Девушка, прядущая судьбу Калинина Наталья

XII

– Голубчик, кажется, я говорил уже, что ко мне в дом ходить не стоит! – недовольно проговорил мужчина, открыв дверь и увидев, кто пожаловал. Но, однако же, впустил гостя в дом. – У соседей могут возникнуть вопросы. Конечно, я могу выдать вас за своего племянника, но, знаете ли, некоторые могут вас и узнать…

– Я не мог дозвониться, – оправдываясь, пробормотал гость и прошел за хозяином в освещенную утренним светом комнату. Там, за столом, он с некоторым удивлением увидел молодую женщину и усмехнулся: – Вы тоже здесь.

Женщина сухо поздоровалась с пришедшим и недовольно поджала губы. Видимо, его визит ее также не обрадовал.

– Да, она тоже здесь. Превратили мой дом в штаб-квартиру, покоя от вас даже ранним утром нет! Не говоря уж о том, что о безопасности вы совершенно не думаете, – недовольно проворчал хозяин и со скрипом придвинул к себе стул. Гостю присесть он не предложил, а женщине кивнул и безжалостно заметил: – Вы свободны, милочка. Я понял, что вы хотели мне сказать. Только, боюсь, сейчас ничем не смогу помочь. Ситуацию лишь из-за ваших капризов я не изменю. И никакой самодеятельности! Ждать в сторонке, ждать! Вы меня поняли? Если я узнаю о каком-нибудь вашем своеволии, – а об этом я узнаю, не беспокойтесь, – сгною. Без всяких сантиментов. А будете умницей – это зачтется.

Мужчина медово улыбнулся вспыхнувшей недовольством девушке и, подождав, пока та выйдет из комнаты, обратился к гостю:

– Ну, и какие новости заставили тебя, милый мой, мчаться в мой дом ни свет ни заря?

Гость опасливо покосился на дверь, за которую вышла девушка, и хозяин, поняв его, громко произнес:

– Милая, ты захлопни за собой дверь! Я потом запру. Да особо там не светись, во дворе!

И почти сразу за этими словами последовал отчетливый звук закрывшейся входной двери.

– Неласковы вы с ней, – позволил себе высказаться гость.

– А будешь с вами ласков, вы вообще на шею усядетесь! Забываетесь, драгоценные мои. Эта вон – артистка – явилась ко мне с претензиями. Видите ли, я с ней несправедливо обхожусь… Распоясалась! Да она по краю лезвия ходит и сама этого, дурочка, не понимает! И не столько ей меня надо бояться, сколько… Ладно, с чем ты пришел? Тоже жаловаться?

– Нет. Сказать, что это опять произошло. Я хотел позвонить и сказать, но ваш мобильный заблокирован.

– Разве? Ну что ж, спасибо что сказал, пополню сегодня счет.

– А… как насчет нее? – Гость был обескуражен тем фактом, что хозяин явно больше заинтересовался новостью о заблокированном телефоне, чем его известием.

– С ней все в порядке?

– Да. Как обычно. По времени – чуть больше четверти часа. А если быть точным, восемнадцать минут и тридцать шесть секунд.

– Дольше. Уже дольше… – Хозяин поднялся из-за стола и в задумчивости походил по комнате. – В опасные игры она играет…

– Боитесь, что однажды она не сможет вернуться?

– Конечно! Как бы случайно не оказалась там запертой! Коридор она почти профессионально сумела открыть. И, конечно, это нехорошо, что он до сих пор открыт… Но если нам приложить к этому руку и закрыть его, последствия могут оказаться непредсказуемыми. Во-первых, для этого нам надо будет какое-то время находиться там: это требует времени и значительных сил, а мы такую роскошь себе позволить не сможем. Во-вторых, вне коридора могут оказаться другие, скажем так, персонажи: из-за поспешности, с которой мы будем запечатывать коридор, можем кое-кого оставить здесь… Это тоже ни к чему. И в-третьих, она обязательно попытается вновь открыть коридор, но сделать это может очень неумело, последствия могут быть чудовищными. Так что пусть пока все идет так, как есть. Но ты, голубчик, уж следи за ней внимательно. Чтобы не случилось чего нехорошего. Для этого ты к ней и приставлен.

– Я стараюсь, – заискивающе улыбнулся гость и, решив, что время «аудиенции» истекло, повернулся к выходу. Но его остановил вопрос:

– Надеюсь, никто, кроме тебя, не видел произошедшего?

– Нет. Правда… девчонку это напугало.

– Стоп! А она там как оказалась? – недоуменно вскинул брови хозяин, и гость виновато, будто был причастен к этому, развел руками:

– Да вот…

– Вот что, милый, ты уж присматривай хорошенько за обеими. Как бы эта девчонка слишком любопытной не оказалась и не сунула нос туда, куда не следует. Она, конечно, может ничего не понять. Да все же не хотелось бы, чтобы из-за нее возникли какие-нибудь мелкие помехи. Но, надеюсь, она окажется умной и нелюбопытной девочкой, потому что иначе… – Хозяин ласково улыбнулся и выразительно провел пальцем по своему горлу. Гость угодливо засмеялся.

Инга, как только вернулась к себе, сразу достала из чемодана карты. После бессонной ночи в доме Алексея Чернова ей очень хотелось спать, но первым делом она решила обратиться к картам. Она только сделает расклад, а думать и анализировать будет потом – когда выспится.

Медленно, с закрытыми глазами тасуя карты, Инга сосредоточилась на воспоминаниях своего сна и фотографии, которую ей показал Алексей. Расклад при таких условиях, конечно, выйдет очень приблизительным, но может дать какую-то зацепку. Зачем ей это надо – ворошить чьи-то чужие тайны, Инга не знала, видимо, поддалась своим охотничьим инстинктам, как пес, нашедший след дичи. Да и то, что она неожиданно вновь почувствовала знаки, вопреки своей уверенности, что уже ничего не может предчувствовать, сыграло немаловажную роль в разжигании охотничьего интереса. А атмосфера дома Алексея Чернова пахла тайнами. И этот запах дразнил ее, как запах добычи – голодного пса.

Ей хотелось с помощью карт проникнуть в недавнее прошлое. Обстоятельства, при которых умерла Кристина, слишком настораживали. Это для непосвященных людей смерть молодой женщины можно было объяснить неведомой болезнью, но у Инги на этот счет было свое мнение.

…Закончив расклад, она убрала карты и вышла во двор. И, сев прямо на пороге своего флигелька, закурила. Карты подтвердили ее догадку: Кристина умерла не своей смертью. Но кому нужна была ее смерть и зачем? На эти вопросы карты не могли дать ответа. Так же, как и не могли открыть убийцу.

«Ну и зачем тебе надо лезть во все это? Тебя об этом никто не просил, – попыталась осадить себя Инга, уже понимая, что с собственным интересом ей не справиться. – Мало тебе прошлого урока? Но тогда ты действовала ради спасения брата. Сейчас уже все случилось и осталось в прошлом. Не пойдешь же ты к Алексею с открытием, что его жене помогли умереть? Вряд ли ему станет легче от такой новости… Инга, не суйся туда, куда тебя не просят!»

Уж не об этом ли предупреждала ее бабушка через сновидения?

Ее брат Вадим, узнай он о том, что она попала в плен собственного интереса, посмеялся бы и дал ей прозвище вроде «следователя по особо важным магическим преступлениям». А может, не стал бы смеяться и разорался, чтобы она больше ни во что не ввязывалась.

…А мага-убийцу она все равно найдет. Интересно, а существуют ли службы, занимающиеся расследованием преступлений магического характера? Что-то вроде «магического интерпола» или «магической полиции». И какие меры наказания существуют для преступников такого рода? Инга усмехнулась и дала себе слово разузнать об этом все, что можно, когда вернется в Москву. Если существуют такие организации, борющиеся с преступниками-магами, она обязательно вступит в одну из них.

Сон как рукой сняло. Инга затушила сигарету и, глянув на наручные часики, решила вместо отдыха прогуляться до магазина, в котором работала Мария.

Машка бодро отоваривала очередь из четырех человек. Очередь сплошь состояла из мужчин, поэтому Мария, отпуская пиво, сигареты и чипсы, кокетничала и шутила. Увидев Ингу, она сделала удивленно-обрадованное выражение лица и кивнула головой, подзывая ее к прилавку.

– Какими судьбами к нам на огонек? – беззаботно спросила Мария, когда очередь рассосалась.

– Да так, проходила мимо и решила заглянуть.

– Что-то, дорогая, пропала ты с горизонта, – с улыбкой попеняла ей Маша. – Вечером мы с девчонками опять на посиделки собираемся, присоединишься?

– Не знаю, Маш, – неопределенно пожала плечами Инга. Возможно, что вечер она проведет с больной Лизой, пока отец девочки не вернется с работы.

– Кавалера себе завела? – по-своему поняла ее ответ Мария и, заулыбавшись, с интересом придвинулась ближе, при этом ее полная грудь уже почти касалась прилавка.

– Да нет, ты не так поняла! Я этот вечер планировала провести с Лизой, дочерью Алексея Чернова. Девочка приболела, с ней некому вчера было остаться ночью…

– О-о, – Мария, не дослушав, сделала «понимающие» глаза и со значением протянула. – А он ведь ничего – Чернов, правда?

И усмехнулась, заметив, что Инга неожиданно смутилась.

– Да нет, Машка, ты все не так поняла! Между прочим, вчера он, прежде чем обратиться с просьбой ко мне, заезжал к тебе, но тебя не было дома…

– Было дело… – Мария задумчиво почесала подбородок. – Я у Аньки гостила.

– Что-то подобное он и сказал. Машка, я к тебе пришла с некоторой просьбой. Ты ведь хорошо знала семью Алексея, дружила с Кристиной. Я бы хотела поговорить с тобой о них.

– Зачем тебе? – настороженно спросила Мария. Просьба Инги ей явно не понравилась.

– Мне как психологу нужна информация. Чтобы помочь Лизе, – отговорилась Инга, стараясь справиться с некоторым стыдом за то, что ей вот так приходится «прикрываться» девочкой.

– Ну ладно, – сдалась Мария, но видно было, что ей неприятна просьба Инги. – Приходи сегодня вечером к нам на девичник, там и побеседуем.

– Нет, Маш. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз, так, чтобы другие не знали, – торопливо проговорила Инга и оглянулась на вошедших в магазин женщину с мальчиком. Женщина с интересом оглядывала прилавки, выбирая, что купить.

– Ладненько. Давай завтра. Я к тебе забегу в обеденный перерыв, хочешь? Где-то в час. Но, между прочим, с Кристей больше дружила Тая. И Аннушка… Они бы смогли рассказать тебе о Кристине и Алексее больше меня.

– Я их потом тоже спрошу, – улыбнулась Инга.

Мальчик громко, на весь магазин, объявил маме, что хочет мороженое, а женщина строго возразила. Между мамой и сыном завязался короткий спор.

– Машка, только девчонкам о моей просьбе – молчок, поняла? Это такой особый психологический тест, – мысленно ужасаясь своим некорректным уловкам, с лучезарной улыбкой попросила Инга. – Это мне надо для работы.

– Ай ли, Дохновская?.. – Мария, однако, не поверила ей, выпрямилась и уперла руки в бока – как барыня-боярыня, выговаривающая дворовому мальчишке за шалость. – Причина твоих расспросов – Алексей, ведь так?

– Думай, что хочешь, – неожиданно для себя решила подыграть подруге Инга.

– Ладно уж, побеседуем о Чернове, раз тебе так хочется…

– Спасибо, – просияла Инга и, уступая место возле прилавка маме с мальчиком, послала Марии на прощание воздушный поцелуй. Уходя, она не слышала, как Машка пробормотала себе под нос недружелюбно: «Столичная „хищница“.» И не увидела, что Мария уже не была такой веселой и жизнерадостной, как до ее прихода.

Молодая женщина ворвалась в квартиру брата, едва тот успел ей открыть.

– Хорошо, что ты дома! – не здороваясь, с раздражением обронила она, и, скинув туфли, бесцеремонно направилась в комнату.

– Э-э, сестренка… – Мужчина растерялся от такой ее «стремительности», но отправился следом. – А если бы тут у меня женщина была, а ты так ворвалась?

– У тебя тут должна быть лишь одна женщина, – резко ответила она и накинулась на опешившего брата с упреками: – Ну и как ты справляешься с заданием? А? Как я понимаю – никак. Никак!!! Неужели так сложно?!

Она обошла его кругом, рассматривая, словно оценивая. Под ее взглядом мужчине стало неловко, и он поежился, как от холода.

– Хороший ты мужик, братец! Красивый! Умный! Сексапильный! А с таким плевым заданием справиться не можешь!

– А кто тебе сказал, что не могу? С чего ты решила, что я не справляюсь? – Ее заявление задело его за живое. Чтобы не чувствовать себя будто на витрине и избежать оценивающих взглядов сестры, он сел в кресло и сложил на голой груди руки.

– Да вот решила! – с сарказмом провозгласила она и, тоже сложив руки на груди, встала напротив брата. – Я знаю, что этой ночью она была не с тобой. Она была с ним! С ним! Понимаешь?

– Да ну? – удивленно присвистнул мужчина и приподнялся в кресле. – Удивительно! А то я уж и правда стал думать… Впрочем, неважно. Откуда ты узнала, что она была с твоей пассией?

– Откуда – не твое дело! Сказали мне! – отрезала молодая женщина и, присев на край кровати, хмуро посмотрела на брата. – Она мне мешает. Как кость поперек горла!

– Может, все не так уж мрачно?

– Нет, мрачно! – Она не хотела слушать никаких уговоров. Вскочив с кровати, нервно заходила по комнате.

– Ну что за день? – воздев руки к потолку, с пафосным отчаянием произнесла девушка, обращаясь не столько к брату, с усмешкой наблюдающему за ней из кресла, сколько к небесам. – С утра ходила к Мастеру – высказывать претензии…

– Да-а? – мужчина заинтересованно заерзал в кресле. – Как ты отважилась на такое?

– Решила, что пора заявить о своем желании участвовать в деле активно, а не пассивно. – Девушка перестала ходить по комнате и присела на кровать. – Мастер, понятное дело, проявил ожидаемую реакцию: пообещал сгноить меня, если сделаю хоть один шаг не по его воле.

– Ну и чего ты к нему поперлась, а? С граблями – против танка. Ведь и правда «сгноит»! Пару раз пальцами пощелкает – и адьё-ёс.

– Мне не нравится, что меня отодвинули в сторону, как хлам!

– Ну понятно, кому понравится… – Теперь уже мужчина, встав, заходил по комнате. – Но в твоем положении и правда лучше немного подождать в стороне.

– В стороне?! – взвилась девушка. – И спокойно наблюдать, как эта отнимет у меня мое?

– Ну, вообще-то это ты сама решила, что – твое… – скептически усмехнулся ее брат.

– Я столько сил вложила, чтобы добиться!!!

– Знаю, знаю, – устало перебил он ее.

– Между прочим, ты вызвался помочь мне.

– Ну, знаешь! Между прочим, я делаю все возможное! А та травка, которую ты мне тогда дала, наверное, была просроченной – на нее не подействовала.

– А без травы будто не можешь… – криво усмехнулась девушка. – Выходишь в тираж, братец, раз бабе мозги запудрить не в состоянии.

Мужчина не ответил, но бросил на сестру красноречивый взгляд, говорящий о том, что она переходит допустимые границы.

– Ладно, я сама справлюсь…

– Что ты задумала? – встрепенулся мужчина. Ему не понравилась усмешка, заигравшая на губах его сестры.

– Ничего! Ничего такого… – скромно потупилась она – невинная овечка, да и только. – К нему я подступиться не могу, потому что Мастер строго за этим следит. Остается она, моя соперница…

– Стоп, родная! Надеюсь, ты не решилась идти на крайние меры? Не забывай, что о твоих новых «подвигах» Мастер рано или поздно узнает, и тогда…

– А мне плевать на него! Плевать! Потому что я устала жить, оглядываясь на него, устала ждать в стороне, наблюдая, как вокруг моего куска уже вьются другие хищницы, устала жить в страхе, что либо Мастер меня сгноит, либо эта соплюха обскачет… Если я буду и дальше отсиживаться в кустах и трястись от страха, так и произойдет! И я не намерена больше жить так, как хочется другим, а не мне! И если на моем пути возникнут препятствия, я буду их устранять – будь это хоть сам Мастер, хоть заезжая прошмандовка, хоть эта соплюшка, над которой так трясется Мастер! А если ты мне не хочешь помочь…

– Помогу, помогу, успокойся, – ласково улыбнулся мужчина сестре. И чтобы у нее отпали все сомнения, добавил: – И предлагаю тебе сейчас сесть и вместе все спокойно обсудить.

XIII

От Марии Инга отправилась не в дом Чернова, а на кладбище. Сидя на лавочке возле могил родных, она пыталась в этой умиротворенной тишине разобраться с некоторыми неожиданными открытиями. Оказывается, у нее есть какие-то остатки Силы, раз она вновь стала чувствовать знаки. Или ее Сила возрождается – медленно, но верно? Но что могло произойти такое, что послужило толчком для ее возрождения? Эти вопросы волновали Ингу больше всего. И даже отступило беспокойство, вызванное тем, что «звоночки» всегда звучали накануне неприятных событий.

Чтобы лучше прислушаться к себе, Инга прикрыла глаза и сосредоточилась на внутренних ощущениях в надежде почувствовать хотя бы крупицы Силы. Карты говорили ей о возрождении. И бабушка во сне просила ее не пренебрегать полученными знаниями, сказав, что и засохшую розу можно возродить, если ее корни остались в земле…

«И если вода, которой ты будешь ее поливать, – любовь…»

Инга не заметила, как задремала, сморенная усталостью после бессонной ночи и полуденным солнцем. А может, просто впала в недолгий транс, в котором ей как наяву послышался бабушкин голос: «Родная, я же говорила тебе, что ты – сильная, справишься с тем, что недавно произошло с тобой. Вот видишь, все получается так, как я и говорила!» Инга бабушку не видела, только слышала, но почувствовала, что старушка улыбается, произнося эти слова. «У тебя доброе бескорыстное сердце. И любящее, Инночка. Сила не навсегда покинула тебя, она возвращается к тебе благодаря твоей доброте, любви и бескорыстию. Ты любишь, Инночка. Любишь, только пока этого не осознаешь. И твоими действиями руководит не столько интерес к загадкам, сколько твое доброе и любящее сердце. Но будь осторожна, милая. Открытия, которые ты можешь сделать, таят в себе большую опасность. Помни, что я просила тебя не идти на поле боя без щита и меча. Думай об осторожности… А сейчас, Инночка, тебе пора – маленькая девочка уже давно тебя ждет…»

Инга очнулась и с недоумением огляделась вокруг. Она уснула и бабушкин голос ей приснился? Инга посмотрела на наручные часики и убедилась, что находится на кладбище всего минут пятнадцать. Значит, если она и задремала, то лишь на какие-то считаные минуты. Но странно, она чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся, как после целой ночи отдыха.

– Спасибо, бабушка. – Инга улыбнулась фотографии на памятнике и поднялась. Мысленно поблагодарила и родителей и направилась к выходу.

Едва Инга вошла в дом Чернова, как встретившая ее Нина Павловна обрадованно воскликнула:

– Ох, Инга, как хорошо, что вы пришли! Лизочка неплохо себя чувствует, но все же Алексей Юрьевич наказал, чтобы она весь день провела в кровати. Лизавета, конечно, сильно воспротивилась постельному режиму, и я целое утро с ней воюю, слежу за тем, чтобы она не ослушалась и не убежала во двор играть. Сами понимаете, каково удержать подвижного ребенка целый день в постели! Я ни одного дела своего еще не сделала, только с Лизаветой сижу. Сейчас вот спустилась ей бульону погреть, да опасаюсь, не удрала ли она уже куда?

– Не беспокойтесь, Нина Павловна, можете сдать «вахту» мне и заниматься спокойно своими делами. – Инга улыбнулась рассыпавшейся в благодарностях домработнице и, взяв чашку с горячим бульоном, поднялась в комнату Лизы.

Девочка сидела в постели, своим надутым видом протестуя против постельного режима, но, увидев Ингу, заулыбалась. Правда, заметив чашку в руках девушки, тут же начала «торговаться», протягивая девушке книгу и жестами показывая, что согласится выпить «гадость» лишь в обмен на чтение.

– Лизка, ну ты и артистка! Шантажистка! И кто тебя этому научил? – вздохнула Инга, но согласилась почитать вслух, если Лиза послушно выпьет бульон.

Девочку удалось уговорить соблюдать в этот день постельный режим, соблазнив игрой в модельера. У Лизиных кукол было мало одежды, в основном это были платья, которые продавались вместе с куклами. И когда Инга предложила сшить много новых нарядов для двух Барби, Лиза от радости захлопала в ладоши. У Нины Павловны попросили иголки, нитки и ткани. И та, обрадованная тем, что ей развязали руки для домашних дел, сложив с нее полномочия няни, принесла целый ворох разноцветных тряпочек. Работа закипела… Инга исполняла роль и кукольного модельера, и швеи, а Лиза, играя за двух кукол, изображала то капризных клиенток, придирчиво выбирающих наряды, то моделей на подиуме, демонстрирующих новые платья.

Инга и сама увлеклась игрой. В детстве она очень любила шить и мастерила куклам довольно красивые наряды. И сейчас получала не меньше удовольствия от шитья, чем Лиза – от каждой кукольной обновки.

За шитьем и примерками время пролетело незаметно. Пару раз сделали перерыв: когда Нина Павловна принесла лекарство для Лизы, а потом – ужин для них обеих. И когда в комнату постучали в третий раз, Инга снова решила, что это домработница. Но на этот раз в детскую вошел Алексей.

– Добрый вечер! – поздоровался он с обеими «дамами». Лиза обрадованно кивнула, а Инга, отрывая зубами нитку, прошепелявила:

– Ждравштвуйте!

И, рассмеявшись, отложила шитье и поправилась:

– Добрый вечер, Алексей!

– Вижу, работа у вас тут кипит! – Он цепким взглядом оценил обстановку и поинтересовался: – Как себя чувствует моя принцесса?

Лиза показала большой палец, а Инга пояснила:

– Соблюдала постельный режим, принимала лекарства и была послушной!

– Удивительно, – недоверчиво приподнял брови Алексей и оглянулся на стук в дверь. Это Нина Павловна принесла чай с малиной для Лизы и лекарство.

– Елизавета, как выпьешь чай, чистить зубы – и спать. Уже пол-одиннадцатого.

– Сколько?! – удивленно ахнула Инга. Увлеченная шитьем, она ни разу не посмотрела на свои наручные часы.

– Пол-одиннадцатого, – усмехнулся Алексей и предложил: – Оставайтесь ночевать уж здесь, Инга.

– Нет-нет, – заторопилась она, и Лиза недовольно нахмурила лоб. – Лиза, тебе и в самом деле пора ложиться спать. Папочка с тобой немного посидит… Правда, Алексей? А с тобой мы увидимся завтра, обещаю.

Инга попрощалась с девочкой и «сдала вахту» ее отцу. Когда она вышла из комнаты, Алексей выскочил за ней следом:

– Инга, вы не хотите остаться на ужин? Я вас потом отвезу.

– Нина Павловна уже накормила нас великолепным ужином, – улыбнулась она, но про себя подумала, что, пожалуй, задержалась бы здесь немного по просьбе Алексея. Дом манил загадками, как сыр – мышь.

– А как насчет чая? – Ему, видимо, не хотелось так быстро отпускать ее. Он улыбнулся, и его улыбка и просящее выражение в зеленых глазах сделали его лицо удивительно привлекательным.

– Идите укладывайте Лизу спать, – сказала Инга и усмехнулась, догадываясь, что Чернов сейчас выскажет претензии к тому, что она в очередной раз указывает ему, что следует делать. – Я подожду вас. Либо в столовой, либо, если бы вы позволили, в библиотеке.

– Можете в библиотеке, – обрадовавшись, великодушно разрешил Алексей и, уже повернувшись, чтобы вернуться в комнату дочери, оглянулся и с некоторым удивлением произнес: – Инга, вам не кажется странным, что мы до сих пор обращаемся друг к другу на «вы»?

– Да как-то не задумывалась об этом… Врожденная вежливость.

Инга вошла в библиотеку с благоговейным замиранием в душе, словно вошла в храм. Почти на цыпочках, словно боясь растревожить священных книжных духов, она прошлась вдоль книжных шкафов, легонько касаясь пальцами разноцветных корешков. Сколько же здесь книг… Была бы ее воля, она бы поселилась здесь на веки вечные и вместо пищи и воды «глотала» бы одну за другой книги. Может, попроситься к Алексею в «служительницы» этого книжного храма? Сметать перьевой щеткой невидимую пыль с переплетов, а вместо оплаты за труд получить право читать?

Наряду с книгами современных авторов Инга увидела и книги классиков в прижизненных изданиях. Поистине клад. Забывшись, она по очереди снимала книги с полок, со священной осторожностью перелистывала страницы и так же аккуратно возвращала книги на место. Может, правда стоило принять предложение Чернова провести и эту ночь в его доме? Только вместо гостевой комнаты остаться до утра здесь, среди книг, среди этой странной мебели, в этом приглушенном свете настольной лампы. Отчасти Инга понимала Лизу, почему та периодически убегает в библиотеку и скрывается здесь ото всех. Скрывается… Где Лизка может здесь прятаться? Спрашивая у хозяина дома разрешения подождать его в библиотеке, Инга преследовала и другую цель – попробовать раскрыть Елизаветину тайну.

Спохватившись, она торопливо поставила книгу, которую держала в руках, обратно на полку и, задумчиво похлопывая указательным пальцем по губам, огляделась. Так, здесь должны быть зрачки камер видеонаблюдения… Инга еле сдержала озорное желание помахать охранникам ручкой. Не стоит этого делать. Лучше вообще оглядываться незаметно, чтобы не вызвать потом лишних вопросов у службы безопасности. И все же странно, что охранники не видят, где прячется девочка. В поле зрения видеокамеры должно попадать все небольшое помещение библиотеки. И уж кто-нибудь из охранников точно бы заметил, как маленькая девочка лезет прятаться, например, под стол или забивается куда-нибудь между шкафами. А что, с Лизкиной худенькой комплекцией вполне можно уместиться между вон теми двумя стеллажами… Инга подошла к облюбованным стеллажам и в порядке эксперимента попыталась влезть в нишу между ними. Нет, хоть она и довольно стройная, это задание – не для нее. Охранники, если видят ее сейчас, наверняка веселятся от души. Инга не сдержала улыбки и, обойдя громоздкий стол, присела на стул. Взяв из сложенной на столе стопки бумаги для записей один листок и карандаш, она, размышляя, принялась чертить различные черточки и геометрические фигуры.

Что ее привлекает здесь? Какая-то тайна. Тайна, связанная со смертью молодой хозяйки дома. А в том, что практически здоровой Кристине «помогли» умереть от какой-то не определенной врачами болезни, Инга почти не сомневалась. Она почувствовала следы черных дел, когда находилась в комнате Кристины. И были в ее недавней практике гадалки случаи, когда в срочном порядке приходилось снимать с человека порчу на смерть, сделанную недоброжелателями. Врачи руками разводят: по всем результатам обследований человек здоров, но однако же… Недоброжелателей у Кристины могло бы и не быть, а вот у ее влиятельного и успешного мужа-бизнесмена – вполне. Кому-то могло прийти в голову отомстить Чернову подобным образом… Инга, размышляя, почти весь листочек исчеркала загогулинами и цветочками.

Еще ей хотелось узнать, куда периодически пропадает Лизавета. И пусть Алексей уже почти привык к исчезновениям дочери, Инге этот секрет не давал покоя. Конечно, в то, что девочка делается невидимой или растворяется в пространстве, Инга не верила. Лизины исчезновения беспокоили ее с точки зрения безопасности: вдруг в этой библиотеке за каким-нибудь шкафом и в самом деле имеется тайная дверь и Лиза разгуливает по ночам в подвале или вообще на улице.

Инга бросила исчерканный листок в корзину для бумаг и поднялась из-за стола. Неужели она и в самом деле так привязалась к девочке, что испытывает чуть ли не материнское беспокойство из-за ее странных «прогулок»? Невероятно! Брат бы сказал, что ей уже давно пора завести собственных детей… Инга вздохнула и неторопливо сделала круг по библиотеке. Вспомнив, что скоро сюда придет Чернов, она остановилась перед зеркалом, чтобы поправить прическу, и… сдавленно вскрикнула от испуга и зажмурилась. Из зеркала на нее смотрела не она, а… ее дядя. Дядя, умерший два с половиной месяца назад!

– Божечки… – Инга открыла глаза и с опаской посмотрела в зеркало. Но на этот раз она уже увидела себя – с испуганным выражением лица, приоткрытым ртом и круглыми глазами.

Словно желая убедиться в том, что дядино отражение ей всего лишь померещилось, девушка тронула зеркальную поверхность рукой. Ее собственное отражение протянуло навстречу ладонь с растопыренными пальцами, в точности повторяя ее действия.

– С ума сойти можно… – Девушка перевела дух и, приложив руку к груди, где учащенно билось сердце, быстро оглянулась на звук открывающейся двери.

– Извините, Инга, что заставил вас… Простите, может, все же на «ты»? – Алексей смешно наморщил лоб.

Инга, все еще не пришедшая в себя после «видения», вместо ответа кивнула.

– В общем, извини за то, что я заставил тебя так долго ждать: Лизка никак не хотела засыпать. Требовала, чтобы я почитал ей на ночь.

Руки Алексея были заняты подносом, на котором стоял чайник, сахарница и две чашки. Он составил чашки на стол.

– Не возражаешь против чая?

Инга все так же молча покачала головой и, украдкой оглянувшись, покосилась на зеркало, почти ожидая увидеть в нем не себя, а дядю. «Показалось…» – с облегчением мысленно выдохнула она, увидев собственное отражение.

– Алексей, давайте я вам помогу, – спохватившись, предложила она.

– Да что тут помогать? – удивился он и почти с обидой произнес: – Инга, мы, кажется, договорились обращаться друг к другу на «ты».

– Извини. Забылась.

– Бывает, – пожал он плечами и разлил по чашкам заваренный в чайнике чай. – Нина Павловна очень хотела накормить меня ужином, но я отказался. Нет аппетита. Я отпустил ее домой, но она, прежде чем уйти, заварила для нас чай.

– Спасибо, – Инга с благодарностью приняла одну из чашек и с осторожностью сделала небольшой глоток.

– Елизавета, кажется, уснула. Она, похоже, уже здорова, только немного покашливает. Пожалуй, завтра можно будет разрешить ей погулять, как вы… ты считаешь?

– Если гулять без мороженого, то можно. Я зайду за ней после обеда.

– Ты очень привязалась к моей дочери. Да и она к тебе. Это немного странно, Инга, потому что Лизавета на пушечный выстрел к себе не подпускает чужих «теть». И хоть она в этом еще мало что понимает, но, видимо, боится, что я приведу в дом чужую женщину – вместо ее матери.

– Я бы не подумала, что ты так уж стремишься найти Кристине замену. – Инга постаралась улыбкой сгладить свое замечание, которое могло показаться Алексею нетактичным. – Работа, работа, работа…

– И еще раз работа, – усмехнулся он и долил в свою чашку чая.

– Как, кстати, решился вопрос с вчерашним несчастным случаем?

– Как-как… – вздохнул Алексей. – Мужика жаль. Я распорядился выплатить его семье материальную компенсацию, да только человека уже не вернешь. Давай сейчас не будем об этом. Налить тебе еще? – кивнул он в сторону чайника.

Инга покачала головой и поднялась:

– Нет, спасибо. Поздно уже, пойду. – И тихо засмеялась: – Кто-то, помнится, обещал меня проводить.

Алексей отставил свою чашку с недопитым чаем и с готовностью вскочил.

Уходя из библиотеки, Инга не удержалась и вновь оглянулась на зеркало. Дяди там не было. Но и своего отражения девушка не увидела: зеркальную поверхность будто подернула молочная дымка. Подивившись про себя, Инга дала себе слово подумать потом и над этим загадочным явлением.

…Они неторопливо шли по плохо освещенной тусклыми фонарями улице. Ветер доносил с набережной обрывки смеха, музыки, выкрики подгулявших курортников, а черное, усыпанное крупными звездами небо прорезали цветные лучи огней прибрежных дискотек. Город гостеприимно распахнул свои объятия для отдыхающих.

– Инга, расскажи о себе. Что-нибудь, все, что хочешь…

Просьба Алексея не удивила, наоборот, была ожидаемой. И все же ответить на вопрос с такими широкими рамками – «что-нибудь… все, что хочешь» – оказалось не так просто.

– Что именно? Например? – спросила Инга без тени кокетства – почти по-деловому, чтобы сузить рамки слишком неопределенных вопросов. В это «что-нибудь» можно уложить целую биографию, можно ограничиться смешным детсадовским случаем, а можно интимно поведать обо всех или некоторых любовниках…

– Ну… Например, расскажи о своей работе…

– Я сейчас на каникулах… – тихо рассмеялась она, и ее грудной смех вызвал у него волну мурашек по коже. Ветер затеял флирт, с каждым дуновением подбрасывая, как приманку, еле уловимый запах духов Инги. Алексей, шедший рядом с девушкой, непроизвольно сократил расстояние между ними – настолько, что его рука иногда случайно касалась ее руки, и тогда в руку его в местах соприкосновений вонзались миллионы, миллиарды наэлектризованных иголочек – не больно, но сладко и мучительно. Так же сладко-мучительно, как желание быть с этой девушкой, удивляющее своей остротой и разрывающее запретностью.

Он шел с ней рядом, но словно находился далеко, на другой планете, ничего не слыша из того, что она ему рассказывала. Он просто слушал ее голос, наслаждаясь его звучанием. Бросая на девушку короткие взгляды, он украдкой любовался ее точеным профилем – в свете фонарей, на фоне черного, сливающегося с темнотой неба, Инга казалась ему особо красивой. Рассказывая, она иногда поправляла выбившуюся из завязанных в «хвост» волос прядь, и Алексей каждый раз, когда Инга машинально касалась своего лица, боролся с желанием самому убрать с него непослушную прядку.

– …А ты как думаешь? – Инга неожиданно развернулась к Алексею, и он, застигнутый врасплох ее вопросом, в растерянности приостановился, не зная, что ответить и стесняясь переспросить.

Она тоже остановилась, удивленная взглядом Алексея, сосредоточенным на ней. Если бы взгляд этот можно было разбить через призму, он разделился бы на цветные спектры-чувства, более различимые и понятные, но настораживающие и пугающие своей доходчивостью. Взгляд-коктейль, смесь восхищения, нежности и теплоты. Может быть, немного решимости, растворенной в противоречивых колебаниях. Немного счастья и радости, утонувших в недоумении и растерянности. И чуть-чуть ликования от возможности украдкой любоваться, размешанного в осознании запретности и недоступности.

– Почему ты так на меня смотришь? – растерялась она от его взгляда и неожиданно, как девчонка, покраснела.

– Так… – пожал он плечами и смущенно улыбнулся. – Ты очень красивая…

Почему-то боясь встретиться с Алексеем взглядом, Инга опустила глаза. Мысли ее рассыпались и раскатились горохом. На мгновение показалось, что она уже знает, что сейчас скажет Алексей, но эта мысль была настолько робкой, что уже через мгновение затерялась в миллионе других мыслей-горошин, а вернее, в пустоте, оставшейся в голове, когда мысли раздробились даже не на горошины, не на молекулы, а на атомы.

– Прости… – извинилась она, не найдя никакого другого выхода из затянувшейся, вводящей в неловкость паузы. И машинально подняла руку, чтобы убрать с лица волосы. Но Алексей, опередив ее, сам убрал с ее лба непослушную прядку.

– Прости… это ты меня прости… – поддавшись искушению, он с нежностью коснулся ее щеки. Его пальцы робко, еле касаясь, скользнули по ее щеке, но, не встретив отпора, уже чуть смелее и увереннее обрисовали тонкую линию подбородка, вновь вернулись к щеке, на мгновение, словно прислушиваясь к своим ощущениям, замерли на скуле. Инга, полностью отдавшись этим легким прикосновениям, прикрыла глаза и тут же почувствовала, как к другой скуле с той же робостью прикоснулись пальцы его другой руки. Отдав дьяволу и душу, и разум, и волю за эти неторопливые изучающие прикосновения, Инга умирала и вновь возрождалась. Пальцы Алексея, как пальцы слепого, медленно и внимательно скользили по ее лицу, изучая, читая, запоминая его. Они ласкали, гладили, баюкали ее кожу, они трепетали от любви, прикасаясь к ее закрытым глазам и дугам бровей, они желали и целовали ее приоткрытые чувственные губы, они восхищались четкой линией ее подбородка и, изменяя ей, вновь и вновь возвращались к желанным губам. «Как же ты мне нравишься…» – Он не произнес эти слова вслух, но кончики его пальцев кричали об этом. «Ты мне тоже…» – ответила она мысленно, утыкаясь носом в его ладонь и замирая. «Я знаю…» – ответили его пальцы, скользнувшие по ее шее. «Знаю…» – повторили его губы, накрывающие ее губы, приоткрытые навстречу ему.

Она целовала его с робостью и неумелостью девственницы. Для нее этот поцелуй и был первым – первым в ее новой жизни. Она успела забыть вкус мужских губ и сейчас с радостью и удивлением заново открывала для себя волнение, которое могут вызывать поцелуи, наполненные нежностью, утонувшей в еле сдерживаемой страсти. Она целовала его и поцелуем говорила все то, что не смогла бы сказать словами. «Ты мне нравишься, ты мне нужен. Я… влюблена в тебя».

…Оставшуюся часть дороги до ее дома они шли молча, переглядываясь и смущенно улыбаясь друг другу, как школьники, стесняясь даже случайно соприкоснуться голыми локтями. И попрощались торопливо, скомканно, неловко, но понимая, что теперь их старые – «деловые» – отношения сломаны во имя рождения новых.

Подойдя к своему флигельку, Инга заметила белеющий в темноте лист бумаги, воткнутый в щель между дверью и косяком. Она торопливо открыла дверь и, включив свет, развернула сложенный вчетверо лист. «Приезжал, как договаривались. Увы, не застал… Огорчен, скучаю, надеюсь на новую встречу. Целую, Макс. PS: если Королева будет милостива, зайду за ней (тобой) завтра в 22.00».

– Ч-черт… – Инга с запиской в руках села на кровать и нахмурилась. Неудобно как получилось. Она совершенно забыла о том, что вчера сама назначила Максу свидание и согласилась ехать с ним на маяк. Это было всего сутки назад, но за это время столько всего произошло, что она напрочь забыла о своем обещании.