Итальянская ночь Соболева Лариса
Клавдия Тарасовна поспешила выхватить у него трубку, но он перевел на громкую связь, только после этого отдал. Послав ему молнии из глаз, она принесла трубку хозяйке, сидевшей в кресле, Эля заговорила тихо:
– Да, мама.
– Эля, как ты?
– Нормально. Мама, я перезвоню тебе завтра…
– Послезавтра похороны…
– Знаю, я приеду.
– Эля, Асланбек…
– Мама! Я перезвоню, сейчас не могу с тобой говорить. До свидания.
Эля нажала на кнопку и протянула трубку Клавдии Тарасовне, которая отнесла ее на базовый блок.
– А мы знаем, что ваш муж побывал у тещи, – сказал второй человек. – Так что вы зря не поговорили с матерью.
Несколько человек ворвались в дом пару часов назад, с оружием, такие деловые! Пробежались по дому да остались ни с чем, потом задали кучу вопросов – где муж, когда вернется. И «обрадовали»: мол, мы подождем его здесь, если не возражаете. На ее протесты они плевать хотели, потребовали, чтоб она и все в доме сдали сотовые телефоны, уложили их рядком на столике и расселись по углам.
– Навещать тещу запрещено? – презрительно бросила ему Эля.
– Стало быть, он поехал к ней? – подловил ее второй.
– Я не знаю, куда поехал мой муж, – процедила она, закатив глаза к потолку, ведь этот вопрос она уже слышала. – Его давно не было дома.
– А попутно застрелил небезызвестного вам гражданина Киселева, стрелял с дружками по машине ДПС…
– Ложь, – надменно сказала она. – Мой муж (подчеркнула слово «мой») ни в кого не стрелял. У него нет оружия.
– Вам неизвестно, чем занимается ваш муж?
– А вам лишь бы найти крайнего, – огрызнулась Эля.
– Ладно, подождем и спросим у него, где он был.
– Зря потратите время, он не приедет ни сегодня, ни завтра.
– У нас времени много, подождем.
Фыркнув, Эля отвернулась, Клавдия Тарасовна принесла на подносе воду и таблетку на блюдце:
– Тебе пора выпить лекарство. Надеюсь, господа, вы разрешите мне уйти в свою комнату? У меня режим.
– Ваш телефон какой? – спросил первый.
– Вот, белого цвета. В это время мне не звонят, я заберу его?
– Идите. Телефончик побудет здесь.
– Спокойной всем ночи.
Эля кивнула ей, выпила таблетку и спросила:
– А мне можно уйти? Я хочу спать.
– Здесь спите. Обязанность жены дождаться мужа.
– Ну и ждите. – Чуть не сказала «уроды».
Она легла на диван, накрылась пледом и уставилась в телевизор. Эти длинноухие ослы не знают, в чей дом попали, уж если Асланбек очутился в тяжелых обстоятельствах, то не будет звонить на трубки, которые лежат на столе.
Круг сделали огромный, не останавливались ни на минуту, гнали на полном ходу по утрамбованной колесами дороге, петляющей и ныряющей. Но где-то на середине, в абсолютно безлюдной глуши, откуда не просматривалось огней населенных пунктов, а лишь вдалеке тлели фонарные столбы, Сажа остановил джип по просьбе Асланбека. Включив в салоне свет, первым делом он осмотрел водителя.
– Готов, – выдал приговор.
– Пощупай пульс на шее, – сказал Асланбек. – Подержи подольше.
– Его садануло в голову, – не оставил надежды Сажа, но пальцы приложил к шее. – Ты-то как?
– Не смертельно, – буркнул тот. – Ну что?
– Нет пульса. Когда хотят задержать тачку, из строя выбивают руль и колеса, в Курка стреляли прицельно и попали. Отлетел, я думаю, сразу или в первые минуты. Думаю, понять, что его убили, он не успел. Жалко парня…
Не удовлетворившись приговором, желая убедиться лично, Асланбек протянул руку между сиденьями и приложил к шее водителя пальцы. Он ждал очень долго, ведь сердце способно подавать едва заметные признаки жизни, их надо только уловить, услышать толчки кончиками пальцев… Напарники успели выкурить сигареты до половины, но пульса не появилось. Асланбек убрал руку, откинулся на спинку кресла и прикрыл веки, штанина промокла от вязкой крови, рана на бедре жгла, эту боль хотелось вырвать из себя. Но сейчас ему нужно было принимать очередное нелегкое решение, он старательно уводил мысли от боли. Дверца была открытой, в салон заглянул Борода:
– Давай перевяжу рану.
– Позже, – сказал Асланбек.
– Дай хоть посмотреть, боюсь, кость задета…
– Ерунда, – вяло отмахнулся тот. – Курка оставим здесь.
Молчание – знак несогласия. Молчание, случается, является знаком зарождающегося бунта. Но за это молчание, а также за недавнюю отвагу его парни достойны уважения, впрочем, слабаков Асланбек не держит возле себя. Слабаков он убирает сразу, как только заметит слабину, чтоб не зависеть от безволия чужого человека. Но Сажа и Борода нахмурились, опустив головы, им нужно доступно объяснить, почему следует оставить труп.
– Если б Курок подавал признаки жизни, – начал Асланбек, – я бы сам сел за руль и повез его в ближайшую больницу. Надежных людей мало на свете, Курок был надежным. Но он мертв, ему сейчас все равно. И мы его оставим, потому что с трупом у нас возникнут огромные трудности. Я окажусь на его месте, и вы убедитесь в моей смерти – оставляйте меня, чтоб спастись самим. Это наша жизнь. Вытаскивайте Курка.
Речь возымела действие. Сажа, имея крупное телосложение, взял за плечи водителя и вытащил труп, Борода подобрал ноги убитого. Несчастного водителя, нашедшего смерть, когда о ней не думалось, уложили возле проселочной дороги на выжженную солнцем, оттого сухую траву. Проверили карманы и забрали все имеющиеся документы, а также ценности. Отхлебнули коньяку из фляги – это придает силы, долго стояли над телом погибшего, будто не желая с ним расставаться. Речи неуместны, потому молчали, затем Асланбек тихо рассказал, что произошло на дороге:
– Я чуял: что-то не так… Как только сел к гаишникам, незаметно косяки кинул, а там сидели три пачки. Краем глаза заметил, как на заднем сиденье, слева от меня, один держит наготове наручники. И вдруг мент, что документы проверял, говорит: «Покажи руки, Асланбек». И куда-то полез, то ли в карман, то ли еще куда… Вот тут я понял, что мы крупно влипли, и выкатился из их тачки. У меня соображаловка лучше оказалась.
– Погоди, – очнулся Борода. – Он сказал – Асланбек? Откуда он знал твое имя? У тебя ж в паспорте написано совсем другое…
– Потом я увидел засаду, – сказал Асланбек.
– Ммм, – выпятил нижнюю губу Борода. – Выходит, нас ждали.
– Тогда нас сдали, – сделал вывод Сажа.
– Пацан, которому я бабок кинул? – уточнил Асланбек.
– Он, – утвердительно кивнул Сажа.
– Зря ты на парня вешаешь, – не согласился с ним Борода. – Ты, Сажа, идешь по простейшему пути, это заводит придурков в западню. Парню выгоды сдавать нас не было. Что от ментов получил бы? Большое и теплое спасибо? А Бек кинул ему…
– Больше некому! – заспорил Сажа.
– Второе! – перекрыл его голосом Борода. – Откуда парень знал, что Асланбека зовут так, а не иначе? Насколько я помню, он пацану не представлялся. И третье: откуда он знал, кто мы есть, чтоб поскакать в ментовку и настучать на нас?
– Борода верно говорит насчет пацана, – сказал Асланбек. – Но ждали нас, а не других. Как-то узнали, что мы здесь, и подготовились…
– Теперь без разницы, – махнул рукой Сажа. – Назад все равно нельзя…
– Разница большая, – не согласился Борода, задумался, отхлебнув коньяка. – От этой разницы зависят наши задницы. С чего бы им нас пасти?
– Вычислили, – сказал Асланбек.
– Как?! – изумился Сажа.
– По Киселю. Если так, то дела наши неважные, нас уже ждут дома.
– У тебя ж все схвачено, не должны тронуть.
Саже хотелось бы верить в то, что он сказал, но вера – вещь зыбкая, Борода развенчал ее:
– Тех, кто схвачен Беком, схватят мужики покруче.
– Едем до города, – принял решение Асланбек, – бросаем джип. Борода, упакуешь в сумки автоматы. В городе берем такси и заваливаем к нашему доку. Оттуда позвоним Клаве, она скажет, что в доме.
Клавдия Тарасовна постоянно проживала в семействе Асланбека (квартиру оставила детям), следила за порядком в доме и вокруг, командовала прислугой, не сдаст – сто процентов, зарплату-то не менты ей платят. Асланбек, хромая, направился к джипу, за ним побежал Сажа. Борода отхлебнул еще глоток, бросив прощальные слова трупу и смахнув непрошеную слезу:
– Прости, Курок… Классный ты был мужик… Эх! Ну, до скорого, рано или поздно все там будем.
Вытащив из карманов жилета все, что там находилось, Борода накрыл им лицо убитого и запрыгнул в джип, который помчался по кривой дороге, оставляя за собой густые облака пыли.
Милена потянулась, сладко и со стоном, затем повернулась на бок. Ипполит думал, она смотрит на него и наглядеться не может, кстати, он тоже доволен собой. Покосившись на нее, увидел иную картину: Милена подложила ладони под щеку, глазки закрыла, ротик приоткрыла и… буквально призывала, ничего для этого не делая. А Ипполит отзывчивый, к тому же прилив сил дал повод к новой атаке, правда, сначала следовало разбудить вожделение в партнерше поцелуями.
– Ммм… – замычала Милена, но не вырывалась. Когда его губы спустились к шее, она промямлила: – Который час?
– Должно быть, третий.
– Ого… Я и так выжатая, завтра вообще буду как мочалка.
– Ты лентяйка, – упрекнул ее Ипполит. – А занятия любовью действуют на женщину как пластическая операция.
– У нас не любовь, а секс, это разные вещи. Мы слишком… э… взрослые, чтоб сдвинуться на эфемерных чувствах.
– Как знать, как знать, – тоном несогласия сказал он, приподняв голову и рассматривая сонное чудо на подушке. – Почему-то с одними мы хотим заняться сексом, а с другими не заставишь даже за деньги. Не есть ли это проявление любви, которая легко может погибнуть из-за неосторожности?
– Ты выражаешься слишком напыщенно, у меня взгляд проще…
– Рациональней, – уточнил он. – Знаешь, иногда твоя рациональность ставит меня в тупик. Такое ощущение, будто нарочно стараешься создать о себе неточное мнение, уводишь от себя настоящей. Ты закрыта. Даже сейчас. Почему?
Казалось, Милена не слушает его, она увлеклась его телом (к счастью, ему не стыдно раздеться, есть на что посмотреть), скользила ладонями по плечам, груди, бокам. При всем при том ровным голосом говорила:
– Рациональность – это черта здравомыслящих людей. Что касается закрытости… в целом, твоя оценка не имеет ко мне отношения, а в частностях ты просто ошибаешься.
– Выкрутилась. Милена…
Он замолчал, ее уже не надо было уговаривать проснуться и не лениться, она изгибалась под его руками и губами. Но кто-то прошел мимо комнаты, не стараясь идти тихо, оба непроизвольно приподнялись и уставились на дверь. Когда шаги стихли, Ипполит уложил Милену со смешком:
– Чего ты переполошилась? Дверь заперта. Сюда никто не зайдет, разве что призрак Арамиса, но он при жизни отличался тактичностью.
– Ошибаешься, ваш злой мальчик способен ворваться куда угодно. Ипполит, ответь, ты правда будешь выяснять, кто заказал Арамиса?
– Я бы не сказал, что это моя цель. Но, какая пуля его убила, хочу выяснить…
– Ты лгун. Судя по твоему упорству, ты идешь к цели напролом.
– У, какая ты… тоже упорная. – Ипполит перевернулся на спину, задумался. – Ну, хорошо, скажу. Господин Парафинов…
– Смешная фамилия. Сразу на ум лезет: опарафинился. И что Парафинов?
– У меня сложилось мнение, он старался отделаться от меня, а я не люблю, когда юлят, изворачиваются.
– А тебе не показалось?
– Вряд ли. Сейчас меня разъедает любопытство: за что убили Арамиса. Хочу знать причину и узнаю ее.
– Зачем? Мне кажется, это очень опасно. В конце концов, Арамис не был тебе отцом, он совершенно чужой человек… Стоит ли рисковать из-за него сейчас, когда его нет?
– Приятно, что тебя волнует моя жизнь.
– Я не люблю кладбища, – парировала она.
– Если и умру, то немедленно. В этом будешь виновата ты, потому что много болтаешь!
Ему не хватало в женщинах свободы, дающей право думать, что она увлечена им так же сильно, как он ею.
14. И снова новый день
Под утро раздался звонок. Клавдия Тарасовна почувствовала, как под подушкой вибрирует мобильный телефон, который она достала из тайника перед тем, как лечь спать. На этот телефон мог позвонить только один человек или его верные люди. Она включила настольную лампу и нажала кнопку, но говорила шепотом:
– Да, Асланбек?
– Я не могу дозвониться жене…
– Одну минутку, посмотрю, нет ли поблизости чужих.
Он все понял, поэтому терпеливо ждал, не задавая лишних вопросов. Тем временем она выглянула из комнаты, прислушалась – в доме стояла тишина. Плотно закрыв дверь, она мигом очутилась у шкафа, который, по идее, должен дополнительно заглушить ее слова.
– Асланбек…
– Я слушаю.
– Домой – ни ногой, тебя здесь ждут из милиции. Они забрали все наши телефоны… не все, конечно. Элю заставили сидеть в гостиной вместе с ними.
– Жду вас у дока. Больше нельзя говорить.
Она стерла запись звонка, хотя имени хозяина, разумеется, нет, но Асланбек не раз уверял, будто сотовый телефон сейчас главный предатель. Как телефон способен стать предателем, Клавдия Тарасовна не представляла, однако принимала все возможные меры предосторожности. Досыпать не легла, в ее возрасте прерванный сон не возобновляется. Клавдия Тарасовна хлопотала по дому и, как истинная шпионка, замечала, где находятся чужаки, занявшие дом, прикидывая в уме, каким образом отсюда выбраться. Сказать, мол, на базар за продуктами иду – к ней приставят сволочь с пистолетом. А в окно? И через гараж уйти, потом так же вернуться?
Она зашла к охраннику и попросила отключить камеры слежения до ее распоряжения. Посторонних людей в доме хозяин не держал, и, учитывая ее вид и тон заговорщицкий, охранник понял: тетке надо выбраться, кивнул, мол, сделаю. После этого Клавдия Тарасовна предупредила кухарку, чтоб ее не будили, как-никак, а с четырех часов на ногах, и, пока дом был объят сном, полезла в окно из ванной комнаты. В гараж заезжают прямо с улицы, чтоб во двор, когда слякоть, грязи колесами не завезти. Обычно у ворот дежурят охранники в специально выстроенном помещении, но милиционеры не разрешили им там находиться, всех в дом загнали, даже прислуге по домам не велели расходиться.
На улице Клавдия Тарасовна взяла такси и к семи утра примчалась к дому доктора, который за щедрое вознаграждение излечивал раненых бойцов Асланбека. Собственно, давно не было войн, жили мирно и – на тебе! Она позвонила, на вопрос «кто?» назвала только свое имя с отчеством. Ее впустили, провели к Асланбеку в комнату.
Он лежал на тахте, бледный и с перевязанным бедром, Клавдия Тарасовна всплеснула руками:
– Где ж это тебя так?
– Что в доме? – был его первый вопрос, отчитываться он не считал нужным ни перед кем.
Она обстоятельно и торопливо, ведь надо было вернуться до того, как дом зажужжит, рассказала все до мелочей. Он думал некоторое время, покусывая губу, однако в принципе был готов к изменениям в судьбе, потому распорядился:
– Эле скажи, как только станет возможно, чтоб привезла загранпаспорта. Мой, Бороды и Сажи. Она знает, где они лежат. И деньги.
– Борода и Сажа с тобой? – полюбопытствовала она.
– Со мной.
– А четвертый? Курок?
– Иди, мать, иди. Времени у тебя немного.
Тем же путем Клавдия Тарасовна вернулась, к ее счастью, никто не заметил, управилась за полтора часа. Не забыла дать отбой охраннику у мониторов, ну, а Эле передаст приказ мужа при случае.
Первое нормальное совещание за столько-то дней! И это после разгона у начальства, которое получило трехчасовой разгон от высшего начальства, как будто три часа попусту убитого времени помогут найти преступников. Но покричали-пошумели, попыхтели и кулачками по столу постучали, расселись по иномаркам да уехали, пообещав держать дела на контроле. А дерьмо разгребать тем, кто входил в кабинет Парафинова. Расселись, мест не хватило, принесли стулья.
– Первое, – после короткого вступления начал Парафинов. – Есть предположение, что убийства Баграмяна и Маймурина совершены разными людьми. В Саенко стреляли из пистолета «зауэр», которым завалили Маймурина, следовательно, стреляла одна рука.
– А Киселев? – спросил кто-то из оперативников.
– Ты разве не в курсе? – поднял брови Парафинов. Конечно, к этому часу все знали, кто посетил город, поставив жирный автограф. – Его расстрелял со своими братками Асланбек, их пытались задержать за Максимовкой, ушли, гады.
– Оставив три трупа, – мрачно дополнил Андреев, – и пятерых раненых. Потери со стороны Асланбека неизвестны. Так что с Киселевым все ясно, Асланбека ловят… – И совсем тихо, под нос добавил: – Раз упустили, то хрен его теперь поймают.
– Что ты сказал? – завелся Парафинов.
– Да это так, отступление, – буркнул Андреев.
– Давайте без отступлений, нервы и так у всех на пределе, особенно у меня. Итак, какие есть идеи по мотивам? Я имею в виду убийства Маймурина и Баграмяна. С Саенко я имел беседу, у него нет предположений, из-за чего в него стреляли, то есть мотив нам неизвестен.
– Наверное, мне отдуваться за всех, – сказал Андреев, потому что человек пятнадцать красноречиво молчали. – Игорь Игоревич, Мамурина убить многие хотели б, особенно в бытность, когда он работал в ОБЭП. Но почему-то этого не сделали тогда. Прошло слишком много времени, чтоб сводить с ним счеты. Проверили прораба и рабочих, которых он кинул с оплатой, два месяца пропахали, а ни хрена не получили…
– Вот сволочь, – бросил реплику кто-то из молодых. – Потом удивляются, что в них стреляют.
– У рабочих алиби, – продолжил Андреев, – а кто такой Саенко, они понятия не имеют. Короче… мотива нет. Версий нет.
– А с Баграмяном что? – спросил Парафинов с безнадежной интонацией, видимо, предполагая ответ.
– Еще хуже, чем с Маймуриным. Была одна зацепка, Арамис в свое время Маймурина с должности свалил, так его же самого на стройке семью пулями разделали. Арамис вообще ни с кем не конфликтовал, разве что по мелочам… но мелочи, как правило, не становятся мотивами.
– Поэтому Баграмяна заказали по-крупному: наняли двух киллеров, у тех была серьезная винтовка со снарядом вместо пули, – угрюмо пошутил Парафинов. – Очевидцы преступления ни черта не помнят… А Маймурин перед смертью сказал доктору, что узнал убийцу, но имени не назвал, умер. Вот умер бы позже на полминуты! Ладно, что с опросами жильцов?
– Опрашиваем, – поднялся опер. – Не всех удалось застать.
– А надо всех опросить… Да! – грозно рявкнул он в трубку, когда ему позвонили на сотовый. – Погоди, Раиса, я ничего не понял. Ты где сейчас?.. Я пришлю людей… Ну, хорошо, хорошо, сам приеду. Жди. – Он кинул трубку на стол, переплел пальцы рук и спросил: – Кто работает по кресту?
– По какому кресту? – не понял Андреев.
– По баграмяновскому! – рявкнул Парафинов. – Который сожгли на следующий день после похорон. Я же просил кинуть на это дело человека…
– Игорь Игоревич, – справедливо возмутился Андреев, – тут вал пошел: покушения, убийства, сейчас каждый человек на счету, а вы приказываете кинуть человека на пустяковую проблему!
– Дело в том, – спокойно сказал Парафинов, – что сегодня девять дней Арамису, его жена с семьей приехали на могилу, а новый крест сожгли.
– Ну и что?! Ребята с раннего утра до поздней ночи скачут! Вон дознавальщиков полно, пускай этой ерундой занимаются, вандализм – их прямая обязанность.
– Продолжайте опросы, – вставая, сказал шеф, – я поеду… посмотрю, что там с этим крестом… Наталье прикажу им заняться.
А больше и обсуждать нечего. Впервые попались дела по принципу – темный лес, и ни одной тропинки. Понимал, что так не бывает, где-то прячутся мотивы, но где? Парафинов отпустил всех, Андреева задержал:
– Про «зауэр» не спрашивал у наших бонз бизнеса? Ты ж с ними водку попиваешь, на дачи ездишь…
– Как и вы, Игорь Игоревич, – не съязвил тот, скорее это была констатация. – Пока пусто. Нет, вру! Один вспомнил, будто кто-то хвастал пистолетом, на словах хвастал. Пушку, мол, заимел фартовую, редкую, европейского производства, а кто выхвалялся, не помнит, потому что мужские игрушки его не интересуют.
– Про европейское производство помнит, а кто хвастал – нет? Заставь вспомнить. Хоть сыворотку правды введи…
– Не имеем-с данной сыворотки, но можно занять у фээсбэшников, правда, сомневаюсь, что и у них есть.
– Пистолет важная улика…
– Знаю. Поговорю с ним еще, вдруг у него пройдет склероз.
– И вот еще что… Прокачай Ипполита.
– Райкиного сына?! – удивился Андреев.
– Именно.
– А что, у вас есть основания подозревать его?
– Да не то чтобы очень… Пулей интересовался, ходом следствия, вышел на меня через нашу Наташку, будто Рая не могла нас свести. Да и знаком он со мной… Прокачай. Как у него обстоят дела, были ли конфликты с Арамисом… Между прочим, у Ипполита прямая выгода убрать Арамиса, все достается его матери и брату… В общем, мотив есть.
– Ой, че расскажу… – хохотнул Андреев, на что Парафинов резко вскинул брови, мол, что за смех, когда рыдать хочется. – Не смотрите на меня осуждающе, это действительно смешно: у Арамиса ни гроша за душой не было.
– Да ну! Совсем ни гроша?
– Угу. Но этого не знала даже его жена. Сейчас на нее делают налет те, у кого он занимал бабки, хотят их вернуть. У него было милое хобби: занимать и не отдавать. Думаю, если б Арамис остался жив, то в скором времени очутился б на нарах за мошенничество в крупных размерах.
– Действительно смешно… Кто бы мог подумать! Главное, я об этом узнаю в последнюю очередь. Ну, давай, действуй.
На кладбище с Раисой случилась истерика, благо хоть валерьянка в сумочке Милены имелась, в слезах вдова встретила и Парафинова. А как ему не приехать по зову жены погибшего, если он являлся частым гостем на их торжествах? Да, здесь живут кланами, в нижний не спускаются, в высший не пускают. Так или иначе, а все связаны друг с другом различными узами, знают, кто и чем дышит, потому в городе мало что удается скрыть, например, долги Арамиса. Как они вскрылись! Стоило ему получить пулю – и миллионер в одночасье стал мошенником. Парафинов искренне жалел Раису, бедная женщина получила сразу два удара: смерть мужа и долги. А дома у телика Игорь Игоревич не раз сокрушался, что зря и много потратил времени на так называемые тусовки, алкоголем губил печень, дружбу водил с негодяями. Но когда приходилось негодяев арестовывать, жалел их, жен, детей. Вывод: профессия мента должна быть добровольно отлучена от общества, глядишь – места жалости в душе не найдется.
– Игорь! – заголосила Раиса, едва увидев его. – Посмотри, что сделали негодяи! – Он только что вспоминал о них, о негодяях. – Второй раз! Варвары! Это акция! Почему милиция не поймала их? Это они убили Арамиса…
Парафинов и Наталья осмотрели могилу, в сущности, ее обходить не стоило, ведь найти улик на пепелище практически невозможно. Те, кто поджигал крест, наверняка позаботились, чтоб не оставить своих следов, тем не менее Наталья, присев у железной банки из-под краски, заметила:
– Сюда принесли сухие ветки и облили горючей смесью из этой банки. К сожалению, она тоже горела, отпечатков мы на ней не найдем.
– Ну и что, если б нашли? – пробубнил Парафинов. – К отпечаткам не прилагаются ни руки, ни адреса… Раиса, успокойся.
– Вам хорошо говорить, – рыдала она, уткнувшись лицом в грудь младшего сына. – А мне… За что мне все это? Неужели Арамис заслужил такую страшную ненависть, что и после смерти ему не дают покоя?
– Вы обязаны найти сволочей! – пылко бросил молодой Баграмян Парафинову и Наталье. – Обещайте!
– Обещаю, обещаю, – вяло промямлил Парафинов, взглянув на Ипполита, который курил, но не нервничал, как брат и мать. – Вито, отведи в машину маму. Как дела, Ипполит?
– Сами видите, – указал тот подбородком на мать и брата. – Действительно, Игорь Игоревич, это безобразие нельзя оставлять безнаказанным. Всему же есть предел.
– Есть, есть, – закивал Парафинов. – Пулю видел?
– Видел. Хотелось бы знать, что за оружие.
Заложив руки за спину, Парафинов посмотрел снизу вверх на рослого Ипполита и буркнул:
– Некоторым хочется знать, кто и за что застрелил Арамиса.
– Под некоторыми вы себя имеете в виду?
– Так точно.
– И меня занимает этот вопрос. Странно, серьезных конфликтов у Арамиса не было…
– Знаю, знаю, знаю. Но он убит. Ты-то с ним ладил?
Непреднамеренно Парафинов сам начал «прокачку», ему-то как раз не стоило затрагивать тему отчим – пасынок, чтоб не насторожить сына Раисы. А Ипполит не дурак, отреагировал живо:
– И меня подозреваете?
– Вовсе нет. Но убийством заинтересовались на самом верху, тебе не миновать вопросов следователей, как и Раисе, и твоему брату. Грязная работа, извини. И подготовь мать. Хотя она женщина умная… Лучше брата настрой, а то наболтает всякой хрени, потом будете головы посыпать пеплом.
Достойно выкрутился. Попрощавшись, он плюхнулся на сиденье своего авто, в салоне ждала его Наташа.
– Поищи, Наташка, ту женщину. Помнишь, мы говорили с ней, когда Арамиса закопали?
– А где ее найти, вы знаете?
– В том-то и дело, что не знаю.
– Погодите, – вдруг дошло до нее, – вы полагаете, она…
– Не знаю! – оборвал ее Парафинов. – Но допускаю! Вспомни, какая она озлобленная была, что говорила про Арамиса. Я допускаю, что мать, потерявшая дочь и зная виновника, поработала на кладбище.
– И допускаете, что Арамис вывозил девушек в бордели?
– Да. Теперь да. С его-то долгами не брезгуют самым грязным заработком. Свой канал прочистил и… Это убедительный мотив, чтоб его грохнуть. Но данная версия ведет дело прямо на полку.
– Как мне искать женщину?
– Да черт ее знает!.. – пожал он плечами, неожиданно поднял палец, улыбнувшись. – Мальвина! Дочь зовут Мальвина, она была тренером в спортивном клубе. Этого достаточно, чтобы найти ее мать.
– Если б еще точно знать, в каком клубе работала.
– Клубов у нас не так много, объедешь.
Ни одна машина не срывается с кладбищенской парковки, будто в ней ядерный двигатель, но Парафинов лихач. Ему прощается.
Раиса уехала с Вито, сегодня она села за руль, но назад не смогла вести машину в таком состоянии, младший сын заменил ее на водительском месте. Проводив их, Ипполит упал на сиденье своего автомобиля, без слов притянул Милену, точнее, ее губы притянули его. У нее есть черта: сначала млеет от поцелуев, сама льнет и тает, а после отрезвляет словами наподобие этих:
– Целоваться на кладбище – кощунство.
– Если нельзя, но очень хочется, то можно.
– Убери руки…
Подобная просьба должна подкрепляться хотя бы слабым отпором, но у Милены слова расходятся с делом.
– Уберу, – сказал Ипполит, целуя ее в шею. – Если пообещаешь родить мне парочку ребятишек.
– Хм… – Вот теперь она отстранилась. – Надо полагать, ты берешь меня в жены?
– Ну… если очень попросишь… то, пожалуй, возьму.
– Я бы, наверно, согласилась, но меня пугает одна вещь.
– Какая?
Читать бесплатно другие книги:
