Грымза с камелиями Климова Юлия

Глава 12

Я там, где пахнет бриллиантами, но пахнет ими недолго...

    Одной ступеньки нет, перила на одном гвозде... Я здесь, я у цели.

    Я так осмелела, что подошла к домику быстро и решительно, открыла дверь и утонула в темноте. Почему я не догадалась взять фонарик или хотя бы зажигалку?.. Вовремя вспомнив про мобильник, я попыталась им осветить себе путь.

    Глаза постепенно привыкали, да и слабый свет от телефона играл немаловажную роль. Уже через несколько секунд я смогла различить очертания окружающей меня обстановки. Здесь была всего одна комната, довольно просторная и уютная: справа от меня были маленькая кирпичная печка, стол, крохотный шкафчик и вешалка, на которой висело рваное полотенце – эта часть комнаты олицетворяла собой кухню. Слева в углу стояли две узкие кровати, тумбочка, шкафчик побольше, на стене криво висели деревянные полки, на которых пылились книги и журналы, была еще какая-то рухлядь...

    Я шагнула вперед и подняла с пола опрокинутый стул, сделала попытку его поставить, но он вновь завалился набок. Ощупав его, я пришла к выводу, что одна ножка сломана. Когда-то здесь жили люди, питались консервами, ловили рыбу, охотились и наверняка были счастливы этой простотой...

    Бриллиантики... давайте я закрою глаза, а когда их открою, вы будете просто лежать вон на том столе, привинченном к стене, как обычно бывает в поездах...

    Я закрыла глаза, давая шанс бриллиантам самостоятельно появиться на свет. Открыла глаза... хм, странно, их нет...

    – Хамство, – сказала я и вздохнула.

    Мне захотелось прилечь на кровать и уснуть, но я собрала себя в кучу, взяла за шкирку и кинула на поиски сокровищ. Хорошо сказать – ищи. А где их тут искать?!

    – Кто-то сейчас развлекается, а я вот в полной темноте ищу наше будущее... можно подумать, мне только одной это надо... сама виновата, вечно все взваливаю на свои плечи...

    Я заглянула в печку – пусто, да и не стал бы сюда Селезнев прятать, вдруг бы кому-нибудь пришло в голову согреться, кинул бы он дровишки, поджег... а может, так оно и было? Я еще раз заглянула в печку: пепла нет, все вычищено.

    Темно.

    Я пошарила по полкам... нет... Попыталась представить, что я Селезнев – трудно было, но я представила. Куда бы я спрятала диссертацию друга? Посмотрим под кроватью. Нагнулась и протянула руку... Фуууу, мерзкая паутина безжалостно окутала пальцы, я отдернула руку, нет, так дело не пойдет, ничего не видно.

    Я вынуждена признать свое поражение; почему же я не подумала о фонарике? Потому что мозги промариновались самогоном! Стыдно.

    Пристально оглядев комнату и попытавшись запомнить все увиденное (это чтобы впоследствии все хорошенько обдумать и вычислить место дислокации бриллиантов), я вышла на улицу.

    – Это никогда не закончится, – пробубнила я, как старая бабка.

    На втором этаже замка Воронцова слабо мигал свет, остальные окна были темными и безжизненными. Я и не заметила, как добрела до дома, и вошла. Чувствовала, что поднимаюсь по лестнице, и изумлялась – зачем я это делаю, когда моя комната на первом этаже?

    Зачем же, интересно, я это делаю...

    Воронцов сидел на диване и смотрел телевизор. На экране длинноногая блондинка вешала лапшу на уши какому-то престарелому дядечке – вот они гармония и порядок! Все! Я пропала! Он смотрит на меня!

    – Что не так? – поинтересовалась я, приваливаясь к стене.

    Лучшая защита, как всем известно – нападение, а нападать я умею... во всяком случае, раньше могла...

    – Уже ночь.

    – Вот и шли бы спать.

    Почему, спрашивается, он не спит?

    – Я ждал тебя.

    – Зачем?

    У меня очень изумленный вид, я стараюсь.

    – Волновался.

    – Это что это вы такой милый?

    – Я всегда милый.

    – Не смешите меня.

    Люблю я наши с ним разговорчики!

    Воронцов встал, отбросил в сторону пульт от телевизора, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и шагнул ко мне.

    Сейчас я вам расскажу, что мне говорила мама каждый раз, когда я шла на школьную вечеринку или приходила домой не в восемь часов, а в восемь тридцать. Мама мне говорила – не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам, не верь мужчинам... Еще она говорила: мужчины – это зло, мужчины – это зло, мужчины – это зло... Остановите меня, а то я сейчас начну икать!

    И вот сейчас я думаю: а что толку, что она так говорила, если в это время за километр от меня она склоняет бедного Осикова к вялым и бессмысленным телодвижениям... Так, нельзя думать о маме, это испортит вечер.

    – Ты пила?

    – Немного.

    – Ты же сказала, что идешь к маме?

    – Я пила за ее здоровье.

    – Где?

    – А по какому праву этот допрос?

    – Я твой работодатель.

    – Я вам не завидую.

    Он сдвигает брови. Надо отступать.

    Я сделала шаг назад, и моя спина прилипла к стене.

    Очень давно я была влюблена в одного мальчика, как-то глупо влюбилась: я обыграла его в теннис, и он меня за это отколошматил, мне было четырнадцать лет, а ему немного больше. Вот я разозлилась тогда – жуть! А он все ходил и просил у меня прощения. Он так смотрел на меня... Только за то, что он так смотрел, я в него и влюбилась.

    Воронцов обжег меня взглядом и сжал зубы. Отступать было некуда, да и поздно...

    У меня в голове бардак, вы чувствуете это? Я чувствую – полный бардак.

    – Где ты была?

    – Я пойду спать.

    Чего ко мне приставать с глупыми вопросами, разве не видно, что я немного... немного смущена.

    Он подошел совсем близко, и я не смогла отвести глаз от его расстегнутой верхней пуговицы.

    – Я волновался.

    – Вы чуткий человек, как я погляжу, наверное, ваша мама вами гордится.

    Моя мама вот мной не гордится, она своим знакомым всегда говорит – Аня вся в отца. А это, скажу я вам, для нее худшее из всех зол.

    – А где ваша сестра?

    – Спит, и если ты будешь говорить тише, то есть шанс, что она не проснется.

    Я буду говорить тише, какие проблемы. Я могу вообще не говорить, только бы она не проснулась.

    Он погладил меня по щеке... как котенка...

    Он целует меня, люди добрые, он меня целует, и самое невообразимое, что я его целую тоже! Мне кажется, я поступаю правильно, я бы даже сказала – целесообразно! Вот спросите меня сейчас – а что ты делаешь? Ха! Да я целуюсь! Вы изумлены? Я тоже.

    Он нежный...

    Чуть вправо, и я в его комнате.

    Он тысячу раз нежный...

    – Девочка моя.

    Ух ты! Должна ли я ему сказать – мальчик мой?

    – Что же ты такая необыкновенная...

    Он смотрит мне в глаза и слегка улыбается.

    – Что же ты такая чудесная...

    Врет, наверное, но приятно, скажу я вам, очень приятно.

    Моя голова коснулась подушки, и я закрыла глаза.

    – Витя! Почему работает телевизор?! – голос Галины Ивановны резок и капризен.

    Этот голос незримо толкает мою мечту в спину, и она, словно ваза из тонкого стекла, падает вниз на гладкий полированный пол...

    Я паникую. Я ПАНИКУЮ!!! Подпрыгиваю и ныряю под кровать. Через секунду дверь распахивается, и я вижу босые ножки тети Гали. Педикюр имеет место быть.

    – Витя, ну что это такое? Неужели так трудно выключить за собой телевизор?

    – Не знаю, поверишь ли ты мне, но сейчас я себя просто ненавижу за это.

    «Я себя ненавижу за это» – как он красиво сказал!

    – Что ты паясничаешь, у меня голова раскалывается, мигрень замучила, а тут еще ты со своими издевками.

    Вот бы мне сейчас выползти из-под кровати, представляю, как изменилось бы ее лицо: оно бы просто съехало набок.

    Воронцов встал, подошел к сестре и сказал:

    – Я обещаю тебе, что больше такого не повторится, иди спать, тебе надо отдохнуть.

    Галина Ивановна что-то пробурчала и хлопнула дверью. Подумаешь, какая птица, разбудили ее, а то, что мне испортили ночь любви, это кого-нибудь волнует? Да я на нее в суд подам!

    – Вылезай, – смеясь, сказал Воронцов.

    Я уже тоже хотела поворчать, что под кроватью у него пыльно, но побоялась, что он заставит меня завтра здесь убирать.

    Я отряхнулась и посмотрела на Воронцова.

    – Это даже к лучшему, – сказала я и решительно направилась к двери.

    – Почему же? – улыбаясь, поинтересовался Виктор Иванович.

    – Я выпила и боюсь, что завтра не смогла бы вспомнить подробности несостоявшегося мероприятия, а вы же знаете, как в таком деле важны подробности.

    – Представляю, – щурясь, сказал он.

    – Ну, я пошла?

    – Иди, – ответил Воронцов, все еще загораживая проход.

    – Вы меня пропустите?

    – Разумеется, – ответил он, не двигаясь с места.

    Я пасмурно посмотрела на него, и он все же отступил в сторону. Уходя, я обернулась и сказала:

    – Завтра я буду думать, что все это мне приснилось.

    Он улыбнулся.

    На лестнице я вздохнула, потом вздохнула еще раз и тоже улыбнулась.

Глава 13

Нам на пятки наступает неизвестный

    Надо открывать глаза... Кому надо? Мне не надо...

    – Вставай, – приказываю я себе и делаю рывок.

    Бесполезно, продолжаю лежать.

    – Вставай же, – проявляю нетерпение к самой себе.

    Ноги медленно сползают с кровати.

    Голова не болит, что уже хорошо, утро можно считать удачным. Откинув одеяло, я бросилась искать ручку и листок. Устроившись поудобнее за столом, я попыталась вспомнить вчерашний вечер, вернее, ту его часть, когда ноги привели меня к старому охотничьему домику. Я стала рисовать план увиденного: печка, шкафчик, полки... Как там Воронцов, интересно, жалеет ли он, что вчера все сорвалось?.. Кровать, балка над окошком... и что эта заноза Галя пришла... где могут лежать бриллианты?.. Какой же он нежный...

    Нет, так дело не пойдет. Я отодвинула листок в сторону. Надо как-то развеяться, а уж потом приступить к делу.

    Шкаф предлагал мне следующее: две голубые футболки, одну белую кофточку с рюшками (кажется, это Солькина), приталенную рубашку в полосочку без двух верхних пуговиц... подходит, надеваем. Джинсы... да, джинсы!

    Екатерина Петровна уже гремела на кухне. Зачем человеку мешать работать, пожалуй, я пройду мимо. Ноги сами меня несли на второй этаж, так хотелось увидеть ЕГО! Но мои надежды не оправдались, более того, я была жутко разочарована – на диване лежал спутник тети Гали. Живот его стекал на один бок, а глаза остановились в районе моей груди. Неужели это масляное чудовище думает, что эту восхитительную грудь я растила для него?

    – Меня зовут Евгений, но при Галине зови меня иначе.

    Наверное, я должна сама догадаться, как его называть...

    – Вам как больше нравится – Гоблин или Тролль?

    – А меня заводят такие остренькие девочки, – тщетно пытаясь подняться с дивана, ответил Евгений.

    Вторая попытка увенчалась успехом, и он сел.

    – Значит, Гоблином, – подытожила я наш диалог.

    – Евгением Романовичем, – поправило меня чудовище, потирая живот.

    Говорил он тихо, из чего я сделала выводы, что все еще спят. Поморщившись, я пошла обратно.

    Все дороги ведут на кухню...

    – Проходи, садись, – скомандовала Екатерина Петровна, как только меня увидела.

    Сумасшедший дом.

    – Ты что, думаешь, раз тебя с улицы взяли, то, значит, все можно?

    – Приблизительно так я и полагала, – подтвердила я, отламывая кусок булки.

    – Я за тобой слежу!

    – Достойное занятие, не спорю.

    – Ты чего это крутишься возле домика, тебе что там, медом намазано?

    Только этого мне не хватало.

    – А я в детстве ходила в исторический кружок, и вот с тех пор все древнее меня притягивает.

    – Ты мне зубы не заговаривай, покрасть чего хочешь?

    – Ага, золото, бриллианты...

    Иногда надо говорить и правду.

    – Дура, – плюнула от негодования ненавистная Дюймовка, – еще раз там тебя увижу, все расскажу Галине Ивановне, и не думай, что уволить тебя – это проблема.

    – Боюсь, мечты ваши не сбудутся.

    – Ты думаешь, я не видела, куда ты ночью отправилась, – Екатерина Петровна хохотнула, – да только быстро ты вернулась, видать, выставили тебя вон.

    Екатерина Петровна закинула голову назад и стала громко хохотать.

    – Да нет, отчего же, – положив ногу на ногу, ответила я, – Виктор Иванович был вовсе не против слиться со мной в единое целое, но я никуда не тороплюсь, хочется привязать его покрепче, вы же понимаете...

    Я многозначительно посмотрела на Екатерину Петровну, она перестала клокотать своим громким смехом и взялась нервно чистить морковку.

    – Чтобы к дому не ходила, Виктор Иванович сегодня уедет, а уж Галина-то тебя выкинет в два счета.

    Ну что же это такое, зачем он уезжает?

    – А вы где прятались? – поинтересовалась я. – У вас наблюдательный пункт в каком месте?

    – Не твое дело.

    Наверняка под лестницей... ну устрою я тебе в следующий раз...

    Дверь распахнулась, и на кухню вошел Воронцов: белая рубашка, галстук – на парад, что ли, собрался?

    – Куда отбываете? – поинтересовалась я.

    – Совет директоров.

    Воронцов посмотрел на меня слишком ласково и слишком быстро...

    – А я вам завтрак приготовила, – засуетилась Екатерина Петровна, скача вокруг предмета моего обожания.

    – Заверните с собой, перекушу за рулем. Вы набросали список? Что необходимо привезти?

    Дюймовочка дернулась к шкафу, достала с полки бумагу, исписанную меленьким почерком.

    – А тебе что-нибудь нужно? – заботливо поинтересовался Виктор Иванович.

    Мне нужно обручальное кольцо... нет, сначала кольцо – знак помолвки, а потом уже обручальное; мне нужно свадебное путешествие, потом я бы сейчас выпила мартини, еще детей... да, детей мне нужно... еще мне нужно, чтобы мама приходила к нам как можно реже, ну, и любовь до гроба...

    – Аленький цветочек, – скромно потупив взор, сказала я.

    Глаза Воронцова заискрились, а Екатерина Петровна вскрикнула – она, бедняжка, порезала палец, кромсая колбасу.

    – Цветы заберите! – в районе окна раздался резкий голос садовника.

    – Чего сидишь, иди, – быстренько скомандовала Екатерина Петровна.

    И что это за мещанские привычки – розы пихать по вазам, неужели нельзя выйти в сад и там поглазеть на данную часть природы? Я поплелась на улицу. На скамейке лежала охапка различных цветов, роз было всего несколько штук, остальные – какие-то коряги, похожие на сухоцветы. Зима скоро, а они все над цветами чахнут. Тяжело вздохнув, я на вытянутых руках понесла все это к дому.

    Около кустов сирени за забором что-то мелькало...

    Странно, конечно, но мелькала там Солька... Она подпрыгивала вверх, пытаясь дать мне знать о своем присутствии.

    – Ты что здесь делаешь? – зашептала я в щель забора.

    – Нас ограбили!

    Я сразу подумала о деньгах: все-таки я привезла сюда приличную сумму (мало ли как могло тут все закрутиться).

    – Что украли?

    – Газету.

    Дать бы ей по башке чем-нибудь!

    – Иди к двери, сейчас открою.

    Впустив Сольку, я сразу дала ей подзатыльник.

    – Ты чего? – надулась она тут же.

    – Нечего панику разводить.

    – Я тебе сейчас все объясню.

    – Пошли в дом.

    На столе в гостиной лежал пакет с завтраком для Воронцова. Бесцеремонно покопавшись в нем, я прихватила сверток с бутербродами, бросила цветы на диван, а Сольку подтолкнула к своей комнате.

    – А ничего, что я зашла?

    – У тебя есть пять минут, если тетя Галя тебя увидит, нам конец.

    – Хи-хи, ты что, так и зовешь ее тетей Галей?

    – А как мне ее еще звать, выпендривается, как жираф, не доеденный крокодилами... Давай рассказывай, – потребовала я.