Ключ к волшебной горе Леонтьев Антон
– Нам известно, что в ближайшие дни, возможно, даже часы Милица издаст указ об интернировании граждан враждебных государств, в первую очередь англичан, русских, французов и бельгийцев. Это значит, что тех, кому не повезет, отправят в своего рода закрытые поселения, где условия как в тюрьме. Эта участь, по всей видимости, ожидает и вас.
Василий Игнатьевич жадно опрокинул в себя стопку коньяку, крякнул и продолжил:
– В таком хаосе нельзя оставаться трезвым... Так вот, Лева, все это может закончиться очень плохо. Поэтому я предлагаю тебе и твоим домашним присоединиться к посольскому поезду, который направляется отсюда в Петербург без остановок. Вы будете в полной безопасности. Нас, может быть, обыщут, но пропустят!
– А что ожидает тех, кто не сможет уехать на посольском экспрессе? – задал вопрос Новицких.
Консул охотно пояснил:
– Лева, буду откровенен – ничего хорошего. Но зачем тебе ломать голову над судьбой других? Отсюда надо бежать как можно быстрее! Ах, зачем я принял назначение консулом в Герцословакию! Хотя совсем недавно это было самое идиллическое и тихое местечко в Европе!
Лев Константинович с такой силой ударил кулаком по столу, что Лорис-Меликов, поднесший к губам еще одну стопку с коньяком, взвизгнул и уронил ее на ковер.
– Василий Игнатьевич! – сказал Новицких презрительно. – Вы как были трусом в школе, когда прятались за мою спину от драчунов и списывали у меня верные ответы, так трусом и остались. Но сейчас вы – российский дипломат! И вы, как крыса, бежите прочь, оставляя своих же соотечественников на произвол судьбы. Что вы предлагаете мне, русскому дворянину? Воспользоваться шансом и удрать, опасаясь интернирования?
– Но, Лева... – начал консул.
Новицких грохнул кулаком еще раз и сказал:
– Для вас, милостивый государь, я – Лев Константинович! Если бы не мое органическое неприятие дуэлей, я бы немедленно вызвал вас на поединок. Повторю: вы – трус, который недостоин носить звание русского консула. И я постараюсь, чтобы об этом узнали все!
Новицких вышел из кабинета Лорис-Меликова. Полина последовала за отцом. Василий Игнатьевич семенил за ними, призывая их одуматься и не судить его строго:
– У меня жена и четверо детей, Лева! На моем иждивении престарелые родители и теща с тестем! И две тетушки! И двоюродная бабушка! И карликовые пудели!
XXXII
Лев Константинович и Полина покинули русское консульство. Натягивая перчатки, Новицких заметил:
– Я и не предполагал, что в такие моменты, когда стоит думать о других, каждый будет заботиться только о себе. How disgraceful![48]
Обстановка на улице тем временем изменилась. К соседним зданиям стекались толпы людей – среди них были и плохо одетые бедняки, виднелись пышные шляпки богатых дам и цилиндры состоятельных горожан.
– Там расположены немецкое и австро-венгерское консульства, – заметил Лев Константинович. – Кажется, жители Варжовцов, недовольные политикой королевы Милицы, решили взять на себя миссию по разгрому этих дипломатических представительств.
Его предположение подтвердилось. Полина видела, как за чугунной оградой немецкого консульства метались, дико гавкая, несколько собак. Народ тем временем прибывал и прибывал. Конная и пешая полиция пыталась рассечь толпу, но это им не удавалось.
– Улица, по которой мы пришли, запружена людьми и перегорожена, – сказал Новицких. – Другого выхода нет!
Они попытались двигаться против толпы, но это не удалось. Общая масса подмяла их под себя, развернула, Новицких вынужденно присоединились к разъяренным горожанам. Те требовали одного – забыть союз с Германией и Австро-Венгрией и выступить на стороне России и Франции. Толпа походила на цунами – колыхаясь, она налетала на здания консульств, затем снова откатывалась, чтобы набрать силу.
Нескольким смельчакам удалось взобраться на колонны ограждения, и венчавшие их каменные гарпии полетели во двор немецкого консульства. Раздались первые выстрелы – палили из окон консульства в толпу.
– Это подлинное безумие! – крикнул Лев Константинович Полине. Он крепко держал дочку за руку. – Необходимо выбраться, иначе нас просто задавят!
Тем временем находившиеся в первых рядах доломали ворота, которые с жалобным скрипом слетели с петель. Люди хлынули во двор немецкого консульства. До Полины донеслось жалобное потявкивание собак – сотни взбешенных людей просто растоптали животных.
Кто-то затянул гимн Герцословакии, его подхватили практически все. Люди прорвались в здание немецкого консульства, лезли через двери, выдирали рамы, кто-то был на крыше и на балконе. Чиновники консульства с воплями пытались спастись от разъяренных варжовчан, однако это не всем удалось. На глазах у Новицких нескольких человек просто растерзали. Еще одного, пытавшегося удрать по крыше, спихнули вниз, и бедняга упал на острые пики чугунного ограждения.
Начались подлинная вакханалия и грабеж. Такая же участь постигла и австро-венгерское консульство. Кто-то пытался сопротивляться, стреляя по людям из пистолетов и обороняясь холодным оружием, но жертвы среди обезумевших только подстегивали толпу и ее кровавые инстинкты. На балкон здания выпихнули худого мужчину в разодранном костюме и визжащую даму практически в одном исподнем.
– Боже, это австро-венгерский консул Леопольд Сколка и его супруга! – прокричал Новицких. – Остановитесь, прошу вас! Они же ни в чем не виноваты! Они делают только то, что им приказывают! Ах, нет!
Несколько дюжих мужчин, схватив сопротивляющегося консула, как куклу, швырнули его с балкона вниз. Затем туда же полетела и его плачущая жена.
– Они сошли с ума, – произнес Новицких. – Полин, они сошли с ума! Это безумие нужно немедленно остановить! Я же знал Сколку и его жену – милейшие люди! Они не виноваты в том, что началась война! Никто ни в чем не виноват!
Но его крики потонули в визге, хохоте и бравурной мелодии герцословацкого гимна. Потом началась стрельба – уже не одиночная, из револьверов и пугачей, а планомерная. Сначала на взбесившуюся толпу обрушились пули из винтовок солдат, которых в спешном порядке привезли к консульствам. Затем затарахтели пулеметы.
Полина никак не могла понять, почему люди вокруг нее падают на землю. Вдруг она увидела кровь! Толпа взвыла, начала рассеиваться. Мужчины, расталкивая более слабых и немощных, рвались в проулки, желая спасти себе жизнь. Полина упала, не выпуская, однако, руку отца. Лев Константинович тоже полетел на булыжную мостовую. Сверху на девушку осело чье-то тело, она почувствовала горячую кровь, которая текла по ее лицу. Она ранена или эта кровь того несчастного, который упал на нее?