвечай, когда спрашиваю!

— Да, слышу Завтра едем в милицию, потом в мою бывшую школу, — покорно согласилась Тамара, и Светлана Петровна удовлетворенно отметила:

— Молодец, девочка.

В маленькой комнатушке, которую ей выделили, не было ни телевизора, ни компьютера, но Тамаре было сейчас не до этого. Весь вечер она пролежала на узкой кровати, тупо разглядывая трещинки на потолке. Ни единой эмоции, никакого движения. Казалось, что оцепенение, из которого девочка вышла два дня назад, вновь сковало ее, и Светлана Петровна, когда сунулась к ней со словами:

— Иди ужинать, а потом прими ванну, — не дождалась ответа. Она подошла вплотную к кровати и наклонилась, с интересом вглядываясь в Тамару.

Ни единой эмоции, никакого движения.

— Хорошо, ложись спать голодной. Второй раз никто ничего тебе предлагать не намерен, — недовольно пробухтела толстуха и отправилась в соседнюю комнату, где ее муж, словно кот у мышиной норы, терпеливо дежурил у телефона. — Как бы этот крысеныш, и правда, не повредился рассудком, — задумчиво пробормотала она. Дядя Игнат в ответ лишь безразлично пожал плечами. Только что ему почти за бесценок предложили партию спирта «Ройял». Стопроцентная предоплата черным налом, а черного нала имелось в наличии всего триста рублей в кошельке у супруги. Было над чем призадуматься.

Следующие три недели запомнились Тамаре непрерывным хождением вместе со Светланой Петровной по неуютным приемным и кабинетам, долгими ожиданиями на жестких скамейках в мрачных пустых коридорах и постоянными вопросами… вопросами… вопросами… На которые она отвечала невпопад, толком не понимая, о чем ее спрашивают.

В прокуренной комнате следователь с густыми усами и красными слезящимися глазами:

— Тамара, так ты отлучилась только до школы и обратно? Это примерно час. Может, час десять. Смотря, сколько прождала автобуса. Ты никуда больше не заходила?

— Нет, никуда… На обратном пути я купила мороженое и прошла остановку пешком.

— Приплюсуем еще десять минут. Точно, Тамара?

— Наверное.

— Хорошо. Теперь скажи мне, пожалуйста, когда ты в тот день обнаружила, что забыла спортивную форму, и решила вернуться, у тебя не создалось впечатление, что родители кого-нибудь ждут?

О том, что ей обязательно зададут подобный вопрос, предупреждала Светлана Петровна. И, кроме того, строго-настрого запретила упоминать о дядюшкином звонке — том, когда он неожиданно передал Тамаре привет: «Как неудачно дядя Игнат позвонил прямо накануне этой трагедии! Теперь у него из-за этого могут быть неприятности. Так что, девочка, ты не должна никому говорить про этот звонок».

— Алло, Тамара, ты слышала, что я спросил?

— Да, извините… Нет, мне не показалось, что родители кого-нибудь ждут.

— О чем вы разговаривали, не помнишь?

— Помню. Мама выглянула из кухни, и мы поздоровались. А папа спросил, как дела в школе. Я ответила, что бегали кросс, и тут же вспомнила, что забыла спортивную форму. Попросила его меня отвезти, но он отказался. И ушел…

«Говорить о том, что к телефону? Или нет? У дядюшки будут неприятности — хорошо. Они с толстухой взбесятся — плохо. А, наплевать! Какое это имеет значение, звонил тогда дядька Игнат или нет».

— …в каминную. Больше живым я его не видела, — всхлипнула девочка. — И маму тоже.

— Хорошо. На, Тамара, выпей водички…

Классная в бывшей школе:

— Тамарочка! Стисни зубы, сожми кулачки. Ты сильная девочка и сумеешь перешагнуть через это несчастье. Уверена, что Светлана Петровна тебе в этом поможет. Я ее знаю давно. Достойная женщина, замечательный педагог. Рада за тебя, ты попала в хорошие руки. Хотя, конечно, никто не заменит маму и папу… Школа, в которую ты переводишься, одна из лучших в районе. Там очень хорошие и учителя, и ребята… Тамарочка, всегда, когда почувствуешь себя одиноко и плохо, думай о том, что у Соломона на перстне были выгравированы замечательные слова: «И это пройдет».

Элегантная дамочка с коротенькой стрижкой в одном из кабинетов РОНО:

— У тебя есть хобби, Тамара?

— Хобби?

— Да. Какое-нибудь увлечение. Может быть, ты занимаешься музыкой? Или посещаешь спортивную секцию?

— Да, секцию по у-шу.

— Собираешься ходить туда и после каникул?

— Не знаю. Если мне разрешат.

— Почему же не разрешат? Мне говорили, что ты очень хорошо знаешь английский. Что, занималась с преподавателем?

— Нет, с мамой. Она английским владела свободно.

— Надеюсь, ты не забросишь язык. Я побеседую со Светланой Петровной, чтобы она лично проследила за этим. Попроси ее зайти ко мне в кабинет. А к тебе у меня пока нет вопросов. Подожди, пожалуйста, в коридоре… Света, знаешь, у меня есть хороший знакомый. Он врач. Я сейчас запишу телефон…

Седенький старичок в уютной комнате с мягкой мебелью и ковром на полу, больше напоминающей гостиную, чем кабинет психиатра:

— Тамара, ты можешь сказать мне, какое сегодня число?

— Не знаю.

— А день недели?

— Не знаю.

— Давно ты этим не интересовалась?

«Зачем мне это? Говорят, что счастливые часов не наблюдают. И дней недели… И чисел… Несчастные тоже!!! Не наблюдают…»

— …Я повторяю вопрос: давно ты этим не интересовалась?

— Чем?

— Ладно, оставим. Скажи лучше, чем ты сейчас занимаешься дома? Помогаешь по хозяйству? Читаешь? Смотришь телевизор?

— Лежу.

— Что, так просто лежишь и ничего не делаешь?

— Ничего.

— О чем-нибудь думаешь?

— Ни о чем.

— Тамара, девочка, так не бывает! Человек всегда о чем-нибудь думает.

«А я вот не думаю ни о чем! Рассматриваю трещинки в потолке… Не называй меня, пожалуйста, девочкой, старичок»…

— Ты хорошо засыпаешь, Тамара?

— Не очень.

— А что тебе снится?

— Не помню.

— Так уж не помнишь? Ничего-ничего?

— …….

— Какие у тебя отношения с тетей? Вы с ней много общаетесь?

Дядюшкина жена, массивная и мужеподобная, внешне (и не только) сильно напоминала домоправительницу фрекен Бок из мультфильма про Карлсона, на редкие вопросы: «А можно?» всегда давала стандартный ответ: «Нельзя», и Тамара не помнила, чтобы она хоть раз улыбнулась или сказала что-нибудь доброе. Вернее, и улыбалась, и говорила, только когда они вдвоем ходили к следователю или в РОНО. Но стоило им остаться наедине, как толстуха облачалась в непроницаемую броню и в Тамарином сознании олицетворяла собой неприступную крепость.

— Если вы о Светлане Петровне, то она мне не тетя. И мы с ней почти не общаемся.

— Я-а-асно. А с дядей?

— Он много работает. Уходит рано, приходит поздно.

— Он деловой человек?

— Чересчур деловой. Он ни разу не смог найти для меня ни одной свободной минуты.

— …Светлана Петровна, здесь два рецепта. Это всего лишь легкий транквилизатор и антидепрессант. А девочке лучше сменить обстановку. И чем скорее, тем лучше… В деревню? Через неделю, как закончите с оформлением опекунства? Отлично!

Несколько женщин с холодными лицами и в строгих костюмах в небольшом зале размером с классную комнату и с рядами деревянных сидений, как в кинотеатре:

— …И, наконец, Тамарочка, последний вопрос. Самый важный. Итак, девочка…

«Не называй меня девочкой, стерва!»

— Ответь нам, пожалуйста, ты согласна, чтобы дядя Игнат и тетя Света заменили тебе погибших папу и маму? Чтобы занимались твоим воспитанием, пока тебе не исполнится шестнадцать? Чтобы осуществляли контроль над всеми твоими денежными средствами и имуществом с того момента, как ты вступишь в права наследования и до дня твоего совершеннолетия? Чтобы…

«Нет, не согласна! Лучше в интернат!»

— Да, я согласна.

— Громче, Тамара. Ты шепчешь себе под нос так, что при всем желании тебя не расслышать. Повтори, пожалуйста, еще раз. Громко и четко.

— Да, я согласна.

Как же хотелось ответить иначе! Но рядом пыхтела Светлана Петровна. Она была сильнее!

Дядюшка, сменивший сегодня свои мешковатые слаксы на черные брюки и зеленый двубортный пиджак, подошел к столу, за которым расположилась комиссия, и принялся подписывать какие-то бумаги.

Домоправительница положила горячую ладонь Тамаре на плечико, прошептала:

— Молодец. На все вопросы ты ответила правильно.

— Что, довольны? Надеюсь, теперь вы покажете мне, где могила родителей?

— Хорошо, девочка. Завтра утром поедем на кладбище.

«Наконец-то! Не прошло и полгода. Мама, папа, как вы?..

…И сколько раз тебе повторять: не называй меня девочкой, сука! »

Глава 3

НЕ ХОДИТЕ, ДЕВКИ, В БАНЮ

Тамара. 1991 г. Июль

В соседнем купе плацкартного вагона расположилась большая компания. Там до утра пили, громко скандалили и курили. Не успел поезд покинуть границ Ленинграда, как гулянка набрала полный ход, и Светлана Петровна недовольно пробухтела что-то насчет распущенности нынешней молодежи. Тамара была уверена, что толстуха сейчас отправится к шумным соседям наводить среди них порядок, но она спокойно застелила белье и улеглась на нижнюю полку. Уже через минуту послышался храп. Стальным нервам толстухи оставалось только завидовать.

Уснуть никак не получалось, и Тамара ворочалась на верхней полке, вслушивалась в разносившиеся по вагону пьяные голоса, а когда рассвело, перевернулась на живот и принялась смотреть в окно, за которым, сменяя друг друга, тянулись поля, окантованные по линии горизонта синей полосочкой леса, и заболоченные непроходимые заросли ивняка. Поезд подолгу застревал на любой мало-мальски значимой станции, и тогда скучный ландшафт за окном сменяли огороженные разноцветными палисадами избы, разбитые улочки и низкий перрон, по которому иногда стремительно проносились полуночники-пассажиры. Потом состав, скрипнув рессорами, мягко трогался с места, павильончик вокзала уплывал назад, и на сцену вновь заступали поля и густые кусты.

Наконец поезд дотащился до большой узловой станции Неболчи. Проводница опустила крутую лесенку, и Тамара первой среди нескольких пассажиров спустилась из тамбура в промозглое дождливое утро. Зябко поежившись, она поставила на мокрый асфальт перрона дряхлую дорожную сумку с продуктами. Светлана Петровна нахмурилась.

— Куда в самую лужу?

— Вовсе не в лужу. А сумка тяжелая, — пробормотала Тамара и, наклонившись, снова взялась за обмотанные изолентой ручки.

— Ладно, оставь. Все равно перемазала. Потом вымоешь.

— Хорошо.

Ничего хорошего: сильный, намеренный затянуться надолго, дождь; пузыри на лужах; струйки воды, стекающие за шиворот. Холодно, брр…

— До деревни от станции три километра, — сообщила накануне толстуха, — но я отправила телеграмму, и нас будет встречать мой отец.

— Как мне к нему обращаться?

— Петр Тимофеевич. А маму зовут Анна Ивановна.

Тут фрекен Бок, радостно квакнув, устремилась навстречу седому, не уступавшему ей ни в росте, ни в весе мужчине в длинном, потемневшем от влаги, дождевике. Тот крепко обнял ее и начал похлопывать по широкой спине. В противовес холодной, как рыба, и неприветливой дочери отец толстухи всем видом излучал доброжелательность.

— Здравствуй. — Он наклонился к Тамаре и коснулся ее лба густыми, пропахшими никотином усами. — Как добрались?

— Спасибо, нормально.

— И хорошо. Сейчас прокачу вас на лошади, и мы дома. Не доводилось ездить в телеге?

— Не доводилось.

— Вот теперь и восполним этот пробел. Давай сюда сумку. О, Боже! Какая тяжелая! Там кирпичи?

— Нет, продукты, — улыбнулась Тамара. Толстухин отец понравился ей с первого взгляда. Светлана Петровна явно удалась не в него. Значит, в свою мать, Анну Ивановну? Интересно, и какая она, эта Анна Ивановна? Такая же мутная?

Тамаре было известно, что родители дядюшкиной жены всю жизнь проработали зоотехниками в местном совхозе и год назад дружно вышли на пенсию, решив попытать силы в возрождавшемся фермерстве.

— Теперь у них большое хозяйство. Папа писал, что в этом году построили парники, расширили огород, купили вторую корову и четырех поросят, — с гордостью рассказывала Светлана Петровна. — Так что бездельничать тебе у них не придется. Будешь помогать по хозяйству, ходить в лес за ягодами. При деле скорее отвлечешься от своей ипохондрии. Да и подучишься кое-чему, что должна уметь любая хорошая хозяйка. Ведь родители не учили тебя делать на зиму заготовки?

— Зачем их делать, если можно купить?

— Не болтай чепухи! Нельзя сравнивать то, что куплено, с тем, что выращено своими руками.

«Что-то, толстуха, я в дядюшкиной квартире не заметила ничего, что было бы выращено твоими руками. Никаких заготовок».

Тамара ангельским взором посмотрела на Светлану Петровну:

— Ладно, я буду копаться на огороде и ходить в лес за ягодами. Но, надеюсь, у меня будет свободное время?

— Никто не намерен эксплуатировать тебя как батрачку, — фыркнула фрекен Бок, — так что свободного времени будет более чем достаточно. Главное, использовать его с умом. А то ты целыми днями валяешся на кровати, вместо того чтобы заняться чем-то полезным…

«О, Господи! — еле сдержала себя Тамара. — Заколебала! Ты когда-нибудь сможешь поговорить со мной по-человечески? Не поучая?! Хотя бы с месяцок отдохну от вашего общества», — мечтала она с ногами устроившись на жидкой подстилке из сена, покрытого драным, насквозь пропитанным влагой ватником.

На следующий день Светлана Петровна собиралась отчалить в Ленинград. Через неделю она уходила в отпуск и проводить его у родителей не собиралась.

— У дяди много забот, в том числе и из-за тебя, — сообщила она Тамаре. — Я должна быть рядом с ним.

«И слава Богу», — обрадовалась девочка. На свою мать фрекен Бок походила лишь внешне. Тоже не отличалась худобой и маленьким ростом. В резко очерченных чертах — волевом подбородке, тонких губах, большом крючковатом носу — тоже проглядывало нечто мужеподобное, а движения были так же угловаты, как у дочки. На этом сходство и заканчивалось. К своему удивлению, Тамара обнаружила, что Анна Ивановна умеет улыбаться. И ее улыбка совсем не походит на те вымученные гримасы, которые выдавливала из себя Светлана Петровна в кабинете у следователя или на комиссии по установлению опекунства.

Как только телега остановилась возле крыльца, Анна Ивановна подбежала к Тамаре — в первую очередь не к своей дочери, а к Тамаре! — крепко прижала к себе, ткнулась губами в щечку, и девочка сразу отметила, что от этой пожилой женщины пахнет по-домашнему и по-деревенски. Почему именно так — по-домашнему и по-деревенски, — Тамара ответить не смогла бы. Но этот запах был ей приятен.

— Здравствуй, Томочка. Здравствуй, родная… Здравствуй, Света. Как доехали?

— Спасибо, ма. Хорошо.

— Ой, девочка, милая! Да ты ж вся окоченела! Петя, Светлана! Куда смотрите? Промочили девчонку насквозь!.. Пошли скорей в дом. Обогреешься, наденешь сухое. Покажу тебе твою комнату. Здесь твои вещи? — Анна Ивановна подхватила с телеги маленький чемоданчик с Тамариными пожитками.

В комнатушку, устроенную на чердаке, пришлось подниматься по крутой деревянной лестнице, и было заметно, что этот короткий подъем дался Анне Ивановне нелегко.

— Уф! Старая я уже по таким лестницам ползать, — сказала она, пристраивая чемоданчик на тумбочке, установленной возле старинной, с никелированными шариками, кровати. — Для тебя-то это не препятствие. Вспорхнешь по лестнице и не заметишь.

— Когда на улице вёдро, здесь круглый день солнышко, — сообщила Анна Ивановна. — Нравится комнатка?

— Здесь очень уютно, — кивнула Тамара. — Спасибо.

На столе, накрытом салатного цвета скатеркой, пластмассовая вазочка с букетом садовых цветов. Рядом дешевая китайская магнитола. На кресле стопка потрепанных книг.

Сразу бросалось в глаза, что к ее приезду готовились. И ей было приятно почувствовать это после месяца полного отчуждения в обществе дяди и его толстой жены!

— Ну, распаковывайся, переодевайся, — Анна Ивановна провела большой жесткой ладонью по влажным Тамариным волосам.

— Хорошо, Анна Ивановна.

— Говори проще, Тамарочка: тетя Нюра и дядя Петя.

— Хорошо, тетя Нюра, — улыбнулась Тамара.

И подумала, что этот дождливый денек стал для нее по сути первым светлым днем после смерти родителей. Оказывается, люди умеют быть приветливыми.

Для того, чтобы ожить после месячной летаргии, оказалось достаточно всего лишь встречи с Кириллом, а это совпало еще с одним приятным событием — полчаса назад домоправительница, поцеловав на прощание мать и отца и смерив строгим взглядом Тамару, размашисто пошагала в Неболчи, спеша на ленинградский поезд. Никто не вызвался ее проводить, и, как показалось Тамаре, это здорово подпортило фрекен Бок настроение.

«Так тебе и надо, Толстая Задница! Проваливай!»

— Тетя Нюра, можно на речку?

— Сходи, милая.

Тамара положила в пакет томик с «Цивилизацией статуса» Роберта Шекли. Пакет она подложит под себя, чтобы не сидеть на влажной земле. А книжку… Это будет первая книжка, которую она прочитает с тех пор, как случилась трагедия.

«О, черт! И когда же получится не вспоминать об убитых родителях постоянно?»

— Тамара, сразу за огородом тропинка. Прямо по ней, никуда не сворачивая, дойдешь через бор до ручья.

— У меня все равно нет купальника.

Купальник остался в Тярлеве, в платяном шкафу в ее комнате. Дядя с толстухой, когда перевозили Тамарины вещи, почему-то оставили его там. Так же, как и компьютер. И телевизор. И книги. И магнитолу.

Узкую безымянную речку, которую здесь называли ручьем, от маленькой, в двенадцать дворов, деревни Капраново отделяла неширокая полоса соснового леса. Но в тот вечер до речки Тамара так и не дошла.

— Привет! — раздалось за спиной, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Безлюдный вечерний лес, узенькая тропинка, — и вдруг прямо над ухом это звонкое «Привет!».

Тамара отпрянула в сторону и, стремительно обернувшись, чуть не приняла боевую стойку.

Ей улыбался долговязый паренек лет шестнадцати в вареных джинсах и красной цыганской рубахе, завязанной узлом на животе.

— Я тебя испугал?

— Дура-а-ак! — облегченно пролепетала Тамара. — Так и заикой можно сделать.

— Ну, извини. — Улыбка не сходила с открытой добродушной физиономии. Голубые глаза; россыпь веснушек вокруг вздернутого носа; ниспадающий на лоб чуб вьющихся льняных волос. «Ну прямо Иванушка-дурачок из сказки», — поразилась Тамара.

— Как у тебя получилось подкрасться так незаметно?

— Просто ты о чем-то задумалась. Вот и не слышала. Еще раз извини…

— …Ты ведь только вчера приехала? К бабе Нюре? Надолго? Тебя как зовут?

«Послать этого Ванюшу подальше и идти читать книжку? Или познакомиться?.. Нет, все же послать… Нет, все-таки познакомиться. Какой бы он ни был, этот деревенский Иванушка, а в его компании будет веселее.»

— Тамара, — представилась она.

— А я Кирилл.

Вовсе и никакой не Иванушка. И вовсе не деревенский, как это выяснилось уже через десять минут.

— Я из Москвы… Здесь нахожусь под надзором бабули… — без устали молол языком ее новый знакомый. — В этой деревне лишь в трех домах живут круглый год, а в остальные приезжают только на лето… У нас собралась неплохая тусовка: две сестренки из Дмитрова — Маришка и Ленка, Толстяк — вообще-то его зовут Саней, Наташка — ее дом через один от тебя… Спим до двух дня, а по вечерам всей тусой отправляемся в Неблочи. Сначала смотрим какое-нибудь дурацкое видео, потом дискотека, потом все идут на костер. И так до утра… Пойдешь с нами, Томка?

— Не знаю. Если отпустят.

— Не отпустят? Тебе сколько? Пятнадцать?

— Тринадцать.

— Ха, а выглядишь на все четырнадцать.

— Спасибо. Я сегодня поговорю насчет клуба с Анной Ивановной.

— Я сам с ней поговорю. Она меня любит. Когда у них удрала корова, я помогал им ее искать. Пошли, познакомлю с Толстяком и сестренками.

Вот так Тамара была введена в местный бомонд. И с этого дня жаловаться на одиночество ей не приходилось. Как и было здесь принято, она теперь просыпалась не раньше двенадцати, на скорую руку то ли завтракала, то ли обедала и спешила к дмитровским сестренкам, где проводила весь день, дуясь в карты. Иногда они на велосипедах ездили в Неблочи. Шатались по магазинам, в жаркие дни купались в Мете. Впрочем, тогда Тамара сидела на берегу. Не лезть же в воду в платье.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Трижды Рэндольфу Картеру снился этот чудесный город и трижды его вырывали из сна, когда он стоял не...
«…С каждым пройденным километром системы управления корабля то увеличивали, то уменьшали поверхность...
Туман пришел в маленький провинциальный городок – ровно бы ниоткуда. Туман сгустился над узенькими у...
Вновь герои оказываются во враждебном окружении, где происходят загадочные убийства, где ни один чел...
«Демгородок» – повесть-антиутопия, в ткань которой вплетен и детектив, и любовный роман, и политичес...
Когда американские войска заняли мексиканский город Ла Пуэбло де лос Анджелос, мало кто мог предполо...