Зиккурат Максимов Юрий

Я выслушал эту исповедь с немой оторопью. Во-первых, Васины признания оказались полной неожиданностью. Вот уж про кого бы не подумал. А во-вторых – сама просьба… Бывало, в детстве мне выпадало писать на заказ поздравления для своих теток. Ощущения от такого заказного выдавливания остались самые мерзкие, а тут… Но что мне оставалось ответить?

– Я попробую. Но не обещаю.

– Конечно-конечно…

– Может, ты мне расскажешь о ней? Чтобы получилось более… адресно?

– Разумеется. Она очень воздушная. Легкой души… Она как лето в июне. Цветут липы, жужжат пчелки, листва на деревьях играет свежестью. Нет! Это все глупости. Знаешь, я… и до нее влюблялся, само собой. И даже тогда, когда с ней познакомился, думал, собственно, о девчонке, с которой жил до Меркурия. И Анна, пока мы были в ЦУПе, не сразу запомнилась. Не сказать чтобы я вспоминал о ней даже… часто. Конечно, девушка она видная… Но почему-то загорелось во мне, только когда мы улетели и… я вдруг почувствовал, что мне ее очень не хватает. И что она очень особенная в моей жизни.

Тут он совсем повесил голову и замолчал. Я осторожно поднялся.

– Спасибо, Вассиан, за доверие. Постараюсь оправдать. Одно могу обещать: это будет или хорошо, или никак. Плохо я для тебя не сделаю.

Он встал и, глядя мне в глаза, молча пожал руку.

Как и просил «рубо», Магану лег спать сразу после ужина. Ужин, конечно, тоже принес А-723, но при этом ничего не сказал, не повторил, не напомнил.

Мальчик кутался в одеяло, ворочался, но сон не шел. Вспоминался сегодняшний разговор с Энмеркаром. «Рубо» как в воду глядел, вытягивая из него утреннее обещание. Пришел друг. И именно сегодня, после стольких дней! Как было бы здорово поболтать с ним вчера или третьего дня…

А теперь пришлось быть очень осторожным в речах. Магану ведь даже не знал, что именно нельзя говорить, а что можно. И разговор вышел довольно глупым, словно Энмеркар беседовал со своим отражением.

– Привет!

– Привет.

– Прости меня, что я тебя тогда ударил.

– И ты меня прости.

– Не сердишься?

– Не сержусь.

– Так и живешь здесь один?

– Да, так и живу.

В общем, разговор не сложился. Наверняка Энмеркар подумал, что он еще дуется. Оба избегали упоминать землян, Дальний Дом и Аган. В итоге вышло, что говорить как бы и не о чем. В какой-то момент Магану показалось, что друг тоже имеет свой секрет, которым хочет, но не решается поделиться. Так и ушел. Но обещал зайти завтра. Хорошо, если тогда они смогут наконец потолковать как прежде. А сейчас придется потерпеть. Энмеркар ему потом сам спасибо скажет. Если только «рубо» не наврал…

Так размышляя и вспоминая, Магану прикрыл глаза и тут же почувствовал, что его кто-то трогает за плечо.

– Магану, проснись, – сказал равнодушный голос.

Оказалось, что А-723 уже здесь. И светильники на потолке горят по-ночному – вполсилы. А в тенях от листьев сгустились настоящие сумерки.

Переступая через ряды горшков, мальчик выбрался в проход, потягиваясь и стряхивая с ресниц остатки сна. Без лишних слов Узкий зацокал к выходу, пришлось плестись за ним.

По коридору они обошли угол с дверью в комнату-с-дождем и забрели в тупик. Тут «рубо» показал, как нужно убрать стену, и открылся потайной ход. Пройдя по нему совсем немного, двое ночных путешественников остановились у еще одной стены с секретом. Когда она отошла вбок, ноздрей коснулся резкий неживой запах и стала видна очень странная комната.

В ней стоял огромный стул с толстой скошенной спинкой. Вокруг него из стен торчали массивные доски со множеством квадратиков, палочек и мигающих огоньков. Над ними блестели черные прямоугольники, очень гладкие, будто застывшая темная вода. А еще выше, почти у самого потолка, висела картинка. На ней был нарисован двар, это Магану опознал по длинным волосам, которые росли не только вверху головы, как у землян, но и внизу, и даже под носом. Похожие изображения доводилось видеть на воротах Дома Молчания. Там много кто нарисован. И альвы, и двары, и…

– Подойди к центральной доске с маленькими квадратиками и полосками, – приказал Узкий.

Магану послушался, а сам «рубо» остался стоять у входа.

– Нажми двойную полоску в нижнем левом углу, – продолжал он оттуда. – Просто прикоснись пальцем.

– Ой! Оно стало светиться! И картинки какие-то…

– Все правильно. Подожди чуть. А теперь, пожалуйста, во втором ряду сверху четвертый квадратик справа. Молодец. В четвертом ряду пятый квадратик слева. Затем снова во втором ряду, но теперь уже третий квадратик с той же стороны…

Так продолжалось несколько ушев подряд. Наконец Магану не выдержал и обернулся:

– А-723, я устал, зайди сюда и нажми сам!

– Я не могу войти в эту комнату.

– Почему?

– Ты не поймешь.

– Отвечай мне! Ты раб и должен говорить, когда тебя спрашивают!

– Я не твой раб.

Магану обернулся и топнул ногой, поедая возмущенным взглядом неподвижную тонкую фигуру, стоящую в проходе, на сером фоне коридорных стен.

– Ты издеваешься надо мной!

– Нет.

– Так ответь!

Впервые Магану ждал ответа так долго. Обычно А723 отвечал всегда без промедления. А тут после паузы, словно раздумывал:

– Ты можешь взять картинку, которая висит сверху перед тобой?

Магану задрал подбородок и, нахмурившись, заморгал на квадратик с нарисованным дваром.

– Нет. Слишком высоко.

– Тогда продолжай нажимать. Второй ряд снизу, шестой квадратик слева.

– Это рабская работа… – заскулил Магану. – Делать так много своими руками… Я устал…

– Хорошо. Возвращайся в оранжерею и готовься к жизни раба. Скоро мы будем у Дальнего Дома.

– Нет, я не хочу!

– Тогда продолжай нажимать. Второй ряд снизу, шестой квадратик слева.

Магану сморщился и, простонав, начал отсчитывать квадратики…

Я валялся на койке, таращился в потолок и думал над Васиной просьбой. Стихов ему, значит, подавай… я уже почти забросил это баловство. Да и как писать про чужие чувства? Есть в этом что-то непотребное. Хотя, наверное, настоящий поэт в силах выдать качественный текст на любую тему. Маловразумительные сублимационные чувства к безвестной даме вполне за такую покатят.

Ладно. Как ее там? Анна? Блондинка? Операторша? Нет, здесь не накопаешь. Хорошо, пойдем с другого конца – от Васи. Как он говорил? Любил не одну, да и тогда не только о ней думал… ну ясно, что не первая…

И тут неожиданно проклюнулось. Я вскочил с койки, нервно нашарил ручку на столе, схватил листок и принялся строчить, пытаясь уловить ускользающие образы, сплетения слов… А ведь как все просто оказалось.

С последней строфой пришлось повозиться. Раза три переписывал. А в остальном стишок вылился на бумагу на удивление быстро и гладко. Даже черкать не особенно довелось. Впрочем, тут ведь ничего особенного и нет. Но для Васи сойдет. Как там у Гейне? «Красивые рифмы нередко служат костылями хромым мыслям». Вот-вот. Оно самое.

Я, по правде сказать, боялся, что не сложится, не выйдет. Тогда пришлось бы поискать что-нибудь из своей старой любовной лирики. Но нет, обошлось. Все-таки есть еще порох в пороховницах.

Отсканировал рукопись, перевел в печатный текст, подхватил вылезающий из щели принтера листок с аккуратными строчками. Ну что ж, пожалуй, самое время отнести заказчику. Пока эйфория не прошла. А то потом, как пить дать, разочаруюсь и сотру.

В приподнятом настроении вылетел в коридор и зашагал по знакомому маршруту. Навстречу попался один из механических болванов, на радостях отвесил ему подзатыльник. С того конца приметил лысого пацаненка, подмигнул ему. Тот стремглав кинулся за угол. Забавный дикаренок.

Эх, давненько не случалось у меня такого прилива положительных эмоций. Все-таки прав я был с выбором хобби. Почаще бы только.

Вася меня не ждал, и даже взглянул как-то испуганно.

Не говоря ни слова, я сунул ему распечатку и скрестил на груди руки. Спустя минуту выразительно кашлянул:

– Ну как?

Что ни говори, а поэт всегда испытывает волнение, наблюдая, как скользит по строчкам взгляд первого читателя. Скепсис и самокритика лишь род психологической защиты. Как ни ругай себя, а отзыв первого читателя спокойно вряд ли кому удастся выслушать. По крайней мере мне не удается.

Прочитал. Приподнял брови. До чего же забавное выражение лица!

– Это… – подбирает слова, – хороший стих. Правда. Мне нравится. Очень… складный и… красивый.

– Что не так?

– Да знаешь… Как-то неудобно мне начинать… то есть возобновлять знакомство с сообщения, что она у меня была не одна.

– А это не так?

– Так, но…

– Лучше приврать?

Вася озадаченно хмыкнул, глядя на листок бумаги.

– Ну, вообще-то все сказано верно. Даже на удивление. Так и было, да. Только вот насчет жижи сырой… это откуда? Мы ведь на борту все это время были.

Я вздохнул.

– Образ такой. Поэтический. – Ну не признаваться же, что это просто рифма так легла и остальное продиктовала? Да и вообще, чай, не бытописательство с меня требовали.

– Да-да, конечно. Я понимаю. – Софронов по-прежнему не сводил задумчивого взгляда с четырех аккуратненьких строф.

Усмехаюсь.

– А ты точно уверен, что она красивая?

– Да. А что?

– Тогда ей скорее всего не понравится.

– Почему это? – Вася наконец опустил руку с листком и посмотрел на меня. Снизу вверх.

– Красавицам, как правило, вообще не нравятся стихи. Их ими перекормили.

С этим я его и оставил.

Почти половину дня Магану проспал, кутаясь в одеяло в своем «гнездышке». Смутно запомнилось, как рано-рано его разбудил А-723, просунув узкую голову сквозь листья, он предупреждал, что никому нельзя рассказывать про их ночной поход, а потом оставил пищевую шкатулочку и ушел. Магану положил горячий брусок на пол, рядом с горшками и уснул. Потом его снова разбудили, на этот раз Энмеркар, который сказал, что уже устал ждать, пока Магану проснется, и что хочет сообщить ему кое-что интересное. Чтобы не обидеть друга, мальчик через силу пробурчал, что с удовольствием послушает рассказ, только если можно, лежа и с закрытыми глазами, нет, он не спит, просто так слушается намного лучше, потому что, когда глаза закрыты, то… тогда крепче…

Энмеркар что-то говорил ему над ухом, про волшебное место, которое переносит в Дальний Дом и обратно… а дальше приснилось, что он оказался среди высоченных квадратов, испещренных дырками, над головой было синее, в белую крапинку небо, вдалеке краснели зубастые стены и высокие деревья, но не на ярусах, а прямо на земле. И вокруг было много-много тюремщиков, они скалились и гонялись за Магану, обещая разрезать на маленькие кусочки и изучить. Тут из-за угла показался Энмеркар и поманил рукой. Он кинулся к другу, но за два шага до цели отовсюду вспыхнули голубые лучи и Магану понял, что его просветили изнутри и изучили.

– Ну вот, я же говорил, что это не больно, – сообщил Энмеркар. – Теперь ты тоже землянин!

А потом Магану проснулся. Голова была ужасно тяжелая и веки все время слипались. Конечно, друг уже давно ушел, а пищевая шкатулочка совсем остыла. Мальчик без удовольствия кое-как запихал в себя холодную серую кашицу, после чего вылез наконец из зарослей и отправился в коридор, последить за тюремщиками.

Пройдя к жилой части, он увидел удаляющегося А723. С того конца навстречу ему выскочил Бледная Вонючка. Узкий проговорил что-то тюремщику, а тот, усмехнувшись, с размаху ударил «рубо» по голове. Магану сжался от страха. Землянин заметил его, нервно дернул левым глазом и зашагал к нему по коридору.

Мальчик бросился наутек, в оранжерею, в кусты, затаиться, слушать… Почему Бледная Вонючка бил Узкого? Даже рабов не бьют просто так. Неужели… им все стало известно?

Вечером того же дня, как я отдал стишок Софронову, нас собрал Тези Ябубу.

– Через трое суток мы выйдем к точке связи, – сообщил он, когда мы наконец дождались русского и тот уселся за общий стол. – По плану произойдет обмен капсул во флуктуационном узле. В связи с этим у меня две просьбы.

Оглядев нас, словно строй перед битвой, Тези Ябубу вздохнул и продолжил:

– Первая. Те, кто желает передать личные сообщения, отправьте тексты мне по сети до двадцати ноль-ноль завтра. Вторая. Как исполняющий обязанности капитана я должен отослать в ЦУП промежуточный отчет о контакте с сангнхитами. Как мы все понимаем, учитывая специфику минувших событий, задача требует крайне взвешенного подхода. От нашей официальной, – индеец понизил тон на последнем слове, – позиции могут зависеть судьбы не только каждого из нас, но и земляно-аганских отношений в целом. Мною были составлены два варианта отчета. Прошу вас ознакомиться и высказать свое мнение. Было бы желательно по возвращении на Землю всем держаться одной линии, которую, я надеюсь, мы сегодня согласуем.

Он еще что-то добавил в том же мрачно-пафосном духе, а затем собственноручно раздал каждому по два комплекта распечаток. Надо же какая секретность! Будто нельзя было скинуть их по сети, чтобы мы пришли уже готовые. Меня особенно умилило, что тексты даже выведены были на разноцветной бумаге: «вариант один» на желтенькой, а «вариант два» – на малиновой.

– Различие начинается с восьмой страницы, – сообщил Тези Ябубу, дабы сэкономить нам время.

Что поделать, пришлось читать. Последующие минут сорок в кают-компании тишина нарушалась лишь шелестом страниц да вздохами Софронова. Читать стал даже индеец, видно, чтобы занять себя на это время или взвесить все еще раз.

На первых страницах довольно подробно излагались наши происшествия по пути на Аган и собственно посадка. Очевидно, основой для этой части послужили еще записи Мусы. Впрочем, существенно подкорректированные. Например, памятный скандал с утерей данных превратился в нейтральное упоминание о произошедшем сбое, из-за которого пострадала информационная база. Но о роли Софронова не было ни слова. Мне, кстати, до сих пор непонятно, как русскому удалось уничтожить без следа не только текст, но и все резервные копии, даже автоматические?

Сам Вася в своем неофитском порыве однозначно приписал это проискам анаким. Что уже, на мой взгляд, явный перебор. Вчера вот у меня от псевдорастительной пищи живот пучило – тоже, что ли, бесы виноваты? Или им заняться больше нечем?

В общем, аккурат после посадки началось расхождение в отчетах. И чем дальше, тем пуще.

По «варианту один» выходило, что капитан аль-Ас вопреки земным инструкциям назначил переговорщиком ксенолингвиста Софронова, а прочие члены экипажа приняли участие в культурной программе встречи, – на этом месте я не сдержал усмешки, – затем на переговорах возник конфликт, обусловленный изначальным взаимонепониманием. В это время погиб, упав с крыши, капитан аль-Ас, остальных членов экипажа, в том числе и переговорщика, арестовали. Ну а дальше «Аркс», согласно программе, выпустил «искателей», которые напали на город сангнхитов и были уничтожены. Желая устрашить переговорщика, сангнхиты угрожали ему ритуальной расправой, однако не привели ее в исполнение, но отпустили землян. Психолог Бонго остался по своей воле, чтобы продолжать исследования. Жители Агана, в свою очередь, попросили забрать двух подростков, детей высших чиновников.

Вот такая выходила петрушка.

«Вариант два» был куда более радикальным. С самого начала постулировалось влияние анаким – в предыдущем варианте о них упоминалось лишь в контексте информации, полученной от сангнхитов. Сангнхиты ожидали, что мы поможем им свергнуть тиранию анаким, однако почти все члены экипажа, кроме Софронова, оказались марионетками этих злых духовных существ, ну и так далее, в том же духе. Муса был убит, спасла нас благодать Божия, Бонго остался на Агане, так как стал одержимым, а двух подростков мы забрали, потому что иначе бы их принесли в жертву анаким.

Поскольку второй вариант я проглядывал по диагонали, то закончил читать раньше всех. Посмотрел на лица коллег. Все они держали в руках малиновые листочки. Вася читал с неподдельным вниманием, буквально впиваясь в каждую строчку, даже вздыхать перестал. Тези Ябубу хмурился, скорее смущенно, чем раздраженно, и машинально кусал губу. А на лице Суня никаких особых чувств прочесть не удалось. Универсальная внимательно-вежливая маска. Интересно, как он будет обсуждать текст? Опять отмолчится?

Софронов глубоко вздохнул и отложил листки на столешницу.

– Разумеется, второй вариант! – заговорил он, не посмотрев даже, дочитали ли остальные. – Тут и обсуждать нечего!

– Видишь ли, Вася, – осторожно заговорил Тези Ябубу, поднимая взгляд от строчек. – Вне контекста нашего опыта второй вариант выглядит достаточно специфично. Подумай сам, как его воспримут в ЦУПе.

– Да нас просто будут ждать санитары у трапа! – вставил я свое веское слово.

– Спасибо, Клаус. Это, конечно, крайний вариант, однако, согласись, у людей на Земле могут возникнуть неадекватные интерпретации второго варианта отчета.

Русский удивленно хлопал ресницами, переводя взгляд с меня на Тези Ябубу и обратно. Сунь молчал.

– Да вы что, ребята? – спросил Вася и постучал пальцем по желтеньким листочкам. – Это же ложь.

– Где именно? И в чем? – Выдержке Тези Ябубу можно было только позавидовать. С таким терпением объяснять очевидные вещи! Меня бы на это не хватило.

Софронов хмыкнул, подбирая со стола листки.

– Полуправда – та же ложь. Не делай вид, будто не понимаешь этого. Конечно, утверждение, что «Муса погиб, упав с крыши», формально не является ложным, однако оно весьма отличается от «Муса был убит, будучи сброшен с крыши». Неужто здесь никто, кроме меня, не видит разницы? Принципиальной разницы?

– Мы не знаем точно… – заговорил я, но русский меня тут же перебил:

– Это ты-то, Зеберг, не знаешь?

Эх, как же меня подмывало напомнить сейчас этому правдолюбцу про то, что всего пару часов назад он говорил относительно моего стихотворного «варианта два» его чувств к земной операторше. Вот бы фанатичного блеска в глазах сразу поубавилось. Но я сдержался. Все же какое-никакое терпение и у меня найдется.

– Вася, пожалуйста, не заводись, – вступился Тези Ябубу. – Мы сейчас не на суде. Речь идет лишь о промежуточном отчете. По этим строкам начальство будет выносить предварительные выводы. И то, как нас встретят и как будут воспринимать наши последующие слова, зависит от этого. Наш опыт слишком разительно отличается от их опыта. Они заведомо не поймут. Вспомни, как долго мы сами не могли понять и признать, даже находясь там, даже ощущая это в самих себе! А ты требуешь этого от людей, которые просто прочитают несколько строк с экрана или распечатки? Вот когда мы вернемся и сдадим все записи призапов и сканеров, они получат материал, который сможет стать основанием для верной трактовки событий. Сейчас же это невозможно.

Вася сцепил перед собой руки и склонил голову. Пару секунд он молчал, будто и впрямь размышляя над прозвучавшим манифестом здравомыслия. Наконец отреагировал:

– Я все понимаю, твои выводы небезосновательны. Но не могу согласиться с тем априорным убеждением, будто, посеяв ложь, можно потом пожать добрые плоды. Нет, Тези Ябубу. Я против. Вспомни, кого называют «отцом лжи». Я категорически против «варианта один».

Сказал и выпрямился. Ага, ну чего еще можно было ожидать? Мракобес, ретроград и обскурант. Упертый. Классический. Любуйтесь на него.

– А я категорически против «варианта два», – осталось сообщить мне. – Итак, принципиальные позиции зафиксированы. Предлагаю поставить вопрос на голосование.

Тези Ябубу нахмурился.

– Вася, ты озвучил свою окончательную позицию?

– Да.

– Что ж, тогда действительно остается лишь проголосовать.

Ну, понятно, как голосовали мы с Тези Ябубу, а как – Софронов. Все повернулись в сторону китайца.

– Сунь, ты за какой вариант?

И тут он отмочил фокус – молча подвинул вперед малиновые листки. Чем поверг меня в ступор. Тот Сунь, которого я знал до Агана, был вполне здравомыслящим человеком. Да, что-то диковинное, видимо, прячется в его голове за стеной молчания.

Исполняющий обязанности капитана приподнял брови и откинул выбившуюся прядь черных волос за спину.

– Значит, два на два. В таком случае я самостоятельно принимаю решение отправить первый вариант. Всю ответственность за последствия беру на себя. Каждый из вас волен в своем отчете на Земле изложить факты так, как сочтет нужным. Всем спасибо, все свободны.

«Уважаемые правители планеты Земля!

Благодарим за высланную вами делегацию. К сожалению, произошел досадный конфликт. Погиб один землянин и один аганец. Мы приносим глубочайшие извинения. Надеемся, что инцидент исчерпан. В качестве гаранта мира с вашими представителями был совершен обмен заложниками. Два сына из знатных родов направлены к вам. В качестве знака раскаяния мы ограничились лишь одним заложником с вашей стороны. Его здоровью ничего не угрожает. Убедительно просим впредь не направлять к нам делегаций, если мы сами не пригласим.

С уважением,раса сангнхитов, галактика Млечного Пути, звезда Уту, планета Аган».

Это было самое неожиданное из всего блока информации, полученной с Земли. Кроме этого нам заслали кое-какие технические данные для предстоящей через полгода стыковки и приземления «Аркса», Тези Ябубу утвердили в должности капитана, а еще выдали краткую сводку новостей. Чтобы мы от жизни не отстали, так сказать. Против ожидания, новости оказались на редкость пресными. У нас переизбрали канцлера, палестинцы и израильтяне в сотый раз сели за стол переговоров, кубок мира по футболу достался португальцам… И все в том же духе. Невыразительно, непрезентабельно, скучно.

Из личного я получил только записку от матери. Несколько строк. Привет от отца, Кристи и Мартин, и тети Берты. Все меня ждут, поздравляют с приближающимся Рождеством и желают благополучного возвращения. У них все хорошо, только опять умер Барсик, и они клонировали его заново. У Кристи родился второй сын. Назвали…

Тут письмо оборвалось. Я глянул статистику – так и есть. Не уложилась мама в отведенные полсотни знаков. Это на нее похоже. Но и эти формалисты из ЦУПа могли бы исключение сделать. Обалдуи.

Казалось бы, не так важно именно сейчас мне знать, как нарекли моего нового племянника, а все равно неприятный осадок. Кроме этого, пожалуй, больше ничего и не тронуло во всей корреспонденции.

Подумалось, что сангнхиты тоже изложили своеобразную версию событий. Которая оказалась на удивление созвучна нашему «варианту один». Да, на удивление…

Интересно, как там Анна отреагирует на мои стишки?

После той ночи Узкий перестал разговаривать с Магану. Он, как и в первые дни, приходил трижды в сутки, приносил шкатулочку с едой, забирал пустую и молча уходил. Сначала мальчик думал, что он, быть может, сказал или сделал что-то не так, и «рубо» обиделся, потом думал, что А-723 пытается тем самым соблюдать осторожность, на случай, если тюремщики заявятся… Но потом ему надоело гадать и однажды вечером он схватил Узкого за его холодную руку и спросил:

– Эй! Почему ты перестал говорить со мной?

– В этом нет необходимости. – Голос Узкого был, как обычно, равнодушным.

– Но у меня есть! Я хочу узнать больше про землян. Расскажи!

– Мне некогда. У меня много других обязанностей.

– Но раньше у тебя хватало времени!

– А теперь не хватает. Магану, ты просил меня помочь, и я помог. Теперь просто молчи о той ночи и жди. Мы развернули корабль, и тюремщики об этом не знают. Скоро ты будешь дома. Но если хоть кому-то проговоришься – все усилия окажутся напрасными, и на Далеком Доме тебя подвергнут самым жестоким мукам.

– Про муки ты ничего не говорил, – испуганно протянул мальчик.

– А теперь сказал. Все. Мне надо идти.

И «рубо», выхватив руку из ладошки Магану, зашагал к выходу.

Мальчик нахмурился и почесал в затылке, глядя вослед удаляющемуся А-723. Потом сел на пол, рядом с оставленной им пищевой шкатулочкой. «Странный он какой-то. Интересно, что с ним будет, когда мы прибудем на Аган? Я попрошу отца, чтобы Узкого и его друзей сделали свободными. Но их всего трое. Все другие „рубо“ и „завод“, где они рождаются, останутся на Далеком Доме. Получается, Узкий, помогая мне, решился на то, чего боялся я? Хотя, с другой стороны, у нас ведь его не будут изучать».

Однако, поразмыслив еще, Магану понял, что, конечно же, их ученые захотят узнать получше о «рубо». Ведь с этим ни в какое сравнение не идут машины дваров. И, конечно, аганские ученые захотят узнать и о внутреннем строении земных «рубо». Ведь это может быть полезно великому сангнхитскому народу. И пожалуй, сам Магану если бы не улетал с Агана и не оказался здесь, а в Доме Табличек услышал, что каких-либо чужаков стали изучать, то нисколько не возмутился бы этим, приняв как должное.

Теперь он совсем запутался и чувствовал себя очень неуютно. Савершенно неожиданно Магану впервые поставил себя на место ненавистных землян, посмотрел на ситуацию их глазами и даже невольно разделил их логику.

«Нет, когда мы прибудем на Аган, я обязательно упрошу отца, чтобы не исследовали Узкого и его друзей. По крайней мере до их естественной смерти. Мой отец большой человек при царе, его обязательно послушают».

И об этой теме он старался больше не думать.

Срочный вызов. Тревожные гудки из динамиков. Я аккуратно застегнул комбинезон, причесался, брызнул одеколоном и покинул каюту. В коридоре – завывания, та же «музыка» сверлит мозги, прямо-таки понуждает убыстрять шаг. Приходится сдерживать себя. Наверняка какая-нибудь ерунда. Небось дикий пацаненок что-нибудь нагадил. Не верится, что может быть что-то серьезное. Не хочется верить.

В кают-компании все уже сидят, ждут меня. Тези Ябубу напряженный, как тигр перед прыжком. По глазам видно и по застывшим чертам лица. Вася недоуменно хлопает ресницами, ясно – не в курсе. Сунь как всегда невозмутим, по крайней мере на его раскосом лице ничего не прочитаешь. Голографический экран над столом развернут, но пока прозрачен – пуст.

На мое приветствие ответил только русский. Неужто и впрямь что-то серьезное стряслось? В душе начинает просыпаться раздражение. Ну почему мы хотя бы обратно долететь не можем без эксцессов?

Едва я уселся, новоиспеченный капитан принялся чеканить:

– Обойдемся без вступлений. Мы прибыли в звездную систему и в настоящее время находимся на верхней орбите планеты земного типа. Но это не Земля.

Он полез правой рукой под панель, щелкнул кнопкой – и перед нами вверху вспыхнуло зелено-голубое изображение. Разумеется, планета. С одним большим континентом и несколькими крупными архипелагами. Разумеется, не Земля. И не Аган.

– Бортинженер Сунь, я хочу выслушать ваши объяснения.

Сунь молчал, задумчиво глядя на голограмму.

– Бортинженер Сунь, я приказываю вам говорить.

– Да, капитан. – Голос китайца показался незнакомым – настолько я отвык от него за прошедшие месяцы. – Как известно, программа старта, цели и конечного торможения была задана для «Аркса» еще на Земле. В мои обязанности входит проверить и при необходимости корректировать задачу в точке старта с Агана.

– И вы проверили?

– Так точно. Когда мы стартовали, я просмотрел параметры.

– Конечной точкой полета стояла Земля? – Речь Тези Ябубу все более походила на допрос, мы с Васей оставались немыми свидетелями, которые, по-видимому, просто ждут своей очереди.

– Да.

– Вы уверены?

– Я проверял автоматический бортовой журнал. Координаты были установлены на систему Солнца.

– Значит, на Агане сангнхиты не вносили корректив. Следовательно, они были внесены в пути. А поскольку точку первой связи с ЦУПом мы пересекли успешно, логично сделать вывод, что изменения появились после этой даты.

– Не обязательно, – спокойно возразил Сунь. – Параметры могли быть скорректированы заранее с учетом прохождения точки связи, так удобнее всего усыпить наше внимание.

До меня постепенно начала доходить вся дикость ситуации. Нас занесло не пойми куда, а эти двое обсуждают это, словно положения чьей-то диссертации!

– Бортовой журнал должен был отметить дату изменения курса, не так ли?

– Так. Однако изменений не зафиксировано. Я проверял. Судя по всему, сбиты сами навигационные настройки. Компьютер считает, что доставил нас в Солнечную систему. Моих навыков недостаточно, чтобы проследить такой уровень программных изменений.

– Для этого у нас есть программист, – гробовым тоном произнес Тези Ябубу и обернулся ко мне. – Я слушаю вас, Зеберг.

Прежде чем ответить, я откинулся на спинку стула, чтобы хоть как-то снять напряжение. А то еще, не приведи Господь, голос дрогнет, как тогда, у старца в келье…

– Я думаю, это дело рук сангнхитских пацанят.

– Ты считаешь, что перепрограммирование корабельного компьютера сделали два малолетних подростка, которые даже ложкой есть не умеют?

Я развел руками:

– Зачем гадать? Давайте проверим. Навигационные изменения можно внести только с терминала, который находится в рубке. Достаточно просмотреть записи камер-самописцев по этому отсеку. Не обязательно смотреть все. Только фрагменты, в которых зафиксировано появление людей.

– Сколько времени это займет?

– Полчаса максимум.

– Возможно, это не людских рук дело, – тихо проговорил Софронов.

– Позволь мне все-таки сначала проверить мою гипотезу, хорошо?

Он пожал плечами.

– Ты можешь провести эту операцию здесь? – поинтересовался капитан, сбиваясь на «ты».

– Если прикажете, – не удержался я.

– Приказываю.

– Слушаю и повинуюсь.

Я достал из-под столешницы сенсорную панель, активировал, ввел свой пароль. Вместо медленно вращающейся планеты над нами возник шестиугольный экран – ненавязчивое напоминание о тех временах, когда за этим столом не пустовали два кресла. Далее – перейти к самописцу, выбрать необходимый раздел, загрузить параметры – дело трех минут. Все три минуты в кают-компании висело молчание, только Вася однажды тяжело вздохнул.

Наконец пошли записи. Первый фрагмент, естественно, был записью старта с Агана. Я включил двойную скорость. На экране маленький Сунь в скафандре на несколько мгновений склонился над панелью терминала. Было видно, что он только проверяет, а не задает параметры. Затем уселся в кресле, застегнулись ремни, и минуты полторы бортинженер просто сидел – хотя, конечно же, всем было ясно, что Сунь переносил при этом сильнейшие стартовые перегрузки, когда мы лежали в «саркофагах».

Потом изображение дрогнуло, перескакивая на следующий фрагмент. В рубку снова вошел Сунь, на этот раз без скафандра. В руках у него был бумажный прямоугольничек, который Сунь аккуратно прикрепил прямо над панелью. Потом, отступив, неловко перекрестился. Только тут до меня дошло, что это иконка. Распечатав на принтере, мы их всюду расклеивали сразу после старта.

А на экране маленький Сунь обратился к панели и снова просмотрел параметры. Но никаких новых данных не вносил, почти и не касался. Затем, еще раз глянув на иконку и почему-то поклонившись ей, ушел.

И опять изображение дернулось. Новый фрагмент. В пустую рубку входит лысый подросток. Сангнхит! Мы вздрогнули, я почти физически ощутил, как напряжение хлестнуло по всем нам. Вася импульсивно подался вперед, а капитан даже привстал.

Тем временем пацаненок, хмуро озираясь, приблизился к пульту, оглянулся на вход и начал стучать по кнопкам, вводя информацию.

Тези Ябубу с шумом вскочил.

– Вася, это какой из них?

– Магану, – механически ответил ошарашенный Софронов.

– Сунь, лови! – Капитан бросил бортинженеру черный прямоугольный брусок с красной окантовкой.

– Тези Ябубу, ты что задумал? – очнулся русский. – Не забывай, это всего лишь ребенок!