Слёзы Шороша Братья Бри

– И много было этих камней?

– Думаю, не одна тысяча.

– Не может быть! У страха глаза велики!

– Думаю, это и выманило нэтлифян из своих домов. Такого зрелища раньше никто не видел.

– Что же это за камни?

– Кто-то из нэтлифян вспомнил о посланиях из Дорлифа, которые принесли ферлинги, и закричал, что камни живые и что надо спасаться. Люди встревожились. Но было поздно. Камни ожили будто по команде: все разом поднялись на ноги и будто приготовились к броску. Могу сказать, что мне стало страшно, хотя я находился в отдалении.

– Эти твари двуногие?

– Нет. Они встали на четыре ноги. Но их передние ноги длиннее задних, и у них совсем не такая стать, как у волков или кабанов. Они напомнили мне… – Пэтэп пришёл в замешательство.

– Говори!

– Боюсь обмолвиться пустым словом.

– Говори! Не мнись!

– Я сравнил бы этих тварей с людьми, если бы не… – Пэтэп снова смутился.

– Что мешает тебе сказать, что они похожи на нас?

– Они… они были без голов. Я не видел ни шей, ни голов. На спине, где у зверей холка, у них большие горбы.

Над головами воинов прокатился гул недоумения.

– Большие горбы? А сами, сами они какие? Какого роста?

– Они мощнее нас, гораздо мощнее.

– Чем же они думают, если у них нет голов?

– И чем они жрут?

– Не могу сказать. Разглядывать не было времени. Горбуны ринулись на людей. Поднялась паника. Побежали кто куда. Я испугался и побежал обратно, к лесу. Мне повезло: свистом я подманил одну из лошадей, скакавших прочь от Нэтлифа, они учуяли и опередили беду, – Пэтэп понурил голову.

– Дальше!

– Дальше?.. – Пэтэп хотел что-то сказать, но вдруг разрыдался.

Воины притихли и так ждали, пока нэтлифянин не пришёл в себя.

– Я ещё долго слышал страшные крики и стоны людей. Они пронзали душу. Вряд ли кто-то уцелел. Это всё.

Какое-то время все молчали. Потом Савас громко сказал:

– Воины, вы всё слышали! Уверен, что каждый из вас думает, как и я: надо оставаться на позициях и не пропустить каменных горбунов в Дорлиф!

– Остаёмся, Савас!

– Защитим Дорлиф!

– Решено! – сказал Савас и потом распорядился: – Кронорк, сопроводи Пэтэпа в Дорлиф, в Управляющий Совет. Пусть там всё расскажет. Потом отправляйся к Трэгэрту (может быть, его отряд уже идёт в Дорлиф). Скажи ему, что мы ждём нападения со стороны леса Шивун. Всё, что слышал от Пэтэпа, передай ему. Он член Управляющего Совета и командир отряда – сам примет решение. Всё – скачи. Фэдэф, поезжай к Тланалту. Скажи, что Савас ждёт подкрепления.

– Я быстро, брат, – ответил Фэдэф и скорым шагом направился к лошадям. Запрыгнув на Корока, он пустил его вскачь.

– Дэлилэд, ты всё слышал. Скачи в отряд лесовиков. Найди их командира, Дугуана. Расскажешь ему о том, что случилось в Нэтлифе.

Некоторое время Савас обдумывал, что ещё надо предпринять. Потом подошёл к Тэзэту.

– Тэзэт, отправляйся с сотней воинов к Дорлифу. Встанете по ту сторону рва. Несколько человек всегда должны быть в готовности поджечь ров.

– Тяжёлую ношу ты на меня взваливаешь, Савас, – вести воинов в тыл.

– Не серчай, друг. Так я снимаю с себя ношу оглядываться назад.

– Они идут! – раздался крик со сторожевой вышки.

– Тэзэт, отправляйтесь немедля. Всех лошадей возьмите с собой.

– Удачи тебе, Савас.

– Всем нам удачи.

Тэзэт с отрядом воинов, никто из которых не желал повернуться спиной к лесу Шивун, покидал передовые позиции.

По приказу Саваса оставшиеся триста человек встали в три цепи. Он стоял перед ними. Он не знал точно, что делать. Он никогда не воевал, как и те, кто в этот момент смотрел на него и ждал указаний.

– Дорлифяне! Кого бы мы сейчас ни увидели перед собой, главное – не испугаться! Пэтэп из Нэтлифа сказал, что они походят на нас. Значит, они не убивают взглядом. Разве что некоторые жёны некоторых мужей.

Шутка командира развеселила воинов.

– Пэтэп сказал, что они мощнее нас. Зато у нас есть оружие, которым мы научились неплохо владеть, – заметил Савас.

– Пэтэп сказал, что у них нет голов! – раздался голос из строя.

– В этом я сомневаюсь. Но скоро мы увидим всё своими глазами.

– Побыстрее бы уж! – нетерпение поджигало каждого.

– Сначала накормим их стрелами, – продолжил Савас.

– Стрелять по горбам? Может, их мозг прячется там?

– Надо попробовать. Главное – попадать. Если стрелы их не остановят, и они приблизятся к нам, насадим их на копья и вилы. Потом пустим в ход мечи, топоры и секиры. Нельзя дать им рассеять нас. Иначе они обступят каждого и так легче расправятся с нами.

– Савас, я вижу их! – выкрикнул кто-то из воинов, указывая рукой направление.

Савас повернулся и посмотрел вдаль.

– Вижу! Это горбуны! – он почувствовал в себе волнение и испугался, что его выдал голос.

Горбатые безголовые существа медленно двигались вперёд на замерший отряд. Дорлифяне оценивали их:

– Они ростом с телёнка.

– Чем они больше, тем легче попасть в них стрелой.

– И, значит, не такие ловкие, как волки.

– У них и вправду нет голов.

– Но ведь как-то они смотрят.

Услышав чью-то догадку, Савас вспомнил, что Фэдэф говорил о глазах, которые смотрят изнутри камней, об уме и злобе в этих глазах. «Неужели в горбах?» – подумал он.

Чем ближе были горбуны, тем слов становилось меньше. Савас встал в первый ряд воинов. Кто-то из задней цепи передал ему копьё. Горбуны остановились в трёхстах шагах от отряда. Через несколько мгновений их трудно было отличить от лежавших на земле больших серых камней.

– Кажется, незваных гостей утомила дорога, и они решили вздремнуть. Савас, может, нам стоит нарушить их покой стрелами?

– Мэдидэм упал! – раздался крик, в нём были удивление и тревога. Кричал стоявший рядом с Мэдидэмом воин.

Савас подошёл, чтобы выяснить, что случилось. Молодого воина, лежавшего лицом вниз, перевернули на спину. Савас склонился над ним, чтобы послушать, дышит ли он.

– Он жив!

– Жив! Жив! – пронеслось по рядам.

Один из воинов плеснул в лицо Мэдидэма водой – тот открыл глаза. В них было бессилие. В них был страх.

– Что с тобой случилось, Мэдидэм? – спросил Савас.

– Я… видел… глаза…

– Глаза… У них есть глаза, – просочился шёпот между воинами.

– В них… сила… Я… испугался… – едва шевеля губами, еле слышно ответил Мэдидэм. Слеза скатилась по его щеке. – Прости меня, Са…

– Он умер, – сказал, поднявшись, Савас.

– Умер… Умер, – повисло над дорлифянами.

– Воины! – воскликнул Савас. Он не имел права позволить воинам глотнуть ядовитого воздуха первого поражения. – Отомстим горбатым тварям за Нэтлиф и за Мэдидэма! Лучники! Приготовиться к стрельбе!.. Выпустить стрелы!

Многие стрелы попали в цель: лесовики были хорошими учителями. По десяткам камней пробежала судорога, и каменное море забурлило предсмертными хрипами. Но ни один из горбунов не двинулся с места, ни один из них, подстрекаемых дразнившими их укусами, не бросился вперёд, ни один из них, окроплённых кровью собратьев, не попятился назад, будто они подчинялись единой властной над ними воле, которая была сильнее их инстинктов и которая делала их твёрдыми, как камни.

– Эти твари выказывают равнодушие к смерти и презрение к нам. Посмотрим, насколько их хватит. Лучники! Стрелять!.. Ещё стрелять! – командовал Савас.

Воины оживились и подбадривали друг друга:

– Кажется, они забыли, что у них есть ноги. Так бывает не от равнодушия, а от страха.

– Им хочется, чтобы всё это было лишь страшным сном.

– И поэтому они так громко храпят.

Саваса, как и тех, кто хотел отгородиться от тревожных предчувствий бравадой, беспокоило необычное поведение этих странных существ. Любой другой зверь уже выдал бы свои намерения.

– Савас, чего мы ждём?! Может, нам самим пойти к ним и обласкать их секирами? – рвался в бой Рэгогэр. Энергия его могучего тела не находила выхода и заставляла стонать каждую его клеточку.

– Насколько может схватить мой глаз, их тела покрыты редким волосом, а не густой шерстью, – сказал Гунуг, рассмотрев неподвижных горбунов острым глазом охотника.

– Так оно и есть. Это понравится нашим мечам и топорам, – заметил Тросорт.

– Пора пустить их в ход, Савас! – не унимался Рэгогэр.

– Тихо! – Савас поднял руку. – Слышите?

Все прислушались: со стороны камней доносился звук, похожий то ли на шёпот, то ли на слабый кашель. Воины насторожились. Каменные горбуны поднялись на ноги и медленно пошли на строй дорлифян. Выпущенные стрелы прореживали их ряды, но они продолжали идти, словно не замечая, что их соплеменников убивают.

– Из горбов смотрят глаза!

Отчаянный крик усилил смятение в цепях дорлифян. Многие из них уже поймали на себе эти взгляды из горбов и уже отвели в сторону свои.

– Выставить копья! Разить их в горбы! – скомандовал Савас. Он заметил, что каменные горбуны падали замертво, когда стрелы вонзались в наросты на их спинах.

Снова раздался хриплый шёпот – горбуны бросились на людей. Они бросились с такой прытью, какой никто не ожидал.

Они были широкогруды и крепконоги и в то же время быстры и ловки. Перед последним прыжком они высунули из горбов свои головы, которые сидели на крепких жилистых шеях. Головы и морды их не походили на волчьи, кабаньи или медвежьи. При первом же взгляде в них угадывалось сходство с человеческим лицом. Крутые, испещрённые морщинами, лбы, словно каменные глыбы нависали над пещерами морд, в которых пряталось то, что высматривало, вынюхивало и обрывало жизнь. Вокруг толстогубых выпяченных пастей были густые тёмно-серые усы и бороды. Носы их были приплюснуты, с широкими, смотревшими вперёд ноздрями. Уши напоминали человеческие. Волосы на их головах и шеях были короткие и густые, тёмно-серого цвета. И то главное, что делало этих тварей ими, – их глаза. Глубокие, тёмные, смотревшие исподлобья, из зловещих пещер. Безвекие. Вечные. В их словно однажды застывших взглядах – непреклонность и превосходство. В их взглядах – ни малейшего намёка на то, что в горбунов может закрасться слабость. В их взглядах – ни малейшего знака того, что с ними можно говорить.

Перед последним прыжком они высунули из горбов головы, обнажив свои глаза. Тут же два десятка воинов бросились бежать в сторону Дорлифа. Некоторые остолбенели. Были и такие, которые упали на землю и уткнули в неё свои лица, свой страх. Но большинство воинов устояло и вступило в бой.

Встретив глаза мчавшегося на него каменного горбуна, Савас почувствовал слабость в теле, руки его перестали сжимать копьё с той силой, с какой сжимали только что, куда-то пропало ощущение земной тверди под ногами, и они словно провалились и застряли в болотной перине, душа его на мгновение дрогнула и шепнула ему, что противник сильнее. Но он выполнил то, что задумал и приказал себе, готовясь к первой схватке: опёршись, как мог, на правую ногу, он сделал резкий выпад вперёд на левую и ударил копьём в голову горбуна. Удар случайно пришёлся в глаз. Савас дёрнул копьё на себя и попытался вонзить его в другого горбуна, напавшего на него. Но тот, отпрянув назад, встал на задние лапы. Савас сделал ещё один выпад, чтобы достать его. Горбун передними лапами схватил копьё и, выдернув его из рук Саваса, бросил на землю и ринулся на него. (Этот ловкий приём проделали в эти мгновения многие горбуны, добыв себе преимущество. Для дорлифян было неожиданностью, что те, кого они поначалу приняли за четвероногих зверей, оказались существами, которые имели схожие с человеческой рукой пятипалые лапы, способные хватать и держать). Савас вцепился в рукоять меча, быстрым движением вынул его из ножен и, обрушив на голову разъярённой твари, рассёк ей череп. Вдруг он почувствовал резкую боль в левой руке. Это был ещё один горбун. Он впился своими клыками в панцирь выше локтя, но, не сумев сразу прогрызть его, в ярости продолжал сжимать челюсти. Ещё мгновение, и он сломал бы Савасу руку. Но Рэгогэр, стоявший слева от него, опередил горбуна. Это был пятый горбун, которого секира Рэгогэра лишила головы. (В Дорлифе было всего несколько человек, которые могли сравниться с Рэгогэром в росте, силе и быстроте. Но таким безудержным, «бешеным», как говаривали про него сельчане, был только он. И не было в природе силы, которая могла бы остановить его, когда душа его кипела). Глаза каменных горбунов, повергшие многих в бессилие, Рэгогэра лишь бесили, и горбуны, которые наметили его своей жертвой, наталкивались на предел человеческой страсти, что горела бешеным огнём на лезвии его секиры.

– Тросорт, отходи! Отходи! – крикнул Савас и бросился ему на выручку.

Тросорт отстал от пятившегося назад отряда дорлифян и, окружённый тремя каменными горбунами, в одиночку отбивался от них из последних сил. Поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, он беспрестанно рассекал мечом воздух, не давая горбунам приблизиться и схватить себя.

В эти же мгновения справа от Тросорта горбун сбил с ног ещё одного дорлифянина. Прыгнув на него, он хватал пастью его руки, которыми тот отчаянно отбивался, пытаясь защитить лицо от клыков. Сдирая с него панцирь, горбун дырявил и рвал его тело. Воин в ужасе катался по земле, издавая страшные вопли.

Савас не добежал до Тросорта несколько шагов, когда небо над Дорлифом прорвал его предсмертный крик. Савас видел, как одна из тварей, увернувшись от удара меча, схватила передними лапами руку Тросорта и вцепилась в неё зубами. Две другие повалили его на землю и разорвали его тело на части… Неожиданный удар в спину опрокинул Саваса…

Он очнулся от сильной боли в правой ноге. Открыл глаза: кусок неба и измождённые лица воинов. Приподнял голову: его несли на накидке в сторону Дорлифа. Он осмотрел себя: то, что осталось от правой руки, было плотно перевязано тряпкой, через которую сочилась кровь. Но больше всего Саваса мучила боль в ноге. Среди воинов, которые были над ним, он узнал Гунуга.

– Гунуг… что с моей ногой? – слабым голосом спросил Савас.

– Горбатая тварь сильно потрепала тебя. Бедро порвано до кости, ты потерял много крови. Руку… ты сам видишь. К ранам приложили тулис. Если бы не Рэгогэр… Тебя отбил Рэгогэр. Он выручил многих.

– Где он?

– Бьётся. Горбунам он не по зубам.

– Страстью берёт – в силе эти твари не уступают нам, – заметил воин, которого Савас не вспомнил.

– Много полегло?

– Лучше бы не спрашивал. Меньше сотни осталось… меньше сотни… остальные пали. Мы отходим, Савас, – Гунуг не скрывал своей подавленности.

Савас попытался приподняться, чтобы увидеть, далеко ли до рва, но снова потерял сознание…

– Очнись, брат! Это я, Фэдэф! Савас! Савас, очнись!

Савас пришёл в себя. Его положили на землю.

– Фэдэф, ты… с Тланалтом?

– Да. Его отряд немедля вступит в бой. Я с ними. Потом вернусь к тебе.

Савас услышал топот копыт и почувствовал, как дрожит земля: это была конница Тланалта.

– Фэдэф, подожди.

– Я здесь.

– Не смотри горбунам в глаза: они подавляют взглядом… И ещё, – Савасу было трудно дышать, силы покидали его. – Они хватают лапами… как руками.

– Держись, Савас.

– Ты… ты держись… Я ухожу в Мир Духов… Прости, – прошептал Савас и умер.

– Это ты прости меня: я не успел.

Фэдэф вскочил на коня… Он мчался и, рыдая, повторял:

– Прости… я не успел…

Он винил себя за то, что не успел помочь брату, за то, что оставил брата одного. Если бы он не ускакал перед боем, он не позволил бы убить брата. С каждым прыжком Корока, который сокращал расстояние между Фэдэфом и каменными горбунами, лицо его каменело от ненависти и глаза напитывались тем страшным, что вдруг появилось в нём, как внезапная болезнь, и жаждали встречи с теми глазами, о которых предупредил Савас: «Не смотри горбунам в глаза». В глазах Фэдэфа была неодолимая жажда мести.

Каменные горбуны не дрогнули при виде набегавшей на них живой раскатистой многоголовой волны, сулившей им смерть. Они встретили её окаменевшими взглядами и двинулись ей навстречу.

В решающий момент, когда мечи всадников Тланалта взметнулись над головами и копья задрожали от напряжения, лошади под ними словно сошли с ума: они вставали на дыбы, шарахались в стороны, круто поворачивали назад, сбрасывая и топча воинов. Тланалт упал на спину. Когда его Ташат перескочил через него, он встал и (в его руке не было меча) приготовился встретить смерть: к нему стремглав приближался тот, кто сейчас убьёт его. Горбун, обнажив клыки, прыгнул на Тланалта и… рухнул подле его ног так, будто хотел обрушить землю под своей жертвой, не сумев задрать её. Две стрелы сразили горбуна, они торчали из его шеи и головы. «Спасибо, Дугуан», – подумал Тланалт и не ошибся. В эти мгновения стрелы, выпущенные лесовиками, спасли многих дорлифян, которых подвели собственные кони. Тланалт нашёл свой меч, поднял его и скомандовал:

– Сомкнуть ряды! Вперёд! Лесовики поддержат нас! Не подведём же своих учителей!

Догнав отряд Тланалта, Фэдэф спрыгнул с коня и помчался на горбунов.

– Я здесь! Возьмите меня! – кричал он, дразня их и превращая для себя битву в жестокую игру. – Убейте меня! Своими взорами! Своими клыками!

Он бежал, не обнажая оружия. Он увернулся от одного горбуна, бросившегося на него, потом от другого. Наконец, оказавшись в окружении горбунов, он обеими руками одновременно выдернул из ножен два меча с укороченными клинками и пустил их в ход.

– Это за Саваса! За Саваса! За Саваса! – повторял он.

(Тридцать дней назад пояс с этими мечами, кинжалом и накидкой снял с себя и подарил лучшему ученику Тагуар, один из лесовиков, обучавших дорлифян владеть оружием.

– Владей ими, Фэдэф, – сказал он. – Но не позволяй им завладеть твоей душой и их жажде стать твоей жаждой.)

Вспомнив жар крови, мечи Фэдэфа словно сошли с ума. Кровь была везде, она бежала по жилам, большим и маленьким, она текла сверху и снизу, справа и слева, спереди и сзади, и, чтобы вобрать её жар и раскалиться до огня, надо было только всюду успевать. И мечи Фэдэфа, пылкие как огонь и быстрые как молния, соединившись с его даром предвидения, которое сжалось до мгновений, успевали.

Тем временем лесовики вступили в бой. Дугуан отправил сто воинов за Дорлифский ров, чтобы укрепить вторую линию обороны, а сам с двумя сотнями атаковал горбунов с левого фланга. Быстро оценив врага, Дугуан приказал:

– Разбиться на тройки! В тройках действовать слаженно! Копьё и двузубец поддерживать мечом и секирой! Лучники! Первый ряд пропустить! По следующим – выпустить стрелы!..

Целые ряды горбунов на полном ходу рухнули на землю: стрелы лесовиков не ловили удачи и не оставляли такого шанса выбранным жертвам. Выросшие на поле «каменные» гряды замедляли продвижение горбунов, которые следовали за сражёнными. Тройкам лесовиков было нетрудно одолеть тех, кто достиг их позиций. Ещё дважды лесовики повторили этот приём ведения боя. А когда, миновав Дорлиф и перейдя ров, в атаку двинулся отряд Трэгэрта, Дугуан отдал своим приказ наступать…

По рядам воинов Дорлифа уже пробежало предостережение об опасности смотреть в глаза каменным горбунам, но многие в пылу боя забывали об этом и были сломлены зловещим оружием врага. Лесовики же смело устремляли свои взоры навстречу неведомой силе, и ни один из них не поддался ей, потому что этой злой силе противостояла другая сила – оберегающая. Она была заключена в маленьких камнях, которые они носили на груди. Но не во власти лесовиков было передать эту защиту дорлифянам: не они находили камни – каждого из них находил камень, назначенный ему судьбой.

Битва продолжалась целый день. Перевеса не было ни на той, ни на другой стороне. И казалось, этому не будет конца. И казалось, это закончится только тогда, когда в живых не останется никого. Поле брани было усеяно камнями, мёртвыми камнями, и человеческими телами. Дорлифяне были измождены беспрерывной сечей. По приказу Дугуана лесовики распределились по всему пространству битвы. Их тройки появлялись там, где мечи и секиры уступали клыкам, и живые глаза покорялись смертоносным взорам. Лесовики сражались искусно и храбро. Умирали спокойно и отрешённо. Сражённые, перед смертью они произносили одно понятное только им слово: «Палерард!», произносили его так, как будто знали, что их жизнь продолжится в нём…

Битва не унималась целый день. И когда вдруг все услышали шёпот над землёй, сильный, проникновенный, битва остановилась. Каждому показалось, что шёпот раздался вблизи от него, и каждый опустил оружие, сам не ведая почему. Через мгновения воля вернулась к воинам, но они не пустили его в ход, потому что в эти самые мгновения каменные горбуны, все как один, развернулись, спрятали головы в горбы и побежали в сторону леса Шивун. Ни у кого из дорлифян не было ни сил, ни страсти преследовать их.

– Всем отойти за ров! – прокричал Тланалт.

– Всем за ров! – повторили команду несколько голосов.