Топор отмщения Гарднер Эрл
Берта навострила ушки. В ее глазах читались хитрые расчеты.
– И как же вы предполагаете решить это?
– Мне не хотелось бы встречаться с адвокатами обеих сторон. И мне пришло в голову, что вы, как профессионал, могли бы помочь мне все уладить, заплатив определенную сумму отступного, так, чтобы дело было прекращено.
– Могу я узнать, какое отношение к этому имеете вы? – осведомился я.
– На этот вопрос мне бы не хотелось отвечать.
– Один из участников этого инцидента записал номера всех машин, которые были рядом, – сказал я.
– Тогда вы знаете ответ на ваш вопрос, – сказал Крейл, повернувшись в кресле.
– И что ж я – мы – будем за это иметь? – требовательно спросила Берта.
– Если бы вы смогли уладить все дело за двадцать пять сотен, я мог бы предложить вам пятьсот долларов. Тогда мои расходы составили бы три тысячи долларов.
– Другими словами, – бойко сказала Берта, – вы платите три тысячи долларов за то, чтобы уладить дело. А вся разница между суммой отступного, о которой мы договоримся, и тремя тысячами…
– Я не говорил этого, – с достоинством прервал ее Крейл. – Я сказал, что готов заплатить вам пятьсот долларов, если вы добьетесь соглашения на сумму, не превышающую двадцати пяти сотен.
– А если мы договоримся на двух тысячах долларов отступного?
– Ваш гонорар будет пятьсот долларов.
– Тот же, как если бы мы сошлись на двадцати пяти сотнях?
– Да.
– Это не дает нам стимула стараться снизить цену отступного.
– Именно так, – сказал Крейл. – Я формулирую так свое предложение по вполне определенной причине. Мне не хотелось бы, чтобы вы затягивали решение вопроса, пытаясь выторговать для себя большую сумму. Я хочу, чтобы все было решено как можно быстрее.
– Давайте уточним, – сказала Берта. – Вы хотите только одного – быстрого улаживания дела об автомобильной аварии. И это все?
– Да, это все. Что еще тут может быть?
– Я просто хочу все выяснить, чтобы эта работа не помешала расследованию других дел, над которыми мы сейчас работаем.
– Не вижу причины, чем моя просьба может вам помешать, миссис Кул. Мое предложение крайне просто.
– Мы хотели бы получить часть гонорара вперед. Хотя бы две сотни аванса.
Крейл вытащил из кармана чековую книжку, открутил колпачок своей ручки, но потом передумал, надел колпачок на ручку и убрал ее в карман, закрыл чековую книжку, достал бумажник и отсчитал двести долларов десятками и двадцатками.
Берта тут же выписала ему расписку, которую он, сложив пополам, положил в тот же бумажник. Поднявшись, он пожал нам руки и вышел.
– Ну что, дружочек, не так уж плохо. Две сотни баксов здесь, две сотни там…
– Как ты полагаешь, почему он так хочет уладить это дело?
Берта подняла брови:
– Думаю, по той простой причине, что он не хочет, чтобы выяснилось, что его жена следила за Стенберри.
– На месте миссис Крейл я не стал бы рассказывать об этом мужу.
– Что бы сделал ты и что сделала она – это две большие разницы, – заключила Берта.
– Возможно, но мне начинает казаться, что в этом деле есть еще одна сторона, которую мы не учитываем.
– Что за дьявол в тебе сидит, Дональд, – раздраженно сказала Берта. – Ты все время возражаешь против очевидных фактов. Сейчас ты пойдешь вместе с Бертой и хорошенько поешь, чтобы с тобой опять не случился голодный обморок, как вчера.
– Я поздно позавтракал.
– Это уж точно, что поздно! Кстати, где же ты все-таки был прошлой ночью? Я…
И тут опять зазвонил телефон. С минуту Берта смотрела на меня, потом схватила трубку. Я услышал, как Элси Бранд сказала:
– Пришла Эстер Уитсон.
– Господи, совсем забыла, что она должна прийти! Пусть войдет. – С этими словами Берта бросила трубку и сказала: – Если мы сумеем и с нее взять двести долларов, это будет просто замечательно.
Глава 13
Эстер Уитсон вошла в кабинет, улыбаясь и показывая все свои зубы. В двух шагах позади нее шел коренастый лысый мужчина, приветливо улыбаясь нам. За очками в роговой оправе прятались голубовато-серые глаза. Похоже было, что он начитался книг о том, как производить на людей впечатление, и хорошо усвоил прочитанное. Он был крепко сбит и держался чересчур напористо. Короткие рыжие усики, жесткие и топорщившиеся во все стороны над его толстой верхней губой, напоминали щетку для мытья бутылок. Его толстые пальцы сжимали ручку портфеля.
– Знакомьтесь, это мой адвокат, мистер Мисгарт, Джон Карвер Мисгарт. Он ведет мои дела уже много лет, – сказала Эстер Уитсон.
Мисгарт поклонился, и проникающие через окно солнечные лучи отразились от его лысины.
– Это миссис Кул, – продолжила представление Эстер Уитсон, – и мистер Лэм.
Мы пожали друг другу руки, и Мисгарт объявил, что очень рад с нами познакомиться.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Берта.
– Я привела своего адвоката, так как хотела, чтобы он объяснил вам юридическую сторону ситуации, – сказала Эстер Уитсон. Она повернулась к Мисгарту и улыбнулась ему.
Мисгарт откашлялся. Дружелюбное выражение внезапно исчезло с его лица, и он сразу стал похож на типичного юриста, произнеся с напыщенным видом:
– Это грубое нарушение закона, миссис Кул. Глубоко сожалею, что нашу профессию позорят такие юридические фирмы, как «Косгейт и Глимсон».
– Проходимцы? Ведут сомнительные дела? – спросила Берта.
– Не совсем то, что вы называете «проходимцами». Они достаточно хитры, агрессивны, компетентны и скрупулезно придерживаются буквы закона. И это все. Да, миссис Кул, это все. Как вы понимаете, это конфиденциальное заявление, и я бы не хотел, чтобы меня цитировали. Это сведения, которые ни в коем случае не подлежат разглашению…
– Он уже имел с ними дело раньше, – вмешалась Эстер Уитсон.
Мисгарт открыл свой портфель.
– Возьмем, к примеру, их отвратительную попытку повлиять на ваши показания, миссис Кул. Она законна в том смысле, что нет закона, ее запрещающего, но кроме этого, существует этика, о которой служитель закона никогда не должен забывать. Вы понимаете, не так ли?
– Они подали на меня в суд.
– Совершенно верно. Они назвали вас в качестве ответчика по иску, чтобы доставить вам неприятности, чтобы напугать вас, заставить вас беспокоиться и довести до того, что, давая показания в суде, вы бы думали только о том, как им угодить.
– Им меня не запугать! – воскликнула Берта.
– Вот именно это я и сказала мистеру Мисгарту, – с энтузиазмом закивала Эстер Уитсон.
– Рад был от вас это услышать, миссис Кул, – засиял Мисгарт. – Моя идея состоит в том, чтобы обратить этот вызывающий жульнический ход против них самих. Вас полагается известить заранее за пять дней о том, что вы должны давать под присягой свои показания, но эти адвокаты, конечно, вам об этом не сказали. Они хотят заставить вас давать показания в их пользу, запугать вас. Однако мы выработали надежную защиту против их хитроумного плана, миссис Кул. Моя клиентка не только абсолютно невиновна, но она и очень щедрая, сердечная, добрая женщина, прекрасно представляющая, какие неудобства вам причинили.
Миссис Кул, моя клиентка, мисс Эстер Уитсон, сообщила мне, что она берет на себя все расходы, связанные с тем, чтобы представлять вас в суде. Другими словами, моя клиентка поручила мне составить от вашего имени ответ и далее действовать как ваш адвокат, пока дело не будет закрыто, и это не будет стоить вам ни цента, миссис Кул, – ни цента. Все расходы моя клиентка берет на себя.
Берта просто сияла:
– Вы хотите сказать, что мне не придется нанимать адвоката?
– Нет. Мистер Мисгарт будет вас представлять. Он обо всем позаботится, – повторила Эстер Уитсон.
– И мне не придется ничего платить?
– Ни цента, – повторил Мисгарт.
Облегченно вздохнув, Берта потянулась за сигаретой. Пока она закуривала, все молчали, и я видел, что она обдумывает, как бы дипломатичнее сделать следующий шаг. Вдруг она выпалила:
– А нельзя ли нам вообще как-нибудь уладить миром это дело?
– Договориться с ними! – Мисгарт выговорил это, как будто заставляя себя произнести нечто совершенно недопустимое. – О чем вы говорите, моя дорогая миссис Кул. Здесь просто не о чем договариваться, абсолютно не о чем.
Берта пару раз кашлянула и посмотрела на меня, ожидая помощи. Я молчал. Тогда она сказала:
– В конце концов, вы знаете, что ведение судебного дела обходится очень дорого, и мне пришло в голову, что можно было бы избежать всех этих проблем с процессом. Короче говоря, я могла бы сделать предложение адвокату истца заключить с ними определенное соглашение в обмен на то, что он полностью откажется от своих претензий.
– О, не делайте этого! Ради бога, не делайте этого, миссис Кул. Этим вы только признаете вашу ответственность в этом деле. И только поставите под угрозу все дело. Это будет ужасная, невероятная катастрофа!
– Ну, знаете ли… Я деловая женщина. Я не могу терять время…
– Но ведь вам это не будет ничего стоить, – прервала ее Эстер Уитсон. – Мистер Мисгарт будет представлять вас на всех этапах судебного разбирательства, и вам не надо будет ничего делать.
– Но свое время мне все-таки придется потратить? Думаю, может быть, я могла бы предложить им тысячу или две тысячи долларов и посмотреть, как они отреагируют.
Мисгарт и его клиентка обменялись удивленными взглядами.
– Вы хотите сказать, что предложите заплатить из своего собственного кармана?
– Почему бы и нет?
– Но зачем это вам? – удивился Мисгарт. – Поймите же, миссис Кул, единственная причина, по которой они хотят сделать из вас обвиняемую по делу, это возможность взять под присягой ваши показания и запугать вас, чтобы вы представили дело так, как им это выгодно. Это очень хитрый и рискованный трюк. Они хотят поставить вас в положение обвиняемого, заставить нести большую ответственность, а потом убедить, что если ваши показания будут такими, какими они хотят их видеть, то они прекратят дело против вас. Это явная попытка повлиять на свидетеля.
Берта оглянулась на меня через плечо, но я молча закуривал сигарету. Она глянула на Мисгарта, подыскивая слова, потом внезапно повернулась ко мне:
– Черт бы тебя побрал, скажи же что-нибудь!
Удивленно подняв брови, Мисгарт с любопытством повернулся в мою сторону.
– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал, что я думаю по этому поводу?
– Да.
– Тогда расскажи им всю правду. Скажи им, что мисс Уитсон ехала позади тебя; что ты остановилась, чтобы повернуть налево; что ты сделала ей знак объехать тебя, а она остановилась рядом, чтобы наорать на тебя, и именно по этой причине не заметила ехавшую навстречу машину Лидфилда.
В комнате наступила такая тишина, что казалось, ее можно резать слоями и заворачивать в бумагу. Наконец Эстер Уитсон громко сказала:
– Что ж, если вы собираетесь занять такую позицию, я тоже хочу кое-что вам сказать.
– Ну-ну, дамы, – примирительно начал Мисгарт, – давайте…
– Заткнитесь! – закричала Эстер Уитсон. – Если хотите знать, эта толстая недотепа шарахалась на дороге во все стороны. Сначала она ехала слева. Потом она дернулась вправо и оказалась прямо передо мной. А потом, пусть я провалюсь сквозь землю, она вообще не остановилась и начала подавать сигнал левого поворота. А потом замахала руками, как будто делала вольные упражнения…
– Кто это здесь толстая недотепа? – завопила Берта.
– Да ты же!
– Дамы, дамы, – уговаривал их Мисгарт.
– Боже мой, – сказала Берта, – никакая сука с лошадиными зубами не посмеет так меня называть. Да, я полная, но я крепкая. И я вовсе не недотепа. Убирайся отсюда вон!
– И я не знала, что ты собираешься делать, – кричала Эстер Уитсон, – потому я и попыталась объехать твою машину и выскочила на перекресток…
– Моя дорогая юная леди, – воскликнул Мисгарт, вскакивая и вставая между ней и Бертой, – вы не должны, вы просто не имеете права делать подобные заявления!
– Мне наплевать! – взвизгнула Эстер Уитсон. – Это была целиком ее вина. Что же касается меня, то она одна несет за это всю ответственность.
– Ты так старалась обругать меня из окна машины, что чуть не вывернула себе шею. Ты даже не смотрела, куда едешь. Все, что я видела перед собой, так это твои лошадиные зубы.
– Не смей трогать мои зубы, ты, пузатая бочка с помоями!
Мисгарт открыл дверь и пытался увести Эстер Уитсон, повторяя:
– Пожалуйста, мисс Уитсон… Я умоляю вас…
– Я не желаю видеть тебя свидетелем! Я ненавижу жирных тупиц!
– Спрячь свои зубы, если можешь, дорогуша, – отвечала Берта, – а то с открытым ртом ты похожа на черта.
Наконец дверь захлопнулась. Берта с багровым лицом обернулась ко мне:
– Черт бы тебя побрал, Дональд, это ты во всем виноват. Иногда мне просто хочется разорвать тебя на кусочки, чтобы посмотреть, что у тебя внутри. Но у тебя там нет ничего живого. У тебя там только колесики, густо смазанные маслом. Господи, как я тебя ненавижу!
– Твоя сигарета прожжет стол, – спокойно заметил я.
Схватив дымящуюся сигарету, Берта с силой раздавила ее в пепельнице и сердито посмотрела на меня.
– Рано или поздно это должно было выплыть наружу, – сказал я. – Это к лучшему, что все так вышло. Ты бы скрывала правду, и ты же потом пострадала бы. В конечном счете мы кладем это дело для Крейла, но при этом не дадим Мисгарту считать, что он сможет легко выиграть в суде. У Эстер Уитсон есть деньги. Если ты уладишь это дело, то Мисгарт не сможет сорвать хороший куш со своей клиентки. Если бы ты выступила на его стороне, он бы потратил кучу времени на всякие юридические тонкости, а потом, выиграв, выставил бы счет тысячи на три долларов. Скажи правду, и Мисгарт, может быть, захочет поговорить с нами об отступном. А сейчас у меня полно работы. Я вернусь, когда ты будешь давать показания. Советую получше обдумать, что ты собираешься им сказать.
С этими словами я вышел из кабинета, а Берта осталась сидеть за столом, слишком погруженная в свои мысли, чтобы ответить мне. Элси, как обычно, стучала на машинке. Не отрываясь ни на секунду, она все же успела подмигнуть мне. Я подмигнул в ответ и быстро вышел.
Глава 14
Я вернулся в офис точно в три часа семнадцать минут. Берта уже давала свои показания. За столом Элси сидел стенографист, записывая все, что говорилось. Берта Кул сидела на свидетельском месте с победоносным видом. Рядом с Фрэнком Глимсоном сидел мужчина лет пятидесяти с безвольным подбородком и жадными глазками. Это был один из истцов – Ролланд Б. Лидфилд.
В самом дальнем углу сидел Джон Карвер Мисгарт, загораживая своим телом Эстер Уитсон от Берты Кул. Когда я вошел, он что-то быстро писал в блокноте. Видимо, делал пометки, чтобы задать Берте вопросы, после того как она кончит давать показания.
Все обернулись ко мне, когда я вошел, а потом Глимсон продолжил свои вопросы. При этом он держал руки перед собой, сложив вместе кончики пальцев. Голова была слегка откинута назад, и его худое лицо ничего не выражало.
– А теперь, миссис Кул, расскажите нам, что именно вы делали.
– Подъезжая к перекрестку, я сбавила скорость, – сказала Берта, – и услышала, как сзади мне загудели. Потом мисс Уитсон стала обгонять меня и выехала на разделительную полосу.
– И что же дальше она сделала?
– Она стала всячески поносить меня, так как ей не понравилось, как я веду машину.
– Она остановилась, чтобы сделать это?
– Нет, не остановилась. Она пронеслась мимо меня на большой скорости.
– При этом она смотрела на вас, – сказал Глимсон скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Я бы сказала, что она смотрела мне прямо в лицо.
– И вы видели ее глаза?
– Я видела ее глаза и ее зубы.
Эстер Уитсон рванулась из кресла, но успокаивающий жест Мисгарта остановил ее. Глаза Глимсона радостно заблестели.
– Значит, когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и разговаривала с вами? Это так?
– Это так.
– Позвольте мне проверить, правильно ли я понял ваши слова, миссис Кул. Полагаю, вы сказали, что, когда вы подъезжали к перекрестку, вы затормозили и почти остановились.
– Именно так.
– Давайте уточним все, чтобы не было путаницы. Когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и что-то вам говорила, а ваша машина в этот момент стояла прямо на перекрестке, правильно?
– Да.
– В таком случае передняя часть ее машины должна была заехать довольно далеко за линию перекрестка?
– Ну, в общем, да.
– И в этот момент она на вас смотрела и с вами разговаривала?
– Да.
– И все это время она ехала на большой скорости?
– Она полностью выжала педаль газа.
– И когда же она решила оглядеться, чтобы понять, куда едет? – спросил Глимсон.
– Похоже, внезапно ей пришло в голову, что она совсем не смотрит на дорогу…
– Протестую, – встал Мисгарт, – свидетель не может давать показания о том, что за мысль пронеслась в голове у моего клиента. Она может говорить только о том…
– Да-да, – прервал его Глимсон. – Просто перечислите нам факты, миссис Кул. Не нужно рассказывать, что вы подумали.
– Или о чем, по вашему мнению, подумала моя клиентка, – ехидно добавил Мисгарт.
Глимсон внимательно посмотрел на него. Мисгарт изогнул верхнюю губу так, что его рыжие усы стали дыбом.
– Ну, она внезапно повернула голову, и прямо перед ней была другая машина, – огрызнулась Берта.
– Вы имеете в виду машину, которую вел мистер Ролланд Б. Лидфилд, тот джентльмен, что сидит справа от меня?
– Да.
– И эта машина, которую вел мистер Лидфилд, поворачивала налево, то есть он должен был поехать по Мантика-стрит в северном направлении?
– Да, правильно.
– И мисс Уитсон, как вы выразились, полностью выжав педаль газа, вслепую въехала на перекресток бульвара Гарден-Виста и Мантика-стрит прямо перед машиной, которую вел мистер Лидфилд. Это так?
– Да, правильно.
Глимсон поудобнее устроился в своем кресле и сложил руки на животе, после чего с любезной миной повернулся к Мисгарту:
– Вы будете проводить перекрестный допрос?
Эстер Уитсон с тревогой задвигалась на стуле, но Мисгарт еще раз сделал ей предостерегающий знак и сказал:
– Конечно.
– Приступайте.
– Спасибо, – изрек Мисгарт не без сарказма и уселся поудобнее в кресле.
Сама же Берта с победным видом взглянула на меня, будто хотела сказать, что ни один чертов адвокат не способен сбить ее с толку, а потом перевела свои глазки на Мисгарта.
Мисгарт откашлялся:
– Давайте опять вернемся к началу и разберемся, как все происходило, миссис Кул. Итак, вы ехали по бульвару Гарден-Виста в западном направлении?
– Да.
– И как долго вы ехали в этом направлении по бульвару Гарден-Виста, прежде чем добрались до перекрестка с Мантика-стрит?
– Примерно восемь или десять кварталов.
– Далее вы показали, что, подъезжая к перекрестку, вы находились в крайнем правом ряду, ближайшем к тротуару.
– Да.
– И как долго вы ехали в этом ряду?
– Я не знаю.
– Не восемь-десять кварталов?
– Нет.
– Часть времени вы ехали в крайнем левом ряду, том, который ближе всего к середине дороги, не так ли, миссис Кул?
– Полагаю, что так.
– А часть времени вы ехали по средней полосе?
– Нет.
– Вы в этом уверены, миссис Кул? – удивленно поднял брови Мисгарт.
– Абсолютно уверена, – отрезала Берта.
– Вы совсем не ехали по средней полосе? Это верно?
– Верно.
– Но ведь вы были в крайнем левом ряду?
– Была.
– А в момент столкновения вы уже были в крайнем правом ряду?
– Да.
– В таком случае, – с подчеркнутым сарказмом спросил Мисгарт, – не будете ли вы так добры объяснить нам, каким образом вы попали из крайнего левого ряда в крайний правый, миновав средний ряд?
– Я просто его пересекла.
– Значит, вы все-таки ехали в среднем ряду? – спросил Мисгарт, разыгрывая удивление.
– Я его пересекла.
– Прямо поперек?
– Да.
– Должен ли я вас так понять, что вы резко повернули и пересекли средний ряд под прямым углом?
– Не говорите глупостей, я перестроилась под углом в правый ряд.
– О, тогда вы резко повернули перед идущими навстречу машинами?
– Конечно, нет, не путайте меня. Я перестроилась постепенно.
– Тогда вам понадобилось проехать один, два, а может быть, и четыре квартала, чтобы выполнить ваш маневр?
– Я не знаю.
– Могло быть и четыре квартала?
– Я не знаю, может быть, и четыре.
– Тогда на довольно длинном расстоянии, миссис Кул, возможно, на протяжении четырех кварталов, вы вели свою машину по средней полосе движения?
– Я постепенно перестраивалась в потоке.
– Тогда что же вы имели в виду, говоря, что вы ни минуты не ехали по средней полосе?
– Ну, я имела в виду, что я не ехала вдоль этой полосы, стараясь держаться на ней.
– Но вы все-таки пересекали ее?
– Да, пересекала.
– Значит, определенное время вы двигались вдоль бульвара Гарден-Виста так, что все четыре колеса вашей машины находились между белыми линиями, отделяющими средний ряд?
– Полагаю, что так.
– Меня не интересует, что вы полагаете. Мне нужны факты. Послушайте, миссис Кул, если вы такой опытный водитель, как утверждаете, то вы, конечно, сможете нам рассказать честно и прямо, ехали вы или не ехали по средней полосе дороги между разделительными линиями на протяжении этих восьми или десяти кварталов.
– Да, ехала! – закричала Берта.
Мисгарт опять устроился поудобнее в кресле с выражением покорности на лице.