Фиалки для ведьмы Синявская Лана
– Тьфу на тебя! – беззлобно выругалась Анна. – Вот в этом ты вся. Молчишь, терпишь, пока совсем невмоготу не станет. И не стыдно? А мне поначалу показалось, что Америка тебя изменила.
– Есть немного, но характер-то не изменишь. Не злись. Сейчас все расскажу, только коротко, не хочется повторять это при Лельке. Она собиралась пойти в кино с Керри и очень хотела успеть вернуться к твоему приезду, только задерживается почему-то.
– Ладно, пока светло, можно особо не беспокоиться. Рассказывай, в чем там дело.
– История, надо сказать, просто невероятная, – начала Нурия. – Знаешь, никогда не думала, что такое может произойти со мной, то есть с кем-то из моих близких.
Анна ничего не сказала на это, приготовившись внимательно слушать. Только бы Нурия не передумала рассказывать, а выводы как-нибудь сделаем по ходу дела сами.
– В общем, получилось так, что с последнего триместра Лелька из Бостонского университета перевелась в Дэнверс. По-нашему, это что-то вроде факультета, называется колледж Святой Елены.
– Если я ничего не путаю, ты мне об этом не писала… – удивленно приподняла брови Аня.
– Не писала, – согласно кивнула головой подруга. – Сама не знала, как отнестись к этому переводу, а беспокоить тебя понапрасну не хотела. Вот, думала, разберусь, что к чему, а потом уж и тебе доложу обстановку. Ну и разобралась в результате, – состроила она кислую мину.
– Что-то пошло не так? Почему вообще Леля решила сменить место учебы? Не потянула, что ли?
– Да нет, как раз наоборот. Колледж Святой Елены даже более престижен, чем центральное отделение. У них в списке выпускниц половина американских знаменитостей.
– Выпускниц?
– Ну да. Это женское отделение, изучают общий курс естественных наук – эдакий винегрет из элементарной физики, химии и биологии, сваленных в одну кучу, как бог на душу положит. Короче, на этом отделении естественные науки не в большом почете, основной упор делается на изучение истории искусств, театра, ну и так далее – гуманитарное направление, одним словом.
– И кем же становятся выпускники этого колледжа?
– В том-то и дело, что кем только не становятся – учеными, артистами, режиссерами, даже крупными политиками.
– Женщины – политиками? – не поверила Анна.
– Ага. Я тебе потом одну книжку покажу – упадешь! В разное время в этом колледже учились дочери нескольких американских президентов и государственных деятелей Европы. После его окончания выпускниц автоматически, без экзаменов, зачисляют в самые престижные университеты! В общем, моя дурочка Лелька прыгала от восторга, когда ее в эту «Святую Елену» приняли. Помимо всего прочего, ты же знаешь, как у нее туго с математикой, а они ее там, по-моему, вообще не изучают. Лельке же только того и надо. А самое привлекательное для меня, что стипендия у нее тоже выросла. Кажется, у колледжа есть какой-то специальный фонд, учрежденный чуть ли не триста лет назад. С деньгами у нас было не густо, так что вопрос со стипендией решил все. – Нурия немного помедлила, задумчиво вертя чашку с остывшим кофе. – Ну, так вот. Поначалу все шло прекрасно. Лелька училась, я крутилась по хозяйству, радуясь, что девчонка рядом, в двух шагах от дома. Надо сказать, что у них там, в этом колледже, очень строго с религией. Каждое воскресенье – в церковь, утром и перед едой молитвы читают. Мы-то атеистами росли, ничего в этом понимать не научились, но я не особенно расстраивалась. Пусть лучше верит в бога, чем не верит ни во что. Ты не подумай, они с этим не пережимали, просто здесь это в порядке вещей.
– Пока я не слышу ничего страшного. – Анна постаралась ускорить рассказ подруги. Она чувствовала, что Нурия как бы оттягивает момент, когда придется сказать самое главное, но с минуты на минуту могла вернуться Лелька, и тогда разговор отложится на неопределенное время, а потом Нурия может и вовсе передумать говорить об этом.
– Еще услышишь, – невесело усмехнулась Нурия. – Ты, наверное, думаешь, что я специально тяну резину? Ошибаешься. – Она вздохнула, удрученно качая головой. – На территории колледжа есть старинная часовня. Учениц держат в строгости. Подъем у них в половине седьмого утра. А одна из воспитанниц, дежурная, встает еще раньше. В ее обязанности входит ударять в колокол, у них там какая-то утренняя молитва полагается… Как ее?..
– Заутреня?
– Ага. Она самая. В общем, все, как в каком-нибудь историческом бульварном романе – монастырь, воспитанницы, заутреня…
– Не хватает только таинственного убийства, – мрачно пошутила Анна.
– Будет тебе и убийство, – хмуро пообещала Нурия.
Анна подумала, что она шутит, но подруга и не думала улыбаться. Наоборот, в ее глазах появилось затравленное, тоскливое выражение, и Анна только сейчас поняла, что постройневшая подруга просто высохла от снедающей ее тревоги.
– Дело было в пятницу. Я уже собиралась готовить праздничный ужин к ее возвращению на уик-энд, как вдруг прибегает запыхавшаяся Керри, зеленая, что твоя крапива под забором, глаза – сумасшедшие, и бормочет какую-то ерунду. Я поначалу не сообразила, что к чему, решила, что девчонка умом тронулась. Кстати, это было бы неудивительно, но Керри – это отдельная история, потом объясню. Кое-как удалось разобрать, что с Лелькой что-то случилось. Я, в чем была, помчалась вместе с ней в колледж. А там уже толпа народу, полиция, «Скорая», зевак чертова туча набежала. А в центре всего этого – моя Лелька! В первую секунду я грешным делом подумала, что моя девочка умерла – она лежала на носилках такая бледная! Вокруг нее cуетилось несколько врачей, пристраивали какие-то свои приборы. Я это увидела, опомнилась, сразу сообразила, что трупу капельница без надобности. Бросилась к ним, растолкала – откуда только сил и наглости хватило? – схватила ее за руку, а она, моя девочка, будто только этого и ждала, открыла глаза и улыбнулась мне. У меня от сердца отлегло, но сразу мысли появились: что с Лелькой? Почему она без сознания? Дочка снова отключилась, врачи меня быстренько оттеснили и потащили ее в машину. Меня с ней не пустили, правда, сказали, что я могу поехать в больницу, адрес назвали, а я, дура, с перепугу чуть все слова английские не позабыла. Спасибо, мисс Спарк подоспела, записала мне все на бумажке, отвела в сторонку и объяснила, что произошло. Пока мы искали, где бы присесть, я успела заметить, что мимо пронесли еще одни носилки, только человек, который на них лежал, был в красном пластиковом мешке. Тут мне стало совсем нехорошо, даже передать не могу, какие в голову мысли полезли.
– Представляю, – кивнула Анна.
– Мисс Спарк рассказала, что Леля, придя в часовню, наткнулась на обезглавленный труп какой-то старухи. Девочка принялась бить в колокол, а потом потеряла сознание. Ее нашли в глубоком обмороке, но врачи уверяли, что с ней все в порядке. И они оказались правы. Почти. – Нурия словно запнулась.
Аня ждала, что она объяснит это свое «почти», но подруга этого не сделала. Рассказ будто отнял у нее все силы: она сидела, подперев рукой голову, и смотрела на Анну совершенно несчастными глазами.
– Так я поняла, что Леля просто от страха упала в обморок? – уточнила Аня. – Это не так уж опасно. Ведь она быстро пришла в себя, правильно?
– В общем, да, но… – Нурия снова осеклась, не договорив фразу. Аня понимала, что давить в данную минуту не следует, хотя чувствовала, что ей что-то недоговаривают. Сейчас ее очень интересовал вопрос, откуда взялась в часовне престижного учебного заведения обезглавленная женщина. Нурия ничего о ней не сказала, и Аня решила спросить об этом напрямик.
– А что случилось со старухой? Как она туда попала?
– Не знаю, – пожала плечами подруга. – Все это очень странно. Женщину убили таким страшным способом в таком странном месте, и не нашлось ни единого свидетеля, видевшего хоть что-то подозрительное.
– Действительно, странно, – задумчиво проговорила Аня.
– И, ты знаешь, это не единственная загадка.
– Вот как?
– Да. Во-первых, Лелька сказала мне позже, что когда она пришла в часовню утром, то дверь была заперта.
– То есть обычно она бывает открытой?
– Именно. Лелька удивилась, конечно, но списала все на то, что кто-то решил зло подшутить над ней, сделать так, чтобы она не смогла ударить в колокол вовремя. За это полагается наказание – еще три утра подряд ей пришлось бы звонить в этот колокол вне очереди.
– Интересные шуточки у этих воспитанниц.
– Ага, прямо дедовщина, как в армии. Лелька решила не сдаваться, обошла здание и влезла через незапертое окно в ризнице. И все.
– В каком смысле – все?
– В прямом, в каком же еще? Больше Лелька ничего не помнит. Ни как увидела тело, ни как звонила в колокол. Полный провал памяти, или как там это по-научному называется?
– Амнезия, – машинально подсказала Анна. – Это, в общем-то, вполне нормальная реакция.
– Знаю, – грустно кивнула Нурия. – Мне все популярно объяснили. Вот только…
– Тетя Аня! – Раздался от порога радостный возглас. Анна обернулась и увидела улыбающуюся Лельку, неслышно вошедшую в комнату.
Леля всегда напоминала Анне портрет работы прерафаэлитов. Та же гордая головка на неправдоподобно высокой шее, прямой носик и изогнутая короткая верхняя губа, огромные печальные глаза, прозрачные, словно речная заводь, но главное сходство в волосах, переливающихся всеми оттенками золота, густыми волнистыми прядями спадающих на худенькую спину наподобие средневекового плаща. Пару раз девчонка, устав возиться с непокорной гривой, грозилась остричь их к чертовой матери, и тогда Нурия, исчерпав все аргументы против, звонила Анне, зная, что та приложит все силы, чтобы сохранить эту красоту в неприкосновенности. В детстве Лелька напоминала ангела. Теперь у этой девушки было такое лицо… Оторваться невозможно, забыть – тоже не получится. Из другого мира, из другой эпохи, когда движения у женщин были плавными, а глаза – безмятежными.
С приходом Лели разговор о недавних событиях пришлось прервать. Тем не менее Анна весь вечер исподтишка присматривалась к девочке, пытаясь определить, действительно ли пережитый шок в часовне прошел для нее без последствий. Пришло время ложиться спать, но Анна так и не смогла прийти к какому-то определенному выводу.
Ночью Аню разбудил странный звук. Она открыла глаза и прислушалась. Какое-то время было тихо. Она даже решила было, что ей показалось, – в старом доме, естественно, все время что-то поскрипывало и постукивало. Девушка перевернулась на другой бок, собираясь спать дальше. Ники, уткнувшись носом в подушку, тихонько сопел рядом. Каспера в комнате не было. Должно быть, бродит где-нибудь по дому в поисках обещанных мышей. Анна закрыла глаза.
И тут звук повторился. Он шел откуда-то из-за стены. Сначала стон, затем невнятное бормотание. Она не сразу сообразила, что этот звук доносится из спальни Лели, расположенной как раз слева от комнаты, выделенной хозяйкой для гостей.
Анна приподнялась на локте и снова прислушалась, попутно решая, стоит ли выбираться из теплой постели и тащиться по холодному коридору в комнату девочки, чтобы проверить, все ли в порядке. Если бы ей не удалось ничего больше услышать, она с удовольствием осталась бы на своем месте, но крик повторился вновь. Теперь он звучал гораздо отчетливее, и Аня узнала голос Лели. В этом голосе сквозил страх. Именно этот страх заставил Анну без дальнейших раздумий выскочить из кровати и отправиться в соседнюю спальню.
Леля была в своей постели. Анна осторожно подошла к ее кровати и взглянула на лицо девочки. Глаза той были закрыты, точнее, крепко зажмурены. Даже во сне она старалась поплотнее закрыть глаза, чтобы не видеть чего-то страшного. Несколько секунд Леля лежала тихо, потом голова ее несколько раз дернулась из стороны в сторону, она тяжело задышала, как будто задыхаясь от быстрого бега, потом вскрикнула:
– Нет! Не хочу!.. Не делайте этого, пожалуйста! – хныкала она жалобно, как маленький испуганный ребенок.
Анна поняла, что надо немедленно разбудить девочку, чтобы оборвать преследующий ее кошмар, и стала гладить ее по плечу, приговаривая:
– Лелечка, детка, проснись! Проснись, солнышко!
– Это не поможет, – раздалось у нее за спиной. Анна обернулась и увидела Нурию в длинной ночной рубашке, босиком. Видимо, она услышала стоны девочки даже на первом этаже.
– Почему ты говоришь, что не поможет? Что не поможет?
– Будить ее бесполезно. Она ничего не вспомнит. А потом заснет, и снова будет кричать и звать на помощь. Это повторяется каждую ночь. Она не жалуется, ничего не говорит, но тает на глазах, как маленькая свечка, пламя которой неуклонно плавит воск хрупкой оболочки. Я просто не успела тебе сказать… – Каким-то ровным, безжизненным голосом проговорила Нурия, а потом неожиданно всхлипнула:
– Анька, что с моей дочерью?!
Анна быстро подошла к подруге и обняла ее за дрожащие плечи.
– Не знаю, – честно призналась она, не сводя глаз с беспокойно ворочающейся на смятых простынях девочки. – Подозреваю, что это началось после случая в часовне, ведь так. Да?
– Да. Но с ней же там ничего не случилось. Даже тела женщины она не видела. То есть видела, но после обморока эта картина начисто стерлась из ее памяти. Ты думаешь, она боится этой умершей старухи? Или, может быть, она видела убийцу, но забыла об этом, а во сне вспоминает и испытывает страх?
– Все может быть, – неопределенно ответила Анна. Поведение крепко спящей девочки о чем-то ей напоминало, но она никак не могла поймать ускользающую мысль за тоненький хвостик. – Ты рассказывала врачам о ее ночных кошмарах?
– Конечно. Но они как-то не придали этому значения. Многие дети кричат во сне. Чтобы понять, что вызывает мою тревогу, надо ее видеть в этот момент, но не могу же я пригласить сюда врачебный консилиум с ночевкой? А в больницу ложиться Лелька отказывается. Дело в том, что она вообще не помнит свои сны. Я знаю, она не притворяется, она действительно думает, что спит спокойно, а у меня – классический старческий маразм на почве родительской любви. Так ведь не бывает, правда? Ты же мне веришь? С ней что-то не так, я чувствую.
– Проверим. Раз уж я здесь, попробую разобраться, что за чудеса творятся с твоей девочкой. Я, конечно, не психиатр, но, чует мое сердце, что и проблемы здесь не психиатрические.
– А какие? – встревоженно спросила Нурия.
– Пошли спать, – вместо ответа сказала Анна и первой вышла из Лелькиной спальни.
Глава 5
Рано утром Анну разбудило щебетание птиц и бьющий в глаза сквозь стекло прозрачный свет нового дня. Несколько минут она позволила себе просто полежать, расслабившись, вытянув ноги под теплым одеялом, и с наслаждением вдыхала аромат деревенского утра – неповторимую смесь запахов влажной земли и трав. Она чувствовала, что утро еще по-настоящему не наступило, было часов шесть, не больше, но спать уже не хотелось. Просыпаться, правда, тоже. Она лениво пыталась вспомнить сон, который видела. За последнее время ей впервые снилось что-то приятное. Жаль, что сон растворился с восходом солнца, осталось только ощущение чего-то светлого и радостного.
Она открыла глаза, чтобы посмотреть на спящего Ники, и подскочила на постели, обнаружив, что постель пуста. Машинально взглянув на часы, она убедилась, что сейчас на самом деле всего лишь четверть седьмого. Куда подевался мальчишка в такую рань? Может, захотел в туалет? От этого предположения она немного успокоилась, но сон окончательно прошел, и она встала с постели, чтобы убедиться, что с Ники все в порядке. Сунув ноги в тапочки и набросив халат, Анна вышла в коридор и стала осторожно спускаться по лестнице, стараясь не разбудить скрипом половиц остальных обитателей дома.
Осторожничала она, оказалось, совершенно напрасно. Нурия обнаружилась на кухне возле огромной черной, отчаянно шипящей сковороды, на которой жарилась гигантская яичница с кусочками ветчины и зеленым луком.
– Привет, – улыбнулась она, увидев Анну на пороге кухни. – Как раз ко второму завтраку.
– А когда был первый? – глупо улыбаясь, спросила Анна, плохо соображая спросонок.
– Полчаса назад. Лелька повела Ники смотреть восход на океане. Между прочим – потрясающее зрелище. Ради этого стоит проснуться пораньше.
– Как же так? Почему они мне ничего не сказали? – обиделась Аня.
– А зачем? Леля присмотрит за мальчиком, они друг другу понравились. Не обижайся. Просто если ты сумеешь договориться с миссис Клэрксон, то Ники придется провести долгое время в больнице, и неизвестно, когда появится другая возможность увидеть восход солнца над океаном.
– Ладно, ты, как всегда, права, – вздохнула Анна, усаживаясь на табуретку возле стола. – Как Леля?
Нурия поняла, о чем спрашивала Анна, и пожала плечами:
– Как я и говорила – ничего не помнит. Спокойная, веселая. Они с Ники трещали без умолку, как два взбесившихся воробья.
Говоря это, Нурия поставила перед Аней тарелку с яичницей. К аппетитному запаху поджаренной ветчины примешивался другой, тот, который не понравился Ане накануне. Девушка невольно поморщилась.
– Воняет? – понимающе кивнула Нурия.
– Да, то есть, нет. Пахнет просто превосходно.
– Я не про яичницу, я про эту вонь, которая витает в доме.
– Так ты тоже чувствуешь?
Нурия засмеялась:
– Еще бы нет! Я уже извелась вся, стараясь отыскать источник этого безобразия. Но все без толку.
– Может, лучше было подыскать другой дом? Неужели не было других вариантов по той же цене? – Осторожно, чтобы не обидеть подругу, спросила Аня.
– О, это была целая история! Дом, оказывается, надо арендовать с умом. Это, правда, я теперь такой спец, а тогда ничегошеньки не понимала в местных тонкостях.
– А что, здесь процесс идет как-то иначе?
– Черт его знает. Я, по правде говоря, у себя дома домов в аренду не брала. Да и нету у нас там таких домов, сама знаешь, только «хрущевки», «ленинградки» да «сталинки». Про них и так все известно. Все сильные и слабые места – как на ладони: «хрущевки» – тесные, «сталинки» – гнилые, «ленинградки» – серединка на половинку. Правильно? – спросила она и сама себе ответила: – Правильно! А дом – это совсем другое дело. Тут без поллитры – никуда.
– В каком смысле? – не совсем поняла Анна.
– Да хоть в каком. Щас все объясню. Вдруг пригодится. Должна же от моих мытарств быть хоть какая-то польза? Хоть тебя научу на будущее. Самое главное – это агент, – принялась Нурия загибать пальцы. – Он должен быть хорошим.
– А как ты узнаешь, хороший он или нет, если ты его в глаза не видела?
– Правильное замечание. Тут уж как повезет. Понимаешь, он работает на проценте. Только платишь ему не ты, а тот, кто продает. Поэтому для агента главное – продать как можно больше. Естественно, как только ты попадешь в поле его зрения, он начнет сватать тебе самую заваль из серии «этот дом стоит таких денег, только если в гараже зарыты сокровища Стеньки Разина».
– Нурия, Разин в Америке не был, – предупредила сквозь смех Анна.
– Один шут. Я-то этой фишки не знала, ну и купилась. Показал он мне для разгона парочку откровенных сараюшек, а потом привел сюда. Захожу – батюшки мои! – пирогами пахнет, свечи ароматизированные горят, в камине дрова полыхают! Сказка! Запомни: если такое когда увидишь – можешь дальше прихожей не ходить. Оказывается, это старый трюк: вызывают у тебя ощущение домашнего уюта, а заодно с помощью всех этих свечек-печек вкупе с пирогами забивают запах старых ковров и мокрого подвала! Я попалась, подписала контракт прямо там же, в прихожей. И что? Пирог съели, свечи догорели, а я теперь после каждого дождя выкачиваю из подвала воду, не понимая, как же я всего этого безобразия не заметила и не унюхала. Так что в следующий раз я буду выбирать дом исключительно после дождя и в самое поганое время года.
– То есть этот запах, – Анна повертела рукой в воздухе, – из-за мокрого подвала?
– Не знаю, – удрученно ответила Нурия. – Вроде бы я все там осмотрела. Нечему так вонять. Ты чувствуешь? Будто покойник в доме.
– Похоже, – кивнула Анна. – Может, крыса под полом сдохла? Говорят, они ужасно воняют.
– Скорее всего. Главное, что запах появился не сразу, где-то недели через полторы. Как раз дожди перестали, потеплело – и началось! Надо будет пригласить кого-нибудь полы вскрыть. Только на это деньги нужны, а у нас с Лелькой – в обрез.
– Ну, с деньгами я помогу, – отмахнулась Анна. – Жалко же, дом-то, в общем, очень симпатичный.
Она огляделась. Полный утреннего солнца, он сейчас казался теплым и надежным прибежищем от любых неприятностей. Этим спокойным мирным утром ничто в кухне-гостиной не предвещало скорой трагедии.
Покончив с завтраком, Анна засобиралась: ей не терпелось встретиться с миссис Клэрксон. Помимо воли сердце ее болезненно сжималось, тревога оттесняла на второй план все остальные переживания. Впервые в жизни Анна понимала, что чужая судьба для нее важнее собственного благополучия.
Нурия вызвалась отвезти ее, и Анна была благодарна за поддержку, от волнения ноги ее плохо слушались.
Дом миссис Клэрксон прятался в самом конце тенистого сада, в котором совсем не было цветов, только плодовые деревья – кажется, груши – и ровно подстриженная зеленая трава. Перед домом, прямо на газоне под бледно-голубым тентом был подвешен диван-качалка, а вокруг белого пластикового столика стояли три плетеных стула. Белая садовая мебель выглядела очень симпатично на зеленой траве лужайки.
Дверь открылась сразу, как только Анна надавила дрожащим пальцем на звонок, будто хозяйка стояла за дверью и подглядывала за ней в замочную скважину. Конечно, этого не могло быть в действительности, но Ане почему-то стало неприятно. Тем не менее при виде аккуратной женщины неопределенного возраста Аня постаралась состроить подобающую мину – серьезность, ответственность плюс немного скромности, – хотя и не была уверена до конца, что ей удалось изобразить все это одновременно.
Миссис Клэрксон – а это именно она открыла дверь – весьма доброжелательно поздоровалась, когда Анна представилась, и пригласила гостью в маленькую уютную гостиную. Опять же по приглашению хозяйки Аня присела на краешек дивана со старомодно изогнутыми подлокотниками и цветастой шелковой обивкой. Она всерьез опасалась, что раздастся страшный скрип, но гладкая подушка сиденья неожиданно оказалась жесткой, как камень.
От волнения у девушки пересохло в горле. Она не знала, как сообщить о своей просьбе в такой форме, чтобы женщина не выгнала ее после первых же слов. Ведь покойная ее сестра, насколько понимала Анна, не желала ее знать. Анна могла только догадываться о том, какая черная кошка пробежала между ними, но ведь она, по сути дела, не знала ни ту, ни другую. Зато она знала и любила мальчика, и это помогло ей быть максимально убедительной.
Миссис Клэрксон внимательно выслушала сбивчивый и страстный монолог незнакомой русской девушки, говорящей по-английски почти без акцента. Она ни разу не перебила ее, не задала ни единого вопроса, пока Анна не закончила. Все это время Анна пыталась понять по выражению ее лица, какого ответа следует ждать. Но даже ее телепатические способности на этот раз оказались бесполезными. Она не чувствовала ровным счетом ничего, что могло бы подготовить ее к тому или иному исходу дела. Когда миссис Клэрксон наконец открыла рот, Анна была на грани обморока от перенапряжения.
Нурия с волнением всматривалась в глубь сада, ожидая появления Ани, за которую очень беспокоилась. Она приготовилась к долгому ожиданию и потому несказанно удивилась, увидев знакомую тонкую фигурку, быстро шагающую по посыпанной гравием дорожке. У Нурии вытянулось лицо, что в точности соответствовало выражению, написанному на лице Анны.
– Она тебя выгнала? – испуганно спросила она подругу, как только та плюхнулась на соседнее сиденье машины с совершенно потерянным видом. Анна повернула к ней бледное лицо, слабо улыбнулась и покачала головой:
– Нет, Нурия, она согласилась.
– Ну ты даешь! Почему же у тебя такое лицо, будто ты только что похоронила любимую бабушку и узнала, что та завещала миллион долларов соседской болонке? Почему не радуешься?!
– Я радуюсь, – устало сказала Анна. – Но мне почему-то кажется, что меня обвели вокруг пальца. Как в старом анекдоте про «нового русского», который продал черту душу за миллион долларов и никак не мог понять, в чем же подвох.
– А мне кажется, что ты просто спятила от нервов! Ты только подумай: тетка согласилась на операцию, и Ники скоро станет здоровым, нормальным мальчишкой! Подожди. – Нурия на мгновение нахмурилась. – Она что, заломила за свое согласие кучу бабок?
– Вовсе нет. Она согласилась сразу, мне даже не пришлось ее уговаривать. А ведь лечь на операционный стол – это не в магазин за картошкой сбегать. И вообще… – Она замолчала, сосредоточенно что-то обдумывая.
– Ну что «вообще»? – теребила ее Нурия, которой тоже передалось беспокойство Анны.
– У меня такое ощущение, будто она знала о моем приходе сюда, понимаешь? Знала, что я обращусь к ней с такой просьбой.
– Не дури, откуда она могла знать? – преувеличенно бодро возразила Нурия. Но, к сожалению, ей было известно, что «ощущения» Анны частенько оказывались верными, однако прислушаться к ним сегодня означало лишить маленького мальчика единственной надежды на то, чтобы стать нормальным. Об этом Нурия и сказала Ане, и та вынуждена была признать, что на этот раз подруга говорит мудрые вещи – шанс надо использовать, а уж защитить малыша от возможной опасности – если она в самом деле существует – они сумеют.
Не откладывая дела в долгий ящик, чтобы ненароком не передумать, Анна сгребла Ники в охапку, и они отправились в Бостонскую мемориальную клинику. Если бы не помощь Нурии, Анне пришлось бы здорово помучиться в незнакомом городе. Но подруга, прожившая в этих краях уже почти год, доставила их к больнице в рекордно короткие сроки. До конца рабочего дня оставалось еще три часа, и Анна надеялась застать нужного специалиста на месте.
Нурия осталась в машине, а Анна, держа за руку заметно побледневшего и притихшего мальчика, пошла к главному входу в здание. Серые гранитные ступени длинной полукруглой лестницы начинались с противоположных участков тротуара и встречались только на каменном крыльце перед входом. Над тяжелой, невероятно высокой двойной дверью красовалось высеченное на мраморной табличке название клиники и дата ее основания.
Толкнув одну из створок большой двери, они вошли в просторный вестибюль. Едва оглядевшись, Анна почувствовала, что ее сердце застучало быстрее, в горле пересохло: это был вестибюль из ее сна, та же тусклая плитка от пола до потолка, те же высокие окна. Преодолевая внезапно сковавший ее страх, она огляделась, почти уверенная в том, что сейчас им навтречу выйдет тот самый доктор. Но ветибюль был пуст. На двери справа значилось: «Приемная». Впереди, в дальнем конце вестибюля, сквозь стеклянную вращающуюся дверь была видна решетка большого старомодного лифта, у входа в который сидел седой лифтер в безукоризненно белой униформе. Присутствие живого человека, не имеющего отношения к ее кошмару, несколько успокоило девушку, и она решительно двинулась к приемному покою, не выпуская руку Ники из своей.
Первое, что поразило воображение девушки, – это четкость и отлаженность действий медицинского персонала клиники в сочетании с безупречной вежливостью. Как только она объяснила цель своего визита, аккуратная медсестра с профессионально-вежливым лицом объяснила, в какой кабинет им следует идти, чтобы получить консультацию по поводу предстоящей операции.
Анна все еще боялась узнать во враче монстра из сна и поэтому чуть помедлила, прежде чем шагнуть в кабинет, на двери которого висела блестящая табличка: «Доктор С. Нортон. Главный хирург», но ее опасения оказались напрасными: доктор Нортон оказался похожим на доктора Айболита, будто специально гримировался. Его располагающая внешность не смогла напугать даже маленького Ники, который робко улыбнулся, отвечая на дружеское рукопожатие врача.
Кабинет был очень просторным, меблированным только самым необходимым. У окна стоял большой письменный стол, а вдоль стен – несколько шкафов с инструментами, сверкающими на стеклянных полках. Анна поспешила поскорее отвести от них взгляд, заметив среди других инструментов блестящий острый скальпель. Кроме того, в комнате имелись три удобных кожаных кресла для посетителей и книжный шкаф, заполненный специальной медицинской литературой.
Предложив Анне и Ники кресла, доктор Нортон уселся за свой стол и положил перед собой руки с большими сильными пальцами. Чуть подавшись вперед, он внимательно посмотрел на Анну, показывая, что готов слушать ее сколь угодно долго.
Но разговор оказался короче, чем можно было предположить. Доктор осмотрел малыша тут же, в кабинете. При этом он ничем не выдал своего удивления, увидев поросшую густой шерстью спину ребенка, за что Анна была ему крайне признательна. Вряд ли врачу приходилось часто сталкиваться с подобными случаями, но он тактично молчал во время осмотра, заговорив только после того, как попросил мальчика выйти в коридор «посмотреть на золотых рыбок в вестибюле». Ники еще по дороге сюда обратил внимание на красиво оформленный фонтанчик с рыбками и теперь с удовольствием выскочил за дверь, чтобы рассмотреть их поближе. Удивительным образом после общения с доктором Нортоном страх малыша исчез, и Анна даже опасалась, что Ники попытается поудить в фонтане рыбу. По этой причине во время серьезного разговора с врачом она все время прислушивалась к происходящему за дверью, что не мешало ей со знанием дела обсуждать со специалистом вопрос о помещении мальчика в клинику. Привыкшая к нашей вечной российской волоките, Аня предполагала, что выяснение формальностей займет по меньшей мере неделю, и была поражена, когда врач предложил оставить Ники в клинике прямо сегодня, пообещав, что уже завтра с утра они начнут проводить обследование и готовить маленького пациента к операции.
Во всей этой истории ее поверг в шок лишь названный размер гонорара. Когда доктор назвал цифру, Анне стоило немалых усилий сохранить на лице невозмутимое выражение. Торговаться в подобном месте было бессмысленно, а названная сумма съедала почти все, что было у нее, а это – без малого восемьдесят тысяч долларов. Оставалась какая-то мелочь на билеты, но на то, чтобы обеспечить малыша всем необходимым на время восстановительного периода, денег уже не хватало. И тем не менее Анна дала свое согласие, не решившись искушать судьбу, которая могла отнять у них этот единственный, последний шанс. А деньги она как-нибудь раздобудет. У нее впереди целых две недели – именно столько придется провести Ники в стационаре.
Доктор вызвался сам оповестить миссис Клэрксон о сроках проведения операции и оформить с ней все формальности, включая официально заверенное согласие на использование ее в качестве донора, но Анна попросила разрешения сообщить об исходе переговоров женщине лично и доставить ее в больницу завтра с утра.
Ники услышал, как хлопнула дверь кабинета, и бросился к Ане, собираясь показать ей забавных рыбок, но, увидев выражение ее лица, затормозил на полпути, испуганно переводя глаза с нее на доктора Нортона. Доктор ободряюще похлопал Анну по плечу и отошел в сторону, предоставив ей возможность сообщить малышу новость.
– Нам с тобой повезло, солнышко, – проговорила Аня, стараясь удержаться от слез, – всего через несколько дней мы избавим тебя от… от этой болезни. Ты ведь не будешь бояться, правда?
Она заглянула ему в лицо и встретилась с его грустными, не по-детски серьезными глазами.
– Аня, не плачь, – прошептал Ники и погладил ее по голове. – Я ни капельки не боюсь. Правда-правда! Пойдем к доктору.
Ники ухватил ее за руку и потянул за собой. Анна пошла за ним, украдкой, вытирая слезы. Ей не хотелось оставлять Ники одного в этой огромной больнице, и одновременно она жаждала, чтобы он побыстрее вернулся к нормальной жизни. Эти два желания никак не соединялись в единое целое, и ее сердце разрывалось на части, как в том страшном сне. Впервые за долгие годы она боялась довериться своей интуиции. Точнее, интуиция молчала, оставляя Анну в неведении относительно исхода операции. Невероятно! Впервые ей хотелось заглянуть в будущее, а оно упорно пряталось за плотной серой пеленой, пугая и мучая ее неизвестностью.
Вид чистенькой светлой и уютной палаты, куда Анну и мальчика проводила приветливая медсестра, немного успокоил ее. Эта комната совсем не походила на больничное помещение. На окнах висели веселые занавески с детским рисунком, в углу, на тумбочке, стоял телевизор, а возле удобной постели с подвижным подголовником – мягкое пузатое кресло.
Ники изо всех сил старался делать вид, что ему не страшно. Он даже попытался улыбнуться, когда Анна собралась уходить. Выйдя из больницы, она отыскала глазами окно его палаты и увидела своего Ники. Малыш взобрался на подоконник и прижался лицом к оконному стеклу. Аня всхлипнула и помахала ему рукой. Он помахал в ответ, и махал до тех пор, пока она не села в машину.
– Не реви, – строго сказала Нурия, впихивая в крепко стиснутые пальцы подруги чистый носовой платок. – Чего сырость развела? Думаешь, ему с шерстяной спиной-то лучше будет? Подумай об этом. И в следующий раз никаких истерик. Ты ему должна всем своим видом показывать, что все делается правильно. Он же тебе верит, а когда видит, что ты ревешь, как маленькая, то только еще больше расстраивается.
– Нуриюшка, он же такой маленький! – всхлипнула Анна. – И он там совсем один!
– Не один, а в руках опытных врачей, которые знают свое дело и смогут ему помочь, – отрезала Нурия, вдавливая в пол педаль газа почти до упора. Машина взревела, почти заглушив ее следующие слова, но Анна расслышала тихое:
– Если у него хватило духу пережить то, что проделал с ним этот изверг в джунглях, то он выдержит. Поверь мне. Тогда он был совсем один, на его глазах убили родителей, а теперь рядом с ним ты. Вот и помоги ему.
– Спасибо, Нурия. Я все поняла. Просто у меня никогда не было детей, не было никого, кто бы так сильно зависел от меня, как зависит Ники. Я чувствую свою ответственность за него и боюсь совершить ошибку.
– А ты не бойся! – улыбнулась Нурия, тряхнув темными кудрями. – Ты и так сделала почти невозможное. Остальное само пойдет. Увидишь!
Глава 6
Нурия обладала удивительным талантом успокаивать. К тому моменту, когда старенький «Форд» плавно затормозил у дома, Анна почти пришла в себя. Но даже рассудительность подруги дала трещину, когда, открыв входную дверь, они обнаружили, что в доме все перевернуто вверх дном. Нет, ничего не было сломано, если не считать отвалившейся скобы на двери, ведущей в подвал, но кто-то основательно покопался во всех вещах, включая и чемодан Анны. В центре комнаты, посреди разбросанных вещей сидел Каспер, презрительно щуря глаза на яркий свет.
– Мда, и что все это, черт возьми, значит? – спросила Нурия, обессиленно опускаясь на табуретку, почему-то оказавшуюся в прихожей, когда они закончили осмотр дома и обнаружили, что незваный гость или гости благополучно скрылись до их прихода.
– Каспер мог бы рассказать, но, увы, он не умеет разговаривать, – хмыкнула Анна, внимательно осмотрев дверь в подвал, и добавила: – Мы их спугнули. В подвал они войти не успели. А, судя по тому, что потратили уйму времени на то, чтобы сломать этот замок, очень стремились туда попасть.
– Это надо понимать, как намек на то, что они могут вернуться? – уточнила Нурия.
Анна кивнула.
– Он или они – не знаю, но я бы на их месте вернулась. Сейчас мне гораздо интереснее знать, что они искали?
– Может, уже нашли? – с надеждой посмотрела на нее Нурия.
– Не-а. Если бы нашли то, что искали, в доме, то не стали бы ломать дверь в подвал. Интересно, что им было нужно? Ты не знаешь?
– Господи, да что у нас можно украсть? – всплеснула руками Нурия. – Денег так мало, что я всегда держу их при себе. А вещи… – Она обвела вокруг себя рукой: – Ну кому может понадобиться этот хлам?
– Вообще-то ты права, – согласилась Аня, по-прежнему не сводя глаз с двери в подвал, откуда совершенно невыносимо несло сыростью и затхлостью. – Не похоже, чтобы они хотели тебя напугать. Но, тем не менее, ответь: у тебя есть здесь враги?
– Нет. И друзей тоже. Здесь никто никому не интересен, особенно какие-то иностранцы. Леля подружилась с Керри, еще с несколькими ребятами. Но они тесно общаются лишь в колледже, а я все время дома одна. Поэтому меня, по-моему, просто не замечают.
Нурия сказала это спокойно, но Ане передалась ее внутренняя обида на незаслуженное равнодушие соседей, и она вдруг опомнилась:
– Слушай, а где же Лелька?
– Не волнуйся. Они с Керри договорились сегодня поехать на фестиваль клубники в Плант-сити, вернутся только завтра к вечеру. Так что ее здесь не было, слава богу. Ох, про клубнику вспомнила и поняла, что здорово проголодалась. Пошли сообразим что-нибудь на ужин. Насколько я могу понять, воры ничего не взяли! – крикнула Нурия уже из кухни, хлопая дверцей холодильника. – Продукты, по крайней мере, на месте.
– Уже плюс. А что это за фестиваль клубники? – Анна постаралась перевести разговор на другую тему. Что толку переживать, если воры убежали, ничего не пропало – строго говоря и пропадать-то было особенно нечему – и никто не пострадал? Анна подумала, что, скорее всего, в дом забрались дети, да и то не ради кражи, а просто ради баловства. Такая постановка вопроса успокаивала. Нурия занялась приготовлением ужина, а Анна, чтобы скоротать время, бродила по первому этажу, попутно собирая разбросанные повсюду вещи.
– Фестиваль клубники – это фруктово-ягодный базар, – рассказывала тем временем Нурия, доставая из холодильника запеленутого в прозрачную пленку фаршированного цыпленка. – Сейчас как раз убирают клубнику и проводят ярмарку. Во время нее не только продают ягоды всем желающим, а еще устраивают аттракционы, ковбойские базары, продают сувениры, играет кантри-музыка – без нее ну просто никак, американцы на ней помешаны. Ну и, конечно, всюду клубника, крупная, чистая, не чета нашей, можешь мне поверить. И стоит копейки.
– На чем же они деньги зарабатывают? – удивилась Анна.
– Ой, да на всем. Еду всякую продают, опять же – аттракционы для детей… Да еще парковка платная, а это, учитывая большой наплыв посетителей, куча денег.
Нурия уже успела разогреть духовку и засунула туда цыпленка, предусмотрительно помещенного в специальный жаропрочный лоточек, пояснив:
– Сейчас попробуешь настоящую американскую еду.
– А что она собой представляет? – полюбопытствовала Аня, пытаясь прочесть на смятой этикетке, валяющейся на краю кухонного стола, название блюда.
– Да ничего особенного: курица, фаршированная хлебом, луком, яйцами и всякими специями. Не бог весть что, но голод утолить можно. Кстати, на фестивале продают кучу всяких вкусностей, в том числе печеные яблоки, облитые карамелью, и фадж.
– Это еще что за зверь?
– Что-то вроде шербета, но…
Договорить Нурия не успела, наверху, в одной из спален, раздался оглушительный стук и звон бьющегося стекла.
Подруги испуганно переглянулись и, не сговариваясь, бросились по лестнице на второй этаж. Анна по пути прихватила сковородку, а Нурия вооружилась ножом для резки хлеба, который на вид выглядел весьма угрожающе.
На цыпочках, друг за другом они поднялись наверх, трясясь от страха и прислушиваясь к каждому шороху. Свет они включать побоялись, темнота давала хоть какое-то преимущество.
В спальне Лельки гулял сквозняк, тонкие занавески трепетали, подхваченные ветром с улицы. В полумраке они были похожи на привидения, парящие в воздухе над узкой кроватью. Осколки стекла поблескивали в лунном свете на полу возле распахнутого настежь окна. Но в комнате никого не было. В соседней, там где разместилась Анна, тоже.
– Ничего не понимаю, – все еще шепотом сказала Анна. – Почему разбилось окно? Ты думаешь, здесь кто-то побывал? Может, те воры? Но где они прятались? Вроде мы все осмотрели…
Нурия не спешила с ответом, задумчиво хмуря брови. Анна могла бы поклясться, что у подруги есть какое-то объяснение случившемуся, но она почему-то не спешит поделиться им с ней.
– Мне кажется, окно разбилось само, – произнесла наконец Нурия. Голос ее при этом звучал не слишком убедительно. – Видишь, шпингалет был закрыт неплотно, оно распахнулось, рама ударилась о стену, и стекло от удара треснуло.
– Ты сама-то в это веришь? – усмехнулась Анна.
– А что мне еще остается? – пожала та плечами.
– Ладно, пусть будет шпингалет, – покорно согласилась Анна. – Пойдем вниз. Все равно здесь нет никого, кому пригодилась бы моя сковородка.
– И слава богу.
Они закрыли окно, тщательно заперев его, собрали осколки и стали спускаться на первый этаж.
Где-то на середине лестницы внезапно погас свет во всем доме.
– Что за шутки?! – рявкнула Нурия, и Анна услышала, как осколки, которые подруга несла в совке, угрожающе зазвенели.
– Осторожно! – вскрикнула она. – Не рассыпь стекло – порежешься. Лучше оставайся здесь, а я спущусь вниз и попробую воспользоваться свечами. У тебя есть свечи?
– Есть, – проворчала Нурия. – Но ты не найдешь, тем более в темноте. Держи совок. Я сама спущусь. Заодно и пробки проверю.
Анна поддержала предложение, хотя ей и не хотелось отпускать подругу одну бродить по ставшему вдруг опасным дому. Через некоторое время она увидела внизу слабый огонек свечи, освещающий встревоженное лицо подруги.
Спустившись, Анна первым делом высыпала осколки в мусорное ведро рядом с плитой, а потом подозрительно принюхалась.
– Слушай, а мы, случайно, не горим? – спросила она удивленно. – Только пожара не хватало!
– Мне тоже кажется, что пахнет дымом! – крикнула Нурия из коридора, где возилась с распределительным щитком.
Вспыхнул свет. Нурия вошла в кухню, держа в руках сразу три перегоревшие пробки, и застала Анну за странным занятием: та стояла на коленях, пытаясь открыть дверцу духовки, которую почему-то заклинило. Из духовки валил черный дым.
– Мать моя женщина! – Нурия бросилась на подмогу. Вдвоем они справились со злополучной дверцей, но только для того, чтобы увидеть основательно обгоревшие останки фаршированной курицы «по-американски». Кухню окончательно заволокло дымом.
– Открой окна, пожалуйста! – кашляя от едкого дыма, взмолилась Нурия.
Пока Анна выполняла ее просьбу, Нурия, обжигаясь и изрыгая проклятия, выволокла поддон с почерневшей птичкой и помчалась во двор, к выгребной яме, где намеревалась похоронить погибший ужин со всеми почестями. Когда она вернулась через пару минут, в кухне уже можно было дышать, правда, с трудом.
– Как это могло случиться? – с порога начала Нурия.
– Ну, ты, наверное, включила слишком сильный огонь… – попробовала Анна выдвинуть версию, но была остановлена возмущенным окриком:
– Анька! Мне сорок лет! Из них лет тридцать я готовлю. Если собрать всех кур, которых я за это время зажарила, то наберется небольшая птицеферма! И ни разу – ты слышишь? – ни разу я не сожгла ни единого паршивого цыпленка. Посмотри на плиту! Видишь?
– Ну? – Анна послушно уставилась на белый рычажок «Индезита» и разинула рот: он был вывернут на самый максимум, то есть на триста градусов, тогда как для приготовления цыпленка было достаточно и двухсот. Ошибиться на четыре деления подруга не могла, даже будучи в невменяемом состоянии. Тогда что же произошло?
– Дошло до тебя? – спросила Нурия, глядя на Анну почти с испугом.
– Дошло-то оно дошло, – кивнула Анна, – но что все это значит?
– Понятия не имею. Чертовщина какая-то.
– А раньше что-нибудь подобное бывало?
– Никогда, – уверенно ответила Нурия. – Хотя готовить дома я стала значительно реже. Если честно, то пристрастилась к пагубной привычке обедать в ресторане почти каждый день. Не думай, это не от больших денег, – поспешно добавила она, заметив удивленно округлившиеся глаза Анны.
– Здесь все так делают. Это даже более экономно. Продукты в магазине все равно надо покупать, потом их надо готовить. Купить и приготовить я могу, но из того, что лежит у них на прилавке, получается то, что есть потом совершенно не хочется. Как будто не то и не тем посыпано. Вроде все, как обычно: соль, сахар, перец с чесноком, а душа не лежит это вилкой внутрь заправлять. У них продукты какие-то особенные. Ненатуральные, что ли, по крайней мере те, что мне по карману. Я тут недавно случайно наткнулась на свою кулинарную книгу, которую тащила из самой России…
– И что? – Так смеялась, читая ее, что Лелька не выдержала и спросила: «Мать, ты в курсе, что это сборник «Татарская кулинария», а не подшивка анекдотов?»
Читать бесплатно другие книги:
