Сумасшедший отпуск Форш Татьяна
– Да все кому не лень! – отмахнулась она и улыбнулась. – А что, тоже хочешь поискать?
– Да вот думаю – попытаться или нет?
Хозяйка пожала плечами:
– Попытайся, если время лишнее есть. Только вот одной туда лучше не ходить.
– А если с Гришкой?
– Тем более! – «успокоила» она и зевнула. – Ладно, девонька, долго не сиди. Я спать. Спокойной ночи. – Она вышла из беседки и направилась в дом.
Наверное, еще и одиннадцати-то нет. Просто удивительно, как рано она привыкла ложиться спать!
– Спокойной ночи, – пожелала я ей вослед и принялась допивать чай.
Галина так и не приехала. Вернувшись в комнату, я долго смотрела в открытое окно, удивляясь, насколько разными могут быть звезды. И голубые, и красные, и розовые, и даже фиолетовые бусинки смотрели на меня из черной бездны, время от времени подмигивая.
Некоторое время из соседнего двора раздавались странные вопли, очень сильно похожие на завывания пьяного в стельку Гришки, но вскоре затихли и они.
Я поморщилась, почувствовав странное разочарование. Просто невероятно, немыслимо: как он может быть настолько разным? И это его бредовое предложение насчет клада. Нет! Права Галька – у нас нет ничего общего. Совершенно! Проходит совсем немного времени, и я начинаю его тихо ненавидеть. Мы всего несколько часов как расстались, а в сердце поселилось стойкое отвращение, подогретое его пьяными руладами.
Скинув халат, я нацепила Галкину футболку и залезла под одеяло. Тишина, царившая в доме, усыпляла, но и она не была абсолютной: в дальней комнате слышалось похрапывание хозяйки, где-то в углу надсадно выводил свои скрипучие пассажи сверчок, лениво брехали на почти полную луну деревенские собаки, и далеко-далеко выл едва слышно волк.
Волчик!
Лежа в темноте с закрытыми глазами, я явно представила умные глаза зверя. Затем, прежде чем дремота унесла меня в страну сна, я увидела лицо. Нет, не Гришкино, но такое знакомое… А потом меня захлестнул привычный кошмар.
Глава 26
Никогда в жизни он так не желал наступления ночи. Живущая на этой планете раса с радостью подчинялась темноте, с помощью сна восстанавливая ушедшие за день силы. На Лутане все: и поддерживающие порядок, и ученые, и даже просто жители – давно могли выбрать способ, снимающий напряжение жизни. Поэтому сну отдавали предпочтение единицы – уж слишком много времени расходуется впустую.
Он перекинул руку через калитку и бесшумно потянул крючок. Легкий скрип – и дверца распахнулась. Рука дернулась к Лучу. На этот раз он взял парализующий. Никто не должен его увидеть. Очень не хотелось применять это оружие, выключающее на некоторое время разум и попутно стирающее память, но… Что ему аборигены, когда он стоит в двух шагах от того, чтобы покинуть этот порядком надоевший мир! Да, он был куда красивее его родной планеты, но там был дом, его друзья, его мечты и цели, а что держит здесь?
Стараясь не наступать на посыпанную гравием дорожку, он прошел к двери и шагнул в дом. Темно. Тихо. Странные запахи! Непривычные, но приятные. Разноцветные, как луны Лутана.
Еще одна дверь.
Потянув ее, он замер, оглушенный пронзительным скрипом. Прислушался. Где-то дальше по коридору по-прежнему раздавались успокаивающие звуки, очень похожие на рычание волка, с которым он подружился. Безобидный дефект обитавшей здесь старой женщины.
Жившие на его планете Хранители Истины рассказывали, что миллиарды дней назад лутанцы тоже были подвержены многим таким изъянам, но ученые класса «а» уже давно улучшили жизнь, постепенно устранив все уродующие, унижающие и просто мешающие недостатки физического тела. Они считали, что только идеальные создания, не отвлекающиеся на уродства и пороки тела, могут развивать силу разума.
Бесшумно преодолев коридор, он остановился перед уже знакомой дверью. Заглянув в небольшую, хранящую приятные запахи комнату, он сразу заметил странный предмет, привлекший его внимание еще днем. А точнее, это была длинная, имеющая ровно три завитка спираль. Точно такая же, какая была сломана в ускорителе его корабля. Только в ускорителе она была выращена из кристалла октинниума, а здесь…
Старательно избегая скрипучих половиц, он тенью скользнул к громоздкой конструкции и коснулся спирали.
Металл.
Один из тех, что изображался на уловителе фиолетовой точкой. Незнакомый для его планеты и довольно редкий здесь.
Тем лучше! Металл можно нагреть, и он примет те формы и размеры, какие ему нужны. Теперь необходимо его забрать.
Хм, сидит как влитой! А если…
Он заметил удерживающие спираль жесткие крепления и старательно принялся их откручивать.
Вдруг сзади что-то грохнулось и забренчало. Не переставая мучить уже последнее крепление, он стремительно обернулся и с удивлением уставился на пританцовывающую у печи посудину.
Почти сразу же смолк раскатистый храп. В дальней комнате скрипнула кровать, раздалось недовольное бормотание, и послышались грузные шаги. Старуха!
Моментально он полоснул Лучом неподдающийся металл и, сунув за пазуху бесценную спираль, бросился в коридор, едва не столкнувшись нос к носу с женщиной. Скользнув к стене, он шаг за шагом стал пробираться к двери, но вдруг мерзкий скрип старых половиц выдал его с головой.
– Кто тут? – Хозяйка дома принялась делать руками такие пассы, словно пыталась нащупать нечто невидимое. Он едва успел отшатнуться, когда перед носом, едва его не задев, всколыхнулся воздух.
Интересно, когда она догадается зажечь свет?
Он сжал Луч. Не хочется применять его, но выхода нет.
– Ну-ка выходи, ворюга! Ща обрез достану!
Едва увернувшись от ее цепких пальцев, он вдруг почувствовал за спиной пустоту и скользнул в щель. Еще одна комната!
Темнота сыграла ему на руку. Старуха, шлепая босыми ногами, прошлась по коридору, дошла до веранды, включила там свет, затем вернулась и уже тогда зажгла свет на кухне. Чем-то погремела, и, едва он успел прикрыть дверь, как она вновь прошагала мимо него.
Н-да, дела! Конечно, он может дождаться, пока она вновь уснет, или… выпрыгнуть в окно!
Он обернулся.
Ну конечно!
Обогнув диван, он отдернул штору, впуская в комнату поток лунного света, и выглянул. Не высоко! А главное – до калитки рукой подать.
В дверь раздался легкий стук. Он едва успел упасть на пол в спасительную тень, как дверь приоткрылась.
– Лиз? – даже не произнесла – прошептала старуха. – Спишь? – И, не дождавшись ответа, тихо закрыла дверь.
Лииза? Хм, но он никого не увидел в этой комнате.
Он слышал, как хозяйка, словно с кем-то разговаривая, вновь прошла по коридору, спустилась во двор. Вскоре ее шаги прошуршали под окном. Где-то скрипнула калитка, и вновь раздались возвращающиеся шаги.
Неожиданно над ухом послышался шорох, и какой-то не то полувсхлип, не то полустон заставил его привстать и удивленно вглядеться в девичье лицо.
Лииза! Как он мог ее не заметить?
На диване, свернувшись калачиком, она, словно спасаясь от лунного света, забралась с головой под белоснежную ткань.
Он поднялся, наблюдая, как она тревожно спит. Интересно, что ей снится?
Не удержавшись, присел рядом и, не сводя с нее глаз, проник в ее мысли и позволил мучающим ее образам коснуться его сознания. И вот он – уже не он, а хрупкая девичья фигурка, отбивающаяся от кошмарных тварей, в которых лишь угадывались раски, и тут же, без перехода, спор с сестрой, безжизненное тело какой-то женщины. И снова боль, страх, боль, одиночество, боль.
Он даже отшатнулся, прерывая поток образов, не выдержав давящей безысходной бесконечности кошмара.
Немыслимо! Даже попадающие к нему на чистку памяти воины-наемники Альянса не испытывали и сотой доли того, что сейчас терзало эту девушку, почти девочку.
Нет, пусть она никогда не узнает о нем, пусть лучше он навсегда останется в ее восприятии лишь чем-то, напоминающим теплый, напоенный озоном ветер, но он должен это сделать!
Взяв девушку за руку, он коснулся ее холодного, в испарине, лба и вновь позволил чужой боли ядовитой рекой ожечь его сердце. Но теперь он не только видел, но и чувствовал завязанные памятью узелки о мучающих ее и поныне давно прошедших черных днях. Чувствовал и делал неважными. Не убирал, но снимал отчаяние, отравляющее все ее существо. И боль уменьшилась. Осталась легкой печалью, грустью – но не более. С этим можно жить.
Легче оказалось избавить ее от страхов. То, что хранится памятью на самом виду, не вбитое в сердце молотом времени, всегда легко забывается. К тому же и делать почти ничего не пришлось: для борьбы с монстрами ее сознание почему-то выбрало того паренька (Гришка, кажется, его зовут), чей образ он использовал в качестве иллюзии эти несколько дней. Затем, в едином сновидении, лицо парнишки сменили умные глаза волка и растаяли, превращаясь в обезображенное лицо лесничего.
На мгновение неуловимая мысль кольнула в сердце, возвращая его в сознание. До него не сразу дошло, что он смотрит в открытые глаза Лизы.
– Кто ты?
Похолодев, он только сейчас сообразил, что ее разум, подвергшийся чистке, какое-то время не может видеть используемую им иллюзию. Значит…
Он попытался отшатнуться в спасительную тень, но был остановлен. Ее цепкие пальчики крепко сжали его запястье.
– Кто ты?
Может, постараться убедить ее голосом?
– Григорий. Сосед.
Она села и, как слепая, провела по его лицу, неуверенно дотронулась до волос.
– Григорий?
С силой помассировав виски, вновь взглянула на него и вдруг натянула до подбородка скрывавшую ее ткань.
– А что ты тут делаешь? – В ее интонации скользнуло разочарование.
Поверила!!! Боясь спугнуть такое везение, он выудил из рага припасенную на этот случай кепку и залихватски натянул ее, развернув задом наперед.
– А мож соскучился?
– Если не хочешь больших проблем, – ее голос похолодел, – лучше проваливай! И чтобы никто тебя здесь не видел!
Удача!
Равнодушно пожав плечами, он поднялся и, стараясь не попадать в поток лунного света, пятясь, добрался до окна.
– Лииз, а завтра пойдешь со мной на свидание? – Невероятно, насколько мало у этого аборигена контрольных фраз.
– Вон! – даже не крикнула, но так выразительно прошипела она, что он с радостью выпрыгнул в окно.
Глава 27
Галина
Когда мы оказались под прицелом фонарей, заливших светом всю подъездную площадку, Петр неохотно поставил меня на землю и, отдав сумку, неуверенно огляделся.
– Правильно я тебя доставил-то? Или, может, к следующему дому надо было?
– Правильно! – пытаясь унять все еще бьющую меня дрожь, буркнула я и жестом успокоила охранника, вышедшего из блестящей будки, возвышающейся у ряда припаркованных машин. – Все в порядке.
Взяв Петра под руку, я потянула его к подъезду.
– Какое, к черту, «в порядке»? – вдруг не выдержал он. – Развели шпану – ни пройти ни проехать! – И выразительно помахал кулаком вновь равнодушно усевшемуся в будку охраннику. – Бардак развели! А еще элитный район!
– На вверенной мне территории беспорядка не наблюдается, – холодно бросил страж и сунул в уши пуговки наушников.
– Класс! – одобрил Петр и направился было к нему, но я бультерьером повисла у него на руке.
– Так, все! Успокойся! Пойдем! Ты мне еще те пятьдесят тысяч не вернул! Тем более что он прав! Его наняли только для охраны этих машин!
– Ясно. Сохранность машины теперь стоит дороже, чем жизнь человека.
– Так было всегда, а если это тебе в новинку, то просто прими как данность, и, пожалуйста, пойдем! – Я дернула его за руку.
Он покривился, и смачно сплюнув на асфальт, позволил мне утащить себя в подъезд.
– Стоять! – Дремавший в своей кабинке Илья Петрович среагировал на нас тогда, когда мы уже дошли до лифта и нажали кнопку вызова. – Подойдите к окошечку!
– Да я это, я! – Шагнув из полумрака в освещенное пространство, я постаралась даже приветливо ему улыбнуться. – Все? Узнал? – И, предотвращая вопрос, кивнула на уже стоявшего в лифте Петра: – А это мой друг. Вопросов больше нет?
Не дожидаясь вразумительного ответа, я заторопилась в лифт.
Выйдя на своем этаже, я прошла к квартире, нашла ключ и с наслаждением шагнула в квартиру.
– Ого. – Петр замер на пороге и огляделся. – Теперь верю, что это элитное жилье.
– Стой здесь! – приказала я, оглядев его при свете ламп. – Я сейчас принесу полотенце и халат. Ванная комната прямо по коридору. Если нужен душ – кабинка в прачечной за кухней. Приводи себя в порядок, а я что-нибудь приготовлю нам поесть.
– А может, карту дашь? Боюсь заблудиться в твоем лабиринте, – усмехнулся он и невольно коснулся располосовавшей щеку царапины. – А насчет еды – готовь себе. Я не голодный.
Не ответив, я только смерила его скептическим взглядом и направилась в гардеробную.
Так… Полотенце, халат… О, неплохо – из оставшихся вещей мужа обнаружились шорты и футболка! Рубашки и пару костюмов даже не стала доставать. Уверена, что не наденет!
– Значит, так. – Я вышла в коридор, но Петра там не оказалось. И где он? Заглянув на кухню, я прошла в зал. За прозрачными шторами, скрывавшими распахнутую дверь балкона, виднелся его силуэт. – Вот ты где? Я же приказала…
– А как ты реагируешь, когда твои приказы не исполняют? – Он продолжал стоять, вглядываясь в ночную темноту.
– Вообще-то таких инцидентов не случалось. – Я остановилась у него за спиной. – Вот, вещи принесла.
Он развернулся. Смерил взглядом сверток у меня в руках. Посмотрел в глаза.
– А куда делся владелец этих вещей?
Я криво улыбнулась и сунула ему в руки одежду.
– Ушел.
Петр плескался с час.
Быстро соорудив бутерброды, я сунула в гриль цыпленка и, завершив приготовление ужина салатом, села на диванчик и стала ждать.
– Пожалуй, я зря поторопился с выводами. Аппетитные запахи проникли даже в ванную.
Я обернулась к нему. Взгляд скользнул по его тренированному телу и невольно задержался на полотенце, выполняющем роль набедренной повязки.
– А что с вещами? – Я поднялась и, выудив из гриля цыпленка, выложила его на блюдо.
– Маловаты оказались. – Он прошел к столу и уселся напротив меня на стул.
– Вот как? И во что же мне тебя одеть?
– Я воспользовался твоей прачечной. Думаю, что о моем гардеробе тебе не стоит волноваться. До завтра высохнет.
– Но твои вещи порваны!
– Я знаю, что такое иголка. – Петр вежливо улыбнулся и перевел взгляд на позабытую мной бутылку рома. – Может… для аппетиту?
– Пагубная привычка? – Я прищурилась, разглядывая его.
– В смысле? – Он недоуменно нахмурился. – А-а-а, да нет. Скорее средство для достижения цели.
– Дороговато обходится миру твоя цель. – Я поставила на стол тарелки, достала приборы и села за стол. – Может, расскажешь, зачем ты в институте устроил погром?
Петр помрачнел, молча взял бокал и, наполнив его до краев, одним глотком выпил.
– Полегчало? – Я не сводила с него взгляда.
Он качнул головой, уставился мне в глаза, и тут его прорвало:
– В управлении сообщили, что базу передают каким-то немецким ученым, но не осенью, а в течение месяца. Наша отставка – лишь дело времени… Меня, моих ребят… Всю нашу жизнь просто слили в унитаз! Ха, – Петр покривился, – нет доказательств! Я их просил! К самому Федорову на поклон ходил – дайте, дайте оборудование и время! Мы уже на подходе к разгадке! Нужно только немного подождать. И знаешь, что он сказал? – Петр усмехнулся. – Мы им не-вы-год-ны! Наша база – единственная, работающая уже больше двадцати лет! Она уцелела в перестройку, обходясь практически своими силами, она привнесла в науку много интересных наблюдений и открытий. И теперь институт просто продал ее. Всех нас.
– Но почему ты думаешь, что вас именно уволят? – Что-то в его рассказе меня насторожило.
– В смысле? – Он осекся.
Я пожала плечами:
– Было бы глупо так сразу менять весь штат. К тому же специалистов хоть сколь-нибудь высокого уровня всегда очень трудно найти, а уж тем более – в вашей профессии.
– Может, не всех, может, не сразу – но это дело времени. Во всяком случае, место руководителя группы, считай, уже свободно.
– После того, как ты расколотил им компьютеры? Неудивительно!
– Да не колотил я им ничего! – Он потупился и, выломав куриную ножку, жадно впился в нее зубами. – Просто врезал Звянцеву, а он своей тушей два компьютерных стола перевернул.
– А Звянцев у нас кто? – Придвинув салат, я принялась раскладывать его по тарелкам.
– Тип, отвечающий за снабжение и кадры.
– Н-да… – Отставив чашку, я помолчала, разглядывая его. – Самое главное – оказаться в нужном месте и в нужное время. А ты им рассказал о том, что мы видели?
– Рассказал. – Он отложил начисто обглоданную косточку и, придвинув салат, неуверенно поковырял его вилкой. – Федорова это только взбесило! Заявил, что за последние пять лет в нашем районе замечена невероятная активность инопланетных тел – и только у нас нет никаких доказательств! А нет доказательств – нет работы.
– Постой, но ты же можешь еще все изменить! – Я выдержала его взгляд.
– Как?
– Просто представь им нужные доказательства. Возможно, если они их получат, – вас не отдадут. Зачем отдавать базу, приносящую сенсации в научном мире, да еще и самоокупающуюся?
Петр прищурился.
– А ведь действительно… может, ты и права. Во всяком случае, нужно попробовать… Завтра же начнем обследовать озеро! – Он азартно побарабанил по столу пальцами, но, что-то вспомнив, разочарованно вздохнул: – Боюсь, что ничего не получится. У нас нет нужного оборудования.
– Сколько оно стоит?
Он отвел глаза, обреченно качая головой:
– Это неважно. У меня уже нет таких денег.
– Что значит «уже»?
– То, что завтра я отдам тебе долг, и у меня на счету останется чуть меньше десяти тысяч.
– Ты можешь не отдавать долг. Завтра. – Я улыбнулась, глядя на его совершенно непонятные для меня мучения. – Считай, что ты взял у меня отсроченный кредит.
– Я не альфонс! – тут же вскинулся он.
– Ты дурак! – Невероятно, как быстро этот мужчина мог вывести меня из себя. – Тебе дается шанс сохранить работу, а ты превыше всего ставишь какие-то непонятные приоритеты!
– Я никогда не буду зависеть от женщины!
Пожав плечами, я поднялась, взяла еще один бокал и, плеснув в него ром, выпила.
– Ты такой же, как и все. Боишься почувствовать себя зависимым? От женщины? Боишься принять помощь? От меня? Тогда о каких чувствах между нами может идти речь? Ты даже не пытаешься увидеть нас вместе.
Я взяла тарелку, прошла к мойке и, включив воду, принялась ее мыть. Долго. Очень долго, вслушиваясь в воцарившуюся на кухне тишину.
Вместо ответа он незаметно подошел. Я вздрогнула, почувствовав у себя на плечах его руки.
– Прости. Ты права, я действительно боюсь. Но не стать зависимым – а поверить в тебя. Поверить, что ты со мной, потому что, если ты уйдешь, мне останется только снова выть на луну.
Я обернулась:
– А почему ты думаешь, что я уйду?
– Я реалист. – Глядя в глаза, он забрал у меня из рук тарелку и сунул ее в мойку. – Мы с тобой из разных миров.
– Глупости! – отрезала я. – К тому же мне поверить в тебя гораздо труднее! У меня ведь Лиза и…
Он не дал мне договорить, болезненным поцелуем впившись в губы. Мои руки сами взлетели на его обнаженные плечи. Мучающая долгие годы жажда выплеснулась на этого почти незнакомого, пугающего и такого нужного мне мужчину.
Не замечая боли, причиняемой его жадными пальцами, срывающими с меня одежду, я прильнула к нему, отвечая на поцелуй. Не отрываясь, он подхватил меня на руки. Упала табуретка. Я ощутила спиной холодную кожу дивана, а потом… потом началось безумие. Со стороны, наверное, все это напоминало слившиеся в борьбе тела. Две противоположности, две истины, два начала, пытающиеся уничтожить друг друга. Да и как можно было бы увидеть в этой яростной страсти что-то другое?
Потом, когда жажда немного отступила, наслаждаясь тяжестью все еще сжимавшего меня в объятиях Петра, я коснулась рукой его жестких волос. Он поднял голову. Я увидела в его глазах свое отражение и прочитала в них какую-то непонятную решимость и тревогу.
– Я…
– Молчи… – Он навис надо мной, сжав ладонями лицо. – Ничего не надо говорить.
И нежно, едва касаясь губами, поцелуями принялся рисовать на моем теле узоры, вновь пробуждая жажду.
Глава 28
Привычные пути привели его к кораблю. Спутник этой планеты исчез, укутав мир уютным одеялом темноты, но и оно уже принялось рваться первыми ниточками рассвета.
Невероятное, сводящее с ума воздушное чувство наполняло какими-то щекочущими пузырьками все тело, заставляя не шагать – лететь. Руки то и дело касались драгоценной спирали, спрятанной за плотной тканью рага. Неужели почти все получилось? И он сможет скоро, совсем скоро вернуться на Лутан? Победителем!
От этой радостной, впервые по-настоящему осознанной им мысли стало вдруг как-то тоскливо. Вернуться? И оставить ее здесь?
Лииза…
Он даже остановился, словно налетел на невидимую преграду, и огляделся. Корабль – для аборигенов всего лишь поросшая мхом одинокая скала – возвышался уже совсем близко. Стараясь гнать непривычные мысли, он заспешил к нему.
Вернуться! И оставить. Он не мог взять ее с собой. На Лутане все достигающие детородного возраста женщины проходят обязательную проверку. И если диагностика подтвердит возможность рождения у нее ребенка с потенциально высокими умственными возможностями, ей тут же подберут пару. И совершенно необязательно, что это окажется он.
А что потом? Жизнь в городе класса «е»? Хотя ее красоту, возможно, заметят в городе класса «а». И даже кто-нибудь из состоятельных горожан предложит ей выгодный брак.
Нет. Она свободная. Она не выдержит такой жизни. А он… он не сможет ее отдать, и его изгонят, а может, даже утилизируют. Впрочем, для жителей Лутана это одно и то же.
Глубоко вдохнув холодный утренний воздух, он сосредоточенно помотал головой, пытаясь отогнать сковавшие разум видения. От приятного настроения не осталось и следа.
Что с ним?
Расчет и логика, которым он привык доверять с детства, покинули его, отдали во власть этого путающего мысли и терзающего душу чувства. Возможно, он просто чем-то заразился на этой планете? Только рядом с девчонкой ему становилось легче. Лииза.
Конечно, картина, нарисованная им, в действительности не настолько ужасна. Он тоже не последний человек на Лутане. Его знают и уважают. А еще у него, как и у всех ученых класса «с», есть одно право, но…
Коснувшись опознавательного треугольника, он дождался, когда отъедет пластина входного люка, и скользнул внутрь. Его дом!
Пройдя в командную рубку, он открыл отсек, где раньше находился кристалл октинниума, бережно достал из-за пазухи спираль и осторожно поставил ее взамен сломавшейся в ускоритель. Чуть длинновата и немного больше в диаметре, но это уже неважно! Преобразователь способен убрать лишнее, составив предельно четкий график изменений.
Значит, всего несколько дней отделяют его от победы. Беды…
Лиза
Я долго не могла снова заснуть, взбудораженная неожиданным визитом Гришки.
Господи, как же это было?! Я пыталась восстановить детали снившегося мне сна, прерванного внезапным его появлением. Но в то же время мне казалось, что это был вовсе не сон. У меня было смутное ощущение, что вместо Гришки в моей комнате находился кто-то другой. Я явно видела странные светящиеся глаза незнакомца, чьи рыжие, рассыпавшиеся по плечам кудри не мог обесцветить даже серебряный лунный свет. Это длилось всего мгновение. Миг… Выйдя из полузабытья, я с каким-то невольным разочарованием действительно узнала в своем видении Гришку. Наваждение сна исчезло.
Ольга Николаевна в столь ранний час уже хозяйничала в доме и больше в эту ночь не ложилась. Во всяком случае, небо на востоке уже начало светлеть, когда я вновь задремала, а из кухни все еще доносилось ее недовольное бормотание.
Мне показалось, что я едва закрыла глаза, как меня разбудил ее крик.
– Ли-из, Лиза-а! – Я подскочила на постели, сонно щурясь от яркого солнца. Сколько же сейчас времени? – Ты оденься да во двор спустись! Дело есть. Срочное! Только не пугайся.
Оптимистичное начало.
Напялив майку и джинсы, я выглянула в окно.
Никого. Зато в беседке я заметила одетого в милицейскую форму толстенького мужчину, фуражкой явно прикрывающего лысину, а рядом еще кого-то – разглядеть точнее мне помешала тень. Вдруг послышался звон, и из дома, держа в руках странно знакомую кастрюлю, вышла хозяйка. Печатая тяжелый шаг, она решительно вошла в беседку и грохнула под нос местному милиционеру свою ношу.
– Вот! Чистая работа! Ты гляди, гляди, Семеныч! Не найдешь мне до завтра мой змеевик – свой отдашь! Мне не просто так! Мне настои делать надо, а из-за каких-то мелких пакостников у меня брага киснет!
– Так, Николавна, погодь! – послышался мне его хриплый голос. – Как это – свой? А с какой это стати? Да как это понимать?
– А так! За моральный ущерб! – рявкнула кипящая негодованием бабка, легко заглушив его возмущенные хрипы. – Бухает с утра до утра, понимаешь ли, а на местную шпану кто управу искать должен? Я, что ли?
– Ты, соседушка, рот-то свой прикрой! Ишь, внучка моего и шпаной, и мелким пакостником обзывать удумала! Или решила, что за сиротинку никто и по морде не даст? Ты не гляди, что мне девяносто корячится, размахнусь – не промахнусь!
Голоса возмущенно заспорили, и понять что-либо стало практически невозможно. Мучимая любопытством, я вылетела в коридор и, едва попав в тапки, выбежала во двор.
Первое время меня совершенно никто не замечал. Орали так, что мама не горюй! И, как мне показалось, навешать друг другу тумаков соседкам мешал только стоявший в средине беседки массивный, уставленный тарелками стол. При желании вокруг него можно было долго бегать! Да и милиционер, несмотря на нанесенную ему моей хозяйкой кровную обиду, готов был пресечь на корню бабскую потасовку, случись та все-таки.
Первой меня заметила Ольга. Она одышливо плюхнулась на скамейку, обмахиваясь полотенцем, усадила меня за стол и принялась допытывать:
– Лизок, ты вчера ничего странного не видела? Или, мож, слыхала чего? Ночью?
– В смысле – странного?
– Ну стуки, шаги, голоса? – Она с секунду помолчала, ожидая ответа, и вдруг запричитала: – Ограбили нас вчера, Лизонька! Последнее сокровище поперли. Соседи – чтоб вам пусто было!
– А чего это сразу соседи? – Про бабушку Гришки можно было сочинять загадки вроде: «зимой и летом – одним цветом». Я ничуть не удивилась, увидев на ней все то же потрепанное синее пальтецо, что и вчера. Как, впрочем, и в день нашего знакомства с Боровлянкой. – Ты моего Гриню за руку ловила? Не ловила! Вот и захлопнись, соседушка!
– Так, бабки, тихо! – Милиционер все-таки привел в порядок голосовые связки, но его хриплый тенор не внушал ни страха, ни уважения. – Свидетель Лизавета, прошу припомнить все, что показалось вам странным этой ночью.
– А чего украли-то? – Я не спешила вспоминать. Плеснула в кружку из крынки молока, придвинула к себе плошку с пирожками и принялась их уплетать.
Толстенький Семеныч смешно поморгал заплывшими глазами и смачно выдал:
– …твою мать! Ты сюда что, есть пришла? Мы тебя на очную ставку позвали!
– Не тронь девочку, ирод бессердечный! – тут же встала на мою защиту хозяйка. – Если тебя с похмелья от еды воротит, это не значит, что и ребенок должен тут рядом с тобой голодать! Кушай, Лизонька, кушай!