Три коротких слова Родс-Кортер Эшли
– Вертолет! Но чтобы по-настоящему летал! – И Люк принялся носиться по комнате за воображаемым вертолетом.
– Постараюсь, – ответила мама. Я так и не поняла, что сильнее действовало ей на нервы: шумное поведение Люка, подсказки мистера Ферриса или вмешательство миссис Шпиц.
Мама поцеловала меня в шею, а я обняла ее так, как не обнимала никого на свете. В очередной раз она пообещала, что скоро вернется. Я держала ее за руку и ни за что не хотела отпускать. Мама разжала мои пальцы и сделала шаг назад.
– Я тебя люблю, солнышко, – сказала она, глядя, как миссис Шпиц тащит меня за собой.
На следующий день миссис Шпиц насильно накормила своим острым соусом Челси, дочь Мелиссы, за то, что та грязно ругалась. Челси вырвалась и с криком «Я все расскажу!» убежала.
Через два дня, как раз когда занятия в летней школе закончились и все дети были в сборе, приехали двое мужчин. Один – в форме полицейского, другой – в гражданском. Сперва они захотели поговорить с Челси. Я ждала во дворе. Она вышла на веранду и с вызывающим видом произнесла:
– Я рассказала, как бабка тебя поколотила и как она насильно пичкала меня своим соусом. – Челси улыбнулась во весь рот. – А еще как она нас запугивает, чтобы мы молчали в тряпочку при гостях.
Самодовольство Челси подействовало на меня успокаивающе, пока не пришла моя очередь зайти внутрь. Меня усадили за кухонный стол.
– Все, что ты скажешь, останется между нами, – мягко произнес мистер Бака. – Мы приехали, чтобы защитить тебя и остальных детей.
Я не посмела взглянуть в сторону Мелиссы и миссис Шпиц, сидевших на диване в гостиной, но знала, что им все слышно.
– Ты знаешь разницу между правдой и неправдой? – продолжал полицейский. Я кивнула. – Расскажи, что произошло.
Когда я закончила отвечать на его вопросы, он спросил:
– У тебя что-нибудь болит?
Я показала на прикушенную щеку.
– Можешь идти.
Миссис Шпиц жестом подозвала меня к себе, принесла лимонад и с озабоченным видом покачала головой.
– Что же ты мне раньше не сказала, что поранилась?
Мистер Бака уже говорил с Хизер. Она рассказала, как ее ставили в угол, заставляли сидеть под столом и бегать вокруг двора. Миссис Шпиц не била ее, признала Хизер, но заставляла пить острый соус. А Гордон, брат Хизер, выдал, что живет у Шпицев уже полтора года, и ему здесь все нравится, не то что в других приемных семьях.
– Тебя часто наказывали? – спросил мистер Бака.
Гордон отрицательно замотал головой.
– Что, ни разу?
Гордон нехотя признал, что ему приходилось бегать вокруг дома и сидеть на корточках под столом в наказание за проступки. В ходе дальнейших расспросов он все-таки открыл, что его, как и других детей, тоже заставляли глотать острый соус.
– А за что тебя так наказывали?
– За то, что ругался.
Стоя рядом с миссис Шпиц, я услышала, как она скрежещет зубами.
Когда пришел черед Тоби, его губы сложились в неестественно широкую улыбку.
– Мне все нравится! – отчеканил он так громко, что его, наверное, услышали бы и на улице.
– Тебя наказывают, если ты не слушаешься? – спросил мистер Бака.
Улыбка держалась на лице Тоби, как приклеенная.
– Ну, иногда ставят в угол.
– А еще? – подсказал мистер Бака.
– Бегаю вокруг дома, как все. Или сижу под столом.
– Долго?
– Минут пять? Десять? – с вопросительной интонацией ответил Тоби.
– Тебя хоть раз били?
Тоби помотал головой.
– Заставляли пить острый соус?
– Одну только ложечку. Если я ругался.
– Кто заставлял?
– Миссис Шпиц, – пробормотал Тоби.
– Когда ты пил острый соус в последний раз?
– Позавчера.
– Что за соус?
Тоби указал на бутылку с изображением пылающих красных перцев, стоявшую тут же на столе.
Митчелл заявил, что у Шпицев ему нравится больше, чем в других приемных семьях, но все-таки подтвердил, что бегал вокруг дома и отсидел свое под столом. Утверждал, что Шпицы его не били и никогда не заставляли глотать острый соус, только черный перец.
Дарла чуть слышно прошептала, что дважды бегала вокруг дома, а сидеть под столом ей не пришлось.
– А соус? – Она покачала головой. – А других детей заставляли его пить?
– Я… я не знаю, – запинаясь, проговорила Дарла.
Люк с криком отвечал «Неа!» на каждый заданный ему вопрос, не переставая вертеть головой туда-сюда.
– Тебя заставляли пить острый соус? Есть черный перец?
– Неа. Я сам!
И он обернулся ко мне, ища одобрения.
Мистер Бака спросил, умеет ли Клэр разговаривать.
– А как же, – ответила миссис Шпиц. – Она у нас умница.
Полицейский спросил у малышки, нравится ли ей здесь, и она ответила:
– Нлавица.
Заслышав ее трогательный лепет, я разрыдалась.
– В чем дело? – спросил мистер Бака.
Миссис Шпиц толкнула меня локтем. Я подняла голову. От ее ледяного взгляда я покрылась гусиной кожей.
– Эшли хочет вам что-то сообщить. – Вначале я не поняла, к чему это, но миссис Шпиц подсказала мне: – Ты хотела сказать, что немного присочинила, да?
– Ну да, – неуверенно проговорила я, прикидывая, не лучше ли будет рассказать всю правду. Если меня не увезут этим же вечером, мне попадет даже крепче, чем раньше.
– Не бойся, – ободрил меня полицейский, – расскажи, что было на самом деле.
– Все было не так, как я рассказывала, – запинаясь, пробормотала я.
– Тебя не били? – переспросил мистер Бака.
Я отрицательно покачала головой. Слезы брызнули во все стороны, но я плакала от ярости, что никто никогда не раскусит уловки миссис Шпиц.
– А что же произошло? – строго спросил он.
– Я п-просто упала, – всхлипнула я. – Оступилась.
– Вечно она со своими выдумками… – процедила миссис Шпиц сквозь зубы. – Столько всего пережить… вы знаете, ведь на ее глазах застрелили деда.
Я пришла в бешенство от ее манипуляции моим прошлым в попытке спасти свою шкуру, но было поздно – ловушка захлопнулась.
Мистер Бака снова осмотрел рану на моей щеке.
– Девочку надо показать врачу, – сказал он миссис Шпиц. – Я могу отвезти ее прямо сейчас, если вы заняты.
– Что вы, я сама, – поторопилась отказаться она.
Как только проверяющие уехали, меня повезли в больницу. Пусть миссис Шпиц удалось обвести меня вокруг пальца в своем доме, думала я, но уж врач точно установит правду.
Когда я отправилась на осмотр, миссис Шпиц потащилась за мной.
– Она упала с лестницы и прокусила щеку. Хоть бы заражения не было! – кудахтала она, прикидываясь заботливой матерью.
Врача ты не проведешь, подумала я. Не такой он дурак, чтобы повестись на твою удочку.
Доктор помахал перед глазами фонариком, осмотрел мои уши, затем рот.
– Ой, как плохо ты чистишь зубы, барышня! Так и до инфекции недалеко!
Я была потрясена. Как, он даже ничего не заподозрил? В выписке значилось: «Упала, прокусила правую щеку». Затем он рассказал миссис Шпиц, как готовить соляной раствор для промывания. И все!
Тем вечером миссис Шпиц подала на ужин мерзкий суп из брокколи, сваренный из полусгнивших овощей, которые ей доставляли вместе с другими второсортными продуктами из супермаркета. Я попросила разрешения не ужинать из-за больной щеки.
– Рот все равно надо прополоскать, – напомнила миссис Шпиц и дала полный стакан горячей воды с солью. – Челси, отведи-ка ее в ванную, пусть полощет как следует.
Стоило мне отпить глоточек из стакана, как во рту запылало еще хуже, чем после ложки острого соуса.
– Ой-ой-ой! – закричала я и выплюнула воду, забрызгав зеркало над раковиной.
– Эшли тут все заляпала! – тут же закричала Челси. Я вылила половину воды из стакана в раковину. – Она все вылила в раковину!
Миссис Шпиц влетела в ванную, оттолкнув Челси. Одной рукой она схватила стакан, другой оттянула мне голову назад и со словами «доктор прописал» опрокинула содержимое стакана мне в рот. Я поперхнулась и закашлялась, а она, поболтав стакан, насильно влила в меня остаток соленой воды. Поперхнувшись, я сплюнула и случайно попала миссис Шпиц на ногу. Она побагровела и вцепилась своими когтями мне в плечо, в нескольких местах оцарапав его кольцами. Вытолкав меня в кухню, миссис Шпиц потянулась за острым соусом, сдавила мне щеки, больно прижимая укушенное место, и обжигающая смесь брызнула мне в рот.
– Сейчас ты у меня запросишь соленой водички! – приговаривала она.
Когда ее железная хватка ослабла, я стремглав бросилась в ванную и все полоскала и полоскала рот, но боль становилась все сильнее и сильнее.
Глава 6
Никому нет дела
К тому времени я жила в этом ужасном доме полтора месяца. Я твердо решила не привлекать к себе внимания миссис Шпиц, хотя вывести ее из себя могла любая мелочь. Достаточно было хлопка дверью или забытого «мэм», чтобы вызвать ее гнев. Временами детей, отбывавших наказание, было так много, что приходилось выискивать свободный уголок. Отъявленным возмутителям спокойствия миссис Шпиц водружала на голову вонючие мусорные корзины.
Хотя некоторые из детей мочились в постель, со мной такого не случалось много лет, пока однажды меня не разбудили громкие возмущения Хизер.
– Чем это воняет? – сказала она, притворяясь, что ее сейчас вырвет. – Эшли, ты описалась!
– Не может быть… – запротестовала я, но тут же осеклась, почувствовав под собой что-то холодное и влажное.
Я стаскивала простыни с кровати, когда в комнату вошла миссис Шпиц.
– Что тут такое?
– Эшли описалась в кровати, – первой подала голос Дарла.
– Ты прекрасно знаешь, что мы меняем простыни раз в месяц. Так что спи на этой и считай, что ты наказана.
Через пару дней простыня снова была мокрая.
– Со мной такое в первый раз, – оправдывалась я, когда новости дошли до миссис Шпиц.
Она заставила меня натянуть один из подгузников для Клэр.
– Теперь выйди и скажи: «Я писаю в постель, я – грязная свинья».
– Нам запрещено так выражаться.
– Иди и повтори в точности то, что я тебе сказала. Может, это тебя чему-нибудь научит.
Я вышла на веранду и застыла в оцепенении.
– Сначала к мальчикам, потом к девочкам, и повтори слово в слово! – проорала через дверь миссис Шпиц.
Шлепая босиком по раскаленному двору, я направилась туда, где мальчишки гоняли ветками надувной мяч.
– Я писаю в постель, я – г-грязная свинья.
Тоби перестал раскачиваться на качелях и разинул рот. Митчелл хохотнул, но Тоби бросил на него такой взгляд, что тот сразу заткнулся.
Я поплелась на площадку для девочек.
– Тебе идет! – захихикала Хизер.
– Ступай в дом, – дрожащим голосом сказала Дарла. Казалось, она вот-вот расплачется. Хоть мы, дети, часто ссорились между собой, часто мы горой стояли друг за друга, потому что каждый знал, каково это – быть козлом отпущения.
К несчастью, Люк так и не научился быть паинькой. Когда его в очередной раз запирали в комнате, он напяливал на голову корзину для мусора и бродил вслепую, натыкаясь на стены. Стоя в углу, он без конца прыгал, пукал, вертелся во все стороны, только продлевая наказание. Получался заколдованный круг: он дурачился, его наказывали, он снова принимался за свое.
Оттого что мы весь день проводили на улице, каждый вечер нам было положено мыться. Набрав воды не более чем на треть ванной, мы с Дарлой купали малышей, потом, не меняя воду, купались сами, а после нас – старшие. Купать малыша Брендона было одно удовольствие: он не вертелся, а смирно стоял, держась за край ванны, пока я снимала с него подгузник. Я подняла ребенка, чтобы опустить в воду, как вдруг по ноге у меня скользнуло что-то теплое. Догадавшись, в чем дело, я рассмеялась.
– Что там такое? – прокричала из гостиной миссис Шпиц.
– Брендон меня описал!
Миссис Шпиц тоже засмеялась. Впервые мы смеялись вместе. Мне даже показалось, что я начинаю ей нравиться.
В теплой воде Клэр часто ходила по-большому, но и тогда нам с Дарлой запрещалось менять воду. Твердые испражнения удавалось выудить чашкой и смыть в унитаз, а ведь малыши могли еще и написать в воду. Если вода становилась непригодной для купания, я ухитрялась только ополоснуться. Но если миссис Шпиц казалось, что я вымылась недостаточно хорошо, она тащила меня назад в ванную, где принималась скоблить меня мочалкой из люфы, да так сильно, что на коже оставались царапины.
Люк терпеть не мог купаться. Если он упирался, миссис Шпиц обтирала его мокрым полотенцем, наливала на голову шампунь, а затем насильно окунала его головой в воду. Чем сильнее Люк брыкался, тем дольше она удерживала его под водой. Хоть я и не видела, что происходит в ванной, но слышала, как Люк орет от страха.
В конце июля к нам с Люком приехал мистер Феррис. Миссис Шпиц одела нас в новую одежду, а остальных детей выдворила на улицу. Мистер Феррис передал подарки от мамы: конфеты, школьную форму, учебные принадлежности, а еще – рюкзаки.
– Я записала Люка в программу дошкольного развития, – доложила миссис Шпиц тоном ответственной мамочки. – Ему не повредит.
Она кивнула в мою сторону.
– Ну а без Эшли я как без рук…
Мистер Феррис приподнял брови и принял крайне удивленный вид.
– А как ведут себя дети?
– По-разному бывает…
К моему облегчению, она не упомянула о том, что я теперь еженощно мочусь в постель.
Они говорили поверх наших с Люком голов, словно мы не в состоянии понять, о чем речь, но я услышала достаточно: мама не выполнила условий, и нас ей не отдадут. Мистеру Феррису звонила Адель и рассказала, что мама «на улице». Миссис Шпиц охнула, и я испугалась, что маме негде жить.
– Тем не менее она все еще хочет вернуть себе девочку, – подытожил мистер Феррис.
– А как же брат? – озабоченно спросила миссис Шпиц, словно ей и в самом деле не все равно.
– Его родственники по отцу требуют, чтобы я заново подготовил документы на опеку!
– И небось как можно быстрее, – сочувственно покачала головой миссис Шпиц, будто бы ей жаль бедного мистера Ферриса, который из шкуры вон лезет ради этих неблагодарных.
Но я помешалась на мысли, что наши родственники не намерены от нас отказываться, и с тоской подумала об Адели. Она любила меня не меньше, чем родная мать. Я бы с радостью переехала к ней из этого гадюшника.
– И мне придется пойти им навстречу, хотя лично я всегда считал, что дело закончится лишением эр-пэ, – продолжил мистер Феррис.
Тогда не более чем пустой звук, «эл-эр-пэ» – лишение родительских прав – влекло за собой катастрофические перемены в жизни ребенка. Разумеется, я не знала подробностей, однако шушуканье и косые взгляды не предвещали ничего хорошего. Судя по тому, как у меня засосало под ложечкой, «лишение эр-пэ» – вещь малоприятная.
Ужасное душное лето подходило к концу. Мне не терпелось пойти во второй класс, к тому же школа обещала стать надежным прибежищем. После миссис Шпиц даже самый строгий учитель показался бы ангелом. В первый день школы я вызвалась распределять одежду, чтобы выбрать себе одно из платьев, которые прислала мама.
– Нормальная еда! – то и дело напоминал всем Тоби. Детей из приемных и малоимущих семей кормили в школе завтраком и обедом. Я обожала школьные завтраки: блинчики, омлеты, сосиски, маленькие бутылочки с соком. Когда на обед подавали горячие бутерброды с сыром или курицей, я выклянчивала объедки у других ребят: миссис Шпиц, зная, что нас кормят в школе, урезала ужин до прозрачных ломтиков хлеба с маслом.
В классной комнате парты стояли по кругу, а в центре мы построили вигвам, где каждый, сдав задание, мог порисовать или почитать. Я читала там часами напролет. Когда мы учили времена года, миссис Браш велела написать сочинение «Как наша семья провела зимние каникулы». Лучшее сочинение, сказала она, напечатают в школьной газете.
В обеденный перерыв я спросила у друзей, о чем они будут писать. Одна девочка собиралась написать про поход за новогодней елкой; другая – как она пекла с мамой печенье к празднику; несколько ребят вспоминали про каникулы, проведенные у родственников в северных штатах.
Я вернулась в класс и уставилась на белый лист бумаги. Слезы застилали глаза, в носу щипало. Миссис Браш жестом подозвала меня к себе.
– Что-то случилось за обедом? – участливо спросила она. Я мотнула головой. – Может, тебе надо к медсестре? – Я опустила голову, но не издала ни звука. – Так в чем же дело? – ласково спросила учительница.
– Я не хочу писать про зимние каникулы.
– А что так, пчелка моя? – Миссис Браш называла меня «пчелкой», когда я первой сдавала письменные задания или тянула руку, едва не выпрыгивая из-за парты. – Почему не хочешь?
– Мы н-никогда не п-праздновали Н-новый год всей с-семьей, – проговорила я сдавленным голосом, стараясь унять ком в горле.
– Ох, котик, – вздохнула миссис Браш, осознав мое положение. – Вовсе не обязательно писать о людях. Чем тебе нравится зима?
– Тем, что идет снег. Однажды я видела снег, но его не хватило на снеговика.
– Тогда придумай сказку про снеговика, – улыбнулась учительница.
Нужные слова тут же нашлись, и я до сих пор помню начало:
- Белый снеговик в горы убежал,
- На ногах ботинки сам зашнуровал.
Дальше рассказывалось, как снеговик чуть не растаял на солнце, но спрятался подо льдом до следующей зимы. Сбоку я нарисовала картинки и выиграла конкурс. По указанию миссис Браш я отправилась в вигвам, где аккуратно переписала стихотворение для газеты. Тогда же я выучила его наизусть, догадываясь, что его никто для меня не сохранит. Так и случилось.
Ожидалось, что мы будем видеться с мамой раз в месяц, но прошло долгих четыре месяца, а от мамы не было никаких вестей. Наконец, в конце октября, она приехала. Миссис Шпиц надела на нас подаренные мамой вещи. Такое внимание к деталям поразило меня до глубины души. Миссис Шпиц снова устроилась в комнате для свиданий, подслушивая наш разговор.
– Ну, как дела, солнышко? – воскликнула мама, подхватывая меня на руки.
– Все еще учусь на «отлично», – похвалилась я.
– А я хожу на «развивалки», – подхватил Люк.
Я заметила стоящую в пакете большую коробку.
– Это мне?
Мама протянула мне желанную «Чудо-печку».
Пока я возилась с упаковкой, мама вручила Люку вертолет.
– Это «Калт Виспер», с пультом управления, – сказала ему мама, – но, чур, играться только на улице.
В комплекте с «Чудо-печкой» оказались и противни, и смесь для выпекания. Мама принесла воды, и мы впервые вместе испекли пирог. Люк то и дело совался под руку, и мистер Феррис отозвал его в сторонку – распаковывать вертолет.
По комнате разнесся лимонный запах. Мама протянула мистеру Феррису свидетельство о завершении родительских курсов.
– Мне осталось совсем немного, и я смогу наконец тебя забрать, – сказала мне мама.
Мистер Феррис предупреждающе кашлянул.
– Давайте присядем? – Он указал на соседний стол.
Цепляясь за мамины штаны, я неотступно следовала за ней.
– Ну что ж, вы почти у цели. – Мистер Феррис пролистал какие-то бумаги. – А как насчет реабилитации?
Мама протянула ему очередную бумажку.
– Очень хорошо, миссис Гровер. – Куратор взглянул на часы. – Боюсь, я уже опаздываю на встречу.
– Но я ехала сюда почти девять часов!
Он встал, дав понять, что наше время вышло.
– Увидитесь через месяц.
– Когда мне уже вернут детей? Чего вам еще не хватает? – простонала мама.
– Следуйте инструкциям, и у вас все получится.
Мама разрезала крошечный пирог на пять кусков – по одному для каждого.
– Мама! – заволновалась я, когда миссис Шпиц приготовилась заступить на свой пост.
– Солнышко, я вернусь через месяц.
Она обняла меня, а между нами протиснулся Люк.
В лифте Люк захныкал:
– Хочу к мамочке!
Рядом стоящие люди сочувственно взглянули на него.
– Через месяц мама вернется, – притворно-ласково произнесла миссис Шпиц. – Зато у тебя теперь есть чудо-вертолет, правда?
Дома Люк принялся умолять миссис Шпиц разрешить ему поиграть с вертолетом. Поскольку я играла с «Чудо-печкой», миссис Шпиц уступила.
– Дай я тебе покажу, – подбежал Митчелл.
Со второй попытки у Митчелла получилось запустить вертолет. Люк пришел в восторг, но вскоре я услышала его крик:
– Ты его сломал! Ты сломал мой «Калт Виспер»!
В открытую дверь просунула голову миссис Шпиц. Ее жесткие волосы торчали во все стороны, как ершик для бутылок.
– Что ты натворил? – набросилась она на Митчелла.
– Он сказал «кал», – ухмыльнулся Митчелл.
– Я сказал «Калт Виспер», – упирался Люк. – Ты его сломал!
– А вот и нет! – ответил ему Митчелл.
– Кал, кал, кал! – заголосил Люк.
Миссис Шпиц тряхнула Люка за грудки.
– Не надо было вообще давать его тебе в руки!
– Он не виноват! – закричала я.
Миссис Шпиц отпихнула меня локтем и поволокла Люка в дом.
Все это время мистер Шпиц преспокойно стоял у сарая, будто все происходящее – в порядке вещей. Сквозь стеклянную дверь я видела, как миссис Шпиц втиснула Люка в детский стульчик для кормления, а чтобы он не отбивался, прижала его руки съемным столиком. По грязным щекам Люка струились слезы.
– Сейчас ему влетит! – осклабился Митчелл и со всех ног помчался на свою площадку.
Я задрожала, глядя, как миссис Шпиц сжала щеки моего брата своими толстыми пальцами, так, что он стал похож на рыбу, вытащенную из воды. Она силой просунула горлышко бутылки с соусом сквозь сжатые губы. Люк задохнулся, и соус забрызгал его лицо и рубашку. Чем больше Люк плевался, тем больше наклоняла бутылку миссис Шпиц.
Миссис Шпиц словно бросала кости, выбирая, кого истязать следующим. Мы облегченно вздыхали, когда ей под руку попадался кто-то другой, ведь это значило, что нам ничего не грозит – до поры до времени. Поэтому мы и капали друг на друга, чтобы не стать объектом гнева миссис Шпиц по воле случая. Но беспомощно смотреть, как Люк бьется в истерике, было хуже всякого наказания.
Рано утром я проснулась от плача Люси. Я прошла в хозяйскую спальню, помогла ей выбраться из колыбельки и привела в гостиную. Там посадила ее к себе на колени и, поглаживая по спинке, запела вполголоса «Ты – мое солнце». Малышка затихла.
Со спины ко мне подошла миссис Шпиц и взяла Люси на руки.
– Знаешь продолжение? – спросила она и шепотом спела следующий куплет. – Когда Тоби встанет, выберешь с ним школьную форму для остальных.