Мистика древних курганов Яровой Евгений
О том, что они представляли особую ценность в медно-каменном веке, свидетельствуют находки «кладов» из кремневых орудий. Клады обычно ассоциируются у нас с изделиями из драгоценных металлов, золотыми или серебряными монетами, драгоценными камнями или, на худой конец, с любыми украшениями. Но оказывается, что клады могут состоять и из простых кремневых орудий. Тот факт, что их собирали и прятали в критических ситуациях, свидетельствует о том, что эти вещи были для их владельцев не менее ценными, чем благородные металлы. И таких кладов известно немало.
Их обзор на территории Северного Причерноморья позволил видному российскому археологу А. А. Формозову выделить регион Донецких степей со знаменитыми месторождениями кремня и мастерскими по его обработке в качестве исходной точки их распространения. Отметив десятки кладов кремневых орудий, он подчеркнул, что большинство из них содержали заготовки ножевидных пластин, которые являлись основным материалом для обмена. Действительно, только один клад не содержал пластин. Скорее всего, он был оставлен мастером, который специализировался на производстве наконечников копий или дротиков. Во всех остальных сохранившихся полностью кладах ножевидные пластины составляли большинство. Кроме пластин типичными находками в них были наконечники копий или дротиков треугольной формы, клиновидные топорики-тесла, нуклеусы и скребки.
В свою очередь, связь этих прекрасно изготовленных изделий с Новоданиловскими погребениями привела известного украинского археолога Д. Я. Телегина к интересному заключению: данные энеолитические захоронения были оставлены мобильными коллективами, которые в определенной своей части состояли из мастеров кремнеобработки и учеников металлургов. По его мнению, они работали на донецком сырье и предназначали свои изделия для обмена на предметы из меди. Подобное предположение нашло поддержку и у других исследователей. В частности, исключительно важным представляется заключение специалистов в области древней металлургии, что в техническом опыте Новоданиловских ремесленников решающую роль играли знания, полученные от варненских мастеров. По их мнению, они могли появиться лишь в результате прямого общения с балканскими ювелирами, которые выступали в данном случае в качестве учителей.
Варна в данном контексте звучит не случайно. Дело в том, что во второй половине XX века научный мир был потрясен выдающимся открытием грунтового могильника медно-каменного века у этого курортного города в Болгарии. Как всегда, оно произошло случайно, но болгарские коллеги оперативно отреагировали на находку этого выдающегося памятника археологии и спасли его для европейской цивилизации. В могильнике было найдено неправдоподобно много изделий из меди и золота, что полностью перевернуло все научные представления об эпохе раннего металла. Оказалось, что в некоторых земледельческих обществах были сконцентрированы огромные по тем временам богатства, а развитие металлургии в этом районе находилось на такой высоте, о которой никто из исследователей не мог даже предполагать. Среди прочих находок в захоронениях Варны часто встречались и ножевидные пластины, по форме неотличимые от степных изделий.
Если выяснится, что хотя бы часть из них имеет донецкое происхождение, то выдвинутая Д. Я. Телегиным гипотеза получит свое безусловное подтверждение. Но точку в этом вопросе можно будет поставить лишь после изучения состава и технологии производства варненского кремня. С другой стороны, концентрация кладов отмечена лишь в бассейнах Днепра и Дона, и они пока неизвестны на прилегающих с запада территориях. Однако даже если пластины из западных регионов изготовлены из кремня других месторождений, это еще не опровергает гипотезы Д. Я. Телегина. Запасы сырья могли закончиться во время длительных перекочевок, но навыки кремнеобработки у мастеров оставались. Поэтому не обязательно Новоданиловские мастера должны были работать на донецком сырье, с таким же успехом они могли обрабатывать и качественно другой кремень.
В пользу этого свидетельствует, в частности, находка двух характерных пластин из Новоданиловского погребения у городка Аксай в Нижнем Подонье. Одна из них была изготовлена из местного кубанского кремня, а другая — из обсидиана. Типологически они совершенно не отличаются от аналогичных находок. Необходимо было преодолеть значительные расстояния, чтобы добраться до вулканического стекла Осетии или получить его посредством обмена. Распространение на огромной территории одинаковых кремневых изделий вряд ли случайно и вполне могло быть связано с миграциями одних и тех же племен. Морфологическая близость, если не идентичность большинства ножевидных пластин, топориков-тесел и наконечников копий или дротиков позволяет считать, что они были изготовлены мастерами с одинаковыми профессиональными навыками. Вполне возможно, что их производителями являлись Новоданиловские ремесленники — мастера кремнеобработки.
Видимо, не случайно также, что пружинные медные браслеты, орудия из металла, подвески из раковин Унио и зубов оленя, ожерелья из медных пронизок и другие категории изделий входили в состав двух знаменитых кладов, обнаруженных у сел Карбуна в Молдавии и Хэбэшешть в Румынии. Они были спрятаны на поселениях земледельцев этой же эпохи, но находят прямые аналогии в древнейших захоронениях степи. Совпадение составов кладов с основными категориями Новоданиловского погребального инвентаря позволяет считать их генетическую связь более чем вероятной.
В настоящее время древнейшую историю этого региона можно представить следующим образом. Около середины IV тысячелетия до нашей эры начинается продвижение этих племен через Буджакскую и Сиретскую степи на левый берег Дуная и далее на запад. Его историческим результатом явилось вытеснение местного земледельческого населения из Бессарабии, которое, по наблюдениям археологов, заблаговременно оставило свои родные места, не вступая в вооруженные столкновения. Подобный вывод позволил сделать тот факт, что на этой территории не было обнаружено ни одного укрепленного поселения земледельцев, в то время как в Румынии они известны. Первопричиной данного процесса явилось, скорее всего, то, что указанное население проживало непосредственно на пути продвижения восточных скотоводческих племен на юг.
Первоначально степные племена проникали в Буджакскую степь и Подунавье спорадически и отдельными небольшими группами. Однако уже они, видимо, создали реальную угрозу для оседлых жителей региона, которые вынуждены были постепенно мигрировать за Прут и Дунай, добровольно оставляя свои поселки. Учитывая относительную длительность данного процесса, основной причиной подвижности первых скотоводов следует признать поиски новых пастбищ для скота и взаимовыгодный обмен с местным населением, а не гипотетическое стремление завладеть богатыми медью месторождениями Юго-Восточной Европы.
Это продвижение нашло свое отражение в отдельных погребальных комплексах на юге Украины, в Молдавии, Румынии и даже Венгрии. Скорее всего, оно изменило сложившуюся здесь политическую ситуацию. Видимо, не случайно территория между Днестром и Сиретом оказалась без земледельческих поселений периода их расцвета. По предположению румынских специалистов, причиной этого стало доминирование здесь пришельцев с востока. Интересно, что в эту же эпоху в Румынии произошли изменения в топографии поселений. Они стали располагаться преимущественно на мысах, естественно укрепленных останцах, надпойменных террасах и на возвышенных участках высокой поймы. В результате оказалось, что подавляющее большинство энеолитических поселений Карпато-Прутского региона занимают возвышенности и только менее четверти из них находятся в низинах.
Одновременно возрастает число укрепленных поселений. Если в предшествующий период рвы были зафиксированы лишь на двух памятниках, то спустя незначительное время оборонительные сооружения появились уже на восьми. Вместе с тем строительство укреплений требовало времени, и эти поселения не содержат следов внезапной гибели. Данные факты могут свидетельствовать против теории единовременного и разрушительного нашествия скотоводов. Новая топография поселений, скорее, явилась результатом не всегда мирных отношений, сложившихся в итоге между коренным населением и пришельцами.
Естественно, что подобные процессы отразили общее изменение культурно-исторической ситуации и стимулировались давлением извне. Считается, что на Балканах оно документируется с начала IV тысячелетия до нашей эры и может быть связано со следами уничтожения верхних культурных горизонтов на некоторых поселениях Болгарии, значительная часть населения которых погибла. Появление на исторической арене первых скотоводческих племен нашло свое отражение в Новоданиловских захоронениях к западу от Днестра и Прута.
Но здесь нельзя не отметить несоответствие между крайне немногочисленной группой этих памятников и отмечаемыми масштабными изменениями в земледельческих культурах. Маловероятно, чтобы отдельные племена скотоводов и ремесленников, основной целью которых был обмен, могли столь существенно повлиять на внутриполитическую стабильность в столь обширном регионе. Скорее всего, в данном случае речь идет о продолжительной и серьезной угрозе, которую могли создать только многочисленные и воинственные пришельцы. Но связываемые с ними памятники чрезвычайно редки как к западу, так и к востоку от Днестра и хронологически близки между собой. Возникновение серьезного демографического напряжения в южнорусских степях пока не подтверждается археологически.
В настоящее время отмеченному феномену можно дать только единственное объяснение. В силу своей специфики — бескурганному обряду — большинство указанных комплексов еще ждут своего открытия. Вполне возможно ожидать открытие не одиночных погребений или небольших семейных могильников, совершенных в естественных возвышенностях, а крупных грунтовых некрополей, расположенных в степи или в низинах и содержащих десятки, если не сотни Новоданиловских погребений. Не исключено, что иная топография до сих пор не привела к их открытию и затрудняет их поиски. Но исследование Александровского бескурганного могильника на Украине, включившего в себя около 30 аналогичных захоронений, делает этот прогноз не лишенным оснований.
И все же этот народ не сумел бесследно исчезнуть в туманных пластах истории. Его влияние, сила и мощная динамика оказали реальное влияние на исторический процесс в степях Восточной Европы. Но он до сих пор представляет собой загадку, успешно скрывая свои основные памятники. А земля не торопится расставаться со своими тайнами и древнейшими сокровищами. Поэтому кто знает, какие открытия ожидают нас или новое поколение археологов в ближайшем или отдаленном будущем? Сколько могильников типа Варны или Джурджулешть хранит причерноморская степь? И хранит ли еще хоть что-либо ценное? Хранит! То, что человек разрушил или изучил за последние 200 лет, всего лишь часть огромного археологического наследия, которое еще ждет своего часа и своих избранников. Но в том, что эти открытия предстоят, я нисколько не сомневаюсь!
Еще не было в ту эпоху курганов. Слишком мало людей уходило первоначально в глубинные степные просторы. Видимо, они не особо нуждались в каких-либо рукотворных ориентирах. Но эти люди первыми проторили дорогу на запад, став связующим звеном между различными народами и жизненными укладами. Поэтому закономерно, что именно на их могильниках впоследствии стали появляться курганы! Таким образом, они стали предвестниками появления древнейших архитектурных сооружений в степи. Одновременно они принесли с собой и мастерство обработки металла, и осознание особой ценности одного из них. Начиная с этой эпохи золото входит в обиход различных народов. Оно остается крайне редким, его особенно ценят и хранят. Поэтому любая находка из золота этого периода является знаменательным событием в жизни археолога. Особенно если это древнейшее золото эпохи курганного строительства!
Красивы блески царственного злата,
Добытого в горах и руслах рек.
В нем силу солнца понял человек,
В нем страсть, любовь и бой, и гуд набата.
К. Бальмонт, 1923
«На этом месте похоронен известный турецкий полководец. Он руководил огромной армией и погиб в одном из боев в этом районе. Еще мой дед рассказывал, что его прадед видел, как турки согнали массу войск и пленных и они насыпали курган.
Землю носили в шапках и корзинах. Очень много людей здесь работало…» — степенно рассказывал Стефан Иосифович Софроний — один из старейших жителей села Бурсучены в центре Молдавии, когда мы впервые приехали в это село. Курган оказался на трассе уже строящейся автомобильной дороги, и Энеолитическая археологическая экспедиция Академии наук республики срочно выехала на его раскопки. Старик Софроний был первым, с кем мы познакомились на месте. Нам повезло — он знал в этом районе все: где находятся древние поселения, курганы, старинные заброшенные кладбища. И действительно, везде, где он указывал, мы отмечали на археологической карте новые, ранее неизвестные памятники. Только в одном ошибался дед Стефан: к этому кургану турки не имели никакого отношения. Как показали первые же находки, курган был насыпан за несколько тысяч лет до появления в Молдове турецких завоевателей.
Этот наименее исследованный в Центральной Молдавии район оказался поистине археологической кладовой. Только на небольшом участке вдоль строящейся дороги сотрудниками экспедиции в первый же день были обнаружены два поселения первых веков нашей эры, средневековый могильник и два кургана эпохи бронзы. За два месяца раскопок к нам приходили десятки людей и рассказывали о случайных находках древних вещей и захоронений, а один раз даже принесли великолепно сохранившийся двуручный средневековый меч. Да и этот курган у села Бурсучены оказался буквально заполнен древними погребениями. Стоило лишь с помощью бульдозера снять небольшой слой насыпи, как в очередной раз появлялось перегнившее дерево, обмазанное белой глиной, — верный признак очередного захоронения.
Открытые погребения свидетельствовали, что курган был насыпан не позже III тысячелетия до нашей эры, в период проникновения в эти районы первых скотоводческих племен. Казалось, что вопрос культурной принадлежности памятника решен: конечно же, насыпь была возведена в эпоху ранней бронзы степными племенами так называемой ямной культуры. Ведь почти все древнейшие курганы, исследованные в различных районах Северного Причерноморья, были возведены над основными ямными захоронениями. Однако в Бурсученах археологов ждал очередной сюрприз…
На этот раз его преподнесли местные жители. Через месяц после начала раскопок ко мне подошли две благообразные старушки и обратились с неожиданной просьбой: разрешить им перезахоронить на кладбище все найденные человеческие кости. Спустя годы выяснилось, что в селе существовала запрещенная в то время, поэтому строго законспирированная секта, в которую входило подавляющее большинство жителей. Ее руководителем оказалась достаточно молодая и модная по тем временам женщина — заведующая единственным в округе магазином. Понятно, что в силу специфики своей работы она была в курсе всех происходящих в районе событий.
Естественно, что приезд в глухое село группы молодых бородатых мужчин вызвал не только интерес, но и настороженность. Как я понял позднее, все наши действия находились под пристальным вниманием десятков глаз. Дело в том, что работавшие до нас строители случайно разрушили средневековый могильник и вдоль дорожного полотна осталось множество разбросанных человеческих костей. Рабочих это нисколько не смущало, но в старинном и религиозном молдавском селе такое циничное отношение к останкам вызвало глухое недовольство. Когда же мы приступили к раскопкам, местные жители обратили внимание не только на наши бороды и потертые джинсы, но и на тот факт, что мы аккуратно расчищали человеческие кости и не выбрасывали их. Вот почему старики решили обратиться со столь редкой, но очень понятной просьбой. Их не остановили объяснения, что погребенные здесь люди никогда не были христианами, а некоторые кости мы забираем для антропологического изучения.
В итоге пришлось не только разрешить перезахоронение, но и письменно подтвердить наше согласие. Учитывая отношение властей к религии в период застоя, мне очень не хотелось оставлять документальные следы «контактов с подпольем». Недоверие было с обеих сторон, все боялись провокаций, но бабушки проявили неожиданную настойчивость в этом вопросе, заставив меня все же достать ручку. Написав несколько строк неизвестному священнику, я откровенно признался, что мне не поздоровится, если записка попадет в чужие руки. Но, увидев, куда ее запрятали богомольные старушки, сразу же успокоился, так как понял, что они скорее умрут, чем позволят ее найти.
Спустя несколько дней мы стали свидетелями редкой процессии из стариков и женщин. Они медленно, с нестройным пением направлялись к нашему кургану. Подойдя к отдельной яме за пределами насыпи, в которую мы собирали кости из изученных захоронений, они начали складывать их в чистые холщовые мешки. При этом раздались громкие причитания и не очень искренний плач. Мне почему-то показалось, что именно так «плакали» профессиональные плакальщицы в Древнем Египте во время похоронных процессий. Минут через двадцать ритуал был завершен и одинокая повозка в сопровождении по-прежнему громко «плачущих» женщин направилась в сторону кладбища. Надо признаться, что после этой истории наш рейтинг в селе резко вырос. Почти каждый день к нам стали наведываться гости со щедрым угощением или же следовало приглашение на «посиделки» к соседям. В итоге гостеприимство местных жителей стало создавать угрозу не только нашему здоровью, но и плановому завершению исследований. Тем не менее раскопки продолжались.
Когда опытные экспедиционные бульдозеристы Орест Статий и Виктор Малер с большой осторожностью зачистили центр кургана, неожиданно вместо одного ямного пятна от основного погребения появилось сразу три. Самое крупное из них, квадратной формы, находилось в центре, а два других, меньших размеров, были расположены по сторонам. Как оказалось, неожиданности только начинались.
Первую из них преподнесло крайнее маленькое захоронение. Рядом с хорошо сохранившимся скелетом ребенка лежали красноглиняная миска и миниатюрный изящный сосудик с двумя ручками-ушками. Их формы и состав глины не оставляли сомнений: сосуды относятся к позднему этапу земледельческой трипольской культуры, то есть к III тысячелетию до новой эры. Это погребение оказалось первым подобным подкурганным захоронением в данном районе Молдовы. Естественно, что аналогичный инвентарь следовало ожидать и в оставшихся двух центральных погребениях. Однако сюрпризы продолжались.
В самой большой погребальной камере были обнаружены сразу четыре костяка: молодой женщины и трех детей, а рядом с этим захоронением — одиночное погребение ребенка. Все скелеты лежали в одинаковой позе — скорченно на правом боку. Рядом с ними находились пять целых сосудов своеобразной формы. Из них выделялись два одинаковых кубка с округлым туловом и прямым, отогнутым наружу венчиком. Определить культурную принадлежность этой керамики оказалось гораздо сложнее: аналогичные формы сосудов на территории Днестровско-Дунайского междуречья пока неизвестны. Однако находки на этом не закончились.
Во время зачистки коллективного погребения на черепе женщины были найдены два медных височных кольца в 5,5 оборота и уникальная по форме и тщательности отделки костяная булавка в виде вопросительного знака. С одной стороны ее украшал пуансонный орнамент, а окончание было заострено и сильно заполировано. Она лежала у груди женщины и, вероятно, использовалась как застежка для одежды. У рук одного ребенка находился кремневый вкладыш серпа, а череп другого был покрыт десятками мелких украшений, нарезанных из птичьих костей и искусно заполированных каменным орудием. Находок было так много, а времени до конца дня оставалось так мало, что буквально все сотрудники занимались расчисткой. Вокруг нас молчаливо стояло в ожидании окончания работ почти все взрослое население села. Они держали в руках сумки с едой, вином и подарками для нас. Дело в том, что в этот воскресный день в Бурсученах был праздник — поминовение усопших, и все были уверены в том, что мы делаем богоугодное дело, за которое следует отблагодарить.
Мне пришлось расчищать скелет самого маленького ребенка, скорее всего девочки, в окружении десятков любопытных глаз. Видимо, на ней была надета небольшая шапочка, расшитая подобием бисера, и я осторожно собирал эти мелкие костяные украшения. Кости погребенных отлично сохранились, и их решили собрать для отправки на антропологический анализ в Москву. Когда был снят череп этой двухлетней девочки, я машинально провел несколько раз кисточкой по коричневому тлену от растительной подстилки, на котором он лежал несколько минут назад. Вдруг среди темно-коричневого тлена тускло блеснуло желтое кольцо. Я моментально прикрыл его ладонью и посмотрел наверх. За мной внимательно наблюдал только мудрый дед Софроний, который тут же понимающе кивнул. Дело в том, что, если ты хочешь что-либо найти на раскопках, ни в коем случае нельзя показывать золото местным жителям. Как горько нас научила жизнь, излишнее хвастовство всегда приводило к тому, что на другой день мы находили изуродованные раскопы и древние захоронения. Страсть к быстрому обогащению, к сожалению, дожила до наших дней, и никакие запреты и объяснения не могут остановить современных кладоискателей, мечтающих о древнем золоте.
Осторожно вынув колечко, я незаметно спрятал его в спичечный коробок, уже по весу поняв, что оно действительно из золота. Когда я вылез из ямы, ко мне сразу подошел дед Стефан. Увидев золото, он быстро спустился на мое место и начал перебирать руками землю в поисках второго кольца. Однако в яме его не оказалось. Тогда он начал проверять отвалы из погребения, но также безрезультатно. Самые тщательные поиски ни к чему не привели, и мы убедились, что золотое колечко было здесь единственным. Но все равно этот последний день раскопок оказался исключительно удачным. Когда я наконец объявил, что работы в селе закончены, местные жители тут же с энтузиазмом расстелили прямо на земле рушники, расставили на них съестное и кувшины с вином. Провожали нас с истинным молдавским гостеприимством. До сих пор помню, как с песнями мы возвращались на крыше кабины бульдозера в село в окружении немногочисленных, но самых стойких «поклонников археологии». Была глубокая ночь последнего дня работы экспедиции.
Уже на базе мы более внимательно рассмотрели этот невзрачный с виду виток золотой проволоки в полтора оборота. Он весил 0,85 грамма, и, как мы установили позже, золото было 750-й пробы. Этой находке оказалось более четырех тысяч лет, и она является одним из наиболее древних драгоценных украшений, найденных когда-либо в курганах Молдовы.
Однако главное значение раскопок у села Бурсучены оказалось не в открытии древнейшего золота. Гораздо больший научный интерес представило открытие основных энеолитических захоронений. Оказалось, что до массового проникновения в этот район кочевых пастушеских племен здесь уже существовало местное население с совершенно иной культурой, но использовавшее такой же курганный обряд погребения. Было в очередной раз подтверждено, что курганы в Восточной Европе появились не в эпоху ранней бронзы вместе с ямными племенами, а гораздо раньше.
Предварительная антропологическая экспертиза установила, что в центре курганной насыпи были одновременно погребены люди, связанные между собой родственными узами. Скорее всего, здесь были похоронены мать и пятеро ее детей. Что послужило причиной их смерти или гибели, навсегда останется загадкой. Мы можем только сказать, что эта семья принадлежала к одной из пока еще слабо изученных скотоводческо-земледельческих культур медно-каменного века. Именно с подобными памятниками и связано самое раннее курганное строительство в Восточной Европе. Одним из них и является курган у села Бурсучены. Он дал ценнейшие археологические материалы, которые позволят по-новому рассмотреть некоторые узловые вопросы эпохи энеолита — ранней бронзы — одной из наиболее загадочных страниц в древнейшей истории континента.
…В конце раскопок дед Софроний показал нам еще один небольшой курганчик: распаханная расплывшаяся насыпь все еще отчетливо возвышалась в покрытой осенним туманом долине реки Чугур. Он уже не рассказывал о турках и турецких военачальниках, ведь можно было опять ошибиться. Никто пока не может сказать, что хранит спрессованная веками одинокая насыпь этого кургана. Только интуиция осторожно подсказывает, что под ней скрываются аналогичные раскопанным захоронения и замечательные вещи медно-каменной эпохи… Прошли годы, нет уже когда-то единой страны, нет и денег на широкие научные исследования. Раскопок в этом районе теперь не предвидится, но мы все же надеемся когда-нибудь приехать в это старинное и гостеприимное село, чтобы хотя бы увидеть, сохранился ли этот памятник. Возможно, он еще цел, и с его помощью удастся ответить на многие актуальные научные вопросы. А пока каждый полевой сезон мы надеемся на новые раскопки, новые находки и открытия. Ждет нас и этот неказистый, с каждым годом все уменьшающийся в размерах курганчик. Дождется ли нас? Уже вряд ли…
ГЛАВА III
КРОВАВАЯ ЗАРЯ ПАТРИАРХАТА
Как разбитые палатки
На распутии племен —
Вот курганы, вот загадки
Неразгаданных времен.
П. А. Вяземский, 1849
Подъезжал к Кишиневу со стороны Тирасполя, я всегда вспоминаю, что когда-то на западной окраине села Кетросы Ново-Аненского района стоял огромный курган. Тысячи лет он одиноко возвышался на этом месте и, может быть, простоял бы еще не одно столетие, если бы рядом не пролегла современная автомагистраль Кишинев — Одесса. Дорога реконструировалась, расширялась, и к середине 70-х годов прошлого столетия кургану уже не стало места рядом с шумным автомобильным потоком. Его судьба была решена, когда строители без специального разрешения стали брать землю из древней насыпи, разрушив ее наполовину. Если бы это произошло вдали от людских глаз, то, скорее всего, памятник без шума был бы полностью уничтожен. Но, к счастью, он находился рядом с главной трассой, и о случившемся сразу же стало известно в Академии наук. Решение было принято незамедлительно: дальнейшее разрушение кургана было остановлено, и встал вопрос о его исследовании в самые кратчайшие сроки.
Стояла ранняя осень, все опытные археологи находились в экспедициях, да и исследовать почти разрушенный памятник охотников не было. В тот год я только окончил Московский университет и решал непростые вопросы трудоустройства. Даже в те годы диплом самого престижного вуза страны совсем не гарантировал работу по специальности. После немалых усилий мне все же удалось устроиться рабочим по договору в одну из археологических экспедиций. Я уже втянулся в экспедиционные будни, когда неожиданно получил телеграмму. Внезапный вызов в дирекцию крайне удивил. Когда же узнал, что мне, временному рабочему, предлагают самостоятельные раскопки, дают машину, оборудование и разрешают набрать сотрудников, то страшно обрадовался и загорелся желанием отличиться.
Но энтузиазма значительно поубавилось, когда я прибыл на место предстоящих раскопок: курган стоял на перекрестке двух дорог, а с других сторон к нему вплотную примыкал виноградник. Для работы техники совершенно не было места. Кроме того, компетентные органы меня вполне благожелательно предупредили, что где-то в курганной насыпи проходят телефонные кабели очень серьезных учреждений, за сохранность которых я отвечаю не только карманом, но и головой. Было ясно, что никакой моей зарплаты за всю сознательную жизнь не хватит, если будет допущен их обрыв. Мне почему-то не хотелось ни лишаться своего более чем скромного заработка, ни тем более садиться в тюрьму, но отступать было уже поздно.
С тяжелым сердцем, проклиная дирекцию и своих более опытных и благоразумных коллег, я приступил к самостоятельным работам. Вопреки пессимистичным предчувствиям и прогнозам в бесперспективности этого памятника, все закончилось благополучно. Более того, раскопки оказались не напрасными: в кургане были найдены несколько древних захоронений и ряд редких находок различных периодов. Но, пожалуй, наиболее интересным и загадочным оказалось последнее погребение — погребение под номером восемь.
Раскопки еще только начинались, когда ко мне подошел высокий седой старик и рассказал поучительную историю.
— Когда село еще состояло из нескольких домов, на его окраине, недалеко от кургана, жил человек. В светлые погожие ночи из своего окна он часто видел, как часть курганной насыпи горела слабым мерцающим пламенем. Человек не сомневался, что «горело» спрятанное в кургане золото, и всю жизнь охотился за ним. Односельчанам он рассказывал, что часто видит во сне одного и того же бородатого мужчину, который держит в руках шапку с драгоценностями. Он не сомневался, что таким образом кто-то ему подсказывал, где искать сокровища. Но все попытки открыть клад заканчивались безрезультатно: только он подходил к насыпи, как пламя сразу же исчезало. Спрессованная же тысячелетиями земля с трудом поддавалась кирке и лопате, но была девственно чистой. Так он и умер, не от крыв клад, в существование которого верил всю свою жизнь. Золото не каждому дается в руки, — многозначительно закончил старик.
— А где же был огонь? — поинтересовался я.
— Вот здесь! — И старик уверенно ткнул посохом в южную полу кургана.
— А вы откуда знаете так точно?
— Этим человеком был мой дед!
Старик был совершенно серьезен, поэтому сотрудники экспедиции ехидно посмеялись над незадачливым кладоискателем уже после его ухода. Вскоре все забыли об этом странном визите, да и старик больше на кургане не появлялся. Но каково же было наше удивление, когда именно в том месте, где он показал, была открыта огромная погребальная яма с уступом. Ее перекрывали шесть непотревоженных и хорошо сохранившихся дубовых бревен, из чего следовало, что погребение не ограблено. Мы готовились к любым неожиданностям и особенно тщательно расчищали это захоронение. Удалось установить, что под бревнами находилась тростниковая циновка, на которой сохранились остатки затейливого орнамента, нанесенного красной и черной охрой. На уровне уступа она была закреплена по периметру множеством мелких колышков и перекрыта решеткой из жердей. Все это делалось для того, чтобы предохранить камеру от грунта насыпи и укрепить мощный дубовый настил. Наконец деревянное перекрытие было разобрано, и перед нами открылась центральная камера, частично заполненная просочившейся землей. С помощью ножей и кисточек началась ее осторожная расчистка.
Чем дальше продвигалась работа, тем интереснее становилась картина: стены ямы были тщательно обмазаны слоем глины, на которой отпечатались следы от плетня. Сама же яма оказалась наполовину заполненной очень рыхлым и светлым суглинком, который резко отличался не только от цвета насыпи, но и материка. Было ясно, что эта досыпка была зачем-то совершена еще в древности. В ней, несколько выше дна, находилась каменная перегородка, уложенная на толстый слой золы, которая разделяла захоронение на две неравные части.
На его дне были также зафиксированы следы от двенадцати вертикальных столбиков. Они укрепляли не только мощное горизонтальное перекрытие, но и плетень по периметру ямы. А вот и первые находки: четыре небольшие мотыги из рога благородного оленя, растиральник из гальки и окрашенный охрой позвонок дикой лошади. Погребальный обряд и находки не оставляли сомнений: данное захоронение было сооружено около четырех тысяч лет назад — в эпоху ранней бронзы.
Медленно продолжалась расчистка. Когда, наконец, было зачищено дно, стало ясно, что яма… пустая. Этого никто не ожидал. Еще и еще раз проверялась каждая песчинка, пока мы окончательно не убедились, что в погребении, оборудованном с поразительной тщательностью и редчайшей для своего времени пышностью, никто похоронен не был…
Уже позже, работая с литературой, мне удалось установить, что из тысяч захоронений этого времени известно лишь два, конструкция которых напоминает кетросское. Одно из них открыто в Румынии, сравнительно недалеко от нашей находки, но второе находилось в Поволжье. В них были обнаружены двухметровые костяки мужчин с богатым погребальным инвентарем. Сложная конструкция ям и атлетическое телосложение погребенных — все говорило о том, что это редкие погребения племенных вождей. Скорее всего, для такого же вождя предназначался и данный погребальный комплекс.
Что же случилось под Кетросами в эпоху раннего металла? Почему в уже готовой могиле никого не оказалось? Зачем в погребение был насыпан слой золы, а на нее установили каменную перегородку? Что означают позвонок молодой лошади со следами огня и выброшенные в яму орудия труда, с помощью которых она готовилась? Наконец, самое странное: почему именно в этом месте были замечены мерцающие «огоньки». На эти и подобные вопросы сейчас можно ответить лишь предположительно.
Возможно, вождь кочевавших в долине реки Бык племен погиб в схватке с врагами, и сородичам не удалось отбить его тело. Может, он погиб на охоте или утонул при переходе какой-нибудь полноводной реки. Если вождь погиб и его тело не удалось сохранить для погребения в земле, то становится ясным замысел строительства столь сложного захоронения и отсутствие в нем скелета. Согласно представлениям того времени в приготовленной погребальной камере должна была поселиться бессмертная душа пропавшего сородича. Ученым хорошо известны архаичные поверья о том, что если не совершить погребальных церемоний для тех, чей прах недоступен для захоронения, то их души будут бродить по земле и могут причинять зло не только отдельным людям, но даже племени или стране, например посылать засуху. А может быть, вождь и не погиб, а тяжело болел и создание этого погребения — результат неизвестного нам обряда, который должен был имитировать его уход в «царство мертвых»?
Сейчас можно лишь гадать об истинной причине строительства этого странного и сложного захоронения. Погребальный комплекс у села Кетросы задал еще одну загадку, подобную тысячам других, на которые стремится, но не может ответить наука.
…Не знал упорный искатель золота, что его поиски с самого начала были обречены на неудачу: раскопки показали, что в этом кургане никогда не были зарыты сокровища, а странное «пламя» в его поле имело совершенно иной, пока неясный для нас источник. Но вместо золота этот памятник сохранил и донес до нас интересное строительное сооружение древних пастухов, отразившее тень давно прошедших событий и далеких представлений о загробной жизни. В результате проведенных исследований нам удалось соприкоснуться с тайной и слегка приподнять завесу над одним из самых загадочных периодов нашей истории. А для науки это намного важнее! Но не всегда археологические загадки остаются неразгаданными. В моей практике произошел случай, когда удалось раскрыть умело скрытое преступление, совершенное в ту же историческую эпоху.
И, на врага взор мести бросив, он
Влетел в ряды, как пламень-истребитель;
И вспыхнул бой, и враг уж истреблен,
Но — победив, сражен и победитель.
В. А. Жуковский, 1818
Насыпь этого древнего кургана никогда не могли вспахать. Слишком крутыми были его склоны, и все попытки затащить на них технику с плугом заканчивались безрезультатно. В итоге на нем выросли две большие раскидистые ивы, в густой тени которых было особенно приятно отдохнуть в знойный летний день. Поверхность кургана густо заросла реликтовыми степными травами, и он гордо зеленел посреди черного распаханного поля. Однако его судьба уже была предрешена: к насыпи вплотную подошла траншея оросительной системы, а на ее месте должен был строиться водонакопительный бассейн. Конечно, было жаль приступать к раскопкам столь хорошо сохранившегося памятника, пережившего не одно тысячелетие, но развернувшееся на левобережье Прута строительство диктовало свои жесткие условия. И вскоре два мощных бульдозера под нашим присмотром начали аккуратно по секторам снимать шестиметровую черноземную насыпь.
При раскопках курганов всегда наступает момент, когда на желтом фоне материка возникает темное пятно основной погребальной камеры. Именно в ней и находится тот человек, ради которого возводилась насыпь, нередко достигавшая значительных размеров. Эти погребения представляют особый интерес. Они являются самыми древними в курганах и позволяют не только датировать эти древние сооружения, но и как бы слегка приоткрывают завесу неизвестности и загадочности над теми легендарными народами, которые воздвигали первые «пирамиды» степей. Всегда с надеждой и большим интересом ожидаются в основных погребениях находки. Для эпохи бронзы они встречаются очень редко и несут особенно ценную информацию о жизни древнейших кочевых племен. Иногда бывают и неожиданности. Вот и центральное захоронение в кургане-1 у села Корпач оказалось с сюрпризом.
Здесь на дне большой погребальной ямы лежал скорченный на спине костяк мужчины, густо окрашенный малиновой охрой. У его левой руки находился прекрасно сохранившийся каменный боевой топор — редкая удача для археологов! Топор был тщательно заполирован и имел в центре просверленное отверстие для насадки на деревянную рукоять. Его ударная часть имела множество зазубрин, свидетельствовавших, что это оружие неоднократно использовалось по назначению. Погребальный обряд позволял считать, что этот курган был возведен племенами ямной культуры в раннем бронзовом веке, приблизительно в конце III тысячелетия до нашей эры. Однако боевой топор имел более позднее происхождение, и было неясно, как он попал в центральное захоронение. Но находки в центре кургана продолжались. Когда была закончена зачистка, в массивных костях погребенного были обнаружены… три кремневых стрелы. Две из них торчали в левом плече, а одна — в правом бедре.
Эти стрелы особенно нас заинтересовали и удивили. Все они оказались однотипными: небольшие, треугольной формы с выемкой в основании. Именно такие стрелы были характерны для пастушеских племен катакомбной культуры, которые в начале II тысячелетия до нашей эры начали проникать в Днестровско-Прутское междуречье. Находка этих стрел в более раннем погребении ямной культуры представляла особый интерес, так как позволяла не только доказать синхронность определенных памятников этих культур, но и свидетельствовала о том, что отношения между этими племенами носили далеко не мирный характер. С научной точки зрения это основное захоронение представляло несомненный интерес, но оно, за исключением находок оружия, ничем не выделялось из сотен аналогичных погребальных комплексов. Однако это погребение заинтересовало нас еще и с другой стороны.
Работавший в экспедиции киевский антрополог Сергей Петрович Сегеда внимательно изучил скелет и пришел к заключению, что погребенный здесь мужчина имел два прижизненных ранения в голову. Скорее всего, удары были нанесены каменным топором. Но эти раны были успешно залечены еще задолго до его гибели. Почему же не были извлечены из тела кремневые стрелы, застрявшие в костях? Ведь ранения от них не могли стать причиной смерти погребенного. Но тогда отчего же погиб этот мужчина-воин? То, что он умер вскоре после ранения, сомнений не вызывало — в ином случае местные лекари обязательно бы извлекли стрелы из тела раненого. Но этого не произошло. Почему? Вопросы были. Но ответа на них не предвиделось. Судя по полученным ранениям, мужчина неоднократно участвовал в боях и погиб в одном из них. На этом можно было поставить точку, если бы не еще одна неожиданная находка.
Когда С. П. Сегеда начал осматривать череп, сразу же обнаружил в его затылочной части небольшое искусственное отверстие. Вскоре из него выпала… еще одна кремневая стрела. Все сразу же встало на свои места: воин был убит выстрелом в затылок. Очевидно, он находился в гуще схватки и был сражен сразу несколькими стрелами, одна из которых и оказалась роковой. Но каково же было наше удивление, когда оказалось, что четвертая стрела была изготовлена мастером… ямной культуры. Вытянутая треугольная форма, отсутствие выемки в основании и особое мастерство отделки кремня не оставляли в этом ни малейших сомнений. Вывод мог быть только один: мужчина был убит своим соплеменником! Анализ полученных находок позволил достаточно четко восстановить те драматические события, которые произошли здесь несколько тысяч лет назад.
В начале II тысячелетия до нашей эры на левом берегу Среднего Прута, недалеко от современного молдавского села Корпач, произошла короткая стычка между коренными обитателями этого района, разводившими скот, и многочисленными кочевыми пришельцами с востока. Бой разгорелся из-за плодородных пастбищ, и в нем приняли участие пешие и конные воины. Один из наиболее смелых всадников храбро вступил в схватку сразу же с несколькими пришельцами. В бою он захватил у одного из них топор и ловко орудовал им в неразберихе сражения. Вражеские стрелки открыли по нему прицельный огонь и три раза легко ранили, но он продолжал сражаться. Враги уже начали отступать и кое-где даже побежали, когда один из его пеших соплеменников, воспользовавшись суматохой боя, сзади, почти в упор, неожиданно выстрелил в него из лука. Сделано это было настолько мастерски, что стрела пробила голову в нижней части затылка и попала в мозг. Смерть наступила мгновенно.
Погибший в этой схватке, видимо, был незаурядным воином или даже вождем племени, пользовавшимся всеобщим уважением соплеменников. Его боевые заслуги и храбрость были по достоинству оценены соратниками: в степи на месте боя они возвели над его могилой величественный шестиметровый курган. Еще пятеро погибших в этом же бою мужчин были погребены под этой же насыпью вокруг основного захоронения. Синхронность этих погребений удалось четко зафиксировать при раскопках. Тот факт, что в кургане оказались памятники только ямной культуры, показал, что в том давнем бою натиск пришельцев был успешно отражен. В противном случае хоронить погибших было бы некому.
С какой же безымянной судьбой столкнулись здесь археологи? Эти на первый взгляд скромные археологические находки позволили не только восстановить отдельный исторический эпизод, но и неожиданно донесли до нас дыхание когда-то бушевавших здесь страстей. Безусловно, в эпоху ранней бронзы произошло подлое и хладнокровное убийство. Но что же явилось его причиной? Борьба за власть, месть или же исполнение приказа, удачную возможность для чего предоставил короткий и кровопролитный бой. Сейчас мы можем только гадать о причинах рокового выстрела. Но несомненно одно: почти наверняка убийца избежал разоблачения — слишком профессионально был произведен выстрел, надежно скрывший главную улику в самой жертве. Хоронившие и не подозревали, что знаменитый воин, которому они отдавали последние почести, погиб не от вражеского оружия. Возможно, среди них находился и сам убийца, лицемерно исполнявший в толпе основные ритуалы погребального обряда и внутренне ликовавший над поверженным соперником…
Наши предположения могут быть самыми различными. Но факты однозначно указывают на то, что здесь археологи столкнулись с явным преступлением, тщательно продуманным и удачно осуществленным. Однако заявление в милицию мы все же не подали. В конце XX века искать преступника было уже бесполезно: как-никак с момента преступления прошло почти четыре тысячи лет!
Явное, по нашим понятиям, преступление произошло в эту же историческую эпоху и на берегах Днестра. Однако для людей того времени оно было всего лишь соблюдением общепринятых традиций, заботой об умершем сородиче и, наконец, простым исполнением старинного погребального ритуала.
Так начнем же погребальный хор
Среди могил;
Принесем мы в дар прощальный
Все, что он любил:
Лук положим к изголовью,
А топор на грудь,
В ноги мех с медвежьей кровью
Другу в дальний путь…
И. Ф. Шиллер, 1787
Заключение специалистов-антропологов было лаконичным и звучало как выписка из уголовной хроники: «Череп из центрального захоронения принадлежал мужчине 25–30 лет. Смерть наступила в результате двух сильных ударов колющим предметом в лобную и височную части головы». Так был получен окончательный ответ на один из многих вопросов, которые сразу же возникли после раскопок неприметного с виду кургана у села Хрустовая Каменского района.
Этот небольшой курганчик находился на колхозном поле и был практически полностью распахан. Лишь внимательно присмотревшись, можно было определить чуть заметное всхолмление. Редкие фрагменты древней керамики, мелкие кости животных и известняковые камни на его поверхности показывали, что этот «холмик» был создан людьми. Еще несколько лет — и он навсегда бы исчез из местного ландшафта. Его изучение не предвещало ничего неожиданного. Поначалу так оно и было: при раскопках удалось открыть десять погребений эпохи ранней бронзы, несколько больших зольных пятен вокруг них, кости животных и широкую круглую обкладку курганной насыпи, состоящую из мелких камней. За исключением пары фрагментов невыразительной керамики, никаких находок в захоронениях не было. Казалось бы, открыт совершенно невыразительный рядовой памятник, который практически не дал материалов и может быть использован только при статистической характеристике эпохи. Но это оказалось не совсем так.
Подобные захоронения и курганные конструкции хорошо известны археологам. Сотни аналогичных курганов были раскопаны не только в Поднестровье, но также в Подунавье и Поднепровье, на Дону и в Поволжье и даже в степях Калмыкии, Болгарии и Венгрии. Однако при научной обработке материалов обратили на себя внимание некоторые особенности, которые заставили выделить этот неприметный с виду курганчик из серии аналогичных памятников. Во-первых, погребальный обряд во всех захоронениях оказался абсолютно идентичным, вплоть до таких мелочей, как одинаковый кусок алой охры у черепа и обкладка погребенных девятью древесными угольками. Во-вторых, почти половина открытых погребений принадлежала детям различного возраста. И наконец, самое главное заключалось в том, что у всех погребенных, за исключением одного, черепа оказались пробитыми в древности. Эти страшные раны, скорее всего, и явились причиной их смерти.
Сразу же возникло две версии: здесь совершено коллективное захоронение жертв вражеского набега или жестокого религиозного обряда. Только совместная работа археологов и антропологов могла привести к правильному ответу. Проведенный в научных кабинетах и лабораториях анализ дал возможность поставить точку в этом интересном исследовании. Хорошая сохранность буквально всех погребальных конструкций плюс заключение антропологической экспертизы позволили четко установить причины появления этой маленькой курганной насыпи.
Итак, молодой мужчина был убит двумя ударами в голову массивным костяным кинжалом. Второй удар пришелся в висок и был нанесен с такой силой, что череп был пробит насквозь и оружие застряло в нем. Спустя несколько тысячелетий оно стало трофеем археологов. Расположение ударов на черепе свидетельствует, что мужчина погиб в бою, сражаясь лицом к лицу с врагами. Сородичи сумели спасти тело погибшего и решили похоронить его по принятому обряду. Для этого на самой высокой точке местности, недалеко от современной речки Каменки, впадающей в Днестр, с помощью костяных мотыг была вырыта большая погребальная яма. Одновременно на одинаковом расстоянии вокруг нее были подготовлены еще девять ям меньших размеров. После этого и началась основная часть страшной погребальной церемонии.
Возле открытых ям были разложены десятки огромных очистительных костров, а у центральной могилы убито несколько жертвенных животных — лошадей и овец. Их туши здесь же расчленялись, а некоторые куски разбрасывались вокруг будущих погребений. После животных наступила очередь людей. Двое мужчин, две женщины и четверо детей — от года до восьми лет — были убиты сильным и точным ударом в затылок. Все удары были нанесены тяжелым тупым предметом, вероятнее всего каменным топором. Показательно, что все отверстия в черепах убитых одного диаметра и расположены настолько одинаково, что нет сомнений: удары наносились мастером своего дела — воином или жрецом. Этот факт позволил установить, что в данном случае мы встретились с безусловным фактом ритуального убийства: в случае гибели от врагов смертельные ранения вряд ли были бы настолько одинаковыми.
Каких-либо следов телесных повреждений не оказалось только на одном черепе, принадлежавшем женщине 18–20 лет. В отличие от других погребенных она лежала в сильно скорченном положении на левом боку. Благодаря хорошей сохранности на ее руках и ногах удалось зачистить остатки растительных веревок, которыми она была связана. Поверх скелета был обнаружен также толстый слой тлена от тростниковой циновки. Отсутствие смертельного отверстия на черепе и резко отличное от других положение погребенной позволили установить трагическую судьбу молодой женщины конца III тысячелетия до новой эры. По-видимому, она оказалась единственной, не пожелавшей беспрекословно погибнуть ради своего повелителя и оказавшей упорное сопротивление. Она защищалась так яростно, что ее пришлось связать, а затем еще плотно завернуть в грубую тростниковую циновку. Вероятно, в отместку за строптивость молодую женщину положили в погребальную яму живой. Ведь, по понятиям того времени, сопровождать в загробном мире своего повелителя было для нее величайшим счастьем. Она же совсем не хотела уходить из жизни. Поэтому и умерла тяжелой и мучительной смертью — от удушья…
После того как кровавый ритуал был завершен, всех убитых поместили в специально подготовленные для них могилы. Ямы были перекрыты дубовыми бревнами, которые затем густо обмазали липкой глиной, а сверху засыпали толстым слоем материка. Он должен был предохранять погребальные камеры от проникновения в них воды. Все захоронения были одновременно перекрыты единой насыпью, которую укрепили по диаметру широкой каменной обкладкой. Обкладка имела и ритуальное значение, так как она символизировала магический солнечный круг, охранявший души умерших от злых духов. При этом на вершине и у подножия кургана опять были зажжены очистительные костры и совершены новые жертвоприношения животных.
Почему же после гибели одного человека понадобилось лишать жизни еще девятерых? Из сохранившихся письменных источников известно, что в период становления патриархальных отношений после смерти вождя или царя для сопровождения его в потустороннем мире нередко убивали его жен и наложниц, а также многочисленных слуг и рабов. Еще в XIII веке до новой эры у греков существовал обряд человеческих жертвоприношений. Читая про легендарные похороны Патрокла в «Илиаде» Гомера, реально представляешь, как развивались события на берегах Днестра:
Множество тучных овец и волов криворогих
Подле костра заколов обрядили; и туком, от всех их
Собранным, тело Патрокла покрыл Ахиллес благодушный
С ног до главы; а кругом разбросал обнаженные туши;
…Четырех он коней гордовыйных
С страшною силой поверг на костер, глубоко стеная.
Девять псов у царя, при столе его вскормленных, было;
Двух из них заколол и на сруб обезглавленных бросил;
Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,
Медью убив их…
В археологии известны случаи, когда число принесенных правителю жертв достигало нескольких сотен человек. Все они должны были обслуживать своего господина в загробной жизни. Скорее всего, такую же цель преследовали и кровавые жертвоприношения, обнаруженные в небольшом курган-чике на Среднем Днестре. Погибший молодой мужчина был вождем или известным воином племени и по соответствующему обряду был похоронен со своими женами, детьми и близкими. Его гибель подписала смертный приговор еще девяти его родственникам и соплеменникам, и не все из них приняли смерть спокойно. Символично также, что никого из них не снабдили для загробной жизни погребальным инвентарем.
Именно в тот исторический период, когда у небольшой речки Каменки горели ритуальные жертвенные костры и под ударами каменного топора падали обреченные люди и животные, наступала новая эра, связанная с развитием патриархальных отношений, занятием мужчиной господствующего положения в обществе. Эти процессы совпали с началом бронзового века — нового этапа в человеческой истории.
До сих пор помню, как, слушая в Московском университете лекции профессора Даниила Антоновича Авдусина по археологии, я второй раз после школы услышал об этой исторической эпохе. Рассказывая о развитии новых отношений в обществе, профессор отметил, что они зарождались в среде скотоводов, а затем распространились на другие общества. Отмечая узурпацию власти мужчиной, связанную с его новым социальным статусом, он образно охарактеризовал эту эпоху как «кровавую зарю патриархата». Запомнилось, как после этих слов некоторые из моих сокурсников переглянулись и скептически заулыбались — слишком уж красиво и романтично звучало это определение среди сухих научных формулировок. Мне же понравилась эта фраза и запомнилась на долгие годы: в ней отражались легендарные и нереальные события глубокой древности. Но мог ли я тогда знать, что спустя всего лишь несколько лет мне придется исследовать неказистый с виду курган, который мог бы стать классическим подтверждением не только этих слов именитого профессора, но и всей исторической эпохи?
Человеческие жертвоприношения часто истолковываются нами как проявление примитивной агрессии. Получается, что наши предки были кровожаднее нас. Но все не так просто, как кажется в наши дни. Ведь в сознании древнего человека это явление рассматривалось как обмен между живущими и сверхъестественными силами, которым приносится в дар самое ценное, что люди могут пожертвовать богам, — саму жизнь. Принося в жертву семью известного воина, они могли ожидать и ответные благодеяния от богов для всего племени. При этом они позаботились и о своем сородиче, «отправив» к нему его близких. Одновременно они позаботились и о них, ибо оставить семью в живых зачастую означало приговорить ее к голодной смерти без кормильца.
Раскопки этого кургана показали всю жестокость и суровость эпохи ранней бронзы, когда господствующее место женщины занял мужчина — пастух и воин, способный не только защитить, но и прокормить свою семью. Решение последней задачи было первостепенным делом в жизни мужчины того времени. Однако не следствием голода явились отмеченные учеными факты каннибализма. Оказывается, они также являлись неотъемлемой частью идеологии наших далеких предков.
…На громкий
Крик отовсюду сбежалась
толпа лестригонов могучих;
Много сбежалося их, великанам,
не людям подобных.
С крути утесов они
через силу подъемные камни
Стали бросать; на судах
поднялася тревога — ужасный
Крик убиваемых, треск от крушения
снастей; тут злосчастных
Спутников наших, как рыб,
нанизали на колья и в город
Всех унесли на съеденье.
Гомер, VIII в. до н. э.
Великий Гомер поведал человечеству о Трое, воспел Троянскую войну и ее героев. В одной из глав «Одиссеи» он рассказал о мифическом народе великанов — лестригонах, с которыми после взятия Трои встретился во время своих странствий Одиссей. Лестригоны наводили ужас на соседей. Именно они разбили одиннадцать причаливших к их острову кораблей Одиссея и съели их команды. Спасся, как известно, лишь сам хитроумный гомеровский герой. Эти события произошли на одном из островов Средиземного моря.
Более двух тысячелетий человечество считало гомеровский эпос прекрасной сказкой, вымыслом, фантастической легендой. Лишь в середине XIX века нашелся человек, который не только безоговорочно поверил в рассказ Гомера, но и раскопал на свои средства легендарную Трою. Это был знаменитый немецкий археолог-любитель и по совместительству миллионер Генрих Шлиман.
Правдивость эпоса еще раз подтвердилась в наши дни. В 1966 году французский археолог Фернан Бенуа вел раскопки на одном из островов близ Корсики. В пещерах на берегу моря ему удалось найти следы стоянок древних обитателей этих мест. В остатках костров среди костей диких животных ученый обнаружил и человеческие кости. Многие из них были тщательным образом раздроблены. Очевидно, древние люди лакомились костным мозгом. «Вполне вероятно, — сделал вывод Ф. Бенуа, — что корсиканские людоеды и были теми самыми лестригонами, о которых писал Гомер».
Подобное заключение полностью поддержал немецкий ученый Вольф Брусов, который произвел радиокарбонный анализ костей. Он установил, что многие кости съеденных людей относятся к XII веку до нашей эры, то есть к тем временам, когда происходили события Троянской войны. Поселились же лестригоны на этих островах примерно пять тысяч лет назад, но сведения об их гигантских размерах не подтвердились. «По всей видимости, — писал немецкий исследователь, — у Корсики обнаружено одно из древнейших поселений людоедов в Европе. Не исключено, что именно в этом районе и зародился этот страшный обычай древности».
Однако раскопки археологов в различных районах земного шара показали, что данный обычай далеко не уникален. Он зародился значительно раньше у целого ряда первобытных народов и был распространен более широко, чем считал Вольф Брусов. При этом преследовал он самые различные цели и не всегда служил утолению голода. Внесли свой вклад в решение этой проблемы и отечественные археологи, обнаружившие аналогичные памятники в различных регионах Северного Причерноморья. Известны они и в курганах Днестровско-Прутского междуречья.
Так, в 1976 году мне довелось исследовать интереснейшее захоронение эпохи ранней бронзы у села Корпач на Среднем Пруте. Погребение было совершено на двух уровнях — случай до сих уникальный для этого региона степей. Большая яма с уступом была перекрыта поперек крупными бревнами. На деревянном накате, на уровне уступа, лежала молодая женщина с ребенком. В самой же погребальной камере находился единственный костяк крупного мужчины. У его головы стоял сосуд шаровидной формы, украшенный по тулову орнаментом из отпечатков шнура. Как полагается, мужчину снабдили пищей, чтобы в потустороннем мире он не страдал от голода. Показательно, что в верхнем погребении никаких находок обнаружено не было.
Еще в полевых условиях мы обратили внимание на странное заполнение сосуда. Оно состояло из влажной жирной почвы черного цвета, в которой встречались мелкие фрагменты костей — все, что осталось от приготовленной пищи. Но самое интересное нас ожидало впереди. Когда был сделан химический анализ заполнения, выяснилось, что в сосуде находилась каша из пшена с мясом. Однако обнаруженные кости не принадлежали животному. Это были раздробленные в древности фрагменты черепа и трубчатых костей… ребенка!..
Не менее интересные находки были сделаны в кургане у села Екатериновка Чимишлийского района, возведенном в пойме реки Когильник. Исследованный в 1976 году Суворовской новостроечной экспедицией, он дал новые сведения о материальной культуре древнего населения этого района. Среди других выделялось погребение эпохи ранней бронзы, синхронное захоронению у села Корпач. Здесь также была зачищена крупная яма с уступом, перекрытая на его уровне массивными дубовыми бревнами. В центральной камере лежал скорченно на спине костяк мужчины очень большого роста. Скелет был густо окрашен красной охрой, и возле его плеча находился совершенно целый крупный сосуд. Но самое важное заключалось в том, что несколько ранее, когда только начиналась зачистка, на одном из уступов ямы были обнаружены аккуратно сложенные в кучу… кости двух человек! Многие из них были также разбиты в древности. Похоже, что люди лакомились костным мозгом. Вновь следы людоедства?
Однако оба черепа оказались целыми и лежали сверху над другими костями. Антропологическое изучение показало, что они принадлежали взрослым мужчинам также очень крепкого телосложения. При этом было отмечено, что на глазницах и в височных частях черепов имеются незначительные следы механических воздействий. Другими словами, с отрезанными головами были проведены определенные действия. Какие? Кем эти люди приходились погребенному? Почему их кости были аккуратно сложены на уступе, а трубчатые расколоты? Непосредственно в поле мы не могли ответить на эти вопросы. Но затем новые полевые исследования и работа с научной, в первую очередь этнографической, литературой позволили установить причину появления столь странных на первый взгляд захоронений.
Открытие сложного Корпачского захоронения с останками ребенка в сосуде с едой недвусмысленно указывает на страшный обычай людоедства, имевший место в среде древнейших кочевников наших степей. Не вызывает сомнений и тот факт, что следы каннибализма имеются и во втором погребении у села Екатериновка. Люди, оставившие эти памятники в степной полосе Восточной Европы, и лестригоны, охотившиеся за проплывавшими кораблями, с островов Средиземноморья жили в одну историческую эпоху — эпоху бронзы. Это неудивительно, ведь в науке накопилось множество фактов, подтверждающих, что людоедство с ритуальными целями было типично для многих древних и современных народов на определенном этапе их развития.
В частности, мифология донесла до нас легенду, что до рождения Осириса — самого популярного из богов древнеегипетского пантеона — в стране процветало людоедство. Лишь после того, как его жена и сестра Исида нашла дикорастущую пшеницу и ячмень, а сам Осирис научил людей обрабатывать эти злаки, египтяне перестали заниматься каннибализмом и перешли на хлебный рацион. Многочисленные данные этнографии доказывают, что у ряда первобытных народов был широко распространен обычай есть мясо или пить кровь тех покойников, чьи положительные качества они стремились приобрести. Они были уверены, что такие черты, как храбрость или мудрость, находятся в определенной части тела человека, которые достаточно съесть, чтобы самому получить эти добродетели. Считалось, например, что печень является вместилищем мужества, уши — вместилищем ума, а кожа со лба хранит стойкость.
Но чаще всего, чтобы овладеть качествами павших врагов, первобытные народы съедали их сердце. Индейцы наура из Новой Гранады всякий раз, когда предоставлялась возможность, съедали сердца убитых испанцев в надежде стать такими же бесстрашными, как наводящие ужас кастильские рыцари. Индейцы сиу растирали сердце отважного врага в порошок и проглатывали его, чтобы овладеть его отвагой. С этой же целью мужчины племени камиларои из Австралии вместе с сердцем съедали и печень, а китайцы выпивали желчь только что казненного известного разбойника. Чтобы набраться храбрости, племя тола-лаки — охотников за головами из центральной части Индонезии — выпивали кровь и съедали мозг своих врагов, а италоны с Филиппинских островов пили кровь, съедали затылочную часть головы и внутренности побежденных. Даяки острова Борнео в Малайзии, чтобы укрепить собственные руки и колени, объедали эти части тела убитых врагов, а воины племен теддора и нгарито из Юго-Восточной Африки полагали, что руки и ноги убитых передают им мужество и другие качества. Подобные примеры можно было бы приводить еще очень и очень долго.
Ясно одно — появление двух расчлененных костяков в погребении у села Екатериновка не случайно. Следы повреждений позволяют однозначно говорить о том, что во время погребального обряда были съедены глаза, мозг и конечности этих людей. Можно предположить, что это были храбрые и смелые люди — враги погребенного, попавшие в плен или погибшие в бою. Подобным образом его соплеменники «забрали» из плоти не только их силу и мужество, но и душу. А душа, по древним поверьям многих народов, хранится в глазах. Скорее всего, здесь в центральной камере был погребен воин, а на уступе сложены останки врагов, которые уже не могли принести вреда.
Гораздо сложнее объяснить захоронение у села Корпач. Даже неспециалистам было видно, что в сосуде находились тонкие фрагменты черепа грудного ребенка. По какой причине они там оказались — не очень ясно. По этому поводу можно привести примечательную легенду о персидском царе Кире. Однажды он узнал о существовании племени в своем царстве, которое съедало умерших, совершая при этом погребальный обряд. Царь был страшно возмущен и приказал привести к нему старейшин этого племени. Встретившись с ними во дворце, Кир предложил им сжигать или предавать земле своих ушедших из жизни сородичей, на что получил ответ, что подобного кощунства они допустить не могут. У персидского владыки хватило мудрости не бороться с этим «народным обычаем».
Однако данный сосуд с костями ребенка вряд ли свидетельствует о такой форме погребального обряда. Его явно приготовили в пищу. Что явилось причиной этого, навсегда останется загадкой. Возможно, это ритуал, возможно — результат голода. Находки со следами каннибализма крайне редко встречаются в степных курганах. Гораздо чаще археологи открывают так называемые расчлененные захоронения. Древнего скотовода на каждом шагу подстерегали различные опасности: воинственные соседи, дикие животные, болезни скота и капризы природы. Но самым страшным для него все же были злые духи, преследующие пастуха в облике человека или животного.
О, знаю я, меня боятся люди
и жгут таких, как я, за волшебство,
и, как от яда в полом изумруде,
мрут от искусства моего.
В. Набоков, 1959
В научном архиве Академии наук листаю крупный альбом с иллюстрациями к полевому отчету о раскопках у села Бугор на Днестре. Написан он еще в конце 60-х годов прошлого века, но снабжен отличными фотографиями и подробными чертежами. Его автор — известный столичный археолог, крупный специалист по скифской культуре. Поэтому основное внимание в отчете уделено скифским памятникам, но очень подробно описаны и более ранние комплексы. Один из них сразу же привлекает внимание. Для достоверности разворачиваю чертеж. Действительно, это захоронение ямной культуры необычно: у погребенного отсечена голова, разрублены кости ног и отсутствуют кости рук. Читаю заключение антропологов: все эти действия были совершены во время погребального обряда и являются результатом посмертного расчленения тела.
В начале 70-х годов подобные погребения были почти не звестны. Однако через десятилетие огромные по масштабам археологические раскопки привели к открытию тысяч погребальных памятников различных эпох и народов. Среди них нередко встречались странные захоронения, в которых отчетливо наблюдалось частичное расчленение.
Только в Северо-Западном Причерноморье было найдено еще два аналогичных комплекса. В кургане у села Новая Этулия на Пруте ноги погребенной женщины оказались не только разрубленными, но и расчлененными в коленях. При этом берцовые кости с остатками стоп были уложены рядом с бедренными. Так как остальные кости лежали в анатомическом порядке, понятно, что первоначально у умершей женщины отрубили ноги, а затем еще и разрубили их поперек. Точно такая же картина наблюдалась и в погребении у села Кетросы под Кишиневом. Здесь в одном из захоронений было зафиксировано, что кроме отрубленных ног у мужчины была отсечена голова, которую положили затем на предназначавшееся ей место. Тогда я впервые лично столкнулся с подобным памятником и подробно описал в отчете и неестественное положение черепа, и явный разрыв шейных позвонков, и рассеченные кости ног. Почему-то именно этот костяк оказался единственным в кургане, который был обложен со всех сторон древесными угольками.
Во всех этих случаях явно прослеживается преднамеренность произведенных действий. Видимо, этих людей боялись и после смерти, делая все, чтобы обезопасить себя от них в будущем. Судя по отрубленным нотам, больше всего соплеменников пугало, что они могут самостоятельно «выйти» из могилы. Поэтому они делали все, чтобы этого не произошло…
Однако частично расчлененные скелеты скорее исключение, чем практика. Гораздо чаще встречается полное расчленение погребенных. Оказалось, что подобные комплексы составляют около 2 % степных захоронений Евразии. Для них характерно стандартное расположение костей в центре ямы или катакомбы, когда длинные кости укладывались одна рядом с другой вдоль погребальной камеры. Как правило, череп находился с одной из сторон скопления. Иногда его помещали поверх других костей. Подавляющее большинство погребенных составляли взрослые мужчины, но встречаются и женщины. Наряду с человеческими в двух захоронениях были обнаружены разрубленные костяки животных. Изредка в них находился погребальный инвентарь, типичный для эпохи ранней и средней бронзы.
Аккуратно сложенные кости были найдены в погребениях этого времени не только в Северо-Западном Причерноморье, но также в Поингулье, Поднепровье, Подонье, Поволжье и в других регионах восточноевропейских степей. Во всех этих случаях поверх длинных костей были уложены человеческие черепа. Другими словами, в этих захоронениях явно прослеживался обряд посмертного расчленения тел умерших. Ясно, что все это делалось с определенной целью, которую установить не так сложно.
В первобытном обществе благополучие всего племени «зависело» от исполнения магических обрядов. Поэтому колдун зачастую становился влиятельным и уважаемым лицом, который мог без труда добиться даже ранга вождя. Этот род занятий привлекал наиболее способных и честолюбивых членов племени, ибо эта «карьера» в перспективе сулила не только почет и уважение, но также богатство, а иногда и власть. Самые смышленые из колдунов начинали понимать, что с помощью обрядов и различного рода запугиваний можно управлять поведением своих доверчивых собратьев и обращать себе на пользу их суеверия. Однако нередко они сами были убеждены в своих сверхъестественных способностях. Наверняка были и такие, которые не верили ни во что, но с успехом манипулировали сознанием соплеменников.
Закономерно, что на данном этапе развития власть зачастую попадала в руки людей, наиболее проницательных и наименее разборчивых в средствах. Они первыми распознали свойства лекарственных растений и минералов, обратили внимание на приметы, после которых случаются осадки или наступает засуха, изучили фазы Луны и движение звезд, грома и молнии. Нередко занятие магией или колдовством способствовало передаче контроля за делами общины в руки наиболее способных и хитрых людей. Со временем они научились помогать соплеменникам в их изнурительной борьбе с природой и своими болезнями. Действительно, колдуном или жрецом мог стать только человек, обладавший цепким умом и холодным рассудком. Этих людей уважали и преклонялись перед ними, но очень часто их боялись и ненавидели.
У большинства народов до нашего времени сохранился страх перед духом умерших, особенно колдунов, м&гов или шаманов. Поэтому для того, чтобы они не могли встать из могилы и совершать под покровом ночи свои черные дела, захоронения заваливались крупными камнями или в них втыкался осиновый кол. Другое средство уберечь себя от злых духов заключалось в том, чтобы расчленить тело умершего, а его части сложить в определенном, но уже не анатомическом порядке. Такие обычаи еще существовали в XIX веке у некоторых народов Европы, Юго-Восточной Азии и Африки.
Наверняка в среде древних скотоводов были люди «с дурным глазом», которых боялись и избегали современники. После их смерти принимались меры предосторожности, дошедшие до наших дней в виде захоронений с расчлененными костяками. То, что этот обряд существовал и в другие исторические периоды, показали аналогичные захоронения более поздней катакомбной культуры, открытые в различных регионах Северо-Западного Причерноморья. Наиболее интересное из них довелось мне раскопать у села Цынцарень на реке Реут в Центральной Молдавии. Здесь в одной катакомбе были найдены сразу три расчлененных человеческих скелета: двоих взрослых — мужчины и женщины, а также ребенка — видимо, целой семьи колдуна.
Считается, что расчленение тесно связано с кенотафами, так как целью этих ритуалов было умножение погребений одного и того же человека-героя. Например, в каждом египетском номе почиталась часть тела Озириса, обладающая магическими свойствами, а тело непобедимого конунга Хальвдана Черного было разделено между различными районами Скандинавии. Могло так случиться, что и древние скотоводы сознательно делили останки такого человека, придавая им целительные свойства.
Ведь убеждение в сакральной природе князя и связи его тела с жизнью подвластного народа сохранялось на Руси вплоть до середины XII века. Показательно, что после смерти Игоря Ольговича, убитого во время киевского восстания 1147 года, горожане собирали кровь умершего князя, веря в ее способность к исцелению. Типологически это явление тождественно дожившей до кануна Великой французской революции вере в магическую силу исцеления от прикосновения к телу французских и английских королей.
Но в таком случае в курганных захоронениях эпохи ранней и средней бронзы должна присутствовать лишь часть скелета. А этого не наблюдается. В данной группе погребений еще не было случая, чтобы отсутствовали какие-либо человеческие кости. Следовательно, основной причиной их появления стал страх перед конкретным человеком, который был очень опасен при жизни. Им мог быть только колдун, маг или чародей, способный не только управлять силами природы, но и наслать порчу или лишить здоровья любого своего соплеменника. Для этого ему не составляло труда выйти ночью из могилы и расквитаться с живущими на земле людьми. Чтобы этого не произошло, принимались защитные меры, которые и дошли до нашего времени в виде странных захоронений с частичным или полным расчленением, но с соблюдением при этом всех остальных условий погребального обряда.
Подобные находки доказывают, что с глубокой древности человек осознавал собственное тело как ключевой элемент мироздания. Поэтому различные манипуляции с ним всегда имели особое значение. Многие народы наделяли его отдельные части соответствующими магическими свойствами. В человеке ценилось все, но особое значение имела голова, которая часто отождествлялась с солнцем или луной и «хранила» множество других достоинств. При этом голова нередко становилась более ценной после того, как покидала плечи своего законного владельца. Не случайно в мифах, распространенных от Индии до Сибири и от Скандинавии до Южной Америки, повествуется об обезглавливании сказочных чудовищ или страшных злодеев.
«Он был волком, не овечкой!» —
Степи молвил предводитель,
Золотой покрой насечкой
Кость, где разума обитель.
Знаменитый сок Дуная
Наливая в глубь главы,
Стану пить я, вспоминая
Светлых клич: «Иду на вы!»
В. Хлебников, 1912–1913
Еще со школьной скамьи мы слышали о легендарном князевоителе Святославе — победителе хазар, ясов, касогов, дунайских булгар и печенегов. Именно он прославился прямым высказыванием «Иду на вы!», объявляя недругам о походе на них. Однако вторая балканская война завершилась для князя неудачей. Она длилась более трех лет и, несмотря на доблесть русского войска, закончилась поражением от византийского императора Иоанна Цимисхия. Будучи осажденным греками в городе Доростол, Святослав в 971 году вынужден был заключить с ними мир и уйти из Болгарии.
Заключенный мир был почетным для князя, так как позволял ему вывести остатки войска на родину. Но при возвращении он не внял советам опытных сподвижников и решил пробираться на Русь по Днепру, в то время как часть войска отправил конным строем более западным путем. Это решение оказалось для него роковым. У днепровских порогов русскую флотилию подстерегли печенеги, и Святослав погиб в засаде.
Согласно преданию, печенежский хан Куря приказал сделать из его черепа чашу и, богато украсив ее золотом и надписью «Чужого ища, свое потерял», пил из нее на пирах. Всю жизнь он гордился этой победой, полагая, по обычаю кочевников, что вместе с вином к нему приходит сила и мужество знаменитого и когда-то страшного для печенегов врага. Аналогичные чаши якобы были сделаны и из черепов погибших дружинников Святослава.
Подобный обычай, когда человеческие черепа превращали в чаши, был широко распространен у различных народов мира. Он довольно подробно описан этнографами даже для некоторых современных племен, хотя зародился еще в доисторическую эпоху. Печенежский хан далеко не первым придумал пить вино из черепа. То, что этот обычай родился задолго до истории со славянским князем, лишний раз подтвердила, казалось бы, обычная находка, сделанная в кургане у села Оланешты на Днестре.
Этот курган был буквально заполнен многочисленными захоронениями. Стоило лишь бульдозеру снять очередной пласт насыпи, как сразу же появлялись человеческие кости. В результате техника простаивала, а школьники едва успевали помогать нам в зачистке новых и новых погребений. Что же касается единственного художника, то он уже проклинал этот памятник, постоянно бегая с одного конца кургана на другой. Все обнаруженные скелеты лежали в скорченном положении на боку, головой на восток. Варьировались лишь положение рук и различная степень общей скорченности. Изредка в ямах встречались невыразительные баночные сосуды грубого обжига и кости мелкого рогатого скота. Как правило, лопатка с ребрами козы или овцы лежала на нижней челюсти или у лицевой части черепа погребенных. Подобным образом сородичи обеспечивали их пищей в потустороннем мире. Единообразие погребального обряда и находок позволяло достаточно определенно отнести их к одной культуре эпохи средней бронзы и характеризовать как своеобразный курганный могильник. Он образовался в насыпи около середины II тысячелетия до нашей эры, спустя почти тысячу лет после сооружения самого кургана.
Подобные могильники представляют безусловный научный интерес, хотя и отличаются единообразием обряда и инвентаря. Тем не менее на одно погребение я сразу же обратил внимание. Еще во время зачистки в яме одновременно появились фрагменты двух черепов, и захоронение обещало быть парным. Однако оно оказалось одиночным. Когда костяк был полностью зачищен, мы увидели, что погребенный лежал скорченно на левом боку с большим наклоном на грудь. Его правая рука была неестественно вытянута и лежала вдоль тела. У черепа стоял характерный лепной сосудик. Ничего необычного здесь не было, если бы не одна деталь: у правого локтя погребенного лежала половина черепа… другого человека. В этом также не было бы ничего удивительного, если бы рядом были другие погребения — мало ли какие грызуны могли перемешать кости. Не исключалось также, что второй скелет, кроме этого фрагмента черепа, мог просто не сохраниться. Но именно в данном случае кости сохранились очень хорошо, а каких-либо данных о еще одном погребении не наблюдалось. Но самое интересное началось позже.
Череп у локтя погребенного представлял собой лишь крышку, которая лежала теменной частью вниз. Когда ее очистили от земли, то сразу же бросилось в таза, что ее верхние края и внутренняя поверхность тщательно обработаны и местами даже имеют следы лощения. На внешней стороне черепа имелись также многочисленные потертости, механические насечки и сколы. Такие следы не могли образоваться при жизни и свидетельствовали лишь об одном: длительном использовании черепа в качестве… сосуда. Первоначально даже не поверилось. Но когда мы передали эту находку антропологам, их мнение было категорично: данный фрагмент представляет собой теменную часть черепа зрелого мужчины, аккуратно обрезанную по краям острым орудием. Еще одним орудием эти края были более тщательно обработаны. Сомнений больше не оставалось: мы обнаружили чашу, изготовленную из головы человека. Значит, обычай пить из черепа, скорее всего, собственноручно убитого врага существовал еще в эпоху бронзы, задолго до того, как князь Святослав своей гибелью навсегда вписал в историю безвестного печенежского хана.
Прямое объяснение появления этой находки можно найти у любимого историками Геродота. В частности, описывая обычаи скифов, он особо отметил их отношение к черепам «самых лютых» поверженных врагов. «Сначала они отпиливают черепа до бровей и очищают, — сообщает наблюдательный и дотошный историк. — Бедняк обтягивает череп только снаружи сыромятной воловьей кожей и в таком виде пользуется им. Богатые же люди сперва обтягивают череп снаружи сыромятной кожей, а затем еще покрывают внутри позолотой и употребляют вместо чаши. Так скифы поступают даже с черепами своих родственников (если поссорятся с ним и когда перед судом царя один одержит верх над другим). При посещении уважаемых гостей хозяин выставляет такие черепа и напоминает гостям, что эти родственники были его врагами и что он их одолел. Такой поступок у скифов считается доблестным деянием». О времена, о нравы! Как видим, почти такое же отношение к черепам сохранилось спустя столетия и у других кочевников — печенегов.
С этим сообщением напрямую перекликаются и относительно недавние материалы этнографии. Прошли столетия, но сакральная роль головы не потеряла значения. Так, в 60-х годах XIX века путешественник О. Плогер, побывавший в Бразилии, оставил следующее описание индейского племени мундурукус: «В прежние времена существовал у них дьявольский обычай отрезать головы убитых ими врагов для того, чтобы сохранить эти головы в своих жилищах как трофеи». Далее он продолжает: «Это племя индейцев очень воинственно и многочисленно… С убитых врагов своих они срезают головы и сохраняют их как знаки своей победы. Тот, кто представит наибольшее число таких голов, считается вождем. Препарируют они эти головы следующим образом. Прежде всего, извлекают мозг через пробитое в затылке отверстие и глазные впадины и покрывают всю голову слоем глины. Затем вешают ее над огнем, в который бросают листья различных растений, и медленно коптят ее. Как только голова готова, ее украшают пестрыми перьями, наполняют глазные впадины древесной смолой и вдавливают в последнюю когти ленивца».
О магической силе, которой наделяли древние народы человеческие головы и черепа, мы знаем и из других многочисленных этнографических наблюдений, а также редких сообщений античных и средневековых авторов. Это было связано с верой в то, что в голове обитает душа или дух-хранитель, который зачастую весьма чувствителен к обидам и непочтительному отношению. У некоторых племен даже прикосновение к голове считалось тяжким оскорблением. Поэтому понятно желание первобытных воинов лишить своего врага головы, чтобы овладеть его душой или нейтрализовать его духа-хранителя. С этой целью, например, охотники за головами на некоторых островах Индонезии приносили с собой головы убитых врагов, после чего совершали особые обряды для успокоения душ погибших. Таким образом они оберегали себя от возможных несчастий, связанных с возможной местью духов за убийство.
Отрубленным головам придавалось и другое значение. По сведениям античных историков, жившие на территории горного Крыма воинственные племена тавров приносили в жертву всех захваченных пленников, преимущественно потерпевших крушение мореходов. Они отрубали им головы, а затем, воткнув на длинный шест, выставляли их высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над жилищем прокопченные головы являлись, по их убеждению, стражами не только дома, но и всего селения.
Археология в этом отношении дает не меньше свидетельств и также подтверждает эти сведения. О том, что подобный обычай существовал и на территории России, свидетельствуют раскопки в Вологодской области. Здесь в 1948 году на одном из свайных поселений эпохи неолита был найден целый человеческий череп без нижней челюсти. По просьбе автора раскопок археолога А. Я. Брюсова (кстати, брата знаменитого поэта Валерия Брюсова) антрополог М. М. Герасимов обследовал его в лабораторных условиях. Ему удалось установить, что этот череп длительное время находился надетым на деревянный кол возле одного из жилищ. Сам кол даже частично сохранился в болотистом грунте поселения. Вряд ли это был череп побежденного врага, так как он принадлежал молодой женщине. Могут быть разные причины того, почему его воткнули на кол возле жилища. Например, так могла быть наказана неверная жена или любовница. Но, скорее всего, конечно, череп был помещен у дома в целях его защиты.
Здесь уместно вспомнить сказочное описание избушки Бабы-Яги, которой пугали не одно поколение детей: «Забор вокруг избы из человеческих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами. Вместо столбов у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами». В этом аспекте русская народная сказка «Василиса Прекрасная» неожиданно очень точно воссоздает целый пласт мировой истории и мифологии. Она образно доносит до наших дней особое отношение к человеческому черепу. Давайте вновь перечитаем один характерный фрагмент:
«Вытащила Баба-Яга Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, и возьми его: они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп. «Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
— Не бросай меня, неси к мачехе!
…Внесла череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут!.. К утру совсем сожгло их в уголь.
Поутру зарыла Василиса череп в землю, заперла дом на замок».
Получается, что череп связывался не только с культом огня, но и оказывал помощь в различных жизненных ситуациях. О пережитках первобытного, особого к нему отношения свидетельствует и такой факт: в Англии еще в XIX веке считалось, что лучшим средством для лечения от эпилепсии и дизентерии являются растертые в порошок человеческие черепа, смешанные с красным вином. И подобные примеры можно приводить еще долго.
Скромная находка из древнего днестровского кургана отразила целый пласт идеологии наших далеких предшественников, существовавший во многих районах земного шара задолго до написания «Истории» Геродота и описания гибели Святослава. Данные факты свидетельствуют, что религиозные представления у древних пастушеских племен не только окончательно сформировались, но и отличались сложной и развитой структурой. Однако у этих, казалось бы, примитивных людей была не только богатая духовная культура, они обладали также и многими знаниями в области астрономии, метеорологии, строительства, животноводства, земледелия и даже медицины, в первую очередь анатомии. Именно в эпоху бронзы уже проводились такие сложнейшие операции, которые и в настоящее время остаются наиболее непредсказуемыми и тяжелыми.
Лежащий здесь недолгий прожил век,
Неведомо, где жил он, что он знал.
Известно только: был он человек,
Родился — плакал, умирал — стонал.
Р. Гамзатов, 1974
В сентябре 1979 года Суворовская новостроечная экспедиция заканчивала раскопки курганной группы на Нижнем Днестре. Оставалось только зачистить оставшиеся захоронения, еще раз проверить и уточнить чертежи и запаковать многочисленные находки. Но в конце месяца неожиданно поступило сообщение: необходимо срочно исследовать курган у села Новые Раскайцы, находившийся в нескольких километрах к северу от проводимых нами раскопок. Никогда не паханная, сорокаметровая в диаметре насыпь со срезанной верхушкой мешала работе мелиораторов. Об этом было известно еще летом, но оросительная система сдавалась к зиме, поэтому никто из чиновников особо не торопился. Когда же сроки стали поджимать, сразу же вспомнили об археологах. И хотя времени до наступления холодов оставалось не так уж много, было решено провести раскопки в самые сжатые сроки. При этом научная сторона исследований уже никого, кроме нас, не интересовала.
Курган оказался поразительно интересным. Как мне удалось выяснить, именно на его вершине в середине 50-х годов было случайно найдено прекрасно сохранившееся бронзовое навер-шие скифского времени в виде головы птицы. Уже первые находки показали, что курганная насыпь была возведена в эпоху ранней бронзы — на рубеже III–II тысячелетий до нашей эры и представляла собой сложный погребальный комплекс. Действительно, в нем находились десятки погребений различных археологических культур, содержавшие своеобразные формы керамики, изделия из меди, бронзы, камня и кости. Все эти находки наглядно отражали этапы заселения и освоения различными народами и племенами данного района Поднестровья. Большинство открытых захоронений были характерны для скотоводческих культур северопонтийских степей, но некоторые из них оказались в определенной степени уникальными.
На одно из них мы обратили внимание еще во время полевых работ. В большой овальной яме было обнаружено три скелета: мужчины, женщины и ребенка. Все погребенные лежали в вытянутом положении на спине, но мужчина был ориентирован головой на юг, а женщина с ребенком — в противоположную сторону. Костяки были густо окрашены красной охрой и лежали на тростниковой подстилке, от которой сохранился только характерный темно-фиолетовый с белыми прожилками тлен.
Форма ямы с подбоем, наличие входной ступеньки и положение погребенных не оставляли сомнений, что данное захоронение относится к катакомбной культуре и датируется началом II тысячелетия до нашей эры. Но то, что мы обнаружили в самой яме, было чрезвычайно интересным и странным. У черепа женщины находился кремневый нож, а возле черепа мужчины лежало своеобразное каменное орудие с заполированными краями. В его лобной части имелось небольшое сквозное отверстие правильной прямоугольной формы. Определить его назначение тогда не удалось. Коллективные погребения этого периода довольно редко встречаются при раскопках и представляют для археологов особый интерес, ведь научные дискуссии о них ведутся уже не одно десятилетие. Это захоронение мы определили как родовую усыпальницу эпохи начала средней бронзы, в которой одновременно захоронили умерших или погибших членов одной семьи. Правда, не исключалась возможность и любой другой интерпретации. На этом, пожалуй, можно было бы поставить и точку.
Но вот из Киева поступило интересное сообщение. Заведующий сектором палеоантропологии Института археологии Академии наук Украины С. П. Сегеда произвел определения некоторых черепов из данного кургана и прислал свои первые заключения. Оказалось, что на мужском черепе из катакомбного погребения были обнаружены следы сложнейшей нейрохирургической операции — искусственной трепанации!
«На теменной части черепа мужчины отмечено протертое прямоугольное отверстие, оставшееся от выскабливания равномерными круговыми движениями твердым тупым инструментом. После операции произошло зарастание краев. Это указывает на начало заживления костной ткани», — пишется в заключении. Таким образом, почти четыре тысячи лет назад древние кочевники произвели своему сородичу сложнейшую хирургическую операцию. Сразу же вспомнилось странное каменное орудие. Возможно, оно наряду с кремневым ножом и было тем «медицинским инструментом», которым производилось вскрытие черепа. Поэтому не случайно их положили у черепов мужчины и женщины. Но самым поразительным является то, что после этой сложной операции человек еще жил определенное время! Прямым и несомненным доказательством этого служит зарастание кости.
Значит, древние кочевники были не только прекрасными скотоводами, опытными охотниками и бесстрашными воинами, но и искусными врачевателями! Не имея специальных в нашем понимании инструментов, они с успехом производили хирургические операции и наверняка имели достаточно четкое представление о человеческом организме и способах лечения. По мнению современных медиков, подобные операции могли снижать внутричерепное давление. Поводом для них могли также стать такие психические заболевания, как эпилепсия, бред, бешенство и галлюцинации, а также открытый или закрытый перелом черепа, ранение или опухоль мозга, удаление инородного тела из костной ткани, иссечение церебрального нерва и многое другое. Делались операции с поразительным мастерством и, как правило, не приводили к смерти больного. Об этом свидетельствуют несколько десятков аналогичных находок в украинских и южнорусских степях. В большинстве отмеченных случаев также было зафиксировано зарастание костной ткани. Правда, вполне вероятно, что в некоторых случаях трепанация производилась не с лечебными целями, а выполняла вполне определенную ритуально-магическую роль.
Специалисты обратили внимание, что нередко трепанации подвергались очень опасные места, в частности область брегмы, где всегда есть опасность повредить крупные кровеносные сосуды и вызвать летальное кровотечение. Эти места стараются избегать даже современные нейрохирурги. Но эта опасность совсем не останавливала древних знахарей, которые виртуозно проводили вскрытие черепа именно в этом участке. Данное наблюдение свидетельствует о том, что уровень прикладных знаний анатомии был в ту эпоху настолько высок, что вмешательство в организм производилось с полной ответственностью за конечный результат. В любом случае трепанации черепа делались осознанно и преследовали как медицинские, так, возможно, и ритуальные цели.
Замечательный французский ученый Клод Леви-Стросс писал, что сотни, даже тысячи обществ, называемых нами «недостаточно развитыми» или «примитивными», обладали огромными познаниями в использовании такой безукоризненной системы, как человеческое тело. Сложность производившихся в эпоху бронзы операций поражает воображение современного человека, вооруженного последними достижениями науки и разнообразными техническими средствами. При этом процент успешных операций был в те времена достаточно высок. Большая опасность не останавливала древних знахарей от вскрытия черепа, так как они прекрасно представляли поставленную цель. И место вмешательства избиралось ими не по недомыслию, а для того, чтобы хоть немного продлить жизнь соплеменника.
В настоящее время этот комплекс является свидетельством древнейшей в регионе нейрохирургической операции. Возможно, благодаря ей удалось спасти или продлить жизнь смертельно больного человека. Значит, в скотоводческих сообществах были люди, которые могли профессионально лечить от болезней, а основы медицинских знаний были хорошо известны скотоводам еще за две тысячи лет до нашей эры. Но всегда ли жизнь сородичей в древности продлевали с помощью медицины? В этом же кургане было найдено еще одно любопытное захоронение, в котором мы столкнулись с удивительной судьбой, также продленной на многие годы вперед.