Мой любимый киллер Полякова Татьяна

– Он был на редкость скрытен, о самых интересных эпизодах его жизни я узнала только из этой статьи.

– Вряд ли тебе удастся убедить кого-нибудь в этом.

– А я и не собираюсь. Если я правильно поняла, у моего мужа на день гибели была крупная сумма денег. Он ее украл?

– «Украл» – не совсем подходящее слово… Хотя, в общем, да.

– Что значит «в общем», украл или нет?

– Он украл кое-что другое и продал эту вещь за большие деньги. Так как вещь ворованная, то деньги, выходит, тоже. Они не принадлежали ему, значит, не могут принадлежать тебе. Так что лучше их вернуть.

– Что-то подсказывает мне, что на эти деньги есть еще и другие охотники. Я отделаюсь от вас, а следом появится кто-нибудь еще.

Гости быстро переглянулись.

– Что украл мой муж? Дискету с чужими секретами?

– И ты еще будешь говорить, что не в курсе его дел? – обиделся Толстяк.

– Скажите на милость, а что еще мог он украсть, работая в этой фирме? Стул, в сиденье которого были упрятаны бриллианты покойной тещи? Фирма, где он работал, занималась крайне неблаговидными делами: по крайней мере, так утверждает автор статьи А.И. Серебряков. Мой муж, должно быть, свалял дурака и продал чужие секреты конкурентам. Это произвело на хозяев столь отталкивающее впечатление, что они взорвали дом вместе с изменником и всей его родней. С самой кражей более-менее ясно, вернемся к деньгам. Где гарантии, что он успел их получить, а если получил, не оставил в доме, где они благополучно сгорели?

– Только дурак принесет такие деньги домой в продовольственной сумке.

– Значит, они в надежном месте, известном только ему. Например, в банковском сейфе. Налет на банк – предприятие хлопотное, а просто так сейф никто не откроет.

– Я думаю, ты знаешь, где надо их искать. Я почти уверен в этом, – улыбнулся Толстяк, начав получать удовольствие от нашей беседы. Надо признать, несмотря на нелепую внешность, дураком он все же не выглядел.

Я вторично широко улыбнулась и даже хихикнула, демонстрируя, как необычайно меня забавляет чужая неосведомленность.

– Я вновь обращаю ваше внимание на то, что живу здесь почти два года. И служу почтальоном. Я не могу объяснить это наследственной тягой к лишениям: в нашем роду не было почтальонов, профессиональных нищих и мазохистов тоже не было. По-вашему, я, зная о том, где припрятаны денежки, сижу в этой дыре исключительно ра-ди того, чтобы какой-нибудь умник отыскал меня здесь и обобрал до копейки? Можете поверить на слово: знай я об этих деньгах, лежала бы сейчас на пляже возле теплого моря, каждый день делала маникюр и каталась на «Мерседесе» с красавцем– блондином.

– Я ведь не утверждал, что ты точно знаешь, – обворожительно улыбнулся Толстяк, при этом глазки его целиком исчезли в складках кожи. – Я сказал, ты можешь их найти. Вот этим, кстати, и советую заняться.

– А где я должна их искать? – хихикнула я. – Начнем с моей комнаты или с подъезда? Можно пошарить у соседей.

– Да, стоит попробовать, – поддакнул он. – Честно говоря, мне все равно, где ты их будешь искать. Главное, найди их как можно скорее. Для своего же блага.

– Это в том смысле, что мне не поздоровится? Безвременная кончина и все такое? – нахмурилась я.

– Ага. В твоем возрасте обидно сыграть в ящик.

Я закусила губу и с минуту разглядывала свои ноги, после чего заявила:

– По здравом размышлении здесь меня ничего не держит, я имею в виду грешную землю. Никакого резона тащиться за тысячи километров, чтобы там свернуть себе шею. Что-то подсказывает мне, что предприятие будет хлопотным. Лучше тихо и никого особенно не беспокоя скончаться в этой норе.

– Это вряд ли, – съязвил Толстый, начиная злиться. – Тихой кончины я тебе не обещал.

– Очень мило, – покачала я головой и ласково посмотрела в глаза психа, который до этой минуты точно спал, а при последних словах Толстяка неожиданно оживился и уставился на меня, глотая слюну. – У меня за это время было два инфаркта. Так что настоящего шоу не получится: я сдохну раньше, чем вы начнете получать удовольствие. Не повезло тебе, малыш, – вздохнула я, заметив, что псих рядом нахмурился. – Не порадую, ты уж извини.

Толстяк неожиданно засмеялся. Брюхо его колыхалось, щеки мелко дрожали, напоминая студень, а в целом выглядело это неплохо, лично мне веселые люди всегда нравились. Он извлек платок из кармана пиджака, вытер лицо, хохотнул еще раз, покачал головой и посмотрел на меня вполне доброжелательно.

– Неведение – великая вещь, – сказал где-то через минуту. – Если бы ты знала, кто сидит рядом с тобой, остроумия в тебе разом поубавилось бы.

– Чем же ты так знаменит, красавчик? – уважительно спросила я Коротышку.

Тот презрительно фыркнул и отвернулся, однако было заметно, что намек на высокую репутацию доставил ему удовольствие.

– Не хочешь, не рассказывай. Если честно, спросила я из вежливости, чтобы поддержать разговор.

– Когда все кончится, ты у меня не так заговоришь, – пообещал он, впрочем без всякой злобы.

– Вот тут ошибка, – улыбнулась я. – Ничего не начнется.

– Ну хватит, – перебил Толстяк. Приподнялся, достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и бросил ее мне на колени. – Думаю, это тебя заинтересует.

Это в самом деле меня заинтересовало, да так, что словами не опишешь. По спине прошел холодок, а волосы вроде бы встали дыбом. С фотографии на меня смотрел Ванька. Только двумя годами старше. Я приоткрыла рот, дыша как собака, тряхнула головой, а потом протянула фотографию Толстяку.

– Мой сын погиб. Я видела, как он вошел в дом, а через минуту от дома осталась груда обугленных кирпичей.

– По мнению большинства граждан, от тебя тоже остались одни головешки, однако ты сидишь передо мной и выглядишь просто восхитительно, несмотря на паршивые тряпки и надпись на могильном камне. Ты в курсе? На кладбище в родном городе есть твоя могила. Если быть точным, могила у вас одна на троих: ты, твой муж и твой сын. Забавно, да? Если там нет тебя, почему там должен быть мальчишка? Можешь поверить, он жив, здоров, хорошо развивается и осенью собирается идти в школу. А главное: ждет не дождется свою мамочку. Оно и понятно: в чужих людях несладко.

– Я не верю, что он жив, – сказала я.

– Честное слово, – усмехнулся Толстяк. – Я видел его неделю назад и сам сделал эту фотографию. Кстати, я обещал мальчику, что через три недели он встретится с мамочкой. Три недели – это крайний срок, который я могу себе позволить: значит, у тебя есть три недели, чтобы найти деньги и доставить их мне. На твоем месте я бы перестал трепать языком, а немножко подумал. И поторопился. Ты ведь понимаешь?

– Допустим, я понимаю, – усмехнулась я. – Для того чтобы попробовать найти эти деньги, мне по меньшей мере надо оказаться в родном городе. Это непросто: автостопом я буду добираться неделю, а денег на билет у меня нет.

Я извлекла кошелек и вытряхнула на стол его содержимое. Желающие могли полюбоваться монетами разных достоинств на общую сумму один рубль двадцать копеек. Толстяк хмыкнул и вновь полез в карман пиджака. Не пиджак, а мешок Деда Мороза, да и только. Я, затаив дыхание, ждала, что еще такого он для меня приготовил. На стол легли увесистая пачка денег и конверт.

– А вы не бедные, – обрадовалась я, косясь на сотенные купюры.

– Это тебе на текущие расходы, – хмыкнул Толстый.

– Спасибочки. А как мне найти вас, если мои поиски успешно завершатся?

– Об этом не беспокойся: мы сами тебя найдем.

– Ну конечно… Извините, просто я давно не играла в эти игры и забыла правила.

– Не беда, быстро вспомнишь. В конверте билет на самолет, вылетаешь завтра в 8.30.

– Э-э, не пойдет, – прервала я начавшийся инструктаж. – Устроиться здесь мне дорогого стоило, и я не хочу все потерять. Может, эта комната вам не приглянулась, но я к ней привыкла. И другой работы у меня тоже нет, времена тяжелые, а паспорт ворованный. Так что завтра я пойду на работу, напишу заявление на отпуск, а где-нибудь ближе к обеду согласна лететь хоть к черту на кулички.

– Самолет в 8.30, – сказал Толстяк. – Смотри не опоздай… – И добавил: – Я могу поклясться собственным здоровьем: твой сын жив, и ты его скоро увидишь, если, конечно, очень постараешься. А начнешь хитрить – он умрет вторично, на этот раз по-настоящему.

С этими словами он направился к двери, Коротышка бодро вскочил с кровати и неожиданно мне подмигнул, верзила предусмотрительно распахнул дверь перед своим хозяином, а я сказала:

– Можно вопрос? Как вы меня нашли?

– Прошлой зимой твоя тетка получила письмо…

Было дело. Тоска замучила, и я написала тетке от имени своей одноклассницы: мол, беспокоюсь, как дела и все такое. Ответа не получила, зато, как выяснилось, здорово прокололась. Толстяк мне улыбнулся, и все трое удалились.

Я схватила со стола чашку и запустила ее в дверь.

– Это неправда, – вцепившись в спинку стула, сказала я. – Это не может быть правдой, я сама видела…

Но фотография лежала на столе, и повзрослевший на два года Ванька улыбался мне, сидя за столом с листами бумаги и карандашом в руке. «А вдруг правда?» – жалобно подумала я и заплакала от бессилия.

Дверь скрипнула, Райка Бякова, на удивление трезвая, сунула голову в мою комнату и спросила шепотом:

– Кто был-то?

– Так, друзья, – шмыгнув носом и поспешно отворачиваясь, ответила я.

– Как же, друзья. Век бы таких друзей не видеть, а этот маленький – чисто упырь, аж дрожь берет, прости господи…

Утром я поднялась очень рано, отправиться в путешествие я решила налегке, но кое-какие вещи собрать все-таки стоило. Пассажир без багажа всегда вызывает подозрение.

Хотя вчера гости покинули меня в полном составе, я сильно сомневалась, что окажусь совсем без присмотра. А мне предстояло кое-что сделать без ведома хозяев. В семь я уже стояла возле дверей почты. Коллеги, в основном молодые женщины, на работу частенько опаздывали. Сегодня я этому очень порадовалась. Поздоровалась с уборщицей и прошла к своему столу. По дороге на работу ничего подозрительного за своей спиной я углядеть не смогла, но это вовсе не значило, что за мной не следят. Почту следует покинуть немедленно, а главное – незаметно. Прикрыв дверь в нашу комнату, чтобы уборщица ненароком чего не увидела, я прошла в служебное помещение. Здесь в стене находилось окно для приема корреспонденции, выходившее во двор. Большим его не назовешь, но пролезть можно, по крайней мере, я на это очень рассчитывала. По желобу, обитому жестью, я подобралась к окошку, открыла его и, быстро оглядевшись, выбросила сумку. Потом, вытянув руки, нырнула сама, успев шепнуть:

– С богом.

Приземление было скорее неприятным, нежели болезненным. Я немного содрала кожу на руках, а в целом вышло неплохо. Подхватив сумку, юркнула в кусты. Окошко, как я уже говорила, выходило во двор, сюда подъезжала почтовая машина, а окна и входная дверь почты располагались со стороны улицы, и я мудро рассудила, что мой страж, кто бы он ни был, приглядывает сейчас за ними.

Я быстро пересекла двор, используя кусты как естественное укрытие, и вышла на соседнюю улицу. Уже через двадцать минут я подходила к дому, где жил Виталий Сафронов, на сегодняшний день мой единственный друг. Если, конечно, не считать вчерашних придурков. Но они, хотя и проявили обо мне заботу, снабдив деньгами и билетом, ответных дружеских чувств так и не вызвали.

Рабочий день в тире начинался в одиннадцать, так что я надеялась застать Виталия дома. И не ошиблась. Я позвонила, прислушалась и уловила шум осторожных шагов и стук костылей по деревянному полу. Щелкнул замок, а Виталий сказал:

– Толкни дверь.

Я толкнула и оказалась в крохотной прихожей. Хозяин квартиры стоял, прижавшись к стене, чтобы я могла пройти.

– Привет, – улыбнулся он, посмотрел на меня и перестал улыбаться. – У тебя неприятности?

– Как тебе сказать. Я уезжаю.

– Куда? – насторожился он.

– Далеко.

– Надолго?

– Как получится.

– Ясно. Проходи в кухню, выпьем кофе.

Пока Виталий ставил чайник на плиту, я на всякий случай осмотрела двор, притулившись возле кухонного окна. Двор был пуст и подозрений не вызвал. Я вздохнула и принялась накрывать на стол, размышляя, как потолковее объяснить Виталию, что мне от него надо.

Он сидел за столом, курил и старался не смотреть в мою сторону. Я придвинула к нему чашку кофе, села напротив и сделала пару глотков, так и не решив, с чего следует начать. Он сам задал вопрос:

– Они тебя нашли?

– Кто? – удивленно вскинула я голову.

– Те типы, от которых ты пряталась, – пожал он плечами.

– С чего ты взял, что я пряталась? Не помню, чтобы я тебе что-нибудь рассказывала.

Он невесело усмехнулся, отодвигая чашку в сторону и прикуривая следующую сигарету.

– Зачем рассказывать? У меня глаза есть. До того как без ноги остаться, я успел кое-что повидать… Ты появилась здесь в пальто с чужого плеча, с чужим паспортом и нервным тиком. Ты знаешь, что у тебя веко дергается? Правое? А взгляд у тебя такой, что им только гвозди заколачивать. Что-то должно было произойти в жизни молодой красивой женщины, чтобы она приобрела привыч-ку так смотреть.

– Откуда ты знаешь про паспорт? – нахмурилась я.

– Каюсь, взглянул как-то раз. Ты всегда носишь его с собой, но как-то очень не по-современному: зашиваешь в карман. Ты боишься его потерять? Или боишься случайных воришек? В таком случае не проще ли держать его дома? А ты носишь паспорт с собой, следовательно, опасаешься ситуации, когда вернуться за ним в дом не сможешь, а без документов путешествовать не с руки… Судя по манере говорить, ты откуда-то из центра России, ближе к Москве, по паспорту не замужем, но кольцо по привычке носишь на правой руке. Живешь бедно, а кольцо дорогое. Детей у тебя как будто тоже нет, но, если ты видишь мальчишку лет пяти-семи, на тебя находит столбняк.

– Вот это да, – покачала я головой. – А я считала себя очень хитрой…

– За то время, что мы знакомы, я ровным счетом ничего не узнал о твоей прежней жизни, никаких воспоминаний, никаких намеков, кто ты и откуда. Странно для молодой женщины.

– Наверное, – согласилась я, потерла лицо ладонью и вздохнула: – Ты прав, они нашли меня.

– И что теперь?

– Я возвращаюсь в родной город.

– Чего они хотят?

– Чтобы я выполнила одно задание.

– Ты согласилась?

– Конечно. Но выполнить его я не смогу.

– Очень мудрено, зачем тогда соглашаться?

– Я хочу найти своего сына. У меня есть три недели. За это время я должна его найти.

– Ясно. Твой сын у них, и тебя шантажируют… Ты уверена, что тебя не обманывают?

– Нет. Все это время я считала, что Ванька погиб вместе со всеми моими родственниками. Я сама видела… Но они показали мне фотографии. Мой сын, только на два года старше. Скажи, такую фотографию можно изготовить?

– Конечно, – пожал плечами Виталий. – Вопрос, какой техникой они располагают… У Спилберга динозавры бродят точно настоящие, а здесь фотография… Что конкретно ты должна для них сделать?

– Найти деньги. Я не верю в то, что эти деньги существуют, а еще меньше в то, что их можно найти.

– Но будешь искать?

– Нет, конечно. Я буду искать сына. Почти уверена, что фотография – подделка, но я должна попытаться.

– Понятно. – Он с тоской посмотрел на костыли, на меня, а потом на свои руки. – Ленка, у тебя никаких шансов. Конечно, кое-что ты умеешь, но… это все ерунда, там все будет по-другому, и у тебя никаких шансов. Если бы я мог пойти с тобой…

– Не думаю, что особенно рискую, – сказала я, чтобы его утешить.

– Ага, – кивнул он. – Что я могу для тебя сделать?

– Мне не хотелось бы появиться там с пустыми руками.

– Пушка?

– Нет. Патроны к ней. У меня плачевный боезапас.

– Это самая плевая проблема.

Я вышла в прихожую, достала пистолет из сумки и положила на стол перед Виталием. Вчерашние придурки Райкину кладовку проигнорировали.

– Хорошая штука, – согласился Виталий. – Принеси телефон.

Я принесла и отправилась в комнату, чтобы не слышать разговора. Через несколько минут он крикнул:

– Лена!

Я вернулась в кухню, а он сказал:

– Сейчас привезут. Дверь открою я, тебе в это время лучше быть в ванной.

– Конечно.

– Как думаешь добираться?

Я взглянула на часы:

– У меня билет на самолет… был.

– Понятно. В самолете оружие не провезешь. Поедешь поездом?

– Не годится, – покачала я головой. – Мне дали три недели. Нужна машина, срочно, лучше сегодня к обеду.

– К обеду? Значит, возьмешь мою, к ручному управлению привыкнуть несложно. Доверенность напишу.

– Водительского удостоверения у меня все равно нет, и встреч с милицией придется избегать. Так что сгодится ворованная, а тебе машина нужна.

Виталий засмеялся, покачал головой и посмотрел мне в глаза.

– О чем ты говоришь? Какая, к черту, машина? Да плевать мне на нее. – Он перевел взгляд на костыли и торопливо закурил.

– Со мной все будет нормально, – помолчав немного, сказала я. – Честно. Я тебе обещаю. Я немножко побегаю за этими типами и узнаю, где они прячут моего сына. Вот и все.

В дверь позвонили, я отправилась в ванную, а Виталий в прихожую – открывать. Прятаться пришлось недолго: мужчины о чем-то тихо поговорили, и входная дверь вновь захлопнулась.

– Держи, – невесело усмехнулся Виталий. – Здесь на целую армию. Вот ключи. Машина во дворе на своем обычном месте. Провожать не пойду. Через два дня сообщу в милицию, что машину угнали. Хватит тебе двух дней?

– За глаза. – Я взяла сумку и шагнула к двери, бросив через плечо: – Я не прощаюсь.

– Ты не вернешься, – покачал он головой, а я притормозила на выходе.

– Думаешь, шансы у меня вообще ни к черту?

– Надеюсь, шансы есть. Только, найдешь ты сына или нет, сюда уже не вернешься. Так что прощай.

– Прощай, – подумав, ответила я и шагнула через порог.

Чтобы преодолеть расстояние, отделявшее меня от малой родины, мне потребовалось тридцать семь часов. К родному городу я подъехала в полночь. Чувствовала я себя скверно, спину ломило, и глаза слипались, поэтому последние сто сорок километров дались с трудом. Однако в усталости были свои положительные стороны: оказавшись среди знакомых домов и улиц, особых эмоций я не испытала. Машину Виталия оставила на стоянке возле поста ГАИ и направилась к троллейбусной остановке.

Время как будто остановилось: вокруг были те же дома, что и два года назад, тот же фонарь возле остановки, афишная тумба, и троллейбус, должно быть, тот же. И было странно видеть, что привычная жизнь не взлетела на воздух огненным столбом, а течет себе помаленьку и течет…

– Расфилософствовалась, – хмыкнула я в свой адрес, устраиваясь у троллейбусного окна.

Город в огнях выглядел невероятно красивым, сюда уже пришло лето, и ночь была теплой, с ароматом цветущих яблонь. «Самое время заплакать, – зло подумала я. – Что-нибудь припомнить, сентиментальное и рвущее душу, и зарыдать, глядя в окно».

Я ухмыльнулась своему отражению на темном стекле и даже хихикнула:

– Все в порядке. Никто и не ожидал, что вернуться сюда будет легко.

Я вышла на остановке «Гостиница «Заря» и направилась к девятиэтажному зданию, выкрашенному в нелепый розовый цвет. За два года краска кое-где облезла, зато появилась пристройка, очень затейливая, похожая на соты, с надписью через весь фасад: «Казино».

– Жизнь продолжается, – кивнула я и вошла в вестибюль гостиницы. С моим водворением сюда проблем не возникло, и через несколько минут я уже заселилась в одноместный номер на четвертом этаже.

Наполнила ванну горячей водой и блаженно потянулась, закрыв глаза. Вода постепенно остывала, а я лежала и думала. Если Толстяк прав и Димка действительно что-то украл и кому-то продал, то маловероятно, что мои недавние гости представляют интересы обворованной стороны. Те денег не искали, они, особо не мудрствуя, просто разделались с вором и со всеми его близкими. Толстяк скорее всего не имеет отношения к взрыву. Узнал о деньгах и решил поживиться. Вопрос: каким образом к нему попал Ванька? То, что после взрыва сын не мог остаться в живых, совершенно ясно. Я видела, что собой представлял дом, и подобная версия находится просто за гранью фантастического. Значит, Ванька, как и я, во время взрыва не был в доме. Следовательно, кто-то сделал так, что его там не оказалось. Допустим, бабушка или кто-то еще мог отправить ребенка на улицу… После взрыва я, мотаясь по пепелищу, безусловно бы его нашла. Выходит, ребенка выманили из дома и увезли. Он вошел на крыльцо, я спустилась в подвал. Предположим, в этот момент кто-то окликнул его с улицы, а потом увез. Благодарю Бога, если это было так… Теперь вопрос: зачем им понадобился ребенок? Кого они хотели шантажировать, если предполагалось, что все близкие ему люди незамедлительно вознесутся к небесам?

Я потерла переносицу, пытаясь справиться с ненужными слезами, потому что ответ напрашивался сам: никто. Никто никого не собирался шантажировать, а мой сын погиб. Фотография подделка, а Толстяк скорее всего уже после взрыва узнал, что у Димки должны были иметься большие деньги, а также что я случайно осталась жива. Мое внезапное исчезновение из города навело его на мысль, что мне хорошо известно о делах мужа и я улепетнула, прихватив бабки. Ребята взялись меня искать и, конечно, нашли, а чтобы простимулировать меня, подделали фотографию… А вдруг Ванька действительно жив? Мне так хотелось верить в это… Что, если его отправили в какой-то детдом, а я об этом даже не знала, улепетывая на другой конец света? От этой мысли мороз пошел по коже. Вдруг он, находясь в шоке, так же, как я, лежал где-то под кустом и лишь через некоторое время был обнаружен людьми? В газете об этом ни слова, но я видела лишь одну газету…

«Чушь, – покачала я головой. – Я металась тогда возле дома, я искала и никого не нашла… Хорошо, – довольно резко прервала я поток ненужных мыслей. – Завтра заеду в библиотеку и посмотрю подшивки газет. Возможно, мне удастся за что-то зацепиться…»

Предположим, Ванька чудом остался жив, был отправлен в детдом, где его нашел Толстяк. Увез в надежное место и теперь там держит. Очень хорошо. Мне остается сесть Толстяку на хвост, и в конце концов он приведет меня к сыну. Можно потребовать телефонного разговора с Ванькой или еще одну фотографию, чтобы Толстый слегка пошевелился. Стоит попробовать… Любопытно, откуда взялся этот Толстяк, кто он и какое отношение имел к Димке? Назваться он не пожелал, но это не проблема: не сегодня-завтра эти ребята непременно появятся. Я не прилетела самолетом и заставила их поволноваться. Само собой, они решат напомнить мне о правилах игры. Если повезет, я очень скоро узнаю, где обретается Толстый.

Далее: в одиночку мне с его командой не справиться, а на чью-либо помощь рассчитывать не приходится, значит, следует попытаться усложнить Толстяку жизнь. Он заинтересован в деньгах, а кто-то заинтересован в моей смерти, поэтому и послал убийцу в ту памятную ночь, когда мне пришлось немного помахать топором. Послал убить или узнать что-то о деньгах? Скорее убить, хотя возможно и то и другое. Если этот человек или люди так желали от меня избавиться, значит, у них были на то причины: иначе почему бы не оставить меня после взрыва в покое? Ответ один: я знаю или могла знать нечто для них опасное. Например, где находятся деньги. Предположим, у Димки был сообщник, который не имел привыч-ки делиться, взрыв был ему на руку, а может, он сам и организовал его – вариантов здесь несколько, – а потом попытался убить меня. Если пытался раз, попытается и второй. Вот это и надо использовать. Толстяку придется проявлять беспокойство о моей безопасности, а я попробую половить рыбку в мутной воде. Если Ванька жив и если мне очень повезет, я его найду. А пока первое, что следует сделать, – позаботиться о том, чтобы о моем появлении в городе узнали все заинтересованные лица.

– Постараемся быть на виду, – вслух произнесла я и закрыла глаза.

В девять утра я вышагивала возле будки ГАИ, где вчера оставила машину Виталия. Инспектор лениво позевывал и смотрел по сторонам без видимого интереса. Утро было прохладным, туманным и в самом деле нагоняло тоску. Заметив меня, он насторожился и стал смотреть в мою сторону, ожидая, когда я подойду. Изобразив целую гамму переживаний – от застенчивости до глубочайшего почтения к стражам порядка, я издалека поздоровалась и сказала заискивающе:

– Извините, я возле стоянки нашла ключи, вроде бы от машины. Никто не спрашивал?

– Нет. – В его голосе тоже отразилось многое: от привычной подозрительности до удовлетворения моим внешним видом после весьма тщательного осмотра.

– Может, кто спросит, – пожала я плечами. – Я их у вас оставлю? Давать объявление в газету лень, да и деньги у меня не лишние.

– А где вы нашли?

– Возле красных «Жигулей», видите? Лежали на асфальте у переднего колеса.

– Ясно. Оставляйте. Явятся за машиной, глядишь, догадаются спросить.

Я протянула ему ключи в тайной надежде, что «Жигули» все-таки вернутся к Виталию: в конце концов, машина стоит в нескольких метрах от будки, и ее обитатели должны обратить на нее внимание, а также узнать, что она в розыске.

Я уже собралась уйти, но тут мой собеседник неожиданно насторожился:

– А что вы делали на стоянке?

– Знакомого ждала, а он не приехал. Пойду на троллейбус. До свидания.

– До свидания, – произнес он с таким видом, точно прощался с единственной звездочкой на погонах. А я поспешила прочь, пока он от безделья не замучил меня вопросами.