Сказки века джаза (сборник) Фицджеральд Френсис
Официант кашлянул и испарился. Последовало недолгое ожидание, во время которого посетители незаметным для них образом были тщательно осмотрены метрдотелем. Затем принесли шампанское, при виде которого мистер Вход и мистер Выход возликовали.
– Ты только подумай: неужели они могли отказать нам в шампанском за завтраком? Как же можно!
Оба тут же попытались представить эту ужасную ситуацию, но это оказалось выше их сил. Их объединившиеся в едином порыве воображения были не в силах представить себе мир, в котором можно было отказать в шампанском на завтрак. Официант с громким хлопком вытащил пробку, и в стаканах тут же запенился желтоватый напиток.
– Ваше здоровье, мистер Вход!
– И ваше, мистер Выход!
Официант удалился; минуты текли; шампанское в бутылке убывало.
– Это же… Это же оскорбительно! – вдруг сказал Дин.
– Что оскорбительно?
– Сама мысль о том, что кто-то мог отказать нам в шампанском на завтрак!
– Оскорбительно? – Питер задумался. – Точно, именно так: оскорбительно!
И они опять расхохотались; они выли и тряслись от смеха, качались на стульях, снова и снова повторяя друг другу слово «оскорбительно», и с каждым разом слово это, казалось, звучало все более и более смешно.
Спустя несколько восхитительных минут они решили выпить еще бутылочку. Обеспокоенный официант обратился к своему непосредственному начальнику, и осторожный муж отдал ясный приказ шампанского больше не подавать. Им принесли счет.
Через пять минут они под руки вышли из «Коммодора» и, под любопытными взглядами прохожих, пошли по Сорок второй улице до Вандербильд-авеню, к «Билтмору». Здесь они оказались на высоте положения и с нежданным коварством, быстрым шагом, держась неестественно прямо, миновали вестибюль.
Очутившись в зале ресторана, они повторили свой номер. Они то ударялись в накатывающий конвульсивный хохот, то вдруг неожиданно переходили к хаотическим дискуссиям на тему политики, образования и собственного радужного настроения. Часы подсказали им, что было уже девять утра, и обоим вдруг пришло в голову, что они только что побывали на замечательной вечеринке – одной из тех, которые запоминаются навсегда. Они сидели за второй бутылкой. Едва лишь кто-нибудь из них произносил слово «оскорбительно», как оба тут же начинали задыхаться от смеха. Ресторанный зал теперь шумел и плыл; тяжелый воздух разжижался вдруг распространившейся в нем удивительной легкостью.
Они заплатили по счету и вышли в вестибюль.
В этот момент вращающаяся дверь на улицу повернулась в тысячный раз за это утро, впустив в вестибюль гостиницы очень бледную юную красавицу с темными кругами под глазами, одетую в сильно помятое вечернее платье. Рядом с ней был некрасивый толстый мужчина – спутник для нее явно не подходящий.
На верхней площадке лестницы эта пара встретилась с мистером Входом и мистером Выходом.
– Дорогая Эдит! – начал мистер Вход, весело шагнув к ней и отвесив низкий поклон. – С добрым утром тебя!
Толстяк вопросительно посмотрел на Эдит, будто спрашивая у нее разрешения сейчас же устранить этого человека с ее пути.
– Простите за фамильярность, – добавил Питер в качестве запоздалого извинения. – Доброе утро, Эдит. – Он схватил Дина за локоть и потянул его вперед. – Позволь тебе представить, Эдит: мистер Выход. Мой лучший друг. Мы неразлучны. Мистер Вход и мистер Выход.
Мистер Выход выступил вперед и поклонился; он шагнул так широко и поклонился так низко, что чуть не опрокинулся вперед и смог удержать равновесие, лишь слегка ухватившись рукой за плечо Эдит.
– Менязовутмистервыход, Эдит, – вежливо промямлил он. – Мистервходимистервыход.
– Дамистервходимистервыход, – с гордостью сказал Питер.
Но взгляд Эдит скользнул мимо них – куда-то вдаль, на галерею наверху. Она чуть кивнула толстяку, который, словно медведь, пошел вперед и уверенным резким жестом развел мистеров в стороны. В образовавшийся проход проследовали он и Эдит.
Но, едва сделав десяток шагов, Эдит снова остановилась – остановилась и указала на низкорослого брюнета в солдатской форме, оглядывавшего толпу – и, в частности, живописных мистера Входа и мистера Выхода – несколько озадаченным и ошеломленным, исполненным благоговейного трепета взглядом.
– Вон он! – воскликнула Эдит. – Смотрите! – Она возвысила голос, почти взвизгнула. Указательный палец слегка дрожал. – Этот солдат сломал ногу моему брату!
Послышались крики; мужчина в пиджаке-визитке покинул свое место у стойки регистрации и проворно пошел вперед; тучная личность совершила молниеносный прыжок к низкорослому черноволосому солдату, и вестибюль сомкнулся вокруг образовавшейся маленькой группы людей, заслонив их от глаз мистера Входа и мистера Выхода.
Но для мистера Входа и мистера Выхода это происшествие было всего лишь пестрым переливающимся сегментом шумного и кружащегося мира.
Они слышали громкие голоса; они видели, как прыгнул толстяк; и вдруг картинка пошла полосами.
И вот они уже поднимаются в лифте наверх.
– Простите, на какой вам этаж? – спросил лифтер.
– На любой, – ответил мистер Вход.
– На последний, – сказал мистер Выход.
– Это и есть последний, – возразил лифтер.
– Так постройте еще один! – сказал мистер Выход.
– Еще выше, – сказал мистер Вход.
– На небо! – сказал мистер Выход.
В спальне номера маленькой гостиницы рядом с Шестой авеню проснулся Гордон Стеррет; голова болела, особенно затылок, пульс был болезненным и учащенным. Он поглядел на серые рассветные тени по углам комнаты, на стоявшее в углу большое кресло, кожаная обивка которого протерлась от долгого использования. Увидел одежду – неопрятную, мятую, валявшуюся на полу, – почувствовал затхлый запах сигаретного дыма и спиртного. Окна были плотно закрыты. Снаружи яркое солнце отбрасывало луч на подоконник, и в этом луче кружились пылинки; он упирался в изголовье широкой деревянной кровати, на которой он провел ночь. Гордон лежал неподвижно, будто в коме, все еще под действием алкоголя, глаза его были широко открыты, в голове что-то громко щелкало, будто в несмазанной машине.
С того момента, как он заметил пылинки в солнечном луче и дырку в большом кожаном кресле, прошло почти полминуты, и он ощутил, что рядом с ним кто-то лежит; а еще полминуты спустя он вспомнил, что теперь он отныне и навеки женат на Джевел Хадсон.
Через полчаса он вышел на улицу и приобрел в магазине спортивных товаров револьвер. Затем на такси доехал до комнаты, которую снимал на Тридцать седьмой улице в восточной части города, лег ничком на стол, на котором лежали его рисунки, бумага и карандаши, и выстрелил себе почти точно в висок.
Фаянсовый и розовый
Комната на первом этаже загородного дома. Верхняя часть стены украшена фризом, изображающим рыбака с сетью и корабль в малиновом океане, рыбака с сетью и корабль в малиновом океане, рыбака с сетью и так далее. В одном месте фриз перекрывается, и мы видим половину рыбака с половиной сети, сдавленных половиной корабля в половине малинового океана. Фриз не имеет никакого отношения к сюжету, но, честно говоря, он меня завораживает. Я мог бы продолжать и дальше, если бы мое внимание не привлек один из двух находящихся в комнате объектов: голубая фаянсовая ванна. Эта ванна – с характером. Не одна из этих новых, напоминающих гоночные яхты, а приземистая, широкая, с высокими бортами; кажется, что она изготовилась к прыжку, но внезапно передумала, вспомнив о недостаточной длине своих ножек, свыклась с окружением и покорилась своей голубой фаянсовой судьбе. Но из сварливости она никогда никому не позволяет вытянуть ноги, лежа в ней, – и тут мы плавно переходим к описанию второго находящегося в комнате объекта.
Это девушка, выглядящая естественным придатком ванны – над бортиком видны только ее голова, лебединая шея (у красавиц шея всегда «лебединая») и совсем чуть-чуть – плечо. В течение первых десяти минут пьесы все внимание публики поглощено вопросом, следует ли режиссер системе Станиславского, то есть действительно ли актриса без одежды или же публику пытаются обмануть?
Девушку зовут Жюли Мерви. То, как она сидит в ванной, позволяет заключить, что она невысокого роста и привыкла за собой ухаживать. Ее верхняя губа в улыбке чуть обнажает зубы, что делает ее похожей на пасхального кролика. Пройдет совсем немного времени, и ей исполнится двадцать.
А, вот еще что: высоко, справа от ванны, находится окно. Оно узкое, с широким подоконником, пропускает внутрь много света, но при этом эффективно противодействует всем желающим заглянуть в ванную комнату снаружи. Начинаете догадываться, что будет дальше?
По традиции, мы начнем с песни, но, поскольку изумленные вздохи публики практически заглушили начало, придется удовольствоваться лишь концом:
Жюли (изящное «сопрано энтузастико»).
- Изящный парниша, вошедший в Чикаго,
- Был Цезарь – он всех покорил!
- Святоши, конечно, плевались; весталки
- Плясали, что было сил.
- Когда начинал зажигать нервный Нервий
- Свой консульский блюз, контрабас
- Мог мертвых поднять на танцпол. Все плясали
- Императорский римский джаз!
(Следует овация. Жюли скромно опускает глаза и пускает руками волны по поверхности воды, – то есть мы можем догадаться, что она это делает. Расположенная слева дверь открывается и входит одетая Лоис Мереи, с одеждой и полотенцем в руках. Лоис старше Жюли на год, они практически близнецы – даже голоса похожи, но стиль одежды и выражение лица выдают ее консерватизм. Ну да, вы угадали. Старая добрая комедия ошибок.)
Лоис (вздрагивая). Ой, прости. Думала, тут никого нет.
Жюли. Привет! А я тут решила дать небольшой концерт…
Лоис (перебивая). Почему ты не закрыла дверь?
Жюли. А я не закрыла?
Лоис. Конечно нет. Ты думаешь, я прошла сквозь нее?
Жюли. Я думала, что ты ее взломала, дорогая.
Лоис. Ты такая легкомысленная…
Жюли. Нет. Я просто счастлива, как беззаботная бабочка, и даю маленький концерт.
Лоис (строго). Когда ты повзрослеешь?!
Жюли (обводя розовой ручкой вокруг). Видишь ли, звук отражается от стен. Вот почему петь в ванной так здорово. Создается потрясающий эффект! Что-нибудь на ваш выбор?
Лоис. Пожалуй. Доставьте мне удовольствие и покиньте ванну побыстрее.
Жюли (задумчиво покачивая головой). Даже не проси. Ибо сейчас здесь царствую я – Мисс Чистота!
Лоис. Что за шуточки?
Жюли. Сама Чистота находится перед тобой! Пожалуйста, только ничем не бросайся!
Лоис. Сколько ты еще тут будешь сидеть?
Жюли (подумав). Не меньше пятнадцати, но не больше двадцати пяти минут.
Лоис. Может, тебе хватит и десяти?
Жюли (как бы погрузившись в воспоминания). О, Мисс Чистота, помнишь ли ты, как в один из морозных январских дней – когда вода нагревается так медленно! – в прошлом году некая Жюли, знаменитая своей улыбкой пасхального кролика, собираясь на свидание, наполнила ванну для себя, бедняжки, но тут как раз подоспела ее злая сестра и погрузилась в эту ванну, и юной Жюли не оставалось ничего, кроме как заменить свое омовение втиранием кольд-крема, что является непомерно дорогим и чертовски сложным способом поддержания тела в чистоте?
Лоис (раздраженно). Так ты не поторопишься?
Жюли. С чего бы это?
Лоис. У меня свидание.
Жюли. Дома?
Лоис. Не твое дело.
(Жюли пожимает плечами, что, наверное, создает рябь на воде.)
Жюли. Ну что ж…
Лоис. О господи, да! Свидание почти что дома.
Жюли. Почти?
Лоис. Он не зайдет. Встречаемся у дверей и идем гулять.
Жюли (подняв брови). Ситуация проясняется. Начитанный мистер Калкинс! Кажется, ты обещала маме не приглашать его.
Лоис (безнадежно). Идиотизм. Он внушает ей отвращение, потому что только что развелся. Конечно же, у нее больше опыта, но…
Жюли (глубокомысленно). Не позволяй ей обращаться с тобой, как с ребенком! В мире нет ничего дешевле опыта. Его полно у всех стариков.
Лоис. Он мне нравится. Мы говорим о литературе.
Жюли. А, так вот почему последнее время по всему дому разбросаны эти тяжелые книги.
Лоис. Он дает их мне почитать.
Жюли. Да, тебе приходится играть по его правилам. С волками жить – по волчьи выть! А я завязала с книгами. Я и так образованна.
Лоис. Как ты непостоянна! Все прошлое лето ты читала каждый день.
Жюли. Если бы я была постоянна, я бы все еще питалась теплым молочком из бутылочки.
Лоис. Да, а бутылочка, скорее всего, была бы моя… А мне нравится мистер Калкинс!
Жюли. Я с ним не знакома.
Лоис. Ладно, так ты поторопишься?
Жюли. Да. (Пауза.) Когда вода остынет, я добавлю горячей.
Лоис (с сарказмом). Да что ты говоришь?
Жюли. Помнишь, как мы играли в «горки»?
Лоис. Да, в десять лет. До сих пор удивляюсь, что ты уже не играешь.
Жюли. Играю. Как раз решила начать.
Лоис. Глупая игра.
Жюли (с теплотой). Вовсе нет. Успокаивает нервы. Спорим, ты не помнишь правила?
Лоис (решительно). Нет, помню. Надо… Надо заполнить всю ванну мыльной пеной, а потом сесть на край и съехать!
Жюли (с презрением качая головой). Ха! И все? Съехать надо, не касаясь руками и ногами…
Лоис (раздраженно). О господи! Ну чем я провинилась?! Сделай так, чтобы мы перестали ездить сюда каждое лето, или сделай так, чтобы здесь был дом с двумя ваннами!
Жюли. Можешь купить себе тазик, или воспользуйся шлангом…
Лоис. Замолчи!
Жюли (не реагируя на грубость). Оставь полотенце.
Лоис. Что?
Жюли. Оставь мне полотенце, когда будешь выходить.
Лоис. Это полотенце?
Жюли (сама невинность). Да, я забыла свое полотенце.
Лоис (впервые внимательно осмотревшись). Ты что, с ума сошла? Ты даже халат не взяла!
Жюли (также осмотревшись). Кажется, да…
Лоис (с подозрением). Как ты сюда попала?
Жюли (хихикая). Кажется, я… Кажется, я впорхнула. Представь себе, белое нечто вспорхнуло по лестнице, и…
Лоис (шокирована). Маленькая ведьма! Ни стыда ни совести!
Жюли. И того, и другого в избытке. Думаю, это понятно даже тебе. Я отлично выглядела. В своем естественном виде я весьма миловидна.
Лоис. Ты…
Жюли (думая вслух). Люди не должны носить одежду. Мне нужно было родиться среди язычников или каких-нибудь туземцев.
Лоис. Ты…
Жюли. Вчера мне приснилось, как какой-то ребенок принес на воскресную проповедь магнит, который притягивал одежду. И все, конечно же, остались без одежды; все почувствовали себя ужасно; люди плакали, бились в истерике и тому подобное, как будто впервые увидели свои шкуры. И только я не почувствовала ничего особенного – мне стало весело. И мне пришлось ходить с тарелкой для пожертвований, потому что больше было некому.
Лоис (притворившись, что ничего не слышала). Ты хочешь сказать, что, если бы я не пришла, ты побежала бы к себе в комнату го… неодетая?!
Жюли. «Au naturel» звучит более красиво.
Лоис. А если бы кто-то был в гостиной?
Жюли. Там никогда никого нет.
Лоис. Никогда?! Наказанье господне! Да сколько…
Жюли. Кстати, обычно на мне полотенце.
Лоис (совершенно пораженная). Боже! Надо было тебя почаще шлепать; хорошо бы, чтобы ты попалась! Хорошо бы, чтобы к твоему выходу в гостиной оказалась дюжина министров с женами и дочерьми!
Жюли. Они не поместятся в гостиной, – отвечала Чистюля Кэт с Прачка-роуд.
Лоис. Отлично. Ты же сама решила… принять ванну; вот и лежи.
(Лоис поворачивается, чтобы уйти.)
Жюли (с тревогой). Эй! Эй! Халат мне не нужен, но полотенце необходимо. Я не умею вытираться куском мыла и мочалкой!
Лоис (твердо). Я не буду тебе потакать. Вытирайся как хочешь. Можешь поваляться на полу, как дикие животные, которые не носят одежду.
Жюли (вновь обретя уверенность). Хорошо. Ну и уходи!
Лоис (заносчиво). Ха!
(Жюли включает холодную воду и, зажав пальцем кран, направляет параболический фонтан воды на Лоис. Лоис спешно удаляется, хлопнув дверью. Жюли смеется и выключает воду.)
Жюли (поет).
- Когда встречаются они
- В вагоне трассы Санта-Фе,
- В воротничке «Арроу» он,
- Она – его мечта с обложки,
- Ее улыбка «Пебеко»
- И платье от «Люсиль»
- Ди-дам, да-ди-дум… это было…
(Она переходит на свист и вытягивается вперед, чтобы включить краны, но неожиданно слышатся три громких глухих удара по трубам. Пауза. Она говорит в кран, как будто это телефон.)
Жюли. Алло! (Нет ответа.) Вы водопроводчик? (Нет ответа.) Вы из водоснабжения? (Один громкий глухой удар.) Что вам угодно? (Нет ответа.) Вы, наверное, привидение, правда? (Нет ответа.) Тогда прекратите стучать. (Она вытягивает руку и поворачивает кран с горячей водой. Вода не течет. Она снова начинает говорить в кран.) Если вы водопроводчик, то это глупая шутка. Быстро включите обратно! (Два громких глухих удара.) Прекратите! Мне нужна вода! Вода, вы слышите, вода!
(В окне появляется голова Молодого человека – голова украшена тоненькими усиками и парой симпатичных глаз. Последние пытаются что-нибудь увидеть и, несмотря на то что не видят ничего, кроме рыбаков с сетями и малиновых океанов, заставляют своего обладателя заговорить.)
Молодой человек. Кому-то стало дурно?
Жюли (вздрагивая и немедленно навострив ушки). Кошка прыгнула!
Молодой человек (с участием). При обмороке вода – не лучший вариант.
Жюли. Обморок? Кто говорил про обморок?
Молодой человек. Вы сказали что-то про прыгающих кошек.
Жюли (уверенно). Я не говорила!
Молодой человек. Ладно, обсудим это позже. Вы готовы к выходу? Или все еще думаете, что, как только мы с вами выйдем на улицу, все тут же станут шептаться?
Жюли (улыбаясь). Шептаться! Как же! Если бы только «шептаться»… Это будет скандал!
Молодой человек. Ну, вы несколько преувеличиваете. Ваша родня, возможно, будет недовольна, – не знающим жизни все кажется недостаточно чистым. Все остальные вряд ли даже обратят внимание, разве что какие-нибудь старухи. Выходите.
Жюли. Вы даже не знаете, о чем просите.
Молодой человек. Думаете, за нами сразу побежит толпа?
Жюли. Толпа? Да из Нью-Йорка пустят специальный поезд с вагоном-рестораном!
Молодой человек. Простите, в вашем доме, кажется, идет уборка?
Жюли. Почему?
Молодой человек. Я вижу, на стенах нет картин.
Жюли. А-а-а, в этой комнате мы не вешаем картины.
Молодой человек. Странно. Никогда не слышал о комнате без картин, или хотя бы гобеленов, или хоть каких-нибудь там украшений…
Жюли. Да здесь даже мебели нет.
Молодой человек. Какой странный дом!
Жюли. Все зависит от угла зрения.
Молодой человек (сентиментально). Мне нравится говорить с вами так, когда нет ничего, кроме голоса. Я даже рад, что не вижу вас.
Жюли (с признательностью). И я тоже.
Молодой человек. В чем вы?
Жюли (критически осмотрев свои плечи). Ну, скажем так, в светло-розовом.
Молодой человек. Он вам идет?
Жюли. Очень. Я уже привыкла. Давно ношу.
Молодой человек. Мне казалось, что вы не терпите старой одежды.
Жюли. Да – но это был подарок на день рождения, и я просто вынуждена его носить.
Молодой человек. Светло-розовый. Бьюсь об заклад, это божественно. Хорошо сидит?
Жюли. Весьма. Очень простая, стандартная модель.
Молодой человек. Какой у вас голос! Какое эхо! Иногда я закрываю глаза и мне кажется, что вы – на далеком необитаемом острове, зовете меня. И я стремительно плыву к вам в волнах, слыша ваш зов, а вы стоите, и вода стекает с вашего тела…
(С края ванны соскальзывает мыло и плюхается в воду. Молодой человек моргает.)
Молодой человек. Что это было? Мне показалось?
Жюли. Да. Вы… Вы поэт, не правда ли?
Молодой человек (все еще во власти грез). Нет. Я пишу прозу. Стихи я пишу, только если в душе у меня буря…
Жюли (в сторону). В стакане воды…
Молодой человек. Я люблю поэзию. Я до сих пор помню наизусть первое прочитанное мной стихотворение. Оно называлось «Евангелина».
Жюли. Вранье.
Молодой человек. Разве я сказал «Евангелина»? Я имел в виду «Скелет в доспехах».
Жюли. Хоть я и не интеллектуалка, но тоже помню свое первое стихотворение. В нем всего одно четверостишие:
- Дэвид и Паркер
- Пытались однажды
- На зуб попробовать
- Доллар бумажный.
Молодой человек (пылко). Вам всегда нравилась литература?
Жюли. Если она не слишком древняя, или не чересчур умная, или не чересчур мрачная. Так же, как и люди. Мне обычно все нравятся, если только они не древние, не чересчур умные и не нагоняют тоску.
Молодой человек. Конечно же, я ведь тоже очень много читал. Вчера вы мне сказали, что вам нравится Вальтер Скотт.
Жюли (задумавшись). Скотт? Подождите… Да, я читала «Айвенго» и «Последнего из могикан».
Молодой человек. Это написал Купер.
Жюли (сердито). «Айвенго»? Вы с ума сошли! Уж наверное я знаю! Я ее читала!
Молодой человек. «Последнего из могикан» написал Купер.
Жюли. Какая разница! Мне нравится О. Генри. Не понимаю, как ему вообще удалось что-то написать. Ведь все рассказы он писал в тюрьме. «Балладу о Ридин Готе» он придумал в тюрьме.
Молодой человек (закусив губу). Да, литература. О, литература! Как много она для меня значила!
Жюли. Ну что ж, как сказала Гэби Дэслис мистеру Бергсону, для нас – с моей внешностью и вашими мозгами – нет ничего невозможного.
Молодой человек (рассмеявшись). С вами трудно ладить. Сегодня вы прямо ужасно милая, а завтра вы будете нестерпимо капризны. Если бы я не понимал ваш характер так хорошо…
Жюли (раздраженно). А, так вы – один из этих психологов-любителей, да? Раскусываете людей за пять минут, а затем надеваете умную мину, как только о них заходит разговор. Ненавижу это.
Молодой человек. Я не хвастаюсь, что раскусил вас. Признаюсь, вы для меня – загадка.
Жюли. За всю историю в мире было лишь два настоящих человека-загадки.
Молодой человек. Кто же это?
Жюли. «Железная Маска» и тот, кто говорит «ту-ту-туу-туу-туу», когда телефонная станция занята.
Молодой человек. Вы загадочны. Я люблю вас. Вы прекрасны, умны и добродетельны, а это редчайшее сочетание.
Жюли. Вы историк? Расскажите мне, упоминаются ли в истории ванны? Мне кажется, что о них несправедливо умалчивают.
Молодой человек. Ванны? Постойте-ка. Да, Агамемнона утопили в ванне. И Шарлотта Корде заколола Марата в ванне.
Жюли (вздохнув). Седая старина! Ничто не ново на этом свете, правда? Наш дед-священник на прошлом журфиксе заявил, что оркестр «галимый», а потом выяснилось, что ему понравилось и это так в старину хвалили!
Молодой человек. Я презираю все эти модные танцы. О, Лоис, я жажду видеть тебя. Подойди к окну.
(Раздается громкий удар по водопроводной трубе, из открытых кранов неожиданно начинает течь вода. Жюли быстро закрывает краны.)
Молодой человек (озадаченно). Боже, что это?
Жюли (невинно). Мне тоже что-то послышалось.
Молодой человек. Похоже на звук воды.
Жюли. Правда? Как странно… Правда, тут есть аквариум с золотой рыбкой…