Выйти замуж за олигарха Жукова-Гладкова Мария

Глава 15

Дом был с домофоном и консьержем. Я набрала нужные кнопки, ответил вежливый мужской голос, я представилась. На другом конце на мгновение воцарилось молчание, потом мужчина сказал, что должен спросить, примут ли нас. Мы с Пашкой остались пастись перед входом.

– Тот, кто делал здесь клумбы, не подумал о прыгающих и выпадающих из окон, – заметил любимый оператор с невозмутимым видом. – Тут даже если со второго этажа падать, можно ноги переломать.

Я осмотрела территорию вокруг дома с этой точки зрения. Вероятно, теперь буду таким образом тестировать все дома, рядом с которыми оказываюсь. Хотя раньше мне такое не приходило в голову. Вокруг дома были установлены каменные клумбы с осенними цветами. Да, все очень красиво, территория подметена и ухожена, но падать плохо.

Голос из переговорного устройства послышался минут через пять, нам предлагали заходить.

В холле за стойкой сидел мужчина средних лет, по виду – отставник, при нашем появлении встал и предложил присесть на диванчик. Госпожа Фисташкова готова нас принять через десять минут.

Пока мы с Пашкой рассматривали холл, дядька исподтишка оглядывал нас. В холле ничего особенного, могу отметить только хороший ремонт, который делался с целью улучшить вид помещения, а не для того, чтобы отмыть деньги и отчитаться о проделанной работе. Пока мы там находились (двадцать пять минут), в подъезд никто не вошел и никто не вышел. Наконец зазвонил телефон. Мы поняли, что нас приглашают подняться на седьмой этаж, последний в «сталинском» доме.

Лифт тоже произвел впечатление, как, впрочем, и стены на этаже. Какие-либо надписи, рассказывающие о жизни и взаимоотношениях жильцов, отсутствовали, как и иллюстрации к ним. В лифте не оказалось ни одной опаленной кнопки, сам он не гудел, не вибрировал, не лязгал, а шел неслышно.

Мама олигарха встретила нас в длинной темной юбке, темной блузе декольте, при макияже и в бриллиантах везде, где только можно. Шляпы на этот раз не было, волосы она перехватила в хвост большой красной заколкой со стразами. На висках пряди удерживались невидимками с переливающимися цветочками на концах. Могу сказать, что этой даме пластическая операция точно пошла на пользу. На этот раз я ее очень хорошо рассмотрела – и не смогла определить ее возраст, как и во время нашей первой встречи. Выглядела она от силы на сорок, то есть как ровесница своего сына.

Квартиру нам не показывали, как и каких-то особых отдельных комнат. Хозяйка просто пригласила нас в гостиную, уставленную антикварной мебелью.

– Что будете пить? – спросила она.

– Пиво, – тут же сказал Пашка.

– Сок, – сказала я. – Апельсиновый или персиковый.

В результате Пашке выдали банку без стакана, мне – литровый пакет апельсинового сока, тоже без стакана, себе дама взяла пиво и хлебала его из банки. Мы с Пашкой – люди не гордые, можем пить и из горла, и из банки, и из пакета, но в гостиной, уставленной антикварной мебелью, это выглядело немного странно. На журнальном столике лежала заложенная календариком эротическая история о вампирах. У меня одна знакомая ими очень увлекается, так что я сразу же опознала серию по обложке.

– Ну? – посмотрела на меня мама олигарха.

– Что вы думаете о происходящем вокруг вашего сына? – спросила я.

– Это дело правоохранительных органов, – ответила Фисташкова. – Пусть они занимаются расследованием.

– У вас есть какие-то версии? Вы знаете, кто может желать зла вашему сыну?

Список недоброжелателей оказался очень длинным, часть фамилий я знала, часть слышала впервые. Странно, что мама не вспомнила, кто обижал дорогого Темулю в песочнице.

– Вы видели привидений? – спросила я, когда мама несколько выдохлась.

– Кого? – уставилась она на меня.

Я повторила вопрос.

– Где?

– Здесь. В этой квартире привидения появлялись?

– Так здесь же никого не убивали, – сказала мама олигарха. – Кому тут бродить?

– А за окном?

– Привидения – не летучие мыши, – наставительно заметила дама.

– Ваш сын не рассказывал вам, что видел привидения за окном?

– А вам рассказывал?

– Да.

– После пьянки? Он и не то в своей жизни видел. Поэтому я и посоветовала ему завести глухонемую. Чтобы не слышала, что он несет пьяный, и не записывала его бредни на диктофон. Вы у него ночевали?

– Нет. А его кто-то шантажировал тем, что он нес пьяный?

Мама поджала губы. Это стало мне ответом на один из вопросов. Но вставал другой: на самом ли деле были привидения? И кто мне звонил с сообщением про отъезд Фисташковой? Может, Артем только собирался ее куда-то отправить? С его деньгами можно все.

В общем, я не добилась от Фисташковой никакой информации ни по одному интересующему меня вопросу, поблагодарила за то, что она согласилась побеседовать, и мы с Пашкой квартиру покинули.

– Куда теперь? – спросил в машине оператор.

– Покажи, что ты записал, – попросила я Пашку.

Фисташкова сразу же отказалась давать нам официальное интервью. В таких случаях Пашка убирает камеру в чехол и ставит рядом. В чехле специально проделана дырочка. Конечно, в таком случае ракурс не выбрать, но что-то ухватить удается. По крайней мере, громко хлебающая из банки пиво мама олигарха у нас запечатлена.

Я решила, что нужно проехаться по месту прописки олигарха и поговорить с соседями. В «хрущобе» обязательно остался кто-то, кто знал Артема с детства. Он часто мелькает на телеэкране, о нем пишут в газетах, бывшие соседи не могут не следить за его судьбой. От них мы скорее получим какую-то информацию. Лучше всего найти брошенную девушку или одноклассника с несложившейся жизнью и теперь чернеющего от зависти…

– Слушай, а почему известный ученый получил квартиру в «хрущобе»? – вдруг спросил у меня Пашка. – Ведь дому, в который мы едем, лет сорок – плюс-минус.

– Вот тебе и ответ. Артему сейчас сорок три. Квартиру получала молодая семья с ребенком. Возможно, тогда его отец еще не был известным ученым, а только подавал надежды. Вероятно, работал на должности младшего научного сотрудника в каком-то НИИ. Он же сбежал, когда Артем уже в школе учился, причем был в сознательном возрасте. Может, они стояли на улучшение жилищных условий. Может, вскоре и получили бы квартиру большей площади с кабинетом для папы. А может, мама поменяла большую квартиру на меньшую, чтобы получить деньги. Спросим.

Глава 16

Дом я нашла легко – спасибо карте в Андрюшином компьютере, которую я сегодня видела. На этом подъезде никакого домофона не было. Когда-то стоял кодовый замок, но теперь от него осталась только вырезанная дыра. В подъезде воняло мочой – как кошачьей, так и человечьей, валялись какие-то бумажки, а на втором этаже в уголке недавно пьянствовали, закусывая арбузом. Хотя, возможно, арбузные корки оставили другие люди, не те, которые опорожняли бутылки.

Квартира располагалась на четвертом этаже. Я позвонила. К моему величайшему удивлению, меня из-за двери спросили, кто звонит. Я представилась. Дверь открыли.

На пороге стояла женщина лет пятидесяти, очень приятной наружности. Она была какой-то комфортной и домашней. Раньше я ее никогда не видела, на свадьбе она точно не присутствовала.

– Ой, какая вы худая! – всплеснула руками женщина, которая сама была полненькой. Я назвала бы ее пышечкой, обязательно с уменьшительно-ласкательным суффиксом. – Проходите, я вас сейчас блинчиками накормлю!

Пашка толкнул меня в бок. Оператор явно хотел есть. Мы сегодня перекусить не успели, но просто так пользоваться гостеприимством мне не позволяла совесть.

– Вы согласитесь ответить на несколько вопросов об олигархе Фисташкове? – спросила я.

– Соглашусь, – кивнула женщина. – Да проходите же!

Мы прошли и оказались в очень уютной квартирке, правда, со старой мебелью, вероятно, семидесятых годов. На окнах висели яркие занавесочки, кругом лежали расшитые подушки, было очень чисто. Квартира двухкомнатная со смежными комнатами, совмещенным санузлом и крошечной кухней. Я попыталась отказаться от блинчиков, но мне заявили, что по русской традиции гостя вначале накормить надо, а потом разговоры разговаривать.

В результате мы поели блинчиков и выпили чаю. Пашка о пиве даже не заикался.

За чаем Антонина, как представилась женщина, пояснила, что они с дочерью приехали из Пскова, дочь здесь окончила школу, в этом году поступила в институт. Антонина ухаживала за Владимиром Петровичем до самой смерти, а после того как Владимир Петрович скончался, Артем разрешил им с дочерью жить в этой квартире. Все равно она пустует.

– Кто такой Владимир Петрович? – спросила я.

– Дядя Артема. Он очень болел в последние годы, – пояснила Антонина. – Жена от него ушла, он остался совсем один. Артем не хотел приглашать незнакомую сиделку. Мало ли что… А мы хоть и дальние, но родственники. А я без работы, с мужем развелась, и у дочки больше возможностей в Петербурге. Артем с институтом помог. И сейчас обещает мне какую-то приличную работу найти.

– Это его дядя, который в КГБ служил? – уточнила я.

Женщина кивнула.

– Да, он очень любил Артема – своих-то детей бог не дал. И Артем его любил. Приезжал часто, они подолгу в кабинете разговаривали. Не знаю уж о чем, но оба после этих встреч бывали такие довольные… И мать Артема иногда приезжала. Они с Владимиром Петровичем тоже подолгу разговаривали. Мне даже показалось, что у них когда-то любовь была. Они же не кровные родственники.

– Он давно умер?

– Два месяца назад, чуть меньше. – Антонина достала кружевной платочек и утерла глаза, на которых выступили слезы. – Такой хороший человек был! Так мне его жалко! В здравом уме находился до последнего дня. Но… По крайней мере, отмучился. Такие боли у него были! Артем, конечно, самые дорогие лекарства покупал, но ведь все лекарства дают только временное облегчение.

– А Владимир Петрович не завещал вам свою квартиру? – поинтересовалась я. – Ведь часто за уход за пожилыми людьми…

– Я вас поняла. Нет. Там же прописана его бывшая жена. То есть не бывшая. Они не были разведены. Артем не стал связываться. Квартира отошла ей. Артем обещал эту перевести на меня.

Я спросила, что Антонина думает насчет происходящего вокруг Артема.

– Не знаю я этих дел, – вздохнула она. – Я вообще про его женитьбу на вас узнала из телевизора. Даже не так. Дочка услышала в институте, и мы вечером стали ваш канал смотреть. Удивились. Но в общем-то Артем и не должен нам ничего сообщать. Мы – дальняя родня. Наверное, решил, что не нужно родственников на свадьбу приглашать. Там же известные люди были. Как я поняла, свадьба не состоялась?

Я кивнула и рассказала про убийства, потом про привидений и смерть адвоката в загородном доме Фисташкова.

– Неужели правда убили? Я все дни смотрела ваши репортажи, но…

– Решили, что это розыгрыш? Вы знаете, что я веду «Криминальную хронику», в которой показываются реально совершенные в городе преступления? То есть их результаты?

– Да, я понимаю… – задумчиво произнесла Антонина.

– А что вас смутило?

– Все, – ответила собеседница.

Я попросила объяснить поподробнее. Женщина сказала, что, во-первых, не ожидала от Артема женитьбы – ни на ком. Владимир Петрович говорил, что Артем в своей жизни любил одну девушку, которая потом уехала жить в США. Жениться ему не дала мама. На самом деле ему тогда было не до молодой жены – он работал на трех работах, учился. Конечно, при желании все можно устроить, но Фисташкова все так разложила по полочкам, что Артем понял: женитьба в раннем возрасте не даст ему достойно устроиться в жизни. Он хотел делать карьеру, времена изменились, появилась возможность заработка. А Артем с мамой долго жили в нищете. Родительница крепко вдолбила ему в голову: вначале нужно встать на ноги, потом заводить семью. Артем с этим согласился. Он не хотел, чтобы его дети в чем-то нуждались.

Потом, в конце девяностых, появилась еще одна женщина, но, когда зашли разговоры о свадьбе, грянул кризис. Опять не до женитьбы. После этого Артем твердо заявил, что не женится никогда.

– Ему бы к бабке сходить, – вздохнула Антонина. – На нем или порча, или родовое проклятие – раз у него все свадьбы так расстраиваются, даже с вами вон что получилось.

– Вам не пришло в голову, что планируется ненастоящая свадьба? Что это сделка?

«Что недоговаривает Антонина? – одновременно думала я. – То ее все смутило, то никак не объяснит, что именно».

– Простите, Юля, но…

– Договаривайте и не бойтесь меня обидеть. Мне нужна информация, потому что киллер также стрелял и в меня, и, если бы не бронежилет, я бы сейчас у вас чай не пила.

– Ой! – схватилась за грудь Антонина.

– Но вы же знали, что на меня покушались!

– Видела по телевизору, – призналась она и расплакалась.

– Вы не хотите подставлять Артема? Мне это понятно. Но за один день умерли четыре человека! Партнер и старый друг Артема, две женщины и адвокат. На меня покушались. Вам лично ничего не угрожает. Вы боитесь, что вам придется отправиться домой? Никто вас не выгонит. Внимание милиции привлекают лица кавказской национальности. На эту квартиру, как я понимаю, никто не претендует. Платите за нее – и жилищной конторе до вас дела нет. На работу можно и без помощи Артема устроиться. Но о вашем существовании я обязательно расскажу в Управлении, и от вашего сотрудничества со мной зависит, что я там буду говорить. Вы понимаете, что эти люди вас не оставят в покое? И правильно сделают. Им преступления нужно расследовать. Что задумал Артем?

– Не знаю, – всхлипнула Антонина. – В самом деле не знаю. Но вас он всегда терпеть не мог! Не мог он на вас жениться! Вы не только не в его вкусе внешне, вы… Вы для него совершенно неприемлемы. Они вас часто с Владимиром Петровичем обсуждали – куда вы еще влезли. Они говорили, что вас нужно за километр обходить, иначе неприятностей не оберешься. И вдруг решил на вас жениться! Не мог он жениться, даже понарошку! Вы – последняя в списке кандидаток в его невесты. То есть вас вообще не может быть в этом списке. Простите меня…

«Фисташков мог нанять киллера, чтобы убить меня, – подумала я. – Однако под пулю подставился Колька. Или его решили убрать заодно?»

Мы с Пашкой переглянулись. Теперь следовало выяснить, чем я так не угодила олигарху. Где перешла ему дорогу?

Я оставила Антонине свои телефоны, чтобы звонила, если захочет что-то сказать, и мы с Пашкой покинули квартиру с яркими подушками и занавесками.

– К соседям пойдем? – спросил оператор.

Я покачала головой. Я не видела в этом смысла. Но нас перехватила на лестнице бабулька с первого этажа. Она видела, как мы выходили из машины, и, по ее собственному признанию, не сразу сообразила, что это ведущая «Криминальной хроники» с оператором. Как я поняла, бабулька дежурила под дверью, ожидая, когда мы пойдем назад. Такие старушки – находка для журналиста и шпиона.

Не знаю, с кем проживала бабулька, но днем она явно маялась от безделья. Во время нашей беседы на кухне в квартире не было никого, кроме огромного рыжего кота. Только один раз взглянув на Пашку, бабка достала из холодильника початую запотевшую бутылку водки.

– А пива нет? – спросил любимый оператор.

Пива не было, но бабулька сказала, что до места, где его продают, две минуты хода – сразу за углом дома павильон с разливухой. Там же можно купить бутылочное и баночное. Пашка нас покинул и вскоре вернулся с пивом для себя и набором маленьких кексиков для бабульки. Я от чая отказалась, так как напилась у Антонины.

Как я и предполагала, бабулька проживала в доме со времен постройки и знала всех старых жильцов. Артема Фисташкова, можно сказать, с рождения, и сразу же поняла, что мы с Пашкой приехали собирать информацию о нем и годах его юности.

– Ничего особенного про него сказать не могу, – честно призналась бабулька. – Не было в нем ничего такого. История с оставшимся за границей папашей в нашем микрорайоне, конечно, прогремела, все ее тогда обсуждали. И комитетчики тут появлялись, а толку-то? Кулаками после драки не машут. Раньше надо было к человеку присматриваться. А уж упустили так упустили. Один дед сумасшедший, правда, писал письма в разные инстанции, что папа Артема направляет в него сквозь пол ядерные лучи, но на них никто не реагировал.

Бабулька призналась, что никогда бы не подумала, что из Темки вырастет олигарх. Я не стала напоминать, что в те годы, когда Темка рос, такого слова в русском языке не было, по крайней мере с тем смыслом, который мы вкладываем в него теперь. Олигархия связывалась с Западом, и никто и предположить не мог, что богачи появятся и у нас.

– После побега отца они с матерью жили бедно. Ее у нас очень жалели, но она не принимала жалости. Гордо держалась. Я всегда поражалась, какая стильная женщина. Казалось, она в половую тряпку завернется и все равно будет выглядеть лучше, чем другая в одежде от какого-нибудь модного модельера. Врожденное это у нее. Ей бы женой дипломата быть. Супруга ученого в советские времена – это тоже было неплохо, а соломенная вдова предателя…

Бабулька махнула рукой.

– Почему она снова не вышла замуж? – спросила я. – Наверное, с предателем родины ее бы развели без проблем.

– Любила она его, а потом всю эту любовь на Темку перенесла. Не хотела ему отчима, да и, по-моему, на других мужиков после своего драгоценного Бореньки смотреть не хотела. И работала Лизавета очень много. В общем, она посвятила себя Артему. Баб от него гоняла неподходящих, направляла в нужное русло. Без матери он бы точно не стал тем, кем стал. Ее заслуга. Вас-то, Юля, она как приняла?

– Я же не стала ее невесткой и не стану, – обтекаемо ответила я. – И я на ее сына не претендовала и не собираюсь.

– То есть вы жениться и не собирались? – с любопытством спросила бабулька.

– Это была акция, преследовавшая несколько целей, одна из них – отвадить от Артема претенденток на кошелек, – выдала я версию, которая должна быть очень хорошо понятна бабульке.

– Ну, значит, это Лизавета и придумала, – со знанием дела заявила наша собеседница. – И вас, Юля, явно она выбирала. И на сына ее не претендуете, и других отвадите. Точно. Вижу руку Лизаветы. Вы ее когда увидите, обязательно привет от меня передайте. Пусть заглянет как-нибудь, вспомним с ней старые времена, чайку попьем.

Я обещала.

Глава 17

– Куда теперь? – спросил Пашка.

Я посмотрела на часы. Дело близилось к вечеру. Мне хотелось посоветоваться и с Викторией Семеновной, как мудрой и опытной женщиной, и с Иваном Захаровичем. И, признаться, почему-то стало страшно. Ведь в меня на самом деле стреляли!

Я поделилась соображениями с Пашкой.

– Взять Викторию Семеновну, Татьяну и всем вместе ехать к Ивану Захаровичу, – родил любимый оператор. – Но вначале всем позвонить и согласовать, кто на чьей машине едет.

В результате мы всей компанией ужинали за столом Ивана Захаровича, как и всегда, хлебосольного хозяина. Народ с большим интересом выслушал мое сольное выступление с редкими Пашкиными комментариями.

– Ты никак не могла перейти дорогу олигарху, – уверенно заявил Иван Захарович. – Я мог. Правда, насколько мне известно, не переходил. Хотя сейчас уже подумываю, какую гадость ему сделать… Надо заняться этим дядькой из КГБ. Виталя! Позвони-ка нашим знакомым. Ты знаешь кому.

Виталя кивнул и нас покинул.

– А папой олигарха вы еще не занимались? – поинтересовалась я. – Он вообще жив или нет?

– Не занимались, но займемся, – объявил Иван Захарович. – Хотя не думаю, что от этого будет какой-то толк.

– И я не думаю, – высказала свое мнение Виктория Семеновна. – Он сбежал в советские времена. Вы, дети мои, может, не очень хорошо их помните, но этот папа, даже при большом желании, с сыном и женой отношений поддерживать не мог. Потом, как я поняла, сын сам не захотел его видеть.

– А если захотел? – подала голос Татьяна. – Надо бы спросить у самого Артема. Я предлагаю нам всем съездить к нему в гости. Прямо сейчас. А то как привидения к нему лезут, так он среди ночи Юле звонит. Пусть расскажет все, что знает о собственном отце.

– Он мог не знать, чем отец занимался, – заметила Виктория Семеновна. – Химик и химик.

– Гражданский? – уточнил Дима, еще один телохранитель и помощник Ивана Захаровича. Если Виталя считался правой рукой, то Дима – левой.

Я кивнула в ответ на вопрос.

– Но НИИ, скорее всего, был закрытый или полузакрытый, – заметила Виктория Семеновна.

– Его выпускали за границу, – напомнила я. – То есть он вполне мог что-то разрабатывать для народного хозяйства.

– Или заниматься теоретической химией, – вставила Татьяна.

– Да на фига в те времена за границей был теоретик?! – воскликнул Иван Захарович. – И сейчас, и тогда требовались и требуются практики! Он должен был разработать что-то, что даст хороший доход. То, что можно реально использовать, причем желательно дешевое. На Западе всегда деньги умели считать. Если бы дядя сбежал, было бы понятно – продавать секреты советской разведки.

– В случае папы тоже могли быть секреты, – сказала Виктория Семеновна. – И не факт, что он там стал миллионером. Вполне мог улицы мести или в прачечной белье гладить.

– Давайте спросим у Фисташкова, – повторила свое предложение Татьяна. – Не ты ли, Ваня, говорил, что после сытного ужина хорошо прогуляться? Вот и прогуляемся, пищу переварим. От твоего особняка недалеко. Народ, поехали?

Я кивнула. Пашка сказал, что он как все. Виктория Семеновна хотела своими глазами посмотреть олигархические белые хоромы и глухонемых, не знающих ни одного языка. Дима ждал решения Ивана Захаровича.

– Как я понимаю, вы все равно попретесь, – сделал вывод Иван Захарович. – Ну так и я съезжу. Сейчас Виталя вернется, и тронемся. Кстати, а звонить будем?

Все хотели ехать без предупреждения. В таком случае больше шансов увидеть что-нибудь интересное.

Виталя вскоре вернулся и рассказал весьма интересную историю. Дядя олигарха тоже был химиком, как и папа, но дядя служил в КГБ, а папа вначале окончил сельскохозяйственный институт, а потом заочно еще и химический факультет Ленинградского университета. Немного поработав в каком-то колхозе, он увлекся (или правильнее будет сказать, заинтересовался) удобрениями, стал их усовершенствовать, разрабатывать новые.

– В КГБ его не хотели переманить? – спросила Татьяна.

– Зачем КГБ удобрения? – посмотрел на мою подругу Иван Захарович. – Туда специалистов других профилей переманивали.

– Дядя – потомственный чекист, – продолжал Виталя. – Его отец служил еще в НКВД, причем тоже увлекался химией.

– И ставил эксперименты на людях? – скривилась Виктория Семеновна.

– Об этом история умалчивает, – ответил Виталя.

– Нас это не интересует, – перебил Иван Захарович. – Давай дальше про папу и дядю.

Дядя работал в отделе, занимавшемся отравляющими веществами.

– То есть ядами? – уточнила я.

– Яды и отравляющие вещества – это не совсем одно и то же, хотя… Если говорим об отравляющих веществах, значит, об оружии массового поражения. Это высокотоксичные вещества, составляющие основу химического оружия. Яды – различные вещества, вызывающие отравление. Точно наш консультант сказать ничего не может. – Виталя посмотрел на Ивана Захаровича.

– Раз КГБ, значит, оружие, – уверенно заявила Татьяна.

– Не факт, – покачала головой Виктория Семеновна. – Могли и против конкретных людей работать.

– Наверняка и то, и другое, – заявил Виталя. – Этот отдел был очень засекречен. Наш консультант просто сказал, что Владимир Петрович оттуда, был вторым лицом.

– Что еще он сказал? – Иван Захарович уже терял терпение.

Остальное оказалось только версиями. Даже бывший высокопоставленный сотрудник спецслужб, иногда оказывающий консультационные услуги Ивану Захаровичу (за немалое вознаграждение), высказывал только свое мнение. Что-то он, конечно, знал, но основным все равно были версии, слухи, а не точные знания.

Отдел занимался разработками, так сказать, под заказ. Конечно, имелось что-то типа «болванок», на основании которых специалисты и действовали, учитывая различные факторы, например, особенности климата, сочетаемость с определенными продуктами, особенности организма конкретного человека.

– После перестройки всплыло много информации о том, как КГБ расправлялся с предателями или просто гражданами даже других стран, которые своими действиями мешали действовать Конторе, – заметила я.

– И ведь к скольким переворотам в разных странах наши приложили руку, – вспомнила Виктория Семеновна. – Вполне могли использовать разработки для облегчения смены режима. – Наш главный редактор хохотнула. – И сейчас они могут прийтись весьма кстати. Для категорий граждан с различных сторон закона, – и она многозначительно посмотрела на Ивана Захаровича.

Сухоруков в задумчивости почесал щеку.

Виталя тем временем продолжил рассказ. Отдел не выпускал продукцию, так сказать, в товарном количестве. Иногда делалось всего три-четыре грамма, но эти граммы вполне могли изменить историю.

– Значит, все-таки яды? – уточнила я. Виталя неопределенно пожал плечами.

– А если дядя что-то спер, а папа вывез за границу? – высказал предположение Пашка, оторвавшись от очередной бутылки пива.

– Паша, ты думаешь, что в те времена в Комитете был такой же бардак, как сейчас в стране? Это сейчас из какого-нибудь НИИ можно вынести все, что хочешь, даже секретного. Откуда угодно что угодно. А тогда были совсем другие времена! – заорал Иван Захарович.

– Да, тогда люди за идею работали, – кивнула Виктория Семеновна. – И подкупить кого-либо было сложно. И еще тогда в большей степени ценился блат. Ты не мог свободно тратить деньги, как сейчас. Да, существовали подпольные миллионеры, у кого-то квартиры ломились от добра, но виллы на Лазурном Берегу и особняки в Лондоне никто не покупал. И сбежать было сложнее с наворованным. Система была закрытая, под названием Советский Союз. Это сейчас у укравшего все что только можно чиновника жена и дети давно за границей, дома и счета в разных странах, он сам перед телекамерами говорит народу, как решит все проблемы, а у него в кармане уже билет на какой-нибудь тропический остров, где он завтра будет лежать в гамаке, когда за ним придут с запоздалым ордером на арест. В Советском Союзе скрыться было сложнее.

Иван Захарович, который провел не одну пятилетку в строгой изоляции, многозначительно кивнул.

– И пластическая хирургия была не так развита, – добавил он.

– То есть считаем, что папа олигарха смылся со своими разработками для сельского хозяйства? – уточнила Татьяна. – А дядя отдельно от него разрабатывал яды для устранения неугодных? Или отравляющие вещества для снаряжения химических боеприпасов?

– И дядю из Конторы не поперли после побега родственника, возможно, как раз потому, что он работал в секретном отделе, – добавил Виталя. – Он, конечно, доказал свою лояльность, но главное: он был очень ценным специалистом.

Я вспомнила, как читала в какой-то газете после начала перестройки, что именно химикам Конторы принадлежит заслуга в разработке ядов, которые после совершения дьявольской работы распадаются на абсолютно безобидные составляющие. Наверное, все спецслужбы мира, да и гражданские химики, работающие на криминал, давно трудятся над ядами, не оставляющими следов в организме. И кое-кто достиг успеха.

– Но, насколько я помню, Владимир Петрович, этот самый дядя олигарха, оставался в Конторе до последнего, – напомнила я. – И в постперестроечные времена он там тоже трудился. Я согласна с тем, что он не стал бы ничего красть в советские времена, в те годы, когда сбежал папа олигарха. Да если бы его поймали с какой-нибудь ампулой… Он же понимал, чем это может закончиться. Там наверняка сотрудников проверяли перед уходом домой. И кого ему тогда было травить редким ядом? Химик такого уровня в случае необходимости изготовил бы что-нибудь в домашних условиях. Но после того как времена изменились, он вполне мог что-то вынести и продать заинтересованным лицам. У него что-то могло остаться. Он умер. Из родственников, как я понимаю, остался один Артем Фисташков. Маму его не считаем, Антонина с дочерью вообще дальняя родня. То есть я хочу сказать, что если у Владимира Петровича осталась… коллекция – я не знаю, как лучше выразиться, – то он вполне мог ее завещать Артему или скорее отдать из рук в руки, пока был жив.

– И кому-то понадобилась эта коллекция ядов? – хмыкнул Виталя. – Поэтому вокруг олигарха происходят все эти непонятные вещи? Модель с финансовым аналитиком претендовали? Друг детства? Бред.

– Кстати, у ядов и отравляющих веществ должен быть срок годности, – подал голос Дима, левая рука Ивана Захаровича. – Если они изготовлялись в советские времена, то сейчас уже скорее всего пришли в негодность. И вообще, олигарх вроде бы никого не травил.

– Хватит строить версии, – заявила Татьяна, вставая. – Поехали в гости. Попросим Фисташкова самого рассказать и про папу, и про дядю.

Глава 18

Когда мы подъехали к дому олигарха, было уже половина одиннадцатого вечера. Все в нашей компании обычно ложатся поздно, никому рано вставать не надо, в крайнем случае, на завтра съемки есть, так что мы могли не торопиться. Но вот когда ложится олигарх? Вообще-то у него, наверное, традиционный рабочий день, пусть он и владелец компании. Хотя, может, он после последних переживаний не ходит на работу?