Зиккурат Максимов Юрий

Оставалось только одно дело, не утратившее значимости: клятва, произнесенная над спящим другом. Энмеркар не знал, как ее выполнить, но, быть может, пригодятся его новые возможности? Надо подумать.

Когда вдали показались пушистые от зарослей берега, и река сверкнула синим, изогнутым клинком, мальчик заметил, что нынче тут людно. Кроме неподвижных силуэтов смотрительниц рыб, полная женщина купала маленького ребенка, а чуть дальше, на другом берегу, юноша и девушка сидели рядом, глядя на воду.

Смотрительницы рыб выглядели необычно: сидели на большом расстоянии одна от другой, не было слышно ни печальных песен, ни разговоров. Энмеркар подошел ближе и неожиданно узнал Нинли. Около уша он стоял, не шелохнувшись, глядя на сутулую спину и склоненную голову, а потом все же окликнул сестру.

Нинли вздрогнула и оглянулась.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Неловкое молчание. Чем-то измученное и словно постаревшее лицо сестры. Чужие глаза. Пусть. Энмеркар побольше набрал воздуха:

– Нинли, я… хотел попросить у тебя прощения, – не меняя позы, она удивленно хлопнула ресницами. – За все, чем я тебя обидел… – Она медленно поднялась, поворачиваясь к нему. – Ты мне очень дорога и… – Платье с бронзовым отливом расправило складки и края, опав, коснулись прибрежной плиты. – Я всегда был счастлив рядом с тобой, – качнулись и вновь застыли золотые сережки с синими капельками лазурита и красными брызгами сердолика.

Они стояли друг против друга.

– Ты самый лучший брат. – Нинли растроганно улыбнулась ему сквозь ту неосязаемую, незримую и неодолимую стену, которая крепко встала между ними после того, как она пробудилась от Сна.

Внезапно она обняла его, Энмеркар дрогнул, и стена между ними исчезла. Сердце потеплело и ответная улыбка сама расцвела на лице.

А потом они долго сидели на берегу у самой кромки воды, жевали душистые, чуть приторные финиковые лепешки, и со смехом вспоминали все их проказы и приключения, начиная с первого дня знакомства. Энмеркар, не снимая сандалий, опустил ноги в речную прохладу. Смешные рыбы-дети осторожно подплыли к неподвижным пальцам ног, а чуть осмелев, начали стукаться в них приплюснутыми головками, то ли пытаясь съесть, то ли желая поиграть. Энмеркар и сам не отказался бы окунуться и поплавать с ними, но Нинли теперь почти взрослая, ей нельзя, а одному купаться как-то неловко.

Да ему и так было хорошо рядом с Нинли. Перламутровое небо над головами плыло, зеленая река под ногами тихо текла, смотрительницы рыб бросали зерна на воду, маленький ребенок на том берегу пытался учиться плавать, но боялся зайти глубже, чем по пояс, а еще дальше, там, где заросли тростника густели, юноша еле заметно положил руку на плечо девушки. Сады на террасах Дома Царского Хранилища еле приметно шевелились от мягкого южного ветра. И рядом Нинли, ее речь, ее смех! Почти все как прежде… Вот если бы только… Если бы не эти глаза, в которых настоящей Нинли осталось так мало… И не этот голос, в котором теперь всегда неотвязно слышался отзвук голоса кого-то чужого…

Чем дольше они разговаривали, тем смурнее становилось на душе, тем сильнее наливался свинцовой тяжестью груз неизбежного… Страстно хотелось поделиться им с кем-нибудь. Рассказать Нинли. Чтобы хоть кто-то в мире понял его… пожалел… Но Энмеркар сдержался и промолчал. Нельзя так. Нинли огорчится, будет плакать. Неправильно это. Гадко и противно выбивать себе чужую жалость, наливаясь ею как москит.

К тому же… вдруг неведомый дар пришельцев все же спасет его? Не хотелось понапрасну тешить себя надеждами, но совсем избавиться от них Энмеркар не мог. Кстати, Нинли ведь была одной из встречающих… Может, она что-нибудь знает?

– Слушай, ты же участвовала во встрече людей с Дальнего Дома?

– Да, – сказала Нинли, и он почувствовал, как сестра напряглась.

– И что там было?

– Если можно, давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай. – Они помолчали. – Я хочу подарить тебе кое-что.

Он порылся в складках одежды и достал жестяной кубик.

– Странный какой… – Двоюродная сестра неуверенно коснулась гладкого металла.

– Попробуй нажми!

Она с опаской стиснула тонкие пальцы. Вновь полилась диковинная, невообразимо свободная музыка, сплетаясь с плеском реки и едва слышным шепотом листвы садов Дома Забвения. Карапуз на мелководье выпрямился, навострив ушки. Смотрительницы рыб замерли. Влюбленные оторвали взгляд друг от друга и повернулись в их сторону. Все застыло вокруг, кроме реки и неба, продолжавших свой медленный, извечный бег.

– Ух ты, какая красота! – с восторгом выдохнула Нинли. – А что это такое?

– Это э-э… – Вспомнив странную неприязнь сестры к пришельцам, он сказал: – Музыка альвов.

– Не может быть! Откуда у тебя такая вещь?

– Отец дал. Он много чего может достать.

– Настоящее сокровище!

– Это подарок. Бери, мне не нужно.

Нинли строго свела брови и с решительным видом приготовилась поспорить, но тут из кубика донесся динамичный скрип второй мелодии.

– А это что? – изумилась она.

– А это… музыка дваров! – ловко нашелся Энмеркар.

– И правда похоже! – воскликнула Нинли, отстраняя ладонь с кубиком подальше. – Так и слышится душный жар кузницы и жужжание дварских машин!

И они от души посмеялись.

Хотя их соседи на обоих берегах вздрогнули и отвернулись, самому Энмеркару в этот раз вторая мелодия неожиданно понравилась. Отчаянная удаль ее нашла отклик в глубине сердца.

Когда последние ноты иноземной музыки растворились во влажном воздухе, они с Нинли услышали странный шум, словно заговорили сразу несколько барабанов. Энмеркар успел удивиться, решив было, что кубик хранил в себе третью, не услышанную им мелодию. Но сразу понял, что кубик здесь ни при чем: шум доносился издалека. Оба одновременно повернулись к башням. Не они одни заметили: бредущие по улице служители стел, ремесленники, рабы – все остановились, всматриваясь вдаль, откуда доносился тревожный рокот и поднимался к небу черный дым.

– Я должен посмотреть! – сказал Энмеркар и сорвался с места.

Нинли крикнула ему что-то вослед, но мальчик не обернулся.

Сначала он бежал со всех ног, стремительно, до свиста в ушах, рассекая хлещущий по лицу воздух, громко шлепая чавкающими мокрыми сандалиями, огибая необъятные основания башен и едва не врезаясь в прохожих. Но скоро выбился из сил и побрел медленным шагом, на ходу пытаясь отдышаться и избавиться от противного покалывания в правом боку. Шум усилился, напоминая теперь отдаленные раскаты грома.

Выдохшись, Энмеркар шел, еле перебирая ногами. И улицы, и воздух между башнями заметно пустели. Взгляд невольно притянули два раба с носилками вроде похоронных, на которых лежал какой-то куль, накрытый алой ритуальной тканью. Рабы спешили, от тряски под покровом что-то шевельнулось, и из-за края ткани выскользнула человеческая рука, безвольно покачиваясь в такт быстрым шагам носильщиков.

Энмеркар остановился, не веря глазам: рука была завернута в знакомую серую тряпку, вроде тех, которыми вытирают полы. Блеснул золотой перстень…

Только тут до него дошло: носилки не похожи на похоронные, они и есть похоронные! Мертвый пришелец!

Мальчик оцепенел, провожая взглядом уходящих рабов с их жуткой ношей. Стряслось нечто столь страшное и значимое, что даже грядущий уход казался делом второстепенным. Энмеркар не сомневался, что гул в той стороне города прямо связан с гибелью пришельца. Он напрягся и снова побежал, хотя и не так быстро, как раньше.

Чем дальше, тем больше пустели улицы. Гром угрожающе надвигался и рос. Клубы черного дыма поднимались все выше. Плиты начали вздрагивать в такт гулким ударам. Энмеркар обогнул Дом Молчания и увидел синие цепи воинов, стоящих перед стеной. В руках у них были длинные бруски, а за спинами лежало несколько летателей, перед каждым из которых стоял тощий раб. Прорезаемый яркими всполохами дым вырастал из-за стены.

Рой звуков обрушился на Энмеркара.

Громкое шипение, будто там, за стеной, извивался и изливал ядовитую ярость целый клубок гигантских змей. Но не только шипение вплеталось в дикий хор: и вой, и визг, и лязг, и треск, и свист, и скрежет, и тяжелая прерывистая дробь, от которой сводило зубы и отдавалось в позвоночнике. Но все перекрывал мощный грохот сокрушительных ударов, сотрясая древние плиты под ногами. Казалось, что черное, поднявшееся до неба облако окутывает взбешенного великана, гигантским молотом крушащего все вокруг.

Не только новые звуки, но и запахи растекались в воздухе. Раздирающий ноздри, тяжелый и едкий запах гари подступал к горлу. Глаза отчего-то сильно щипало, почти до слез.

Запихав поглубже страх, Энмеркар миновал рабов и пошел к застывшим воинам. Лишь боевые одежды их чуть заметно колыхались от слабого ветра. Достигнув первой цепи, он начал пробираться сквозь строй, ближе к стене. Не поворачивая головы, воины недовольно косились на него, но никто не осмелился окликнуть Энмеркара – он был более знатен, чем они.

У самой стены стоял Нарам-суэн – старший командир, несколько раз он заходил к отцу. Будто почувствовав приближение мальчика, Нарам-суэн нехотя оторвался от каких-то трубочек, приделанных к стене.

– Юный господин, я полагаю, для вас здесь небезопасно, – вежливо, с поклоном произнес он, хотя лицо его так и горело от нетерпения. – Ваш отец распорядился убрать отсюда всех не-воинов.

– Где он сейчас? – Из-за невероятного шума сложно было расслышать даже собственный голос.

– Он не уведомил меня об этом!

– Что происходит за стеной? – крикнул Энмеркар, пытаясь прорваться голосом сквозь грохот.

– На нас напали машины землян, – прокричал в ответ Нарам-суэн. – Не сами земляне. Их механизмы. Как у дваров.

– Почему погиб один из пришельцев? – Они оба невольно вздрогнули при очередном, особенно близком разрыве за стеной.

– Был несчастный случай. Пришелец упал с крыши и разбился. Машины землян восприняли это как нападение и выступили против нас.

– Где сейчас другие пришельцы? Почему они не дадут машинам приказа остановиться?

– Эти вопросы выходят за рамки того, что мне положено знать, юный господин, – с плохо скрываемым раздражением крикнул старший командир. – Я убедительно прошу вас уйти в безопасное место. Я готов выделить для вашей переброски один из лечебных летателей. – Нарам-суэн решительно мотнул головой в сторону рабов.

Энмеркар поклонился и пошел обратно. Минуя неподвижных воинов, он думал о словах Нарам-суэна. Машины… Нападение на город, никогда не знавший войн! Гибель пришельца! Странное возбуждение Нарам-суэна… Ах да, воины впервые за множество поколений получили возможность соответствовать своему предназначению…

Оставив за спиной солдат и ревущую на тысячу голосов дымную тьму, он подошел к ближайшему рабу и передал приказ Нарам-суэна. Раб молча поклонился. Где-то Энмеркар уже видел это широкое, изуродованное шрамом лицо.

Они ступили на летатель, и едва тот взмыл вверх, сзади раздался сухой грохот двух разрывов. Энмеркар дернул головой и у того самого места, где они только что стояли с командиром, увидел две огромные пробоины в стене, сквозь которые виднелись мелькающие в чаду тени и вспышки. Плиты были усеяны обломками и каменной крошкой. Трое солдат, ближе всего находившихся к пробоинам, лежали в нелепых позах. Двое шевелятся. К раненым тотчас побежали рабы. Нарам-суэн успел отойти от опасного места и теперь что-то кричал солдатам. Те сдвигались плотнее возле пролома.

– Куда лететь? – бесстрастно спросил раб.

– К Главному Контактеру, – приказал Энмеркар.

Просторная и пустая каменная комната с высоким потолком. Одна из стен прозрачна, но непроницаема для любого движения изнутри. Сквозь нее виден коридор, он ярко освещен, но свет оттуда к нам едва проникает. Остальные стены – «глухие», ни окна, ни двери. И вот здесь, в полутьме, мы и сидим впятером…

Точнее, сижу я, Сунь и Бонго. Зеберг ходит взад-вперед, а Тези Ябубу лежит на спине, поддерживая сломанную руку с «шиной». Ее наложил Бонго, скрепив корпуса наших раций.

Даже здесь, за метровыми стенами, мы слышим отдаленную канонаду и ощущаем сотрясения от взрывов. Так продолжается уже минут десять.

– Вся наша надежда только на «искателей», – в десятый раз повторил немец, сжимая кулаки, и я в десятый раз мысленно ответил, что надежды наши пусты, и Бонго в десятый раз покачал головой, и Сунь как обычно вздохнул, и Тези Ябубу, как и прежде, остался безучастен.

Не верилось, что капитана больше нет. Сознание по привычке думало о нем как о живом: просто он сейчас не здесь, где-то в другом месте… Неужели и мы отправимся вслед за ним? Неужели и я? Неужели это все на самом деле? Так отчаянно хотелось уповать, что пронесет и теперь. Сон, кошмарный сон… Прислушиваясь к каждому новому разрыву, ощущая спиной, как вздрагивает стена сангнхитской пирамиды, я, как и все, томился ожиданием.

Наконец пришла эта страшная минута, когда все стихло. Мы молчали, и молчание тянулось бесконечно и однообразно, как поросшая водорослями сельская река, пока течение ее не нарушили гулкие, отдающие эхом шаги по коридору. Шаги приближались. Я инстинктивно прижался к стене. Наконец, показалась фигура в темно-синем балахоне из гобеленовой ткани, богато расшитой золотом и серебром. Шаги стихли – пришедший остановился. Повернулся к нам.

Это был Набу-наид.

Что-то темное болталось у его левой руки. Сангнхит размахнулся и швырнул это в нас. Перелетев невидимый барьер, предмет с металлическим грохотом ударился об пол, подпрыгнув, грохнулся еще раз и, проскрежетав немного по инерции, замер. На нас уставились погасшие глаза-диоды «искателя». В этот же момент в другом конце пола зазвенело.

Правой рукой Глава воинов молча перебрасывал к нам в камеру помятые пластинки из белого металла – одну за другой, так что еще не стихал звон от одной упавшей, как падала следующая. Вторая. Третья. Четвертая. Пятая. Шестая. Звон умолк. Мы сидели не шелохнувшись, искоса наблюдая за неподвижной фигурой в расшитом золотом и серебром одеянии. Наконец донесся знакомый голос:

– Вассиан!

Я поднялся и неторопливо пошел к незримой линии. По пути взгляд скользнул по разбросанным металлическим пластинкам: С-401, С-405, остальные лежали надписью вниз, но и без того все было ясно. Я остановился и посмотрел в огромные глаза сангнхита. Мы стояли друг против друга, лицом к лицу.

– Вассиан! – шепотом повторил Набу-наид. – Сегодня после захода Уту состоится Гарза, Большой Контакт. Анаким хотят забрать моего сына. Вассиан! Прошу тебя, он один у меня… Если ты не хочешь отдавать нам секрет – пусть будет по-твоему. Я помогу бежать тебе и твоим друзьям. Только спаси моего сына! Я все для тебя сделаю, только помоги!

– Очередная попытка вытащить из меня то, чего у меня нет?

– Нет! Я прошу от себя. Это правда…

– Да? Неужели ты, Глава воинов, не можешь просто приказать подчиненным защитить сына?

– Увы. Воины слушают прежде слова своих анаким, а уже потом – мои.

– Ну и? Вы же, кажется, все хотите освободиться от них? Так говорил Кудур-мабук, или как его там. Что же вы за столько-то веков не освободились? С вашими-то знаниями?

– Знания и есть та цена, за какую мы себя продали. Ловушка. Жадность познания бездонна – в эту пропасть можно падать бесконечно. Как соленая вода – чем больше ее пьешь, тем сильнее становится жажда. И другой воды у нас нет. А у тебя есть, Вассиан. Вода истины. Истинное знание.

– Опять ты за свое! Какая еще вода, какое знание?

– То, что может дать истинную свободу. Мы сидим во тьме лжеименного знания, которое лишь порабощает и засасывает в себя…

– И виноваты, значит, анаким? А зачем им вообще власть над вами? Какой с вас прок?

– Им нужна власть как доказательство реальности их бытия. Я ведь говорил тебе, что они мертвы. А они все пытаются доказать себе, что живут, потому-то завидуют нашей жизни и паразитируют на ней, увлекая нас в свою погибель…

– Я больше не верю тебе. Вы убили одного из нас и ранили другого. Ты допустил это. Ты привел меня туда. Ты не предупредил о том, что меня ждет. Я не настолько глуп, чтобы не разглядеть дел за словами. Даже если бы у меня было то, о чем ты говоришь, я бы не помог тебе.

– Вассиан, поверь, я не знал, что так случится! Я виноват лишь в том, что пытался дать тебе напиток Перехода под видом тщая. Я каюсь. Прости меня, я выполнял приказ…

– И сейчас тоже выполняешь?

Набу-наид сжал кулаки и наклонил голову. Затем сдержанно продолжил:

– Вассиан! С юности я мечтал о свободе. Ты не знаешь, что мне пришлось вынести. И какую цену заплатить, чтобы вы здесь оказались… Я вытерпел. Остался собою. И что? Я живу как здоровый среди безумных, трезвый среди пьяных. Безысходный кошмар, без надежды на пробуждение. Одна отрада – Энмеркар. Мой сын. Молитва дала рождение его жизни. Я решил помолиться, как древние. Не этим… с этими можно лишь торговаться… да и то себе в убыток… Я Тому… – Набу-наид зашептал так, что стало едва слышно, – о Ком… не говорят! Попросил… И у меня родился сын! Луч спокойствия среди страшного сна. Но анаким не оставили этого так. Они мстят мне, как и другим бесконтактным. Пять лет назад забрали мою жену. А теперь хотят отобрать последнее. Сегодня! Вассиан, пожалуйста, спаси его! Я никогда никого из людей не просил. Тебя прошу…

Я устало склонил голову. Ну что мне сделать? Как объяснить сангнхитам, что я не чудотворец?

– Спасибо! – пылко отозвался шепот Набу-наида. – Встретимся на Большом Контакте.

И он удалился, оглашая коридор затихающим звуком шагов. Лишь тут я сообразил, что Глава воинов истолковал мой жест отчаяния как знак согласия. Час от часу не легче. Я покачал головой и повернулся к камере.

Зеберг сидел и нервно копался в «голове» робота, положив ее к себе на колени.

– Что ты делаешь? – спросил Сунь.

– Сейчас… – отозвался программист. – Пытаюсь загрузить блок видеопамяти. Здесь можно увидеть, что произошло с «искателями».

Китаец и негр подсели ближе. Осторожно трогая синяк на шее, я тоже подошел и заглянул. На верхней пластине горел маленький экран. Синие буквы высвечивали:

Тип: «Искатель»; Модель С-403

Уничтожено единиц противника: 34

Поражено целей: 2

Основная цель: не достигнута

Причина: выход из строя всех систем 12:07 02.04.2479

Зеберг чем-то щелкнул под пластиной и на ней вспыхнули шесть неравных окон. Замелькали картинки. Большое окно по центру показывало передний обзор, другие же пять – лево, право, верх, низ и задний обзор. Пробудившийся С-403 сокрушил стекло переходного отсека «Аркса» и вместе с пятью другими «искателями» выбрался наружу. Роботы устремились по мозаичной поверхности в направлении темневших вдали пирамид. Облако пыли, мчащиеся справа и слева фигуры «искателей», удаляющийся корпус «Аркса», растущие из-за горизонта пирамиды и почти неподвижное небо Агана. Отсутствие звука придавало безмолвной картинке эпичность и ощущение величия древних сказаний.

Вот показалась городская стена, и пирамиды за нею выросли едва не до неба, как мы увидели наконец защиту сангнхитов. Сердце сжалось.

– Да, они своровали у нас не только чайники… – сдавленно проговорил Зеберг.

Подобно туче саранчи из-за стены поднялось огромное множество сангнхитских «искателей». Тень от них распростерлась от края до края. Начался бой. Наши «искатели» ударили первыми. Небо с землей содрогнулись. Яростный вихрь пронесся от разрывов. Статные машины метали тяжкий град ракет, огненный шторм вздымал землю. Пыль, дым, тьма, всполохи света, тряска. Земные «искатели» сражались отчаянно против своих двойников, и любой мог видеть, что они демонстрировали высочайшее мастерство боя. Но шестеро против тысячи не имели никаких шансов. Когда в уже поврежденный С-403 попало плазменное ядро, прожигающее броню, робот успел выпустить две ракеты, выбив огромные бреши в стене города. Лишь после этого, притянув захватывающими тросами двух «искателей» противника, он взорвался вместе с ними.

Экран погас, затем вернулась исходная надпись. Стало ясно, почему никто из роботов так и не смог добраться до нас. Больше за нами никто не придет. После того как мы все погибнем, «Аркс» стартует в автоматическом режиме и, если сангнхиты допустят, отправится до Земли без экипажа…

– Герой! – сказал Сунь, с почтением глядя на голову робота.

– Всего лишь программа, – отозвался Зеберг и, выключив экран, подложил голову робота под задницу, удобно усевшись и вытянув ноги. Бортинженер поморщился, но промолчал.

– Вассиан! – позвал китаец. – А почему ты не хочешь дать им то, что они просят?

– И ты туда же? Да нет у меня ничего!

– А как же секрет? Почему анаким тебя не касаются?

– Болтовня это все!

– Вот как? – вспыхнул из своего угла Бонго. – Нас они всех касались, да еще как! А для тебя – болтовня!

– У меня нет никакого секрета. Я такой же, как и вы, я ничем не отличаюсь.

– Слушай, давай начистоту! Муса уже погиб из-за тебя. Хочешь посмотреть, как и мы загнемся, а потом скажешь секрет сангнхитам, вернешься и один будешь почивать на лаврах, так? Как тогда, на Меркурии-4? Такое тебе задание дали на родине, да? Это какой-то из русских оборонных проектов, верно? Вы, русские, постоянно что-то скрываете. И теперь, значит, решили одни прибрать к рукам…

– Замолчи, Бонго! – окрикнул индеец. – Разум покинул тебя.

– А ты мне рот не затыкай! Речь идет о моей жизни! Если тебе наплевать, то мне не наплевать! Меня на Земле три жены и семеро детей ждут!

– Пусть он скажет что-нибудь сангнхитам, – влез Зеберг, кивая на меня рыжей головой. – Лишь так мы сможем спасти себя…

– Прекратите скулить, если вы мужчины! Противно слушать ваш вой.

– Что ты сказал, однорукий? – Зеберг встал во весь свой немалый рост.

– Я сказал, что и одной рукой могу свернуть тебе шею. – Тези Ябубу рывком развернулся и сел, собравшись и придерживая перевязанную левую руку.

– Давайте не будем терять лицо! – вмешался Сунь, вставая между ними. – Не забывайте: мы здесь представляем Землю. А за нами сейчас наверняка наблюдают. Мы должны быть вместе: общие чаяния – общие силы.

Немец сел обратно на голову С-403. Несмотря на добродушный характер, Сунь, с его армейским прошлым, при необходимости мог бы убедить не только словами. Недоброе молчание повисло между нами. Индеец невозмутимо сидел у стены и пристально осматривал каждого, кроме меня. Все избегали смотреть в мою сторону.

– Что ж, – с улыбкой заговорил Сунь, – в конце концов, это тоже достижение. Мы – первые земляне, которые побывали в инопланетной тюрьме.

Зеберг мрачно рассмеялся:

– Сунь, даже здесь ты остаешься собой! Если вернусь домой живым, напишу о нашем заключении поэму. А тюрьма, надо сказать, не из лучших. Ни стульев, ни стола, ни еды, ни питья…

– Это потому что мы здесь пробудем недолго, – зловеще отозвался Бонго.

– Послушайте! – начал я, безо всякой уверенности в том, что они услышат. – Я понятия не имею, почему ко мне не могут прикоснуться эти твари. Давайте подумаем вместе!

– Давай, – охотно согласился Сунь. – Разберем, чем ты отличаешься?

– Почти ничем, – встрял Бонго. – Софронов не умнее, не сильнее, не выше, не крепче любого из нас. Цвет кожи и возраст тоже ни при чем. Остается национальность. Анаким бессильны перед русским! Какое невероятное везение!

– Давайте попробуем с другого конца, – предложил китаец. – Со слов Васи, Набу-наид сказал, что анаким имеют проблемы на Земле. Они для них начались две с половиной тысячи лет назад. Может быть, в этом разгадка? Что было 25 веков назад? Кто у нас шарит в истории?

– Первый век? – Бонго задумался. – Нерон. Филон Александрийский. Восстановление единого Китая династией Хань. Проникновение в Китай буддизма. Появление государства Аксум, пирамиды царя Натаками в Мероэ, расцвет древнего Дженне… Да много чего было. Но что с того?

– Может быть, что-то еще?

– Да сколько угодно! Через рации мы могли бы выйти на базу данных «Аркса», да что толку: ведь как раз незадолго до посадки один из нас, – Бонго выразительно посмотрел на меня, – стер информацию именно о первом и втором веках. Удивительное совпадение, не правда ли?

– Перестань, – меня едва хватило, чтобы огрызнуться. – Не знаю я того, что они от меня хотят.

– Не знать – не преступление, – напомнил Сунь.

– Не знать плохо, но не хотеть знать – гораздо хуже, – парировал Бонго.

– Я хочу знать… – бросил я, глядя исподлобья, – что произошло у вас вчера.

Все, кроме Тези Ябубу, опустили глаза.

– Это здесь ни при чем, – проворчал Зеберг.

Сунь поднял на меня сосредоточенный взгляд.

– Я расскажу. – Бонго вздрогнул, глядя исподлобья на прислонившегося к стене китайца. – Ты слышал, Вася, притчу про отца, собравшего сыновей, чтобы показать им, как прутики по одному легко ломаются, но не поддаются, если связать их вместе? Такой сюжет встречается в фольклоре многих народов.

– Да, слышал.

– Так вот, вчера чья-то незримая длань сломала нас всех. Разом. Вместе. Всех, кроме тебя. Кроме одного прутика. И мы не знаем почему. Вот и все.

– Говори за себя, Сунь! – заговорил немец, чеканя каждое слово. – Может, тебя и ломали, но меня никто не ломал. Я делал то, что хотел, и то, что должен. Мне надоел ваш конспирологический бред. Напоминаю: у нас нет никаких доказательств существования этих анаким! Все, что нам о них известно, мы получили из уст тех, кто убил Мусу и посадил нас сюда! Неужто вы не видите, что это придумано специально? Вам нужно разжевать, да? Хорошо, я разжую: сангнхиты рассказывают нам про неких великих существ, которых ни увидеть, ни ощутить нельзя, но которые тут дергают всех за ниточки. А затем просят в обмен на рассказы об анаким средство избавления от них. Улавливаете логику? А когда наш представитель, естественно, не может дать противоядия от вымышленных «чужих», сангнхиты используют это как предлог, чтобы убить капитана, а нас арестовать. Элементарно! А вы до сих пор ломаете голову над загадкой анаким! Даже ты, Бонго! Уж от тебя-то не ожидал. – Зеберг тряхнул головой. – В отличие от вас я не боюсь фантомов. Имейте же и вы мужество смотреть на вещи свободно.

В камере установилась тишина. Потом ее нарушил Тези Ябубу. Он говорил сдержанно, тщательно подбирая слова:

– Твое заявление неожиданно характеризует тебя в моих глазах, Зеберг. Ну да ладно. Я прошу прощения за мои недавние грубые слова. Но скажи, разве то, что случилось полтора часа назад со всеми нами, не служит достаточным доказательством реального существования анаким?

– Нисколько, – ответил программист. – Это все гипноз со стороны сангнхитов. У нас на Земле тоже подобное бывало. Можно загипнотизировать человека так, что тот и с крыши прыгнет, и комбинезон испачкает…

– А так, что у него рука сломается сама собою, прямо в воздухе?

Впервые я увидел, как вечно самоуверенный Зеберг замешкался. Но вскоре ответил:

– Сила внушения и самовнушения изучена не до конца. Истории известны случаи, когда человека готовились пытать, создавали соответствующую обстановку, показывали раскаленный металлический прут, а затем касались тела обыкновенным карандашом. Так, чтобы истязаемый не видел. И часто на коже вскакивал волдырь как после настоящего ожога…

– Ловко сказано, – встрял Сунь. – Если все так, как ты говоришь, проблема нашего освобождения лежит в плоскости отношений с сангнхитами. Единственное, что мы можем сделать в таком случае, – попытаться бежать, когда нас выведут отсюда. Шансы есть. Сангнхиты еще не имеют опыта захвата землян. Но скажи мне, что если прав я, и вопрос лежит в плоскости отношений с анаким?

Губы Зеберга тронула усмешка, но затем он нахмурился, глядя в ярко освещенный коридор.

– Если прав ты и услышанное про анаким правда, то тогда нам хана. Никаких шансов. Мы никак не можем влиять на них. Вася защищен от них, но сам не понимает чем, и воздействовать на этих анаким не может.

– А я, кажется, понял, что нам делать, – вдруг оживился Бонго. – У меня на родине говорят: «В то время как враг роет для тебя могилу, Бог готовит тебе запасный выход». Я нашел наш запасный выход. Посмотрите: что происходит? Сангнхиты хотят узнать от нас то, что поможет им освободиться от анаким. То есть попросту говоря, готовят мятеж! Нам нужно войти в контакт с анаким, объяснить им, что мы действуем в их интересах, и попросить помощи. И все!

– И как же ты собираешься войти с ними в контакт? – поинтересовался китаец.

Немец хмыкнул. Индеец зачем-то потянулся к ботинку на правой ноге.

– Не знаю, Сунь. Вообще-то они должны быть здесь повсюду… Попробовать-то ничего не мешает…

Помолчав в хмурой задумчивости, Бонго встал и медленно подошел к прозрачной стене. Остановившись, врач «Аркса» раскинул руки и театральным голосом заговорил:

– Анаким! Великие анаким, я призываю вас! Я, Бонго Дас, сын Кана, призываю вас! Я хочу быть с вами! Народ сангнхитов замыслил…

Метко пущенный ботинок Тези Ябубу угодил точно в кучерявый затылок и поток воззваний иссяк. Бонго в ярости развернулся и столкнулся взглядом с невозмутимым индейцем.

– Ах ты… Урчащий Живот, или как тебя там…

– Сядь на место и успокойся! – приказал ровным голосом воин лакота. – По уставу в случае смерти капитана главным становится ответственный за безопасность. То есть я. И я говорю, что никаких контактов не будет.

– А что же будет? – спросил Бонго, делая шаг в сторону Тези Ябубу. – Расскажи нам, самый главный, что ты будешь делать, чтобы обеспечить нашу безопасность?

– Ждать.

– Оригинально! И чего же?

– Пока Вася не поймет, чего от него требуют. Анаким все знают и играют сангнхитами так же, как сангнхиты играют нами. Следовательно, у них тоже есть некий замысел, какая-то своя выгода от нашего прибытия на Аган и от всего, что здесь происходит между нами и сангнхитами. Способен ли ты разгадать их план? Если нет, то единственное что мы можем – не мешать Васе.

«Эх, лучше бы ты, Тези Ябубу, чего-нибудь другое придумал!» – с горечью промелькнуло во мне. Бонго сплюнул и отошел в угол. Сунь встал, подобрал ботинок и отнес Тези Ябубу. Они о чем-то тихо переговаривались на лакота. Бонго сидел в углу. Зеберг отстукивал носком ботинка напряженный, рваный ритм. Снова все избегали смотреть на меня.

Затем Сунь сел рядом с Тези Ябубу, а тот заговорил, громко и четко:

– Прошу внимания. Как старший офицер я дам официальные указания. – Мы посмотрели в сторону прислонившейся к стене фигуры с перевязанной рукой. – Прежде всего не надейтесь, что кому-то удастся выжить. Мы все умрем, и очень скоро. Это наиболее вероятное развитие событий. Но что бы ни случилось – наши действия не должны привести к гибели кого-нибудь из сангнхитов. Именно от нас зависит, ляжет ли вина за возможные враждебные отношения на землян. Подозреваю, что в планах анаким воспользоваться ситуацией так, чтобы стравить сангнхитов и землян между собою. Хочу напомнить, что всего час назад земными боевыми машинами был нанесен удар по сангнхитскому городу. Мы не вправе добавлять напряженности. Вы видели, что произошло с «искателями». И вы знаете, что Земля не готова к такой войне.

Внимательно осмотрев нас, Тези Ябубу продолжил:

– Сангнхиты – люди, и рассуждают они как люди. В чем-то их мышление осталось архаичным. Наша смерть от их рук компенсирует ущерб от нападения «искателей». Мы смертны, и не в нашей власти избежать неизбежного. Но в нашей власти позаботиться о том, чтобы наша смерть принесла не вред, а пользу. Мы понимали, что полет опасен и давали соответствующие расписки перед стартом. Мы прибыли сюда как представители Земли и всего человечества. И действовать должны соответственно. Человечество – это прежде всего наши близкие, оставшиеся на Земле. Наши пять жизней ничего не стоят в сравнении с жизнями тех, кого мы представляем. Если ты, Бонго, хочешь, чтобы твои семеро детей смогли вырасти и состариться, тебе придется согласиться на смерть. Ради них в том числе. И я сам соглашаюсь на смерть в том числе ради моей невесты-вашичу и ради ее счастья, которое она обретет не со мной.

Тези Ябубу сделал паузу, переводя дух. Не услышав возражений, он заговорил уже более теплым тоном:

– Поверьте, друзья, если вы согласитесь, вам станет легче. И если вы станете смотреть на свою жизнь не как на короля, а как на пешку в шахматной игре, вы быстрее увидите, что нужно сделать, чтобы выиграть.

– Красиво говоришь, Тези Ябубу, – заметил Бонго. – Но твои слова легче слушать, чем исполнять. Вам с Сунем легко спеться: вы спокойны, потому что ваш разум одурманен древними мифами. Когда ты произносишь проповедь о самопожертвовании, ты уверен, что испустив последний вздох, отправишься бороздить на мустангах поля большой охоты в ином мире. Там тебя ждут прерии, великие предки, стада бизонов и тому подобное. И тебе, Сунь, в преддверии слияния с первоосновой всего сущего как легко принять за мелочь свою смерть! Но мой разум свободен от дурмана. Я понимаю, что после смерти меня не ждет ничего. Меня больше не будет. И как раз ваша слепая вера мешает вам увидеть и трезво оценить наше положение и наши цели. А цель может быть лишь одна.

– Какая же?

– Любой ценой выжить и вернуться на Землю. А иначе как Земля узнает о том, что здесь произошло и об угрозе, которую представляют сангнхиты? Об этом вы подумали? О да, ваш фанатизм помогает быть беспечным. Ждать, пока Софронова постигнет озарение. Но если это все, что может предложить ваша вера, то она мне не нужна. Погибнуть я смогу и без нее. Если бы чья-либо вера могла сохранить мне жизнь – о да, тогда бы я ее принял и пошел бы на многое другое, лишь бы остаться в живых. И это не эгоизм. Это мой долг перед человечеством и перед моими детьми!

Из коридора снова донеслись шаги. Разговоры смолкли. Стало слышно: идет не один. Страх сковал всех. Сунь отпрянул от Тези Ябубу. Зеберг закрыл лицо руками и вжался в стену. У меня перехватило дыхание. Шаги становились громче. Сунь подбежал ко мне. Я увидел перед собой бледное от волнения лицо.

– Возьми! – Он сунул мне в левую руку что-то колючее и сразу же юркнул к другой стене.

Шаги совсем близко. Я спрятал руку в карман, пряча переданное Сунем.

И тут появились они. Двое. В таких же балахонах, что и Набу-наид, правда, золота намного меньше, – видно, в нижних чинах. Бритоголовые, примерно одного роста и возраста. Остановились. Левый поднял руку и ткнул в Тези Ябубу, Зеберга и Суня:

– Ты, ты и ты – на выход.

Сунь встал и, расправив плечи, зашагал к сангнхитам.

– Я не пойду! – прошептал здоровяк немец, дрожа всем телом. – Я никуда не пойду!

Сангнхит уставился на него пустыми глазами, сощурился и тихо сказал:

– Пойдешь.

– Не спорь, Зеберг! – крикнул Сунь. – Иди лучше сам!

– Нет! – с вытаращенными глазами Зеберг замотал головой, размахивая руками, словно отбиваясь от кого-то.

Я дернулся было к нему, но предательский страх сковал мышцы, и тело осталось сидеть, безучастно наблюдая нелепую и жуткую сцену. Сунь стоя и Тези Ябубу сидя просили Зеберга не сопротивляться, а тот, дергая, словно в припадке, руками и ногами, кричал кому-то другому… Сангнхиты молча ждали. Все, кроме беснующегося немца, оставались неподвижны.

– Нет, не надо! Вася! – Ужас загнанного животного в распахнутых зеленых глазах. – Помоги! Они…

Немец вздрогнул и замер. Крик оборвался. Наступившая тишина как звон колокола ударила по перепонкам. Правая рука его медленно поднялась, шаря по стене. Ноги согнулись в коленях. Оперевшись, Зеберг с бесстрастным лицом молча встал и пошел к прозрачной стене. Еще раньше у нее оказался Сунь.

– Вася! – окликнул Тези Ябубу. – Помоги мне встать.

Еще не оправившись от потрясения, я вскочил и подошел к другу. Склонился, подавая руку, и услышал быстрый шепот:

– Не беспокойся о нас, большой брат. Думай о главном. Сомнение отравляет твой ум и течет в твоих жилах. Изгони его! – Тези Ябубу перехватил мою руку и рывком поднялся. – У тебя действительно есть то, о чем они говорят. Когда мы стартовали с Земли, я курил Трубку и деды сказали, что ты сообщишь мне Вакан Танка. Не сомневайся, это то же, что хотят сангнхиты! Подумай! Вспомни!

– А они не могут сейчас тебе сказать, что это такое?

– Нет. Вчера, при первом контакте, нас встречали не только трое сангнхитов. Я видел огромную толпу, великое войско от края до края. Анаким. Они прогнали моих дедов, как хозяин прогоняет собаку. Теперь я такой же беззащитный, как и остальные. Кроме тебя! Не сомневайся!

Лишь когда они скрылись и стихли шаги, я решился запустить руку в карман и рассмотреть, что же передал мне Сунь. На ладони лежали куски разломанной электронной книжки, узкой и продолговатой. Дышать стало труднее и глаза отчего-то защипало. Я отвернулся, чтобы Бонго не заметил.

Внизу проплывали башни обезлюдевшего города. Позади остался черный столп, упираясь в небо и кляксой растекаясь по небесной глади. «Ну вот, одна мечта сбылась», – невесело подумал Энмеркар, стоя на летателе, и неожиданно вспомнил самую заветную мечту: увидеть море. Сердце тоскливо сжалось: поздно. Дело важнее.