Серебряный медведь Русанов Владислав
Встрепенулось пламя свечей, хотя воздух сохранял неподвижность, словно в склепе.
Потом стоящий прямо напротив дель Гуэллы человек сбросил капюшон на плечи, обнажая круглую голову с выпуклым лбом, переходящим в высокие залысины. Его гладко выбритые щеки обвисли дряблыми брылями и лоснились в неверном отблеске пламени. Волшебник откашлялся:
– Вы послали сигнал, господин Министр, и мы пришли.
– Я благодарен вам, мэтр Примус, – едва заметно поклонился глава тайного сыска, называя предводителя чародейского Круга Аксамалы согласно принятой внутри сообщества колдунов иерархии. – Вы откликнулись на мой зов, подтвердив тем самым достигнутые договоренности, так ведь?
– Истинно так, – величаво кивнул волшебник. Сделал едва заметный знак рукой.
Его товарищи откинули капюшоны. Немного вразнобой, но все равно это выглядело значительно. Пожалуй, на неокрепшего юнца могло произвести впечатление.
Но не на т’Исельна.
Он внимательно обвел взглядом лица чародеев.
Да уж… Красавцы, как на подбор.
Большинство отличались упитанными щечками, неоспоримо доказывающими любовь к сладкому, жирному и мучному. Примус по сравнению с прочими мог, пожалуй, служить идеалом благородной внешности. У одного из чародеев лоб украшало багровое родимое пятно, напоминающее формой остров Халида – оплот пиратской вольницы. Другой отпустил остроконечную бородку и тонкие усики подкрутил кверху с претензией на изысканность. Ага! Почти удалось. К расплывшейся фигуре пожилого булочника и пухлым щекам, меж которыми почти спрятался розоватый блестящий нос-репка, усы и борода подходили, как корове седло. Еще один седой, морщинистый, толстогубый настолько, что закрадывались подозрения об айшасианском происхождении, мог похвастаться такими мешками под глазами – темно-синими, почти черными и набрякшими, – что невольно вспоминалась простецкая купеческая шутка: «Где деньги? В мешках. А где эти мешки? Под глазами». Правда, пара волшебников казалась людьми, не чуждыми труда, а возможно, и военного ремесла. Один из них мог похвастаться сломанным носом, а второй, прячущий маленькие, поросячьи глазки под кустистыми бровями, – настоящим морским загаром, оттененным ежиком совершенно белых волос.
– Рад приветствовать вас, господа чародеи, – повторил т’Исельн. – Я полагаю, знакомить нас никто не намерен?
– К чему, господин Министр? – всплеснул ладошками Примус.
– Ну, мы в какой-то мере соратники… Хотя вы правы, мэтр. К чему нам, людям современным, трезвомыслящим и раскованным, подобные условности?
Стоящий третьим справа от предводителя колдун – длиннолицый с маленькими седыми усиками – дернул щекой. Видимо, у него имелось свое мнение о раскованных и современных людях, но он держал его при себе.
«Довольно мудро», – отметил про себя дель Гуэлла.
– И все же, господа чародеи, вынужден отдать дань неуклонно устаревающим традициям, – продолжал глава тайного сыска, известный здесь под агентурной кличкой, присвоенной ему разведкой Айшасы, на которую он работал уже не первый год. – Хочу представить вам нашего союзника, вокруг которого, я рассчитываю, все силы, которым дорого возрождение Сасандры, должны сплотиться в едином порыве, дабы… – Он замолчал. Задумался. Что бы такое сказать после «дабы»? Как бы закрутить позаковыристее? И ведь ничего не приходит в голову… А жаль! Закончить бы фразу жирной точкой. Думай, господин т’Исельн, думай! Пауза-то затягивается. Эх, была не была… Он откашлялся. – Не буду отнимать вашего драгоценного времени, несомненно столь необходимого вам для высокоученых занятий… Итак. Его светлость, Мельтрейн делла Пьетро из Уннары, старший сын троюродного брата его императорского величества… Не буду лицемерить со всякими там «да живет он вечно». Прошу вас, ваша светлость.
Делла Пьетро сделал два быстрых шага, оказавшись рядом с т’Исельном. Отвесил грациозный поклон, не посрамивший бы его даже перед цветом имперского общества.
– Мы счастливы видеть вашу светлость в Аксамале! – высказал общее мнение Примус.
Впрочем, похоже, что не совсем общее. Чародей с родимым пятном на лбу нахмурился, поджал губы. А длиннолицый с усиками негромко произнес:
– Меняем одного тирана на другого?
Дель Гуэлла стрельнул глазами в его сторону:
– Вы, господин волшебник, можете предложить другую, более приемлемую форму управления государством?
– Почему бы и нет? – Усатый вздернул подбородок. – Выборные комитеты, например!
– Чародейский Круг должен править Сасандрой, – с уверенностью проговорил меченый. Прищурился – попробуй, мол, возрази!
– Возможен один Круг – Верховный, – сурово поглядывая на герцога и контрразведчика, добавил высокий плечистый волшебник с лицом, похожим на старый растоптанный башмак. – Он будет управлять из Аксамалы государством в целом. А в каждой из провинций будут свои Круги – малые.
Т’Исельн сделал вид, что задумался. Покрутил ус, повернулся к делла Пьетро.
– Видите, ваша светлость, с какими серьезными людьми мы заключаем союз? Еще не взяли власть в свои руки, а уже готовы ссориться и скандалить из-за формы будущего правления.
– Ваша ирония неуместна, господин Министр, – сказал Примус. – Всегда нужно продумывать действия хотя бы на шаг вперед.
– Несомненно, мэтр, – кивнул дель Гуэлла. – Несомненно. Я не стану оспаривать замечания ваших сотоварищей. Доля истины в них присутствует. Если мы хотим избавить страну от тирании и деспотизма, необходимо уже сейчас задумываться об этом. Но мои наблюдения показывают, что в настоящее время захватить власть в Аксамале, да и в Сасандре целиком, может только личность. Личность, которую знать сочтет равной и достойной трона, примут простолюдины, освятит духовенство… Нам нужен человек, против которого не станут возражать военные, в особенности гвардия. Человек, которого правители соседних государств сочтут достаточно сильным и волевым, чтобы не пытаться оттяпать кусочек земли от западных границ. Но этот человек должен любить свободу так же, как и все мы. Он не будет стремиться ограничивать вольности сословий, права чародеев и духовенства. Так ведь?
– Это вы хорошо рассказали, господин Министр, – согласился колдун с родимым пятном. – Но уверенности…
– Я ручаюсь, что вы, господа волшебники, видите перед собой именно того человека, – с нажимом произнес дель Гуэлла. – Его светлость делла Пьетро готов уже сейчас дать вам всем необходимые гарантии в обмен на обещание поддержки в будущей совместной деятельности. Не так ли, ваша светлость?
Герцог величественно кивнул, хотя на лице его явственно читалось, куда я попал?
– Итак, соглашение достигнуто? – вкрадчиво поинтересовался контрразведчик.
– Думаю, я выражу общее мнение… – Примус оглядел своих людей. Колдуны хранили гордое молчание. Чувствовалось, что успех всеобщего дела они ставят выше мелких разногласий. Довольно удивительно. Судя по историческим книгам и приключенческим романам, волшебники Сасандры всегда отличались гордостью и независимостью в суждениях, переходящими порой в нежелание понимать собеседника. – Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что мы готовы оказывать содействие. Помогать в свержении самого бесчеловечного тирана в истории Сасандры – это священный долг каждого гражданина, которому небезразлична судьба родины.
«Ну-ну… – сохраняя серьезное и непроницаемое выражение на лице, подумал дель Гуэлла. – Пой-пой, соловушка… Поглядел бы я, как бы ты задумывался о судьбе Сасандры, если бы свержение императора не совпадало каким-то непостижимым образом с твоими собственными планами? Вы, чародеи, такие друзья, что от вас только и жди ножа в спину или кляузы в тайный сыск… Впрочем, кляузы как раз можно и не опасаться. Ведь тайный сыск – это я».
– Мы выступим как один, – продолжал Примус. – Ударим в едином порыве. Встанем плечом к плечу за свободу слова, открытость границ, все то лучшее, что может нам подарить западная культура, за дружбу и взаимовыгодный союз с Айшасой…
«Угу… Западная культура – это, конечно, сила. Просто средоточие достоинств и добродетелей. Почему только они присылают отпрысков знатных родов учиться к нам в университет, а не наоборот? Об Айшасе вообще отдельный разговор. Совершенно иное отношение к жизни, к религии, к национальностям… Ну, скажите на милость, чему может научиться уважающий себя гражданин Сасандры у айшасиана? Ловкости, изворотливости? Может быть, отношению к деньгам как к религии? Строго регламентированному кастовому обществу? Обществу, где каждый подозревает соседа и с радостью доносит на него?»
Герцог делла Пьетро внимательно слушал волшебника. Не возражал. Даже слегка кивал в тех местах, где голос Примуса начинал звенеть восторгом неофита, увидевшего воочию сошествие на землю одной из ипостасей Триединого. Дель Гуэлла порадовался, что сделал верный выбор. По-прежнему остается загадкой, что является тому причиной, но «многоюродный» племянник императора с радостью ухватился за возможность скинуть дядюшку и самому усесться на его трон. Он окунулся в заговор сразу и безоговорочно, не особо торгуясь и не выпрашивая условия. И сейчас вел себя великолепно. Лучше и не придумаешь. Если кому и удастся расположить Круг чародеев Аксамалы, так это ему. Какое спокойствие! Какое благородство! Какая утонченная ленца, свидетельствующая о пресыщенности жизнью!
– Мы хотели бы знать, какие силы вступают в союз с нами? – проговорил Примус. – Восстание, не подготовленное должным образом, заранее обречено на провал. Это может отбросить Сасандру к мрачным временам, когда процветали пытки и насилие над личностью!
«За Сасандру ты переживаешь, как же! Просто охота сохранить свою шкуру в целости и сохранности. Желание вполне законное и понятное всем и каждому. А о силах – это не к Мельтрейну. Он всего лишь символ, знамя, которое мы понесем впереди колонны восставших. И если его втопчут в грязь, будем подбирать новое. Хотя ему, само собой, об этом догадываться вовсе не обязательно».
– Мэтр Примус! – Дель Гуэлла расправил плечи, сразу же став заметнее и представительней. – Господа чародеи! Я, несомненно, ознакомлю вас с планом дальнейших действий, с подробным указанием каждой фигуры, участвующей в политической игре и восстании. Но… Не кажется ли вам, что вначале я и его светлость, само собой, должны убедиться в вашей полезности для нашего общего дела? Что вы можете предложить? Как предполагаете послужить делу освобождения Сасандры от тирании? Ведь, согласитесь, одной лояльности достаточно лишь для участия в восстании на третьестепенных ролях. Вы же, как я понял, беседуя ранее с мэтром Примусом, да и из сегодняшней встречи, претендуете на роль ведущую. Так ведь?
Контрразведчик скользнул глазами по неподвижным фигурам. Колдуны сохраняли спокойствие. Только отмеченный родимым пятном беззвучно шевелил губами, будто что-то жевал, и у морщинистого, с мешками под глазами, дергалась щека. Ну, может, они так все время себя ведут?
– Итак, господа чародеи… Вы готовы?
Примус кивнул. Вслед за ним склонилось еще одиннадцать голов. Поразительное единодушие! Просто поразительное! Если они в самом деле продемонстрируют что-нибудь необычное, придется с ними считаться. А это не очень хорошо. Еще, чего доброго, возомнят о себе и захотят слишком многого. Власти, например. Власть пьянит сильнее свободы, денег и вина…
Предводитель Круга вышел вперед. Откашлялся, самодовольно потер ладошки.
– Господин Министр. Ваша светлость. Прошу обратить внимание на то, что мы не торгуемся, не уподобляемся низким и грязным простолюдинам, которые способны бесконечно тянуть: а я что с этого иметь буду? Мы готовы, совершенно добровольно, показать некоторые из наших достижений. Самые слабенькие, прошу заметить…
«Как бы не так. Поверил я тебе… Жди. Наверняка покажете самое лучшее. Такое, что готовили заранее, не щадя сил и магической энергии. Нечто, что не всегда получается с первого раза. Но тут-то у них получится. Просто не может не получиться. Да колдуны в лепешку разобьются…»
– Я не буду вдаваться в подробности, каким именно образом происходит наше волшебство, откуда мы черпаем силу и тому подобное… Все это никому не нужные мелочи, ваша светлость.
«Ага! Обращается уже не ко мне, а напрямую к малютке герцогу. Чудненько! Того мне и надо. Люблю, знаете ли, господа, находиться в тени и лишь дергать за веревочки…»
– Что ж… Приступим. – Дождавшись благосклонного наклона головы делла Пьетро, верховный чародей шагнул в сторону, жестом приглашая соратника. Того самого волшебника со сломанным носом и тяжелой челюстью кулачного бойца. – Мэтр Вальгейм. Прошу вас.
– Благодарю, мэтр, – низким хриплым голосом ответил вызванный.
Вышел в середину круга. Сцепил пальцы рук перед грудью, напрягся.
Т’Исельн успел подумать, мол, дай колдуну в ладони подкову, согнет, дай железный шкворень – завяжет в узел. Уж очень явственно взбугрились могучие мускулы под темным балахоном, а на висках вдруг проступили пульсирующие валики жил, заблестели капельки пота. И тут комната погрузилась во тьму. Как будто кто-то взял и задул свечи в один миг. Но дель Гуэлла мог поклясться, что свечи никто не тушил. Вообще, не было ни ветерка, ни дуновения. Ни движения… И еще странно – тьма казалась абсолютной. То есть полностью непроницаемой для взора. Такая могла бы, наверное, быть под землей, в самой глубокой шахте, не имеющей выхода на дневной свет.
– Итак, ваша светлость, – как сквозь тяжелый осенний туман, донесся голос Примуса. – Мэтр Вальгейм имеет честь демонстрировать вам заклинание Великой Тьмы.
– Впечатляет… – с легкой дрожью ответил делла Пьетро.
– И сколь широко мэтр Вальгейм может раскинуть Великую Тьму? – вмешался дель Гуэлла. – Слов нет, заклинание великолепное, но хотелось бы знать тонкости…
– Довольно широко, – уклончиво отвечал глава Круга.
– И все-таки? – не унимался контрразведчик. – Еще хотелось бы узнать длительность волшебства. То есть сколько времени мэтр способен…
В комнате вновь стало светло. Словно отдернули занавеси с окна в яркий солнечный день. Конечно, свечи с солнцем не сравнишь, но после абсолютного мрака даже отблеск их пламени резал глаза.
– Пока еще не очень долго, – с трудом переводя сбившееся дыхание, проговорил Вальгейм. – Однако я работаю над собой. Опять же, в данном помещении слишком мало высвобожденной Силы. Думаю, если набросить покрывало Великой Тьмы на толпу где-нибудь на улицах города, всплеск ужаса даст мне такую подпитку, что я без труда покрою площадь два на два плетра.
Глядя на чародея, дель Гуэлла не разделял его уверенности. Как известно, Силу мало отнять у природы или людей. Ее нужно подчинять, управлять ею, лепить волшебство, как гончар лепит из податливой глины изумительной красоты сосуды. Точнее, изумительной красоты они получаются у мастера, а у ученика-новичка все больше выходят корявые поделки, сплошной перевод ценного материала. Ладно, будем надеяться на лучшее…
– Благодарю вас, мэтр Вальгейм. – Широким движением руки Примус отправил здоровяка на место. – Мэтр Жорэмо, ваш черед.
Теперь у свечей застыл чародей относительно молодой. Где-то от тридцати семи до сорока лет – на первый взгляд. Несмотря на возраст, его темя покрывала обширная плешь, стыдливо прикрываемая зачесанными справа налево реденькими, мягкими волосиками. Он стыдливо улыбнулся, поднял брови «домиком», без предупреждения хлопнул в ладоши.
Резкий звук заметался под заросшими паутиной потолочными балками, заскакал по углам остромордой травяной лягушкой. Словно тарелку об пол разбили. Прокатилось эхо.
Неприятное эхо…
Очень даже неприятное.
Оно словно тронуло какие-то струны в душе.
Холодок зародился в области желудка и двинулся вверх, охватывая и обжигая морозом легкие.
Дель Гуэлла почувствовал желание развернуться и уйти. Да пропади они пропадом! Эти чародеи, этот герцог слабоумный, этот заговор, вся эта Сасандра, в конце концов! Ради чего он здесь? Ведь жизнь так коротка. Не успеешь оглянуться, и костлявая лапа смерти вцепится в твое сердце, сожмет, как бы пробуя на ощупь, а потом придавит посильнее… И все. Кто знает, ждет ли тебя счастливое посмертие или ледяная бездна Преисподней? Тебя просто не будет. А все остальные будут. Они будут ходить, болтать о всяких глупостях, жрать до несварения желудка, совокупляться до одури… А тебя уже не будет. Неужели они не понимают этого? Неужели не боятся? Прочь! Скорее прочь и как можно дальше! Удрать, забиться в щель, в нору, в берлогу! И не дышать. Закрыть глаза и затаиться…
Глава контрразведки глянул на лица чародеев, словно пытаясь сказать им: «Что же вы? Бежим! Бежим, пока не поздно!»
Ему ответили испуганные, растерянные, ошалевшие взгляды.
Герцог делла Пьетро озирался по сторонам, даже не пытаясь удержать прыгающую челюсть. Зубы его выбивали дробь. Казалось, он не убегает лишь потому, что ноги отнялись со страху.
С громким стуком распахнулась дверь.
В комнату ворвались каматийцы-телохранители. Оба бледные. Глаза распахнуты, как у сычей. Руки дрожат так, что зажатые в пальцах корды дергаются, словно веер у ярмарочного плясуна на канате. Значит, и им страшно. Но, следует отдать должное профессиональной чести, ведь не убежали!
Примус резко взмахнул рукавом!
Дернулись, почти легли языки пламени черных свечей.
Первый каматиец закатил глаза и кулем осел на пол.
Еще взмах!
Второй телохранитель сполз спиной по штукатурке, цепляясь многочисленными заклепками, украшавшими его куртку по дурацкой моде Браилы.
Плешивый колдун сделал движение, словно без воды «умывал» руки.
И страх сразу исчез. Растворился без следа.
Его светлость обмяк и едва не упал в обморок. Но глава тайного сыска успел поддержать будущего владыку Сасандры под локоть. Дель Гуэлла сообразил (он всегда отличался живым умом, что, собственно, и помогло продвинуться по службе), что страх – это не что иное, как чародейское наваждение, иллюзия, вызванная мэтром Жорэмо.
– Я бы очень просил вас, господа волшебники, – проговорил он ледяным тоном. – Вы меня премного обяжете, если не будете так шутить без предупреждения.
Примус, не сдерживая гаденькую улыбочку, спрятал кулаки в рукавах балахона.
– Почему, господин Министр? Неужели вам стало немного страшно?
«Вот сволочь! Он, кажется, все подстроил нарочно. Постарался выставить и меня, и герцога в невыгодном свете. Колдуны наверняка знали все заранее и сумели оградить себя от воздействия извне. Как это у них называется? Блокировать сознание?»
– Не скрою, я испугался, – старясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, проговорил дель Гуэлла. – Но, будучи контрразведчиком, сыщиком, по долгу службы я приобрел неприятные навыки. Например, я могу всадить нож в горло напугавшему меня, а уж потом выяснить, что он делал это, лишь движимый желанием прихвастнуть новыми умениями. Но зарезанному все равно, так ведь?
Он замолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением. Примус посуровел, а мэтр Жорэмо подался назад, словно пытаясь спрятаться в темноте. Ага! Ты еще Вальгейма попроси. Этот громила тебе Великой Тьмы подпустит так, что мало не покажется.
– Признаюсь, – сипло выплюнул глава Круга. – Мы не подумали. Приношу извинения от своего имени и от имени коллег.
– Принимаю, – не стал заострять противостояние т’Исельн.
– И вы, ваша светлость, тоже простите…
– Ну что вы, – небрежно отмахнулся делла Пьетро. – Не стоит извинений!
Он на удивление быстро пришел в себя.
«Молодец. Еще раз убеждаюсь, что не зря сделал ставку именно на тебя». – Дель Гуэлла мысленно похлопал герцога по плечу.
– Но скажите мне, господа чародеи, – продолжал делла Пьетро, – как же мои телохранители? Они так и будут здесь лежать? Кстати, что вы с ними сотворили, мэтр Примус?
– О, ваша светлость! – залебезил чародей. Куда девалась его наглость и уверенность в превосходстве? Все-таки у кого душа раба, тому какое оружие в руки ни давай – хоть из стали, хоть магическое, – а толку не будет. Силы духа не хватает. – О, ваша светлость, это простое заклинание. Называется… Вот названия я еще не подобрал. Оно отнимает сознание…
– Отшибает, я бы сказал, – поправил чародея дель Гуэлла. – Так ведь?
– Ну, можно и так сказать…
– А вернуть их к жизни можно? Мне еще обратно идти, – живо заинтересовался герцог.
– Я попробую… – неуверенно ответил колдун. Подошел к застывшим без движения каматийцам.
– После, после, мэтр Примус, – остановил его контрразведчик. – Если не возражаете, ваша светлость, я хотел бы вначале закончить наш разговор. Зачем нам лишние свидетели? Их потом приходится убирать…
Делла Пьетро сглотнул. На лице Примуса отразилась брезгливость, не больше того. Скорее всего, он подумал не об убийстве, запрещенном заповедями Триединого, а о возне, связанной с сокрытием трупов. И эта мысль перевесила все прочие.
– Похоже, что вы правы, господин Министр, – осклабился колдун. – Впрочем, как всегда. Выслушаю вас с живейшим интересом и… думаю, все присутствующие тоже.
– Хорошо. – Дель Гуэлла скрестил руки на груди. – Теперь, когда мы убедили друг друга в необходимости союза и взаимоподдержки… Да-да, господа чародеи, не будем спорить и корчить кислые мины – убеждать в самом деле пришлось. Что ж… Вы подтвердили серьезность намерений. Теперь мой черед. Не могу похвастаться большой воинской силой, собранной под мои… Виноват, под наши знамена, под знамена благородного дела освобождения Сасандры. Около полутора сотен вооруженных людей. Понимаю, что звучит это жалко, но все они отлично владеют оружием, великолепно знают город, а также умеют вести бой на запруженных толпой улицах, что, согласитесь, немаловажно. Конечно, этой силы не хватит, чтобы брать штурмом императорский дворец. Но нам этого и не потребуется. Дворец возьмут за нас. Кто, спросите вы? А те самые вольнодумцы и заговорщики, которых так много в нашем славном городе. Когда будет объявлено о повешении их главаря, некоего философа и, с позволения сказать, мудреца фра Дольбрайна. Его в начале лета поймали и бросили в городскую тюрьму Аксамалы. Мне пришлось подсказать его императорскому величеству, что довольно бунтовщику объедать казну Сасандры. Теперь его должны повесить, но никто из власть предержащих, кроме меня, конечно, не предполагает, что казнь фра Дольбрайна выльется в народное возмущение. Вот тут-то мы и сработаем. Быстро, слаженно, надежно. Мои люди расчистят вам путь в толпе, господа чародеи, а вы должны будете ликвидировать дворцовую стражу, гвардию и тех из придворных, кто сохранит верность тирану. В этом мой план. В этом залог нашего успеха.
Чародеи молчали. Никто не возражал.
Да и кто бы осмелился возразить?
Над Аксамалой летели, спешили облака, и Малая Луна показала багровый серпик.
Глава 6
Дороги северной Тельбии тем и примечательны, что больше похожи на бездорожье. За исключением нескольких главных трактов, ведущих в Гоблану или Дорландию, по которым довольно часто ездили купеческие обозы, передвигались вооруженные отряды, уныло брели беженцы и просто переселенцы. Остальные пути больше напоминали лесные просеки – справа буки, слева грабы, буйная трава коню по брюхо. Часто они и вовсе терялись, переходя в лесные тропки, более привычные для зверей, пробирающихся к водопою, чем для уважающих себя наемников.
Изрядно потрепанный полк господина т’Арриго делла Куррадо пополз напрямую к Медрену. Открытое нападение латников ландграфа Медренского на силы Сасандры можно было расценить как объявление войны. Теперь отпала необходимость скрывать намерения или искать благопристойный предлог для ввода войск в город. Хотите войны? Пожалуйста!
Хитрющий полковник на всякий случай выслал гонца к генералу Риттельну дель Овиллу, командующему «Непобедимой» армией. Он жаловался на обстоятельства, значительно уменьшившие силы отряда, просил помощи – лучше всего соединения с полноценным полком, но можно и две-три роты конницы. Кондотьер сжалился над господином делла Куррадо, который выглядел не просто растерянным, а расплющенным нежданно-негаданно свалившимся на голову несчастьем (будто не воевать сюда заявился, а на увеселительную прогулку), и отдал ему почти половину отряда под командованием Ормо Коготка. Из тех, кто выжили после схватки с латниками, само собой. Да еще и раненых пришлось оставить.
Вот так и вышло, что в поход к замку медренского ландграфа выступило двадцать человек. Много это или мало? Да как посмотреть… Если мчаться в атаку в чистом поле, где полки противостоят полкам, а армии армиям, то мало. Не просто мало, а, можно сказать, пшик… Какая-нибудь полная рота на всем скаку растопчет и не заметит. Но если идти в разведку или с каким-то другим секретным поручением, то почему бы и нет? Малый отряд прокормить легче. И людей, и коней. Легче спрятать, проще замести следы.
Кроме ближайших сподвижников Кулака: Мудреца, Белого, Пустельги и Мелкого, с которыми он, похоже, не расставался, ехали Кир, Почечуй, каматиец Тедальо, аруниты Тычок и Карасик, литиец Мигуля, перебежавший из банды Джакомо Черепа, северяне Бучило и Легман, пожилой тьялец Перьен по кличке Брызг, полученной из-за неприятной привычки брызгать слюной в лицо собеседника, и еще полдюжины опытных и надежных бойцов.
Ну и, само собой, с ними ехал проводник Ингальт – человек с довольно запутанной историей. Он сидел в седле неловко не только из-за полученной в бою раны, но и из-за самого обычного неумения. Выходец из Уннары, он отслужил полтора десятка лет в пехотном полку Сасандры, подавлял восстание дроу в горах Тумана, был ранен, охромел и вышел на пенсию. Сейчас он больше всего переживал, чтобы ничего не случилось с вдовой Ольдун, к которой он прибился, возвращаясь коротким путем из Барна на далекую родину. Если кто-то из новых односельчан заметит отставника с захватчиками, а потом вдруг (совершенно случайно) доложит людям ландграфа…
По правде сказать, Кулак немного разочаровался, что взял проводником не местного уроженца, а пришлого, пускай и пожившего в здешних краях какое-то время. Но Ингальт, как оказалось, окрестности Медрена изучил довольно хорошо. Сказалось его бортничанье. За три года он облазил все холмы, знал броды, овраги и топи, безошибочно называл деревушки и знал расстояние между ними. Ну, правда, в пеших переходах.
Второй день он вел наемников, забирая севернее города. Там, по слухам, и стоял замок ландграфа.
Кир много размышлял – чего же им предстоит ждать в логове тельбийского дворянина? Скорее всего, ландграф принадлежит к числу непримиримых противников Сасандры. К тем, у кого чувства затмевают разум, и они готовы броситься на врагов с голыми руками. Ведь большинство местной знати вовремя вспомнило пословицу: «Плетью обуха не перешибешь». Они присягнули императору, вывесили рядом со своими знаменами ало-золотой стяг Сасандры и теперь, может, и будут строить козни, но исподтишка, несмело и с оглядкой. А этот попер в открытую. Даже разрешил своим латникам выкрикивать «Медрен!». Или ошалел от ненависти настолько, что утратил всяческое самосохранение? Или уверен в безнаказанности? А на чем такая уверенность может основываться? На дружбе с сильными мира сего? Неисчислимом богатстве? Колдовстве?
Мысли о колдовстве увели молодого человека в сторону от медренского ландграфа. Кир задумался о собственных поразительных умениях, появившихся не так давно. В первый раз во время знаменитой дуэли «пять на пять», слухи о которой облетели уже все сасандрийское войско. Генералитет осудил буйное поведение наемников, но признал правоту за победившими. Как рассказал Кулак, генерал дель Овилл расторг договор с Джакомо Черепом. Но речь не об этом… Сопротивляясь айшасианскому чародею… Как его там? А! Джиль-Карр. Сопротивляясь айшасианскому чародею, Кир сперва проявил удивительную устойчивость. Ведь даже Мудрец – признанный силач, чье превосходство никто в банде не пытался оспаривать, – оказался на волосок от смерти, скованный по рукам и ногам жгутами воздуха. А тьялец словно впитал чужое волшебство, а потом обратил его против врага – отвел в сторону диск с острыми краями, эдакий созданный чародейством орион,[23] который жаждал его крови. К счастью, никто этого не видел, благодарение Триединому. Кир сомневался, что сможет объяснить товарищам по оружию, откуда вдруг у простого наемника непростые навыки. Да он и себе не мог объяснить… А если вспомнить недавний бой с тельбийцами? Как он сумел сотворить воздушный щит? Ведь никто никогда не учил молодого тьяльского дворянина. Все, что он знал о чародействе, почерпнуто из сказок и романов… Парень вздохнул. Впредь нужно быть осторожнее, чтобы не дать повода к кривотолкам.
– Что загрустил, Малыш? – окликнула его Пустельга. – Девчонку какую-нибудь вспомнил?
Кир улыбнулся.
– Конечно, вспомнил! Что ж мне, о ландграфе думать все время?
– Нет, ну понятно, – повернулся в седле Кулак. – О ландграфе только я должен думать. А все остальные только и ищут, где бы поразвлечься!
– Да ладно! – ухмыльнулся Мелкий. Потом скривился. Его рана начала уже подживать, но еще доставляла беспокойство. – Я тоже думаю о ландграфе. Его латники мне шкуру попортили. Разве такое можно оставлять безнаказанным?
– И чего ты… энтого… сделаешь? – заскрипел, словно старое дерево, Почечуй.
– Глаз ему на задницу натяну! – под дружный гогот наемников ответил Мелкий.
– Ага! Он тебя ждет… энтого… уже глаз подставил!
– И задницу помыл! – добавила ко всеобщей радости Пустельга.
Кир смеялся вместе со всеми, пригибаясь к конской гриве.
Даже Ингальт, ехавший впереди с застывшим на лице выражением покорности, смешанной со страданием, улыбнулся.
– Что разорались? – нахмурился кондотьер. – Хотите, чтобы во всех селах по округе о вас знали? – Он, прищурившись, поглядел по сторонам. Наученные горьким опытом, они выставляли боевые охранения по два человека справа и слева от колонны, а также троих – впереди.
– Да нет тут… энтого… никого, – отмахнулся Почечуй.
– Как ты дожил, старый, до таких лет с твоей-то беспечностью? – подбоченилась Пустельга. – Поражаюсь!
– Каких таких лет? Я еще жених… энтого… хоть куда!
– Ну да! Жених с печки прыг! С тебя же, старый, песок сыплется!
– Песок? А ты его… энтого… видела? А может, щупала?
– Не хватало!
Почечуй гордо расправил плечи:
– Ну, так ежели… энтого… не хватает, ты только свистни!
– Ох, старый! – Легким движением Пустельга выхватила нож-«яйцерез», крутанула его в пальцах. – Ох, и пощекочу я тебя!
– Так… энтого… кто ж против? Ты только… энтого… ножичек прибери, а после щекоти!
– И как ты не боишься, Почечуй? – в притворном удивлении полез пятерней под шлем Бучило – крепкий, как гриб боровик, светлобородый мужичок лет тридцати пяти. – Я, как ее ножик увижу, вспоминаю сразу, как тятька поросят холостил! И у меня аж мурашки по спине…
– Да ему нечего бояться! – подмигнул Тедальо. – Отсохло давно уже все!
– Отсохло? Тебе… энтого… показать?
– Ни «энтого», ни того! – Каматиец подкрутил ус. – Ты девок по хуторам пугай своим хозяйством, а меня не удивишь.
– По хуторам нельзя! – прогудел Мудрец. – Командир запретил.
– То-то же! Глядите у меня! – погрозил затянутым в перчатку кулаком кондотьер. – Узнаю только!
– Так я… энтого… и не собирался.
– Конечно, не собирался, – оскалился Мелкий. – Ты ж к Пустельге клинья бьешь.
– Ага! К ней… энтого… подобьешь. Вон, молодые имеются. Чернявые.
– Ты говори, старый, да не заговаривайся! – не приняла шутку воительница. – Я тебе не шлюха из обоза! В ухо схлопочешь – мало не покажется!
Кир понимал, что Почечуй намекает на него. С чего бы это? Он, кажется, никаких поводов не давал. К Пустельге всегда относился как к товарищу по оружию. Да и она, отличаясь независимым характером, не пыталась крутить любовь ни с кем из отряда. Первые несколько дней после знакомства Кирсьен думал, что она подруга Кулака, но потом понял – ничья. И похоже, она гордилась равно дружескими отношениями со всеми наемниками. Одному новичку, перешедшему после переправы через Арамеллу из банды Черепа, вздумавшему ущипнуть ее за ляжку, сломала руку. Чтоб знал свое место. А Почечую, из уважения к сединам, может просто по лысине настучать… Но и ему молчать и слушать не годится. Все-таки дворянин. Бывших дворян не бывает.
– А ты не зыркай. – Мелкий словно услышал его мысли. – А то зыркаешь, молчишь… Что, Почечуя забоялся?
– Нет, – Кир тряхнул головой. – Не люблю без толку болтать.
– А ты не болтай, – не унимался Мелкий. – Но ответить надо!
– Что ответить?
– А все и ответить!
– Не цепляйся к парню, – буркнул Мудрец.
– А я цепляюсь? Просто настоящему мужчине всегда есть что сказать!
– Один уже договорился, – с невозмутимым видом отрезал воин с двуручником. – Получил метлой по черепу…
Мелкий лишь на краткий миг нахмурился, а потом как ни в чем не бывало продолжал:
– А может, я хочу поглядеть, как он Почечуя отлупцует?
– Э… Нет, парни! – возмутился старик. – Я… энтого… само собой, не боюсь! Но… Хочу… энтого… предупредить. Я коморник банды. А по «Уложению Альберигго»…[24]
– Вот только не надо за Альберигго все время прятаться! – взмахнул плетью Мелкий.
И тут Кулак рыкнул так, что присели кони:
– Тихо!!! – и чуть спокойнее добавил: – Сюда глядите!
На обочине, которая не отличалась от дороги, а скорее угадывалась, стояла девушка. Или девочка. С первого взгляда и не разобрать-то…
Самая что ни на есть обыкновенная девчонка. Хорошенькая, как может быть хороша деревенская уроженка. Курносая, на щеках веснушки, глаза большие, синие, как васильки. Вокруг головы закручены косы. В Тельбии так носят незамужние девки. Правда, одежка почти нищенская – домотканая рубаха с белесыми разводами высохшего пота, латаная-перелатаная юбка, босые потрескавшиеся пятки, грязные, едва не черные.
Похоже, выскользнула из высоких зарослей терновника – как там вообще ходить можно? Колючка на колючке!
А как она умудрилась прокрасться мимо охранения?
Кулак насупился – видно, о том же подумал. Подъехал к девчонке едва не вплотную. Молча уставился на нее сталисто-серыми глазами. Она безмятежно улыбнулась в ответ на настороженный взгляд кондотьера. Взмахнула рукой, указывая на лес за спиной:
– Там человек. Помочь надо!
– Ты откуда здесь взялась? – медленно проговорил Кулак.
Девочка нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Снова махнула рукой.
– Помочь! Человек! Человек в беде!
Остальные наемники подтянулись поближе, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. Пустельга и Мигуля взвели арбалеты.
– Кто ты? Откуда? – продолжал расспросы кондотьер.
– Человек! Там человек!
«Разговор двух глухих», – подумал Кир.
Мудрец вытолкнул вороного коня вперед всех, поравнялся с Кулаком.
– Извини, командир… – тихонько бросил он, нависая над девчонкой. Замер, вглядываясь ей в глаза. Потом выпрямился. – Кулак, она, похоже, не в себе.
– Да я вижу, – как-то смущенно ответил седобородый. – Только не пойму, чего ей от нас надо. И как она мимо Тычка с Карасиком проскочила?
– Этим лоботрясам по шее хорошенько бы… – с чувством произнес Мелкий. Его шутливое настроение как рукой сняло.
– Помощь нужна! Беда… Смертоубийство! – стояла на своем незнакомка.
Кулак задумался. Захватил в горсть бороду. Нахмурился.
– Эй, Ингальт! – выкрикнул он наконец.
Проводник приблизился.
– Знаешь ее?
– Нет, – честно ответил уннарец, внимательно оглядев девчонку. – Не могу ж я всех дурочек местных знать…
– Да? Ладно… А до деревни ближайшей далеко идти?
– Не очень. Мили две. Ну, может, две с половиной… Село небольшое. Десятка два дворов.
Кулак снова задумался.
– Чего там… энтого… думать, – развел руками Почечуй. – Земли ландграфа… энтого… Медренского…
– Стало быть, на засаду можем напороться на раз, – подхватила Пустельга.
– Во-во, могем… энтого…
– Что за человек в беде-то? – наклонился к девочке Мудрец.
– Хороший. Глупый, – невпопад ляпнула она.
– Это она про кого? – оскалился Бучило, но никто не поддержал его шутки.
Кондотьер вздохнул:
– Ладно, братцы… Может, я к вечеру раскаиваться буду, но по-иному не могу. Мы хоть и наемники, а все же люди.
Он возвысил голос, отдавая команды:
Читать бесплатно другие книги:
