Мистика древних курганов Яровой Евгений
Вряд ли эта керамика была получена в результате торгового обмена — уж очень больших размеров лепились эти изящные миски. Учитывая невысокое качество керамики, вряд ли их можно было перевозить на большие расстояния или продать привередливому покупателю. Скорее всего, эти вазы и миски изготавливались непосредственно на месте фракийскими женщинами, взятыми в жены воинственными пришельцами. Ведь внезапно появившаяся здесь орда состояла в основном из мужчин и небольших отрядов амазонок, поэтому естественно, что недостаток женщин вскоре стал восполняться за счет местных красавиц с противоположного берега реки. Показательно, что именно в этой посуде вместе с железным ножом на костяной рукоятке всегда находился большой кусок мяса для загробной жизни — обычно лопатка овцы иди козы.
С другой стороны, анализ материалов могильника показал устойчивое присутствие черт совсем не скифской культуры. Постепенно мы стали отмечать элементы, более типичные для сарматских племен. В первую очередь это северная ориентировка погребенных, их положение по диагонали гробницы, скрещенные ноги, курильницы специфической формы с гальками внутри. Все эти признаки традиционно считаются более характерными для сарматской культуры. Следы обжига на предметах инвентаря и многочисленные угольки имеют прямое отношение к культу огня, хотя многие специалисты полагают, что на территории Степной Скифии он видимого распространения не имел. Символом огня принято считать и мел, который в погребальной обрядности степных скифов широкой практики также не получил. В то же время меловая подсыпка особо характерна для раннесарматских древностей Южного Приуралья и Поволжья. Некоторые археологи отметили очень интересную деталь: меловой порошок в зоне распространения скифской культуры наиболее часто встречается именно в районе Тирасполя. Здесь же регулярно отмечается подмазка дна зеленой глиной под костяками лошадей и собак. Изредка подобная подмазка встречается под костяками зависимых лиц — рабов или наложниц, захороненных в подбоях рядом с катакомбами.
Так скифы ли это? Уже сейчас можно определенно сказать, что нет. Видимо, формирование Тираспольской группы произошло на обширной территории от Дона до Терека в достаточно короткое время, но ее погребальные традиции в окончательном виде сложились только на Нижнем Днестре. Анализ только керамики из могильника, отразившей скифское, фракийское и сарматское влияние, показал, что оставившее его население не было монолитным в этническом отношении.
Скорее всего, появление на берегах Днестра крупной кочевой орды в середине III века до нашей эры привело к некоторому межэтническому сближению номадов и местного населения — земледельцев и скотоводов. Этнически отличные от проживавших здесь ранее скифов и гетов, пришельцы включили определенную их часть в свой состав. Можно предположить, что это и были асиаки — одно из самых влиятельных в регионе раннесарматских объединений.
Не исключено, что пришельцам с ходу удалось преодолеть дунайский рубеж и подвергнуть разорению Северную Добруд-жу на территории современной Румынии. Катакомбы с аналогичными курильницами известны на двух могильниках в низовьях Дуная. Они могут отражать кратковременный успех номадов, стремящихся поставить под контроль «Дунайский замок». Для последующего периода характерно откатное движение Тираспольской группы за Днестр. Это отступление могло быть обусловлено активностью гетов (истриан) низовьев Дуная, сумевших довольно быстро стабилизировать положение на своих восточных границах.
Таким образом, на востоке границы Тираспольской группы проходили по реке Тилигул, получившей название Асиак, а освоение междуречья Днестра — Тилигула позволило асиакам сохранить возможность прорыва к Дунаю и под держивать отношения с ближайшими городами-колониями греков — Тирой и Ольвией. Вероятная принадлежность Тираспольской группы к асиакам может быть подтверждена редким совпадением данных письменных источников с археологическими реалиями Нижнего Днестра второй половины III века до нашей эры.
Проведенные нами раскопки показали, что эти мужчины не только воевали, но и охраняли и пасли стада, охотились на многочисленную и разнообразную степную дичь, иногда занимались рыбной ловлей. Женщины работали главным образом на стоянках, но в любой момент готовы были взять в руки оружие и оседлать боевого коня. Воин-всадник, вооруженный луком и стрелами, преимущественно с железными и изредка бронзовыми наконечниками, с железной секирой или копьем, восседающий на коне с уздой, украшенной бронзовыми бляхами, — таков суровый облик хозяина приднестровских земель в III–II веках до нашей эры. Именно таким он предстает перед нами после многолетних раскопок.
В то же время большинство погребенных здесь людей ушло из жизни не по своей воле. Слишком много в катакомбах оружия и слишком много отмеченных травм на сохранившихся костяках. Реки крови были пролиты этими людьми в различных районах европейских степей. Наверное, поэтому такая тяжелая аура витает над этим полем, внутри которого до сих пор «путешествует» во времени обоз завоевателей и кратковременных хозяев этой земли. В катакомбах-повозках спит вечным сном воинственный народ, впитавший в себя самые различные культурные традиции. До наших раскопок мы почти ничего не знали об этой сложной и загадочной эпохе. Сейчас же удалось рассмотреть в туманной исторической дымке размытые очертания суровых всадников в красочных одеждах. На это ушло десять лет напряженной и кропотливой работы. Но тяжелый и не всегда благодарный труд исследователей был вознагражден открытием ранее неизвестного народа. Ради этого и выезжают каждый год в поле тысячи археологов во всех районах нашего неспокойного мира.
ГЛАВА VI
МОГИЛЫ, ЗОЛОТО И ГРАБИТЕЛИ
Здесь царство амазонок. Были дики
Их буйные забавы. Много дней
Звучали здесь их радостные клики
И ржанье купавшихся коней.
И. А. Бунин, 1897
Своеобразный угол — самую юго-западную часть Советского Союза когда-то занимала Буджакская степь. Сейчас это юго-западные регионы суверенной Украины и независимой Молдовы. Политическая карта Европы может и далее меняться, но Буджак всегда останется неизменной и составной частью огромного степного пояса, протянувшегося от равнин Калмыкии до предгорий Балканского полуострова. Что же мы знаем об этой территории? Находясь на границе земледельческого и скотоводческого миров, она была связующим звеном между различными народами Восточной Европы и сыграла особую роль в межплеменных контактах и миграциях древнейших племен. Поэтому многочисленные следы различных культур, многие из которых давно исчезли с исторической карты континента, в изобилии сохранились в этой суровой и, казалось бы, пустынной земле.
«Буджак на татарском языке означает «угол», эта область простирается между Дунаем и Тирасом по направлению к Черному морю и оканчивается острым углом. Нам кажется, что слово «Буджак» намекает на древнее название бессов, которое дали этой области географы и историки. Возможно, что от них происходит и наименование Бессарабии», — писал в 1716 году выдающийся молдавский ученый Дмитрий Кантемир. Свой фундаментальный труд «Описание Молдавии» Д. Кантемир подготовил по просьбе Берлинской академии и собрал в нем множество исторических, географических и этнографических сведений о стране. Однако Буджак он упоминает лишь трижды, а приведенная цитата является самой развернутой. И это не случайно. Удивительно, но факт: этот один из самых важных и интересных регионов восточноевропейских степей не привлекал должного внимания античных и средневековых историков и географов, а позднее и профессиональных археологов.
По правде говоря, и сегодня это малопривлекательная земля: холмистая равнина, изредка пересекаемая балками и пересохшими руслами небольших рек, изнуряющая летняя жара с пыльными лесополосами и сырые южные зимы с промозглыми ветрами. Если еще добавить постоянные проблемы с пресной водой, то становится понятным, почему этот регион длительное время не вызывал энтузиазма у исследователей. Однако мнение о том, что здесь практически не было постоянного населения, оказалось ошибочным. Ошибочным с точностью до наоборот: на этих прокаленных зноем землях всегда жил человек, и, как это ни странно, земля оказалась подходящей не только для скотоводческого хозяйства. Но об этом стало известно лишь после первых раскопок. До начала же 70-х годов прошлого столетия Буджакская степь оставалась еще белым пятном на археологической карте страны.
Это положение не могло удовлетворить ученых, и уже в 1971 году в Тараклийский район приехал сам «патриарх» молдавской археологии, любимец детей и женщин Георгий Феоктистович Чеботаренко. Представитель первого послевоенного поколения археологов, человек незаурядной энергии и обаяния, он сумел убедить руководство Академии наук в необходимости проведения в Буджаке археологических исследований. В результате ему выделили скромную сумму на раскопки. Получив мизерные средства, Г. Ф. Чеботаренко умудрился не только проработать на них два года, но и раскопать за это время 24 кургана — результат немыслимый в наше время! Но «патриарха» никогда не останавливали трудности, и его работа завершилась замечательной археологической находкой. А связана она была с раскопками скифского кургана у села Балабан в северной части Буджакской степи.
Первые пять исследованных курганов оказались возведенными в эпоху бронзы и были частично разграблены в древности. Обнаруженные находки также были весьма скромными: шесть грубых лепных сосудов и несколько кремневых орудий. Однако Георгий Феоктистович не унывал и продолжал раскопки с присущим ему размахом и оптимизмом.
Курган номер шесть поначалу также показался ограбленным. В его центре были обнаружены две крупные погребальные ямы и окружающий их материковый выброс, лежавший под курганной насыпью на уровне древней степи. Расчистка первой ямы показала, что в ней сохранились лишь разбитая в древности греческая амфора и череп лошади. Но самое поразительное, что не было зафиксировано следов ограбления, хотя амфора, изготовленная в причерноморском городе-колонии Гераклея, недвусмысленно указывала, что этот комплекс был оставлен скифами. Не видно было следов ограбления и во второй яме, поэтому за ее расчистку принялся сам Г. Ф. Чеботаренко. Было ясно, что первая яма, скорее всего, является ритуальной и в нее были сброшены остатки погребальной тризны. Значит, основное захоронение рядом. И «патриарх» не ошибся. Как обычно, удача улыбнулась ему: вскоре под лопатой появились непотревоженные кости погребенного. Ее тут же заменили на кисточку и нож, и началась осторожная расчистка черепа. Буквально сразу же под ножом сверкнуло золото: у левого виска лежала изящной формы массивная серьга! Еще одна, точно такая же, была обнаружена через несколько минут у правого виска. Значит, в этом захоронении была погребена женщина.
Обе серьги были изготовлены из дутого золота и украшены сканью и зернью. Их верхняя часть была увенчана с лицевой стороны головой грифона — легендарного скифского животного, а с тыльной — шестилепестковой розеткой. Интересно, что грифон был изображен с высунутым языком, длинными ушами и короной на голове. Древний мастер искусно выделил роговицу клюва, глаза и некоторые детали, которые придали ярко выраженную экспрессивность обеим головкам. Сравнение серег показало, что они практически идентичны и, безусловно, составляли пару. Не вызывал сомнения и тот факт, что они были изготовлены одним, скорее всего греческим, ювелиром.
Более детальное их изучение позволило установить, что эти украшения носили долгое время. Об этом свидетельствовала сильная стертость орнамента и следы ремонта на одной из серег. У нее была сломана дужка, которую в древности заменили золотом более низкой пробы. У этой же серьги были сломаны язычок и частично нижняя часть клюва грифона. У другого экземпляра в древности была оторвана головка грифона, и, чтобы ее приладить на место, были наложены небольшой «воротник» вокруг шеи и маленькая заплата у правых виска и глаза, которая полностью их закрыла. Ремонт, по всей видимости, был проведен менее искусным мастером, скорее всего скифским ремесленником. Об этом говорит неумелая, а порой и просто небрежная ювелирная работа. Однако тот факт, что серьги сохранялись столь длительное время, возможно не одно столетие, указывает на то, что этот ювелирный набор высоко ценился современниками и представлял для них огромную материальную ценность. Значит, в данном захоронении была погребена знатная скифянка, вероятно жена или наложница вождя. Но это мнение показалось сомнительным, когда погребальный комплекс был полностью зачищен.
У черепа женщины лежали двадцать золотых пластин от головного убора с оттисками почитаемой скифами змееногой богини. Здесь же находилось целое бронзовое зеркало в форме диска отличной сохранности. Оно имело прямоугольную ручку, которая заканчивалась овальным навершием. У левой ноги погребенной стоял редчайший сосуд на ножке усеченно-конической формы. Он представлял собой курильницу с крышкой и был изготовлен на гончарном круге из хорошо отмученной глины. Черная внешняя поверхность курильницы была тщательно залощена, а на крышке и венчике имелись симметричные дырочки, позволявшие наглухо закрывать ее содержимое. Закономерными для женщины были и находки костяного веретена для изготовления пряжи и амулета из нижней челюсти молодого волка. Однако остальные находки преподнесли археологам сюрприз: в этом же погребении были аккуратно сложены… два длинных железных копья, два железных подтока от копий для предохранения деревянных древков и тубусный колчан из бересты. В нем оказалось более 150 бронзовых боевых стрел различной формы! Получалось, что эта женщина была в первую очередь воином!
Первый раз старинные легенды об амазонках, кочевавших в этой части причерноморских степей, получили свое полное и несомненное подтверждение. Безусловно, у села Балабан в Южной Молдавии была погребена молодая женщина-воин! Антропологическое изучение черепа показало, что она имела явно скифский облик и ее возраст колебался в пределах 20–25 лет. Правы были античные писатели и историки, которые повествовали о воинственных женщинах-амазонках, ни в чем не уступавших воинам-мужчинам!
Само понятие амазонок пришло к нам из греческой мифологии: так назывались женщины-воительницы из Малой Азии. В частности, знаменитый греческий врач Гиппократ сообщал, что легендарные девы-воительницы — амазонки «ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами…». Они не терпели мужчин и вступали с ними в близкие отношения только для продолжения рода. Сохранились предания, в которых рассказывается, что они даже выжигали девочкам правую грудь, чтобы потом она не мешала им стрелять из лука.
Легенды об амазонках — одни из самых известных и романтичных в античном мире. Согласно греческой мифологии, за далеким Понтом Эвксинским (Черным морем) лежит таинственная страна амазонок, где нет мужчин. В ней живут лишь воинственные женщины. С колыбели они учатся воевать. Их игрушки — острые мечи и луки со звонкими стрелами. Совсем еще маленькими девочками они садятся в седла и вскоре становятся непобедимыми всадницами. Никогда еще враг не пробирался в их столицу — знаменитый и таинственный город Фемискиру. Он находится там, где бурная река Фермодонт впадает в Понт Эвксинский. В центре города возвышается пышный дворец, в кладовых и амбарах которого хранятся драгоценные камни, золотые кольчуги, хрустальные сосуды и другие сокровища.
Греческие легенды донесли имена некоторых из них: быстрая как вихрь Аэлла, женщина-герой, семь раз побеждавшая храбрейших воинов Протоя, предводительница Меланиппа. Все они пали от руки Геракла, который выступил против амазонок. В результате царица Ипполита передала ему свой волшебный пояс, который потребовала капризная дочь царя Эврисфея — Адмета. Другой легендарный герой Тесей во время одного из походов похитил царицу амазонок — красавицу Антиопу, которая вскоре умерла в Афинах. В знаменитой Троянской войне амазонки выступали на стороне троянцев, и в одном из сражений их царица Пентиселея была убита самим Ахиллом.
Донесенная до нас Геродотом и другими древнегреческими историками легенда гласила: когда в сражении на реке Фермо-донт эллины разбили войско амазонок, они на трех кораблях отплыли домой, захватив с собой пленниц. Однако в открытом море амазонки напали на мужчин и перебили их. Но они не умели обращаться ни с парусами, ни с веслами, а потому понеслись по волнам, которые прибили корабли к землям скифов — Кремнам на Меотийском озере (Азовском море). Здесь амазонки сошли на землю, и первое, что они сделали, завладели случайно попавшимся табуном лошадей, сели на них верхом и занялись грабежом скифских владений. Затем амазонки и скифы стали жить вместе…
К образу этих легендарных женщин обращались такие прославленные ваятели античного мира, как Фидий, Поликлет, Кресилай и Фрадмон. Одно из семи чудес света — храм Артемиды в Эфесе — был украшен изображениями раненых амазонок, их облик дошел до наших дней в многочисленных копиях с античных скульптур. Изображения воинствующих амазонок нередко можно встретить и в более поздние периоды. Долгое время мифы о них считались красивыми сказками. Считались до тех пор, пока археологи не стали открывать многочисленные захоронения женщин-воительниц и не пришли к выводу, что исторической основой греческих мифов, очевидно, являлась их борьба с теми племенами «варваров», у которых сохранились еще остатки матриархальных отношений.
Амазонки… Мы с детства привыкли, что это только красивая и поэтичная легенда. Древняя сказка, рожденная под безоблачным эгейским небом, где смуглые красавицы опоясывают своих героев мечами, благословляя их на подвиги, а козлоногие боги, пахнущие веселым милетским вином, отплясывают с длинноногими нимфами. Но вот раскопан осевший под тяжестью лет буджакский курган, заросший жесткой степной травой, а под ним оказалась легенда, ожившая в наконечниках копий и десятках безжалостных бронзовых стрел. Спустя тысячелетия после своего рождения она обрела осязаемую и зримую реальность.
Оказывается, неустрашимые амазонки существовали и в реальной жизни. Открытие женских захоронений с мечами и копьями на Дону и Днепре, Южном Буге и Ингуле, Днестре и в Буджакской степи показывает, что женщины-воины не являлись фантазиями древних авторов. Судя по своеобразному набору сопровождавшего их инвентаря, они занимались не только войной, но и домашним хозяйством, выполняя, таким образом, двойную по сравнению с мужчинами работу. Графическая реконструкция черепа из села Балабан, проведенная в московской лаборатории, показала, что эта молодая женщина обладала редкой красотой. В обрамлении массивных золотых серег она выглядела неотразимо. Как жаль, что ее жизнь оборвалась так рано!
В курганах грузных, сидя на коне,
Среди богатств, как завещали деды,
Спят наши грозные цари: во сне
Им грезятся пиры, бои, победы.
Но, в стороне от очага присев,
Порой, когда хмелели сладко гости,
Наш юноша выделывал для дев
Коней и львов из серебра и кости.
В. Брюсов, 1916
Я еще не знал об этой сенсационной находке, когда в жаркий августовский день приехал в Кишинев оформлять экспедиционные документы на следующий месяц. Возвращаясь из академии, я неожиданно встретил на улице Николая Антоновича Кетрару, крупнейшего специалиста по каменному веку Молдавии, который в последние годы, как и я, раскапывал курганы в Поднестровье. Но если у меня эта работа полностью совпадала с научной тематикой, то Николай Антонович вынужден был временно переквалифицироваться и стать «курганщиком», чтобы вместе с нами вытягивать план хоздоговорных работ. Благодаря своему организаторскому таланту он развернул широкие раскопки на левобережье Днестра и по количеству исследованных памятников всегда был в первых рядах по итогам года.
— Ну как, ты уже слышал о моей находке? — первое, что спросил он вместо приветствия. Я недоуменно пожал плечами.
— Пойдем покажу, — сказал он, почему-то самодовольно ухмыльнувшись, и увлек меня в ближайшую, подозрительную подворотню. Мы прошли в глубь двора, и там, возле покосившихся деревянных сараев и заброшенной помойки, он стал копаться в своем разбитом, дерматиновом портфеле. Я с интересом наблюдал за его телодвижениями. Но когда, подпирая ногой портфель, он достал из него содержимое, я временно потерял дар речи. Неожиданно в его руках оказалась удивительной красоты… массивная золотая гривна! Золото соломенного светло-желтого цвета благородно блестело в лучах полуденного солнца и в запыленном кишиневском дворике казалось пришельцем из иного и сказочного мира.
— Ну как? — поинтересовался Николай Антонович, оставшись явно довольным произведенным эффектом. Я стоял потрясенный. Такая находка возможна только раз в столетие, и не покривлю душой, если скажу, что каждый археолог втайне мечтает о подобном открытии. Да и сама находка весила почти килограмм! Позднее установили ее точный вес — 814,9 грамма. До настоящего времени это самое крупное золотое изделие, найденное когда-либо в Молдавии.
Удивительно, но почти месяц Н. А. Кетрару спокойно таскал с собой это сокровище, нисколько не беспокоясь за свою безопасность. Естественно, что и в те времена это было неосмотрительно. Но в наше время это было бы просто безумием! В научных кругах ходили слухи, что закрытая экспертная комиссия оценила ее с учетом музейного коэффициента в 800 000 советских рублей. Не говоря о чисто материальной стоимости, гривна представляла собой редчайшее произведение древнего ремесленного искусства.
Изготовленная из толстого литого прута золота, она завершалась на концах двумя небольшими головками львов с оскаленной пастью, реалистично выполненными в строгой, лаконичной манере. Некоторые детали этих литых изображений были искусно проработаны чеканом, а непосредственно примыкающие к ним части гривны украшены треугольными рядами зерни. Но самое уникальное заключалось в том, что львиные головки были соединены изящной пластиной в виде плоских изображений плывущих друг к другу уточек. Судя по композиции и технике исполнения, они были припаяны к гривне значительно позднее ее изготовления.
После тщательного изучения находки удалось установить, что уточки появились во время одного из трех ремонтов, которым было подвергнуто это уникальное украшение. Значит, им долго пользовались и, скорее всего, передавали по наследству. Даже беглого взгляда на находку было достаточно, чтобы понять, что в археологии региона произошла сенсация. Мне повезло — я первым из археологов случайно встретил автора находки и сумел подержать ее в руках, ощутив всю энергетику этого удивительного изделия. В этот же день гривна была официально сдана в фонды, и теперь ее можно увидеть, только получив специальное разрешение. Вскоре во всех экспедициях только и говорили об этой потрясающей находке. Николай Антонович был героем дня. Президиум Академии наук МССР наградил его премией в размере двух окладов. В итоге за это открытие он получил 500 рублей — сумма немалая по тем временам. Но как мы вскоре узнали, это открытие могло и не состояться, но удивительным образом в одном месте и в одно время сошлось несколько случайностей…
Небольшие распаханные курганчики недалеко от приднестровского городка Дубоссары в большинстве своем содержали захоронения скифской культуры. Из-за богатства погребального инвентаря все они были очень тщательно разграблены, скорее всего, еще самими скифами. Некоторые насыпи были ограблены даже дважды! Однако это не разочаровало исследователей. Сами погребальные конструкции в этом регионе Днестра представляли собой несомненный интерес. Дело в том, что, в отличие от восточных скифских памятников, здесь не было обнаружено огромных погребальных камер, в которых находились костяки людей и животных. Местные скифские племена использовали совсем иной погребальный обряд. Из крупных дубовых бревен они сооружали сложные круглые конструкции наподобие шалашей, внутри которых помещали умерших. Затем эти мощные сооружения поджигались со всех сторон, и огромный костер полностью уничтожал тела людей, туши лошадей, овец и других жертвенных животных. Сгорал также и многочисленный погребальный инвентарь, который должен был сопровождать умерших в загробном мире. Лишь после этого ритуала вокруг кострища выкапывали два полукруглых ровика, в которые бросали остатки тризны, а сожженные конструкции засыпали землей и на их месте возводили курганы.
Такой элемент погребального обряда был впервые отмечен в данном ареале скифской культуры. Оказалось, что встречается он в основном в районе Среднего Днестра. Поэтому, несмотря на малочисленность археологических находок, ученые были очень довольны столь важным и интересным научным открытием. Но никто из них не мог ожидать, что дубоссарские курганы подготовили еще одну археологическую сенсацию! И она все же произошла — у Н. А. Кетрару оказалась легкая рука!..
Еще за десять лет до раскопок этот курган выделялся своими размерами и поэтому никогда не пахался. Но в начале 70-х годов прошлого столетия его насыпь была почти полностью снесена тяжелой техникой: по мнению местных «просвещенных» властей, многочисленные курганы края «портили» окружающий пейзаж. Остатки этого памятника удалось обнаружить лишь по огромному прожогу, который был хорошо виден на распаханной поверхности поля. В нем часто встречались фрагменты греческих амфор и изредка — поливной молдавской керамики. Этих находок было достаточно, чтобы еще до раскопок установить, что курган возведен скифами в IV веке до нашей эры и ограблен приблизительно два столетия назад. Грабительская яма начиналась с поверхности кургана и имела в профиле колоколовидную форму, расширяясь у дна до… 18 метров в диаметре! Искатели сокровищ прекрасно знали конструкции курганов данного типа, так как, достигнув прожога, глубже уже не копали. Тщательно проверяя пережженную почву, они находили множество драгоценных изделий, и их не смущало, что некоторые из них были оплавлены в огне. Золото есть золото!
В этом кургане было обнаружено особенно крупное кострище. Оно находилось на уровне древней степной поверхности. Толщина пережженной почвы достигала полуметра, а диаметр — около 20 метров. Какой же силы костер должен был бушевать на этом месте, чтобы после него остался столь гигантский прожог! Когда-то на вершине насыпи возвышалось трехметровое каменное изваяние скифа-воина. Оно было изготовлено из очень крупного блока известняка — местного камня, в изобилии встречающегося в русле Днестра. Археологи нашли эту статую в самом центре грабительской ямы, куда она была сброшена местными искателями сокровищ. На ее шее была изображена гривна, а сложенные на животе руки держали ритон — своеобразный сосуд с вином и скифский короткий меч — акинак. Статуя отлично сохранилась и в очередной раз подтвердила, что данный курган был возведен скифскими племенами над одним из своих вождей.
Когда с помощью бульдозера был приблизительно обозначен район прожога, в ход пошли лопаты и началась его ручная зачистка. Вероятно, кладоискатели очень спешили или были избалованы более ценными находками, но множество интереснейших предметов оказалось нетронутым. В кострище были найдены бронзовые наконечники стрел, серебряный нащечник от узды лошади, чернолаковый греческий канфар — особый сосуд для вина, костяные ручки от железных ножей и множество фрагментов различных оплавленных предметов. Сохранились также крупные части обгоревших дубовых конструкций. Видимо, деревянное сооружение начали засыпать, когда еще вовсю бушевал огонь.
Раскопки уже заканчивались, и Николай Антонович все реже и реже посещал курган, решая многочисленные организационные вопросы. Кострище было почти полностью изучено, и предстояло запланировать вырытый котлован. Но в тот день он решил лично проконтролировать завершение работ. Чтобы не простаивала землеройная техника, Н. А. Кетрару дал команду зачищать бульдозером материк вокруг кострища. Неожиданно он почувствовал странное волнение и на всякий случай остановил работу мощных машин, отправив рабочих-школьников вручную выбрасывать грунт из котлована.
Пока Николай Антонович следил за расчисткой центра, один паренек прекратил работу и стал что-то с интересом рассматривать в земле. Наконец, он вытащил из отвала какой-то желтый предмет и с недоумением повертел его в руках. Н. А. Кетрару случайно обратил на него внимание и сразу же понял, что это золото. Подойдя ближе, он увидел, что рабочий пробует на зуб совершенно целую… золотую гривну! Еще минута, и любознательный школьник попытался бы ее «разогнуть». Руководитель раскопок оказался на месте, как никогда, вовремя! Как же случилось, что это прекрасное произведение древнего ювелирного искусства не погибло в огне и не попало в руки грабителей? А дело было так…
На берегах Днестра хоронили вождя крупного скифского племени. Для него была сооружена особенно крупная шатровая конструкция. Специально для нее были вырублены самые мощные дубовые деревья в пойме реки. Одновременно местные мастера изготовили из камня его монументальную скульптуру, которая должна была выситься на вершине кургана и напоминать сородичам о своем знаменитом предке. Внутри построенного на уровне степи сооружения поместили тело умершего, сосуды с едой и множество различных изделий, необходимых ему в загробной жизни. Когда разожгли огромный погребальный костер, в него стали бросать и наиболее ценные вещи: золотые и серебряные украшения, бронзовое и железное оружие, сосуды с едой и вином. Была брошена в огонь и принадлежавшая ему шейная золотая гривна. Однако, упав на ребро, она выкатилась из костра и была тут же засыпана пеплом. Так, благодаря первой случайности, она оказалась погребенной под насыпью за пределами кострища. Находясь в непосредственной близости, гривна почему-то совершенно не пострадала от огня.
Спустя столетия произошла вторая случайность. Во время ограбления кургана в XIX веке края грабительской ямы не дошли до этой находки всего… пять сантиметров! Чуть-чуть ошиблись бы местные крестьяне в выборе центра насыпи, и мы никогда не увидели бы этой замечательной находки. Всего лишь два-три удара лопатой в стенку вырытой ямы…
Наконец, третья случайность произошла уже в наши дни. Надо же было так случиться, что именно в этот день и час на раскопках оказался их руководитель. Именно он прекратил работу техники и первый понял значение находки. Поработай бульдозер еще пять минут, и уникальное изделие вновь бы оказалось в земле. Не окажись его возле работающих школьников, и кто знает, как бы повели себя юные любители археологии? В лучшем случае изуродовали бы находку, в худшем — попытались бы скрыть. Подобные прецеденты хорошо известны! Однако и на этот раз судьба оказалась благосклонной к археологам, а гривна спустя более двадцати веков попала в руки ученых и была спасена для потомков!
В данном случае произошла просто мистическая цепь совпавших случайностей, которая привела к уникальному открытию. Создается впечатление, что золото вновь «хотело» попасть к людям и «делало» все, чтобы это случилось. Не зря же существуют народные поверья, что оно обладает удивительными свойствами и не каждому человеку дается в руки! Когда я посетил однажды известный винно-коньячный завод «Квинт» в Тирасполе, то был поражен рассказом виноделов о коньяке. Они говорили о нем как о живом существе: «Коньяк отдыхает в бочках. При розливе он испытывает потрясение и на время теряет свои вкусовые качества. Необходим год, чтобы он успокоился и вновь стал набирать крепость и аромат». Иногда складывается впечатление, что и уникальные золотые изделия имеют свой характер, сформированный его бывшими владельцами, и индивидуальную, неповторимую судьбу. Они как бы отдыхают от людей и сами решают, когда стоит вернуться. Сколько их еще хранится в земле, под водой и в специально подготовленных тайниках, ожидая своего «звездного часа»?
Когда с этой находкой ознакомились ученые-скифологи и искусствоведы, они пришли к единодушному заключению, что она является уникальным экземпляром среди скифского золота. Если изображения львов достаточно часто встречаются в искусстве скифов, символизируя победоносного царя, то их связь с плавающими уточками впервые отмечена на символах царской власти. По их мнению, она была изготовлена по заказу скифской аристократии греческими ювелирами, работавшими в одной из боспорских мастерских в IV веке до нашей эры. Однако изображения уточек появились уже позднее и были изготовлены, скорее всего, самими скифами. Их появление на этом ценном и очень дорогом украшении не случайно и наверняка связано с верованиями той группы скифских племен, которая жила в районе Среднего Днестра. Возможно, на ней отразилось влияние идеологии ближайших соседей скифов — гетских племен. Эта находка еще долго будет привлекать внимание исследователей, но уже очевидно, что археологам удалось установить не только новую, своеобразную группу скифского населения, но и посчастливилось обнаружить уникальное и прекрасное произведение древнего искусства.
Еще одно удивительное открытие ожидало археологов в другом кургане, возведенном на берегу другой реки — на левобережье Прута. Но оно оказалось связано не с золотыми изделиями, а с трагической судьбой древнего кочевника.
Мертвый проснется в могиле,
Черная давит доска.
Что это? Что это? — Или
И воскресенье тоска.
Г. Иванов, 1943
Это погребение сразу же привлекло к себе внимание. Когда была проведена только черновая зачистка, все обратили внимание на странную позу погребенного: судя по всему, он лежал в узкой погребальной яме на груди. Кроме того, найденный в захоронении сероглиняный сосуд с ручкой был круглодонный, а вся его поверхность украшена рядами квадратных штампов. В тот день я не был на кургане, и когда заместитель по экспедиции Андрей Чирков показывал мне на базе находку, он высказал предположение, что найден ранний погребальный комплекс сарматской культуры. То, что это погребение было сарматским, сомнений не вызывало: слишком уж типичным был сосуд — изготовленный на гончарном круге кувшин с петлевидной ручкой. Но почему в таком случае умерший был уложен на грудь, а кувшин изготовлен с округлым дном? Эти вопросы необходимо было решать на месте, и на следующий день я со всеми сотрудниками Прутской новостроечной экспедиции выехал на курган.
В тот год раскопки велись у села Тецканы Бричанского района, в нескольких километрах от левого берега Прута. Исследуемый курган был самым крупным в округе и пользовался недоброй славой у местных жителей. По многочисленным рассказам, вершина насыпи нередко светилась по ночам тусклыми мерцающими огоньками, а в особенно темные и безлунные ночи, обычно в ненастную погоду, на ней появлялись облачка белого дыма и неясная мужская фигура в остроконечной шапке. Несколько человек убеждали меня, что видели эту фигуру лично, но никто из них не рискнул в тот момент приблизиться в безлюдном месте к одинокой насыпи. Однажды по этой причине даже перевернулся легкий колесный трактор. Возвращаясь уже затемно домой, тракторист вдруг увидел, как из кургана появился человек и медленно направился в его сторону. С перепугу он резко вывернул руль и свалился в кювет. Несколько километров до села он пробежал с хорошей спринтерской скоростью, однако начальство увидело причину этого рекорда в найденной наутро в кабине пустой банке из-под вина. Мы уже не первый раз встречались с подобными рассказами, поэтому приступили к раскопкам без особого трепета.
Исследование кургана уже завершалось, и странное погребение было одним из последних. В недочищенной погребальной камере был хорошо виден костяк взрослого человека, лежавший в узкой длинной яме с поворотом на грудь. Через несколько часов зачистка была полностью закончена, и мы могли убедиться, что действительно погребенный лежал в неестественной позе на груди с прижатыми к лицу руками и резко согнутыми ногами. Под ступнями находилось отбитое в древности дно кувшина в виде кольца. Когда его приставили к ранее найденному сосуду, оно прочно встало на предназначенное ему место. Светлые сломы керамики показали, что сосуд был частично поврежден уже в могиле — в противном случае керамика на месте излома имела бы качественно иной цвет. Этот факт позволил нам ответить и на второй вопрос — объяснить странную позу погребенного. Дело в том, что он был помещен в могилу… живым! Форма ямы и найденного в ней кувшина, а также ориентировка костяка позволили четко датировать это захоронение серединой II века нашей эры — периодом наивысшего расцвета на этой территории культуры сарматских племен. На принадлежность погребенного к сарматам указывал и его яйцевидный череп — результат обряда, распространенного только у этого кочевого народа пастухов и воинов.
Тщательный осмотр всего захоронения показал, что погребенный был уложен в могилу случайно, а не преднамеренно. Скорее всего, в результате морального потрясения или нервного стресса этот сарматский мужчина заснул летаргическим сном. Такие случаи хорошо известны в медицине, и можно привести немало фактов, когда заснувших людей принимали за умерших и хоронили. В свое время эта тема была модной и особо актуальной в литературной среде. Хорошо известно, что оказаться живым в могиле очень боялся Н. В. Гоголь. Даже в своем завещании он писал, чтобы его тело не погребали, пока не появятся ярко выраженные следы тления. Этой теме посвящена одна из замечательных новелл Эдгара По, к ней обращался поэт Г. Иванов и другие известные литераторы. Именно при летаргическом сне замедляется пульс, почти не слышно дыхания, и очень сложно установить, жив ли еще человек.
Как оказалось, почти две тысячи лет назад в одном из сарматских племен произошло непоправимое. Увидев, что молодой и здоровый мужчина заснул и не подает больше признаков жизни, сородичи признали его умершим от неизвестной болезни и спустя некоторое время захоронили в большом древнем кургане. Погребальный обряд был полностью соблюден, и его даже снабдили пищей для потусторонней жизни, положив в ногах сосуд с едой. Однако, когда яма была засыпана многометровым слоем насыпи, мужчина неожиданно проснулся и попытался выбраться из могилы. Но это оказалось невозможным: слишком глубокой была яма и слишком большой слой земли перекрывал ее деревянное перекрытие. Ко всему прочему, по сарматским обычаям, погребальная камера была узкой, и в ней нельзя было даже повернуться. Да и ее дубовое перекрытие находилось всего лишь в 40 сантиметрах от дна. Тем не менее мужчина сумел развернуться на грудь и с помощью левой ноги подтянуть к себе сосуд с едой. При этом и отлетело кольцевое дно кувшина. Но мучения заживо погребенного, видимо, были недолгими: в яме явно не хватало воздуха и он погиб от удушья в позе, свидетельствующей о его желании сдвинуть спиной бревна перекрытия. Но увы… Так мы впервые узнали страшную тайну этого сарматского захоронения и установили роковую ошибку родных и близких внезапно заболевшего сармата.
Вероятно, многочисленные случаи летаргического сна у различных народов древности привели к рождению легенд о встающих из могилы мертвецах, которые бродят ночами по кладбищам и даже нападают на случайно оказавшихся поблизости людей. Я уверен, что легенды о вурдалаках, упырях и вампирах наверняка имели под собой реальную основу и связаны, скорее всего, со случаями летаргического сна. В современной криминальной хронике зафиксированы эпизоды, когда грабители будили недавно похороненных людей, спавших летаргическим сном. До сих пор помню услышанный в детстве рассказ об «умершем» гармонисте. Ему якобы положили в гроб гармонь, и уже в первую ночь после похорон нашлись охотники достать эту редкую в те годы вещь. Но когда они подняли крышку гроба, гармонист внезапно проснулся и стал вылезать из могилы. Вернулся в село он перед рассветом, при этом пел и играл на гармошке, чем страшно перепугал всех жителей. Прошли десятилетия, а бабки все еще вспоминали эту давнюю историю, коротая на лавочках летние вечера в компании подруг и внуков. К сожалению, две тысячи лет назад эта рядовая могила грабителей не заинтересовала.
Но почему же тогда легенда о странном светящемся человеке оказалась связанной именно с этим курганом и получила широкое распространение у жителей окрестных сел? Думаю, произошло это не случайно. Я крайне далек от веры в сверхъестественные силы, магию и чародейство, но тем не менее считаю, что человеческие возможности, его духовная и телесная жизнь еще далеко не познаны современной наукой и содержат многие загадочные и необъяснимые в настоящее время явления.
В одной из книг я неожиданно встретил воспоминания, поразительно напоминающие услышанные в Тецканах рассказы. Действующим лицом в них оказался великий Федор Шаляпин. Происшедшее с ним событие настолько удивительно и загадочно, что его следует рассказать особо.
Как-то вместе с двумя приятелями Ф. И. Шаляпин гостил на даче у художника Константина Коровина под Владимиром. Радушный хозяин рассказал гостям о достопримечательности этого места — кургане, который пользовался дурной славой. Говорили, будто в полночь на нем появляются огоныси и тень женщины в белом. Друзья сразу же решили проверить эти рассказы и, дождавшись позднего часа, отправились на курган. Вернулись они растерянные. Все трое ясно видели огоньки, которые неожиданно вспыхнули на вершине насыпи, но горели странным пламенем, не давая света вокруг себя. В полночь же на кургане появилось белое облачко, постепенно принявшее очертания женской фигуры. На следующий день к гостям присоединились три соседских помещика и хозяин. Ночь была ясная. Расположившись в нескольких шагах от подножия, все семеро отчетливо увидели, как вдруг зажглись огоньки и у вершины заклубилось небольшое облачко. Спустя некоторое время оно превратилось в женскую фигуру, которая начала медленно и бесшумно спускаться вниз по направлению к людям. Все невольно попятились, а Ф. И. Шаляпин неожиданно бросился навстречу призраку. В тот момент, когда они соприкоснулись, певец упал как подкошенный, а фигура исчезла. Все бросились к нему. Ф. И. Шаляпин лежал в глубоком обмороке и даже спустя некоторое время не мог ничего объяснить…
Скорее всего, этот случай действительно произошел в жизни великого артиста. Я узнал об этой истории после проведенных раскопок и сразу же вспомнил о тецканском захоронении. Вдруг и в небольшом славянском курганчике под Владимиром была случайно захоронена спящая летаргическим сном женщина? Спустя два года мне пришлось вновь побывать в этом районе на Пруте, и я Специально поинтересовался видением у местных жителей. Но светящегося человека в остроконечной шапке никто уже не видел: он бесследно пропал вместе с раскопанным курганом. Произошло то, что описано в одном из стихотворений украинского археолога Николая Рычкова:
- Стоял в степи курган высокий, стройный,
- И любовалась степь его красой.
- Казался издали он серебристо-черным,
- А, между прочим, был он золотой.
- И каждый вечер, в час после заката,
- В его останках светятся огни,
- То привиденья робко, воровато,
- Уныло бродят, делая круги.
- Лишь археологи его от сна пробудят,
- Изрывши степь лопатою своей.
- Исчезнет все. И ничего не будет:
- Ни сна, ни привидений, ни огней.
Эти строки появились за десять лет до наших раскопок, а такое впечатление, что автор работал у нас в экспедиции на Пруте. Еще одно странное совпадение! Были ли эти привидения на самом деле, или же они плод народной фантазии, сказать трудно. Но однажды неожиданно для себя в этой роли выступил мой коллега — тогда еще совсем молодой археолог.
Что ты видишь, что ты помнишь
в непробудном сне?
Тени темные все ниже клонятся ко мне.
Я пришел к тебе в гробницу через черный сад,
У дверей меня лемуры злобно сторожат.
В. Я. Брюсов, 1905
Народные рассказы о «ходячих» покойниках можно и сегодня услышать во многих славянских странах. Как правило, рассказывают о встающем из могилы мертвеце, который начинает преследовать оказавшегося рядом путника. Существует множество объяснений их появления, — но практически все ученые склоняются к мысли, что эти предания и легенды уходят своими корнями в глубокую древность. Это действительно так. Мало того, думаю, что в большинстве случаев причиной их зарождения стал летаргический сон современников. Но однажды я стал случайным свидетелем того, как подобная легенда родилась нетрадиционным образом почти у меня на глазах.
Эта история произошла в старинном молдавском селе Бур-сучены, расположенном вдали от шоссейных дорог и крупных городов. Раскопки крупного кургана затянулись до ноября, и в конце месяца я выехал в Кишинев, чтобы решить вопрос с их продлением. Через несколько дней вернулся и сразу же понял, что что-то произошло. По селу ходили упорные слухи, что на месте почти раскопанного нами кургана появился вампир. Он якобы поднимается из могилы по ночам, нападает на случайных прохожих и наводит порчу на скот. По мнению местных жителей, мы разрыли его в одной из могил, и теперь оживший мертвец угрожает всему селу. Я только посмеялся над этими слухами, но они продолжали упорно циркулировать, доходя до меня в различных интерпретациях. Уважительное к нам отношение не изменилось, но появилась какая-то настороженность и определенная опаска. Кто знает, что мы за люди и с какой нечистой силой можем общаться? Так бы рождение слуха и осталось загадкой, если бы не случайное признание Сергея — вчерашнего студента, одного из членов экспедиции.
Одним из осенних вечеров, после обильного застолья с очередной группой местных третей, уже глубокой ночью он неожиданно спросил:
— А знаешь, откуда появился вампир? — и, хитро сощурившись, в упор посмотрел на меня. — Это я!..
Удовлетворенный внезапным признанием, он почему-то вполголоса поведал весьма комичную историю. Дело в том, что в город вместе со мной уехали все сотрудники экспедиции. На базе остался лишь Сергей. Делать в селе было решительно нечего, поэтому он пошел на обнаруженный рядом с курганом средневековый могильник и занялся расчисткой очередного захоронения. Но именно в то утро сельчане отмечали большой местный праздник — храм — день святого покровителя села. Вскоре торжества переместились за его пределы. Благо с окраины было видно, что, несмотря на праздник, кто-то продолжает трудиться. Работа в этот день была нарушением вековых традиций, и празднично одетые молдаване направились в сторону раскопок. Сергея долго упрашивать не пришлось, и работа была оперативно свернута. Возле раскопанного погребения началась обильная трапеза с обязательной дегустацией различных сортов молодого вина. Было весело, но чем все закончилось, Сергей не помнил…
Очнулся он от холода, когда понял, что примерзает спина. Открыв глаза, увидел над собой глубокое черное небо, яркие звезды, а по бокам стенки глубокой ямы. Сергей не сразу понял, где находится. Повернув голову, сообразил, что лежит в могиле, рядом с зачищенным костяком. В его сторону смотрел череп погребенного, который как бы улыбался неожиданно очнувшемуся соседу. Было ясно, что уже глубокая ночь, но непонятно, как долго он спал. Может быть, день, а может, и больше? Болела голова, тело затекло от неудобной позы, и очень хотелось пить.
Могила с ее хозяином совсем не испугала Сергея. Гораздо больше его волновал вопрос, сколько времени он провел в «объятиях» скелета. Выглянув из ямы, он очень обрадовался, когда увидел двух старушек, тяжело ковылявших мимо кургана. Как выяснилось позже, они возвращались далеко за полночь с церковной службы из соседнего села. Когда они поравнялись с могилой, Сергей вылез из ямы и очень деликатно поинтересовался временем. Немая сцена длилась всего лишь несколько секунд. Затем бабули показали чудеса старта в забеге на короткую дистанцию. Они побежали так резво, что отбросили палки, на которые только что тяжело опирались. От неожиданности еще не протрезвевший Сергей побежал за ними, но догнать их не сумел и вовремя остановился. Виляя из стороны в сторону и поднимая густую пыль на грунтовой дороге, бабушки резво скрылись в темном переулке. После этого Сергей понял, что не стоит больше искать приключений, и тихонько пробрался на базу. К моему возвращению он уже пришел в себя, но не торопился с рассказом об этом маленьком приключении. Лишь время и благодушное настроение после нескольких стаканов вина развязало ему язык.
В селе все бурно обсуждали появление вампира. Нисколько не сомневаюсь, что именно этот эпизод послужил причиной рождения местной легенды о курганном привидении. Легко представить, как были поражены набожные старушки, когда увидели вылезающего из могилы помятого бородатого мужчину с длинными до плеч волосами, одетого к тому же в вывернутую мехом наружу безрукавку. То, что он еще что-то кричал и пытался их преследовать, лишний раз подтверждало появление опасной нечисти на древнем кладбище. Думаю, что если бы они даже и узнали истинную причину появления «привидения», то вряд ли бы в нее поверили. Слишком сильным и очевидным был перенесенный стресс! Но именно он и рождает страшные легенды!
Через два года нам довелось почти в том же составе вновь побывать в этом селе. Когда экспедиционная машина проехала по центральной улице, то большинство местных знакомых были сильно удивлены, увидев нас здоровыми и невредимыми. Оказалось, что вскоре после нашего отъезда прошел очередной слух: все работавшие на кургане археологи или неожиданно умерли, или погибли. Я не догадываюсь о причине, но благодарен его появлению. Ведь согласно народному поверью, если тебя похоронили при жизни, то жить будешь долго!
Но не всегда так легко можно выскочить из древней могилы. В археологической практике мне пришлось еще раз столкнуться с трагическим случаем гибели в кургане. Погибшим и на этот раз оказался сармат, но попал в погребение он уже по собственной воле.
Молчат далекие могилы, —
Темницы тайн не выдают.
Я. П. Полонский, 1866
В разгар рабочего дня меня позвали на соседний курган номер шестнадцать — самый последний в курганной группе у села Оланешты.
— Посмотри на это пятно, — указал на центр кургана экспедиционный чертежник Алексей Шведов. — Не след ли это грабительского хода?
Я прошел по только что зачищенной бульдозером глине и увидел, что в крупное черноземное пятно центральной погребальной камеры ведет неровная узкая траншея. Ее заполнение было относительно рыхлым и содержало много древесных угольков, однозначно указывая на следы искателей сокровищ. Сомнений больше не оставалось: в очередной раз нас опередили древние грабители!..
Работы у села Оланешты продолжались уже третий год, и все обнаруженные археологами материалы показывали, что эти плодородные приднестровские земли населяли самые разные народы. Но вот раскопки предпоследнего в группе кургана не оправдали возлагавшихся на него надежд. Два обнаруженных под насыпью основных захоронения были настолько виртуозно ограблены, что нам достались лишь девственно чистые погребальные камеры и остатки грабительских ходов. В них не было найдено даже ни одной косточки, не говоря уже о каких-либо изделиях! Ничего…
Начало же раскопок последнего кургана было многообещающим. Здесь вновь были обнаружены два центральных захоронения. И хотя первое из них тоже пострадало от грабителей, но работали они не так тщательно, как в предыдущем кургане. Поэтому мы обнаружили разбросанные по дну и в заполнении человеческие кости и около 30 различных находок. Среди них были фрагменты костяных и железных изделий, бронзовые заклепки и пластины и даже две римские амфоры. После полностью разграбленного предыдущего кургана эти результаты показались неплохими, а находки позволили достаточно четко датировать весь комплекс II веком нашей эры и отнести его к сарматской культуре.
Античные авторы неоднократно отмечали, что сарматы хоронили своих умерших с особой пышностью, помещая в могилу не только оружие и орудия труда, но и множество драгоценных изделий. Здесь же оказались лишь жалкие остатки пышного погребального инвентаря — вещи, которые древние грабители выбросили или просто не заметили в спешке. Поэтому, когда было установлено, что в кургане имеется еще одно центральное захоронение, многие из сотрудников экспедиции воспрянули духом: «А вдруг?!» Ведь неинтересно исследовать только следы побывавших до тебя «специалистов». Но обнаруженный ход развеял робкие надежды самых убежденных оптимистов. Судя по всему, на этом курганном поле орудовала организованная группа грабителей, которая не пропустила ни один из курганов, содержавших ценности. Оставалось лишь надеяться на очередную небрежность древних искателей сокровищ.
Неудивительно, что зачистка этого погребения началась «без огонька», как обычная рутинная работа, результат которой заранее известен. Рабочие стали копать яму, а художники приступили к фиксации постепенно открываемых строительных конструкций. Но как часто бывает в работе археолога, именно это захоронение и оказалось одним из самых интересных и принесло совсем уж неожиданное открытие. Спрессованное веками заполнение с трудом поддавалось лопатам и содержало множество илистых прослоек. Это свидетельствовало о том, что после ограбления яму не засыпали и она стояла открытой под дождями и снегом несколько лет, пока ее вновь не поглотила земля.
Расчистка погребения продолжалась несколько дней. Одни только его размеры в полтора раза превышали все известные в этом районе сооружения сарматской культуры. Значит, оно предназначалось для весьма влиятельного члена племени. Глубина захоронения превысила три метра, и землю из него приходилось вынимать при помощи спущенных на веревках ведер. Наконец, показалась поверхность двух продольных уступов вдоль стен, на которых сохранились следы от плотно подогнанных плах перекрытия. Под ними должен находиться сам погребенный с сопровождающим инвентарем. Но что нас ждет?
Третий день работы на этом центральном сооружении принес самую сенсационную находку. Прямо под деревянным перекрытием в углу ямы лежал скелет мужчины. Сразу же обратила на себя внимание и первоначально вызвала недоумение его поза: мужчина, скорчившись, лежал на груди у стенки, упершись головой в угол погребальной камеры. Обе его руки были резко согнуты и кистями прижаты к горлу, а ноги неестественно вывернуты коленями влево. Складывалось впечатление, что он неудобно сидел на корточках, привалившись к стене. Собственно, так оно и было!
Осмотрев зачищенный скелет, антрополог Ираида Васильевна Каширина уже на месте раскопок установила, что мужчине было 25–30 лет и он имел хорошо развитую мускулатуру. Она сразу же обратила внимание на следы искусственной деформации черепа и определила, что мужчина, несомненно, был сарматом. Ираида Васильевна много лет работала с выдающимся советским антропологом М. М. Герасимовым, основателем научного метода реконструкции лица по черепу, поэтому сомневаться в ее выводах не приходилось. Да и мы сами видели столь характерную яйцевидную форму черепа. Именно сарматы перевязывали плотным кольцевым жгутом затылки своих маленьких детей, после чего черепа взрослых сарматов принимали изысканную, по их мнению, вытянутую овальную форму. Безусловно, та далекая эпоха имела собственные представления о прекрасном и диктовала свои каноны красоты!
Но сразу же возник вопрос: если этот человек сармат, то почему он лежит в столь неестественной позе? Ведь сарматские племена хоронили своих умерших только в вытянутом положении на спине. Раскопки погребения продолжились, и через несколько часов все встало на свои места: были найдены разбросанные кости еще одного мужчины! Теперь можно было без труда и с мельчайшими подробностями восстановить трагическое событие, случившееся здесь почти две тысячи лет назад.
…Грабители работали ночью. Они отлично знали расположение этого богатого погребения и копали наверняка: ход безошибочно вел в погребальную камеру. Охотники за сокровищами вскоре достигли центра кургана, пробили ломами уже тронутые гниением плахи и, согнувшись, проникли в узкое захоронение. Не теряя времени, они тут же стали срывать с погребенного расшитые золотом одежды, разбрасывать кости и выносить ценности, положенные в могилу. Времени оставалось мало: необходимо было успеть до рассвета, иначе их могли застать на месте преступления. Тогда расплата была бы неминуемой. Единственным наказанием за осквернение могил предков являлась смерть. Работать под землей в низкой и узкой погребальной камере было страшно неудобно, дым факелов ел глаза, не хватало воздуха, но грабители были профессионалами и быстро «очищали» захоронение. Работа уже близилась к концу, когда случилось непредвиденное.
Едва наступил бледный рассвет, как подгнившие доски перекрытия, потревоженные людьми, неожиданно затрещали и стали медленно оседать в могилу. Грабители бросились в ведущий на поверхность ход, но один из них, находившийся в углу ямы, не успел опомниться, как был придавлен плахами и осыпавшейся землей. Испугавшись обвала, он еще больше забился в угол, но двигаться уже не мог. «Коллеги» не стали его спасать: посчитали, что внизу уже не осталось ценностей, да и в любой момент их могли обнаружить сородичи. К тому же доля погибшего автоматически увеличивала добычу оставшихся. Как бы там ни было, но более 1800 лет пролежал неудачливый сарматский грабитель в неудобной позе, в которой застала его смерть. В данном погребении как бы застыло время, и мы впервые увидели финал случившейся трагедии, проникнув почти на два тысячелетия в прошлое.
Внезапно рухнувшее перекрытие помешало грабителям вынести все из захоронения, и археологам досталось около трехсот находок: десятки изделий из бронзы, железа и кости, мелкие серебряные украшения, пряжки, фрагменты золотой фольги, которой была расшита одежда, посуда римского производства и более сотни астрагалов для игры в кости. Видимо, погребенный был большим поклонником этой азартной игры: часть астрагалов оказалась обработанной, а один из них — изготовлен из бронзы. Обнаруженные находки позволили датировать этот комплекс рубежом I–II веков нашей эры. Приблизительно в это же время и было ограблено большинство сарматских курганов Поднестровья. Причем, как правило, разорялись они сородичами. Некоторые из них принимали участие в погребальном обряде и следовавшей за ним поминальной тризне: ели баранов и овец, пили привезенное римское вино, тут же, возле могилы, разбивая пустые амфоры, вспоминали заслуги умершего. При этом они внимательно запоминали конструкцию погребального сооружения и расположение наиболее ценных вещей. Запоминали, чтобы под покровом ночи опять сюда вернуться…
Но грабили сарматы не только собственные могилы. Не пропускали они и богатые захоронения своих когда-то грозных предшественников. Мне пришлось еще раз столкнуться с подобным редчайшим в археологии случаем. Произошло это во время исследования могильника позднескифского времени у села Глиное. Мы только приступили к его изучению и раскапывали первый курган некрополя.
Этот курган был почти полностью распахан, но все же еще выделялся на колхозном поле. В центре небольшой возвышенности на черноземе были видны следы материковой глины из заполнения древней катакомбы. Скорее всего, первоначально курганная насыпь была небольшой, поэтому очень быстро ежегодные распашки привели к почти полному ее уничтожению. Ограбить такой комплекс не составляло труда. Хотя погребальное сооружение и было огромным, но оказалось практически полностью ограбленным. Фрагменты железа и разбитой в древности посуды — вот, пожалуй, и все основные находки, дошедшие до нашего времени. Грабительский шурф был заложен в центре насыпи и безошибочно вел в катакомбу. Почти сразу же в ней мы обнаружили человеческий костяк. Однако это было не погребение! Погибший лежал в рыхлом заполнении под углом 45 градусов, головой вверх. Руки были вытянуты вперед, а ноги расставлены в стороны. Этот скелет был найден на глубине всего полутора метров от поверхности и, как оказалось, находился в узком грабительском ходе. Когда мы увидели его яйцевидный череп, все стало ясно: еще одному сарматскому грабителю не повезло!
Скорее всего, рыхлый грунт заполнения сделал стенки хода крайне ненадежными, и они в итоге не выдержали давления. Случилось это как раз в тот момент, когда из погребения выбирался последний грабитель. Показательно, что рядом с ним не было найдено никаких вещей. Вероятно, он окончательно проверял уже ограбленное захоронение, но ничего достойного внимания не нашел. Упираясь ногами в стенки хода, он сам мог спровоцировать их обрушение. Еще чуть-чуть, и он бы остался жив: ведь до поверхности оставалось всего полтора метра!.. Гораздо позже антропологи установили, что погибшему едва исполнилось 18 лет, он был небольшого роста и хрупкого телосложения. Наверное, поэтому практически все грабительские ходы имеют такой маленький диаметр. Думаю, что достать его живым не составляло труда, но и в данном случае алчные подельники не стали спасать товарища.
Случаи внезапной гибели древних искателей наживы достаточно редко, но все же встречаются в археологии. Пожалуй, самый первый и знаменитый из них был установлен в 1863 году при раскопках огромного скифского кургана Чертомлык. В нем был случайно найден грабительский туннель, рухнувший во время ограбления и навсегда похоронивший одного из воров вместе с похищенным золотом. Как установили несколько позже, грабителем оказался… скиф! Действительно, во все времена были «рыцари наживы». Их не пугали ни гнев богов, ни суровая кара соплеменников, казнивших любого, кто осмелился осквернить священные для них могилы. Жажда быстрого обогащения сметала все религиозные и моральные преграды. Но кара все же настигала некоторых из них! Как видим, не всем грабителям удалось вырваться из «объятий» курганов. Сегодня же мы можем только гадать, какие ценности они когда-то хранили.
Наиболее опытные археологи считают, что 99 % скифских, сарматских и более поздних курганов степной знати было ограблено еще в древности своими же соплеменниками. С открытием скифского золота в XVIII–XIX веках «золотая лихорадка» прокатилась опустошительной волной по пустынным пространствам Сибири и Северного Причерноморья. Многие курганные насыпи оказались ограбленными дважды. Это нанесло огромный ущерб науке и национальной культуре. Безвозвратно погибли уникальные произведения древнего ремесла и искусства, были изуродованы тысячи ценнейших курганных комплексов, навсегда исчезли останки погребенных в них людей.
Но ведь должны же существовать курганы, оставшиеся нетронутыми с тех далеких времен?! Последние открытия на Украине привели к блестящему подтверждению этого прогноза. Результатом явилось создание уникального Музея исторических драгоценностей в Киево-Печерской лавре. Подобные курганы наверняка еще есть и на Украине, в Молдавии и России. Их нелегко отличить от десятков похожих на них земляных насыпей, и они могли не попасть в поле зрения древних грабителей. Сейчас они и вовсе еле заметны. Существуя тысячелетия, они продолжают хранить нетронутыми уникальные драгоценные и художественные изделия. Чтобы их найти, необходимо хотя бы немного научного везения. И хотя другой сарматский курган, расположенный в сотнях километров от Нижнего Приднестровья, был начисто ограблен в древности, удача все же улыбнулась археологам.
Не мрак. Не свет. Не час. Не ночь.
Не день.
А в вышнем небе ковш из желтой меди,
И смотрит ввысь, подняв рога, олень.
К. Бальмонт, 1921
Северная легенда об оленятах, рождающихся на небе, впервые была записана новгородским летописцем еще в XII веке. У различных народов мира вплоть до XIX века сохранились легенды о двух священных оленях и связанных с ними жертвоприношениях. На русском Севере, например, есть кокошники — женские головные уборы, украшенные изображением лучистого солнца, по обеим сторонам которого стоят два оленя. На гуцульских пасхальных писанках очень часто можно увидеть рисунки двух оленей среди звезд. Наконец, бесчисленное множество молдавских домов украшено парными изображениями этих животных, застывших в грациозном прыжке по направлению друг к другу. Кстати, точно такое же изображение «летящего» латунного оленя украшало старые модели когда-то очень знаменитой и престижной в СССР «Волги». Сами того не понимая, мы часто воссоздаем образы, которые своими корнями уходят в глубокую древность. Думаю, что эта память сохраняется человечеством на генетическом уровне и насчитывает десятки или даже сотни тысячелетий. Ведь до сих пор горящий ночной костер мало кого оставляет равнодушным, вызывая у нас сложные завораживающие чувства, в которых переплетаются тепло и покой с неосознанной легкой тревогой и почти физическим ощущением вечности под звездным небом.
Сюжет «летящих» оленей испокон веков встречается в искусстве различных народов. Но, например, русские вышивальщицы или молдавские мастера, украшающие дома, даже не подозревают, что изображаемые ими олени являются «небесными» и связаны с одним из древнейших культов человечества. Согласно старинной легенде, где-то на краю мира, у безбрежного моря, у очага-солнца две женщины — прародительницы с оленьими рогами выпускают в небо оленят на пищу людям и зверям. Начальный период этого культа уходит в глубочайшую древность. Но то, что он был известен и исчезнувшим народам, жившим когда-то на берегах Прута, на территории современной Молдавии, показала уникальная находка в одном из курганов.
Прутская новостроечная экспедиция начала исследование древних курганов у села Токиле-Рэдукань на Среднем Пруте с раскопок небольшой курганной насыпи, попавшей в зону мелиоративного строительства. В первый же день работы в кургане стали встречаться фрагменты желтоглиняных амфор римского производства, свидетельствующие, что древняя насыпь была возведена воинственными племенами сарматов в I–II веках нашей эры. Через несколько дней работы в центре кургана было зачищено громадное ямное пятно основного захоронения. Его длина составляла пять, а ширина — три метра. Однако надеяться на интересные находки не приходилось — нас и на этот раз опередили древние грабители. Несколько столетий назад они уже побывали в погребальной камере: от пятна шла длинная узкая траншея грабительского хода. Интересно, что рядом с ней в материке, буквально в полуметре, была обнаружена неглубокая круглая яма от вертикального хода. Таким образом, действия грабителей удалось восстановить в мельчайших деталях.
Первоначально они пробили ход с вершины насыпи, но, наткнувшись на чистую глину, поняли, что совершили ошибку — промахнулись, — и сразу же прекратили работу. Вторую траншею уже рыли наверняка — с полы кургана, под углом к погребальной камере. Судя по небольшому диаметру ходов, в ограблении принимали участие очень щуплые люди — в наше время в него мог бы пролезть лишь подросток. Но они явно были виртуозами своего грязного и опасного ремесла и очень «качественно» выполняли свою работу. Когда центральное погребение было полностью зачищено, археологам достались лишь несколько мелких костей животного и множество угольков от грабительских факелов. В яме не оказалось даже скелета погребенного — его также унесли грабители!..
Однако раскопки на этом не завершились. В то утро я проснулся от гулких ударов сложенной газетой по стенам. С брезгливой миной на лице мой помощник Сергей Курчатов уничтожал многочисленных мух, облюбовавших нашу комнату. Работа эта вряд ли могла закончиться безусловной победой, так как именно в это время колонии мух и огромных комаров в пойме Прута достигли своего апогея, переживая период расцвета. Но Сергей с маниакальным упорством уничтожал всю летающую живность и по-прежнему пребывал в плохом настроении. Стало ясно, что выспаться мне уже не удастся.
Дело в том, что я вернулся в экспедицию прошлым вечером и по пути заехал на раскопки. Смеркалось, работы уже закончились. Красиво заходило багровое солнце, и в низинах стал собираться вечерний туман. С водораздела, где еще несколько дней назад возвышался курган, открывалась незабываемая панорама на пойму Прута и соседнюю Румынию. Посреди вырытого котлована стояла пустая яма центрального погребения, и никаких новых сооружений не наблюдалось. Значит, в мое отсутствие ничего интересного не произошло. Осмотрев курган, я обнаружил на бровке сложенную в кучку гончарную керамику, но в сумерках показалось, что она очень похожа на молдавскую поливную посуду. Это же мнение подтвердил и мой зам:
— Ничего интересного здесь нет и никогда не было! Только тратим зря время. Вот и на средневековый мусор напоролись.
Сергей вечером был явно не в духе. Причина, безусловно, крылась в отличной работе опередивших нас грабителей. Было понятно, что у него совсем пропал интерес к завершению раскопок. Так как новых погребений уже не ожидалось, утром я оставил его на базе продолжать сражение с мухами, а сам поехал со школьниками на курган.
Тот августовский день запомнился сильной жарой и уверенностью, что работа на «пустом» кургане вскоре будет закончена. Ученики 10-го класса из села Токиле-Рэдукань с энтузиазмом заканчивали зачистку профиля насыпи, а я приступил к его зарисовке. Неожиданно раздался крик. Один из школьников — Саша Гуцул — держал в руках и с интересом рассматривал какой-то необычный предмет зеленого цвета. Мне уже издали стало ясно, что он нашел нечто редкое. Действительно, Саша держал в руках бронзовую фигурку необычного животного и явно не знал, что с ней делать.
Сразу же к месту находки были направлены все рабочие, и началось кропотливое обследование этого участка. Землю стали перебирать руками, и находки не заставили себя долго ждать. Первым был найден бальзамарий — стеклянный римский флакон для благовоний. И хотя он был разбит в древности на мелкие осколки, школьники работали с таким азартом и интересом, что почти все его фрагменты удалось собрать. Здесь же были обнаружены почти целый сероглиняный кувшин, фрагменты небольшого лепного сосудика и несколько кусочков от краснолаковой чаши римского производства. Когда я взглянул на бровку, то увидел, что обнаруженная вчера керамика лежала напротив наших находок. Осмотрев «средневековый мусор» более внимательно, я без труда нашел недостающие детали сосудика и римской миски. Они также практически полностью подобрались. Стало ясно, что не имевший еще достаточного опыта Сергей принял эти фрагменты за молдавскую посуду, оставшуюся от грабителей, и окончательно потерял интерес к раскопкам. К счастью, он ошибся.
Все обнаруженные в тот день находки дали возможность четко определить дату появления этого небольшого кургана. Его возвели в I веке нашей эры. Но почему же тогда эти вещи оказались в курганной насыпи так далеко от единственного захоронения? Тщательная проверка этой части памятника позволила однозначно установить, что к моменту раскопок все они находились в… грабительском ходе.
Видимо, события развивались следующим образом. Хорошо зная конструкцию кургана, грабители начали копать вертикальный колодец глубокой ночью. Но, промахнувшись первый раз, они попали в погребение только к рассвету и очень торопились, выползая с многочисленными вещами. Чтобы не терять времени, они даже вытащили на поверхность тело с многочисленными украшениями на одежде. Последний из них, продираясь сквозь узкий горизонтальный лаз, потерял у выхода часть добычи и в спешке даже не заметил этого или не захотел возвращаться. Его оплошность помогла нам установить не только грабителей, но и кому принадлежало это монументальное захоронение.
Когда киевский реставратор Лариса Дубровская искусно восстановила найденную керамику и склеила хрупкий и изящный бальзамарий, она взялась за бронзовую фигурку. Но здесь ее умение не понадобилось: фигурка сохранилась настолько хорошо, что ее достаточно было лишь тщательно промыть в теплой воде. Когда находка была очищена от земли и шины, перед нами предстала реалистичная скульптура сказочного животного. Его удлиненное тело, высокая изогнутая шея, форма морды и ног убеждали, что это изображение оленя. Но его рога очень напоминали рога быка. Самым интересным было то, что на его спине было грубо приковано бронзовое кольцо для подвешивания.
Безусловно, эта фигурка была не простым изображением животного, а служила амулетом в виде почитаемого божества — «небесного» оленя и несла в себе элементы солнечной символики — рога быка. Фигурка была изготовлена значительно раньше сооружения кургана. Скорее всего, она была отлита в мастерских Северного Кавказа. Ведь только там известны подобные прекрасные изображения животных. Эта фигурка бережно сохранялась и передавалась из поколения в поколение, пока не попала к сарматским племенам. Возможно, она висела на специальном сооружении наряду с другими изображениями почитаемых животных — покровителей племени. Можно предположить, что эта скульптура была не единственной в данном сарматском кургане.
Судя по набору вещей, их ценности и уникальности, у старинного молдавского села на берегу Прута была погребена знатная жрица. Можно только догадываться, какие сокровища были положены вместе с ней, если даже утерянные грабителями вещи представляли в то время значительное богатство. Их находка позволяет считать проведенные раскопки исключительно удачными. Однако загадку происхождения и жизни этой, видимо, очень влиятельной женщины уже никогда не удастся разгадать. Наверняка можно лишь сказать, что сарматские племена среди множества божеств поклонялись и «небесным» оленям, культ которых тщательно оберегала богатая и влиятельная жрица.
И опять возникает вопрос: почему эти находки все же попали в руки археологов? В очередной раз нельзя отрицать, что произошла цепь случайностей. Утерянные вещи оказались возле оставленной археологами бровки, где работы велись вручную. В противном случае вряд ли бы их удалось найти. В то же время если через узкий лаз протискивали тело жрицы, то наверняка в земле должны были остаться хоть какие-то украшения, которыми одежда ее была расшита. Если бы их не было, то и не было бы смысла выбрасывать тело из могилы. Но ни одной золотой нашивки найти не удалось. Возможно, грабители потеряли и другие вещи, но обнаружить их также не удалось: грабительский лаз в основном проходил через насыпь, а насыпь снималась бульдозером. Мне почему-то кажется, что этот памятник также проявил свой «характер». Неизвестная нам женщина не захотела полностью уйти в небытие и «послала» потомкам весточку о себе. Спустя годы это предположение не кажется мне уж столь фантастическим, ведь мы сумели точно установить, что в этом регионе когда-то жила и властвовала над умами соплеменников, вероятно, незаурядная женщина-жрица.
С еще одной знатной женщиной этих же племен столкнулись археологи несколько лет спустя. Ее последнее пристанище также пострадало от алчных грабителей. Но здесь им что-то помешало или подвел «профессионализм», но в руки ученых попало гораздо больше информации о другой знатной представительнице этого давно исчезнувшего народа.
Что было там, за далью синей?
Каких кочевий горький дым,
Мешаясь с запахом полыни,
Плыл по кустарникам сухим?
Вс. Рождественский, 1975
С этим договором сразу же не заладилось. Когда археологи приехали в старинное украинское село Мокра Рыбницкого района, председатель колхоза принял их как родных. Но вскоре возникли проблемы. Председатель просил раскопать в первую очередь самый крупный курган, который стоял в центре поля и не позволял использовать несколько поливных установок. Из зоны орошения, таким образом, исключалось несколько гектаров плодородных земель. Но этот курган выделялся своими гигантскими размерами — его высота достигала почти 20 метров, а диаметр превышал двести! К концу XX века таких рукотворных земляных пирамид почти не осталось в степях Восточной Европы. При этом вся его поверхность была покрыта необработанными камнями, а полы укреплены огромными каменными блоками, каждый из которых весил не менее тонны. Естественно, что такой степной великан с крутыми склонами невозможно было ни распахать, ни быстро снести тяжелой техникой — уж слишком много камней пришлось бы вывозить с поля. Поэтому председатель и главный агроном очень рассчитывали на археологов, но совершенно напрасно. Оказалось, что во время разведок его просто не включили в предстоящий план раскопок: специалистам было понятно, что за один год, отведенный на исследования, изучить такой комплекс невозможно.
Начальником Рыбницкой археологической экспедиции, которая выехала в Мокру, была назначена Татьяна Александровна Щербакова — один из самых опытных археологов и самая красивая женщина в Академии наук. Несмотря на то что ее научная специальность совсем не предполагала курганных раскопок, бурное развитие новостроечных работ требовало привлечения в эту область практически всех археологов. К тому же я рассчитывал, ЧТО человеку, который впервые будет раскапывать курган, обязательно должно повезти, и не ошибся!
Татьяна Александровна начала раскопки с маленькой насыпи, стоявшей у самого края поля, недалеко от гигантского кургана. И ей сразу же повезло. В насыпи было обнаружено непотревоженное захоронение сарматской женщины довольно хорошей сохранности. Ее правая кисть была украшена бронзовым браслетом с реалистичными головками змей на концах, а левая — браслетом из стеклянных пронизей и 13 фаянсовых бусин в виде жуков-скарабеев, привезенных из Египта. У правой руки женщины стоял миниатюрный ритуальный сосудик-курильница со сквозными отверстиями по тулову и совершенно целый сероглиняный кувшин. И как бы в награду археологам у черепа лежало изящное височное кольцо из золотой проволоки, украшенное двумя пирамидками зерни. Без сомнения, эта женщина принадлежала к родо-племенной сарматской знати I века нашей эры.
Как оказалось, это был первый своеобразный «звонок», который мы могли и не услышать. Вскоре по плану было раскопано еще три насыпи, которые попали в зону орошения, и раскопки надо было завершать. Но председатель настаивал на продолжении работ, и мне пришлось приехать в Мокру. После долгих переговоров мы все же убедили председателя, что раскопать огромный курган за месяц нереально и на это не предусмотрено средств. Но пришлось все же согласиться раскопать еще одну средних размеров насыпь, которая также мешала мелиорации. Татьяна Александровна согласилась продолжить работы и вновь не прогадала! Поразительно, но если бы не настойчивость председателя, мы так бы и остались в двух шагах от открытия. А ведь местные курганы как бы давали аванс в ожидании дальнейших раскопок!..
Спустя две недели я вновь посетил это село. Раскопки находились в самом разгаре. Курганная насыпь была наполовину исследована, но каких-либо находок не содержала. Рабочие зачищали профиль, чтобы установить строительные горизонты. Но даже незавершенный профиль однозначно показывал, что курган однослойный, то есть был возведен в один прием. Мало того, в нем отчетливо виднелся крупный грабительский ход, шедший с вершины насыпи прямо к центральной погребальной камере. Картина была достаточно ясной, и перспективы исследований особых надежд не вызывали.
Целый месяц из Мокры не было никаких известий. А когда в конце сентября Татьяна Александровна приехала в Кишинев, она сразу же пригласила меня к себе в кабинет и достала из шкафа несколько коробок из-под конфет. Судя по названиям, конфеты были дорогие, но их содержание оказалось еще дороже. Когда коробки открыли, в них заблестело золото и бирюза, матово засветились гранаты и древний янтарь… Действительно, археология тем и прекрасна, что всегда непредсказуема! Никогда нельзя быть уверенным ни в каких прогнозах или ожиданиях. Вот и на этот раз наша наука преподнесла очередной сюрприз. Вот что я узнал о результатах раскопок.
Когда курганная насыпь была полностью снесена, на фоне материка отчетливо проявилось квадратное ямное пятно, вокруг которого был возведен вал из чистой глины, плавно переходящий в круглую площадку диаметром почти 34 метра. Глина была плотно утрамбована, и на ней совершалась заупокойная тризна. Об этом свидетельствовали многочисленные скопления разбитых амфор и костей домашних животных. Сама погребальная камера была перекрыта двумя слоями крупных плах, а в ее центре находилась колода с погребенным, выдолбленная из цельного ствола дерева. Как и ожидалось, захоронение было ограблено еще в древности, но что-то помешало грабителям, и множество вещей они почему-то не забрали. Возможно, очень торопились, опасаясь рассвета, а возможно, были так нагружены сокровищами, что уже не разменивались на мелочи. Как бы там ни было, но столь грубая работа древних атеистов привела к тому, что в руки археологов попали уникальные изделия, привезенные сюда из различных частей мира.
Наиболее ценные и красивые находки были сделаны в колоде. В спешке выгребая из нее драгоценности, часть из них грабители не заметили, и они стали трофеями археологов. Здесь находилось множество золотых бляшек от одежды в виде колокольчиков, стилизованных цветков и фигурок лежащей лошади. Из ювелирных изделий случайно сохранились и два очень тонкой работы золотых перстня с камнедержателем в виде амфорки. Корпусом каждой из них служило вставленное зерно бирюзы, а ножкой — шарик зерни. Не менее ценным явился и потрясающей красоты перстень в виде спирали, края которого были украшены стилизованными головками дракона. Они были расцвечены гнездами кроваво-красных гранатов и голубой непрозрачной пастой. По непонятной причине эти украшения так и остались на руках погребенной.
Большой удачей явилась находка остатков деревянного ларца, инкрустированного слоновой костью с резьбой и рельефными изображениями Эрота-Купидона — шаловливого посланца богини любви Афродиты. Обнаруженные пластинки были найдены в различных местах захоронения. Скорее всего, в ларце находились основные драгоценности, которые и отвлекли внимание грабителей от других вещей. Судя по стилю изображений, ларец был изготовлен в мастерских Боспора как подражание более ранним античным образцам. Особенно хорошо сохранилась пластинка, изображающая Эрота в отрочестве. На ней можно увидеть стоящую в полный рост фигурку крылатого мальчика-подростка с факелом в правой руке. Контуры фигуры округлые, а все детали тщательно проработаны, что свидетельствует о высоком мастерстве резчика. Другие пластинки изображают сцены из жизни Эрота в младенчестве.
Интересно, что в погребении не было найдено оружие, но находились предметы, связанные с культом огня: ритуальный сосуд на трех ножках, заполненный золой и мелкими угольками. В нем лежали еще две миниатюрные лепные курильницы со сквозными отверстиями на тулове. Анализ показал, что в курильницах находились остатки травы и семян редких ароматических растений. Здесь же стоял бронзовый светильник с остатками органического фитиля и кубок с ручками в виде фигурок горных козлов. Грабители не обратили внимания и на некоторые изделия, изготовленные в римских провинциях: бронзовый кованый кувшин галло-римского производства, гончарную позднеантичную миску, бронзовый таз полусферической формы и три деревянных сосуда. Интересно, что один из них представлял собой небольшой бочонок с фигурной бронзовой ручкой на крышке. Остается лишь догадываться, чем он был заполнен. Все импортные вещи попали сюда либо в качестве военных трофеев, либо в результате торговых связей и представляли для того времени большую ценность.
Обнаруженные находки показали, что данный погребальный комплекс датируется рубежом II–III веков нашей эры и принадлежал аланской женщине очень высокого ранга. Такое количество золота и других очень ценных изделий могло принадлежать или царице, или жене очень богатого вождя. Но как она попала на берега Днестра? Кто такие сарматы и, в частности, аланы? Что они делали здесь? Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо совершить небольшой исторический экскурс.
Северное Причерноморье неоднократно становилось ареной бурных исторических событий. Особого драматизма они достигли в начале I тысячелетия до нашей эры, когда римские легионы огнем и мечом покоряли новые земли. Под мерными шагами римских легионов исчезали и превращались в провинции империи некогда самостоятельные царства, родственные племена и народы становились непримиримыми врагами, истребляя друг друга во славу Рима, сильного не только своей военной организацией, но и гибкой внешней политикой.
Период древней истории Северо-Западного Причерноморья с I века до нашей эры по IV век нашей эры связан с культурой сарматских племен. Раннеантичные авторы называли их «савроматами», живущими за рекой Танаис (Дон), к востоку от могущественных скифов. Геродот подчеркивал родство сарматов со скифами и близость их языков: «За рекой Танаисом уже не скифская земля; первый из тамошних участков принадлежит савроматам, которые, начиная от угла Меотийского озера (Азовское море. — Примеч. авт.), занимают на 15 дней пути к северу; во всей этой земле нет ни диких, ни садовых деревьев».
Во II веке до нашей эры сарматские племена начали активное движение на запад и уже через столетие заняли ДнепровскоДонское междуречье. При этом они эпизодически появлялись на правобережье Днестра и даже в низовьях Дуная. Затем в союзе с другими племенами сарматы неоднократно вторгались в пределы римских владений южнее Дуная — в провинцию Мезия. Судя по источникам, первое непосредственное столкновение сарматов с римлянами произошло в 16 году до нашей эры, когда римский сенатор Луций Тарий Руф успешно отразил натиск этих кочевых племен. Однако уже в первом десятилетии нашей эры римлянам, подавлявшим Панноно-Далматинское восстание, пришлось срочно вернуть свои легионы в Мезию и вновь направить их против нападавших сарматов и даков.
В это же время опальный римский поэт Овидий, сосланный императором Августом в 8 году нашей эры в затрапезный городок Томы (расположен у современной Констанцы в Румынии), отметил пребывание сарматов на берегах Понта (Черного моря). Сарматы, по его свидетельству, свободно разгуливали по городу, который посещали, переправляясь по льду через Дунай. Овидию пришлось даже выучить сарматский язык:
- Сам я, римский поэт, нередко, простите, о Музы!
- Употреблять принужден здешний сарматский язык.
О сарматах, живших на левом берегу Дуная, знал и другой не менее знаменитый современник Овидия — географ Страбон. Тем не менее все дошедшие до нас письменные свидетельства I века нашей эры говорят о стремительной миграции лишь отдельных сарматских племен в чуждую им этническую среду. В это время сарматские объединения активно втягиваются в борьбу Рима с «варварами» и Боспором.
К середине I века нашей эры западные сарматы — языги — перешли с севера горные перевалы Карпат в области верхнего течения Тисы, заняли равнину между Дунаем и Тисой — Венгерскую пупггу. Вслед за языгами к границам Рима продвинулись и другие сарматские племена — роксоланы. В это же время на днестровско-дунайских просторах появляется раннегосударственное объединение кочевников во главе с Фарзоем, который именуется «царем» и в 60—70-х годах нашей эры чеканит золотую монету со своим родовым знаком — тамгой. Сарматы усиливают давление на Мезию и северопонтийские города. Воспользовавшись отвлечением основных римских сил из провинции на борьбу с Парфянской державой, войско Фарзоя в союзе с даками и бастарнами зимой на рубеже 67–68 годов нашей эры вторглись в Мезию, где, по словам историка Тацита, «изрубили две римские когорты».
Однако следующий зимний поход, предпринятый через год, закончился для них катастрофой. В Мезии случайно оказался III Галльский легион римлян, который в это время перебрасывался из Иудеи в Италию. Не ожидавшая встретить здесь войска и вынужденная спешиться из-за глубокого снега, девятитысячная тяжеловооруженная конница сарматов — катафрактариев — была наголову разбита и отброшена к Дунаю. Вскоре их окончательно вытеснили за Дунай, а границы провинции Мезия были серьезно укреплены. Это было связано со стабилизацией в самой Римской империи, в частности с окончанием парфянской кампании при императоре Веспасиане.
Но уже в 89 году нашей эры император Домициан вновь направляет против сарматов войска после того, как ими был уничтожен легион вместе с легатом. Через три года боевые действия завершились победой римлян. О том, что в Риме с облегчением вздохнули после этой тяжелой войны, свидетельствует тот факт, что в знак победы император преподнес лавровый венок Юпитеру Капитолийскому. Этим эпизодом было зафиксировано последнее столкновение сарматов с Римской империей в I веке нашей эры. По словам знаменитого римского философа Сенеки, «Дунай разграничивает сарматские и римские пределы, а также сдерживает сарматские вторжения».
В результате всех этих событий территория междуречья Дуная и Днестра прочно заселяется сарматами и к концу I века нашей эры завершается образование «Европейской Сарматии» — понятие, введенное Клавдием Птолемеем в середине II века нашей эры. В это время они стали столь влиятельной в Восточной Европе силой, что информация о них достигла даже Александрии Египетской, где жил и трудился Птолемей. Вся история Европейской Сарматии связана с постоянными походами, набегами и миграциями кочевников. Сам тип кочевого хозяйства не мог существовать без хорошо организованного военного дела, позволявшего совершать стремительные набеги на границы Римской империи, отчуждать пастбища, скот у более слабых соседей, взимать дань с земледельцев и охранять собственные кочевья.
Птолемей выделил среди пестрого этнического массива «варваров» большие племена роксоланов и аланов. Именно в это время, в период правления римских императоров Антонина Пия (138–161) и Марка Аврелия (161–180), основная масса аланов устремляется в Днестровско-Дунайское междуречье. Античные авторы говорят о них как о сильных, храбрых и «многоконных воинах». Римский историк Аммиан Марцеллин упоминает живущих возле Днестра «европейских аланов», родиной которых были кавказские степи и предгорья. Их господство в Северном Причерноморье продолжалось на протяжении двух с половиной веков, а аланское переселение считается последней сарматской миграцией на запад.
Как правило, зимовья сарматы устраивали на юге, в степи, а весной и летом они отправлялись на север, где доходили до зоны лесов, а осенью вновь возвращались назад. Скорее всего, летом и было оставлено данное аристократическое захоронение. Оно отразило не только кочевой быт и успешные походы этих воинственных племен, но и культуру смерти, которая предполагала снабдить умершую всем необходимым для последующей безбедной и счастливой жизни. До наших дней дошла только малая часть ее погребального инвентаря, но и его достаточно, чтобы представить, какие ценности сопровождали эту женщину в последний путь. Множество драгоценных изделий предназначалось и другому, видимо очень знатному, сармату, но от его пышного инвентаря археологам досталась всего лишь одна находка. Зато какая!
И на борзом коне вдоль реки он скакал
По знакомым, родным берегам…
В серебре повода, золотая узда…
Громкий топот звучал по полям.
Г. У. Лонгфелло, 1858
В середине 80-х годов XX века грянула перестройка и постепенно стали возникать проблемы с бензином для машин, продуктами для экспедиции и запчастями для ремонта техники. Именно с этого времени начался постепенный закат «золотой эры» полевой археологии в СССР. Но мы этого еще не знали и, слушая сладкоголосого молодого генсека с подозрительной меткой на лысине, считали эти трудности временными и с надеждой наблюдали за происходящими в стране переменами. Вот и на этот раз у нас заканчивался бензин, а топливо в район не завозили уже вторую неделю. В итоге я решил поехать к своим ближайшим соседям в Буджакскую археологическую экспедицию и занять у них хотя бы несколько ведер бензина. Через пару часов я с водителем уже был на полевой бригаде в Чадыр-Лунгском районе, где жили наши коллеги. Было поздно — наступала ночь, и неожиданно разразился сильнейший ливень. Ежеминутно сверкали молнии, моментально были залиты поля, и развезло дороги. В итоге мы решили остаться переночевать в экспедиции, а заодно ознакомиться с новыми находками из буджакских курганов.
Этой экспедицией руководил один из самых опытных сотрудников Академии наук, кандидат исторических наук Виктор Степанович Бейлекчи. Именно он первым в республике обратил внимание на необходимость исследования курганных памятников и еще в 60-х годах уже прошлого столетия произвел раскопки нескольких из них. Тогда эти материалы не вызывали особого интереса у специалистов, и лишь со временем стало ясно, какая огромная научная информация и какие сокровища хранятся в этих неприметных с виду земляных сооружениях. Будучи еще школьником, я впервые попал к нему в экспедицию, где испытал всю тяжесть работы землекопа, перемешанной с желанием неизведанных открытий. Поэтому до сих пор я сохраняю чувство особого уважения к этому скромному и честному человеку — своему первому научному наставнику.
У него работали мои коллеги Сергей Агульников и Андрей Чирков. Вместе мы неплохо провели дождливый вечер в пустой и тускло освещенной полевой бригаде. Делясь новостями и осматривая находки за стаканом ароматного крестьянского вина, я узнал, что экспедиция заканчивает раскопки небольшого кургана, ограбленного, скорее всего, в древности. Поэтому находок было мало: всего лишь несколько фрагментов железных предметов и невыразительной керамики. Здесь тоже были свои трудности. Из-за отсутствия рабочих-землекопов профессиональные археологи во главе с начальником экспедиции были вынуждены взяться за лопаты и самостоятельно расчищать захоронение. Ко всему прочему оно оказалось необычным: огромную овальную яму прокопали уже более чем на три метра, а дна все не предвиделось. Ситуация была безрадостной, и особого энтузиазма у своих друзей я не отметил.
Когда утром следующего дня мы с трудом проехали по размокшей дороге к кургану, перед нами предстала следующая картина: обвалившиеся стенки погребальной камеры засыпали ее почти наполовину. В. С. Бейлекчи мрачно смотрел на яму, а ребята нервно смеялись — оказывается, так случалось после каждого дождя. А дожди в этом месяце шли по три раза в неделю. Теперь им предстояло несколько дней заниматься тоскливой рутинной работой — вынимать из ямы рухнувшую глину. Глина была раскисшей и тяжелой, яма — глубокой и наверняка пустой. Но делать нечего, в любом случае ее необходимо было докопать и только после этого приступать к дальнейшим исследованиям. «У всех свои проблемы», — подумалось мне тогда. Уже из кабины уезжавшей машины я наблюдал, как коллеги обреченно спустились в яму и, кряхтя, стали загружать глинистую жижу в подаваемые на веревках ведра. При этом они сразу же провалились в нее по колено, но сохраняли при этом присутствие духа, декламируя на прощание лозунги о неизбежной победе коммунизма. Что ж, работа археолога часто бывает неблагодарной!..
Спустя неделю я узнал, что Буджакская экспедиция разделилась на два отряда: один из них во главе с В. С. Бейлек-чи переехал в соседнее село, где начал раскопки поселения медно-каменного века, а второй остался докапывать курган. Собственно говоря, второй отряд состоял всего лишь из двух человек — Сергея Агульникова и шофера. «Да, не повезло парню!» — услышал я от шофера, когда мы узнали эти новости. Однако вскоре выяснилось, что произошло совершенно обратное! «Сергей нашел золото!» — прокатилось через неделю по всем южным экспедициям. Так как наша экспедиция работала в нескольких десятках километров, я тут же выехал к соседям.
Еще с XIX века в профессиональной среде полевых исследователей сохранилось поверье, что существуют археологи счастливые, то есть те, кому постоянно везет при раскопках, и не очень. Точнее, совсем наоборот! Уверен, что родилось оно не случайно: я знаю несколько очень известных археологов, причем среди них есть академики и доктора наук, которым самым фатальным образом не везло в поле. Другими словами, они находили обычный археологический материал, хорошо известный в науке, а выдающиеся находки обнаруживали другие. Были даже случаи, когда они уезжали на время из экспедиции, а их ученики раскапывали уникальные археологические и исторические ценности. Не случайно у различных народов существуют поверья о том, что клады и сокровища даются в руки не каждому человеку. Так вот у Сергея всегда была «легкая рука», и, начав свою археологическую карьеру в моей экспедиции, он прославился в узкой профессиональной среде не только пением соленых частушек и феноменальной памятью на аналогичный народный фольклор, но и своим поразительным везением. Поэтому не было ничего удивительного в том, что ему в очередной раз улыбнулась фортуна. А произошло вот что…
Когда все сотрудники Буджакской экспедиции переехали на новое место, Сергей остался один, зная, что ему нужно выбрать последние полметра заполнения ямы. Оставшийся объем работ был известен, так как в одном углу археологи прокопали грунт и убедились, что дно совершенно чистое. Оставалось выполнить лишь требуемые формальности: докопать яму, а затем сделать чертежи и фотографии зачищенного сооружения. Наверное, можно было бы схитрить и бросить недоисследованное погребение, заявив потом, что все работы завершены по методике, — проверять все равно никто бы не стал. Но я не знаю таких людей среди профессионалов-археологов!
Вот и Сергей добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, делая одновременно работу землекопа, археолога и чертежника. При этом он знал, что это захоронение начисто ограблено и ожидать каких-либо находок не стоит. Хорошо еще, что изнывающий от безделья экспедиционный шофер помогал ему в этой работе, спуская и вытягивая из глубокой ямы ведра с землей и глиной. А глубина ямы уже превысила четыре метра. В грунте заполнения отсутствовали даже кости погребенного. Видимо, грабители вынесли из ямы не только все находки, но и тело умершего! Наконец, началась зачистка дна. Но и здесь о находках не было даже речи — яма была девственно чистой! Лишь сбоку у стенки чернело несколько крупных кротовин. На всякий случай Сергей начал проверять и их. И неожиданно в одной из них нож наткнулся на что-то твердое. Когда в ход на всякий случай пошла кисточка, под ней сразу же сверкнул фрагмент… кроваво-красной смальты.
Через полчаса в крупной кротовине были зачищены два фрагмента конских удил, скрепленных с длинными прямоугольными пластинами. Как оказалось, кольца удил изготовлены из железа и покрыты сверху тонким слоем серебра, а сами пластины сделаны из серебра. Сверху они были украшены мозаикой из разноцветной смальты, кусочки которой отделялись один от другого тонкими серебряными перегородками. Чтобы смальта имела глубокий и теплый оттенок, под нее были подложены тонкие листики сусального золота. Удила изготовлены с высочайшим мастерством и представляли собой изумительное произведение древнего ремесленного искусства. Даже неочищенные, лежавшие в земле, они производили громадное впечатление, показывая, что данное захоронение являлось, вероятно, настоящим хранилищем уникальных сокровищ. Вот почему оно и было ограблено сразу же после своего совершения!
На колхозном полевом стане мы внимательно осмотрели эти находки и пришли к выводу, что подобных вещей в курганах региона ранее не встречалось. Предстояла кропотливая работа в научных библиотеках и архивах, хотя и так было ясно, что удила, как и само захоронение, относятся к историческому времени. Вскоре удалось установить, что этот погребальный комплекс был оставлен в Буджакских степях проходившими здесь во II веке нашей эры позднесарматскими племенами аланов.
Как сообщает иудейский историк и писатель Иосиф Флавий, аланы около 36 года нашей эры занимали области Меотиды (современное Приазовье. — Примем, авт.) вокруг реки Танаис (Дон). Часть их спустя некоторое время продвинулась к Дунаю. Писатели I века нашей эры помещали западных аланов уже у Нижнего Дуная. Во II веке они образовали мощный союз племен, который занял господствующее положение среди других кочевых народов и дал свое наименование сарматскому племенному объединению. По словам Аммиана Марцеллина, аланы «мало-помалу изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности, подобно персам. Гоня перед собой упряжных животных, — отмечал этот римский историк, — они пасут их вместе со своими стадами, а более всего заботы уделяют коням… Все, кто по возрасту и полу не годятся для войны, держатся около кибиток и заняты домашними работами, а молодежь, с раннего детства сроднившись с верховой ездой, считает позором для мужчины ходить пешком, и все они становятся вследствие многообразных упражнений великолепными воинами».
Частые военные столкновения с сарматами в конце I и во II веке нашей эры нашли свое отражение в искусстве Боспора и северопричерноморских городов. Яркими памятниками этих событий являются росписи пантикапейских склепов, изображающие пеших и конных воинов, одетых в панцирные доспехи, скачущих всадников, пылающие крепости с привязанными к их стенам пленными варварами и ряд других боевых сюжетов. У воинов, нарисованных античными художниками, характерные для сарматского вооружения мечи с кольцевым навершием, длинные копья, развевающиеся плащи и круглые фалары — украшения — на крупах коней. Продвинувшись в области Дуная в Буджакскую степь, аланы активно участвовали в нападениях на римские провинции. В середине III века нашей эры они вступают в союз с готами, которые вторглись в данный регион. Их начальники занимали не последнее место в руководстве армии готов, которая совершала опустошительные набеги на причерноморские города.
Скорее всего, в это время и было оставлено в Буджакской степи это богатое аланское захоронение. К счастью для науки, в древней погребальной камере раньше грабителей побывали кроты и суслики. Именно они зачем-то утащили в одну из кротовин два прекрасных фрагмента конской упряжи. Благодаря этой находке мы можем представить уровень социального расслоения аланского общества, если даже украшением коня служили огромные по своей ценности и уникальные по мастерству изготовления изделия. Не зря археологи перебирали руками кубометры пустой земли! Этот кропотливый и тяжелый труд дал науке два редчайших шедевра замечательной аланской культуры!
В данном случае можно предположить, что здесь был погребен один из предводителей аланского войска, которое направлялось или же возвращалось из набега на задунайские провинции Рима. Привязать его к конкретному историческому событию крайне сложно. Однако другой курган региона, хотя и не содержал подобных сокровищ, сумел донести до нас дыхание грозных событий той суровой и воинственной эпохи.
Есть поле победы, широкое поле!
Там ветер пустынный гуляет по воле!
На поле курганы — гробницы костей:
То грозное дело булатных мечей!
В. Красов, 1832
Раскопки курганов у села Старые Бедражи на Среднем Пруте близились к завершению, когда с краю небольшого курганчика появилась метровая траншея, вырытая с уровня материка и уходящая в поле. Мы начали ее зачистку, но вскоре траншея сделала поворот под прямым углом и завершилась. Однако через два метра она вновь появилась и повернула уже в противоположную сторону. В итоге мы получили образованный траншеей правильный квадрат с разрывом в южной части. Квадрат был ориентирован по странам света, и по опыту мы уже знали, что здесь, скорее всего, находится грунтовый могильник сарматской культуры. Так и оказалось в действительности. Через несколько дней в поле возле кургана было зачищено еще шесть аналогичных сооружений, расположенных по одной линии — с северо-запада на юго-восток. Почти возле каждого из них на определенном расстоянии находились прямоугольные погребальные ямы, ориентированные с севера на юг. Начиная их расчистку, мы не могли и представить, что нашли уникальный погребальный комплекс начала нашей эры.
В первом же погребении лежал на спине костяк мужчины 45–50 лет. Рядом с ним находилась серолощеная миска на кольцевом под доне, а под правой рукой и у правой ноги лежал железный меч с кольцевым навершием, прямым перекрестием и обоюдоострым клинком со следами дерева от ножен. Его длина составляла 41 сантиметр. Во втором погребении также был обнаружен костяк взрослого мужчины с таким же железным мечом и одноручным серолощеным кувшином. Кроме них в захоронении были найдены серебряная фибула — застежка для плаща, две бронзовые пряжки от ремня и бочонковидная бусина из непрозрачного белого стекла.
Аналогичная картина повторилась и в третьем погребении: здесь находился костяк молодого мужчины 30–35 лет, и его опять сопровождали меч с кольцевым навершием длиной 33 сантиметра, железный нож, серебряная фибула и гончарная серолощеная миска на кольцевом поддоне. Уже эти первые находки показали, что мы действительно открыли могильник сарматской культуры, специально сооруженный во II веке нашей эры возле небольшого кургана эпохи бронзы.
Зачистка остальных захоронений принесла аналогичные находки: практически в каждом из них находились боевое оружие, керамика и изредка — украшения из стекла и бронзы. Сразу же бросилось в глаза, что у большинства погребенных были следы травм на костях рук или ног, а у одного имелись явные следы повреждения черепа, от которого, вероятно, он и скончался. Нам повезло, так как из семи обнаруженных захоронений только два были разрушены, но и в них сохранился погребальный инвентарь. Остальные же остались нетронутыми. Видимо, древние грабители и не догадывались, что в пустынном поле возле древних курганов находятся сарматские захоронения.
Всего было обнаружено семь квадратных сооружений с «воротами» в южной части. Возле шести из них находились захоронения. Все они были вырыты за пределами квадратов, на различном расстоянии от них. Лишь центральное сооружение номер четыре не сопровождалось погребальной конструкцией. В разных местах траншей были найдены остатки погребальных тризн в виде скоплений амфорного боя, фрагментов лепных сосудов и костей овец. Сочетание всех признаков погребального обряда, а также многочисленный инвентарь в захоронениях неоспоримо указывали, что все они принадлежали позднесарматским племенам Северо-Западного Причерноморья, то есть датируются концом II — серединой III века нашей эры. О широких торговых связях в этот период свидетельствуют обнаруженные во рвах фрагменты «неапольских» амфор римского производства, краснолаковые миски из Малой Азии и египетские стеклянные бусы и бисер.
Именно в это время властителями причерноморских степей становятся тяжеловооруженные сарматские воины-катафракгарии в панцире, со шлемом на голове, со щитом, с длинным мечом, копьем и луком. Гелиодор писал: «Когда наступает время битвы, то, ослабив поводья и горяча коня боевым криком, он мчится на противника, подобный какому-то железному человеку или движущейся кованой статуе. Острие копья сильно выдается вперед… и в своем стремительном натиске колет кого ни попало, одним ударом часто пронзая двоих».
Наличие в каждом открытом погребении боевого оружия говорило о том, что в могильнике была погребена определенная социальная группа сарматского населения — воины. Это пока единственный случай не только на Среднем Пруте, но и во всем Северо-Западном Причерноморье, когда можно с уверенностью говорить о сугубо профессиональном роде занятий всех погребенных. Причем однотипность находок и их практически единые хронологические рамки показывают, что этот могильник был сооружен в течение короткого хронологического времени. Скорее всего, захоронения были совершены одновременно. Наличие у многих погребенных следов физических повреждений говорит о том, что все они погибли, вероятно, в одном бою. Вряд ли это были катафрактарии, так как в захоронениях не было обнаружено тяжелого вооружения — панцирей или железных шлемов. Но длинные мечи, предназначенные для конного боя, однозначно свидетельствуют, что они были всадниками.
Самое интересное заключается в том, что в одном из разрушенных в древности захоронений находился костяк… женщины! Здесь также были найдены фрагменты длинного сарматского меча для всадника и более короткого меча с кольцевым навершием для пешего рукопашного боя. Женщина-воин, погибшая вместе с мужчинами в одном из боев? Может ли быть такое? Оказывается, может! Широко известно сообщение опального римского поэта Овидия о том, что сарматские женщины наравне с мужчинами ездят верхом на охоту, ходят на войну и носят мужскую одежду. Другие античные авторы также писали о том, что сарматки нередко выступали как военачальницы, семейные жрицы и даже боевые всадницы. Именно такая женщина — воин и всадница — и была погребена в этом могильнике наравне с погибшими мужчинами. И неудивительно, что это погребение оказалось ограбленным. Наверняка в нем находились различные украшения — ведь женщине было всего лишь 30 лет!
Что же произошло в районе Прута на заре новой эры? Полистаем сочинения древних историков. Оказывается, вторая половина II века нашей эры в Юго-Восточной и Центральной Европе характеризуется резким обострением римско-варварских, и, в частности, римско-сарматских, отношений, которые вылились в две грандиозных войны. В историю они вошли как Маркоманские войны 166–180 годов нашей эры. Маркоманы — германское племя, осевшее в I веке нашей эры в районе Майна, но затем переселившееся на территорию современной Чехии, покинутой к тому времени кельтами. Там они заняли господствующее положение и создали во главе с царем Морабодом могущественное объединение племен, однако вскоре сами попали в зависимость от Рима. Эта зависимость прекратилась лишь в результате Маркоманских войн при императоре Марке Аврелии, когда маркоманы дошли даже до Верхней Италии.
Среднее Попрутье находилось в определенной близости от театра военных действий, и сарматские племена Днестровско-Прутского междуречья наверняка были втянуты в происходящие события. В результате близко развернувшейся войны из среды рядового сарматского населения могла выделиться группа людей, занимавшихся сугубо военным делом или, по крайней мере, отдававших этому занятию часть своего времени. О высоком профессионализме погребенных здесь воинов говорит хотя бы тот факт, что в одной из могил рядом с мечом лежал железный нож-кинжал. Дело в том, что в бою кинжал использовался вместе с длинным мечом, предназначенным для конного боя. В паре с ним было значительно удобнее отражать встречные удары противника, но для одновременного владения этим оружием требовались не только сила и виртуозная техника ведения боя, но и профессиональная военная выучка. Наверное, не случайно на костяке этого сармата было зафиксировано самое большое количество повреждений. О том, что воины, обладавшие подобным опытом, занимали более высокое иерархическое положение в обществе, свидетельствует находка здесь довольно редких египетских украшений.
Небольшая стычка на берегу Днестра закончилась победой сарматских племен, о чем говорит сам факт сооружения уникального могильника. В нем были погребены только воины в полном вооружении. Этот неприметный могильник начала новой эры донес до нас отголосок страшных и жестоких Маркоманских войн, в которые оказались втянутыми и сарматские племена. Отразив первые нападения врагов, они в итоге потерпели поражение и были вынуждены откочевать на восток. Впоследствии характерные сарматские могильники с ровиками появляются уже в районе донских степей. В Попрутье проникают уже другие сарматские племена, оставившие качественно иные погребальные памятники.
Продолжение раскопок в Северо-Западном Причерноморье привело к открытию еще нескольких аналогичных могильников сарматской культуры. Однако ни в одном из них не было обнаружено столько погибших воинов. Поэтому данный комплекс мы можем с полной уверенностью отнести к редкому памятнику, связанному с боевыми действиями в регионе. Открытие же здесь захоронения сарматской амазонки — очередная неожиданность полевой археологии. Нам повезло: этот могильник практически не пострадал от грабителей. Но справедливости ради надо отметить, что в нем и не находилось особых ценностей. Копая его, мы уже имели определенный опыт и предполагали, что нас может ожидать. Дело в том, что за несколько лет до этого мы впервые столкнулись с подобным могильником, который поразил нас своими размерами. И хотя открытие целого «города мертвых» произошло во время плановых археологических работ, этого никто не ожидал. Как обычно, это произошло в определенной степени по воле случая.
Но не текут к своим истокам воды.
Земля, не в силах стона подавить,
Рождает в муках новые народы,
А мертвых наций ей не оживить.
Г. К Лонгфелло, 1880
Пожалуй, археологические раскопки в Унгенском районе на границе с Румынией стали самыми успешными для Прутской археологической экспедиции, которой в течение ряда лет мне довелось руководить. Одновременно они оказались и самыми масштабными в моей полевой практике. Работа в этом мало изученном районе у пограничной реки Прут привела к неожиданной и редкой удаче. Здесь в зону мелиорации у села Петрешты попало несколько древних курганов, которые необходимо было срочно исследовать. Как и ожидалось, все они были возведены в эпоху ранней бронзы — более четырех тысяч лет назад.
Во время исследований самого крупного кургана группы под ножом бульдозера неожиданно появилась узкая траншея, вырытая с уровня древней погребенной почвы. Она частично перекрывалась курганной насыпью и уходила в поле. «Окопы времен войны», — сразу же определили экспедиционные скептики. Но слишком ровные и одинаковые по ширине края траншеи настораживали, и я решил продолжить зачистку непонятного сооружения. Вскоре траншея сделала прямой поворот, прервалась и появилась опять. В результате она приобрела правильную прямоугольную форму с разрывом в южной части. Но в ее центре ничего не было. «Тебе же объясняли, что это окопы, а в центре стояла зенитка», — продолжали убеждать меня «знатоки военного дела». Но зачем зенитку поставили рядом с границей посреди поля, не маскируя ее в земле и окопав ровиком, объяснить все же не могли. Поэтому был дан приказ это сооружение раскопать. В профиле оно имело трапециевидные очертания, и в заполнении траншеи нередко встречались фрагменты римских амфор. Стало ясно, что к минувшей войне этот комплекс не имеет никакого отношения.
Когда с помощью бульдозера мы зачистили материк, к северо-востоку от квадрата появилось прямоугольное пятно погребальной ямы. В этом захоронении рядом с костяком крупного мужчины лежали два лепных сосуда вытянутой горшковидной формы, треугольная крышка от одного из них и небольшая римская чаша для вина, покрытая красным лаком, — типичный набор рядового сармата. Так как лишь угол сооружения оказался под полой насыпи, было решено проверить прилегающую к нему территорию. И мы не ошиблись. Очередные находки не заставили себя долго ждать. Буквально через десять минут рядом с первым квадратом появилось круглое сооружение, которое также имело разрыв в южной части. Но связанное с ним захоронение оказалось в самом центре круга и было частично разграблено. Еще через какое-то время были зачищены очередные круглые и квадратные траншеи, возле которых всегда находились одиночные захоронения. Сомнений больше не оставалось — рядом с древним курганом существовал крупный грунтовой могильник сарматских племен, включающий разнообразные культовые конструкции. Исследовать его было одно удовольствие: сооружения находились так близко одно от другого, что стоило лишь бульдозеру сделать очередной проход, как появлялись новые погребения.
В результате раскопки затянулись на два года. Огромные площади пахотных земель оказались вскрытыми, что даже вызвало нарекание местных властей. Проведенные исследования показали, что все траншеи и связанные с ними захоронения принадлежали воинственным племенам сарматов, сыгравших важную роль в древнейшей истории Европы. Подобные сооружения стали известны археологам сравнительно недавно. Впервые они были изучены в Нижнем Подунавье, а несколько позже — и на левобережье Среднего Прута. Исследования в различных частях Днестровско-Прутского междуречья позволили обнаружить новые бескурганные могильники этой культуры, но общее число открытых погребальных ровиков оказалось не столь значительным. Поэтому могильник у села Петрешты до настоящего времени остается одним из наиболее крупных и важных памятников в Восточной Европе. Только за один год раскопок в этом районе Попрутья на площади в десять гектаров было изучено 32 сарматских сооружения и более 40 связанных с ними захоронений. Погребальный инвентарь дал возможность установить, что здесь нашли последнее пристанище воины и скотоводы, знатные женщины и рядовые жены, ремесленники и рыбаки. Наиболее интересные находки — импортная римская керамика, разнообразное оружие и египетские украшения из фаянса — позволили предварительно датировать этот огромный комплекс III веком нашей эры.