Крестовый поход Посняков Андрей
— Жаль, мало нарвала… Хочу венок! — Фекла проворно вскочила на ноги. — Сейчас, сбегаю! А ты пока порежь до конца сыр, ладно?
Не дожидаясь ответа, девушка убежала, и Лешка хорошо видел, с каким довольным видом смотрел ей вслед напарник. Вот, дурень-то! Сплюнув, Алексей живо переместился ближе к устью оврага, так чтоб было видно бегущую девушку. Ох, тот еще вид! Сидевший у тропы парень прямо обалдел, увидев перед собой полуголую красотку, а, уж когда та скинула кожух, так и вообще пошел красными пятнами, наверняка, забыв и про вывих. Лешка не слышал, что там пошла за беседа — вероятно, сообщники все же перекинулись парой слов, после чего Фекла, набросив на плечи парнишкину овчинку, побежала к оврагу… Парень же, пристально посмотрев ей вслед, проворно прощупал овчинку и сунул ее в заплечный мешок.
Лешка усмехнулся — ну, ну…
— Ой! Ой! — подбежав к Аргипу, Фекла принялась причитать. — Там, там, на тропе — мальчик! Местный, крестьянин… Шел, говорит, за хворостом, да попал в лисью яму и сильно вывихнул ногу, или, даже, сломал — сидит, теперь, бедняга, мучается!
— Мальчик?
— Ну да, крестьянин… Не сиди, одевайся! Пойдем побыстрее к тракту, остановим какую-нибудь телегу, жалко ведь парня!
Ух, как искренне говорила сейчас Фекла! Как пылали глаза! Актриса… недюжинной силы актриса… Ну, вот, однако и рассеялись все сомнения. Кожушок! Единственный, непроверенный тайник… Что ж — пусть проверяют.
Алексей даже не сдержал улыбку, представив себе разочарование неведомых сообщников Феклы. Понять их можно — старались, старались — а результат? А результат, между прочим, радует — теперь и выходит, что Алексей с напарником — честнейшие и свободные от всячески подозрений люди. Обычные торговцы.
Вечером Лешка, улучив момент, вышел к повозке, рассказав обо всем Аргипу. Тот долго не мог поверить и все удивлялся — как же так? Ведь кожушок-то — вот он! Не Лешкин, конечно, но, совсем, как тот… Тот, да не тот, однако!
— Так что, подменила девка наш кожух, — ухмыльнулся Лешка. — Подменила.
— Ну… — Аргип шмыгнул носом. — И как нам теперь себя дальше с нею вести?
— Так же, как и всегда, — жестко приказал Алексей. — Она не должна ни о чем догадаться, понимаешь? Тем более, нам совсем немного осталось — как только мы узнаем, кто победит. А битва может произойти уже завтра… да что там завтра — сейчас! И тогда мы уйдем. Уйдем сразу, независимо от результатов сражения. Если войско короля Владислава победит — мы выйдем к нему навстречу, если нет — нагоним. Пойми, Аргип, если крестоносцы решат вторгнуться в Болгарию, без наших сведений им придется туго. Это хорошо понимают и турки — сам видел, сколько конных разъездов в предгорьях. Поэтому в эти — думаю, что все-таки последние — дни нужно вести себя очень осторожно. И тени подозрения не должно возникнуть! Понимаешь — и тени!
Напарник вздохнул:
— В голове не укладывается… Фекла… Такая красивая, такая простая девушка — и на тебе! Она что же — турчанка?
— А черт ее знает, может быть — и турчанка. Нам-то какая разница? Главное, мы теперь знаем…
— Слушай, Алексей… А ты ничего не перепутал?
Вот, дурак!
Лешка выразился бы и резче, но на крыльце как раз появилась Фекла:
— Что там шепчетесь? Ужинать будете?
— Конечно.
— Ну, так идите, накрыто уже.
За столом Лешка был оживлен и весел. Хвастал удачной торговлей, смеялся, шутил… А вот Аргип, наоборот, сидел, словно бы набрав воды в рот.
— Ты чего такой грустный? — тут же подсела к нему Фекла. — Часом, не заболел ли?
— Да нет, — юноша скривился. — Не заболел, просто устал чего-то.
— Ты знаешь, я тоже устала, — расхохоталась шпионка.
Шпионка! Да-да, именно так ее теперь и следовало называть. Но — как? Почему? Почему она заподозрила Лешку? И — когда? В плену у разбойников все вроде бы было гладко… да, гладко… потом — побег, болото, река… Разговоры… Что ж такого неправильного совершил Лешка? Чем привлек внимание?
Ночью, лежа на лавке, Алексей тщательно восстанавливал первые дни знакомства с Феклой… или как там ее зовут по настоящему? Вот они у разбойников, в пещере… Вот — схватка с незадачливым бедолагой Юшкой, вот — побег… Осел! Лешка слишком легко расстался ослом, даже не выказал никакого сожаления, а ведь торговцы — народ прижимистый. Ага, допустим, это вызвало легкий налет подозрения. Могло? Конечно. Что еще показалось бы подозрительным? Много денег? Ну, он же торговец… Стоп! Торговец тканями… Ткани — вещь отнюдь не дешевая, и торговать ими могут только обеспеченные люди, вовсе не бедняки. Тогда… Тогда таким людям вовсе не обязательно плести корзины! Ну, разве что — патологически жадным. Вот оно что! Вот в чем нестыковка — образ немножко не сложился. Торговцы тканями… легко расстаются с деньгами и ценной вещью — ослом — и при этом они же еще и плетут на продажу корзины. Тогда уж логично было бы и во всем ином выказывать жадность и скопидомство! Тем более — чужакам. А чужаки здесь все на особом подозрении. Кстати, плести корзины как раз посоветовал смотритель рынка Пурим… которого, в разговоре с сообщником у оврага, вскользь упомянула и Фекла. Пурим… Прикидывается простачком, пьяницей, однако, по словам торговцев с рынка — это умный, хитрый и жестокий человек. Кстати, он что-то давненько не заходил, Пурим… Ха! А зачем ему заходить, когда тут и Марта за гостями присмотрит, и — как выяснилось — Фекла, паломница. Паломница… Глаз теперь за нею, да глаз! И осторожность — крайняя осторожность. А вообще-то, если подозрения не подтвердились — слежку можно снимать. Вот, если Фекла вдруг исчезнет, неважно, объяснив что-нибудь или просто уйдет, не попрощавшись… Вот тогда можно будет себя поздравить! И спокойно ждать развития событий в Валахии. Да.
Так думал Лешка. Однако, злодейка судьба внесла в жизнь свои коррективы — спокойно не получилось.
Уже через пару дней, Алексей заметил, что его напарник ведет себя как-то странно, рассеянно, совсем не похоже на то, что было раньше. Уж Аргип-то — Лешка давно заприметил — на полном серьезе считал каждую копеечку, экономил… а теперь вдруг вместо медяхи дал на сдачу покупателю полновесную «беленькую» аспру. И главное, ведь даже не заметил! Ну, понятно, все еще находился под впечатлением. И время от времени бросал на старшего этакие виноватые взгляды, словно бы оправдывался… или хотел что-то сказать, да вот почему-то никак не мог набраться храбрости.
А между тем, день — дождливый и холодный — клонился уде к вечеру, и скоро — часа через два, а, может, и раньше — нужно было сворачиваться и ехать домой, а там опять, натягивая на лица улыбки, общаться с Феклой. Кстати, Аргип в последнее время делал это часто — то ли так получалось, то ли распутная девчонка, наконец, сделала свой выбор — неизвестно.
— Ну, вот что, — не выдержал Алексей, когда напарник уронил кувшин с вином прямо ему на ногу. — Кажется, ты мне давно хочешь что-то сказать? Так давай, говори, не темни!
— Фекла… — опустив голову, прошептал Аргип. — Думаю, она нас раскусила.
— Раскусила? Как? — Лешка зачем-то огляделся по сторонам. — А ну, рассказывай, с чего это тебе так показалось?
Юноша рассказал, как мог, смущаясь и краснея, и, хоть рассказ его и вышел плох, но старший тавуллярий был слишком заинтересованным слушателем, чтобы придираться к красоте и плавности изложения. Слушал, затаив дыхание… Прямо в деталях себе все представлял.
Вчерашний вечер выдался дождливым, ненастным. По всему было видно, что полоса хорошей солнечной погоды закончилась, так и давно пора бы — все же осень, осень, а совсем скоро — зима. По утрам в долине стояли густые туманы и точно такие же сгущались по вечерам, почти сразу же после захода солнца, а иногда и еще до захода. Вот, как вчера…
Фекла с Аргипом уединились в повозке, не обращая внимания на промозглость, укрылись тканями, срывая друг с друга одежду… Как и всегда. Как и всегда…
А потом Фекла тесно прижалась к парню и завела разговор — ни о чем. Памятуя наказ старшего, Аргип старался ничем не вызывать подозрений — вел себя, как обычно. Вот, захотела девка любви — получила. Хочет теперь поболтать? Пожалуйста, Бога ради.
— Ты хороший парень, Аргип, да-да, хороший. Иногда мне кажется, я знаю тебя всю жизнь… И, может быть, если бы… Ах, нет, пустое…
— Что пустое?
— Не обращай внимание… это я так… Лучше обними меня крепче — замерзла… Вот так… так… А у тебя есть девушка? Нареченная, невеста… Ну, там, откуда вы приехали, в Эдирне?
— Нет, — тихо откликнулся юноша. — Я ведь еще молод.
— А у твоего напарника?
— Он, кажется, помолвлен.
— Вот, молодец, ну, и правильно. А его невеста — она богатая?
— Не бедна… И такая красивая, славная… — Аргип прикрыл глаза, но тут же опомнился. — Как ты!
Девушка прижалась к нему еще крепче:
— А я тебе нравлюсь?
— Да.
— Тогда поцелуй меня…
Ласковая девичья рука скользнула по груди юноши…
Но, на этот раз у них — точнее сказать, у Аргипа — ничего не вышло: то ли слишком холодно было, то ли парень нервничал, да и Фекла, такое впечатление, не особо настаивала на близости, лишь делала вид. Все для того, чтоб Аргип почувствовал себя никчемным и виноватым…
Вначале девчонка обиженно отпрянула:
— Ты не хочешь меня?!
Потом снова прижалась к груди:
— Милый… Ты просто устал. Отдохни, полежи… я тебя согрею… Расскажи мне что-нибудь?
— Что?
— Все равно… Что-нибудь о своей прошлой жизни. О городе, об Эдирне…
— Ну… — сейчас Аргип прямо таки чувствовал себя обязанным исполнить любую девичью просьбу. — Эдирне, Адрианополь — город большой, старинный. С серыми зубчатыми стенами, с великолепными храмами, базиликами, площадями. Кое-где на улицах еще остались еще древние статуи, между прочим — мраморные. Голые.
— Срам-то какой… Ну тебя со своими статуями — это язычество, грех. Расскажи-ка мне лучше о церквях, все благостней.
— О церквях? Что ж, слушай…
В Эдирне Аргип не знал ни одной церкви, да и не мог знать, раз он там никогда не был. Правда, еще до Златицы, Алексей рассказывал ему об Адрианополе, и довольно подробно — все, что сам смог узнать пред отъездом.
И поэтому в разговоре, умело спровоцированном Феклой, юноша описывал церкви и храмы Мистры, а больше — Константинополя. Улицы, колонны, базилики — все в его рассказе было родом из столицы империи ромеев.
Фекла оказалось благодарной слушательницей — ну, еще бы! — вес время ахала, будто бы восхищаясь, кивала, да так, что несколько косноязычный и стеснительный Аргип чувствовал себя Цицероном. И распался все больше, ощущая легкой прикосновение девичьей руки внизу живота… И уже почти не контролировал себя…
— Кажется, я наболтал ей лишнего, — вздохнув, честно признался напарник. — Думаю, она догадалась, что мы не из Эдирне. Скажу больше… Она как-то спросила про Константинополь, и я сейчас не помню, что именно ей ответил.
— Что еще спрашивала? — тихо поинтересовался Алексей.
— Да разное… Ерунду всякую. О торговых делах вдруг разговор завела, тоже мне. приказчица выискалась… Спросила, в чем разница между капниконом и капло… камло…
— Каплокаламием, — подсказал Лешка.
— Еще упоминала какие-то синону и ругу… Я сказал, что не знаю.
— Это все — виды имперских налогов, Аргип. Налогов и пошлин, — старший тавуллярий задумчиво почесал затылок. — Ни к чему ей было расспрашивать об этом простого торговца, тем более — жителя Адрианополя-Эдирне. Она нас снова подозревает, вот что! И, может быть — не поверила тому случаю с кожухом. Постой-ка!
Алексей резко нагнулся к башмакам. И, сняв левый, нашарил подкладку…
И побледнел.
Подкладки не было!
Не было той самой подкладки из тонкой специально выделенной кожицы, на которой Лешка выцарапывал кое-какие данные. Кое-какие цифры… Когда же она успела? Черт… Ну, что уж теперь говорить — бежать надо.
— Уходим, Аргип, — оглянувшись по сторонам, прошептал Лешка. — Уходим, и как можно быстрее.
— А домой…
— Конечно же, не поедем. Кстати, повозку на рынке тоже бросать нельзя — слишком уж будет приметно.
Они оставили фургон на окраине городка, заросшей орешником, ивами и дикой сливой. Прихватили оставшиеся деньги — не так-то и много, к слову — кое-что зашили в одежду, кое-что положили в кошель. Оружие? Из оружия были только ножи, да ничего другого и не разрешали турки. Еще уезжая с рынка купили кое-какой еды — пресные лепешки, плетеную фляжку вина, вяленое мясо, брынзу. На первое время должно было хватить.
Выходя из города через южные ворота, помахали знакомому стражнику.
— Опять за лозой? — засмеялся тот. — Что-то вы припозднились сегодня.
— Товар уж больно хорошо пошел, — подойдя к стражнику. Алексей поклонился и достал из кошеля несколько аспр. — Мы, может, поздненько сегодня заявимся… Как бы с воротами, а?
Воин ухмыльнулся в усы:
— Уж таки и быть, открою для вас ворота, коли задержитесь… Да, с десятником придется делиться.
Еще несколько аспр…
Солнце клонилось к закату — маленький, спрятавшийся за густой облачностью, желтый мячик. Дождя, слава Богу, не было, но в воздухе обволакивающей взвесью висела густая противная сырость. Пахло мокрой травою и дымом, поднимавшимся из труб ближайшей к дороге деревни.
Отойдя от Златицы километра два, парни остановились напротив проселка, резко забиравшего влево.
— Нам туда, — оглянувшись, показал рукой Алексей.
Аргип округлил глаза:
— Но это же — путь на восток! А нам надо на север и запад.
Лешка усмехнулся:
— Не к ночи, так рано утром за нами обязательно вышлют погоню. Куда она направится, как ты думаешь?
Напарник согласно кивнул:
— И в самом деле… А если нарвемся на сипахов?
— У нас есть разрешение Пурим-бея, — похлопав себя по груди, успокоил Лешка. — Пока там они еще разберутся.
Дальше шли молча — о чем было еще говорить? Да и устали. Клонившееся к закату солнце окрасило в багровый цвет далекие горы, а вскоре и вообще скрылось. Сразу сделалось темно, холодно, где-то совсем рядом, в лесочке, тоскливо завыл волк. А, может, это была просто потерявшаяся собака — кто знает?
Заночевали на давно скошенном лугу, устроив себе лежбище в стогу сена. Тут их было много, стогов, наверное, где-то неподалеку находилась деревня, а то и несколько. Внутри стога Лешке неожиданно показалось довольно уютно — вроде, как бы уже и не под открытым небом, да и не холодно, и не так сыро. Решив на этот раз не разжигать костер, подкрепились в сухомятку, запив скудный ужин несколькими глотками вина.
Проснулись от шума. Кто-то свистел, кто-то громко стучал в бубен, кто-то пел песни. Что еще за черт? Какой-нибудь сельский праздник?
Парни осторожно выглянули наружу — на востоке уже занимался рассвет, но все же было еще довольно рано, солнце еще не взошло, лишь возвестило о себе первыми робкими лучами, пробивавшимися сквозь золотистую вату облаков. Совсем недалеко от стогов, по проселку, неспешно шла небольшая группа людей, человек пять в рваных, но довольно ярких одеждах, у некоторых даже — откровенно чудных. Впереди решительно вышагивали двое светловолосых подростков в каких-то грязно белых, с красной оторочкой, простынях, чем-то напоминавших древнегреческие хитоны, правда, надетые не на голое тело, а поверх рубах из грубой шерстяной ткани. Один из парней бил в бубен, второй свистел, причем — в такт. Получалось весело и довольно складно.
Следом за парнями, прихлопывая в ладоши, двигались еще двое — один длинный, тощий и сутулый, другой — добродушного вид толстяк в широкополой шляпе. Оба время от времени били в ладоши и громко восклицали:
— Хэй-я, хэйя, гэй-я!
Замыкал шествие крючконосый седобородый старик, правивший запряженным в скрипучую одноколку осликом. Одноколка была доверху нагружена самым невообразимым хламом — какие-то шесты, обломки досок, рваные куски разноцветных тканей…
Полное впечатление — сумасшедшие или цыгане.
— Веселей, веселей, дети мои! — приподнявшись, громко крикнул старик. — И громче — так нас не услышат ни в одной деревне.
— Уже услышали, дедушка Периклос!
Периклос?! Ого! Не слишком ли громко?
— Вот, собаки лают повсюду.
— Ну, слава Богу! — старик размашисто перекрестился и подогнал ослика. — Главное, чтобы окрестные крестьяне не ушли в поле. Ищи их потом, собирай.
— Не уйдут! — обернулся толстяк. — Сегодня же праздник!
— На то и надеюсь…
— Что сегодня ставим, дедушка Периклос? Опять Аристофана?
Эти слова уже донеслись еле слышно — вся веселая компания спустилась в лощину.
— Нет, что-нибудь свое, — донеслись слова старика. — Аристофан для местных слишком уж непонятен.
Говорили, кстати, по-гречески!
Земляки?
— Актеры, — громко чихнув, прошептал напарник. — Бродячий театр… У нас, под Мистрой, такие часто бывали.
— Актеры? — Лешка улыбнулся. — Ну, надо же! То-то я и смотрю — поют, пляшут. Аристофана вспомнили… Тебе, Аргип, кстати, что у него больше нравиться — «Птицы» или «Женщины в народном собрании»? Мне так — «Птицы».
Аргип не успел ответить: выскочив откуда-то из кустов, прямо перед стогом застыл огромный серо-палевой масти пес и, злобно обнажив клыки, громко залаял.
— Тьфу ты, — вытащив нож, досадливо сплюнул Лешка. — Тебя еще не хватало.
— А ну-ка, вылезайте! — раздался повелительный голос. — Да не вздумайте шутить — быстро подымем на вилы!
Откуда-то сзади, из-за стога вышел крепкий мужик с вилами, по виду, крестьянин, к которому тут же присоединилось еще человек десять таких же — кто с вилами, кто с комами, кто — с топором.
— Дядюшка Геронтий, — из кустов выбежал еще один, на этот раз совсем юный — кудрявый веснушчатый мальчишка. — Это те самые воры?
— Похоже, они, — угрюмо прищурился мужик. — А ну, вылезайте, кому сказал?
— Да вылезаем мы, вылезаем, — пробурчал Лешка. — Собаку только придержите.
— Кубрай, цыц! — осадили пса. — Не пытайтесь бежать, господа воры. Давно вас вылавливали!
— Да не воры мы! Нужно нам ваше сено!
Выбравшись из стога, парни отряхнулись, а Алексей покрутил головой, прикидывая соотношение сил. Так… Если вот сейчас прыгнуть влево — там мужичок, похоже, тютя-тютей, ишь, аж рот распахнул, лошина, стоит, глазами пилькает… Отобрать у него вилы — и сразу рукоятью в лоб вот этому… он, похоже, старший… А, собака? А собаку придется ножом… И — с разу…
— Ишь, как зыркает! — ощерился вдруг мальчишка, доставая из-за пазухи… пращу! — дядька Геронтий, уж я за ними присмотрю, ты не думай…
Мужики при этих словах засмеялись, а старший, Геронтий, лишь улыбнулся в усы:
— На Кубрая-то больше надежа!
— Да ладно вам смеяться, — обиженно протянул мальчуган. — Ежели что… ежели бежать кинуться — я им ка-ак… камнем по голове!
Ну, вот… Лешка усмехнулся. Вот и попались… Ишь, ты — камнем по голове. Прямо…
Глава 8
Осень 1443 г. Западная Болгария. Господа артисты!
Диоскор
- Хочу плясать я вечно
- И вечно петь на лире,
- Почтить словами праздник,
- Взяв лиру ради песен…
…как в песне. В той, что пела когда-то группа «Король и Шут».
— Ну, не воры мы, Христом-Богом клянемся! — Алексей быстро перекрестился. — Не знаем, правда, чем вам и доказать… Ну, вот и телеги при нас нету — что же мы, ваше сено на своем горбу потащим?
— Да, воза нигде нет, дядько Геронтий, — подтвердил один из крестьян. — Мы с Бялкой тут все осмотрели, верно, Бялко?
Бялко — здоровенный парняга косая сажень в плечах — покачал головой:
— Да, не видали.
— Ну, вот, видите? — обрадовано воскликнул Лешка. — Не крали мы ваше сено, даром оно нам не нужно.
— Не крали, говорите? — Геронтий пристально осмотрел путников. — Может быть, и не крали… И все же, вы кажетесь мне весьма подозрительными бродягами. Весьма подозрительными! Думаю, неправильно было бы вас отпустить. Верно, людство?
Людство одобрительно загудело.
— И что же вы с нами сделаете? — Алексей переместился левее, чтобы удобнее было сделать первый прыжок.
— Не знаю, — пожал плечами Геронтий. — пока отведем в деревню, посадим под замок, а уж после сдадим властям — пускай они разбираются, кто вы и что. А нам лишней головной боли не нужно.
— Верно, Геронтий, — раздались громкие возгласы. — Правильно рассудил, справедливо.
— Ничего себе справедливо! — Лешка вдруг вспомнил недавно прошедших мимо бродячих артистов. — Мы ж тут, в ваших местах, не просто так шляемся…
— Ого! Слышь, Геронтий — «не просто так»!
— Мы — актеры!
— Актеры? — недоуменно переспросил Геронтий и тут же суровое лицо его тронул некий намек на улыбку. — Балаганщики, что ли?
— Ну да, они и есть.
— Ах, вон оно что…
— Точно, балаганщики! — убрав за пазуху пращу, радостно завопил мальчишка. — Я их с утра слышал — бубны, песни… И Вячко-козопас сказал — балаганщики в их деревню пошли. То-то сегодня весело будет!
— Так ведь праздник!
Вспомнив о празднике, мужики резко повеселели и опустили вилы — несомненно, в их представлении бродячие актеры ассоциировались именно с праздничным весельем. Даже суровый Геронтий явно сменил гнев на милость:
— Так бы сразу и сказали… Что же вы, выходит, от своих отстали?
— Да так уж вышло, — Лешка пожал плечами. — Выпили вчера лишнего… Ну да ничего, нагоним. — Он обернулся к мальчишке:
— В какую, говоришь, деревню, наши пошли?
— В Зуброво. Большое такое село.
Лешка с размаху стукнул напарника по плечу:
— Ну вот, и нам бы следует поспешить!
— Говорите вы как-то не по-нашенски, — снова нахмурился Геронтий.
— Еще бы — мы же издалека!
— Издалека… А ну-ка, расскажите нам что-нибудь… Глянем, какие вы актеры?
— Молодец, дядько Геронтий! — обрадовано зашумели крестьяне. — Умно решил!
Геронтий довольно осклабился. И в самом ведь деле — умно! Вот, сейчас и поглядим…
— Что-нибудь рассказать? — Алексей хохотнул. — Да запросто. Эй, Аргип, бей в ладоши!
— В ладоши? — наконец, вставил хоть слово напарник. — А как?
— Да как хочешь, только не очень часто…
Аргип послушно захлопал… А Лешка… Лешка, поклоняясь публике, словно самый настоящий артист, откашлялся, взмахнул руками и запел… точнее, продекламировал:
— Два вора, лихо скрывшись от погони, делить украденное золото решили…
И этак в лицах, довольно близко к тексту, изобразил песню все той же группы «Король и Шут», попутно меняя некоторые русские слова на более подходящие в данной ситуации болгарские или греческие.
Представление понравилось! Даже Геронтий одобрительно закивал, а веснушчатый мальчуган аж от восторга заплакал.
Алексей ласково потрепал его по плечу и смущенно бросил:
— Ну, уж это слишком.
— Ты проводи их до Зуброва, Петко, — поднимая вилы, велел мальчику Геронтий. — Ну а мы пока пойдем, поработаем. Дождливо нынче — надо поспешить доубирать сено. А в Зуброво мы сегодня к обеду заявимся, ужо посмотрим на вас, повеселимся.
— Да уж, весело будет, точно!
Растянув губы в самой доброжелательной улыбке, старший тавуллярий отвесил крестьянам самый галантный поклон, на который только был способен. Поглядев на него, поспешно поклонился и напарник.
— Удачного представленья! — выкрикнул кто-то из крестьян. — Придем!
— Обязательно приходите! — весело откликнулся Лешка. — Приводите с собой жен, детей. Бог в помощь!
— Благодарствуем… Петко, Кардая с собой возьми, потом отведешь на пастбище.
— Возьму, — обернувшись, мальчуган позвал пса. — Кардайка, Кардай! А на пастбище не поведу, они сам дорогу знает. Кардай! У-у-у, псинище.
Потрепав пса по загривку, Петко хлопнул его по хребту:
— Вперед, Кардай, вперед!
Громко гавкнув, собачинища, весело помахивая хвостом, исчезла в лощине.
Алексей проводил его взглядом. Славный пес… Ну, беги, беги. Все равно ведь придется и тебя, и мальчишку… Старший тавуллярий положил руку на рукоять ножа. Жалко, конечно, парнишку… Может, не стоит его убивать? Если можно обойдись без крови — так и нужно делать. А можно ли обойтись? Побеги они сейчас с Аргипом назад — да куда угодно! — и парень, наверняка, науськает вслед собаку, а затем позовет на помощь крестьян. Так… И все же… И все же лучше бы обойтись без крови. Кстати, вот уже и лощина, за ней луг, а дальше — двухэтажные домики. Деревня, точнее — большое село. Зуброво.
— Как ты здорово пел! — восхищался по пути Петко. — Не все понятно, правда… Но очень интересно. Никогда такого не слышал! А в Зуброве ты тоже будешь эту песню петь?
Лешка улыбнулся:
— Наверное.
Славный парнишка. Веселый, светлоглазый, стройненький… Алексей дернулся — рукоять ножа словно бы обжигала ладонь.
Нет!
Пожалуй, нет… Дойдем до деревни посмотрим…
Молчаливый Аргип послушно шагал сзади, оставив на плечах старшего всю тяжесть принятия решения.
— Идем в деревню, а там посмотрим, — оглянувшись, предупредил Лешка.
Зрел, зрел в его голове один очень даже неплохой план. Как в той задачке на сообразительность — соединить девять точек тремя линиями. Вроде, кажется, ну, никак этого сделать нельзя. Но — если выйти за границы системы и увидеть, что точки — это не точки, а небольшие кружки… Вот и сейчас. Кто сказал, что встреча с бродячими актерами так уж нежелательна? А может быть — очень даже желательна? В конце-концов, они повсюду ходят… И даже турки не чинят им особых препятствий. Это хорошо, это очень хорошо.
— Ну, вот, и пришли, — подозвав собаку, Петко остановился на околице. — Во-он, на площади — ваши. Идем!
А вот это было бы нежелательно… Вот так, сразу…
— Спасибо за заботу, парень, — искренне поблагодарил парнишку Алексей. — Теперь мы уж сами — уж видим, куда идти. А ты не забудь отвести собаку на пастбище.
— Ой, и правда! — спохватился мальчик. — Кардай, Кардай… У, псинище… Сейчас, я его отправлю.
Подозвав пса, он со всех ног бросился к лощине. На пути вдруг резко остановился, обернулся, помахал рукою:
— Еще сегодня увидимся!
— Обязательно, Петко! Обязательно…
Актеры бродячей труппы деловито сколачивали помост из имевшихся под рукой материалов: горбыля, бревен и каких-то разномастных досок. Светловолосые подростки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся до одури похожими друг на друга близнецами, которых Лешка тут же прозвал про себя «Электрониками», разложив на траве занавес, старательно очищали его от желтых налипших листьев, сломы и грязи. Сам мэтр — седобородый старик Периклос — сидел на облучке повозки и с самым задумчивым видом читал какую-то прожженную в нескольких местах бумагу.