Замечательные женщины Пим Барбара
– Каких вещей? – невольно вырвалось у меня.
– Ну, миссис Джабб не сказала, каких именно, или, может, не слышала, но, по ее словам, это было что-то ужасное. Нет, не бранные слова, – продолжала миссис Моррис, понижая голос и глядя на меня чуть испуганно, – если понимаете, о чем я. То есть не то что ругательные слова, но совершенно ужасные. А потом миссис Грей с криком убежала наверх в свою квартиру, а он очень быстро ушел из дому. А потом она снова прибежала вниз, но уже с чемоданом и куда-то ушла, и миссис Джабб как будто не знает куда. – Миссис Моррис посмотрела на меня с надеждой: вдруг я предоставлю недостающую информацию.
– Полагаю, к подруге в Кенсингтон, – сказала я, решив, что, хотя не стоит сплетничать с миссис Моррис, пусть уж лучше она узнает часть правды.
– Ах, в Кенсингтон! – От возбуждения валлийская картавость миссис Моррис проступила еще явственней. – А когда мистер Мэлори, то есть отец Мэлори вернулся, на нем лица не было, просто страшно было смотреть, так мисс Джабб говорит. Можно подумать, он по улицам бродил в отчаянии, – сказала миссис Моррис, добавляя кое-что от себя. – Я бы не удивилась, если бы он на реку ходил.
Мне с трудом верилось, что из-за десяти минут мирного сиденья у моего калорифера у Джулиана сделалось такое страшное лицо, разве только он не пошел от меня прямо домой.
– Он был тут, со мной и мисс Мэлори.
Миссис Моррис просияла.
– Он знал, к кому обратиться. Я же вам говорила, мисс Лэтбери, так? Он, бедняга, знает, кто его истинный друг. Жаль, он не понял этого раньше. Но часто так случается: ужасающее бедствие, а за ним озарение. Как со святым Павлом, да?
– Ну, может, не совсем… – начала было я, но не смогла остановить поток валлийского красноречия.
– Шоры упали с его глаз, и он увидел ее такой, какая она есть на самом деле, и вас – такой, какая вы на самом деле, и какая вышла разница? Только подумать, что все это время он был слеп, шарил в темноте…
– Не думаю…
– Не отличал черного от белого, но ведь многие мужчины таковы. И духовные лица ничем от них не отличаются, только задом наперед воротнички носят, вот и вся разница, правда?
Я решила, что нет смысла указывать, что помимо ношения воротничков между духовными и светскими лицами есть и другие отличия.
– Но только посмотрите, дела сами не делаются, верно, мисс Лэтбери? – сказала она, хватая вдруг швабру и яростно возя ею в ведре. – Но я нисколечко не удивлена. Всегда знала, что так выйдет.
Мне было не вполне ясно, что именно предвидела миссис Моррис, но я решила, что на сегодня с меня хватит. Так мне надо выйти замуж за Джулиана? Это она предвидела? Он предложит мне руку и сердце – спустя уместный промежуток времени, разумеется, – и мы поженимся на радость приходу? Звучало идеально, но почему-то утро принесло энтузиазма не больше, чем вчерашний вечер. Я все еще думала о себе, как об отвергнутой, и не могла поверить, что он любит меня больше, чем я его. Разумеется, мне он нравился, я им восхищалась, возможно, я даже уважала и высоко ценила его, как Иврард Боун – Эстер Кловис. Но достаточно ли этого? Так или иначе, не подобает, даже греховно думать сейчас о таких вещах. Несомненно, есть какая-то практическая помощь, какую я могу оказать. Как поступить с мебелью и имуществом миссис Грей? Не нужна ли посредница или кто-то для написания писем? Последнее напомнило мне о незаконченном письме Роки Нейпиру, которое все еще лежало у меня на столе. Стиснув зубы, я твердо решила с ним покончить и тут же дописала. Я едва отдавала себе отчет в том, что пишу, и не тратила сил на деликатность и тонкость стиля. Я сообщила новости о Джулиане и миссис Грей и это представила в оправдание своей легкомысленности.
Отправив письмо, я пошла за продуктами и уже возвращалась с холщовой сумкой, полной неинтересных покупок, когда увидела, как на своем велосипеде на меня надвигается сестра Блэтт. Осторожно спешившись, она перегородила тротуар, не оставляя мне возможности улизнуть, – пришлось остановиться и поговорить с ней.
– Так-так, – произнесла она, ожидая, что я начну.
– Так-так, – повторила я, – что тут скажешь. Все это очень печально, правда?
– Мне, конечно, жалко отца Мэлори, но та женщина мне никогда не нравилась, так что нет худа без добра.
– Да, пожалуй, – неуверенно отозвалась я, поскольку, даже соглашаясь с ее утверждением, считала, что искать это добро еще слишком рано.
– А квартира миссис Грей мне достанется, – с триумфом заявила сестра Блэтт. – Одна моя подруга из Сток-он-Трент нашла себе работу в Пимлико, – то есть совсем близко, понимаете? Нам так хотелось жить вместе, а теперь получится.
– По сути, овен в чаще[31], – сказала я, напомнив себе миссис Моррис с ее святым Павлом.
– Вот именно, – решительно кивнула сестра Блэтт. – Это самое я и сказала отцу Мэлори сегодня утром. Поехала в дом священника, как только услышала новости. Я ведь поняла, что им, возможно, неловко под одной крышей, а потому предложила свою идею. А оказалось, она уже уехала.
– К подруге в Кенсингтон, – пробормотала я.
– Вот как? Ну, так для всех заинтересованных сторон лучше. А у вас усталый вид, – сказала она вдруг. – Лицо совершенно серое. Вы должны себя поберечь. – С этим напутствием она взгромоздилась в седло и величественно укатила прочь.
Просто усталость, повторяла я мысленно, поднимаясь наверх, и лицо у меня совершенно серое. Никто больше ко мне не нагрянет. Сегодня после полудня я смогу отдохнуть, потому что Уинифред вернулась в пасторат и утешает Джулиана. Мне было немного его жаль – окруженного, как, несомненно, это случится, замечательными женщинами. Но по крайней мере он будет огражден от всевозможных миссис Грей: я точно знала, что сестра Блэтт станет яростно защищать его от подобных напастей. В конце концов, возможно, моим долгом станет выйти за него, хотя бы для того, чтобы спасти от чрезмерной защиты.
Я приготовила себе ленч, который мог бы показаться экстравагантным: болтунья из двух яиц, которой предшествовали остатки супа и за которой последовали сыр, печенья и яблоко. Я порадовалась, что я не мужчина или не такой мужчина, который в одиноком ленче увидит удачную возможность зажарить себе дичь. Правда, я была бы очень не прочь, если бы кто-то зажарил ее для меня.
Помыв посуду, я с радостью отправилась в постель и устроилась под стеганым покрывалом с бутылкой горячей воды в ногах. Библиотечную книгу я уже дочитала и теперь думала, как странно, что, хотя на полке у меня уйма серьезных книг великих поэтов или романистов, ни одно из их творений меня не привлекает. Сегодня лучше всего было бы взяться за те, что я давно собиралась прочесть, – например, за «In Memoriam»[32] Тенниссона или «Братьев Карамазовых», – но в конечном итоге я открыла сериальный роман в приходском журнале и стала рассматривать иллюстрации, на одной из которых был изображен молодой священник с квадратным подбородком, занятый разговором с хорошенькой молодой женщиной, – они вполне подходили на роль Джулиана и миссис Грей, вот только у Джулиана не было квадратного подбородка. Подпись под картинкой гласила: «Уверена, миссис Гудрич не собиралась вас обижать на благотворительном базаре». Выпуск я дочитала с некоторой неудовлетворенностью. Имелось какое-то объяснение или препятствие, почему священник не может жениться на девушке, а еще загадочная причина, почему миссис Гудрич задрала нос во время базара, но, чтобы узнать больше, читателям придется ждать до следующего месяца.
Я перелистнула на страницу приходских новостей. Предостережение нашего казначея о состоянии приходских финансов. Обращение Джулиана к пастве – краткое и неинтересное: алтарники отлично провели день на экскурсии в Саутэнд; благодарность всем, кто принес подарки и помогал украшать церковь к Празднику урожая; «швейное чаепитие» по починке риз намечено на первый вторник октября… Я расстроилась, что Джулиан употребил выражение «швейное чаепитие», но на нем я, вероятно, заснула, потому что последовал длительный провал между объявлением о починке риз и следующей моей сознательной мыслью, а именно, что мне хочется пить и что, наверное, время заваривать чай.
Я как раз допивала вторую чашку, когда зазвонил телефон. Он звонил довольно долго, прежде чем я опасливо поднесла к уху трубку, недоумевая, чей из нее раздастся голос и чего он от меня потребует.
– Алло, здравствуйте, Милдред. – Голос был мужской, приятный, но я не смогла определить чей. – Это Иврард.
У меня тут же возникли подозрения. Надо же, я и не знала, что мы теперь называем друг друга по имени, хотя, пожалуй, уже достаточно долго знакомы, – но я не помнила, чтобы сама называла его Иврардом.
После обычного обмена любезностями, вопросами и ответами о самочувствии повисла пауза. Что ему нужно? Я молчала, пусть он сам скажет.
– Я звоню, чтобы спросить, не пообедаете ли вы со мной сегодня вечером. У меня есть отличный кусок мяса.
Я представила, как ставлю в духовку «отличный кусок мяса» и готовлю гарнир. Я уже чувствовала, как у меня ноет спина от того, что стою, наклонившись над раковиной, и ответила напрямик:
– Боюсь, я сегодня не могу.
– Какая жалость. – Ответ прозвучал так ровно и неопределенно, что непонятно было, действительно ему жаль или нет. – Может, как-нибудь в другой раз? – вежливо добавил он.
– Спасибо, было бы неплохо.
Но, возможно, тогда у него не будет мяса. Хотя нас разделяла телефонная линия, я чувствовала себя неловко и пристыженно из-за лжи: мне казалось, он по моему голосу понял, что я говорю неправду.
Опять повисла пауза. Он не предложил другую дату и сказал, что позвонит как-нибудь еще.
– Спасибо за открытку, – добавил он.
– А, пустяки, – легкомысленно откликнулась я, поскольку это действительно был пустяк, и пояснила: – Никаких новостей нет.
– Новостей? – Его вопрос прозвучал озадаченно. – Каких новостей?
– О Нейпирах.
– А должны быть?
– Ну, могли бы…
Казалось, наш разговор самым жалким образом иссяк, как вдруг я выпалила:
– Наш священник разорвал помолвку.
– Так это ведь хорошо, да?
– Ну, наверное…
– Надо полагать, для вас. – Его голос звучал так сухо и официально, как в те дни, когда мы только познакомились.
– Извините, что с мясом так выходит. – Я постаралась вдохнуть жизнь в теперь уже окончательно не задавшийся разговор.
– С чего бы вам извиняться?
– Вы знаете, как его приготовить?
– У меня есть поваренная книга.
По телефону нельзя обменяться взглядами или одновременно рассмеяться. После еще нескольких неискренних сожалений и извинений мы попрощались, и я повесила трубку, думая, что телефоном вообще никогда не следует пользоваться, разве только чтобы о чем-то условиться.
Вскочив, я начала мерять шагами гостиную с безотчетным беспокойством, не понимая, откуда оно взялось. Мне не хотелось встречаться с Иврардом Боуном, и мысль о том, чтобы готовить ему ужин, в данный момент казалась просто невыносимой. Но и мысль о том, что он там один со своим мясом и поваренной книгой, была тоже невыносима. Он перелистает ее до раздела «Мясо», прочтет, что говядину или баранину следует готовить столько-то минут на фунт и столько-то сверху, взвесит свой небольшой кусок, если у него есть весы. Потом выяснит, до какой температуры надо нагреть духовку, включит ее и будет стоять, глядя на термометр. Тут я едва не расплакалась, но удержалась и взяла себя в руки, напомнив себе, что Иврард не никчемный человек, а напротив, педантичный и любящий порядок. Ему вполне по силам справиться с запеканием мяса. Мужчины далеко не так беспомощны, как нам иногда хочется думать, и в целом управляются со своей жизнью много лучше нас. В конце концов, у Иврарда множество знакомых, кого можно пригласить на обед, и скорее всего он прямо сейчас их обзванивает. Если не смогла я, то, без сомнения, кто-то еще будет только рада прийти. Но тут мне в голову пришла другая мысль. С чего я решила, что я первая, кому он позвонил? Вполне возможно, что я последняя. Есть множество людей, кого он знает лучше меня и с которыми предпочел бы провести вечер. По какой-то непонятной причине (ведь я всегда была невысокого мнения о своей персоне) эта мысль меня расстроила. Мне как будто очень важно было знать, что я первая в его списке, но выяснить это не представлялось возможным. Вечер в одиночестве большой радости не сулил, а все полезные и сколько-нибудь приятные дела, которые я планировала – гладить, шить и слушать радио, – теперь показались неинтересными и ненужными. Под конец я решила сходить в пасторат и узнать, не могу ли быть полезна там.
Глава 24
– Милдред, дорогая! Как же я рад вас видеть!
Я была совершенно не готова ни к бурным приветствиям Роки, ни к его объятиям. Я вообще не была готова к его появлению, поскольку не получила ответа на письмо, которое написала некоторое время назад, и уже подумывала, не оскорбила ли его своими благонамеренными попытками помирить его с Еленой. Ведь широко известно, что некоторые люди, вроде дочерей священников, по-своему замечательные женщины, иногда бросаются туда, куда опасаются ступить особы менее достойные.
– Привет, Роки, – только и смогла выдавить я.
– Вы как будто не рады меня видеть.
– Да нет, рада, только это так неожиданно…
– Но ведь с приятным всегда так бывает? – Он смотрел на меня, уверенный в своем обаянии, держа в руках букет хризантем.
– Это вам. – Он ткнул в меня букетом.
Я заметила, что стебли неряшливо обломаны и вообще никак не связаны.
– Из вашего сада? – спросила я.
– Да, нарвал, когда спешил на поезд.
Теперь они почему-то казались далеко не такими желанными. Он их не выбирал, не пошел за ними в магазин, они просто попались ему по дороге. Если бы он отправился в магазин и выбрал их… Взяв себя в руки, я приказала себе выбросить из головы нелепые мысли, недоумевая, почему мы никогда не можем перестать анализировать мотивы людей, которые не питают к нам личного интереса, в тщетной попытке узнать, а вдруг все-таки питают – самую малость.
– Елена сказала, что я должен привезти вам цветы, и эти подвернулись в саду, – продолжал он, не оставляя мне и тени сомнений.
– Спасибо, они премилые. Так Елена снова с вами?
– Да, конечно. Получив ваше письмо, я ей написал, и мы встретились.
– Надеюсь, вы не сочли, что я вмешиваюсь не в свое дело.
– Конечно нет. Я знаю, вы любите улаживать всякое… – Он улыбнулся. – Рождения, смерти, браки и все остальное.
«Возможно, я действительно это люблю, раз вечно в них вмешиваюсь, – с ноткой смирения подумала я. – Возможно, я больше живу жизнью других, чем своей собственной». Мы стояли на обычном нашем месте для беседы – на пороге моей кухни. Почувствовав на себе напряженный взгляд Роки, я подняла глаза, чтобы на него посмотреть.
– Милдред!
– Да?
– Я надеялся…
– На что вы надеялись?
– Что вы предложите мне чаю. Сами знаете, вы ведь всегда завариваете чай при подобных «случаях». Этим вы мне больше всего запомнились, а сейчас, несомненно, как раз «случай», верно?
Значит, он все-таки такой меня запомнил – женщиной, которая вечно заваривает чай. Теперь уже ничего не поделаешь, оставалось только заварить.
– Да, конечно, – откликнулась я. – И вообще уже почти время пить чай, то есть традиционный час для чаепития.
– Вы так и не приехали погостить у меня в коттедже. Почему?
– Вы так и не позвали.
– Но люди же не должны ждать, пока их позовут. Другие приезжали.
– Какие-нибудь военнослужащие из женского вспомогательного?
И ели ленч в заросшем саду с бутылочкой вина? Я очень боялась, что так все и было.
– Из женского вспомогательного? – Роки посмотрел на меня с недоумением, потом рассмеялся. – О да, одна или две. Но, разумеется, не в форме, поэтому к ним относишься как к человеческим существам. Уйма людей приезжала. У меня была бурная светская жизнь. А вы воображали меня там в полном одиночестве?
– Правду сказать, не знаю. Не думала. – Мне не хотелось вспоминать или рассказывать ему, что я про него воображала.
– Конечно, мужчины обычно не остаются одни, верно? Кажется, мы это однажды уже обсуждали.
– Ну, разумеется! Чего мы только с вами не обсуждали!
Чай был заварен – настолько крепкий, насколько слабый получился в тот день, когда его бросила Елена. Интересно, почему чай может так отличаться, хотя завариваешь его одним и тем же способом? Или тут как-то сказывается эмоциональное состояние заваривающего? Некоторое время мы сидели молча, мрачно размышляя над крепким чаем, а потом я начала расспрашивать его про мебель, которую вывезли, и поинтересовалась, собирается ли он все перевезти назад.
– Нет, мы решили окончательно перебраться за город. Нам не слишком-то нравится это место.
– Да, пожалуй. Ассоциации…
– Остальное ведь нетрудно упаковать и переслать нам, правда?
– О да, это нетрудно устроить. – Я сознавала, каким веселым тоном говорю. – Интересно, кому достанется ваша квартира?
– Надеюсь, какой-нибудь респектабельной особе, поскольку вам придется делить с ней ванную. А нельзя дать объявление в «Церковные ведомости»: дескать, ищу двух англосаксонских леди? Вам же на самом деле это нужно.
– Наверное, да.
Хотелось думать, что по моему лицу нельзя было увидеть, как угнетает меня мысль о подобном будущем. Но потом я вспомнила, что не в моей власти решать, каким быть следующим жильцам. Я предполагала, что этим займется домовладелец, хотя, если бы знала кого-то, кому нужна квартира, могла бы замолвить за них словечко.
– Какие новости? – спросил Роки, забирая последнее шоколадное печенье. – Что-нибудь увлекательное в приходе случилось?
– Джулиан Мэлори разорвал помолвку. Но, кажется, я об этом писала.
– Да, конечно, священник. Ваш священник. Это же прекрасно, теперь он может жениться на вас. Разве вы не этого хотели?
– Если бы он хотел жениться на мне, мог бы предложить до того, как познакомился с миссис Грей, – возразила я.
– Вовсе не обязательно. Часто случается, что человека отвергают или обходят, а потом видят его истинную ценность. Я всегда считал, что это очень романтично.
– Для того, кто отвергает, возможно, но никому не нравится быть отвергнутым, – неуверенно откликнулась я, чувствуя, что у Роки вот-вот создастся впечатление, будто я действительно хотела выйти замуж за Джулиана. – И вообще ни о чем, кроме дружбы, между нами я и не думала.
– Как скучно. А что, если вам выйти за другого, за его помощника?
– Я терпеливо объяснила, что отец Грейторекс совсем мне не подходит и вообще не из тех, за кого хочется замуж.
– Позвольте уж мне остаться как есть, – заключила я. – Я вполне счастлива.
– Ну, не знаю… Мне все равно кажется, что нам бы следовало что-то предпринять, – неопределенно отозвался Роки.
Встав, я унесла поднос с чашками на кухню.
– Вы виделись с нашим другом Иврардом Боуном? – крикнул из гостиной Роки.
Едва он это спросил, как до меня дошло, от чего у меня на душе точно кошки скреблись: Иврард Боун и его мясо. Конечно, если подумать, это выглядело нелепо, но я решила не упоминать Роки про мясо. Он ничего не поймет и станет насмехаться. Тут мне взгрустнулось, что он вообще не поймет, что, возможно, он вообще никогда меня не понимал.
– Некоторое время назад ходила с ним на ленч, – только и сказала я. – У него вроде бы все как обычно.
– Надо полагать, его ждет облегчение и одновременно разочарование, когда он узнает, что мы с Еленой снова вместе, – самодовольно отозвался Роки. – Думаю, он считал ситуацию чуточку пугающей.
– Для него это было довольно неловко. Или могло обернуться.
– Бедная Елена, это был один из тех внезапных иррациональных порывов, какие бывают у женщин. Теперь она утратила всяческие иллюзии. Когда надо было быть под рукой, чтобы ее утешить, он вдруг сбегает на собрание Доисторического общества в Дербишир. Знаете, как это случается?
– Вы про утрату иллюзий? Да, пожалуй, понимаю, как бы это могло случиться. Например, знакомишься с человеком, и он цитирует у церковной ограды стихи Мэтью Арнолда или какого-то другого твоего любимого поэта, но, естественно, жизнь не такова, – довольно сумбурно выпалила я. – И поэтов он цитировал только потому, что считал, что от него этого ожидают. Я хочу сказать, что на самом деле он не таков.
– На такой стандарт и впрямь трудно равняться каждый день. Я про цитирование Мэтью Арнолда у церковной ограды, – отозвался Роки. – Но, возможно, он был добр к вам в ту пору, когда вы нуждались в доброте. Это ведь чего-то да стоит?
– Стоит, конечно.
И снова, вероятно, в последний раз, я увидела, как на террасе адмиральской виллы сбились неловкой группкой служащие из женского вспомогательного. Доброта Роки, безусловно, многое значила для них в тот момент, и, возможно, кое-кто из них до конца жизни ее не забудет.
– Спасибо за чай. – Роки встал. – Елена возвращается сюда на уик-энд. Нужно пойти закупить всякой всячины, пока магазины не закрылись. Какие у вас планы на вечер?
– Надо сходить на собрание в приходском зале, там будут решать относительно рождественской ярмарки.
– Будут решать относительно рождественской ярмарки, – передразнил Роки. – А мне можно пойти?
– Думаю, вам будет скучно.
– Почему церкви всегда должны организовывать базары и благотворительные распродажи? Можно подумать, это единственная цель их существования.
– Нашей церкви очень не хватает средств.
– Может, следует сделать пожертвование… как своего рода благодарность, – легкомысленно сказал Роки. – Хотя я бы предпочел что-то более долговечное. Витраж, например. Витраж Рокингхема Нейпира! Так и вижу его: очень много красного с синим. Или некую сумму на покупку ладана высшего сорта?
– Уверена, это будет с радостью принято.
– На том, пожалуй, и порешим. А теперь надо спешить… До свиданья!
После его ухода я долго смотрела ему вслед из окна. А потом вспомнила, что так уже стояла раньше – и не слишком давно. Но мои мысли тогда, хотя и более меланхоличные, почему-то казались приятнее. Теперь же меня одолевали разочарование и опустошенность, словно он не оправдал моих ожиданий. А на что я, в сущности, надеялась? На скучную, надежную дружбу, без обаяния, без шарма? Нет, такого достаточно между женщинами, даже между мужчинами и женщинами. Разумеется, не будь он женат… но это заставляло предположить ситуацию слишком уж нереальную. Для начала я вообще с ним не встретилась бы и уж точно не удостоилась бы привилегии приготовить ему ленч в тот день, когда от него ушла жена, или заваривать чай по стольким «случаям». От этой мысли вернулось беспокойство из-за Иврарда и его мяса, и того, что я отказалась его приготовить. С большим облегчением я услышала, как на церковной колокольне бьют часы: пора идти на собрание по поводу рождественской ярмарки.
Глава 25
«Возможно, слишком уж часто здесь заваривают чай», – думала я, наблюдая, как мисс Стэтхем доливает воды в тяжелый заварочный чайник. Все ведь поужинали дома (или так предполагалось) и теперь собирались обсудить приготовления к рождественской ярмарке. Неужели нам правда нужна чашка чаю? Что-то в таком духе я и сказала мисс Стэтхем, а она посмотрела на меня обиженно, почти сердито.
– Нужен ли нам чай? – переспросила она. – Но, мисс Лэтбери…
В голосе ее звучало недоумение и волнение, и я начала понимать, что мой вопрос затронул нечто глубинное. Такие вопросы вызывают лавину мыслей и разрушают картину мира.
Я промямлила что-то про шутку и про то, что чай нужен всегда, в любой час дня и ночи.
– Этот чайник очень уж тяжелый, – откликнулась мисс Стэтхем, поднимая посудину обеими руками и ставя ее на стол. – Мужчины могли бы помочь его нести, – добавила она, повышая голос.
Церковные старосты мистер Моллет и мистер Конибир и казначей мистер Гэмбл оторвались от своего дела, которым занимались на заговорщицкий мужской лад, то есть разложив перед собой множество бумаг, но не двинулись с места.
– Вижу, за дело взялся так называемый слабый пол, – произнес мистер Моллет. – Думаю, у мисс Стэтхем все под контролем.
– Ну же, – откликнулась она, – освободите место для вашего же чая. Вы и так завалили стол бумагами, да еще и локти поставили. Еще опрокинете что-нибудь. Можно подумать, что вы совсем не нуждаетесь в чашке чая.
– Напротив, напротив, – отозвался мистер Конибир. – Не стесняйтесь, разливайте, мисс Стэтхем, место мы скоро освободим.
Мы с мисс Стэтхем налили чай мужчинам и дамам и наконец уселись. Уинифред осталась дома – у нее была сильная простуда, Джулиан еще не пришел, к немалому удовольствию присутствующих, поскольку можно было свободно и без неловкости обсуждать разорванную помолвку. Со времени великого события это было первое приходское собрание.
– Разумеется, мужчина способен снести такое с большим достоинством, – сказала мисс Стэтхем, накрывая чайник вязаной грелкой. – Кто хочет вторую чашку, наливайте себе сами. Мужчина не испытывает такого стыда, как женщина.
– В конце концов, он легко может посвататься к кому-то другому, – добавила мисс Эндерс. – По прошествии некоторого времени.
– Обжегшись на молоке, на воду дуют, – внес свою лепту мистер Моллет. – Я бы сказал, ему повезло. Нет, по-своему она, конечно, была очаровательная леди. Но если у отца Мэлори есть капелька здравого смысла, он не станет спешить с новым сватовством. Уж ему-то известно, что и без жены неплохо живется.
– Право же, мистер Моллет, хорошо, что вашей жены тут нет, – возмутилась мисс Стэтхем. – Что бы она подумала, услышав, что вы говорите такие вещи?
– Думать хозяйка предоставляет мне, – под смех мужчин ответил мистер Моллет.
– И вообще, зачем священнику жена? – вопросил мистер Конибир. – У него есть сестра и вы, дамы, чтобы помочь в приходе.
– Что за вопрос! – хихикнула мисс Стэтхем. – Он ведь мужчина, верно? А все мужчины одинаковы.
Последовала довольно неловкая шутливая перепалка между мисс Стэтхем и обоими церковными старостами. Я не нашла в себе сил присоединиться к ней, лишь позавидовала тому, как легко она с ними болтает. Шутки прервало появление сестры Блэтт, которая выглядела очень довольной.
– Всем привет, – сказала она, тяжело садясь и сияя, точно начищенный чайник. – Стыд и срам! Сроду ничего подобного не видела.
Мы спросили, чего именно.
– Того, в каком виде миссис Грей оставила кухню в той квартире. Знаете, сегодня приезжали из компании по перевозке, чтобы забрать ее мебель. Боже мой, там еда осталась в кладовой! Три недели пролежала! И даже тарелки не вымыты!
– Она уехала в спешке, – напомнила я. – Сомневаюсь, что ей пришло в голову помыть перед тем посуду.
В мгновения кризиса люди склонны забывать про посуду: кому, как не мне, помнить, сколько грязной посуды осталось в кухне Нейпиров в тот день, когда сбежала Елена.
– Но, мисс Лэтбери, дорогая, это никак не объясняет беспорядка. Открытые консервные банки с объедками, зачерствевшие корки и все такое грязное… Уж я-то никогда не думала, что она подходящая жена для отца Мэлори, и часто это говорила. Боюсь, она была истинная змея.
– В овечьей шкуре, – добавил мистер Моллет. – Кстати, священник почтит нас сегодня своим присутствием или нет?
– Рискну сказать, что он забыл о нас и играет с парнями в дартс, – сказала мисс Стэтхем. – Кто-нибудь хочет пойти проверить?
Вызвалась я и, приготовившись к встрече с упорядоченным хаосом, переступила порог соседнего помещения, где Джулиан играл в дартс с приходскими ребятами. Жаль было прерывать игру и тащить его на наше скучное собрание ради скучных разговоров и остывшего, перестоявшего чая, и он действительно оторвался от игры довольно неохотно.
– В чем дело, Милдред? – спросил он. – Собрание по поводу ярмарки? Боже ты мой, я напрочь про него забыл.
Заняв место во главе стола, он рассеянно принял чашку остывшего чаю. Теперь все притихли, точно из уважения к новому статусу Джулиана, каким наделила его разорванная помолвка.
– Извините, что заставил вас ждать. Итак, какова именно цель собрания?
– Целью могло бы стать обсуждение подарка от прихода, – шепнула мне сестра Блэтт. – Как хорошо, что мы не начали собирать деньги.
Казначей, откашлявшись, пустился в объяснения.
– Ах да, рождественская ярмарка, – весело отозвался Джулиан. – Думаю, она пройдет как обычно. Нам и правда надо устраивать из-за нее собрание?
Повисло потрясенное молчание.
– Он сам не свой, – шепнула мисс Стэтхем.
– Почему бы не оставить решить дела с ярмаркой нам? – храбро предложила я. – Почему бы вам не вернуться к мальчикам? Я видела, у вас был очень интересный матч с Тедди Лимоном.
– Ну да, и ради разнообразия я у него выигрывал, – отозвался Джулиан. – Если вы меня извините, я, пожалуй, так и поступлю. – И он ушел, бросив недопитый чай.
– Надо же, никогда о таком не слышала, – произнесла в повисшей тишине мисс Стэтхем. – На собрании по поводу рождественской ярмарки всегда председательствовал священник. Так повелось со времен отца Басби.
– Ну же, мисс Стэтхем, если вы помните, что происходило в семидесятых годах прошлого века, когда священником был отец Басби, остальным тут делать нечего, – добродушно отозвалась сестра Блэтт.
– Но какая безответственность! – запротестовала мисс Стэтхем. – Особенно учитывая, как важны в наши дни ярмарки.
– А мне это больше всего напоминает, как император Нерон играл на скрипке, пока горел Рим, – вставил мистер Моллет.
– Кто это тут говорит про Рим, мистер Моллет? – парировала сестра Блэтт. – Мы к нему еще не присоединились.
– В отличие от бедных мистера и миссис Лей и мисс Спайсер, – сказала мисс Эндерс.
Воцарилось краткое молчание, как всегда после слов о покойных, хотя в данном случае можно было бы счесть, что вышеназванных лиц постигла участь горше смерти, поскольку они оставили нас и были приняты в лоно римской церкви.
– Ну, я в иносказательном смысле, как это у меня в обычае, – сдал назад мистер Моллет.
– Можно сказать, сегодняшнее поведение отца Мэлори напоминает поведение сэра Фрэнсиса Дрейка, который пошел играть в мяч, когда на горизонте показалась Армада, – внес свою лепту мистер Конибир.
– Но ведь это считается хорошим, смелым поступком, – возразила мисс Эндерс.
– Думаю, отец Мэлори совершает как раз хороший поступок, – сказала я.
– Но он даже чай не допил, – запротестовала мисс Стэтхем.
– Чай чуть перестоял, – не удержалась от колкости сестра Блэтт.
– А что, если от этой злосчастной помолвки он умом повредился? – предположила мисс Стэтхем. – Теперь мы никогда не будем знать, чего от него ожидать.
– Он может вздумать уйти в монастырь или стать миссионером, – добавила мисс Эндерс, почти злорадствуя над такой перспективой.
– Кто пережил великое разочарование, тот часто ведет себя странно, – согласилась мисс Стэтхем. – Он может попросить епископа перевести его в Ист-Энд.
– Или в какой-нибудь сельский приход, – подхватила мисс Эндерс.
Вариантам того, что может совершить Джулиан, казалось, не будет конца – от поспешной и неудачной женитьбы и вообще ухода из церкви до перехода в католичество и последующей за ним кардинальской митры.
– Ну же, дамы, как насчет ярмарки? – вопросил наконец мистер Моллет. – Кое-кто пришел сюда из-за нее.
– Как и сказал отец Мэлори, она может идти обычным чередом, – довольно раздраженно откликнулась мисс Стэтхем. – Полагаю, столики выставим те же? – Она оглядела собравшихся, и в голосе у нее прозвучал вызов, поскольку сама она всегда брала столик с вышивками, который считался самым важным.
– За это мы предоставим соперничать вам, дамы. – Мистер Моллет отшатнулся в притворном ужасе. – Мы, мужчины, просто должны делать тяжелую работу, а?
– Разумеется, можно попросить председательствовать отца Грейторекса, – неуверенно предположила мисс Эндерс.
– Ох, этого человека! Как будто от него много толку, – вклинилась в разговор сестра Блэтт. – Думаю, мы и сами прекрасно управимся.
– Без вмешательства духовных особ, – добавил мистер Конибир.
– Но мы так ничего и не решили, – возразила я. – Когда должна состояться ярмарка? Дата назначена?
– Ну, как обычно, – протянула мисс Стэтхем.
– А когда это?
– В первую субботу декабря.
– Она всегда проходит в этот день?
– О да, насколько я помню.
– Со времен отца Басби, а? – весело переспросил мистер Моллет.
Мисс Стэтхем его проигнорировала: возможно, она устала от его острот или считала, что дата ярмарки дело нешуточное.