Тютюнин против инопланетян Орлов Алекс

24

Наступил понедельник. Леха, уговорив соседа – сталевара Куделина, уехал вместе с ним на его «жигулях» в Го-релково за брошенным в сирени «запорожцем».

Тютюнин же, как человек служащий, отправился на работу – в родной «Втормехпошив», где трудился четвёртый год, не прерывая рабочего стажа.

Накануне вечером он имел нелёгкий разговор с Любой, которая, учуяв запах перегара, врезала Серёге по спине скалкой и даже не зачла ему в актив, что он был почти что работником МЧС. А также лично избавил всех от этой дурацкой дачи, где все равно ничего бы не выросло, кроме какого-нибудь дерева-мутанта.

Теперь там только кратер и тишина. А трава ничего – она через год снова вырастет.

Правда, у Любы уже сформировались новые, необыкновенно смелые виды на этот котлован, и Серёга был абсолютно уверен, что тут не обошлось без интриг Олимпиады Петровны.

– А что, Серёж, сколько воды нужно, чтобы эту яму нашу, – она так и сказала нашу, – заполнить водой?

– Тебе в поллитрах посчитать или в ведёрках? – зло спросил Тютюнин.

– Я, между прочим, серьёзно говорю. Ты знаешь, почём в магазинах рыба живая?

«Вон она куда клонит!» – догадался Тютюнин.

Запершись в туалете, он представил себе заполненную водой яму – ну прямо настоящее озеро – и плот, на котором он сам стоит и забрасывает в воду удочку.

Рядом торчит тёща и, как это у неё принято, даёт ему всякие ценные указания. А озеро глубо-о-окое. И вокруг – никого…

Дофантазировать дальше Серёге помешала постучавшая в дверь Люба. Она прервала его на самом интересном месте:

– Ты идёшь на работу или как?

– Или как… – огрызнулся Серёга. Спина после вчерашней скалки ещё побаливала, и он имел полное право обижаться.

«Ну и пускай, – размышлял он, когда уже ехал на трамвайчике в свой родной „Втормехпошив“. – И пускай бьёт. Зато я кофе с пирожным пил в Государственной думе. А Любку с её мамашей туда ни за что не допустят. Ни за что».

В трамвае Серёге наступила на ногу тётка с полной авоськой крапивы. Гражданин, которого она нечаянно ожгла через брюки, громко вскрикнул и призвал тётку «смотреть куда прёшь».

На шум явилась кондукторша и потребовала оплатить перевоз авоськи.

– Да она лёгкая! Это же трава!

– Они, может, и лёгкая, эта трава, но неудобство пассажирам доставляет, – заметила кондукторша. – Лучше оплатите провоз, а то ведь милиция насчёт травы нынче строгая.

Пыхтя от злости, перевозчица крапивы оплатила багаж и уставилась в окно. Серёге такое прилюдное восстановление справедливости пошло на пользу – настроение его улучшилось.

Соскочив на своей остановке, он резво добежал до дверей «Втормехпошива» и таМ) Среди ставших знакомыми постоянных клиентов, увидел совершенно новое испитое лицо.

– Я первый, начальник! – подняло руку «испитое лино», демонстрируя отсутствие всех передних зубов.

– Хорошо, – – машинально кивнул Леха и вошёл в здание через служебный ход.

– Привет, Серёга, – сказал дизайнер Турбинов, человек талантливый, но до конца не оценённый. – Семь рублей тридцать две копейки не подбросишь?

– Ещё же только утро, Турбинов!

– Если бы ты знал, Серёга, как долго я ждал этого самого утра.

На лице Турбинова отразилось такое страдание, что Серёга дал ему десять рублей. Разумеется, с возвратом. Все, что было меньше пятидесяти рублей, дизайнер отдавал исправно. Большие же суммы иногда забывались им, но не потому, что Турбинов был нечестным, – нет, просто тяжёлым похмельным утром его ослабленный мозг отказывался выполнять слишком сложные вычисления.

– Десять рублей – я помню, – словно напоминая самому себе, произнёс дизайнер и, пропустив Тютюнина по коридору, резво выбежал на улицу.

«Что-то и мне уже выпить хочется», – отметил про себя Тютюнин. Он был не прочь гульнуть, и гульнуть основательно, не страшась Любиной скалки, однако наводку нужны были деньги, а укрывать деньги от жены Сергей не имел привычки.

Впрочем, это распространялось только на зарплату. В прежние времена, когда Тютюнин и Окуркин имели доход от сбора пивных банок под стадионом, ему хватало на хорошую водку, но теперь на стадионе втихую выстроили жилой комплекс, и дополнительных доходов не стало.

Ещё, правда, оставался огромный запас спиртовых настоек, но пить их было опасно. Именно из-за них все прошлое лето Сергей с Лехой провели в каких-то параллельных мирах, то и дело сталкиваясь с драконами, боевыми свиньями, а также с технологическими гномами, которые почему-то называли себя тыкликами.

Не успел Сергей открыть дверь в приёмку, как в коридор из бухгалтерии выпрыгнул Фригидин, который во «Втор-мехпошиве» занимался сведением дебета с кредитом.

Весь прошлый год Фригидин воровал из тютюнинской тумбочки сахар, однако после двух сеансов терапии, во время которых несчастному бухгалтеру пришлось съесть три килограмма сахара, набеги на Серегину тумбочку прекратились.

Внешне Фригидин старался казаться дружелюбным, однако Серёга чувствовал, что бухгалтер только ищет случая, чтобы провести против него настоящую диверсию.

– Вы слышали, Сергей, на нашего директора наехали… – сияя свой подлой мордочкой, сообщил Фригидин. – И не кто-нибудь, а налоговая инспекция… Я слышал слова угроз и антисемитские выкрики…

– Какие выкрики? – не понял Тютюнин.

– Ну, против этих… пархомчиков. – Фригидин пошевелил своими жёлтыми пальцами, словно это должно было объяснить недостающие детали… – Вы должны быть в курсе, Сергей, вы же простой человек. От сохи, так сказать…

– Что ты этим хочешь сказать, ты, скрепка ржавая?

Сергей шагнул к Фригидину, тот спешно отступил к своей двери:

– Ничего личного, Сергей. Ничего личного. Просто я, если вам интересно, произошёл из интеллигентной семьи .потомственных управдомов.

Дальше по коридору громко хлопнула дверь, и навстречу Тютюнину и Фригидину торопливо зашагал молодой человек в какой-то странной форме – то ли итальянского карабинера, то ли офицера вермахта образца 1942 года. Сергей видел такую в кино.

Пробежав до выходной двери, офицер вермахта неожиданно повернулся и, ткнув пальцами в Тютюнина и Фри-гидина, крикнул:

– Ну, жиды, дойдёт и до вас очередь! Не хотите платить, значит, придётся расплачиваться!

– Вот! Что я вам говорил! – злорадно произнёс Фри-гидин, – Сбежит наш Борис Львович в Израиль. Попомните мои слова.

– Ты что, придурок, мы же без работы останемся!

– Ну зачем же так сразу. Борис Львович поставит управлять «Втормехпошивом» опытного менеджера.

С этими словами Фригидин приосанился и расправил складки на чернильного цвета нарукавниках.

Бесцеремонно отпихнув бухгалтера, Сергей отправился проведать директора.

В приёмной было пусто. Секретарша Елена Васильевна, разведённая дама после сорока с ребёнком четырнадцати лет, приходила на работу ближе к обеду.

Тютюнин постучал и, не дождавшись ответа, вошёл в кабинет.

Штерн сидел, уставившись в окно.

– Борис Львович, вы как?

– А, Серёжа! – словно очнулся директор. – Вы, наверно, слышали выкрики этого молокососа?

– Что ему нужно было?

– Денег, Серёжа. Что им ещё нужно? Денег, конечно.

– И сколько?

– Пять тысяч долларов… Для начала. – Штерн грустно улыбнулся. – Вы представляете, Серёжа, он кричал мне «жид», думая, что этим поможет делу.

– Вы обиделись?

– Я обиделся? Я обиделся бы на себя, если б отдал ему деньги. Этому молокососу… И знаете что, Сергей, давайте я подниму вам жалование на двести рублей. Или что там двести – добавим все триста!

– Ой! Спасибо, Борис Львович! – приятно обрадовался Тютюнин. – Тогда я пошёл работать, Борис Львович.

– Идите, Сергей, работайте.

Тютюнин выскочил в приёмную и, толкнув дверь в коридор, сшиб любопытного Фригидина, который стоял, прижавшись ухом к двери.

Несчастный бухгалтер упал возле противоположной стены и дико заорал, когда увидел, что Тютюнин двигается на него. Он был уверен, что его будут добивать.

– Чего орёшь, глупый! Мне директор зарплату повысил, представляешь?

Сергей рывком поднял Фригидина с пола и, поставив на ноги, побежал к себе в приёмку – отрабатывать оказанное доверие.

– Вот так. Одним все, а другим ничего, – горько произнёс Фригидин, глядя вслед счастливому Серёге.

25

Открыв своим ключом дверь приёмочного помещения, Сергей с удивлением обнаружил там младшего приёмщика Кузьмича.

Тот сидел на прилавке в позе лотоса, а на полу валялись два пустых баллона из-под дихлофоса.

Глаза Кузьмича были закрыты. На лице отражалось полное спокойствие и безмятежность.

– Кузьмич, ты что, не уходил домой? Младший приёмщик приоткрыл один глаз:

– Дом там, где хорошо. Мне хорошо – здесь.

– А дихлофос? Куда подевались два полных баллона? Я же тебе их только вчера выдал!

Кузьмич вздохнул, открыл оба глаза и, выйдя из позы лотоса, свесил ноги с прилавка.

– Что ты об этих мелочах печёшься, Серёга? Знаешь ли ты, что, если бы моль по-настоящему понимала дихло-фос, она бы от него не дохла, а наоборот?

– Что наоборот?

– Она бы чувствовала себя здесь хорошо. То есть как дома.

– Если моль будет здесь чувствовать себя как дома, мы останемся без сданной продукции. Куда дихлофос подевался? Опять все на энтропию свалишь?

Тютюнин спихнул Кузьмича с прилавка и пошёл открывать павильон.

Многочисленные клиенты уже скреблись у порога, желая поскорее сдать добытые на свалках меха.

– Здравствуй, Серёжа! Как выходные? – засыпали Тю-тюнина вопросами знакомые старушки.

– И вам – здравствуйте. Занимайте места в очереди – сейчас начнём работать.

– Э-э, бабки, я первый! – прохрипел субъект с испитым лицом.

– Да уж помним-помним! – отозвались старушки, отодвигаясь от неряшливого бомжа.

Протолкнувшись к самому прилавку, «испитое лицо» обрушило на него какую-то то ли сумку, то ли мешок, в котором, судя по звуку, перекатывались бильярдные шары.

– Вот, хозяин, принимай товар.

– Мы сумки не берём, – покачал головой Тютюнин. Ему часто случалось отказывать собирателям картона, природного гипса, веточек чернозадника и огуречной копры, которые почему-то были уверены, что Тютюнин отвалит за эти богатства кучу денег.

– Мы сумки не берём! – повторил Сергей, поскольку «испитое лицо», казалось, совершенно не понимает, что ему говорят.

– Это не сумка, хозяин. Это котик. Морской котик.

– Мы животных не принимаем.

– О чем ты, хозяин? – На «испитом лице» появилось выражение крайнего удивления. – Это не сумка, а мех морского котика.

– Мех котика? А чего в этом мехе гремит? Камней насыпал для весу?

– Камней? – переспросил бомж и, сунув руку в проеденную крысами дыру, вытащил огромный мосол, явно превышавший размерами целого морского котика. – Это не камни, хозяин, это кости котика…

– То, что ты мне принёс, это никакой не морской котик. Это шкура коровы.

– Да клянусь, хозяин, – затрясло синими губами «испитое лицо», ударяя себя кулаком в грудь. – Я этого котика сам загарпунил на этом… на Байкале.

– Это не котик, – произнёс молчавший дотоле Кузьмич. Он стоял позади Серёги, на лице его была написана все та же безмятежность. – Это не котик, это корова по кличке Клара, которая умерла от ящура в тысяча девятьсот тридцать восьмом году и вчера была извлечена из могильника.

– Ну что, слышал? – усмехнулся Серёга. Он обернулся к Кузьмичу, – А откуда ты это знаешь?

– Мне открылся информационный канал.., – невозмутимо ответил Кузьмич.

– Понятно… А ты, друг, забирай свою морскую корову и закопай её обратно.

– Ну дай хоть трёшку, хозяин! – зашамкало «испитое лицо».

– Пошёл, пошёл отсюда, бомжара! – возмутились старушки.

– А я, между прочим, не бомжара.

– А кто же ты?

– Я, между прочим, диггер.

26

Пока Тютюнин бился на личном трудовом фронте, за ним уже с самого утра велась слежка.

Двое дядек в дорогих костюмах вели скромного приёмщика от дома до трамвайной остановки, а далее продолжили преследование на двух чёрных «БМВ» с затемнёнными стёклами.

Тютюнин находился в середине вагона, и кто там едет за трамваем, ему видно не было, зато другие пассажиры живо обсуждали этот странный кортеж и огромные, похожие на навозных жуков машины.

Сопроводив Сергея до места его службы, дядьки в костюмах заехали во двор и, оставив машины, подошли к дверям «Втормехпошива», чтобы выяснить, что это за заведение.

Постояв минут двадцать, они дождались, пока выйдет первый посетитель – им оказался бомж-диггер со шкурой коровы.

– Гражданин, можно вас на минуточку? – спросил один дядька.

– Я, что ли? – не понял бомж.

– Да-да, вы.

– А вы меня это… не заарестуете?

– Нет, мы только хотели у вас спросить – что это там написано?

– Где? – Бомж завертел головой.

– Подойдите, пожалуйста, ближе. – Дядьки начали терять терпение. – Вы вообще-то выпить хотите?

– Я не вообще-то… – Бомж дёрнул кадыком. – Я всегда хочу выпить.

– Ну вот и хорошо, ответите на вопрос, получите на водку или что вы там пьёте…

– Все пью, – поспешил заверить владелец коровьей шкуры и, соблазнённый скорой опохмелкой, подошёл ближе.

– На двери написано «Втормехпошив», что это означает? – спросил один дядька, держа перед носом бомжа сто рублей.

– Что означает? – Владелец шкуры шмыгнул носом. – Означает, что морских котиков не принимают. Мех не тот. Лысый мех.

Дядьки переглянулись. Второй, тот, что помордастее, сказал:

– Вы должны доверять нам, любезнейший. Вы должны доверять нам, ведь мы слуги народа. Ваши слуги, ведь вы, судя по одежде, – бомж?

– Нет, судя по одежде, я диггер. От меня и пахнет, как от диггера.

– Ну хорошо, мы дадим тебе целых двести рублей за информацию! – стал выходить из себя мордастый. – Что означает это слово – «Втормехпошив»?! Отвечать, свинья!

– Прощения прошу, гражданин начальник, но я не знаю… Падлой буду!

Дядьки снова переглянулись. Мордастый пожал плечами и махнул рукой, а первый сунул сто рублей в распахнутый рот бомжа-диггера и коротко бросил:

– Вали отсюда.

Бомж моментально исчез.

Дядьки вздохнули и, опершись о сытые бока чёрных «БМВ», стали ждать.

Вскоре из дверей приёмки вышла пенсионерка. Она радостно пересчитала десятирублевки и бережно уложила их в потёртый ридикюль.

– Порезче с ней. По-простому, – порекомендовал мордастый.

– Эй, бабулька! Хочешь заработать на водку?

– Что? – спросила пенсионерка, скользя взглядом по лицам дядек, затем по их костюмам и лакированным авто.

– Бабок на водяру срубить не желаешь? Бабки для бабки! По-моему, звучит неплохо, а? – Первый дядька повернулся к более мордастому, тот одобрительно хмыкнул.

– А за что платите? – осторожно спросила старушка, ощупывая в нагрудном кармане пиджачка старый партбилет.

– За информацию, бабуля. За информацию.

– Сколько денег?

– Пятьсот рублей.

– Годится, – согласилась пенсионерка и оглянулась на дверь приёмки. – Спрашивайте…

– Что такое «Втормехпошив»?

– Там старьё принимают.

– Чего принимают?

– Старый мех. Кролик, бобрик, пыжик, шиншилла…

– Постой, не гони.

Первый дядька достал блокнот с крышками из тиснёной кожи и, сверкнув золочёным «паркером», стал записывать названия.

– А вы, простите, кто такие будете? Не из органов? – поинтересовалась старушка.

– Бери выше, бабулька, – с усмешкой сказал первый дядька, пряча блокнот. – Мы власть законодательная. Слуги народа и его полномочные представители.

– То есть… депутаты? – не веря своей удаче, уточнила пенсионерка.

– Ну дык, ептыть, не видно, что ли? Видишь какие машины? А номера с флагом?

Старушка кивнула, чему-то улыбаясь.

– А какие-нибудь документы у вас есть? Ну… – Старушка наморщила лоб, вспоминая нужное слово. – Ксивняк депутатский.

– Во, протащись, старая, – хохотнул первый дядька, показывая удостоверение.

В этот момент дверь приёмки распахнулась и во двор высыпало ещё штук семнадцать пенсионерок.

– Отряд – ко мне! – неожиданно резко крикнула старушка, которую расспрашивали дядьки.

Они даже вздрогнули от такого её странного поведения.

Пенсионерки с громким топотом прибежали на зов и молча окружили дядек.

– Это депутаты, – произнесла пенсионерка таким тоном, будто говорила: приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

Старушки как по команде достали из котомок верёвочки с привязанными к ним гайками на пятьдесят шесть.

– Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики… По немецко-фашистским оккупантам… Огонь!

Весть о том, что во дворе «Втормехпошива» бьют депутатов, быстро облетела всю округу. Люди бросали смотреть телевизор, прерывали обед, выбегали из химчисток и наполовину выбритыми и покрашенными выскакивали из парикмахерских.

– . Где? Где бьют депутатов? – спрашивали они друг друга.

– Да вон же, вон там, где дым!

И люди с просветлёнными лицами мчались туда, где дым, чтобы врезать палкой, наддать ногой или бросить кирпичом.

Преследуемые разъярённой толпой, дядьки в изорванных костюмах бежали от подъезда к подъезду и под градом оскорблений и кирпичных обломков надрывно кричали в мобильные телефоны:

– Немедленно! Немедленно ОМОН сюда! ОМОН и все такое прочее! Мы несём жестокие потери!

– Да кто же на вас напал?! Кто посмел?!

– Стремительные старушки!

– И каким силами?

– Примерно эскадрон! Эскадрон стремительных старушек!

Наконец, загнанные разъярённым народом, народные избранники забаррикадировались на крыше пятиэтажки и стали ждать эвакуации вертолётом.

А во дворе перед «Втормехпошивом» жирным дымным пламенем горели два «БМВ». Они чадили, словно попавшие в ловушку танки, получившие в борт «коктейль Молотова».