Дар Стил Даниэла

Его очень пугала мысль, что скоро Мэрибет уедет домой. Все произошло как-то очень быстро. И все одновременно — и плохое, и хорошее, хотя хорошего было несравненно больше.

Но мама его просто на крыльях парила от счастья — Томми и не помнил, когда в последний раз видел ее в таком приподнятом настроении.

Мэрибет же была серьезной и притихшей.

После рождения дочери она имела долгую и обстоятельную беседу с Лиз и Джоном, и те заверили ее, что не будут на нее в обиде, если она передумает. Но Мэрибет настаивала на своем решении. Ей было очень тяжело отдавать своего ребенка, но теперь она, как никогда раньше, понимала, что это было единственно верное решение.

На следующий день Джон позвонил своему адвокату, и маховик пришел в движение.

Адвокат подготовил все необходимые документы по удочерению и привез их в больницу к Мэрибет. Он все подробно объяснил девушке — пункт за пунктом, после чего она подписала их — в день, когда Кейт исполнилось три дня.

Мэрибет отказалась от срока, предоставленного ей для размышления, и поставила свою подпись на всех документах. Они с Лиз обнялись и попросили медсестру не приносить сегодня ребенка — Мэрибет требовалось время, чтобы смириться с расставанием со своей дочерью.

В этот вечер с ней рядом был Томми. Мэрибет казалась странно спокойной и не жалела о своем решении, но ей все равно было тоскливо. Им обоим бы хотелось, чтобы все было иначе. Однако Мэрибет чувствовала, что на этот раз выбора у нее не было. Она поступила правильно — в первую очередь в интересах ребенка.

— Клянусь тебе, что в следующий раз все будет по-другому, — ласково сказал Томми, целуя ее.

Они столько всего пережили, что между ними протянулась крепкая, неспособная порваться нить. Но Мэрибет необходимо было перевести дыхание и оправиться от всего, что с ней произошло.

Врач разрешил ей выписаться на Новый год, вместе с ребенком, и Лиз, Томми и Джон приехали забирать ее.

Лиз несла девочку к машине, а Джон сделал несколько снимков на память.

День прошел тихо, и, когда новорожденная плакала, Лиз срывалась с места и неслась к ней, а Мэрибет пыталась делать вид, что она этого не слышит. Ей не хотелось теперь к ней подходить. Она больше не была ее матерью, и ей пришлось заставить себя выдерживать дистанцию между собой и дочерью.

Мэрибет понимала, что в ее сердце всегда будет место для ее первенца, но она никогда не будет кормить дочку, не будет вставать к ней по ночам, лечить от простуды или читать сказки. В лучшем случае, если она свяжет свою жизнь с этой семьей, они будут друзьями, но не более того. Даже сейчас настоящей ее матерью уже была Лиз — но не Мэрибет.

Вечером Лиз лежала на постели, обнимая дочку, а Джон с улыбкой наблюдал за ними.

— Ты любишь ее? — спросил он.

Лиз кивнула с выражением счастья на лице, не в состоянии поверить, что судьба так благосклонно обошлась с ними.

— Ну вот, теперь нам два года сна не видать, — подытожил он.

— Тебе это только на пользу пойдет, — улыбнулась Лиз, и Джон подошел к ней, чтобы поцеловать.

Девочка еще больше сблизила их. Она дала им надежду и напомнила о том, как чудесна бывает жизнь в самом ее начале и как важно для родителей не пропустить этот момент.

После появления Кейт Томми и Мэрибет тоже сблизились еще больше. Казалось, она нуждается в нем еще больше, чем прежде, и теперь Мэрибет часто задумывалась над тем, как ей будет больно расставаться с ним. Она чувствовала себя странно уязвимой, как будто она боялась бороться с жизненными невзгодами без него.

Перспектива отправиться домой в одиночестве приводила ее в ужас, и Мэрибет, как могла, оттягивала тот момент, когда ей надо будет позвонить родителям и сообщить о том, что ребенок родился. Мэрибет собиралась позвонить им всю неделю, но просто не могла заставить себя сделать это. Она была еще не готова к отъезду.

— Может быть, я позвоню? — спросила Лиз через два дня после возвращения Мэрибет из больницы. — Я тебя не тороплю, но я думаю, что твоя мама должна узнать, что у тебя все в порядке. Она, наверное, очень беспокоится.

— Почему вы так считаете? — угрюмо спросила Мэрибет.

Последнюю неделю она думала о многом, в том числе и о своих родителях.

— Какая для нее теперь разница, если папа не разрешал ей разговаривать со мной целый год? Когда мне нужна была мать, со мной была не она, а вы, — прямо добавила она, нимало не греша против истины.

Теперь Мэрибет относилась к своим родителям иначе, чем раньше, — и к матери тоже.

Только образ Ноэль оставался нетронутым в ее сердце.

— Я не думаю, что твоя мама что-нибудь решала, — осторожно сказала Лиз, укладывая Кейт в колыбельку — она только что покормила ее. — Она не слишком сильная женщина.

Это была гораздо более деликатная характеристика, чем та, которой заслуживала Маргарет Робертсон. Мать Мэрибет была совершенно задавлена ее отцом, но неужели Мэрибет заслуживала такого отношения от матери, когда оказалась в беде?

— Я даже не уверена, что она понимает, как сильно подвела тебя, — печально продолжала Лиз.

— Вы с ней говорили? — смущенно спросила Мэрибет.

Откуда Лиз знала столько о ее матери?

Прежде чем ответить, Лиз долго колебалась, но потом решила ничего не скрывать.

Мэрибет была поражена услышанным.

— После Дня Благодарения мы с Джоном ездили к ним. Мы чувствовали, что должны сделать это ради тебя. Тогда мы еще не знали о том, что ты решила отдать нам ребенка, но мне хотелось понять, в какую семью ты собираешься вернуться.

Кстати, если хочешь, не уезжай, живи здесь, что бы ни случилось. Я хочу, чтобы ты об этом знала. Я думаю, что твои родители любят тебя, Мэрибет, но твой отец очень ограниченный человек. Он не понимает и не хочет понимать тебя. Я хотела с ним поговорить о твоем дальнейшем образовании, нужно было убедиться в том, что они позволят тебе поступить в колледж. До окончания школы тебе осталось всего несколько месяцев, и заявку нужно сделать уже сейчас. С твоими способностями ты не можешь оставаться без образования.

— А что сказал папа? — спросила Мэрибет, все еще не в состоянии поверить, что супруги Уиттейкеры ездили к ним.

Проехать четыреста километров только для того, чтобы увидеться с людьми, которые на полгода — в самое трудное время — бросили свою дочь на произвол судьбы, — это было непостижимо.

— Он сказал, что твоя мама ничего не потеряла от того, что всю жизнь провела дома с детьми, и ты можешь сделать то же самое, — честно ответила Лиз.

Она не стала рассказывать Мэрибет, что после этого отец добавил: «Если она теперь вообще сможет найти мужа», в чем он сильно сомневался после ее «падения».

— Мне кажется, твой отец не понимает, что такие умные, целеустремленные девочки, как ты, встречаются крайне редко.

Она улыбнулась Мэрибет. Эта юная девушка так много ей дала. И теперь они с Джоном хотели отплатить ей той же монетой. Они уже обсудили это между собой.

— По-моему, у него создалось впечатление, что мы просто нафаршировали тебя разными безумными идеями по поводу колледжа, — продолжала Лиз. — Наверное, так оно "и есть, — добавила она с улыбкой, — в противном случае я буду очень разочарована. На самом деле, — она сделала короткую паузу, потому что в комнату вошел Джон, — мы хотели бы поговорить с тобой кое о чем.

Когда у нас родилась Энни, мы открыли на ее имя счет и стали копить деньги на ее образование. Теперь мы должны сделать то же самое для Кейт, но на это у нас еще есть время.

Счет на имя Томми мы открыли вообще очень давно, и теперь мы хотим дать тебе денег из капитала Энни, чтобы ты могла гарантированно поступить в колледж. Ты можешь учиться здесь или выбрать любое другое место.

Мэрибет была потрясена до глубины души, и, воспользовавшись ее молчанием, в разговор вступил Джон:

— Мы обсудили это с твоим отцом и решили, что сейчас ты вернешься домой, весной окончишь школу, а после этого отправишься туда, куда тебе вздумается. Если захочешь, можешь вернуться сюда и жить у нас.

Джон посмотрел на свою жену, и та согласно кивнула. Они уже договорились, что Мэрибет не будет говорить Кейт, что она ее мать.

Может быть, когда-нибудь, когда девочка вырастет и они сочтут, что ей нужно об этом знать, они ей скажут. Но в ближайшее время совсем не обязательно было сообщать ей правду, и Мэрибет совершенно не хотелось причинять боль ни им, ни ребенку.

— Итак, ты поступишь в колледж, Мэрибет. Остальное — дело твоего выбора. Я не думаю, что дома тебе будет легко, потому что твой отец — тяжелый человек, но мне кажется, что за это время он немного изменился. Он по-прежнему считает, что ты совершила ошибку. Я не уверена, что он способен забыть об этом, однако, по-моему, он будет рад, если ты вернешься домой. Может быть, тебе удастся прожить с родителями в мире в течение нескольких месяцев до твоего поступления в колледж.

— Мне сама мысль о доме ненавистна, — призналась им Мэрибет.

В комнату вошел Томми, сел рядом с ней и взял ее за руку. Ему тоже не хотелось, чтобы она покидала их, и он уже пообещал ей, что будет часто приезжать, несмотря на то, что расстояние между их городками было значительным.

Впрочем, оба они знали, что шесть месяцев — это не навсегда. Им просто казалось, что пройдет целая вечность — ведь в шестнадцать лет время кажется бесконечным.

— Мы не настаиваем на твоем возвращении к родителям, Мэрибет, — сказала ей Лиз, — но мне кажется, что сейчас тебе стоит пожить дома — ради твоей матери и для того, чтобы привести в порядок свои мысли.

А потом она сказала то, что обещала Джону не говорить:

— Но я не думаю, что тебе нужно там жить всегда; Они похоронят тебя заживо, если ты позволишь им это сделать.

Мэрибет слабо улыбнулась в ответ на ее замечание. Жить с ее родителями было все равно что тонуть в океане, не надеясь на чью-то помощь.

— Я знаю, что они попробуют это сделать.

Но теперь они уже не смогут мной распоряжаться по своему усмотрению. За что мне нужно благодарить вас.

Она обняла Лиз, все еще не в состоянии поверить в великодушие Уиттейкеров. Однако не стоило забывать, что и она для них много сделала.

Они сидели и тихо разговаривали, а потом Кейт проснулась и начала плакать. Мэрибет смотрела, как Лиз взяла девочку на руки, а потом дала Томми. Они передавали ее из рук в руки, как маленькую куклу, и в том, как они смотрели на нее, чувствовалась настоящая любовь.

Это было именно то, чего Мэрибет хотела для своего ребенка, именно то, что ей было нужно. Глядя на них, Мэрибет поняла, что у Кейт будет замечательная жизнь. Да, она приняла правильное решение.

Томми подержал малышку на руках, а затем протянул Мэрибет. Она поколебалась, но потом приняла ее.

Девочка, повинуясь инстинкту, потянулась к материнской груди, все еще полной молока, которого малышка ни разу не попробовала. От Кейт пахло душистым тальком и чем-то сладким.

Мэрибет, подавив в себе боль, снова про-. тянула свою дочь Томми, проводив ее печальным взглядом. Ей по-прежнему было тяжело находиться рядом с ней.

Она знала, что когда-нибудь, когда ее жизнь пойдет своим чередом, ей будет легче. Кейт вырастет и будет восприниматься ею как дочь Уиттейкеров, во всяком случае, Мэрибет очень хотелось в это верить.

— Я позвоню им вечером, — наконец сказала она, имея в виду своих родителей.

Мэрибет понимала, что настала пора возвращаться домой, по крайней мере на некоторое время. Ей нужно было привести в порядок свои отношения с родителями, а затем она будет свободна как ветер и начнет жить самостоятельной жизнью.

Но когда Мэрибет позвонила им, ей показалось, что ничего не изменилось. Отец был все так же груб и суров, поинтересовавшись, «избавилась ли она от него» и «провернула ли дельце».

— У меня родился ребенок, папа, — холодно произнесла она. — Девочка.

— Мне это неинтересно. Ты отдала его? — резко спросил он.

Мэрибет почувствовала, как догорают последние угольки ее любви к нему.

— Ее удочерили мои друзья, — сказала она дрожащим голосом, чувствуя себя невероятно несчастной и с силой сжимая руку Томми.

Теперь у нее не было от него никаких тайн, и его поддержка была нужна ей больше, чем когда-либо.

— Я приеду через несколько дней.

При этих словах она снова сжала руку Томми, не в состоянии поверить, что скоро ей придется оставить их гостеприимную семью.

Это было слишком больно. И ей вдруг показалось, что она не должна возвращаться к родителям.

Ей пришлось напомнить себе, что это ненадолго.

Но потом ее отец сказал нечто, удивившее ее.

— Мы с мамой сами приедем за тобой, — сердито проворчал он, и Мэрибет остолбенела.

Что это он вдруг проявляет такую заботу о ней? Она не знала, что это постарались Уиттейкеры, убедив ее родителей в том, что Мэрибет не стоит ехать одной в автобусе после того, как она еще не совсем оправилась от родов.

И в первый раз мама заступилась за нее и упросила отца поехать за Мэрибет самому.

— Это будет в следующие выходные, если тебя это устраивает.

— А Ноэль тоже приедет? — с надеждой спросила Мэрибет.

— Посмотрим, — уклончиво ответил отец.

— Могу я поговорить с мамой?

Он больше ничего не сказал и молча передал трубку жене.

Услышав голос дочери, Маргарет расплакалась. Ей хотелось узнать, все ли у нее в порядке, как прошли роды, как выглядит девочка и похожа ли она на Мэрибет.

— Она очень красивая, мама, — ответила Мэрибет, и слезы покатились по ее щекам.

Томми осторожно вытирал их. — Она такая хорошенькая!

Женщины поплакали, а потом трубку выхватила Ноэль, и по ее голосу Мэрибет поняла, как соскучилась по ней младшая сестра. Их разговор показался бы стороннему слушателю бессвязным обменом возгласами, восклицаниями и обрывками отдельных фраз.

Ноэль перешла в средние классы и не могла дождаться возвращения Мэрибет. Она поразилась тому, что старшая сестра будет учиться в выпускном классе, когда вернется домой.

— Ладно, веди себя хорошо. Я скоро приеду, — сказала Мэрибет сквозь слезы, радуясь, что ей удалось поговорить с сестрой;

Может быть, Лиз и права — ей стоит вернуться домой хотя бы для того, чтобы увидеть их всех, как бы трудно ей ни было жить с родителями после всего, что произошло.

В конце концов Мэрибет повесила трубку и сказала Томми, что родители приедут за ней в ближайшие выходные.

Следующие дни пролетели быстро — Мэрибет окончательно отошла после родов и сделала все необходимые приготовления к отъезду. Лиз взяла на работе отпуск по уходу за ребенком и проводила с дочкой все время, наслаждаясь материнскими заботами. У Мэрибет не хватало духу даже просто наблюдать за этим, и в конце концов она поняла, какое счастье приносит женщине материнство, но какое это трудное счастье.

— Я бы не справилась со всем этим, Лиз, — честно призналась она, ошеломленная тем количеством работы, которое проворачивали руки этой женщины.

— Если бы понадобилось, смогла, — с улыбкой сказала Лиз. — В один прекрасный день так и будет. У тебя же будут когда-нибудь свои дети. В нужное время… и от любимого мужа. Тогда ты будешь к этому готова.

— Да, сейчас я еще не была готова, — подтвердила Мэрибет.

Может быть, если бы это был ребенок Томми, все было бы иначе. Но ей казалось странным привязаться к ребенку Пола и начать жизнь с такой чудовищной ошибки. Мэрибет задавалась вопросом, смогла бы она с этим справиться, но тут же одергивала себя.

Она решилась оставить ребенка и уехать, и это было безумно тяжело сделать, хотя Мэрибет знала, что вверила судьбу дочери в надежные руки. Одна мысль о расставании с Томми разрывала ей сердце; оставить Лиз и Джона было тоже очень трудно, не говоря уже о Кейт.

Мэрибет часто плакала по малейшему поводу, и каждый день после школы Томми старался как-нибудь ее развлечь. Они подолгу гуляли, ездили на озеро и со смехом вспоминали, как он толкнул ее в воду и обнаружил, что она беременна. Съездили они и на кладбище, чтобы убрать рождественскую елку Энни.

Они обошли все места, где бывали раньше, стараясь запомнить каждую минуту, каждое место, каждый проведенный вместе день.

— Я уверена, что вернусь сюда, — сказала она, и Томми посмотрел на нее долгим взглядом, страстно желая повернуть колесо времени вперед или назад — только бы пропустить этот тяжелый момент расставания.

— Если ты не приедешь, я сам к тебе нагряну. Все остается в силе, Мэрибет. Мои чувства к тебе никогда не изменятся.

Они оба верили в это в глубине души. Их любовь должна была стать мостом между прошлым и будущим. Теперь им нужно было только выждать какое-то время и повзрослеть.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — повторил он, глядя в ее глаза.

— Я тоже не хочу покидать тебя, — прошептала она. — Я поступлю в колледж здесь.

Или в другом месте. Мэрибет не была уверена, стоит ли ей жить в такой близости со своим ребенком. Но и Томми ей терять не хотелось. Неизвестно, что им готовит будущее, хотя сейчас им казалось, что столь драгоценное для них чувство не уйдет никогда.

— Я приеду к тебе, — поклялся он.

— Я тоже, — ответила она, уже в который раз борясь с подступающими слезами.

Но вот неотвратимый день отъезда наступил. Родители Мэрибет приехали на новой машине, только что прошедшей ремонт в мастерской отца. Ноэль они тоже привезли; девочка так умоляла их взять с собой, что они не смогли ей отказать.

Она сильно выросла, и Мэрибет кинулась к ней в объятия, как только увидела ее. Сестры долго стояли обнявшись, и Мэрибет показалось, что все осталось по-прежнему и ничего не изменилось.

Уиттейкеры пригласили Мэрибет и ее родных на ленч, но родители сказали, что им нужно возвращаться.

Маргарет смотрела на свою дочь полными сочувствия и сожаления глазами, словно прося у нее прощения за все, что не смогла ей дать.

У нее не хватило на это смелости, и теперь ей было стыдно, что кто-то позаботился о Мэрибет вместо нее.

— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила она, как будто боялась прикоснуться к своей дочери.

— У меня все хорошо, мама.

Мэрибет выглядела прекрасно и показалась матери повзрослевшей — ей можно было дать все восемнадцать. Теперь она была уже не девочкой, а взрослой женщиной.

— Как ты? — спросила Мэрибет, и мама в ответ разрыдалась от переполнявших ее чувств.

Потом Маргарет захотела посмотреть на новорожденную и, увидев малышку, снова расплакалась. Она сказала, что девочка как две капли воды похожа на маленькую Мэрибет.

Отец погрузил вещи Мэрибет в машину, и все стали прощаться, а она стояла на ступенях дома, чувствуя, как на сердце ее ложится камень.

Никому ничего не сказав, Мэрибет поспешно вернулась в дом, взяла из кроватки Кейт и крепко прижала ее к себе, не стыдясь своих слез.

Девочка безмятежно спала, совершенно не подозревая о том, что происходит вокруг, о том, что что-то важное уходит из ее жизни навсегда. Мэрибет знала, что никогда не вернется к Кейт в качестве матери. Она понимала, что в жизни не может быть никаких гарантий — только обещания и произнесенные шепотом клятвы.

— Ну вот, я уезжаю, — прошептала Мэрибет на ушко спящему ангелочку. — Всегда помни, как я тебя люблю, — добавила она, и девочка проснулась и посмотрела на нее, словно пытаясь понять, что ей говорят. — Когда я вернусь в следующий раз, я уже не буду твоей мамой… я уже даже сейчас тебе не мама… Расти умницей и заботься о Томми — ради меня.

Мэрибет поцеловала дочь и прижала к себе еще крепче. Что бы она ни говорила о том, что не в состоянии ничего дать дочери и обеспечить ту жизнь, которую она заслуживает, Мэрибет поняла, что в глубине души, в сердце своем, она всегда будет помнить о том, что это ее ребенок. И она всегда будет любить Кейт.

— Я всегда буду любить тебя, — прошептала она, уткнувшись в мягкие волосики девочки, а затем осторожно положила ее в кроватку, взглянув на нее в последний раз. Она больше никогда не будет так близка к ней. Это был последний раз, когда они были одним целым — матерью и дочерью.

— Я тебя люблю, — повторила она, обернулась и встретилась взглядом с Томми. Он был здесь все это время, молча наблюдая за ней и страдая от жалости.

— Ты не должна была ее отдавать, Мэрибет, — сказал он. — Я хотел на тебе жениться.

Я и до сих пор хочу этого.

— И я тоже. Я тебя очень люблю. Но я поступила правильно, и ты это знаешь. Для твоих родителей это надежда на будущее… а у нас впереди целая жизнь, — сказала она, прижимаясь к нему, словно ища в нем поддержки. — Господи, как же я тебя люблю. Ее я тоже люблю, но ведь и твои родители заслужили счастье. А что я могу сделать для Кейт?

— Ты лучше всех на свете, Мэрибет, — прошептал Томми, крепко обнимая ее и желая защитить от всех бед и невзгод. Ему хотелось никогда не выпускать ее из своих объятий.

— И ты тоже, — эхом откликнулась Мэрибет.

Они медленно вышли из комнаты, в которой осталась ее дочка — осталась навсегда.

Когда Мэрибет спустилась с крыльца рука об руку с Томми, силы чуть было не оставили ее.

Лиз и Джон не удержались от слез, целуя ее на прощание; Мэрибет пообещала им часто звонить и приезжать в гости. Ей очень хотелось этого, хотя она боялась создать у них впечатление, что она стремится чаще видеться с Кейт. Но она не представляла себе жизни без супругов Уиттейкеров, ей нужно было видеться и с ними, и с Томми. Она привязалась к ним гораздо сильнее, чем они думали.

Кроме того, Мэрибет рассчитывала на то, что их с Томми ждет счастливое будущее.

— Я люблю тебя! — сказал Томми, и его слова прозвучали как торжественный обет.

Он понимал, чего она боится и почему не хочет вмешиваться в жизнь его семьи, но ему все равно не хотелось отпускать ее. А ей было приятно осознавать это. Мэрибет знала, что Томми всегда будет рядом с ней, если ей будет нужно, — так, как сейчас.

Однако они оба хорошо поняли, что будущее — штука ненадежная. Что бы люди ни планировали, все получалось не так, как они ожидали. Кто мог знать, что Энни оставит их так быстро, или что в жизни Лиз и Джона на склоне лет появится Кейт, или что Мэрибет войдет в их дом, подобно ангелу-страннику?

— Я вас всех очень люблю, — сказала Мэрибет, в очередной раз обнимая всех по очереди, будучи не в силах оставить их.

Вдруг ее руки коснулась чья-то ладонь — ладонь ее отца.

— Ну, Мэрибет, поехали домой, — сказал он, как-то странно глядя на нее. — Мы скучали по тебе.

И с этими словами он помог ей забраться в машину. Может быть, на самом деле Берт Робертсон и не был таким деспотом, каким казался, а просто обыкновенным человеком со своими слабостями и искаженными представлениями о жизни. В какой-то степени они все, наверное, извлекли свои уроки из той истории, что им пришлось пережить.

Томми и его родители смотрели вслед отъезжающей машине, надеясь на ее скорое возвращение.

Если все сложится удачно, Мэрибет обязательно приедет учиться в их городок, а может быть, даже останется насовсем. Уиттейкеры были благодарны судьбе за то, что узнали ее, что обменялись с ней такими необыкновенными подарками — дарами любви, душевной щедростью и жизненным опытом. Мэрибет вернула их обратно в кипучий водоворот бытия, а они дали ей будущее.

— Я люблю вас, — прошептала Мэрибет, неотрывно глядя в заднее стекло машины.

Она не переставала махать им, пока дом Уиттейкеров не скрылся из виду, а Джон, Лиз и Томми стояли у крыльца, и каждый из них был занят мыслями об этой необыкновенной рыжеволосой девушке, пока тот дар, который она им оставила, не напомнил о себе громким и требовательным криком.