Мир на пике – Мир в пике Анпилогов Алексей
Значит, на каждый атом урана можно легко получить атом дейтерия. Просто из воды охлаждающей водяной рубашки первого контура, в которой у нас будет «коктейль» из дейтерия, трития и гелия-3. Доставку термоядерного топлива заказывали? Как в рассказке: «Ты вчера просил ковер? – Ну, так я его припер….»
С топливом разобрались? А теперь ответим на прозвучавший в начале рассказа о токамакостроении вопрос. А зачем охлаждают переднюю стенку камеры токамака? Как же ученые собираются забрать тепло от плазменного шнура в реакторе ITER?
А никак. Не будут снимать тепло прямо со шнура – не для этого с таким трудом и с такими мучениями грели плазму. «Не для тебе ця квітка розцвіла», как говорят на Украине.
Энергию будут снимать с нейтронов, которые в изобилии будет давать термоядерная реакция синтеза дейтерия и трития в гелий, которую и хотят запустить в термоядерном реакторе. Вот эта реакция.
Еще раз, что важно. Энергия при реакции синтеза не выделяется просто так. Часть энергии остается в плазме в виде заряженной частицы гелия-4, а часть энергии неизбежно покидает плазму в виде быстрого нейтрона. Нейтрон – частица незаряженная, девушка вольная и улетает со своим «приданым», куда ей импульс велит.
А приданого – почти что 80 % от всего выхода термоядерной реакции. Только 3,5 МэВ энергии от реакции синтеза остается в плазме, а 14,1 МэВ улетает куда подальше в виде высокоэнергетического нейтрона, которому это ваше магнитное поле – что слону дробина.
14,1 МэВ – это много или мало?
Это не просто много – это супермного. Такими высокоэнергетическими частицами можно делать все что угодно. Например, дробить неделимый торий, который слабенькими нейтронами распада делиться не хочет в принципе. Того, что большой слон. Или – получать из урана плутоний. Который – Джокер. Или – делить упрямый 238U, который, как и торий, делится нейтронами от распада 235U очень неохотно. Ну тот, толстый парень в тапках рядом с девушкой «ядерной спичкой».
Ну или опять-таки окружить токамак за первой тонкой и охлаждаемой стенкой вакуумной кмеры с плазмой, которая для нейтронов все равно что бумага, снова-таки водяной рубашкой.
Из протиевой воды, которой у нас – целые океаны по всей Земле. И снова, за счет нейтронов синтеза, нарабатывать из протия дейтерий, тритий и гелий-3.
Короче, если кто смотрел фильм «Обливион» с Томом Крузом, то мегакипятильники, которые «воровали» с Земли дейтерий и которые Круз смело и героически охранял, это бред.
Кипятильник не нужен. Если у тебя есть термоядерный реактор на реакции D+T, то ты наработаешь себе и немножко трития, и «трошечки, тільки для себе» дейтерия на будущее. И плутония. И тория. И урана. Да и вообще – всю таблицу Менделеева.
Такой химерный реактор на реакции деления тяжелых ядер и на реакции синтеза ядер легких и будет тем философским камнем, который позволит получить энергию из всего того, из чего энергию можно в принципе получить.
Философский камень и рог изобилия заказывали?
Да, я тут нашел… в головешках от термоядерного пожара последней сверхновой и Большого Взрыва.
Дейтерия же, которого у нас 1013 тонн только в гидросфере (0,015 % от легкой воды составляет тяжелая вода), нам хватит на то, чтобы снабжать человечество энергией в течение многих миллионов лет. Поэтому вначале мы должны зажечь реакцию дейтерий+тритий (D+T), а потом, при первой же возможности, перейти на так называемое «монотопливо», то есть на реакцию на чистом дейтерии (D+D), которая и должна стать основной термоядерной реакцией будущего.
Хорошо, скажут читатели, изотопы для реакции вроде есть, термоядерные чайники хоть и большие, но в общем-то – физически понятные. Но вот почему у нас нет до сих пор мирного термояда?
Рассказываю. Дело не в физике. Дело в нас самих – в психологической инерции нашего мышления и в наших современных социальных системах.
Все финансирование проекта ITER сейчас – всего около 15 млрд долларов. На фоне мировых расходов на нефть, газ или на уголь – это мизер. Это мизер даже по сравнению с солнечной и ветряной энергетикой, на которые уже тратят по всему миру триллионы долларов.
Если читатели в свое время смогли ознакомиться циклом уроженца Гомельской губернии, а теперь – Смоленской области, писателя-фантаста Исаака Озимова «Основание», то они, конечно, помнят историю о поисках Второго Основания. Для тех же, кто пока не прочитал данное произведение Айзека Азимова, – краткий конспект. Без спойлеров, понятное дело.
Во время крушения Старой Империи ее ученые, предвидя скорый крах цивилизации, основывают на краю Галактики «спасательную шлюпку», которая должна сохранить технологии и знания для людей будущего. Шлюпку называют «Основание» и размещают на захолустной планете на краю Галактики, лишенной каких-либо значимых природных ресурсов. Однако именно такое уединенное и безнадежное положение заставляет жителей Основания сохранять и умножать технологии Империи, которые позволяют им выжить на их бедной планетке. Империя рушится, и Основание понемногу начинает собирать планеты Старой Империи в кучу. И со времен Старой Империи остались обрывки записей, что «где-то на другом конце Галактики находится Второе Основание». Вся третья книга цикла Азимова посвящена именно безуспешным поискам Второго Основания, которое производят все главные герои. На роль «другого конца Галактики» претендуют самые разные планеты, но в итоге все поиски заканчиваются ничем.
И главная причина, по которой никакой член Первого Основания не может обнаружить истинное местоположение Второго, – это иной склад ума. Ведь Первое Основание жило и развивалось под руководством физических ученых, а не психологов. Ну а физики отнюдь не привыкли видеть все с социальной точки зрения и просто искали Второе Основание совсем не там, где оно располагалось по факту.
Похожая проблема есть у нас и с термоядерной энергией.
Я не открою для многих «физиков» великой тайны, если скажу, что проблема термоядерной энергии – это проблема социальная. Ведь и в самом деле, вопрос термоядерной реакции и ее принципиальной осуществимости не лежит в плоскости «доказано / не доказано». И доказано, и показано, и взорвано. Более того – сейчас термоядерный заряд можно сделать очень маленьким и очень компактным, мощностью всего в несколько десятков килотонн.
В нашем представлении термоядерные заряды обычно ассоциируются с громадными мощностями, заданными гигантами вроде «Царь-бомбы» (более 57 мегатонн) или «Кастл Браво» и «Майк» (более 10 мегатонн каждый). Это именно так и было – в начале развития термоядерного оружия. Связан такой гигантизм термоядерных изделий с тем неприятным фактом, что все межконтинентальные баллистические ракеты и другие средства доставки тогда были немного «подслеповаты», и недостаток точности попадания первых ракет конструкторы компенсировали вот такими здоровенными молотками, как знаменитая «Кузькина мать» – она же «Царь-бомба».
В целом же современный термоядерный заряд может быть достаточно скромного размера. Его минимальная мощность определяется скорее не самим термоядерным оружием, а «зажигалкой» – инициирующим ядерным зарядом и «стаканом бензина» – плутониевым запальным стержнем, расположенным в середине «бочки» с термоядерным горючим. В роли термоядерного горючего в современных бомбах выступает смесь дейтерия (уже знакомого нам изотопа 2H) и изотопа лития 6Li, который используется в современных термоядерных боеприпасах как замена весьма неудобного и капризного трития – изотопа 3H. Как мы помним, из лития-6 произвести тритий проще простого – было бы нейтронов побольше.
В чем проблема дейтерия и трития, и что решает нам литий-6?
Во-первых, при нормальной температуре и давлении все изотопы водорода – газы. Ни для бомбы, ни для электростанции это не особо удобно. Химическое же соединение лития с водородом – дейтрид лития 6LiD представляет собой белый кристаллический порошок.
Кроме того, сам по себе дейтрид лития совершенно не радиоактивен.
Во-вторых, при использовании дейтрида лития отпадает потребность в дефицитном и радиоактивном тритии, поскольку этот необходимый для термоядерной реакции изотоп синтезируется прямо в бомбе, из 6Li. Реакция тут простая и, что приятно, тоже идет с выделением энергии:
63Li + 10n 31H + 42He + E
Ну а затем, уже после образования трития из лития, нахватавшегося нейтронов от ядерной «зажигалки» и от плутониевого «стакана с бензином», у нас запускается и основная, уже знакомая нам реакция «дейтерий-тритий» (D+T), которая тоже поддает жару в общий выхлоп по энергии:
21H + 31H 42He + 10n + 17,6 MeV
Надо сказать, что советскую идею с дейтридом лития даже американцы смогли воспроизвести отнюдь не сразу. Первые американские термоядерные бомбы были с жидким дейтерием, который, ожидаемо, американцы были вынуждены охлаждать до температуры, близкой к абсолютному нулю.
Первый американский «Майк», взорванный ими 1 ноября 1952 года, был скорее не бомбой, а «домом, наполненным жидким водородом».
Назвать бомбой 74-тонное американское устройство можно было с большим трудом. «Майк» представлял собой громоздкое устройство размером с двухэтажный дом, да еще и с кучей дополнительных устройств вокруг, которые должны были обеспечивать подачу водорода при температуре чуть выше нуля градусов Кельвина.
Однако в «Майке» уже был реализован замечательный принцип, который потом позволит делать термоядерные бомбы и сколь угодно большими, и достаточно маленькими.
И тут мы должны будем посмотреть на СССР и понять, почему летом 1953 года русские стали завидовать американцам, а американцы начали завидовать русским. Потому что 12 августа 1953 года СССР таки рванул своюпервую термоядерную бомбу – «слойку» из дейтрида лития.
Мощность взрыва «слойки» оставила 400 килотонн. Однако до сих пор не прекратились споры, был ли это настоящий термоядерный взрыв или лишь сверхмощный атомный. В схеме «слойка» инициирующий ядерный заряд – «зажигалка» – расположен в центре, и поэтому он не столько сжимает дейтрид лития, сколько разбрасывает его наружу. Увеличение количества термоядерной взрывчатки не приводит к увеличению мощности – она просто не успевает детонировать. Именно этим и ограничена предельная мощность данной схемы – самая мощная в мире «слойка» Orange Herald, взорванная англичанами 31 мая 1957 года, дала только 720 килотонн мощности. И, согласно современным оценкам, на реакцию синтеза в бомбе РДС-6с пришлось не более 20 % от суммарной мощности заряда. Основной же вклад во взрыв внесла реакция распада облученного быстрыми нейтронами оболочки бомбы из изотопа урана 238U, благодаря которому РДС-6с и открыла эру так называемых «грязных» бомб.
В общем, как и всегда в новом деле, испытание первой советской термоядерной бомбы принесло и радость прорыва, и кучу непредусмотренных физических эффектов, которые тут же превратились в социальные.
Дело в том, что основное радиоактивное загрязнение при взрыве термоядерной бомбы дают как раз продукты распада урана 238U из оболочки бомбы, в частности стронций-90 и цезий-137. По существу, советская «слойка» была гигантской атомной бомбой, лишь незначительно усиленной термоядерной реакцией. Не случайно всего один взрыв «слойки» дал 82 % стронция-90 и 75 % цезия-137, которые попали в атмосферу за всю историю существования Семипалатинского полигона.
Однако это все-таки было изделие, которое можно было назвать бомбой. Как мы помним, американцы не смогли сделать свое устройство компактным: они использовали жидкий переохлажденный дейтерий вместо порошкообразного дейтрида лития у СССР. В Лос-Аламосе на советскую «слойку» реагировали с долей зависти: «вместо огромной коровы с ведром сырого молока русские используют пакет молока сухого».
Но похожий секрет был и у американцев. Если СССР придумал «сухое молоко» вместо «коровы с ведром» у американцев, то американцы еще на «Майке» умудрились обеспечить очень элегантную схему запуска термоядерной реакции.
Для создания компактного и управляемого термоядерного заряда идеально было бы заставить взрываться атомный запал «внутрь», сжимая термоядерную взрывчатку. Но как это сделать? Эдвард Теллер выдвинул еще на взрыве «Майка» гениальную идею: сжимать термоядерное горючее не механической энергией или нейтронным потоком, а рентгеновским излучением первичного атомного запала и испарением оболочки бомбы.
В новой конструкции Теллера инициирующий атомный узел был разнесен с термоядерным блоком, как это сделано и на всех современных бомбах. Рентгеновское излучение взрыва, движущееся со скоростью, близкой к скорости света, при срабатывании атомного заряда опережало ударную волну взрыва и распространялось вдоль стенок цилиндрического корпуса, испаряя и превращая в плазму полиэтиленовую внутреннюю облицовку корпуса бомбы.
Плазма, полученная при испарении полиэтилена, в свою очередь, переизлучала более мягкое рентгеновское излучение, которое поглощалось внешними слоями внутреннего цилиндра из урана-238 – «пушера». Слои начинали взрывообразно испаряться – это явление называют абляция. Раскаленную урановую плазму оболочки можно было сравнить со струями сверхмощного ракетного двигателя, тяга которого направлена внутрь цилиндра с дейтерием. Урановый цилиндр схлопывался, давление и температура дейтерия достигали критического уровня. Это же давление обжимало центральную плутониевую трубку до критической массы, и она тоже детонировала. Взрыв плутониевого запала давил на дейтерий изнутри, дополнительно сжимая и нагревая термоядерную взрывчатку, которая в итоге детонировала от комбинированного давления испарения оболочки бомбы снаружи и от взрыва «стакана с плутониевым бензином» изнутри.
Интенсивный поток нейтронов, кроме того, в схеме Теллера расщеплял ядра урана-238 в оболочке бомбы, вызывая вторичную реакцию распада. Все это успевало произойти до того момента, когда взрывная волна от первичного ядерного взрыва («зажигалки») достигала термоядерного блока. Расчет всех этих событий, происходящих за миллиардные доли секунды, и потребовал напряжения ума сильнейших математиков планеты. В частности, сейчас эта схема носит имена Теллера и Улама, поскольку именно Станислав Улам, польский математик, эмигрировавший в США, помог Теллеру обсчитать все эти наносекундные задержки в распространении рентгеновского излучения, нейтронов и ударной волны ядерного взрыва.
Ну и опять-таки к вопросу о социальном. Станислав Улам был уроженцем польского города Лемберг, сейчас более известном нам под именем Львов. И если бы он не уехал в США 17 августа 1939 года, то, возможно, история сложилась бы немного иначе. Улам был евреем.
Сам Эдвард Теллер, как и все ведущие участники Манхэттенского проекта, кроме Оппенгеймера и генерала Гровса, тоже не был американцем. Эдвард Теллер родился в Венгрии, а уехал в США еще в 1926 году. Поскольку Теллер тоже был евреем, в его случае уезд был абсолютно логичен – антиеврейские законы Хорти неслабо поощряли отъезд евреев из Венгрии еще в 1920-е годы.
Но вернемся в 1953 год. Несмотря на режим повышенной секретности, утаить секреты друг от друга обеим сторонам так и не удалось. Американцы догадались о советском дейтриде лития и первыми взорвали бомбу похожей конструкции, но уже у себя. 1 марта 1954 года у атолла Бикини американцы испытали 15-мегатонную бомбу «Кастл Браво» на дейтриде лития.
Ну а советские ученые, в ответном слове, воспроизвели американскую схему обжатия термоядерного заряда излучением первичного ядерного взрыва, испытав 22 ноября 1955 года на Семипалатинском полигоне первую советскую двухступенчатую термоядерную бомбу РДС-37, мощностью в 1,7 мегатонн, основанную на таких же идеях и принципах, как и схема Теллера-Улама.
Однако тут мы снова должны нырнуть в социальное.
Как оказалось, что такая, как выразился по поводу схемы Теллера-Улама сам Оппенгеймер, «технически сладкая идея» могла прийти в голову двум независимым друг от друга группам ученых, которые напряженно трудились по разные стороны «железного занавеса»?
И как идея с дейтридом лития в качестве термоядерного горючего, которая и открыла, собственно говоря, дорогу к современным термоядерным бомбам, была столь же быстро подхвачена американцами и воплощена ими менее чем через год, во взрыве «Кастл Браво»?
Напомню, что секреты СССР охранялись очень рьяно, а к моменту озарения Теллера и Улама касательно обжатия второй ступени излучением взрыва шпионская сеть СССР в США, возглавляемая супругами Розенберг и британцем Фуксом, уже была разгромлена! Американские секреты (а тем более столь специфической природы) было в 1952 году уже просто нереально передать, да и, как потом вспоминали сами Теллер и Улам, после взрыва «Майка» они испытали не ужас, а неописуемый восторг, ведь до самого последнего момента вопрос возможности начала термоядерной реакции был неясен и открыт.
Однако авторы книги «The Nuclear Express», бывший разработчик ядерного оружия Томас Рид и физик из Лос-Аламоса Дэнни Стилман, считают, что для запуска «лавины идей» было достаточно всего лишь двух, но очень красивых слов – радиационная имплозия, которые рассказали о физическом принципе двухступенчатой бомбы. И, конечно же, самого факта проведенного американцами испытания «Майк». Осознав смысл слов, просочившихся в открытую прессу, и увидев результат испытания оружия, талантливые советские физики и инженеры уже смогли сами проделать свой, оригинальный путь к Т-бомбе.
Как и американцы, увидев еще очень несовершенную «слойку», смогли понять, что СССР жидкий дейтерий не взрывал, а взорвал что-то совершенно иное.
Кстати, сейчас в мире по-прежнему есть две схемы построения термоядерного оружия – американская схема Теллера-Улама и советская схема Трутнева-Бабаева.
Все, что сейчас известно из открытой прессы об этих схемах, – это то, что они отличаются на уровне физической и технической реализации. Однако обе они основываются на радиационной имплозии все того же «стакана с бензином» – внутреннего ядерного заряда, который вместе с оболочкой обжимает термоядерный боеприпас, состоящий из дейтрида лития и еще массы дополнительных примочек.
Ну а если кто-то упрекнет меня в том, что я незаслуженно забыл Андрея Сахарова, то скажу лишь, что именно он был автором той первой, жутко грязной «слойки», которую СССР взорвал в 1953 году. И которая потом так и не стала серийным изделием, уступив место изделиям, сделанным по двухступенчатой схеме.
Ведь мы говорим, в общем-то, не о бомбах. Не о Первом Основании.
Мы говорим о том, что для новых идей часто важна не техническая упаковка, а лишь психологический момент. Второе Основание всегда подчинит себе Первое Основание, как бы мощно и внушительно ни выглядело Первое.
Если мы знаем, что где-то кто-то уже сделал невозможное, то наша психология будет работать на нас. Мы можем, мы сделаем! Чем мы хуже?
Ведь всегда важен «Уровень шума». Есть такой замечательный рассказ Раймонда Джоунса об инерции человеческого мышления, который я рекомендую самостоятельно прочитать читателям. Считайте это иллюстрацией к моему пространному рассказу об СССР, США и Т-бомбе.
Термоядерный синтез возможен. Доказано в 1952 году.
И управляемый термоядерный синтез – это и есть та невозможная антигравитация из «Уровня шума», которая и двинет нас вперед, к звездам.
Но сначала нам надо поверить в то, что он возможен.
А токамаки не подведут, если не подведут люди.
Ключевые слова: бифуркация, мем.
Ключевые смыслы: вперед и ввысь; кризис – не эпилог, а пролог в главе «завтра».
Вместо приложения к главе: «Сколько бы вы не изучали будущее, оно все равно преподнесет сюрпризы: главное – не дать ему застать вас врасплох!» – так утверждал Кеннет Боулдинг.
Приложения к главам
Приложение к главе № 1. «Негэнтропия и человеческое общество»
Любая живая структура постоянно находится в устойчивом неравновесии и эволюционирует, не имея никакого четкого представления о своем будущем[108]. Это утверждение верно и для человеческого общества.
Человек рассматривает мир управления сквозь различные модели. Наиболее часто встречаемые модели на сегодняшний день – это механистические и социокультурные. В механистических системах элементы связаны энергетически (деньги, топливо, тепло и пр.). В социокультурных системах связь осуществляется посредством передачи информационных единиц. Это значит, что участники системы образуют информационное пространство, в котором управление и контроль достигаются путем вторичного соглашения (основанного на общем понимании), которому предшествует психо-социальный договор «по понятиям».
Так, исходя из логики Второго закона термодинамики, мера беспорядка S (энтропия) стремится постоянно перевести систему к состоянию, так называемой, хаотичной простоты. Но живые социальные системы негэнтропичны, то есть для них характерно состояние – S, которое определяется как упорядоченная сложность. Формула
I= S, где I информация
представляет упрощенную модель негэнропийного социального процесса. И из нее вытекает, что негэнтропичная система должна владеть информацией, поэтому система обязана обладать средствами познания и знанием внутреннего образа ее желаемого будущего состояния.
Таким образом, взаимозависимости элементов социокультурных систем позволяют ей самоорганизовываться на основе общих (договорных) культурных кодов и общих знаний.
Негэнтропия на базе анализа прошлого опыта и, принимая во внимание существующий социокультурный код и общие договоренности о допустимой форме порядка, позволяет предотвращать постоянно возникающий беспорядок (энтропию). Все эти негэнтропичные усилия позволяют в человеческом обществе создать некую цивилизационную целеустремленность, направленную на приемлемую большинством форму развития.
Приложение к главе № 4. S-образная кривая и ее подружки
Суть модели: S-образная кривая с высокой вероятностью описывает развитие различных систем (а точнее показывает зависимость некоторых показателей системы от вкладываемых в нее затрат на определенном отрезке времени).
Графическим отображением функции N(t) является классическая S-образная кривая социальных процессов:
Модель «S-образная кривая»[109] имела широкое распространение уже в XIX веке. Ею пользовались для своих прогнозов П. Ферхюльст (модель роста популяции), Б. Гомперц (модель старения), А. Кетле (статистические модели), в XX веке в 1920-е гг. она была заново переосмыслена американскими учеными Р. Перлем и Л. Ридом. Затем снова в 1962 году с помпой переоткрыта для инновационных процессов Эвереттом М. Роджерсом (теория новшеств).
«S-образная кривая» – модель, которая часто используется в различных областях знаний для прогнозирования развития системы в силу ее наглядности и удобства.
В качестве примеров S-образного развития явлений можно посмотреть динамику изменений инфраструктуры США:
Колоколообразная кривая: Абрахам де Муавр в 1730 году рассчитал некую форму так называемого нормального распределения, известного в науке как колоколообразная кривая, которая представляет графическую интерпретацию распределения результатов.
Коррелятивные связи моделей:
• S-образная кривая получается за счет суммирования значений, которые дают колоколообразную кривую;
• в точке пересечения S-образной кривой и колоколообразной кривой социальный объект модельного изучения лежит, как правило, в области «доминирующей парадигмы»;
• новаторы и ранние последователи (первые сторонники) – это движущая сила социальных изменений в различных областях, будь-то маркетинг либо революция;
• скорость подъема S зависит от совместимости обычного поведения системы и нового поведения.
Различные модели, громоздясь друг на друга, стали мощным инструментом интерпретации информации и данных. Количественные методы анализа стали в XX веке основными инструментами изучения экономических и социальных объектов, в связи с чем вспоминается фраза Марка Твена: «Теории ничего не доказывают, зато позволяют выиграть время и отдохнуть, если в конец запутался, стараясь найти то, что найти невозможно».
Приложение к главе № 8. Эффект парадигмы
Парадигма – это набор правил и норм, который выполняет две основные функции: устанавливает границы «допустимого восприятия» и предписывает, как «правильно» действовать в пределах заданных границ. По своей сути парадигмы выполняют роль «психологических фильтров» восприятия. Парадигмы позволяют объяснить мир в упрощенном виде и предсказать его «поведение». Некто, находящийся внутри парадигмы, с трудом может вообразить себе какую-то другую парадигму[110]. Парадигмы обеспечивают в восприятии замену «реальности» на «суждения о реальности», на некие абстрактные мнения о том, что есть что[111]. Человек перестает смотреть, видеть, замечать, так как он все время активно «вспоминает». Такого рода «воспоминания» и размышления отличаются своими избирательным характером и повышенной субъективностью. Древнегреческий философ Парменид[112] с необыкновенной тонкостью обобщил природу данного явления в следующем высказывании: «У болшинства смертных нет ничего в их заблуждающемся уме, кроме того, что попало туда через их заблуждающиеся органы чувств»[113]. А в XIX в. Герман Гельмгольц предположил, что в зрительной системе формируются «бессознательные умозаключения», которые выходят далеко за рамки простого потока сигналов от глаза. Идея была встречена такими возражениями, что автору пришлось отказаться от нее, однако в современной науке она стала базовым понятием.
Сдвиг парадигмы (то есть выход за пределы автоматического восприятия и «бессознательного умозаключения» на основе существующих в памяти устойчивых аналогов) происходит в случае появления большого количества нерешенных проблем.
Бунге дал целесообразное описание составляющих компонентов парадигмы, совпадающих, впрочем, с инструментарием, используемым не только при научном осмыслении задачи. Так, по мнению этого ученого, парадигма может быть описана нижеследующей формулой (заметим, весьма продуктивной и для управления в целом):
П=<B, H, P, A, M>,
где П (парадигма), складывающаяся из: B (body) – тела, основы фонового знания, включающего в себя философские принципы, научные концепции, исходные данные; из H (hypothes) – множества гипотез; из P (problematics) – проблематики; из A (aim) – познавательной цели; и, наконец, из M (methodics) – совокупности релевантных процедур. Иными словами, парадигма является одновременно совокупностью теоретических предложений и их методологических следствий.
Доминирующие парадигмы (то есть опирающиеся на общедоступные фоновые знания), как правило, не формулируются в явном виде. Они просто априорно существуют как нечто неоспоримое и непреложное, переданное через культуру и непосредственный опыт.
Как показывает история развития человеческого общества, в какие-то определенные моменты наработанные модели парадигмы мышления перестают работать. Люди же пытаются упорно идти вперед, используя при этом выверенные временем дедовские рецепты, а в результате им приходится проживать состояние сродни «сказочному» варианту, согласно которому «не идет у Данилы-мастера каменный цветок». Разрозненную информацию о преодолении ментальных барьеров и выходу за рамки привычных убеждений можно найти и в мифах, и в философских трудах[114], и в религиозных посланиях[115], и в светских книгах[116], и в учебниках по бизнесу[117]…
Приложение к главе № 10. Модель и возможности ее интерпретации
Модель – это схематичное представление процесса, объекта, разумной деятельности, которое используется в качестве «заместителя» реальности.
В случае, если модель точно копирует или даже предсказывает поведение реального явления, она все равно не доказуема. Нельзя быть уверенным полностью, рождается ли соответствие из какого-то истинного совпадения между моделью и реальностью, или является случайным, более того, всегда возможно, что другие модели, основанные на других предположениях, могут дать те же результаты. Модель скорей похожа на роман: она может резонировать с природой, с человеком, но это нереальная вещь. Как роман (кинофильм) модель может быть убедительной – она может казаться истинной, если она соответствует определенному опыту природного мира.
Проблема использования моделей: измерения никогда не бывают совершенными, таким образом, любая модель оперирует достаточно относительными данными. Значит приблизительные модельные данные позволяют рассчитать примерное поведение, и дают возможность лишь надеяться на негэнтропичный эффект в целом. На основе относительно точных исходных данных можно получить относительно точный результат. Всегда существуют доли беспорядочного (энтропийного) воздействия, которые модифицируют четкую картину ожидаемых результатов, превращая ее порой в «ничто». В социокультурных континуумах ситуация еще более сложная с построением валидных моделей, так как можно относительно точно узнать, что чувствует личность, но невозможно измерить коллективную реакцию множества личностей друг на друга, тем более что их количество меняется со временем.
Как писал Якоб Бернулли, природа установила шаблоны, имеющие причиной повторяемость событий, но только в большинстве случаев. Некоторые же случаи (и мы не знаем какие именно) не подпадают под шаблоны и не поддаются строгому моделированию.
Приложение к главе № 17. Снова о парадигмах и сценариях их смены
Очень упрощенно можно выделить три основных сценария смены парадигмы с последствиями различной тяжести.
Вариант № 1.
Сохранить парадигму, сменить потребителя.
Учитывая, что в нашем случае потребителем энергоресурсов является человечество, то сохранение поведенческих социокультурных правил сегодняшнего дня смотрится весьма бесперспективно.
Вариант № 2.
Сменить парадигму, сохранить потребителя.
Чисто по-человечески, это самый оптимистичный сценарий развития сюжета, но парадигму поменять придется.
Вариант № 3.
Сменить парадигму, сменить потребителя.
Это, в общем-то, замах на апокалипсис. Хотя уже совершенно безразлично, чем все это закончится в связи с отсутствием наблюдателя и объекта наблюдения.
Если же говорить о механизмах изменения парадигм, то необходимо понимать, что любые преобразования событийного плана лежат в области двойного изменения: не достаточно преобразовать реальную ситуацию, необходимо начать воспринимать ее иначе. Человек существует как бы в двух мирах одновременно. Один – это мир реальности, где события разворачиваются в пространстве и времени. Второй – это мир восприятия, в котором сдвиги парадигмы происходят в виртуальности, на уровне мышления и психологических реакций.
Если же вернуться к трактовке, предложенной Бунге, то сдвиг парадигмы происходит в случае радикальных изменений в гипотезах (H) и проблематике (P). Таким образом, если индивидуум, имеющий не только широкий кругозор, но и развитую когнитивную способность сталкиваться одновременно со множеством познавательных проблем (P), сумеет сформулировать незаурядный исходный вопрос (H), то это может привести к появлению новой неожиданной идеи, порожденной сдвигом парадигмы. Об этом красиво написал Марсель Пруст: «Подлинные открытия – это не поиск новых земель, а обретение нового видения».
В связи с чем стоит вспомнить и замечание Макиавелли о том, что нет ничего труднее, чем изменить существующий порядок вещей, и добавить с улыбкой: «Ведь он же и обусловлен нашим восприятием этих самых вещей». Человек сам (точнее его мозг) делает мир невыносимым или восхитительным, удручающим или свободным с помощью дорогих мозгу парадигм и моделей, на базе любимого «здравого смысла» и безапелляционного знания сути вещей.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
Алексей Анпилогов, общественный деятель, президент Фонда поддержки научных исследований и гражданских инициатив «Основание»
Из свидетельских показаний:
Анатолий Александрович Вассерман, инженер, политический консультант:
В институте я получил специальность «инженер-теплофизик», поэтому и в институте, и после интересуюсь энергетикой.
При чтении этой книги (ещё в первоначальном – цикла заметок в «Живом журнале») не увидел ничего, что противоречило вы накопленным мною сведениям, зато многое, что существенно расширило мои представления.
То же самое относится ко всем моим интересам, так иначе отражённым в этой книге: я не нашёл ничего похожего на ошибку и узнал очень много нового, умного.
Чего и всем читателям желаю.
Валентин Юрьевич Катасонов, профессор, доктор экономических наук, председатель русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова:
Данная работа лишний раз подтверждает то, что содержится в книгах священного писания, в том числе в откровении апостола Иоанна (Апокалипсисе). Книга может быть рекомендована в качестве «естественнонаучного» пособия для вразумления тех, кто верит в либеральную ересь бесконечности человеческой истории.
Книга подготовлена и опубликована при содействии Фонда поддержки научных исследований и гражданских инициатив «Основание»
Читать бесплатно другие книги:
