Африканский роман Соколова Марина

«Вы меня уговорили», – не смогла отказать переводчица.

«Не мешай нам работать и уходи на кухню», – наказал жене Иван Иваныч.

«Ухожу, ухожу, – заторопилась Зоя Львов на. – Воркуйте, воркуйте. Я хотела сказать: работайте».

Пытливая супруга, наконец, занялась домашним хозяйством, в то время как умудрённый супруг приступил к ценным указаниям.

«С людьми надо держать себя помягче», – втолковывал несговорчивой девушке покладистый мужчина.

«И с кабилами – в том числе?» – созорничала доморощенная юмористка.

«Да…» – с надрывом промямлил Иван Иваныч. «Вы всё шутите, девочка, – покачал головой педагог, – а я ведь всей душой».

Переводчица сделала над собой усилие – и остепенилась.

«Ещё есть пожелания?» – с серьёзным видом спросила ученица.

«Надо наладить отношения с шефом и со старшей переводчицей», – вдумчиво посоветовал Иван Иваныч.

«Но Земфира мне постоянно хамит!» – не сдержалась Лариса.

«Наверное, вы её чем-нибудь обидели. Вы по-хорошему – и она к вам с добром».

«И что же вы предлагаете?» – поколебалась девушка.

«Пойти к ней в гости и поговорить по душам».

На этом советы пришлось прекратить, так как хозяйственная Зоя Львовна пригласила «откушать по случаю перемирия». Лариса трапезничать отказалась, а вместо этого пошла почиать. Едва она опустила длинные ресницы, как ей пригрезился непрошеный Морис. Он бросился перед девушкой на колени и стал раболепно вымаливать прощение. Поскольку Лариса оставалась надменной и неумолимой, горемычный донжуан зарыдал от тоски и отчаяния.

«Мужчины не плачут», – провозгласила девушка – и проснулась от дребезжания будильника.

10

Лариса до боли в ладони поколотила будильник – и силовым решением долежала до восьми часов. Бездумно оделась, заморила червячка, загримировалась – и в девять часов подошла к рабочему столу. В аудиторию заглянул сияющий, как медный таз, Иван Иваныч, бойко поприветствовал образумившуюся переводчицу и кинулся помогать заработавшемуся мастеру. Лариса с воодушевлением взялась за словари, но… её порыв остановил магический голос, без сомнения, принадлежавший отвергнутому любовнику. Голос зазывал в складское помещение – и девушка заняла оборонительную позицию. Между повздорившими любовниками произошла крупная перепалка. Бог свидетель, Лариса боролась до конца. Но под конец на сторону зарвавшегося практиканта нежданно-негаданно встал русский преподаватель. По-видимому, он вошёл в роль поборника мира и никак не мог из неё выйти. «Что от вас хочет мусье Морис?» – заглянул в аудиторию наставник молодёжи. Детская непосредственность взрослого мужчины привела девушку в шоковое состояние. «Говорит, что ему нужна переводчица», – едва дыша, попыталась объяснить Лариса. «Так чего же вы ждёте? Идите и выполняйте свои обязанности», – потребовал преподаватель. «Вы уверены?» – переспросила оцепеневшая переводчица. «Какие могут быть сомнения?!» – настоял на своём горе-педагог.

Ватные ноги принесли омертвелое тело на съедение беспощадному хищнику. Озверелый африканец бросился мять податливые груди, как хозяйка – подошедшее тесто. «Je ne suis pas un gteau» [77] , – скривила рот обессиленная девушка. Готовя Ларису к любви, прожорливый любовник перепробовал все известные ему приёмы, ранее испытанные на множестве других женщин. Между тем чеховской героине физической любви было уже недостаточно, а о духовной близости с неотёсанным туземцем не могло быть и речи.

Чем больше усилий прилагал приземлённый любовник, тем большее отторжение ощущала возвышенная девушка. Сначала африканец отводил глаза от обезображенного омерзением личика, потом попробовал разгладить черты поцелуями, после безуспешных попыток охладел – и оставил жертву в покое. «Vous tes laide. С’est tout» [78] , – подвёл итоги безжалостный мужчина. «C’est tout» [79] , – подтвердила изнурённая девушка.

Пригладив иссиня-чёрные волосы, Морис освободил ненужное помещение. «Окончательно и бесповоротно», – решила подавленная переводчица, ударом ноги покорёжила заляпанную дверь и высунулась наружу. Снаружи её ожидал взыскательный Иван Иваныч. «Ну что – поладили?» – довольно улыбаясь, спросил миротворец. «Зачем?» – прошуршала сквозь слёзы осквернённая девушка. «Как зачем?» – потерялся простодушный мужчина. Улыбка сползла с его круглого лица, он перебирал ногами – неприкаянный и скорбный.

«Воплощаете в жизнь свои педагогические планы?» – прозвучал специфический бас шефа миссии. «Да… воплощаю…» – бессознательно произнёс Иван Иваныч. Находящаяся на грани нервного срыва Лариса всё-таки сорвалась. Она зашлась от нескончаемого смеха и была не в состоянии остановиться. Ничего не подозревающий шеф любовался соблазнительными зубами, беспрерывно облизывая свои потресканные губы. Лариса поймала его взгляд и, подавив смех, захлопнула рот. «Вы всё веселитесь, – как ни в чём не бывало, сказал Илья Борисович, – а я нашёл для вас работу». Он протянул девушке несколько франкоязычных газет: «На следующей неделе у нас политзанятия. Вам, Лариса, поручается приготовить сообщение об алжирской внешней политике». «А мне?» – обиделся Иван Иваныч. «А вы, если хотите, можете оказать переводчице посильную помощь», – разрешил начальник. При слове «помощь» Иван Иваныч оживился и закивал головой, как китайский болванчик. «Я поняла: у него пунктик», – догадалась Лариса и перестала дуться на чудного преподавателя. «Всё ясно?» – спросил для проформы шеф миссии – и тут же убрался восвояси. «Вы, значит, почитайте, а я… того…» – умчался следом Иван Иваныч.

Лариса в гордом одиночестве развернула «Matin» [80] и стала вглядываться в незнакомый текст. «Vous vous occupez toujours de l’espionnage, Mademoiselle?» [81] – послышался тошнотворный голос Мориса. Девушку затошнило от гадливости, но она не показала виду. «Vous vous plaisantez, Monsieur?» [82] – Ларису потрясла мина, которая мелькнула на породистом лице практиканта. «Пожалуй, он не шутит, – переменила мнение переводчица. – Может быть, пытается напугать? Их, смешных, разве разберёшь?» – высокомерно улыбнулась европеизированная девушка, готовясь отразить выпад. В силу обстоятельств словопрение не состоялось, так как в аудитории появился Смаил, наспех поздоровался и куда-то увлёк бдительного коллегу.

Потратив остаток рабочего дня на занимательную телевизионную науку, Лариса вместо горной прогулки отправилась в столовую месье Мустаки. И хотя разносолами в ней не кормили, еда вполне удовлетворила московский вкус девушки. Непривычными показались только оливки, все остальные ингредиенты были вполне знакомы и очень аппетитны. Лариса отодвинула испорченный маслинами салат, одним махом проглотила любимый фасолевый суп, отдала должное картофелю фри и эскалопу, отказалась от калорийной пахлавы – и долго потягивала душистый, как алжирская природа, чёрный кофе. «После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать», – размечталась пресыщенная девушка.

Но её мечте не удалось осуществиться так скоро – по вине вездесущей Зои Львовны. Она ждала переводчицу с кошёлкой наперевес. «Ты не забыла про своё обещание?» – с пасмурным видом спросила переменчивая, как погода, женщина. «Про какое?» – разумеется, забыла девушка. «Ну как же! Пойти с нами в магазин». «И на рынок», – дополнил маму Алёша – уменьшенная копия Иван Иваныча. «Да, конечно. Я готова», – благоразумно согласилась переводчица.

Преодолев немощный мост, русские оказались во власти живописных бутиков. Магазинчики были по-африкански красочными, а продавцы – по-мусульмански обходительными.

«Soyez la bienvenue» [83] , – пожелал девушке учтивый хозяин первой попавшейся лавчонки.

«Спасибо», – от смущения забылась переводчица, но незамедлительно исправилась: «Merci, Monsieur» [84] .

«Вы из Россия?» – заулыбался хозяин.

«Да-а-а…» – по-московски заакала Ла риса.

«Не надо удивляйтесь. Я учился Москва», – возвестил улыбчивый хозяин – он же продавец.

«А где?» – загорелась любопытством девушка.

«Университет дружба народ», – удовлетворил любопытство коммерсант.

По его лицу было видно, что он рад вспомнить недалёкое прошлое… но его опередила Зоя Львовна.

«Ну вот – бери с собой переводчиц, – пробурчала сердитая женщина. – Дайте мне, пожалуйста, спички, консерву, чай и сахарный песок».

«Может быть, сходим за колбасой?» – предложила вошедшая во вкус девушка, когда за ней закрылась дверь неприхотливого магазина.

«Это невозможно, – отрезала Зоя Львовна. – Я хотела сказать: в Сиди-Аише невозможно купить колбасу».

«А где возможно?» – напряглась Лариса в ожидании подвоха.

«Лучше нигде не покупать», – предостерегла информированная женщина.

«Что вы такое говорите?» – ещё больше напряглась переводчица.

«Да здесь не колбаса, а одно недоразумение: сплошной горький перец», – передёрнулась Зоя Львовна.

«Надо будет купить и попробовать», – решила про себя неверующая девушка и зашагала в близлежащий магазин.

«Мама, купи мне шоколадку», – жалобно попросил Алёша.

«Нельзя. У тебя же болят зубы», – возразила Зоя Львовна – и покраснела, как варёный рак.

Продавец весело рассмеялся и вежливым тоном предложил свои услуги.

«Ты разве забыла, что при кабилах нельзя говорить «зуб»?» – напомнил маме Алёша.

Продавец опять рассмеялся и подарил мальчику жевачку.

«Почему его так сильно веселят зу бы?» – Ларисе было не до смеха.

Зоя Львовна интенсивно задвигала свободной от сумки рукой:/p>

«Не употребляй слово «зуб». У них это что-то непристойное».

Вероятно, у смешливого продавца было много свободного времени, а может быть, он не гонялся за прибылью. Так или иначе, он предпочитал не работать, а хохотать.

«Мама, я есть хочу. Ну купи мне шоколадку, – канючил неотвязный Алёша. – У меня уже не болят зубы».

У коммерсанта начался очередной приступ смеха, а мальчик, следуя примеру своей мамы, зарумянился, как маков цвет. Ларисе в рот попала смешинка – и её разобрал беспричинный смех.

«Если у Алёши больше не болят зубы , может быть, я куплю ему шоколадку?» – включилась в игру развеселившаяся девушка.

Мужчина гоготал, как стая гусей, Лариса от него не отставала, а вскоре смешинку подхватили Зоя Львовна и Алёша. Компания развлекалась долго, благо ей никто не мешал, потому что магазин явно не ломился от наплыва посетителей. Иссякнув, Зоя Львовна вернулась на круги своя.

«Лариса, скажи коммерсанту, чтобы он продал три горьких перчика», – поручила она переводчице.

Лариса пробуравила глазами невоспитанную женщину, но всё-таки перевела:

«S’il vous plat, Monsieur, trois poivres amers» [85] .

«Avec plaisir. Trois poivres piquants, Mademoiselle» [86] , – поправил Ларису жизнерадостный продавец и неутомимо захохотал.

«Наверное, в кабильском языке «перец» – тоже неприличное слово», – наобум предположила русская переводчица, купила для Алёши две шоколадки и в хорошем расположении духа покинула «комнату смеха».

Выйдя на узкую сиди-аишскую улицу, девушка полной грудью вдохнула тёплый воздух – и её замызганную душу заполнила радость бытия. Она смотрела во все глаза и жадно впивала очень синее небо, очень жёлтое солнце и очень зелёные кактусы.

«Это и есть подлинная жизнь», – опомнилась выздоровевшая девушка.

Она представила, что складская камера с её затхлым воздухом находится где-то в другом городе, или в другой стране, или в другой жизни. В ней отдалась на волю победителя совсем другая Лариса, может быть, её двойник, или дальняя родственница, или инопланетянка. Девушку с непреодолимой силой потянуло домой, под холодную воду, – чтобы начисто смыть с души гнусную, порочную скверну.

«Ты куда это полетела? – не поспевала за переводчицей жена специалиста. – Мы хотели заглянуть на рынок».

«Это потом!» – на лету крикнула разогнавшаяся девушка – и через десять минут впорхнула в ванную комнату.

«Можно и потом, – обмозговывала безнадёжно отставшая женщина. – Там всё равно делать нечего. Апельсинов у нас – завались, а такое дорогое мясо мне в горло не полезет. Проклятые коммерсанты будут нюхать, как оно гниёт, но цены ни за что не снизят. А куда побежала эта гулящая? Хотя Иван Иваныч говорит, что она – хорошая девушка. Знаю я этих хороших! До неё Райка была гулящая, и эта – такая же. Одним словом, переводчицы».

Когда рассудительная женщина, держа за руку вырывающегося сына, добралась до дома, Лариса сидела в непосредственной близости от Иван Иваныча с непросохшими после душа волосами и отрицательно мотала головой. Ревнивая жена, забыв про сына, на цыпочках проникла в супружескую спальню и приложила ухо к стене. Слышимость была прекрасная, и Зоя Львовна, слово за слово, услышала весь разговор. Используя всё красноречие, на которое он только был способен, Иван Иваныч убеждал взбалмошную девушку наладить отношения с Земфирой Наумовной «так же хорошо, как с Морисом».

«Может быть, он – дурак?» – обомлела Лариса.

«Я немолодой, неглупый человек, – ответил на её мысли Иван Иваныч. – Я не первый год работаю в Алжире. Поверьте моему слову: нам со всеми надо иметь хорошие отношения. Вы хотели бы приехать сюда на следующий год?»

«Наверное, хотела бы», – бесхитростно ответила переводчица.

«Вот видите! – обрадовался Иван Иваныч. – Поверьте мне, девочка, и не ссорьтесь с Земфирой Наумовной. Она-то точно вернётся в Алжир, а вы? Вы о себе подумали?»

«Ладно, убедили: пойду подумаю о себе», – пошла на компромисс непреклонная девушка.

«И думать нечего: сейчас же отправляйся к Земфире», – опять проявился внут ренний голос.

«А я надеялась, что ты пропал навсегда», – Лариса встретила нежелательного советчика без большого энтузиазма.

«Это ты без меня совсем пропадёшь, – активизировался голос. – Лучше поменьше думай и побыстрее иди к Земфире».

«Думать никогда не вредно, – парировала осмотрительная девушка. – Аргументируй: почему я должна идти на позор?»

«Потому что она – старшая переводчица, а ты – младшая».

«Это ещё не аргумент», – отчаянно сопротивлялась неподдающаяся девушка.

«Ты дождёшься, что тебя аргументом будут бить по голове, – запричитал внутренний голос. – Морис над тобой надругался, и Земфира способна на многое».

«Хорошо, я пойду, только не кричи», – Лариса заткнула уши ватными берушами, которые вынула только тогда, когда Земфира Наумовна открыла ей дверь.

«Это ты? – встала в непримиримую позу старшая переводчица. – Ты что тут делаешь? Нам вроде не о чем с тобой разговаривать».

«Переводчикам всегда есть о чём поговорить, – вполголоса заметила Лариса. – Нас объединяет французский язык. Так я пройду?»

«Ну, проходи, раз так», – немного опешила Земфира Наумовна.

Она провела коллегу в свою комнату, обогнув татарскую семью, которая ужинала в гостиной. Семья, как один человек, проводила девушку тусклым взглядом.

Земфира Наумовна делила досуг со сладкозвучным Шарлем Азнавуром.

«Сейчас будет грамматическая песня. Советую обратить внимание», – назидательным тоном сказала старшая переводчица.

Лариса прекрасно знала эту песню: Азнавур пел её в «Conditionnel» [87] .

«Ты что-нибудь поняла?» – в лоб спросила старшая по званию.

Лариса встрепенулась – и чуть не позволила себе лишнее.

«Тс-с-с», – зашикал внутренний голос, и девушка закрыла рот на замок.

За двоих говорила говорливая старшая переводчица. Она поделилась с младшей своим алжирским опытом, рассказала про своих московских студентов, дала едкие характеристики общим знакомым.

«По-моему, ты недооцениваешь Иван Иваныча», – не выдержала Лариса.

«Почему же? Как раз оцениваю по достоинству, – со злой иронией произнесла Земфира. – Он ещё не толкнул тебя в чью-нибудь постель?»

«Как раз наоборот. Он большой морали…» – закашлялась Лариса.

«Это только так кажется, – Земфира притушила смердящую сигарету. – Он большой трус, даже согрешить боится. Но больше всего на свете он боится потерять тёплое местечко. Он тебе уже говорил, что надо со всеми дружить? Ещё нет? Жди – обязательно скажет. Заруби на своём хорошеньком носу: это опасный стукач, который на всех собирает компромат. Но ты для него – свой человек, своя переводчица в доску. Вернее, личная собственность. На нас здесь смотрят, как на вещи, которые все могут использовать. Он будет тебя защищать, пока ему это выгодно. Но при необходимости сдаст, не раздумывая. Добренький Иван Иваныч угождает всем подряд, но в первую очередь – алжирским практикантам. От них, от их мнения во многом зависит его дальнейшая карьера. Чтобы их ублажить, он перешагнёт не только через тебя, но и через свою Зою Львовну. Эта безголовая финти флюшка…»

У Ларисы помутилось в голове и потемнело в глазах. В виски стучала неотступная мысль: «Какая гадость, какая гадость!» Девушка без промедления распрощалась с меркантильной наставницей, но на этот раз – подчёркнуто корректно.

«А ты вообще-то ничего, – одобрительно произнесла старшая переводчица. – Будет нужна моя помощь – приходи».

«Помощников хоть отбавляй», – без восторга подумала Лариса, а во всеуслышание горячо поблагодарила Земфиру Наумовну за сердечный приём.

«В постели хорошо, как в раю», – на ходу бредила занемогшая девушка, но… путь к обители пролегал мимо злокозненной пары.

«Ну как? Сдружились?» – натянуто улыбнулся Иван Иваныч.

Лариса неопределённо повела плечами и с тоской вообразила, как будет сейчас объясняться. По счастью, эту миссию взяла на себя велеречивая Зоя Львовна:

«И чего там дружить? Это с кем дружить – с Земфиркой? Ставит из себя! Тоже мне красавица! Между прочим, она старше меня на два года А вы знаете, какие у неё груди? Она шьёт на заказ бюстгальтеры и в них завёртывает груди, как колбасу. А ещё она путается с этим кабилом… как его… с Джамелём».

Иван Иваныч запасся терпением и принялся лечить супругу от недержания речи.

«Поменьше говори – побольше слушай», – были последние слова, которые дошли до сознания Ларисы, когда она засыпала мёртвым сном.

11

«Как выяснилось, я – из другой оперы или, вернее, пьесы, – удручённо подумала ожившая героиня. – Как там у Островского? Я – вещь в глазах двуногих самцов. И что же мне теперь делать? В любом случае суицид мне не подходит. Будем жить и бороться. Жить очень хочется, а бороться очень не хочется. Воодушевимся классикой: у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба».

Взбунтовавшаяся «бесприданница» с вызовом посмотрела на свой характерный будильник, убедилась в том, что он – вероятно, из вредности – показывал половину девятого, изловчилась – и не опоздала на работу!

Впрочем, можно было и опоздать, потому что ни в аудитории, ни в складском помещении её никто не выслеживал.

После двух часов ударной работы передовая переводчица, переведя дух, покинула насиженное место и, приговаривая: «Мы не рабы, рабы не мы», – взялась за легчайшие физические упражнения. Через несколько минут вошла во вкус и стала изображать музыкальное сопровождение.

«А вы хорошо поёте», – похвалил физкультурницу неизвестный мужской голос. Лариса пустила петуха и усмирила разошедшиеся руки. К её величайшему изумлению, изменённый до неузнаваемости голос принадлежал хорошо известному шефу миссии. Из глаз запальчивого мужчины посыпались искры. На выпуклых скулах заходили желваки, а на жилистой шее задёргался кадык. «Что это с ним?» – заволновалась переводчица. Подтверждая опасения подчинённой, шеф в прыжке схватил её за запястье и, сдавливая костлявыми пальцами, заглянул вглубь испуганных зелёных глаз. «Мне больно! Пустите!» – попыталась высвободиться Лариса. Агрессивный мужчина ослабил нажим, изобразил на лице подобие улыбки – и сорвался на крик: «Признавайтесь сейчас же: что вы там задумали со своим преподавателем?!» «Сначала примите человеческий облик», – посоветовала освободившаяся от тисков девушка. В мгновение ока лицо шефа преобразилось и засверкало множеством оттенков. «Простите меня, бога ради, – Илья Борисович распустил узел удушливого галстука. – Я вёл себя непозволительным образом. Не знаю, что на меня нашло». Неожиданно шеф хохотнул и погрозил Ларисе указательным пальцем: «А ведь это вы виноваты. Разве может настоящий мужчина устоять против женских чар?» Взглянув на перекошенное лицо Ларисы, Илья Борисович до конца овладел собой и заговорил собственным голосом: «Чуть не забыл: я пришёл для того, чтобы сообщить вам время политзанятия: сегодня у меня в 18.00». «Так вы же сказали: на следующей неделе», – напомнила озадаченная девушка. «Мало ли что я сказал! – снова сорвался неисправимый мужчина. – На следующей неделе прибывает столичное начальство. Надо приготовить отчёт». Шеф миссии отвернулся от несговорчивой переводчицы и двинулся к предусмотрительно захлопнутой двери. «Постойте! – задержала шефа жалостливая девушка. – Можете не беспокоиться. Насколько мне известно, «композитор» оперу пока не пишет». Через минуту согбенная спина скрылась из вида, и Лариса вернулась к излюбленной работе.

За чтением и переводом время прошло незаметно. Распрощавшись с поднадоевшим одиночеством, переводчица сунула под мышку ридикюль и летящей походкой поспешила к людям. Первым человеком, встретившимся на её пути, оказался сам месье Мула – глава Центра обучения.

«Est-ce que vous vous promenez sur les Champs-Elyses, Mademoiselle?» [88] – призвал к дисциплине алжирский начальник.

«Les Champs-Elyses n’ont rien faire au Centre d’enseignement» [89] , – отразила удар наёмная работница.

«Voulez-vous passer dans mon bureau?» [90] – повелел шеф Центра обучения.

«Слишком много начальников развелось на мою голову», – на родном языке ответила Лариса и, расправив плечи, добавила на французском: «Non, Monsieur. Je suis trs occupe. Je prfre parler en plein air» [91] .

«Nous sommes tous l pour travailler, – нравоучительно сказал месье Мула. – Pourtant je crois que vous travaillez trop. Je vois votre fentre claire jusque tard dans la nuit. Notre pays ne peut pas se permettre ce luxe» [92] .

«Je suis arrive en Algrie pour travailler, Monsieur Moula, et pour aider votre pays, – снисходительно обронила советская девушка. – Je suis oblige de travailler jusque tard dans la nuit» [93] .

Сердце месье Мула размягчилось, и рот растянулся до ушей.

«Vous tiez tonne, Mademoiselle, en voyant en Algrie des femmes et des hommes blancs?» [94] – высокопарно осведомился белый человек.

«J’ai fait dix annes d’cole et quatre annes d’institut, Monsieur, – не сдавала позиций достойная представительница великой страны. – Je connais bien l’histoire et la gographie» [95] .

Ответить месье Мула не успел, так как между ним и Ларисой протиснулся почтительный Иван Иваныч. Подивившись на льстивого лизоблюда, девушка посмеялась исподтишка – и отправилась сначала в горы, а потом – в столовую. Прогулка и еда расположили её к сиесте. Однако с отдыхом пришлось повременить, потому что комната была переполнена детворой. Бразды правления, очевидно, находились в Алёшиных руках. У него в подчинении были два вихрастых татарчонка – Ренат и Салех и очаровательная татарочка Алсу.

«Тётя Лариса, а вы не съели мой шоколад?» – без обиняков приступил к делу Алёша.

«Конечно, не съела. Я надеюсь, ты угостишь друзей?» – употребила власть хозяйка положения.

«Есть угостить друзей», – отрапортовал заводила, получил в руки две шоколадки и разделил их по-справедливости.

Лариса, разумеется, отказалась от своей доли и с улыбкой вслушалась в ребячий разговор.

«А я вчера видел падающую звезду», – поделился новостью Алёша, уминая за обе щеки сладкую вкуснятину.

«Звёзды не могут падать», – глубокомысленно заметил Ренат.

«Не могут, не могут», – поддержал брата Салех.

«Не могут, не могут, не могут», – на разные голоса прощебетала Алсу.

«Это ещё почему?» – встал в боевую стойку самолюбивый Алёша.

«Ты на небо хорошо смотрел?» – менторским тоном спросил Ренат.

«Ну?!» – вышел из себя Алёша и замахал кулаками.

«Если звёзды будут падать каждый день, то скоро на небе ничего не останется», – обстоятельно объяснил Ренат.

«Не останется», – ввернул солидарный Салех.

«Не останется, не останется», – пропела звонкоголосая Алсу.

«Ещё как останется, – изготовился к бою Алёша. – Правда, тётя Лариса?»

«Звёзд во Вселенной очень много, – припомнила образованная девушка. – Только это падают не звёзды, а фрагменты небесных тел».

«А что такое «небесное тело»?» – забыл про драку Алёша.

«То, что ты видишь на небе, и есть небесные тела».

«Не может быть», – на всякий случай сказал Ренат.

«Не может быть», – как эхо, откликнулся Салех.

«Вы как со взрослыми разговариваете? – понарошку осерчала Лариса. – Вы когда-нибудь слышали про квазары? Это самые далёкие известные нам небесные тела».

«Расскажите ещё что-нибудь», – попросил Алёша.

«Про что?» – умилилась будущая мама.

«Про звёзды», – подсказал пристыженный Ренат.

«Конечно, про звёзды», – поддакнул Салех.

«Я вам расскажу про самую знаменитую звезду по имени Солнце, – начала свой рассказ растроганная девушка. – А вы знаете, что каждую секунду оно худеет на четыре миллиона тонн?»

«Теперь детей приманивает», – заворчала за дверью пронырливая Зоя Львовна.

Она без приглашения влезла в комнату переводчицы и без зазрения совести потеснила ребятню. В Ларисе закипело раздражение, готовое в любой момент выплеснуться на бесцеремонную женщину. Зоя Львовна вмиг осеклась и пошла на попятный:

«Ларисочка, как тебя дети любят. Давай я с ними побуду, а ты иди к Иван Иванычу. Может понадобиться твоя помощь».

«Пусть всегда будет солнце», – затянула маленькая певунья.

Лариса сделала детям ручкой – и, подстёгиваемая любопытством, устремилась в гостиную.Рядом с Иван Иванычем она увидела советский телевизор «Рекорд», молодую женщину, очень похожую на русскую, и молодого мужчину – по всему видать, из здешних мест. Иван Иваныч источал приветливость и благорасположение.

«Са интерпрет [96] Лариса», – на сильно ломаном французском представил девушку предупредительный хозяин.

Гостья скромно улыбнулась, а гость прошепелявил нечто среднее между «je suis heureux» [97] и «vous dsirez» [98] .

«Лариса, познакомьтесь, пожалуйста: к нам из Бужи приехали супруги – Анна и Фарид. Они привезли телевизор».

«a… comme a…» [99] – запутался невзрачный супруг.

«Моё приданое», – пришла на помощь белобрысая супруга.

«Неужели везли из Советского Союза?» – нетактично полюбопытствовала переводчица.

«Да уж», – выпятила плоскую грудь несуразная Анна.

«Он ещё хоть куда, – похвалил старьё Иван Иваныч. – Немного подлатаем – и он всех нас переживёт. Лариса, переведите, пожалуйста».

«Я понимаешь, я учился Москва. Советское значит лучшее», – припомнил идеологически подкованный алжирец.

«Тогда мужчины займутся ремонтом, а женщины займутся беседой», – задал тон безотказный Иван Иваныч и, засучив рукава, подступил к дряхлой аппаратуре.

«Ну что – займёмся?» – подсела к русской алжирке заинтригованная перевод чица.

«Да уж», – кротко прореагировала недавняя соотечественница.

«Ты откуда?» – завязала светскую беседу светская львица.

«Из Ленинграда», – смиренно ответила убогая женщина.

«Да ну? А я подумала, что ты из самой глубокой глубинки, – удивилась зазнавшаяся москвичка. – Ну и как тебе живётся в Алжире?»

«Хорошо», – односложно объяснила нелепая алжирка.

«Страна нравится?» – продолжала любознательная Лариса.

«Да уж», – знакомо отозвалась освобождённая женщина Советского Союза.

«А как муж?» – начала разочаровываться девушка.

«Хорошо», – однообразно ответила пришибленная жена.

Натянула на коленки джинсовую юбчонку и, плиссируя лбишко, озвучила классическую фразу:

«Я за мужем как за каменной стеной».

«А вуаль ты случайно не носишь?» – так и подмывало спросить потерявшую терпение девушку.

«Пожалуй, промолчу – а то хуже будет», – урезонила себя Лариса и надела на лицо светскую маску.

«Видно, нам ещё предстоит повозиться, – обречённо произнёс Иван Иваныч. – Ну что – погутарили? А про политзанятие не забыла? Ох, придётся обойтись без меня. Скажете шефу, что я ремонтирую телевизор».

«Политзанятие лучше этой затюканной жены», – определилась переводчица и пошла к себе готовить политическую речь.

В своей комнате она никого не обнаружила, зато из супружеской спальни доносился детский плач и женский вопль.

«Бедняжка, – пожалела Лариса. – Но в конце концов это не мой ребёнок».

Девушка взяла с тумбочки «Matin» [100] – дар шефа миссии, перечитала статью о запутанных алжирско-марокканских отношениях, подчеркнула несколько значимых предложений – и посмотрела на норовистый будильник.

Часы показывали половину шестого.

«Надеюсь, что не обманывают», – обнадёжила себя Лариса, похлопала будильник по циферблату и, вооружившись газетой, направилась к шефу миссии.

«Что-то рановато», – подметил зоркий Иван Иваныч, не спуская глаз с допотопного телевизора.

«Пойду пообщаюсь с коллегами», – бросила через плечо переводчица, на скорую руку попрощалась с не очень дорогими гостями – и вприпрыжку сбежала на нижний этаж.

Как и предполагала Лариса, в неурочное время в квартире не было никого, кроме хозяев. Дверь открыл сам Илья Борисович. Девушка приняла меры предосторожности и подалась назад, но, рассмотрев шефа, поняла, что в этом не было необходимости. Шеф выглядел спокойным, как древнегреческий олимпиец. Лариса почувствовала лёгкую досаду.

«Зря спешила», – мелькнуло в ветреной головке.

«Позвольте вашу ручку, мадмуазель?» – шутовским тоном произнёс Илья Борисович и, кривляясь, шаркнул длинными ногами.

«А может быть, не надо?» – красивое лицо переводчицы сморщилось, как печёное яблочко.

«Не надо – так не надо», – послушался Илья Борисович и, демонстрируя образцовый политес, сопроводил даму в нарядную гостиную, убранную комнатными цветами, газетами и журналами.

«Располагайтесь, где вам удобно, готовьтесь к выступлению, а я, с вашего позволения, встречу остальных гостей. Прошу прощения за причинённые неудобства».

Лариса по-другому взглянула на шефа, сильно смахивавшего на джентльмена из туманного Альбиона.

Политика её не привлекала, и, миновав газеты, она потянулась к журналу «Elle» [101] . С неприязнью рассматривая куриные шейки и спичечные ножки измождённых моделей, девушка проглядела явление старшей переводчицы.

«Как из концлагеря, правда?» – завладела журналом раскованная Земфира Наумовна.

«Правда», – сию секунду подхватила скрывавшаяся за её спиной переводчица Тамара.

Вторая младшая переводчица имела такие же прелести, как французские манекенщицы. На этом сходство заканчивалось, так как её туалет ни с какой стороны не подходил для журнала мод.

«Кого-то мне напоминает эта серая мышка, – задумалась Лариса. – Ну конечно, – вылитая новоиспечённая алжирка Анна», – осенило светлую головку.

Земфира Наумовна взяла со стола старый номер «Elle» [102] ; Тамара, как тень, отразила все её движения.

«Посмотри сюда. Совсем другое дело», – старшая переводчица ткнула пальцем на шикарную манекенщицу с тонкой талией и крутыми бёдрами.

«Действительно, – убедилась Лариса. – Совсем другой тип. Ничего не понимаю».

«А я сейчас поясню, – увлеклась Земфира Наумовна. – Обрати внимание: для старого номера позировали броские красотки с отчётливыми женскими формами. Потом их заменили худосочными подростками с мальчишескими фигурами».