Три коротких слова Родс-Кортер Эшли
Я вздохнула с облегчением: пусть маме не нужен Люк, зато за мной-то она обязательно вернется. После того мой брат, которому тогда было пять лет, больше никогда не виделся с мамой.
Не отдавая себе отчета в том, что только что произошло, я вернулась в Лейк-Магдалин. Зайдя в комнату, я похвасталась своей новой одеждой перед Эллой.
– Что мне завтра надеть? – спросила я.
– Да всем насрать, – ответила она.
В ногах кровати я выложила желтые шортики и полосатую кофточку. Утром, собираясь надеть ее, я обнаружила, что все пуговицы оторваны и валяются на полу.
Я помчалась в общую комнату.
– Кто это сделал? Кто сорвал пуговицы с моей кофты? – завопила я.
– Тебе нужно выпустить пар, вот ты и портишь вещи. Но так ты ничего не добьешься, – сказала психолог.
– Я бы ни за что не испортила мамин подарок! – запальчиво ответила я.
– Можешь пришить их обратно. – И она протянула мне иголку с ниткой. – Возможно, тогда ты научишься требовать внимания по-другому.
От обиды и возмущения я заплакала. Почему они решили, что это сделала я?.. Шить я не умела. Дрожащими руками я заправила нитку в иголку и просунула ее сквозь дырку в пуговице, но на нитке не было узелка, и иголка вышла с изнанки. Немного повозившись, я обвязала нитку вокруг пуговицы. Получилось кривовато; впрочем, когда я застегнула кофточку на все пуговицы, это было не так заметно. В тот день я в очередной раз убедилась, что ни я, ни мои чувства никому не интересны. Никому, кроме мамы.
Вскоре после прощания с Люком мама попросила о свидании со мной. Помню, как сидела у нее на коленях в кабинете мистера Ферриса.
– Знаешь, солнышко? – начала мама, теребя мои локоны. – У меня теперь есть хороший дом и работа. Я живу с тетей по имени Бабетта и ее сыном Дрю.
– А сколько лет этому Дрю?
– Шесть.
– А когда я стану жить с тобой, мама?
– Как только…
Мистер Феррис громко прокашлялся, предупреждая маму не выходить за незримые границы.
– Где тебе жить, решит судья, – сказал он своим елейным голосом, который я ненавидела всей душой.
Мистер Феррис повернулся к маме:
– Миссис Гровер, не забывайте о правилах, когда обсуждаете такое с детьми.
– Мне ведь надо рассказать ей про младшего? – подчеркнуто вежливо спросила мама.
Он сделал жест рукой, как король, дарующий милость.
– Солнышко, помнишь, я говорила тебе, что ты останешься со мной, а Люк будет у Дасти?
Я затаила дыхание. Скорлупка, в которой жила моя детская вера, вдруг истончилась, как никогда, и я испугалась, что она треснет и рассыплется от того, что сейчас скажет мама.
– В общем, от Дасти можно всего ожидать, если делать ему наперекор. Если я не отдам ему Люка, он может меня покалечить. Поэтому я приехала за тобой сюда, во Флориду, – подальше от него. – Мама повременила. – Ты понимаешь?
– Я буду жить с тобой и мамой Дрю, а Люк – нет.
– Надеюсь, что будешь. – Она выжидающе посмотрела на мистера Ферриса. – Как только судья даст разрешение.
– А Люк уедет к Дасти?
– Наверное. Я не знаю.
Я уткнулась лицом в мамину кофточку. От мамы пахло, как от бутерброда с копченой курицей. Мистер Феррис протянул маме какие-то бумаги, и она подписала их, другой рукой прижимая меня к себе.
Я вздрогнула, и мама погладила меня по спине.
– Потерпи, солнышко, уже совсем скоро.
Меня записали на осмотр к врачу – доктору Говарду Блэку. Я была рада хоть куда-нибудь выбраться из Лейк-Магдалин, но все же удивилась:
– А зачем мне к врачу? Я же не заболела.
– Это особый врач, – ответила воспитательница.
За серьезным выражением лица доктора, казалось, прячется улыбка.
– Сколько тебе лет? – спросил он.
– Через неделю будет восемь с половиной.
Я положила ногу на ногу и выпрямилась в кресле.
– Почему ты живешь в приюте Лейк-Магдалин? – продолжал доктор.
– Потому что от меня одни неприятности.
– Какие именно?
На стене висел диплом, круглая печать которого пришлась аккурат над мочкой правого уха доктора Блэка. На эту печать я и уставилась.
– Рассказала, как Шпицы нас наказывали.
– А как они наказывали тебя, Эшли?
Я перечислила все по пунктам, а доктор записывал, но верил он мне или нет, я не понимала.
– Значит, обо всем этом ты рассказала другим, верно?
– Да. Учительнице, полицейским и еще миссис Меррит.
Он кивнул.
– Тебе нравится в Лейк-Магдалин?
– Лучше бы меня вернули маме.
– А тебе хорошо с ней жилось?
– Без Дасти – нормально. Дасти – это отец Люка. Понимаете, мама боится Дасти. Ей даже Люка пришлось ему отдать.
– А ты хочешь, чтобы и брат жил с тобой?
Впервые за весь разговор я опустила взгляд.
– Очень хочу!
Я притворно зевнула, и доктор дал мне разные игровые задания.
Больше всего мне понравилось придумывать рассказы по картинкам, которые я уже видела когда-то давно, у психолога в Южной Каролине. Я сочинила не одну грустную историю о детях и грубых родителях, о разлуке с близкими, о потерявшихся игрушках.
– Эшли, ты знаешь разницу между правдой и выдумкой?
Я снова перевела взгляд на печать и утвердительно кивнула.
– Когда ты вот сейчас рассказывала историю про потерявшегося ребенка, это была правда?
Вопрос меня оскорбил.
– Я это выдумала, глядя на картинку.
– Значит, неправда?
– Я же говорю – я это выдумала. Это сказка.
– Какие сказки тебе нравятся?
– «Алиса в Стране Чудес», а еще «Маленькая Принцесса».
– А рассказы про то, как приемные родители тебя наказывали, ты тоже выдумала?
– Нет, это было по правде.
Я посмотрела доктору прямо в глаза, и он моргнул первым.
На прощанье доктор пожал мне руку и пожелал удачи.
Назад я ехала с незнакомой тетей. Она спросила, как мне живется в Лейк-Магдалин.
– Я поживу там еще чуть-чуть, пока у мамы дела не наладятся, – ответила я. – Ее подруга – Бабетта – оформляет договор, чтобы брать детей на воспитание, так что в этот раз у нас все получится.
Мерриты жили неподалеку от Лейк-Магдалин и часто приглашали меня к себе. В их аккуратном домике было пять спален. Родные дочери Мерритов, Лиа и Бетси, учились в колледже. С Мерритами жили их усыновленный ребенок, Мэтью, которому было двенадцать, Люк и малышка Кейша, которую они тоже взяли на воспитание.
Как-то раз, когда мы с миссис Меррит возвращались в приют, я принялась напевать себе под нос.
– Где ты услышала эту песню? – спросила миссис Меррит.
– На «Эм-Ти-Ви». Это такой музыкальный канал, – поспешила объяснить я.
– А что еще тебе нравится смотреть по телевизору? – полюбопытствовала она.
– Кино! Особенно ужастики! – И я с энтузиазмом пересказала один из последних фильмов: – На прошлой неделе мы смотрели «Дети кукурузы». Все поле заходило ходуном, вот так, – я сделала волнообразный жест рукой, – и вылез маньяк с огромным кривым ножом, и…
– Хватит, хватит! – воскликнула миссис Меррит.
Мерриты решили взять меня на воспитание. Я переехала к ним в конце мая, как раз на День памяти. Меня поселили в одной комнате с Кейшей, а Мэтью и Люк жили каждый в своей. Иногда миссис Меррит работала в ночную смену, а днем отдыхала, и нас просили вести себя потише. После нескончаемых издевательств в доме Шпицев и вечного гама в приюте я наслаждалась миром и покоем.
Проснувшись утром после первой ночи, проведенной у Мерритов, я услышала, как беспокойно возится в колыбельке Кейша, и подошла к ней. В комнату, завязывая на ходу купальный халат, вошла миссис Меррит.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Кейша вся мокрая.
– Ты не должна менять ей подгузник, – ответила миссис Меррит.
– У Шпицев я всегда меняла подгузники малышам.
– В этом доме мама – я, а ты – ребенок, – сказала она таким непреклонным тоном, что я замерла, и мой взгляд заметался по комнате, ища, на чем бы остановиться, прежде чем меня начнут ругать. – Если ты увидишь, что Кейше что-то нужно, позови меня или папу. – Моя нижняя губа задрожала, и миссис Меррит это заметила. – Ты ни в чем не виновата. Кейша больна, у нее диабет – у нее неправильно усваивается сахар. Поэтому иногда ей нужно быстро дать лекарство или что-то сладкое, например, мороженое.
Быстро дать мороженое… Непохоже, чтобы речь шла о чем-то серьезном. Но как только Мерриты замечали у Кейши какие-то симптомы, они принимались озабоченно суетиться над ней, и я чувствовала себя лишней. Люк же был просто счастлив, что мы живем под одной крышей, и всюду следовал за мной по пятам. Если мне срочно требовалось уединиться в туалете, то сначала приходилось отпихивать его ногу, которой он держал дверь.
– Люк, оставь меня в покое! – причитала я. – Не ходи за мной!
За обедом Люк то и дело щипал меня под столом. Я подпрыгивала, а он заливался смехом, чем сильно досаждал Мерритам. Под вечер он совсем распоясывался.
– Сейчас же марш в ванную зубы чистить, а не то запру в комнате, – пригрозила я.
Набрав полный рот зубной пасты, Люк фыркнул и забрызгал зеркало над умывальником. Я попыталась вытереть его художества куском туалетной бумаги, но только еще больше размазала пасту по стеклу.
Миссис Меррит отвела меня в сторонку.
– Люк – твой брат, а не твой ребенок, – заговорила она учительским тоном. – Понимаешь?
Я дернула плечами.
– Указывать, что ему делать и чего не делать, буду я.
– Но он только меня слушается!
– Он послушался тебя только что, в ванной? – Миссис Меррит изучающе смотрела на меня, пытаясь понять, согласна я с ней или нет. Она наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, словно хотела проникнуть сквозь силовое поле, которое я создавала вокруг себя.
– Не послушался, – кивнула я, чтобы не препираться. Но миссис Меррит ничего не понимала. Если и они от нас откажутся, нас с Люком отвезут в какую-нибудь глушь, а то и вовсе разлучат. Позаботиться, чтобы этого не случилось, должна я, тогда как миссис Меррит могла в любой момент сдать нас назад. Я скрестила руки на груди и посмотрела на нее исподлобья.
– Понимаешь, что я тебе говорю?
– Да, мэм, – ответила я, чтобы только она отвязалась.
– Ну, вот и хорошо. Теперь иди купаться.
Я улыбнулась до ушей. После омовений в грязной воде у Шпицев и душа на скорую руку в приюте мне казалось райским удовольствием лежать в полной ванне чистой воды с мыльной пеной.
– Впервые вижу ребенка, который так любит купаться! – в изумлении покачала головой миссис Меррит.
Через неделю Мерриты отправились в Мичиган на выпускную церемонию Лии и взяли нас с собой. Меня поразили широкие, ровно остриженные газоны и величавые деревья. Лиа, Бетси и их подруги были похожи на актрис из рекламы шампуня для волос. Но главное – к нам, детям, относились так, словно мы тоже были членами семьи.
И все же я не вписывалась в их мир, подчиненный ритуалам и молитве. Если мы хорошо вели себя в субботу, их священный день, то в воскресенье нас угощали мороженым с орехами или разрешали смотреть диснеевские мультфильмы.
– Чем занимаешься? – спросил Люк, вернувшись из церкви.
Я пыталась дочитать рассказ, заданный нам в школе, и не ответила. Люк потянулся к обложке. Подняв книгу над головой, чтобы Люк не смог ее достать, я в сердцах схватила его за загривок и больно дернула за волосы. Он с плачем убежал к миссис Меррит.
– Зачем ты его дернула за волосы? – спросила меня миссис Меррит.
– Он вел себя, как придурок!
– В этом доме так не выражаются, – осадила меня миссис Меррит.
– Ну, так отправьте меня назад в приют! – выпалила я. – Все равно тут тоска зеленая!
Лучше пусть они вышвырнут меня сейчас, пока мне и в самом деле не захотелось остаться навсегда. Напрасно я позволила себе расслабиться. У меня даже отросли здоровые крепкие ногти. Миссис Меррит заметила это и похвалила меня. Но после того разговора я нарочно обкусала их один за другим.
К сотрудникам органов опеки мне было не привыкать. Лену Джеймисон, которая забрала меня у Адели, я тихо ненавидела, а Майлз Феррис, лишивший меня всех моих вещей, вызывал глухое раздражение. Ведь это он привез меня к Шпицам и видел, сколько у меня вещей. Это в его присутствии мама подарила мне «Чудо-печку», а он притворился, будто я все выдумала. Я еще больше помрачнела, когда со временем я поняла, что мистер Феррис должен был забрать меня у Шпицев сразу же после того, как выяснилось про их издевательства над детьми. Кто, как не он, должен был понять, что миссис Шпиц заставила меня отказаться от собственных слов. А раз он считал меня выдумщицей, мог бы переспросить учителей, которые не раз и не два звонили на «горячую» линию. Как, как можно было отнять меня у любящих родственников и бросить к незнакомым, жестоким людям?
Ни один из кураторов или других специалистов из органов опеки больше не внушал мне доверия, поэтому, когда я впервые встретила Мэри Миллер – она заехала к Мерритам повидать Кейшу, – я только молча оглядела ее. На Мэри были модельные брюки и накрахмаленная блузка. Белокурые волосы, подстриженные волосок к волоску, и элегантные, сдержанные украшения довершали образ: ей бы сниматься в рекламе фирменной одежды, а не работать в органах опеки. Она вежливо поздоровалась со мной, и ее улыбка внушила мне симпатию.
– Интересно, почему суд до сих пор не назначил этим детям опекуна-представителя, – миссис Меррит указала на нас с Люком. – Они уже пять лет кочуют по приемным семьям.
– Нас не так уж много, – объяснила Мэри Миллер. – Прежде всего нам передают дела малышей, особенно если у них проблемы со здоровьем.
– Эшли не место в приюте среди трудных подростков, – недовольно пробубнила миссис Меррит, – а мальчику не помешают дополнительные занятия.
– Я поговорю с начальником, может, он передаст их дело мне.
Когда я снова увиделась с Мэри Миллер, она, присев на корточки рядом со мной, сказала:
– Я – твой опекун-представитель.
– Это что-то вроде ангела-хранителя, да? – недопоняла я.
– А крылья у вас есть? – спросил Люк, оторвавшись от возни с машинками.
– Нет, конечно! – хрипловато рассмеялась она, но, заметив мой недоверчивый взгляд, быстро добавила: – Я не из органов опеки. Я буду представлять ваши интересы в суде.
Я принялась разглядывать стены, не скрывая, что разговор мне неинтересен.
– Чем я могу помочь тебе? – спросила Мэри.
Никто, ни одна живая душа не спрашивала у меня ничего подобного.
– Ничем, – ответила я, пожав плечами.
– Если тебе будет что-то нужно, только скажи, – заключила Мэри и выпрямилась.
– Постойте! Вы можете привезти мне мою «Чудо-печку» и радиоприемник?
– Я не могу тебе их купить.
– Мне их мама подарила.
– Эшли приехала практически с пустыми руками, – объяснила миссис Меррит. – И у Люка не было с собой ни одной игрушки, хотя он утверждает, что ему подарили вертолет.
– Я попробую их вернуть. Еще что-нибудь?
– Я всю жизнь провела в сиротской системе! – с театральным вздохом сказала я. – Больше всего на свете я хочу вернуться к маме.
И я улыбнулась ей самым очаровательным образом.
– Ты хочешь вернуться к маме, – повторила Мэри, словно ждала от меня подтверждения.
– Да, я все жду, жду, а она не приезжает. Хоть и обещала. Мне кажется, ей нужно помочь.
Я обожала, когда кто-нибудь говорил со мной с глазу на глаз, так что, когда миссис Меррит отвела меня в сторонку, я обрадовалась.
– Сегодня у тебя свидание с мамой, но Люк останется дома. – На секунду миссис Меррит прикрыла глаза. – Будь умницей, не говори ему об этом. Иначе он почувствует себя лишним.
– Я знаю, что мама отказалась от прав на Люка, – как можно более рассудительно ответила я, не в силах сдержать ликующие нотки, – ведь маме нужна я, а не Люк.
Приведя себя в порядок, я принялась ждать мистера Ферриса, однако он опаздывал. Зазвонил телефон, и миссис Меррит подняла трубку.
– Хорошо, Майлз, я понимаю. Я ей передам.
Мое сердце упало. Очевидно, мама снова отменила свидание.
Миссис Меррит вернулась в комнату и покачала головой.
– Подумать только! Мэри Миллер и твоя мама уже ждут, а Майлз совсем забыл про тебя! Он скоро будет.
Когда я наконец приехала, то со слезами на глазах бросилась к маме.
– Я думала, ты совсем про меня забыла!
– Этот господин не позаботился, чтобы тебя вовремя привезли. – И мама гневно посмотрела в сторону мистера Ферриса.
– Но ты обещала, что скоро вернешься, а прошло вон сколько времени.
– Я была в Южной Каролине, – проворковала мама, – там было много дел, солнышко. Уже скоро ты будешь жить с нами. Познакомься, вот моя соседка, – добавила она, подведя меня к Бабетте Маккин, которая оказалась помощником шерифа. Рядом стоял сын Бабетты – Дрю.
Краем глаза я увидела Мэри Миллер: невозмутимое выражение исчезло с ее лица. Похоже, она была недовольна тем, что я опоздала. Но ведь я же не нарочно.
– У меня для тебя подарок, – сообщила мама и вручила мне шкатулку с часиками, украшенную резными цветами. – Она с музыкой.
И мама повернула ключик.
Я открыла крышку, ожидая услышать «Ты – мое солнце». Однако из шкатулки затренькала незнакомая мелодия.
– Что это за песня?
– Очень известная, – смутившись, ответила мама. – Я хотела купить шкатулку с песней «Ты – мое солнце», но не нашла.
Я коснулась полированной крышки и со словами «ну и ладно» влезла к маме на колени. Она гладила меня по руке в такт металлическому, замирающему с каждой нотой треньканью. У меня защипало в носу, я уткнулась в мамину кофточку и всхлипнула. Наконец сорвалась и выжидающе повисла в воздухе очередная нота, но продолжения не последовало. Что-то еще оборвалось, едва начавшись. Я словно почувствовала, что никогда больше не увижу маму, хотя никто из присутствующих об этом даже не догадывался.
Поначалу я считала Мэри Миллер не более чем приятной в общении женщиной, которая время от времени интересовалась, как у нас дела. Лишь через много лет я смогла понять, как много она для нас сделала.
Мэри пересмотрела наши личные досье, медицинские карточки, заключения психолога, заключения суда. Она была потрясена, узнав, что за целых пять лет нам так и не присвоили определенного статуса, и решила, что за это время наша мама могла бы взяться за ум. Мэри ей не доверяла: мама утверждала, что на какой-то месяц ей удалось найти работу, но Мэри раскопала, что мама не продержалась там и двух дней. Еще мама утверждала, что прекратила принимать наркотики, однако сразу после нашего последнего свидания в ее крови нашли следы кокаина.
Если бы я узнала, что всего через два дня после встречи с мамой Мэри обратится к мистеру Феррису с просьбой прекратить свидания, я пришла бы в ужас. Она также связалась с юристами службы опеки с требованием начать процедуру лишения мамы и Дасти Гровера родительских прав соответственно на меня и на Люка.
Чтобы лишить маму родительских прав, Мэри предстояла бумажная волокита, но иметь дело с Агатой Шпиц оказалось куда сложнее. Хорошо образованная, утонченная и потому внушающая робость, моя представительница стала послом во вражеской стране, где миссис Шпиц правила железной рукой. Ни бюрократам, ни тем более каким-нибудь соседям до сих пор не удавалось ее переиграть. Поначалу Мэри не могла решить, кому верить: миссис Меррит была убеждена в жестокости Шпицев, однако инспекторы из службы опеки в один голос заверяли, что Шпицы – образцовые приемные родители и даже ведут специальные курсы. Один из кураторов обвинил во всем мою маму, утверждая, что я принялась «чернить» Шпицев, как только стала опять с ней видеться.
Однажды в управлении по делам семьи и детей кто-то указал Мэри на миссис Шпиц, и Мэри, не долго думая, подошла к ней и потребовала вернуть мои вещи. Мэри предложила заехать за ними в тот же вечер, но миссис Шпиц, сославшись на занятость, сказала, что передаст вещи Майлзу Феррису.
– Когда я увижусь с мамой? – не отставала я от мистера Ферриса, когда он явился к Мерритам.
– Пока не время, – ответил он.
– Почему? – упрямо спросила я. – Разве я не должна видеться с ней каждый месяц?
– Это будет решать судья, – ответил мистер Феррис и отправился играть с Люком, который не задавал каверзных вопросов.
Мерриты отвезли меня к доктору Фландерсу, очередному врачу, который спрашивал, как я себя чувствую.
– Ты счастлива? Тебе грустно? Ты злишься?
– Со мной все в порядке.
– Расскажи про своего папу.
– У меня нет папы. Есть Дасти, но он папа Люка, а не мой.
– А какой он, этот Дасти?
– Он крадет чужие вещи и дважды пытался убить маму.
– Расскажи про маму.
– Я люблю ее больше всего на свете. И не понимаю, почему меня к ней не отпускают. У нее теперь есть дом, и она ждет меня.
– Ты злишься, что приходится так долго ждать?
Я посмотрела на него в упор.
– Я не злюсь. Я просто устала.
В школе я про свои переживания забывала. Мерриты записали нас в частную школу-академию адвентистов седьмого дня, где детей в классах было гораздо меньше, чем в обычных школах, и мисс Холбек уделяла мне достаточно внимания. Люк, который нигде подолгу не учился, снова пошел в подготовительный класс, но по-прежнему лип ко мне всякий раз, как ему требовалось внимание.
Разве не ясно, что Люк – источник всех моих проблем? Если бы не он, я бы уже давно жила с мамой. Я считала своим долгом не оставлять Люка, хотя из-за этого мне пришлось скрепя сердце оставить мечты о самом дорогом. Когда нас с Люком разлучили, сначала я вздохнула с облегчением, затем меня стало одолевать беспокойство. Чем представлять, что он попался в лапы очередной миссис Шпиц, лучше уж жить с ним под одной крышей. По сей день я не могу найти баланс между чувством долга по отношению к брату и желанием жить своей жизнью.
Размеренная жизнь Мерритов действовала на меня благотворно. Перед едой мы молились, по субботам посещали службу в Первой церкви адвентистов седьмого дня в Тампе, где мистер Меррит был пастором. По вечерам в субботу жарили попкорн и смотрели кино. Телевидение Мерриты не смотрели, зато у них была большая коллекция семейных видеофильмов.
– А у нас будет тыква? – спросила я у миссис Меррит, когда мы проходили мимо палатки, где продавали реквизит к Хеллоуину.
– Это глупые суеверия, – ответила она.
– А дни рождения вы отмечаете? – с тревогой спросила я, ведь мой собственный день рождения был не за горами.
– Ну конечно, – заверила меня миссис Меррит.
В тот вечер, когда я укладывалась спать, Люк каждые пять минут забегал ко мне в комнату. На третий раз я не вытерпела и стукнула его как следует. Он в слезах помчался ябедничать миссис Меррит. Через пару дней меня повели на осмотр к терапевту. Она внимательно выслушала мои причитания по поводу разлуки с мамой.
– Курс антидепрессантов ей не повредит, – предложила терапевт.
– Я попрошу ее куратора, чтобы он подписал рецепт, – ответила миссис Меррит.
Я подслушала ее разговор с мистером Феррисом:
– С детьми надо срочно что-то делать, иначе я не смогу оставить их обоих, – горячилась миссис Меррит.
А Мэри Миллер она сказала:
– Да, Мэри, я согласна, что Лейк-Магдалин не подходит даже как временный вариант. – Мои нервы напряглись, как туго натянутые скрипичные струны. – Нет, это не срочно. Ну, разумеется, ей нужно будет со всеми попрощаться.
– Эшли, сегодня твой последний день в школе, – сообщила миссис Меррит, высаживая меня на школьном дворе.
Все стало ясно.
Класс попрощался со мной, а мисс Холбек вручила мне открытку: «Мне повезло, что ты у меня училась. И хоть я буду по тебе скучать, я очень за тебя рада – ведь тебя скоро удочерят. Мы тебя любим и будем за тебя молиться». Открытка была сплошь обклеена веселыми наклейками с подписями моих одноклассников.
Вернувшись из школы, я обнаружила, что миссис Меррит уже упаковала мои вещи.
– Я не хочу, чтобы меня удочеряли! – выкрикнула я. – Я хочу к маме!
– Возможно, Господь приготовил тебе иное предназначение.