Замечательные женщины Пим Барбара

Я возразила, что стол можно разобрать, но мгновение триумфа бригадира настало, когда тумбы отодвинули от стены и на ковре под ними оказался тонкий слой древесной пыли.

– Древоточец, – сказал он. – Я сразу понял, едва увидел ваш стол.

– Боже ты той, – слабым голосом отозвалась я, точно это была моя вина. – Интересно, а мистер Нейпир про это знает?

– Полагаю, что нет. Никогда не знаешь, что происходит сзади, если только ты не эксперт. Я-то, конечно, уже сорок лет как мебелью занимаюсь.

– Наверное, сейчас уже ничего не поделаешь? – спросила я, вспомнив мать Иврарда Боуна, но решив, что нет смысла ей теперь звонить. Надо будет написать Роки про стол.

– Их тут сотни, – отозвался бригадир, стуча пальцем по дырочкам и глядя, как оттуда сыплется тонкая пыль. – Нам еще повезет, если он не развалится на части. Они, сдается, насквозь тумбы проели.

– Поразительно, куда только не проникают крошечные насекомые, – довольно глупо заметила я. – И дырочки такие аккуратные проделывают.

– Э, мадам. – Тут он впервые улыбнулся. – Как раз этого они не делают. Удивительно, сколько людей так считают. Дырочки получаются, когда жуки лезут наружу.

– Надо же, – пробормотала я. – Как интересно.

– Теперь помедленнее! – крикнул он, когда два парня подняли тяжелую столешницу с такой легкостью, точно она была из картона.

Я с облегчением обнаружила, что стол не развалился на части, но случившееся меня встревожило. Неприятно было думать, что древоточцы или еще какие-то червячки способны тайком проесть твою мебель. «Что-то прогнило в датском королевстве… Люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все не от любви…»[26]

– Может быть, хотите чаю? – предложила я.

Это оказалось удачной идеей, и прочие вещи удалось вынести гладко и без инцидентов. Бригадир сумел снести вниз подушку, но в остальном не принимал особого участия в происходящем. Проводив глазами грузовик, я поднялась к себе и меланхолично принялась за ленч. Засохший ломтик сыра, несколько листьев салата, для которых я не потрудилась приготовить заправку, помидор и кусок хлеба с маслом, которые я залила чашкой поддельного кофе из кофейной эссенции. «Настоящая женская еда, – думала я, – без намека на бренди по окончании, пусть даже в бутылке еще чуть-чуть осталось. От спиртного она показалась бы еще большей издевкой».

Не успела я закончить, как зазвонил телефон. Звонила миссис Кловис спросить, не хочу ли я прийти к ней и миссис Нейпир на чай.

– Без сомнения, вам есть что сообщить? – с жгучим интересом спросила она.

– Ну да, мебель только что увезли.

– Что? Всю? – встревоженно спросила она.

– Нет, только вещи самого мистера Нейпира. Квартира вполне пригодна для жилья, если миссис Нейпир захочет вернуться.

Из трубки раздалось фырканье.

– Что за человек! Думаю, это уже запредельно. И вообще, мисс Лэтбери, буду ждать вас часам к четырем.

К зданию научного общества я приблизилась не без опаски и нервозно толкнула тяжелую дверь, темная резьба на которой, вероятно, была работы какого-то примитивного художника. На лестнице мне встретился бородатый старик, и я на мгновение решила, что это старый президент, но потом вспомнила, что он мертв. Старик вежливо посторонился, давая мне пройти, и, благожелательно просияв, закивал:

– Э-э-э… Мисс… э-э… упорный труд, понимаю, понимаю.

– О да! – Я просияла и закивала в ответ.

– В Новой Гвинее сейчас довольно жарко, а? – хмыкнул он, когда я уже поднималась пролетом выше.

– Несомненно, несомненно, – отозвалась я, сочтя это самым безопасным ответом.

– Это вы? Я как раз собиралась заваривать чай. – На площадке возникла мисс Кловис с чайником в руках. – Не стесняйтесь, проходите в гостиную, дверь прямо перед вами.

Я вошла было в указанную комнату, но тут же попятилась, решив, что по ошибке попала в библиотеку или какую-то кладовую, поскольку пол был завален книгами, словно сползшими с высоких стеллажей, которые целиком занимали три стены. Еще тут было несколько фигурок и масок из темного дерева, кое-какие с варварским и пугающим выражением на лицах. Среди книг и масок сидела Елена Нейпир в мятом хлопчатом платье, занятая, по всей видимости, разбором кипы страниц, заполненных машинописным текстом и исписанных размашистым почерком.

– Вы как будто заняты? – начала я.

– Он забрал мебель? – без обиняков спросила она.

– Да, увезли сегодня утром.

Вернулась мисс Кловис с заварочным чайником, который поставила на низенький столик. Кто-то предпринял небрежную попытку накрыть его к чаю: тут разместились три разномастные чашки с блюдцами, буханка хлеба, горшочек с джемом и кусок маргарина в обертке. «Елена здесь, наверное, как дома», – язвительно подумала я.

– Налетайте, – пригласила мисс Кловис. – У меня где-то есть кекс, оставшийся с последнего чаепития Общества.

Из-за какой-то маски она достала жестянку. Я задумалась, устраивали ли в Обществе чаепитие после того, на котором я присутствовала весной, поскольку кекс на вид оказался многонедельной, а то и многомесячной давности. По счастью, он был заводским, испеченным из заменителей, а я по собственному опыту знала, что такие способны храниться практически вечно.

– Я встретила на лестнице какого-то милого старика, – попыталась я завязать разговор. – С седой бородой и очень похожего на старого президента, того, что скончался.

– Так это, наверное, старый Хорнибрук. Новая Гвинея, девятьсот пятый.

– Как грустно, что старый президент умер.

– Ну, среди жизни в смерти пребываем[27], – небрежно отозвалась мисс Кловис, отрезая толстый ломоть хлеба.

– Да, конечно, он скончался так скоропостижно.

– Скоропостижно, с мясом во рту, – сказала мисс Кловис.

– Но, право…

– О, вижу вы не любительница древностей, мисс Лэтбери, – победно заявила мисс Кловис, – не то лучше бы знали Энтони Вуда. «В начале сего месяца мне сообщили, что прошлым летом скончался Генри Мартен, скоропостижно, с мясом во рту, в Честоу в Монмутшире», – процитировала она. – Но они так и умирают. Президент был у себя в библиотеке и как раз потянулся снять с полки «Динамику клановых отношений у талленси», как его хватил удар.

– Какое прекрасное название, – заметила я. – Но, возможно, старикам за ним лучше не тянуться. Кто станет новым президентом?

– Тирелл Тодд, – сказал Елена. – Вы его, возможно, помните по заседанию с нашим докладом.

– Ах да, он потом читал лекцию о пигмеях.

– Молодой человек, – вставила мисс Кловис. – Новая метла чисто метет, или как там говорят?

Разговор перешел на обмен мнениями о различных членах Общества, чьи имена для меня ничего не значили. Боюсь, мисс Кловис рьяно вытаскивала на свет самые крохи скандальных новостей, и они с Еленой как будто получали огромное удовольствие от их обсуждения. Я спросила себя, почему меня вообще пригласили, если я им так явно не интересна.

Наконец возникла пауза, и я сделала замечание о книгах и масках, спросив, принадлежат ли они мисс Кловис.

– Господи всемогущий, конечно же нет! Их подарила Обществу вдова покойного президента. Не могла дождаться, когда сумеет выставить их из дома. Наверное, для нее это просто старый хлам.

– Ах да, кажется, я ее помню.

Старушка тогда кивала в плетеном кресле и задремала над вязаньем. Как же она, наверное, ненавидела эти маски! Злобного вида создания, у некоторых были даже пыльные негигиеничные гривы! Возможно, они встали между ней и человеком, за которого она когда-то вышла замуж. Интересно, приходилось ли ей держать их у себя в гостиной? Но, даже будь они сосланы в его кабинет, все равно, наверное, служили для нее источником постоянного беспокойства, особенно в пору весенней уборки.

– Полагаю, вы были рады получить его реликвии, – сказала я. – Имя его жены появится на доске в списке жертвователей?

– Вероятно, придется вписать, – откликнулась мисс Кловис, – хотя сомневаюсь, что она будет иметь удовольствие его увидеть. Уверена, теперь, после смерти мужа, она не придет ни на одно наше собрание.

– А может, она испытывает потрясающее ощущение свободы, – сказала я скорее самой себе, чем собеседницам. – Вероятно, она никогда не понимала докладов, и ей было неинтересно, а теперь не придется их слушать. Или, возможно, она чувствует себя потерянной без дисциплины, какую требовали от нее заседания, и ей нечем будет занять образовавшуюся пустоту.

– Ну, ваших церковных служб и благотворительности у нее точно нет, – добродушно бросила Елена.

– Как, он и это у нее отобрал? – спросила я, шокированная мыслью, что, не будь ее муж атеистом, она теперь могла бы стать стержнем какого-нибудь прихода, бесценной помощницей какого-нибудь перегруженного работой священника. – Какие же ужасные вещи делают мужчины! Не оставить ей в старости ничего, даже антропологии!

– Слишком уж вы ставите себя на место других людей, – ответила Елена. – Думаю, она совершенно счастлива, возясь у себя в саду и читая романы. Быть свободной и независимой – вот что главное!

– Но разве вы сами хотели бы такого в старости? – запротестовала я. – Знали бы вы, что вам делать со свободой и независимостью, если бы получили их на склоне лет?

– Могу сказать только, что уж я-то страшно благодарна, что ни с каким мужчиной себя не связала, – внесла свою лепту мисс Кловис.

Елена посмотрела на нее с сомнением, возможно, как и я, задавшись вопросом, был ли у мисс Кловис шанс попасть в такую кабалу.

– И работаться вам без мужа будет лучше, – продолжала мисс Кловис. – Теперь вы сможете всю свою жизнь посвятить изучению группировок по женской линии родства.

Я невольно пожалела Елену, обреченную на что-то, казавшееся таким скучным. Она, возможно, тоже себя пожалела, поскольку возразила:

– Лучше бы вы упомянули какие-нибудь материи повыше. Им ведь вроде обычно посвящают жизнь. Идемте, Милдред, нам пора домой.

Я поблагодарила мисс Кловис, которой как будто не хотелось отпускать Елену, и мы спустились по лестницам с чемоданом Елены и небольшой злобного вида маской, которую поручили нести мне. Я чувствовала себя очень неловко, когда пассажиры в автобусе начали перемигиваться и хихикать, и мне пришлось держать маску на коленях, тщетно стараясь прикрыть ее перчатками и сумочкой.

Когда мы подходили к дому, нам встретился Джулиан Мэлори. Я было подумала, что вид Елены его спугнет, но он устоял.

– Я очень расстроился, услышав про вашу размолвку с мужем, миссис Нейпир. Думаю, вам следует вернуться к нему и все обсудить.

Все мы – думаю, даже Джулиан – были так ошарашены его смелостью, что на мгновения потеряли дар речи. Лично я преисполнилась восхищения, поскольку не ожидала от него такой твердости. Я бы скорее поверила, что он отпустит какую-нибудь светскую банальность и наша встреча закончится обменом фраз о погоде.

– Он уехал за город, – без обычного самообладания пробормотала Елена. – И есть сложности, сами понимаете.

– В отношениях между людьми всегда есть сложности, – откликнулся Джулиан. – Надеюсь, вы не сочтете меня назойливым, но я действительно считаю, что вам следует с ним встретиться. И если я что-то могу для вас сделать, пожалуйста, дайте мне знать.

Елена смущенно его поблагодарила, и мы вошли в дом. У меня было такое чувство, словно я должна извиниться за смелость Джулиана, точно несу за него, да и за всех приверженцев церкви, личную ответственность в их столкновениях с людьми неверующими – и, возможно, так и было. Но я все равно невольно обрадовалась, что он высказался.

– Он, наверное, полагал, что обязан вмешаться, – рассеянно произнесла Елена. – Какая скука, наверное, все время творить добро, нести слово тут, нести слово там. Но я даже не подозревала, что такое взаправду делают.

– Вера определенно придает Джулиану стойкости. Кажется, они с Роки недавно вместе выпивали. Я видела, как они нырнули в паб на дальней стороне площади.

– Право же, Милдред, чего вы только не видите! От вас вообще что-нибудь ускользает?

– Я не могла их не заметить. Просто я случайно проходила мимо. Думаю, они разговорились, и Роки было проще говорить с мужчиной, чем со мной. Бывают, наверное, времена, когда мужчины объединяются против женщин, а женщины против мужчин. Вы с мисс Кловис – против Джулиана и Роки, а я – в роли рефери на теннисном матче.

Елена было рассмеялась, но, когда мы вошли в ее гостиную, сердито воскликнула:

– Но моих стульев нет! Это просто ужасно. И стола тоже! Милдред, почему вы их отдали?

– Извините, – кротко ответила я. – Роки дал мне список мебели, которую требовалось перевезти, и я просто следовала его указаниям.

– Вы всегда были на его стороне! – вырвалось у нее. – И вообще, стулья были свадебным подарком нам обоим. Он не имел права их забирать.

– Да, трудно бывает, когда что-то получаешь в подарок на свадьбу, – сказала я.

Но можно ли предвидеть расставание счастливой четы и всегда дарить то, что при необходимости легко поделить? Это, пожалуй, был бы чересчур циничный взгляд на брак даже для самого исполненного горечи дарителя.

Елена металась по квартире, ища и не находя предметы, которые называла своими.

– Вам придется ему написать, Милдред, – заявила она, садясь в единственное оставшееся кресло.

– Мне? Написать ему? А не лучше ли это сделать вам?

– Ах, я решительно не могу. Вы его знаете, и он скорее послушает вас, чем меня. В противном случае я попрошу Эстер Кловис или даже Иврарда.

– Сомневаюсь, что вам следует просить его, – вырвалось у меня, поскольку я вдруг вспомнила, что мне так и не представился шанс выполнить просьбу Иврарда, объяснив, что он ее не любит. Но сейчас это не имело значения. – И вообще, – продолжала я, – он на конференции Доисторического общества в Дербишире, так что толку все равно не будет.

– Ах, это, – раздраженно отозвалась Елена. – Представить себе не могу, зачем ему археология. Все это дилетантское копошение ничего ему не даст.

– Сомневаюсь, что тут есть то-то дилетантское, – возразила я. – У меня сложилось впечатление, что он очень педантичный человек и любит ясность.

– О чем это вы? – подозрительно вскинулась Елена.

– Ну, он определенно знает, чего он хочет, а чего нет. – Я замялась. – Я думаю, у него… э… очень высокие принципы.

– А, вы про то, что он не одобряет разводы, – небрежно сказала Елена. – И, естественно, он предположил, что если я поссорилась с Роки, то бегом к нему прибегу. Ну конечно! Поэтому он уехал в Дербишир.

Я была несколько ошарашена таким изложением событий, и это, наверное, читалось у меня на лице, так как она рассмеялась.

– Ну да, мужчины иногда бывают так очевидны. Обычно они ведут себя именно так, как ожидаешь, и зачастую довольно трусливо. Готова поспорить, Иврард ужасно перепугался, услышав, что мы с Роки не слишком ладим. На доисторическую эпоху ему, знаете ли, наплевать. Он всегда прикрывается этим Обществом. Оно для него удачный предлог – только потому, что я сама не являюсь его членом.

Это показалось мне бессмысленной тратой денег на членские взносы, и вообще, было что-то комичное в мысли о том, что мужчина прячется от женщины за доисторическую эпоху.

– Он познакомил меня со своей матерью. – Я понадеялась сменить тему. – Она мне показалась довольно странной.

– Она и есть странная, но, опять же, чего еще ждать от матерей, верно? Полагаю, у нас с Иврардом вообще нет никаких причин встречаться – помимо научного общества. Гораздо драматичнее было бы, если бы мы не виделись десять лет, а потом стали бы как та пара в сонете, о котором всегда вспоминают, когда с кем-то расстаются:

  • И пусть все видят: на челе у нас
  • Огонь былой любви давно погас[28].

– Рискну сказать, что по прошествии десяти лет человека уже не любишь, – откликнулась я, – поэтому все равно ни капельки любви вы бы не сохранили, и это испортило бы радость встречи.

– Да, скрывать было бы нечего, и скорее всего, мы спрашивали бы себя, как могли хоть что-то испытывать. Наверное, лучше вообще забыть про Иврарда, поскольку он, по всей очевидности, не желает иметь со мной дела.

– Да, конечно, было бы лучше. Но забывать не так просто, – неуверенно заметила я.

– Наверное, и вам кого-то пришлось забыть? – так же неуверенно спросила Елена.

– Вроде того, – весело откликнулась я, думая про Бернарда Хизерли, но не желая по прошествии стольких лет вытаскивать на свет ту жалкую историю. – Пожалуй, с каждым такое иногда случается.

– А я-то думала, вам нравится Роки, – сказала Елена, как мне подумалось, с неподобающей прямотой. – В него ведь часто влюбляются.

Я попыталась рассмеяться.

– Вы про военнослужащих из женского вспомогательного?

– Они, конечно, влюблялись, но такого только следовало ожидать. Роки так красиво смотрелся в мундире, и был так добр к ним на приемах, и танцевал со всеми по очереди. Но вы знаете его таким, какой он на самом деле. И я знаю, что вы ему очень нравитесь. Он несколько раз мне говорил.

Последнее отнюдь не послужило мне утешением, и сам предмет разговора был крайне неловким.

– Наверное, мне лучше заняться письмом про мебель, – твердо сказала я. – Если дадите список того, что хотите получить назад, возьмусь написать его сегодня вечером.

– Ах да. – Елена встала. – Вы бы очень мне помогли. Как, по-вашему, священник не пригласит меня выпить? Он сказал, чтобы я дала ему знать, если он может что-то для меня сделать, ведь правда?

– Сомневаюсь, что он именно это имел в виду. Хотя, если он водил выпить Роки, почему бы ему не повести и вас? Но, кажется, сегодня у него вечер молодежного клуба.

Глава 20

Список мебели – не самое удачное начало для письма, хотя рискну сказать, что человек, склонный к полетам фантазии, даже список белья в прачечную способен превратить в поэму.

Я долго сидела за столом, не в силах взяться за карандаш и праздно переворачивая страницы блокнота, в котором вела счета и составляла списки покупок. «Какими увлекательным они были бы, будь это средневековые списки покупок, – думала я. – Но, возможно, и в этих тоже есть пища для поэзии – столько здесь сомнений и знаков вопроса». «Паек по карточкам, зелень, сухое мыло, почтовые марки» казались вполне рациональными и легко объяснимыми, но откуда запись «Красная ленточка?» Зачем мне понадобилась красная ленточка? Какая-то рискованная идея для перелицовки старой шляпки? Но если да, то идея была мертворожденная, поскольку я точно знала, что не покупала ленточку, и вообще маловероятно, что когда-либо стану носить шляпу, отороченную красной лентой. А «пашотница»? Это невоплощенная мечта или амбициозное стремление купить кухонное приспособление, позволяющее изготовить аккуратное, искусственное с виду яйцо-пашот? Но ничего такого я не купила, и казалось вполне вероятным, что в тех редких случаях, когда у меня заведется свежее яйцо, чтобы сварить его без скорлупы, я и дальше буду ловить его в кипящей воде, где белок отделяется от желтка и колышется, как актиния. Иногда я помечала места или магазины, в которые надо заглянуть. Я наткнулась на название известного римско-католического книжного, опять же со знаком вопроса. Кажется, я там ничего не покупала, но помню, как заходила туда под Рождество, когда подвальное помещение с ярко раскрашенными гипсовыми фигурами манило обещанием тихой гавани среди суеты толп.

Я все листала страницы, пока не дошла до изучения старых счетов за газ и электричество, понимая при этом, что невозможно оттягивать до бесконечности, и в конечном итоге после нескольких фальш-стартов вымучила письмо, начинавшееся со слов «Дорогой Роки», перечислявшее факты, приводящее список мебели и заканчивающееся так: «Надеюсь, вы хорошо обустроились, всегда ваша Милдред». Окончание стоило мне больше тревожных мыслей, чем мог бы оправдать результат, но мне представлялось, что «всегда ваша» – корректный способ завершить дружеское письмо человеку, к которому, как предполагается, никаких особенных чувств не испытываешь. Рискну сказать, не лишним было бы написать «с любовью», но я не смогла себя на это подвигнуть.

Ответ Роки был совершенно в его духе и, судя по всему, никаких тревожных мыслей ему не стоил.

«Дражайшая М., – писал он. – Елена совершенно заблуждается, и то, что я забрал, определенно МОЕ. Что до голубой формы для запеканки, то признаю: да, действительно это она ее купила, но только для того, чтобы заменить мою, которую разбил Иврард Боун. Поэтому оставим эту чепуху.

Надеюсь, вы здоровы и церковь процветает, и отец Мэлори тоже – или следовало бы написать «о. Мэлори»? Уйма воскресений после Троицы, наверное, сплошная скука, но всему рано или поздно наступает конец!

Обязательно приезжайте как-нибудь меня проведать, и (если погода будет ясная) я угощу вас ленчем с премилым вином в моем заросшем саду.

В спешке и с большой любовью

Р.»

Я сидела над письмом со смесью удовольствия и грусти, но и после того, как выучила его содержание почти наизусть, основным впечатлением от него оставалось удивление. Я не могла себе представить, чтобы Иврард Боун разбил форму для запеканки! Глупый пустяк, но всякий раз, думая об этом, я улыбалась, иногда даже на улице или в автобусе.

Как я и ожидала, Елену письмо возмутило, и она решила не иметь больше никаких дел с мужем и поехать домой к матери в Девоншир. Я не ожидала, что она поведет себя так традиционно, и от этого она почему-то стала мне больше нравиться. Казалось, моя роль в этой злополучной истории подошла к концу, и я могла только надеяться, что случится нечто, что заставит их образумиться. Я начала подумывать… вот если бы снова увидеть Роки, то я могла бы их свести… Мысленно я играла благородную роль на заднем плане сцены их воссоединения и тихонько удалялась приготовить чашку чая. Или постирать. Или погладить. Но хотя Роки писал, что я должна как-нибудь его навестить, определенной даты он не предлагал, а мне не хотелось навязываться.

Стояла середина августа, трудное время в церкви. Череды одинаковых воскресных служб после Троицы не могла избежать даже самая «высокая» церковь, и иногда трудно было упомнить, какая Троица у нас по счету – восьмая, девятая или десятая. Потом и Джулиан Мэлори тоже уехал, оставив вместо себя отца Грейторекса, и наша маленькая община плыла, как корабль без ветрил. По утрам в воскресенье проповеди не было, зато то и дело случались неприятные происшествия: то из кадильницы посыпались искры и напугали стариков, а то один маленький алтарник споткнулся, наступив на полу слишком длинного стихаря, и скатился по ступенькам, от чего остальные мальчики захихикали. В одно воскресенье отсутствовал Тедди Лимон, поскольку поехал с семьей на уик-энд в Маргейт, и подменить его вызвали мистера Конибира, вид у которого сразу сделался, как у рассерженной птицы. У органиста тоже был отпуск, и хотя сестра Блэтт предприняла доблестную попытку занять его место, с хоров то и дело доносились странно нервирующие звуки, произвести которые способен только церковный орган.

Джулиан и Уинифред поехали отдыхать с Аллегрой Грей на ферму в Сомерсете. Я невольно думала, что трио подобралось не самое удачное, но, возможно, Джулиан счел, что духовному лицу не подобает ехать в отпуск одному с невестой, к тому же оставалась еще проблема, что делать с Уинифред. Я могла бы предложить сама с ней куда-нибудь съездить, если бы не договорилась поехать с Дорой Колдикот в сентябре, как делала это каждый год. Я ждала отдыха как никогда раньше. Мне надо было уехать от всех проблем (по большей части чужих), которые донимали меня последние несколько месяцев. Вдруг, если взглянуть на них издали, они рассеются сами собой? Елена забудет про мебель, Аллегра Грей обернется идеальной женой для Джулиана, Уинифред выйдет замуж или вступит в религиозную общину. Даже древоточцы в тумбах стола Роки вымрут, а последствия их жизнедеятельности устранит чудодейственная мазь, о которой говорила миссис Боун.

Как-то под конец августа, выйдя в час дня на ленч, я увидела, как Иврард Боун рассматривает витрину в некотором расстоянии от нашей конторы. Я тут же испытала острое раздражение. Зачем он тут? Если он хотел меня повидать, то почему не мог, как обычные люди, позвонить и договориться? Мне вспомнилась последняя наша встреча: я в старом хлопчатом платье, без чулок, с кардиналом Ньюменом и буханкой хлеба в холщовой сумке. Сегодня на мне хотя бы был респектабельный костюм, и никакие хозяйственные покупки меня не обременяли. Я планировала поспешить домой и закончить платье, которое шила к отпуску, поэтому, понадеявшись, что он меня не заметил, развернулась и быстро пошла в противоположную сторону. И не оглянулась, даже услышав позади торопливые шаги. Потом меня окликнули по имени, и мне пришлось остановиться и разыграть удивление.

– А, это вы… – нелюбезно сказала я.

– Да, я вас ждал. Я надеялся, вы пойдете со мной на ленч.

– Тогда почему вы не написали и не позвонили?

– Мне это только сегодня утром пришло в голову. Я был в отъезде. Небольшая археологическая экскурсия в Дордонь.

– Прятались в пещере? – спросила я.

– Да, в кое-каких пещерах я побывал. Но ума не приложу, с чего вы взяли, что я прятался.

– Не важно, – ответила я, несколько пристыженно. – Просто шутка. Но я думала, ваша специальность – антропология.

– Да, но, понимаете, все взаимосвязано. Археология лучше подходит к отпуску.

– В Бретани ведь каменные круги, да? – Я постаралась проявить научный интерес. – И опять же, есть еще Стонхендж.

Я вспомнила, что папа интересовался Стонхенджем, и словно бы увидела, как все мы сидим вокруг обеденного стола: мама: папа, младший священник (не помню, который именно) и каноник с женой. Мы говорили о Стонхендже, и вдруг погас свет. Помощник священника издал испуганный возглас, но голос каноника продолжал без тени дрожи (он до сих пор звучит у меня в ушах), как ни в чем не бывало. Мама стала собирать и зажигать свечи, а каноник продолжал развивать свою теорию о том, как именно огромные камни перенесли на равнину Салисбери. Выступление было впечатляющим и вскоре было вознаграждено (так мне, во всяком случае, чудилось) епископским саном. Вспоминая об этом после стольких лет, я улыбнулась.

– Да, есть еще Стонхендж, – довольно сухо отозвался Иврард.

Мы шли молча, пока не вышли на площадь, где было несколько ресторанов.

– Вы так и не сказали, пойдете ли со мной на ленч, – прервал молчание Иврард, – но, поскольку мы двигаемся в нужном направлении, полагаю, что пойдете.

– Да, наверное, – безразлично ответила я, а потом сообразила, что не слишком хорошо себя веду.

Для извинений как будто было слишком поздно, и я рассердилась, что он пробуждает во мне самое худшее, но все же попробовала исправить ситуацию, сказав:

– Наверное, вы считаете меня крайне невоспитанной, но сегодня просто не мой день. В последнее время это как будто случается все чаще.

– Полагаю, вы расстроены происходящим.

– Да, пожалуй, можно принять такое оправдание. Всегда расстраиваешься, когда с друзьями случается… разное.

Мы вошли в ресторан, и нас провели за столик. Лишь когда мы сели, я сообразила, что это тот самый, где мы весной ели ленч с Уильямом Колдикотом.

– А что именно случилось? – небрежно спросил Иврард.

– Роки уехал за город, а Елена – к матери в Девоншир.

– Какое облегчение, – сказал он и, просмотрев меню, заказал ленч с гораздо меньшей суетой, чем Уильям.

– Не знаю, стоило ли взаправду ожидать чего-то иного. Женщины, поссорившись с мужьями, обычно уезжают домой к матери, если, конечно, у них есть мать.

– Я никак ее не поощрял, – сказал Иврард почти удовлетворенным тоном.

– Нисколько не сомневаюсь, – отозвалась я, рассматривая закуски. – Не могла бы представить такое с вашей стороны.

– Разумеется, – продолжал он с ноткой предостережения, – когда-нибудь я, вероятно, женюсь.

– Да, мужчины обычно так поступают, – пробормотала я.

– Трудность в том, чтобы найти подходящую женщину.

– Возможно, не следует так целенаправленно искать, – предложила я. – То есть не подыскивать кого-то, на ком можно жениться, как если бы вы собирались купить сковороду или форму для запекания.

– По-вашему, это следует оставить воле случая? Но тогда женщина может оказаться крайне неподходящей.

Мысль о выборе мужа или жены как формочки для запекания напомнила мне про письмо Роки, в котором говорилось, что Иврард разбил одну такую. Наверное, на лице у меня мелькнула улыбка, поскольку Иврард сказал:

– Кажется, вы находите это забавным. Я об идее жениться на ком-то подходящем.

– На самом деле я не над этим улыбалась. Просто не могу себе представить, что вы разбили форму для запекания.

– Ах это! – довольно раздраженно откликнулся он. – Елена поставила ее в духовку, чтобы разогреть, а когда я за нее взялся, она оказалась такой горячей, что я ее уронил.

– Да, вполне объяснимо. Жаль, что вы не воспользовались кухонной прихваткой.

– Но она всего пять минут простояла в духовке. А кроме того, кажется, там и прихватки никакой не было.

– У меня она всегда висит на гвоздике возле плиты.

– Ну, вы-то человек разумный. Как раз такого от вас и ждешь.

«Боже ты мой, вечно меня ставят на место!» – подумала я, мрачно гоняя кусок рыбы на тарелке. Даже если бы приглашение на ленч мне польстило, теперь меня припечатали как человека, у которого возле плиты висит на гвозде прихватка.

– Вы женились бы на Елене, не будь она уже замужем? – храбро спросила я.

– Определенно нет, – заявил он. – Она совсем не та женщина, какую я выбрал бы себе в жены.

– И какой была бы мисс Та Идеальная?

– Ну, здравомыслящей особой, – туманно ответил Иврард.

– Кем-то, кто помогал бы вам в работе? – предположила я. – Кем-то со знанием антропологии, которая умела бы вычитывать гранки и составлять указатели. Может быть, такая, как мисс Кловис?

– Мисс Кловис, несомненно, очень способная, – с сомнением отозвался он. – И вообще замечательная женщина.

– Вы способны думать о женитьбе на замечательной женщине? – изумленно спросила я. – Но они же не созданы для брака!

– Надеюсь, вы не намекаете, что они созданы для чего-то другого? – улыбнулся он.

Такое мне точно в голову не приходило, и я почти рассердилась, поймав себя на том, что смущена.

– Они – для того, чтобы остаться старыми девами, – сказала я, – то есть в позитивном, а не в негативном смысле.

– Значит, бедняжкам не позволено иметь нормальных чувств?

– Да нет, позволено, но пусть уж они лучше о них молчат.

– Разумеется, я уважаю и высоко ценю Эстер Кловис, – продолжал Иврард.

– О, высокая оценка, уважение… На таких сухих материях далеко не уедешь! Наверное, можно питать подобные чувства, но того, кто их вызывает, скорее уж хочется возненавидеть. И вообще, мисс Кловис намного старше вас, и выглядит она странно. У нее волосы – как шерсть у собаки.

Иврард рассмеялся.

– Вот это точно.

Тут мне стало стыдно, что я насмешила его несправедливой критикой в адрес замечательной мисс Кловис, поэтому я попыталась сменить тему, заговорив о других обедающих дамах в более милосердном (хотелось бы думать) ключе. Но он не соглашался, что вон та женщина красива, а вот эта элегантна, и, наконец, повисло неловкое молчание, которое вдруг прервал человек, произнесший мое имя.

Это был Уильям Колдикот.

Когда я представила Уильяма Иврарду, он тут же завладел разговором.

– Слава богу, что хотя бы кто-то из друзей настолько старомоден, что их можно застать в городе в конце августа, – изрек он. – Тогда и сам себя не слишком стыдишься, хотя, полагаю, в наши дни женщины уже не считают, что должны летом выходить на улицу обязательно под вуалью и в темных очках, а дома сидеть с опущенными занавесками.

– Нет, но, думаю, уйме людей приходится оставаться в Лондоне весь август, – сказала я, вспомнив очереди на автобус и терпеливые вереницы тех, чьи подносы ползли по ленте транспортера в огромных столовых.

– Да, даже таким, как мы, – согласился Уильям. – Но что бы сказала моя бедная мама!

Я представила себе старую миссис Колдикот, с комфортом расположившуюся в уродливой гостиной своей виллы на окраине Бирмингема, но не стала напоминать Уильяму, как его матушка любила ездить в Лондон в августе (она называла это «августовской вылазкой») и водворяться в каком-нибудь безвкусно обставленном отеле, какие являлись и, возможно, до сих пор являются меккой провинциальных туристов, особенно когда чаевые включены в счет и тем самым можно избежать неловкостей. Мой отец предпочитал тихую сумрачную гостиницу неподалеку от Британского музея, – чтобы жить поближе к читальным залам и, возможно, встретить кого-то из священников, учившихся в Байоле в начале тысяча девятисотых.

– Да, август не самый приятный месяц в Лондоне, – сухо заметил Иврард. – Столько библиотек и музеев закрыты.

– И в клубе уборка, – тянул нараспев Уильям. – Так не кстати.

– Но «Лайонс-Корнер-Хаус» всегда открыт, – напомнила я ему, стараясь сообразить, какой же клуб у Уильяма и имеется ли таковой вообще. Едва ли он заглянул в ресторан по пути в клуб, поскольку я заметила, что в руке у него два рогалика.

– Хлебушек для моих голубей, – объяснил он. – Я их кормлю каждый день после обеда. Милдред знакома с ритуалом. Ну, Милдред, ты, наверное, поедешь отдыхать, как всегда, с Дорой? Надо нам встретиться за ленчем, когда вернешься, – добавил он, бросая подозрительный взгляд на Иврарда.

Осенью? Я так удивилась, что едва не переспросила вслух, поскольку наш ежегодный ленч всегда приходился на март или апрель.

– Да, неплохо было бы, – откликнулась я. – Мы с Дорой пошлем тебе открытку.

– Так приятно быть другом, которому посылают открытки, – отозвался Уильям. – Все эти безликие «виды», где слишком много моря или слишком много гор и ваше окно помечено крестиком, или даже другие, более игривые, с полными дамами на осликах…

Помахав нам на прощанье рогаликами, он поспешил прочь.

– Кто это был? – вежливо спросил Иврард.

– Брат моей школьной подруги. Он служит в каком-то министерстве. Я знакома с Колдикотами много лет.

– Я было решил, что он друг Нейпиров. Вы больше о них известий не получали? – спросил он чересчур небрежно.

– Роки уехал за горд, а Елена – к матери в Девоншир, – начала я, – но это я уже говорила. И мне приходится писать письма по поводу мебели и договариваться о ее перевозке.

– И никакой речи о каких-либо… шагах? – деликатно спросил он.

– Вы про развод? Нет, не думаю. Очень надеюсь, что нет.

– Да, развод не вызывает одобрения, – заметил Иврард немного в духе Уильяма. – Но даже если расставание только временное, перевозка мебели представляется дурным знаком.

– Боже ты мой, неужели грузчикам придется заносить все назад! И как я об этом не подумала! Пожалуй, проеденный древоточцем стол этого не перенесет и действительно развалится.

Вид у Иврарда стал недоуменный.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Жестокая и агрессивная инопланетная цивилизация вербует землян, зомбируя их для своих коварных целей...
Понятие «женская мудрость» такое же нарицательное, как и «женская логика». Непонятные, загадочные по...
Книга рассказывает об одной из древнейших религий мира. В центре иудаизма – взаимоотношения между Бо...
Современный модный маникюр и педикюр – это комплекс процедур. Вы держите в руках книгу, которая раск...
Сколько вы можете приготовить разных супов? Вопрос риторический для современной хозяйки. Обычно их н...
Что можно приготовить, собираясь на пикник? Как устроить барбекю, как пользоваться мангалом? А что м...