Контрабандист Тырин Михаил

– Думаю, что… э-э… – академик растерялся.

– Не отвечайте. Наши усилия всегда окупаются радостью жизни и движения. L’objectif n’est pas important c’est le chemin parcouru qui compte{Цель ничто, движение – все! <I}(фр.)>. Если бы я так не думал, то не стал бы тем, кем стал. Советую и вам пользоваться этим простым принципом.

– Непременно, непременно… Не желаете ли пообедать с дороги?

– Вы же сами сказали, что дела прежде всего. Так давайте займемся делом. Мне не терпится узнать, на что потрачены мои деньги.

В этом, отметила Тася, миллиардер был прав. Его деньги, выданные научной группе Ступича, были уже почти полностью потрачены. И если сегодня не удастся его удивить, проект зачахнет, как роза в пустыне.

– Пройдемте в испытательный центр, – предложил академик. – Мы приготовили все, чтобы вы сами увидели…

– Не тратьте попусту слова, академик. Сами же говорите, что я сам все увижу.

Тася немного отстала, чтобы незаметно связаться с испытателями и произнести заветное слово «идут». К ней тут же подскочил кок и, яростно жестикулируя, прошептал:

– Так что, мне подавать или нет?

Тася выразительно посмотрела на него: мол, не вертись под ногами. А затем поспешила за гостем.

В смотровой кабине все блестело неестественной чистотой. Испытатели, одетые по случаю визита в белоснежные изолирующие костюмы, неслышно скользили за бронестеклом, словно исполняли некий тайный ритуал во славу науки.

– Итак, господин Марциони, перед вами святая святых – объект наших исследований.

Гость несколько секунд рассматривал графитовую кювету, установленную в центре испытательной камеры, потом едва заметно пожал плечами.

– Эта сковорода со сметаной – то, о чем вы мне говорили?

– Это не сметана. Это вообще не жидкость, не газ, не порошок. То, что вы видите, – не вещество, а, скорее, состояние вещества. Официального названия у явления нет, но мы приняли рабочее название – геоплазма. Месторождение – одна из малых планет системы Дора-14, и возможно, в конце концов геоплазму переименуют в соответствии с местом открытия…

На самом деле Тася знала, что Ступич мечтает о другом имени для геоплазмы. Он спит и видит, чтобы открытие назвали его фамилией. Впрочем, она его за это не осуждала, поскольку свой грамм честолюбия любому ученому только на пользу.

– Хорошо, показывайте, – Марциони принял расслабленную позу в кресле, ожидая зрелища.

Ступич отошел к пульту, тихо сказал что-то в микрофон. Гость со снисходительным любопытством прислушивался к научной абракадабре, не выказывая нетерпения. Тася скромно сидела в углу и, сжав кулачки, истово молилась за удачу.

В испытательную камеру въехала автоматическая тележка с цилиндрическим аквариумом. За стеклом сидела маленькая испуганная обезьянка и таращила на мир блестящие глазенки. Выросшая на всем искусственном, она выглядела больной и облезлой.

Гость неожиданно рассмеялся.

– Где вы тут раздобыли это существо? Уму непостижимо, на космических базах не выживает никто, кроме людей и тараканов!

– Это клон, – отозвался академик. – Я заказываю их, используя свои связи. Это стоит некоторых средств, но другого выхода нет. Экспериментировать на людях мы пока не можем. А теперь внимание… – Ступич пробежал пальцами по сенсорам и скомандовал: – Разряд!

Обезьяна взвизгнула и заметалась в своей банке. Марциони некоторое время сидел молча с недоумением на лице, потом взглянул на академика.

– Ну и?..

– Прошу внимания на мониторы. В момент, когда животное получило электрический удар, в сосуде с геоплазмой зафиксированы следующие изменения: падение плотности – восемь процентов, снижение электрического сопротивления – полпроцента, повышение температуры – шесть десятых градуса, – Ступич торжествующе взглянул на гостя.

Но гость почему-то не торжествовал.

– М-да… – произнес он со странной интонацией. – Поразительно. Я пролетел полгалактики, чтобы посмотреть, как вы вставляете оголенный провод в задницу мартышке. И вы полгода этим занимаетесь?

Тася заметила, как по лицу академика сбежала струйка пота.

– Но поймите… – запинаясь, проговорил он. – Это и есть тот результат, который мы вам обещали шесть месяцев назад, когда получали грант. Налицо восприимчивость материи к изменениям ментальной энергии…

– Вы обещали несколько другой результат. Вы говорили, что человек сможет управлять машинами с помощью силы мысли – и это без всяких имплантатов, электродов и прочего железного хлама в мозгах. А пока я вижу только замученное животное и бадью со сметаной.

– Да, совершенно верно! – горячо заговорил академик. – Пока только животное. Сейчас я вам покажу вторую фазу эксперимента, вы все поймете.

– Вторую? – Марциони пожал плечами. – Давайте вторую.

– Смотрите! – объявил Ступич, затем что-то сказал в микрофон и жестом пианиста прошелся по клавишам на пульте.

На первый взгляд, ничего нового не произошло. Обезьяна снова вскрикнула, но потом неожиданно быстро успокоилась, легла на бок и заурчала.

– Похоже, вы ее прикончили, академик, – констатировал Марциони. – Поздравляю.

– Вы не поняли? – нервно улыбнулся Ступич. – Ну, естественно, вы не смотрите на приборы. А я объясню. Геоплазма отреагировала на приступ боли у животного, аппаратура зарегистрировала эту реакцию и отключила болевое воздействие. Иными словами, обезьяна дала мысленный приказ выключить разрядник.

Миллиардер несколько секунд осмысливал услышанное.

– Ну… а включить его она может?

– В принципе, может, – академик озадаченно наморщил лоб. – Но зачем?

– Как зачем? В перспективе предполагается, что человек сможет и включать, и выключать, и еще много чего делать. Или я что-то понял не так?

– Нет, все так.

– Но вот в чем штука… Человека всегда придется бить током, чтобы техника слушалась его мыслей?

Несколько секунд Ступич рассеянно моргал, потом до него дошло, что гость шутит.

– Что вы, нет, конечно, нет! Мы же работаем. Мы записываем ментограммы, анализируем их, сепарируем сигналы, затем эмулируем их аппаратными средствами и смотрим, как на них реагирует геоплазма. Образно говоря, мы учим ее язык.

– И сколько слов уже выучили?

– Слов? – Ступич развел руками. – Если переводить на слова, то только одно.

– И какое оно?

– Боюсь, не смогу воспроизвести. Это высокочастотный сигнал, определенным образом модулированный. Могу продемонстрировать, но боюсь, опыт не покажется вам слишком зрелищным.

– Да уж… С обезьяной куда веселей. Давненько я не был в зоопарке. Скажите, это все, что вы хотели мне сегодня показать? – он поднялся с кресла, прошелся, разминая ноги.

– Пока да, – убитым голосом проговорил академик. Тасе вдруг стало его нестерпимо жалко.

– Угу… – Марциони задумался. Ступич стоял перед ним, как подсудимый перед трибуналом.

– Ни за что не поверю, – сказал вдруг миллиардер, – что вы не пробовали эту штуку на человеке.

– Э… – Ступич растерянно заморгал. – Но…

– Что «но»? Есть проблемы?

– Видите ли… видите ли, это слишком неизученный аспект, это еще рано, очень рано! – Академик был похож на воришку, застигнутого врасплох.

– Ну-ну-ну! – рассмеялся Марциони. – Вы меня еще будете пугать. Так что, в чем загвоздка?

Ступич все еще мялся.

– Реакция есть, – тихо проговорил он. – Но непредсказуемая.

– Вот как? – оживился Марциони. – Пожалуйста, дальше.

– Ну… – Ступич изобразил несколько неопределенных жестов. – Все очень бессистемно. Видимо, ментальность человека в разы сложнее, чем у животного…

– Тонкое наблюдение, – гость испустил смешок.

– Да, конечно, это элементарно… Так вот, я продолжаю, на данном этапе невозможно предсказать, как реагирует геоплазма на боль, на страх, на удовольствие. Она даже на простое присутствие человека реагирует всегда по-своему. Потому-то мы и ограждаемся от нее электромагнитными щитами.

– Очень интересно, – заметил Марциони. – Вот это и надо было мне показывать, а не мучение бедной мартышки.

– Но, поверьте…

– И слушать не хочу! Показывайте немедленно! – Марциони направился обратно к креслу, но вдруг остановился. – У меня отличная идея! Я сам хочу побыть подопытным кроликом. Посмотрим, как эта сметана примет меня, а?

Ступич сделал страшные глаза и замахал руками. Но уже через минуту сник. Сегодня парадом командовал не он.

Техникам-ученым не понадобилось много времени, чтобы подготовить испытательную кабину с бронестеклом и пригласить туда дорогого гостя. Марциони встал там, сложив руки на груди и иронично поглядывая по сторонам. Всем своим видом он показывал, что для него происходящее – очередная забавная игра.

Но Тася видела, что ее шеф бледен и растерян. События шли не по его сценарию.

– До отключения поля тридцать секунд, – доложили с пульта.

«Ну-ну», – нарисовалось на лице миллиардера.

На счет «ноль» Ступич до крови прикусил губу. Электромагнитный щит исчез незаметно для глаз, и на первый взгляд ничего не произошло.

Через секунду геоплазма в кювете вдруг начала набухать и менять цвет на серый, а затем – на густо-черный. Пространство вокруг нее поплыло, как знойное марево. Еще мгновение – и кювета затряслась, а затем разлетелась на части. Россыпь осколков ударила и по бронестеклу, заставив Марциони отпрянуть назад.

Академик бросился к нему.

– Вы целы?! – воскликнул он, хватая гостя за руки.

Тот убрал руки и приложил их к лицу. Некоторое время он так и стоял – закрыв лицо и чуть сгорбившись. Потом жалко улыбнулся.

– Что-то такое было… – он неопределенно помахал рукой у виска. – Голова закружилась. Странно…

Ступич отвел Марциони в кресло, сунул ему бокал с напитком.

– Все в порядке, – сказал миллиардер, отстраняя питье. Впрочем, было видно, как он обескуражен. – Мне показалось, что-то заглянуло в меня, – неожиданно признался он.

Академик лишь развел руками. Гость болезненно сморщился и вновь прикрыл лицо ладонью.

Через пару минут Марциони восстановил душевное спокойствие и даже вернул свой веселый настрой.

– Знаете, Арго Маратович, – сказал он наконец. – Я не такой дремучий человек, каким показался вам и вашей прекрасной спутнице…

– Но я… – оторопел Ступич, но гость его перебил.

– Не нужно оправдываться. Я ведь вижу: вы разговариваете со мной на языке научно-популярного издания. Так вот, я не такой дикарь, каким выгляжу. И прошу извинить мой сарказм – это всего лишь неистребимая привычка все подвергать сомнению. В общем, я считаю, нам есть что обсудить. Что вы там говорили насчет обеда?

– Да, конечно, все накрыто, – выпалил окрыленный Ступич.

– С одним условием. Я очень щепетилен относительно напитков.

– Но у нас…

– Меня не интересует, что у вас. Пить будем то, что у меня. Свое вино я всегда вожу с собой.

– Не возражаете, если на наших переговорах будет присутствовать еще один человек? – спросил Ступич по дороге в столовую.

– Вы о своей прекрасной помощнице?

– Собственно, я имел в виду другого человека.

– Жаль, я думал, она разделит с нами радость хорошей трапезы.

– Она, конечно, разделит, но я хотел бы познакомить вас еще кое с кем, – словно извиняясь, проговорил академик.

– Знакомьте, – просто ответил Марциони.

Человек уже ждал в столовой. Он поднялся навстречу вошедшим, демонстрируя военную прямоту спины и командирское лицо.

– Генерал Бетховен, – представил его Ступич. – Наш верный союзник и, как я планирую, командующий нашей будущей маленькой армии.

– Бетховен? – усмехнулся миллиардер. – Хорошая фамилия для военного. А для чего вам армия, господин ученый?

– Это небольшая армия, и, думаю, без нее не обойтись. Верные и дисциплинированные люди нужны в любом большом деле.

– В моем подчинении сейчас около четырехсот человек, – сообщил Бетховен.

– Четыреста верных людей – это, конечно, хорошо, – пожал плечами Марциони. – Но их нужно чем-то кормить и им нужно платить. И возлагается эта обязанность, естественно, на меня. Вот я и хочу знать, зачем.

– Хочу пояснить, что я действующий генерал федеральной армии. Мое подразделение находится на довольствии и денежном содержании правительства. Хотя и меньшем содержании, чем было во время боевых действий. Мои люди – наемники, и, хотя они имеют статус военнослужащих, в мирный период нам разрешена некоторая самостоятельность и хозяйственная деятельность.

– То есть вы бесплатная армия? – уточнил Марциони.

– Пока – да. Почти… Мы надеемся получить свое, когда… Когда заслужим.

– Ну, ясно, господин генерал. Остались не у дел после Войны колоний, подсуетились, обеспечили людей каким-никаким занятием, верно я угадал?

– Так точно, – сдержанно ответил генерал.

– Понимаю вас… Я знавал немало военных чинов, которые вовремя подсуетились. Именно так, например, возник Особый дивизион – загадочная организация, которая может все, но не отвечает ни за что.

Генерал поджал губы – видимо, гость задел за нечто живое.

– Хорошо, генерал, о вас поговорим позже. Думаю, пора за стол.

Тася знала: академик умышленно устроил достаточно скромный обед. Гость не должен подумать, что ученые тут шикуют на его деньги.

– Итак, Арго Маратович, поговорим откровенно, – предложил Марциони, чуть надкусив плитку прессованного мяса. – Сегодня вы показали мне, на что ушел мой… нет, ваш грант. Не скажу, что сильно впечатлен, ну да ладно, это всего лишь грант. Теперь вы ведете речь о поэтапном финансировании. Что это за этапы, о каких суммах идет речь, какой результат вы ожидаете в обозримом будущем – рассказывайте все по порядку.

– Конечно, – Ступич отложил вилку. – Первый этап – системный анализ восприимчивости. Я хочу знать, какие именно воздействия меняют свойства геоплазмы как в количественном, так и в качественном выражении. По моим расчетам, через три месяца мы сможем вызывать множественное предсказуемое изменение параметров. Я достаточно понятно объясняю?

– Пока – да. Вы хотите знать, сколько вольт подать на обезьяну, чтобы ваше вещество, например, забулькало. Так?

– В целом, так. Второй этап, который займет не меньше полугода, – научить человека воспроизводить нужный сигнал.

– Полгода?! Неужели это так сложно?

– Сложно? – Ступич пожал плечами. – Может, и не сложно, но таких исследований никто не проводил, и говорить наверняка ничего нельзя. Вот вам пример: попробуйте согнуть какой-нибудь палец на руке так, чтобы остальные не шелохнулись. Речь идет о том же самом, но на уровне мозговой деятельности. А жизнь нейронов куда меньше вам подвластна, чем движения пальцев, понимаете?

– Хм… Понимаю, но… – Марциони показал академику ладонь, затем крепко сжал ее в кулак и пошевелил большим пальцем. – Мне это удалось! – и он рассмеялся.

Ступич сдержанно-вежливо улыбнулся, оценив находчивость гостя. Затем продолжил.

– Параллельно будут вестись исследования свойств самой геоплазмы. Скажу откровенно, есть серьезные проблемы. Главная из них – неустойчивость геоплазмы. Мы научились сохранять ее с помощью сильных электромагнитных полей, но для практического применения этот способ не годится. Нам придется, по сути, создавать еще одну лабораторию, но это лучше, чем отдавать исследования сторонним организациям. Более того, полномасштабные исследования нужно начинать не на этом ржавом корыте, а в условиях стационарного научного центра, где-нибудь подальше от цивилизации. Все это я указал в концептуальном плане, с которым вы, надеюсь, ознакомитесь…

– Стойте-стойте, – Марциони поднял руку, – так вы говорите, через год технология будет готова для практического внедрения?

– Я бы не был так категоричен. Хотя… Если сохранить нынешние темпы, если не возникнет непредвиденных осложнений разного порядка… Все это научные аспекты нашего проекта, но ведь есть и другие: политические, экономические.

– Интересно, продолжайте. – Марциони отодвинул тарелку, похоже, космический обед его не воодушевил.

– Важнейший вопрос: сохранение прав на интеллектуальную собственность. Месторождение находится, как я говорил, в системе Доры-14, в зоне, где влияние Федерации как нигде низкое. Пока мы сохраняем секретность нашего предприятия, но если речь зайдет о промышленном применении… – Ступич развел руками.

– Да, это проблема, – кивнул Марциони. – Переговоры с Алданией – дело неблагодарное.

– И тем не менее нужно искать варианты. Дора не поделена, Алдания имеет на нее равные права с Новым Мельбурном. Может быть, стоит зайти с этой стороны? И здесь вы, господин Марциони, можете оказать неоценимую помощь проекту. Используя ваше влияние в Парламенте, можно подключить какие-то дипломатические механизмы.

– Правильно ли я вас понимаю: вы ведете речь о геологической разработке?

– Формально – да.

– А вопрос о синтезе этой вашей плазмы вы вообще не рассматриваете? Нам в любом случае будет проще построить производство любой сложности, чем хозяйничать на чужой территории.

– Синтез геоплазмы сейчас нами даже не обсуждается, – покачал головой академик. – Мы ведь до сих пор толком не знаем, что это. Вернее, вообще не знаем. Кстати, вам известен возраст Вселенной?

– Возраст Вселенной? – удивился Марциони. – Ну, не помню… Наверно, много миллиардов лет…

– Двадцать пять, – кивнул Ступич. – Двадцать пять миллиардов лет назад появилась материя, так гласит последняя официальная версия. А вот малая планета, на которой обнаружена геоплазма, судя по некоторым признакам, в полтора раза старше Вселенной.

– Как такое может быть?

Ступич снисходительно усмехнулся.

– Неизвестно, в каких условиях рождалась геоплазма. Неизвестно, какие законы природы действовали при этом. Человеческие возможности познания, увы, еще во многих вопросах весьма ограничены. Поэтому я настаиваю: нам нужно любой ценой застолбить свои права на Дору-14. Геоплазму нельзя отдавать в руки варваров ни на каких условиях.

– А кого, простите, вы называете варварами?

– Тех, кто выбирает голый расчет, минуя процессы познания.

– Вы не меня имеете в виду?

– Что вы, господин Марциони, вы человек иного склада. Вы человек любопытный, интересующийся… Я же помню, что вы сказали мне при первом знакомстве.

– Ну, я много чего мог сказать… – слегка нахмурился Марциони.

– Вы сказали, что в нашем проекте вас меньше всего интересует прибыть, помните?

– Да, возможно, говорил. Но тогда была другая ситуация. Тогда еще не шла речь о моем финансировании нового направления в науке и технике. Уверяю вас, забывать о деньгах я вовсе не намерен.

– О них и невозможно забыть. Вы деловой человек и можете осознать, о каких деньгах пойдет речь в случае нашего успеха.

– Да-да, уже осознал. И еще я, кажется, понял, зачем вам понадобилась маленькая армия.

– Не сомневался, что вы поймете. Геоплазма – это открытие, сопоставимое по важности… ну, не знаю – с созданием магнитной памяти! Нам предстоит серьезная борьба, и какие методы против нас будут применяться – не знает никто. Тем более в наше неспокойное время.

– Мы готовы отразить любые методы, – вставил словечко генерал.

– Кстати, хотел вам сказать, – академик многозначительно поднял палец. – Генерал Бетховен – человек, которому мы более всего обязаны открытием геоплазмы.

– В каком смысле? – недоверчиво спросил миллиардер. – Армия уже проводит изыскания?

– Не совсем так, – не слишком охотно отозвался генерал. – Нам пришлось… э-э… Пришлось выполнять служебно-боевую задачу на той самой малой планете. И мои люди не поленились обратить внимание на, так сказать… на некую странную субстанцию.

– Поразительно, – покачал головой Марциони. – Я просто не перестаю удивляться вам. Академик готовится к конкурентным войнам, генерал занимается космогеологией… Чем еще удивите? Вот эта девушка, – он кивнул на Тасю, – она не инопланетянка?

– Нет, Тасечка – наша, – ласково улыбнулся академик. – Она научный сотрудник, мой личный референт. Впрочем, у нее здесь много обязанностей…

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Марциони, откровенно оглядев Тасю с ног до головы.

– И еще, что касается военных, – добавил академик. – Именно люди генерала Бетховена в настоящее время обеспечивают нас образцами геоплазмы. Хочу сказать, как раз сейчас одна из оперативных групп выполняет эту опасную и непростую работу.

– Да уж… – качнул головой Марциони. – А скажите мне, уважаемый господин ученый, отчего же вы пришли именно ко мне? Почему не стали действовать через вашу Академию наук, например? Через Агентство внеземных изысканий?

– Если б я захотел все потерять и все испортить, непременно опубликовал бы доклад, – зло усмехнулся Ступич. – Вам прекрасно известно, что существует две разные науки. Одна – чистая фундаментальная наука – это как раз мы, я и моя группа. У нас паршивое финансирование, абстрактные задачи, собачья работа, мы годами не видим родных. Я, к вашему сведению, единственный летающий академик… А есть еще прикладная наука. Она занимается заведомо выгодными и окупаемыми проектами, она берет платные заказы у частного капитала и, по большому счету, подгоняет истину под необходимый результат. Так вот, стоит нам, фундаменталистам, откопать что-то мало-мальски практичное, это сразу отдают прикладникам. Все, что нам достается, это упоминание в малоизвестном журнале.

– Вот как, – усмехнулся Марциони, – решили, стало быть, потешить самолюбие.

– Я же знаю, как все будет. Стоит мне объявить о неорганической материи с ментальной восприимчивостью, меня прежде всего поднимут на смех. А высмеивать у нас любят и умеют. Такое клеймо приложат, что не отмоешься.

– Но ведь есть доказательства, – осторожно заметил Марциони.

– Конечно, есть. Только этого никто не заметит. Материалы исследований уйдут в другие руки, а я так и останусь посмешищем.

– Да неужели в науке царят такие нравы? – покачал головой Марциони.

Ступич тяжело вздохнул.

– Скажите, на вашем яхт-рейсере установлен безотносительный компас-привод?

– Естественно, без него как без рук.

– Полагаю, вы представляете, на каком принципе основано его действие. А знаете, кто первый исследовал и описал свойства дуалистической связи расщепленных нейтронов?

– Да неужели вы, Арго Маратович?

– Ну, не я… Не я, а мой ученик. Такой же, как я. И что в остатке? Прибор сегодня установлен на каждом втором космическом аппарате, лицензии на производство проданы в три десятка освоенных миров. А первооткрыватель по-прежнему торчит на орбитальном фазотроне и в жизни видит только это! – Ступич в сердцах оттолкнул свою тарелку с искусственной пищей.

Гость с любопытством взглянул на академика.

– Не нервничайте, пожалуйста. Если у нас дела заладятся – пригласите ученика к себе, пусть и он деньжат подзаработает. Главное – верить в удачу. Le succes sourit auc courageux.{Удача любит смелых<I} (фр.)</K>.>

– Конечно, – академик слабо пожал плечами. – Конечно, я верю в удачу. Что мне еще остается? Только верить и – работать.

За столом вдруг установилась тишина. Гость что-то обдумывал, и никто не смел нарушить молчание.

– Вот что я вам скажу, дорогой мой Арго Маратович, – произнес он наконец. – Денег я вам дать не могу.

– Как?! – оторопел Ступич. – Но… но почему?

– Потому что вы действуете в обход закона и общества, и неизвестно, какими неприятностями это грозит.

– Но я же вам все объяснил! – Ступич вскочил.

– Не пугайтесь, – Марциони насмешливо посмотрел на него. – Сядьте и выслушайте. Я не могу принять официальное участие в финансировании столь неофициального проекта. Я еще не ушел из политики, а репутация – единственное, что не купить за деньги. Здесь пахнет большими суммами, которыми не удастся ворочать незаметно. Я подумаю, как привлечь сторонние средства к вашей работе, но до поры до времени мое имя не должно фигурировать рядом с вашим.

– И что это означает?

– Да, в общем, почти ничего, – пожал плечами гость. – Разве что подождать вам придется чуть дольше, чем вы рассчитывали. Так что экономьте оставшиеся средства. Ну, кое-что по мелочи я вам подкину – чтоб не сидели голодными. И не забывайте про секретность.

– Это моя компетенция, – солидно заметил Бетховен.

Гость встал.

– И еще. Я желаю быть в курсе всего, что делается по проекту. Не удивляйтесь, академик, если через какое-то время я пришлю своего человека, от которого у вас не должно быть никаких тайн. Оформите его хоть мойщиком пробирок, чтоб не болтался без дела, – Марциони усмехнулся. – Я свяжусь с вами через две недели. Надеюсь, порадуете новыми результатами. Ну и я вас чем-нибудь порадую…