Снежный король Соболева Лариса

20

После занятий Света готовилась к зачету в библиотеке, а когда вышла на улицу, уже стемнело. Хотела поймать такси, но народу было полным-полно, час, когда все торопятся домой с работы. Впереди Светы то и дело люди перехватывали машины. Даже когда она останавливала такси, в салон забирались другие. Наглый народ! Вчера по совету Марата она попросила водителя проводить ее до дверей, а он:

– Найди себе помоложе, мне некогда.

Он что вообразил, старый верблюд? Рассердившись, Света плюнула на такси и отправилась пешком. Многие не выносят шумихи больших городов, а Света от нее в восторге. Залюбовалась неоновыми рекламами, бегущими по проспекту автомобилями, ускоренный ритм жизни поднял настроение. А дома кавардак, который нет охоты разгребать и, она подозревала, охота не появится, поэтому не торопилась. Не повезло ей с братом: как акциями заведовать – так он, пожалуйста, а как сестре домработницу нанять – не догадался. Купив по дороге пирожок, она добралась до площади, на скамейке ела. Кто-то устроился рядом, да так близко, словно скамья вся занята, только рядом с ней свободное место. Она повернулась всем корпусом, чтоб шугануть нахала на другой край скамейки... и обомлела. Бомж! Опять! Света сделала рывок, но он удержал ее за полу пальто:

– Девочка, подожди!

Света бухнулась назад, замерла. Он откашлялся, не отпуская ее, а Света, сообразив, что надо закричать, позвать на помощь, открыла рот... Бомж упредил:

– Девочка, не ори, не стоит.

Герман намеревался проведать и сестру, как-никак был в двух шагах от нее, но подозрения подтвердились, планы резко изменились. В своем городе он не стал выяснять у знатоков, прямиком в Ростов рванул. Обратился к ментам, мол, консультация нужна. Доллар – магический прямоугольник, два мента мигом притащили в кафе специалиста по баллистике, тот, повертев снимки, сделанные на принтере, сказал:

– Похоже, глушитель. А более крупные снимки этой штуки есть?

– Вот. – Герман отдал несколько листов.

– Глушитель, – уверенно заявил баллист.

– Точно? – допытывался Герман. – Вы не сомневаетесь?

– По таким некачественным снимкам определить сложно, но возможно, – набивал себе цену баллист. – Смотрите... здесь просматривается резьба. Видите дугообразные черточки? Они едва заметны, размыты, но определимы. Ракурс удачный. Да и вообще, извините, я в состоянии опознать глушитель.

– А к «беретте» он подойдет?

– Тому, кому надо, глушитель подойдет хоть к «беретте», хоть к «вальтеру», хоть к «макарову».

Герман поблагодарил за консультацию, расплатился и распрощался. Нет, не в том он состоянии, чтобы навещать Светку. Итак, глушитель был в сумочке Беллы, значит, пистолет тоже. Да, у нее была причина смертельно испугаться, когда случайно выпал глушитель и попал в руки милиционера. Хороша подружка! Но не ее ножки входили в кабинет. Чьи же? Обуви Герман на кассетах не нашел, чтобы сравнить с теми туфлями, что были на ногах, которые заходили в кабинет.

Колеса мчали его к Белле, слишком уж не терпелось учинить допрос подружке, она должна знать, кто выстрелил в отца. Герман был полон решимости вывернуть Беллу наизнанку, но имя получить сегодня же. Подъехав к дому, посигналил, она прилетела на зов:

– Герман? Я уж подумала, ты сердишься на меня, не знала только за что.

Потрясающая интуиция, как у зверька перед землетрясением. Он притянул ее, сжал, она аж охнула, и впился в губы. Страсть должна выглядеть правдоподобно, ведь Белле предстоит попасть в западню.

– Собирайся, – сказал. – Я завтра свободен, проведем вместе ночь и день.

Когда она умчалась, сплюнул и процедил:

– С-сука конченая.

Вскоре он вез ее к себе.

В это время бомж с беспардонным любопытством разглядывал Свету и не произносил ни бэ ни мэ. Первый испуг прошел, девушка залепетала, страшно волнуясь:

– Что вы хотите? Здесь люди, вы не сможете меня изнасиловать... светло...

– На хрен ты мне сдалась, чтоб я тебя... Умора! – прохрипел бомж и заржал, покашливая.

– Вы... убить меня... хотите? Я знаю, вы меня выслеживали... Вы маньяк. И вам надо лечиться. Я дам вам денег... то есть мой брат даст...

– Слушай, заглохни! – сипло зарычал бомж.

Света послушно «заглохла», панически хлопала глазами и ждала. Он не торопился, достал из кармана бычок от сигареты, чиркнул спичкой, с наслаждением вдохнул едкий дым.

– Ну? – покосился он на нее. – Тебя Света зовут?

– Д-д-да.

– Забодался я за тобой шнырять. Да не трепыхайся, дуреха. Я с приветом к тебе. От Егора. Знаешь такого?

– Егора?!! – вскрикнула Света и тут же зажала рот обеими руками. – Егора... Но ведь он...

– Все точно, – согласно кивнул бомж. – Покойники не оживают, девочка. Только ты не визжи, а? Меня загребут из-за тебя.

– Не буду, не буду, – заверила шепотом Света. – Какой привет?

– Егорка, скажу тебе, клевый пацан. Был. Он накарябал писульку и просил тебе передать. Я проносил ее в ботинке и... где она только не побывала. Если тебе рассказать, ты и читать не станешь.

– Стану! Давайте записку.

– Не спеши, – повысил голос бомж. – Ты девочка хорошая, Егор сказал, что бабок отвалишь мне за писульку. Видишь мое бедственное положение? С утра не жрамши. Ты вот тут пирожок ела, а знаешь, каково мне было зырить на хавку? У меня кишки в морской узел связались...

– Я дам вам денег. – Света принялась шарить по карманам, отовсюду вынимая деньги и ссыпая их в подставленные грязные ладони. – Вот, берите.

Бомж уткнулся в купюры, бумажки аккуратно сложил, пересчитывал мелочь, а Света нетерпеливо ерзала.

Мимо них прошел здоровенный детина в коричневой куртке, светлых джинсах и клетчатой кепке. Шел он, шатаясь, неподалеку зацепился за дерево, послышались блевотные звуки. Тем временем бомж поднял отвратительно опухшее лицо алкаша в ссадинах и морщинах, в бороздках которых застряла грязь – и это при электрическом освещении. Да он не мылся, наверное, годами. Глянув в сторону детины, бомж посочувствовал:

– Не в кайф пошла. Ладно. Мало, понимаешь, дала.

– Но у меня больше нет с собой.

– Тогда до завтра. – Он встал.

– Подождите! Возьмите кольцо. Оно с бриллиантом, дорогое...

– А че мне с ним делать? Ты глянь на меня. Стану толкать, загребут с ним. Ну, откудова у меня колечко такое? Если купят, то за фуфло. А мне нужны бабки! Поняла?

– Не уходите! – взмолилась Света. – Я принесу завтра, честное слово. Пожалуйста, отдайте сегодня записку... Ну, возьмите кольцо в залог, у меня еще есть серьги. Завтра я их продам... и у вас будет много денег, честно. Оно очень дорогое, серьги тоже... Пожалуйста...

Света разревелась. О, это она умеет делать, причем притворяться ей не приходится, слезы полились ручьями. Бомж растерялся, толкнул локтем Свету, оглядывался по сторонам:

– Ты! Чего ревешь? Закройсь, блин, мать твою в нос и уши! Не, че я сделал? Не, щас как нарисуются мусора... Ладно, я расскажу, а завтра записку отдам, лады? Бабок много принесешь? (Света не знала потребностей бомжа и что в его понимании значит «много», но на всякий случай закивала, мол, принесу много.) В Ялту поеду. Там тепло, зимы почти не бывает, пальмы... Там хорошо, я никогда не был в Ялте. Долго ты хрюкать будешь?

– Все, все, я не плачу, – всхлипывала Света. – Расскажите про Егора. Он вам что-нибудь говорил обо мне?

– Ну, разумеется, – сказал бомж важно, сунув руки в карманы и вытянув скрещенные ноги вперед. Света улыбнулась. – Значится, так. Когда его замочили...

– Как, как? Что вы сказали? Замочили? То есть убили? (Бомж закивал.) Как убили? Он же пове... сился...

– Не, не повесился, его повесили. Ты че, ни ухом ни рылом? Так ведь... Ага, понял теперь, чего он боялся. Значится, тебе сказали, что пацан повесился?

– Так всем сказали, – едва выговорила потрясенная Света.

– Значится, всем навесили. Тогда слушай, пацанка. В СИЗО он попал ко мне в камеру. Ну, я за кражу загудел. А че делать, кушать-то хочется, три раза в день хочется, да и выпить надо. У меня, понимаешь, гастрит, не всякое пойло подходит. А Егор, значится, за убийство влетел. Да я сразу смекнул: нечисто тут, не убивал он твоего папашку. Куда ему! Сидим, значится, нас на допросы таскают, меня редко, его часто. И подсаживают к нам двоих. Ну, скажу, рожи у них... сытые, аж лоснятся. Таким самое место там. Сидели с нами еще, но так, жулье вонючее. А эти двое прицепились к Егору, все в бутылку лезли. И видно же, что не по делу прие... Хм, ладно. В первую же ночь полезли на Егора, но им помешали. На парашу один поднялся и дрысней, я извиняюсь, все нары взбаламутил, до утра вонь разгоняли. Ну, пацан твой понял, хана ему. Накатал тайком писульку и отдал мне, ну, чтоб я тебе передал. Нарисовал словами тебя в подробностях, где и как найти рассказал. Мне впаяли, мудаки недорезанные, еще четыре месяца, все лето изговняли. Ну, я срок отмотал, а колония недалеко отсюда, я тебя разыскал.

– Почему вам доверился Егор? – хватило у нее ума спросить.

– Так больше некому было. Я порядочный человек.

– Да? – И Света посмотрела на него, словно желала удостовериться в его порядочности. Странно, она поверила ему. – Как его убили?

– Удавили. Следующей ночью удавили. Я сам видел.

– Вы?! Видели и не позвали на помощь?

– Эх, пацанка... Дурная ты совсем. Прикинь: раз подсадили двух кобелей убрать пацана, значится, у кого-то связи есть надежные или бабки оху... большие. А меня им завалить – как маму родную поцеловать. Я ж тожеть жить хочу, вот и лежал... молча. Жалко пацана, но быстро поработали. Жгут из майки сварганили, петлю набросили, один привязал к нарам, второй повис на...

– Хватит! – Света сглотнула слюну. – Почему вы раньше не рассказали?

– Иди ты! Я ж к тебе подкатывался! – От негодования бомж вскипел. – Знаки подавал, намеки делал. А ты! В ментовку побежала, намеков не понимала. Разве ж к тебе подойти простому человеку?

– Простите, я не знала. Где записка?

– Где бабки?

– Я принесу. Почему вы мне не верите? Пожалуйста, отдайте.

Бомж высморкался, зажимая каждую ноздрю большим пальцем, отхаркался, потом достал из кармана грязный и мятый платок, утерся. После столь длинного ритуала очищения сказал:

– Надоела ты мне. Залог давай. А то знаю я вас, сам интеллигентом был. Давно. Оно так надежней, за колечком ты притопаешь.

Света сняла кольцо, отдала ему, он завернул его в платок и сунул во внутренний карман пальто, затем достал свернутый клочок, протянул:

– Меня, между прочим, Жорой зовут. Ну я пошел.

– Угу, – машинально отозвалась Света, осторожно разворачивая дряхлый лист, превратившийся в тряпицу.

– Завтра встретимся здесь, – прохрипел Жора. – В это же время. Эй, слышь?

– Здесь и в это же время. До завтра, дядя Жора, – не отрываясь от письма, сказала Света.

Он еще потоптался на месте, утер нос тыльной стороной ладони и зашагал к переходу. Света быстро прочла обрывки фраз.

«Светка! Я не убивал твоего отца, ты должна мне вер...

...тели убить меня. Не получилось. Но я понял, они все равно это сде...

...деюсь, что письмо попадет к тебе, отблагодари Жору, он не зна...

...влез. Выхода у меня нет, я должен сообщить тебе имя убийцы, ведь...

...идел, поэтому рискую и жизнью Жоры. Только не вини себя, так у...

...чилось. Не скрою, я хочу жить, стараюсь не думать об этом. Толь...

...шло быстрей. Маму жаль. Светка, я тебя люблю, поэ...

...правильным. Я видел его. Тогда я вернулся и пробирался как ра...

...стены. Окна были открыты, я и решил влезть в ресторан через...

...просишь, зачем? Да все за тем же, я не мог поверить в бред, ко...

...лышал от твоего отца. Глупо, конечно, но хотел его и теб...

...цепился руками за подоконник и подтянулся. В этот момент раз...»

Все. Далее следовали одни крючки нижней фразы. Света оглядела землю, может быть, остальная часть упала. Но клочков не валялось под ногами. Света подскочила со скамьи:

– Дядя Жора! Постойте! Подождите! Дядя Жора!

Бомж успел перейти на другую сторону и не услышал. Она побежала за ним, а поток машин не давал перейти дорогу. Света нетерпеливо глядела на светофор, поднималась на цыпочки, отыскивая бомжа, который удалялся все дальше и дальше.

– Он должен знать, что Егор написал, – шептала Света. – Ну, давай, загорайся! Только бы не ушел далеко...

Этот же вечер и у Петра Ильича стал решающим.

– Кира, давай расстанемся по-хорошему. Это не жизнь, нам не вернуть прежних отношений. Будем благоразумны, Кира.

Он старался смягчить удар, однако это еще никому в мире не удавалось. Когда бросают, то неважно, подготовлен человек или нет, удар не перестает быть неожиданным, а обида меньше. Кира Викторовна слушала мужа отрешенно, сидя прямо, опустив глаза вниз. Выдавали напряжение только переплетенные пальцы рук, сжатые до белизны.

– Ты сильная женщина... – Кажется, он успокаивал сам себя. – Кира, мы стали чужими.

– Хочешь уйти сегодня?

– Да. – От неловкости он прошелся по комнате, но лучше рубить узел до конца. – Таню завтра кладут в больницу, я должен сегодня дать ей понять, что она не одна. Прости меня и не держи зла.

– Уходи, – сказала жена и не узнала своего голоса.

Видимо, собрал он вещи заранее, потому что, поднявшись в кабинет, тотчас спустился с двумя чемоданами. У выхода задержался, бросив: «Прощай, Кира», – и ушел. Она не разразилась слезами бессилия, нет, а отыскала в кладовой топор, поднялась в кабинет мужа и без истерики, спокойно, основательно крушила все подряд: мебель, коллекцию часов, аквариумы. Иногда поддерживала себя словами:

– Вот тебе! Вот тебе моя жизнь.

Когда силы истощились, Кира Викторовна опустилась на обломки кресла и равнодушно огляделась. Если бы можно было так запросто уничтожить и прошедшие тридцать три года.

Едва мигнул светофор, Света, не дожидаясь полной остановки транспорта, бросилась на проезжую часть, лавируя меж машин. Шагнув на тротуар, она подпрыгнула, чтобы разглядеть бомжа впереди.

Он вышел из магазина, пританцовывая, двинул дальше, наверное, счастлив, что в кармане очутились деньги, свернул в переулок. Света то и дело наскакивала на прохожих, ее ругали, она огрызалась, ибо люди, в огромном количестве заполнившие тротуар, мешали ей в тысячу раз больше. Она свернула в тот же переулок, а бомж Жора в следующий. Здесь легче было бежать, так как прохожих почти нет. Свернув за угол, она остановилась. И где же бомж? Света перешла на шаг, прислушиваясь к звукам во дворах, ведь наверняка дядя Жора исчез в одном из них. Света позвала его:

– Дядя Жора! Дядя Жора!

Проходя мимо каменной арки, ведущей в подворотню, уловила знакомый хрип вперемежку с кашлем. Света, не раздумывая, нырнула под каменный свод, прошла, стуча каблуками по старинной брусчатке, остановилась. Фонарь с внутренней стороны над аркой, оплетенный железными прутьями, скудно освещал захламленный двор. Присмотревшись, Света увидела дядю Жору лежащим на земле.

– Дядя Жора, это я, Света, – крикнула, подавшись вперед.

От него отделилась темная фигура, вернее, поднялась над ним, а бомж прохрипел:

– Убил, сука... Беги, дура...

Фигура шагнула к ней навстречу, попала в световое пятно. Света молниеносно отметила: коричневая куртка, светлые джинсы, клетчатая кепка... Этот человек полчаса назад блевал у дерева. Несколько секунд оба глядели друг на друга, раздумывая, что делать. Где-то она его видела, где? Бомж корчился от боли, стонал и хрипел. Мужчина двинул к ней первым. Света успела заметить в его руке плоский предмет, похожий на нож. И тогда побежала, прилагая все имеющиеся силы, слыша топот его ног. Он пытался догнать случайную свидетельницу. Не оглядываться! Бежать на проспект, где люди! Быстрее!..

Свечи, музыка, мартини, поцелуи. Белла разомлела. А Герман вместо постели предложил кино посмотреть. С первых же кадров томность и сопутствующие сексу проявления у Беллы улетучились. Тем временем Герман комментировал:

– От тебя глаз не оторвать. Все смотрю, смотрю... Чертовски хороша ты, Белла. А зачем тебе столько косметики в сумочке? Видишь, рассыпалась. Почему ты так испугалась? Подумаешь, пудреница разбилась... Или тут что-то другое кроется? А, Белла?

– У меня дорогая косметика, – нашлась она. – Здесь ее не купишь.

– Да что ты! А я наивно полагал, что в наше время в любом затрапезном городе можно купить даже авиалайнер в разобранном виде, а тут всего-то косметика. Ну, да ладно. Тебе, думаю, понятно, что не убедила меня. Нет, милая, не пудреница тебя напугала, а вот что. Поверни свою красивую головку на монитор компьютера. Видишь? Что это, Белла?

– Я не знаю... не помню... Может, это...

– Ну, ну, давай, припоминай. Мне ведь интересно, почему ты стерла запись.

– Бред какой-то, – натянуто рассмеялась она и заерзала. Пальчики дрожали, когда прикуривала. – Какая запись? И почему такой тон? Будто в чем-то меня подозреваешь.

– Правильно, подозреваю, – весело сказал Герман. – Ты думала, я сплю. А я не спал. Ты взяла кассету, спустилась вниз, а я следил за тобой, и стерла запись, эту самую. Но я тогда не отдал оригинал Михасику. Переписал, отвез, потом выяснил, что и у него запись стерта. Ты и там поработала. Действовала наверняка, и это твоя роковая ошибка. Если бы тогда ночью не трогала кассету, я бы сроду не обратил внимания на эпизод с сумочкой. Но меня просто раздирало любопытство, что там такое, заставившее тебя долго не спать, ждать, когда я засну, и стереть запись. Знаешь, дорогая, пришлось посмотреть сотни раз, чтобы понять, что дело в тех вещицах, которые ты забираешь у мента. Тебе повезло, необстрелянный юноша глушитель видел только в кино.

– Какой глушитель? – недоуменно спросила Белла.

– Вот он. – Герман стал за спинкой кресла, где она сидела. – Самый натуральный глушитель. Не отпирайся, я у специалиста узнал про эту штучку. Теперь объясни, как он попал в твою сумочку?

– Герман, – оглянулась она на него, – я ничего не знаю... то есть не понимаю...

– Задам вопрос проще. – Герман перешел и стал перед ней, поменял и тон на жесткий. – Ты убила моего отца?

– Нет! – закричала она, закрыв лицо руками.

– А кто? Не хочешь говорить? Ну-ка, поверни головку на экран телевизора, я еще покажу кино... – Герман управляя пультом, нашел место. – Обрати внимание на ноги. Все бегут на фейерверк, пальбу слышишь? А эти ноги... Ага, вот они. Эти заходят в кабинет, где находился отец. Белые брюки, белые туфли. В белом были я, Андрей, Марат и Петр Ильич. Кто из них убил отца?

Не сдержавшись, он влепил ей пощечину. Белла охнула от неожиданности и боли, из ее носа побежала вялая струйка крови.

– Извини, это не я, – зло сказал Герман. – Это рука возмутилась. Продолжим. Кто убил отца?

– Герман, – отчаянно и с мольбой заговорила Белла, вытирая кровь салфеткой. – Ты можешь жестоко ошибаться, это не приходило тебе в голову?

– Брось, моя ненаглядная. Какие уж тут ошибки! Есть логика. У тебя в сумке лежал глушитель, следовательно, пистолет был там же. В начале фейерверка ты передала ствол убийце, он вошел в кабинет, что и снял совершенно случайно Михасик. И как бы ты сейчас это ни отрицала, прокуратуре достаточно будет показать эпизод с ментом, у которого ты забираешь глу-ши-тель. Дальше в убийцы попадаешь ты. Я не стану выгораживать тебя и показывать кадры с ногами, а там записано точное время, время убийства. Тебе же лучше сдать мне сию минуту настоящего убийцу. Кто он?

Белла вдруг сорвалась и побежала к двери.

– Не мельтеши, заперто. Отсюда ты не выйдешь. О, забыл предупредить, я отпустил прислугу на десять дней. Никто не знает, где ты находишься. Церемониться я не буду. Убит мой отец, ты знаешь, кто его убил. Поэтому! Я выжму из тебя все, даже чего не было. Стекла антиударные, так что...

– Ты негодяй! – Белла вернулась на место, бросая в него злые взгляды.

– Это мне нравится! – иронично воскликнул он. – Вы убили моего отца, можно сказать, осиротили меня, а негодяй я? Очень интересно.

– Я не убивала, – закричала она.

– Убедительно. Но кто ж тебе поверит? У меня есть факты, улика.

Герман удовлетворенно, так как не сомневался, что Белла сломается и расскажет, подался к компьютеру. Она, прищурив глаза, словно близорукая, неотрывно следила за ним. Улучив момент, когда он полностью повернулся к ней спиной, Белла схватила канделябр и замахнулась...

21

Тем временем Света забежала за выступ стены дома, посмотрела назад. Того, убившего дядю Жору, не было видно. Она получила возможность немного передохнуть, от слишком быстрого бега драло в бронхах, пересохло во рту и почему-то было больно глотать. Периодически выглядывая из своего укрытия, Света бубнила:

– Господи! Что это? Что происходит? Папа... папочка, помоги! Егор... Как мне плохо без вас, как плохо... Я боюсь, не знаю, что делать... Господи, опять он! Я не могу больше... Я сейчас умру...

Эту кепку Света увидела бы в кромешной тьме. И эту рожу узнала бы из миллиона. Ну, зачем столько огней горит? Она с трудом оторвалась от холодной стены, сил хватило сделать несколько шагов. Остается поднять шум, позвать на помощь. Но поможет ли ей это? Она побежала вперед.

Доносившаяся музыка и пульсирующие огоньки внутри здания дали надежду. Выход есть, вернее, вход: бар! Но ее остановил охранник:

– Тебе сколько лет?

– Девятнадцать исполнится, – выпалила Света.

– Паспорт давай, а то потом с твоими родителями хлопот не оберешься.

– Нет у меня с собой паспорта, – чуть не плача, сказала она.

– А у нас нет мест. Сегодня целевой заход.

– Вы не имеете права. Пропустите, пожалуйста, мне очень нужно.

– Эта девушка со мной, – вдруг услышала она за спиной красивый низкий голос.

Высокая, стройная, шикарно одетая и броско накрашенная девица высокомерно взирала на охранника, презрительно опустив уголки губ. Света поспешила взять ее под руку, подтверждая, что они знакомы. И украдкой выглядывала из-за девицы в поисках знакомой кепки. Ужас – он все ближе, по сторонам ее выискивает... Стильная девица пропустила Свету внутрь бара, та юркнула за дверь и спряталась. Клетчатый прошел мимо. Наступило не то что облегчение, а полный упадок сил. Света спиной оперлась о стену, готовая рухнуть на пол.

– За тобой гнались? – улыбнулась незнакомка.

– Да. Спасибо тебе.

– Всегда пожалуйста. Идем кутить?

– У меня нет денег.

– А у меня их никогда не бывает, – захихикала незнакомка. – Но я имею здесь кредит. Пошли, посажу тебя за служебный столик. Давай твой макинтош.

– Это пальто, демисезонное, – сказала Света.

– Какая разница? Макинтош звучит изысканней.

– А почему меня не пускал тот? – спросила Света, следуя за спасительницей. – Здесь не дорожат клиентами?

– Дорожат. Просто недавно возник скандал из-за малолеток, хозяин озверел, приказал не пускать подростков. Дурь пройдет. Садись. Я тебя покину ненадолго. Жди меня.

В зале народу уйма – яблоку негде упасть. В полутьме вспыхивали яркие огни, стоял нескончаемый шум, танцующие визжали. Посетители показались Свете слишком вычурно одетыми, впрочем, это ерунда. Дядя Жора остался умирать в подворотне, а Света счастливо избежала... да, возможно, сегодня она была в шаге от смерти. По коже пробежал мороз.

На эстраде начался концерт, но она находилась мысленно на улицах города. Молодой официант поставил на стол длинный стакан с соломинкой и кружком лимона на ободке, манерно сказал:

– Дзевушка, вам пра-асили па-аднестци.

Света умирала от жажды. Залпом выдула коктейль, не понимая, что пьет спиртное. Официант удивленно произнес «О!» и убрался. По телу постепенно распространялся жар, принося расслабление. А на эстраде незнакомка, ее нечаянная спасительница, запела бодрую песню о дикой любви на английском языке. Пела здорово, двигаясь в такт музыке пластично в экстравагантном платье, сверкая блестками. Вокруг так ярко, красочно, весело, беззаботно. Почему же все это столь далеко от Светы?

Валерия, так назвалась незнакомка, после оглушительного успеха слушала Свету, потягивая пиво. Мешал непрекращающийся шум. Валерия предложила:

– Пойдем ко мне? Я живу недалеко.

– Я боюсь выйти отсюда.

– Не бойся, вдвоем мы как-нибудь отобьемся.

Чехарда в мыслях, боязнь остаться наедине с собой, непонимание происшедших событий просто приковали ее к Валерии. Да Света ни за что не рассталась бы с ней даже по приговору суда. Оделись, пожелали охраннику спокойной ночи, тот в ответ почему-то фыркнул – невежа, и вышли на параллельную улочку. Света вновь принялась рассказывать о жутких приключениях, не веря, что все это было с ней. Валерия же, напротив, не сомневалась в правдивости ее рассказа, изредка останавливалась и произносила:

– Отпад! Натуральный кошмар. Я б умерла на месте.

Она была потрясающе красивая, Валерия. На каблуках вышагивает, будто родилась в них, танцевала на шпильках, а волосы у нее чудо из чудес – густые, пышные, пепельного цвета и в крупных локонах. Света же ростом достает ей до плеча, на каблуках ходит, как корова на льду, к тому же ноги устают, волосы так себе. Несправедливо в жизни устроено: одним все, а другим сплошные недостатки. У дома Валерии Света вспомнила о приличиях:

– А как посмотрят твои родители на то, что ты приведешь малознакомую девушку?

– Предки в Африке бабки заколачивают, кинули меня одну, а я такая неприспособленная, такая непрактичная. Готовить не умею, убирать ненавижу...

– Представь, я тоже терпеть не могу быт, – вставила Света, обрадовавшись, что она не единственная в мире неумеха.

– Ой, Светка! – Валерия приложила ладошку с длинными накрашенными ногтями к щеке. – У меня в холодильнике шаром покати.

– Я не хочу есть, – замахала руками Света. – Вот выпить бы да уснуть...

И смутилась, вдруг Валерия подумает, что она пьющая.

– Я сама не прочь выпить. Нам на четвертый, лифт не работает. Выпивку выжрал мой друг. Я тебя с ним познакомлю. Он та-акой – охо-хо! Тебе понравится.

Света не поняла значения «охо-хо», но уточнять не стала, поднялась за ней. На кухне Валерия изучала пустые полки холодильника:

– Блин, забыла еды купить. Вообще-то, если честно, у меня и денег-то нет. Они, заразы, куда-то деваются, не пойму – куда. Предки прислали триста баксов, так они испарились за два дня, представляешь? А я ничего не купила, только туфельки моднючие. Ух, ты! Яйцо! Сварим и поделим, а хлеба полно, даже сухарики есть. Иди пока в ванную.

Облачившись после душа в домашнюю одежду, которая пришлась ей впору, Света вернулась на уютную кухню. Валерия потрясла литровой бутылкой вина над головой:

– Не кончились запасы, живем! Вон твоя половина яйца. Свою я уже приговорила. Давай сразу по бокальчику жахнем?

Легко с ней, как со старым другом. Однако Света устала чертовски, бокальчик и обнаружил усталость, глаза слипались, а Валерия болтает и болтает:

– Ты такая хорошенькая, миниатюрная, а я каланча. Нет, честно, и ножка у тебя, как у Золушки, а у меня посмотри. – Она подняла ногу, обтянутую черным чулком, ступня на самом деле огромная. – Разве можно на эту ногу купить обувь? На заказ шью. Ой, ты спишь. Куда мне тебя положить? В спальню предков идем, там кровать – хоть вдоль ложись, хоть поперек. Я еще посижу и тоже в люлю пойду. Гудбай.

Погасив свет, Валерия ушла. Свете казалось, стоит только лечь, заснет немедленно, но не тут-то было. Вновь переживала ужас, когда бежала от...