Глэд. Полдень над Майдманом Борисов Олег

– Забавно, в этих напыщенных любителях раскрашенных доспехов должна течь кровь настоящих убийц Драконов, которые в Темные времена вычистили для бережно пестуемых детей захваченные скалы. А детишки в настоящее время не то что дракона, орка один на один не завалят.

– А баронам лично и не надо головы рубить, у них для этого рыцари, оруженосцы, гвардия, стража и весь остальной сброд имеется. Надо отдать должное, само воинское дело тут поставлено на высоте. Но обсудить особенности военной науки мы сможем и вечером, за общим столом, а теперь давай вернемся к делу.

Фрайм достал кисет, трубку, набил ее крепким табаком и стал докладывать, пуская между делом замысловатые кольца дыма.

– Сейчас в Малых Холмах собрали внушительную силу. Холмы тянутся вдоль всей реки, между ними и берегом равнинные земли, от тридцати до пятидесяти миль шириной в разных местах. В городах и замках местных баронов стоит около пяти тысяч солдат, больше двух тысяч ополчения по деревням и на другом берегу реки охраняют перегнанные стада. На самих Холмах сейчас находится больше двух тысяч тяжелой конницы, около четырех тысяч легкой конницы и больше десяти тысяч пехоты. Плюс небольшие гарнизоны, что сидят по замкам. Даш-пятый собирается дождаться, когда в конце августа орки соберут основную Орду в набег, и дать им бой на их землях. После чего планомерно прочесать степь, перебить самок в становищах и закрепить Орочье поле за собой окончательно.

– Что соседи?

– Зур прислал сегодня утром с посольством четыре тысячи наемников и тысячу лучников. Конницу пока не дают. Царедворцы сетуют на прижимистость Торговой гильдии и недовольны их требованием оплатить большую часть расходов на солдат до начала боевых действий. Болотное королевство прислало около трехсот лучников и готово двинуть небольшой отряд прямо от границы в сторону Города павших. Но этот вопрос еще обговаривают, на днях сюда доберется их большое посольство. Кроме того, караваны с припасами и оружием должны прибыть из Поххоморана завтра.

– Местные бароны что говорят?

– Часть поняла, что их дурачили все это время. Они ждали военных маневров на юге, а получили возможную войну на севере. Но в целом двор радостно воспринял эту новость. Вслух стараются не обсуждать, но по углам шепчутся. Я так понимаю, в ближайшие дни многие богатые дома отправят ополченцев и несчетных отпрысков в Холмы в надежде на славную поживу. Драконам нужны новые земли, они тут друг у друга уже на головах сидят.

– Как ты думаешь, к середине августа они будут готовы развернуть войска и нанести удар?

– Сформированные части готовы ударить уже сейчас. Разъезды тщательно патрулируют все Приречье, следы орочьих разведчиков замечали в последнее время только за рекой. Думаю, что через пару недель пехоту выдвинут к мостам, следом пойдет конница. Из новых ополченцев сколотят сотни и отправят следом. В конце августа за рекой станет жарко.

– Ну что же, все идет неплохо. Я привез ряд серьезных предложений. Думаю, после проведенных встреч его величество сможет оплатить наемников с юга и заказать конницу, а завязывающиеся тесные связи с Поххомораном подстегнут болотных соседей к более активному участию. У тебя еще неделя, чтобы завершить дела, и потом ты отправишься назад, в Ороман, с ответным посольством. В его состав войдут только несколько местных военачальников и младший сын Драконов, Дрим. Его величество хочет как можно быстрее утрясти возможные вопросы, чтобы развязать себе руки к моменту боевых действий. Нам же остается лишь помогать ему изо всех наших сил.

Фрайм кивнул и стал выколачивать трубку. Колокольный звон давно напоминал собеседникам, что наступила пора отведать прекрасно приготовленный обед.

В тот час, когда солнце заливало полуденным зноем улицы Кхура и башни Драконов, в Оромане оно только набирало силу и пока не разогнало столпотворение на улицах яркими беспощадными лучами. Во внутренних дворах королевского дворца сады наполняли воздух утренними пряными запахами, кружа голову и напоминая о ночных играх придворных. В широко раскрытые окна банного зала из сада доносилось пение птиц и отдаленный шум сменяющейся стражи, громыхающей доспехами и выкрикивающей слова команд. Его величество царь Гардолирман был неравнодушен к громким и блестящим ритуалам.

Молодой человек с черной кудрявой головой жеманно скривил губы и осторожно зачерпнул ладонью пену, в обилии покрывающую воду в принимаемой им ванне. На его жест тут же склонился десятилетний мальчик в легкой белой хламиде.

– Я же просил сегодня не добавлять розовое масло, у меня от него по утрам начинается мигрень.

– Мы добавили только водоросли с Южного побережья, масло солнечных семян и мыло со степными запахами, господин. Я лично готовил ванну.

– Тогда ты явно плохо вымыл ванну, и я теперь вынужден дышать чьей-то розовой дрянью. – Фаворит царя после бурной ночи чувствовал себя совершенно разбитым, но привычное желание встряхнуться за счет прислуги медленно растворялось в горячей воде. – Еще раз такое замечу, отправлю на конюшню. А теперь ступай, смешай мне прохладительный напиток. И не перестарайся с сахаром, как в прошлый раз!

Мальчик поклонился и неслышными шагами скользнул к столу – готовить питье. Служба у фаворита считалась невероятно трудной: мужчина улыбался только царю, а истинный характер демонстрировал лишь малолетним слугам. Но мальчишки предпочитали терпеть, надеясь когда-нибудь занять место хозяина. В случае ошибки их ожидала работа на кухне, в многочисленных хозяйственных службах дворца и впоследствии соляные копи или галеры. Его величество не жалел рабов, чей ежечасный труд поддерживал роскошную жизнь его самого и придворных.

Дрему Оргартиса прервало слабое покашливание. Черноволосый любимец царя открыл глаза и вздрогнул. На широкой лавке с трудом расположился брат Одтарио, с извиняющейся улыбкой пытающийся примостить огромное тело.

– Уважаемый Одтарио, я так рад вас видеть!

– Полно, полно, мой друг, не вставай, в твои годы надо получать все возможные удовольствия, незачем прерывать омовение ради старика!

– Ну вы еще не столь стары, я надеюсь видеть вас во главе тайной полиции еще долгие годы.

– Спасибо, дорогой, я постараюсь оправдать твое доверие.

Монах насмешливо разглядывал взволнованного фаворита. Как приятно омрачить заботой его вечно надменное лицо. Видимо, нежданная личная встреча вызвала в этой красивой голове ураган вопросов.

После десяти минут обмена последними придворными сплетнями Одтарио придал лицу грустное выражение.

– Кстати, мой любезный, не получал ли ты в последнее время привет от старого колдующего друга?

– О ком вы говорите, брат?

– Я о том колдуне, что заботился о здоровье твоего батюшки до того, как по уши залез в заговор магов и был сослан. Помнится, несколько лет тому назад ты лично хлопотал, чтобы любителя орочьих заклятий не отправили на заслуженную дыбу. Он тогда пытался добиться места при дворе и бесконечными письмами весьма рассердил его величество.

Оргартис с каменным выражением лица набрал полные ладони воды, зачерпнул поверх огромную шапку пены и стал старательно умывать вспотевшее лицо. Он прекрасно помнил этот случай. Дернули же его тогда злые домовые просить царя за старого шамана. Ему так хотелось показаться великодушным и щедрым к старику хотя бы перед собой. Он сумел развеять раздражение Гардолирмана шутками и анекдотами, в которых в фривольной манере описал существующие отношения между Кхохоломом и старым Тертедуэйем, комендантом Пяти Сестер. Царь тогда хохотал до упаду, представляя описанные сексуальные картины, скрытые за стенами старого замка. Вот как этот смех обернулся сейчас.

– Сожалею, уважаемый Одтарио, я плохо помню тот случай. Мне уже неоднократно говорили, что мое сердце слишком открыто для окружающих и я слишком часто принимаю участие в судьбе простых людей, лица которых не могу вспомнить уже через неделю. – Фаворит не спеша стал мылить руки и бледную грудь.

– Конечно, конечно, я и не сомневаюсь в этом. – Монах с поклоном принял из рук мальчика кубок и с удовольствием отхлебнул прохладного слабохмельного напитка. – Ваше доброе сердце известно даже за пределами нашего королевства. Значит, он вас в последние дни новыми просьбами не допекал?

– Нет, я и вспомнил о нем только сейчас, после ваших слов.

– Ну и хорошо. А если вдруг ему вздумается с вами связаться, вы уж побеспокойте старика, дайте знать.

– Разумеется, я тот же час вас извещу. Надеюсь, он не совершил ничего непоправимого?

– О нет, ничего серьезного. Так, сущие мелочи: покушение на здоровье гражданина государства, недонесение начальству, сговор и крамола против государя и запретное колдовство в пределах государственного учреждения. Его оставили пока на свободе – посмотрим за его друзьями и знакомыми…

Одтарио не торопясь допил кубок и поставил его на скамью.

– Ну и ладненько, не буду больше беспокоить.

Грузный монах тяжело поднялся, подарил Оргартису еще пару ослепительных улыбок и не спеша вышел из банного зала.

– Не помнит он, – хмыкнул себе под нос начальник тайной полиции. – Посмотрим, как ты теперь покрутишься. А когда старика через месяц-другой привезем сюда и нос к носу вас сведем, то получим потеху. Колдун после твоих слов с удовольствием тебя продаст со всеми потрохами. А его величество больше всего на свете боится сейчас магов и разных кудесников. Папенька крепко ему в голову вбил, что маги не простят отобранного золота. Так что этот шаман нам еще пригодится…

Весь в пене Оргартис шагнул на расстеленную у ванной простыню. Отпил из поданного кубка и небрежно опустил его в ванну. – Я тебе напомнил, что не люблю слишком много сахара. А ты уши себе забил грязью и даже не потрудился прислушаться к моим словам.

Через десять минут фаворит лично запорол насмерть бичом несчастного десятилетнего слугу на заднем дворе дворца.

– Послушай, Громыхатель, как давно мы не видели нашего слепого друга в сознании?

– Он приходил в себя вчера утром, ушастый. Съел все до крошки и заснул рядом с миской.

– Он меня беспокоит. Если он и дальше не будет поддерживать свои силы, то станет нашей общей могилой. Прошлый раз он бредил на языке ящеров, я не понял ни одного слова.

– А как хвостатый, почему не перевел?

– К сожалению, мы уже потеряли душу нашего невольного соседа. Он больше не откликается. Себя я ловлю иногда на том, что уже слабо различаю явь и пустоту тьмы. Скоро я истаю окончательно.

В голосе умершего орка неожиданно прорезалась печаль.

– Да, ты в этом не одинок. Остается лишь надеяться, что наши знания пригодятся новому хозяину. Хотя жаль, что мне не доведется пройтись босым по ковыльной степи.

– Давай помолимся, чтобы Глэд сделал это за нас. Чтобы он вернулся назад, не заплутал в образах нашего прошлого, чтобы тени трех душ не превратили его в безмозглого зверя, способного лишь убивать.

– Он выберется, проклятый ты пессимист! Я верю в него! Он проживет во снах наши жизни и воспримет все лучшее от каждого. А потом стряхнет шкуры умерших душ и станет самим собой, с отросшими клыками, хвостом и твоими торчащими ушами.

– Надеюсь, ты прав. Может быть, ему хотя бы достанется толика твоего упрямства и жажды жизни…

На следующее утро стражник принес еду и заменил воду у пленника. По всей видимости, тот доживал последние дни. Питался Глеб теперь через раз и все чаще оставался лежать рядом с миской, не находя в себе сил вернуться на подстилку.

Галера прижималась бортом к высокой деревянной пристани. Семеня по сброшенным сходням, двигалась цепочка крестьян, тяжело нагруженных мешками с зерном. Сенна, крепко сбитый телом староста деревни, из-под насупленных бровей смотрел на их работу. Вот уже больше часа как должен вернуться его сын, первенец Фирстинг. Парня все не видно, и старик уже начал волноваться.

Над бортом появился обнаженный по пояс бородатый мужчина, поразительно похожий на быка, вставшего на задние ноги, с чудовищных размеров грудной клеткой и шеей, смахивающей на наковальню. Рыбьего зуба, капитана галеры, природа наделила с лихвой.

– Не хмурься, Сенна, а то твое лицо превратит вино в трюме в уксус.

– Я не помню, чтобы в списке указывал вино.

– А ты и не вспоминай, это не твой груз. Тебе я привез зерно, пеньку и холстину. К вечеру разгрузитесь, завтра пойду ниже по течению, там найдется место и для доброго вина.

– Неудивительно, что ты не захватил с собой ни одного плуга или косы. У тебя трюм забит совсем другим.

– Не ворчи, старый пыльный мешок! Не моя вина, что бароны пришлют заказанные тобой железки только на следующей неделе. – Зуб почесал пятерней лохматую грудь и с интересом посмотрел на перекинувшийся между берегами деревянный высокий мост. Галера легко проходила под ним с опущенными мачтами. – Сколько ни смотрю, все не налюбуюсь! Сколько времени его строили?

– За год управились, – буркнул староста. – Здесь зимы терпимые, ледоход опоры не сносит. Хотя я бы лучше дерево на добрый частокол потратил, перед степью голые стоим.

– Придумаешь еще, частокол. Орки его перепрыгнут и не заметят. Твой частокол – это солдаты с луками и пиками. Да конница в латах.

– И где ты тут видишь этих солдат и конников? – Сенна обвел руками множество добротных домов, широко раскинувшихся на бывшем орочьем берегу. Часть из них уже забралась на поднимающиеся за деревней пологие холмы.

– У вас же стоит несколько сотен ополчения, тебе этого мало?

Старик едко усмехнулся и в легком поклоне развел руками:

– Спасибо, утешил. Вот только этих лучников орки перепрыгнут и не заметят, как ты говоришь. Мохнатоголовые разве что пару-тройку стрел из портков выдернут. Местным-то что делать? У меня тут семья, шесть ртов, и хозяйство. Да семей уже полторы сотни скоро будет по округе. Да огороды и покосы уж на две версты с гаком за деревню ушли. А до стада лишь на лошади и доберешься. И куда я этих двести ротозеев с луками пристрою, чтобы порядок блюли и орков гоняли?

– Не плачь, староста. Меня не разжалобишь, можешь слезливыми речами рыб смешить. А что до солдат и конницы, так перетерпеть всего месяц-другой остался. Я тебе пару раз еще грузы заброшу и начну обоз для войска возить. На ваших трех мостах, что на этих семнадцати милях реку связали, скоро заставы поставят. Наемники и дружины баронов постоем за деревнями встанут. А потом пойдут степь чистить, чтобы ты спокойно мог свою репку на огороде дергать.

– Наемники?! О боги! Это ведь надо будет местных девок прятать куда подальше, перепортят ведь подчистую!

– Ну может, кого и оставят. – Рыбий зуб весело захохотал. Просмеявшись, стукнул кулаком по перилам и внимательно вгляделся в сторону деревни. – А кто это там тебе машет? Вылитый ты в молодости.

Сенна прикрылся ладонью от солнца и узнал в стоящем посреди улицы своего сына.

– Наконец-то, сколько же можно! – И староста засеменил ему навстречу. – Где тебя болотные духи носили?

– Я уж полчаса тебя дома жду, батя, – прогудел в ответ Фирстинг, крепкий молодец семнадцати лет. До того как отец отходил его оглоблей за пустую удаль, он на спор поднимал корову на плечах. – Я уж и отобедал, тебя ожидая.

– Тебе ведь что сказали – на пристань идти!

– Ну я так понял, что корабль до завтра стоит, а я матери завез свежего мяса с отары. Вот на обед и остался.

– Это кто же мясом откланялся?

– А дедушка Тог. У него овца в сусличьей норе обезножила, пришлось забить.

– Хорошо, свежее мясо нам в помощь. Больше новостей от них нет?

– Нет. Да и какие новости, тихо все. Ополченцы заставы выставили, дозором ходят. Дедушка Тог свою отару поближе к коровам перегнал. Там болотина, травы всем хватает. Собирался завтра утром подпасков за продуктами послать.

– Ну и ладно, что все тихо у них. Иди, помоги зерно на склады сгрузить. Только не надсадись, знаю тебя! А я домой схожу, отобедаю.

Сенна оправил рубаху, с любовью посмотрел вслед шагающему к пристани сыну. Неожиданно для себя смутился брошенного взгляда – а вдруг кто увидит? И пошел не спеша домой, к горячим щам.

Пышно наряженные конники строем по четыре человека выезжали из центральных ворот Кхура, столицы Драконьего королевства. На поднятых пиках развевались штандарты весьма уважаемых родов, гербы расцветили высокие щиты, притороченные к седлам. Полномочное посольство отправлялось с ответным визитом к соседям. Следом за почетным охранением начал вытягиваться караван карет, среди которых обилием позолоты отличалась повозка Дрима – младшего из Драконов. Правда, сам наследник в ней отсутствовал. Он только ранним утром вернулся из Зур и сейчас решал с отцом срочные вопросы, которые накопились на дипломатическом поприще за время его отсутствия. Несмотря на свою молодость, начитанный Дрим отменно лавировал в хитросплетениях внутренней и внешней политики. Отец и братья любили подтрунивать над его нежеланием искать себе славу на поле брани, но всецело доверяли в последнее время его мнению по любым сложным вопросам внешних сношений.

Во внутреннем дворе Мим провожал подчиненного. Фрайм оделся по-походному и собирался присоединиться к каравану. В столицу Поххоморана он намеревался ехать вместе с Дримом. Но из-за влажной жары наемник решил подождать младшего Дракона в седле вместо того, чтобы обливаться потом в карете.

– Не забудь о желании наших гостеприимных хозяев как можно дольше тянуть с уточнением новых границ по Орочьему полю. Думаю, Гардолирман будет недоволен. Твоя задача – поменьше мелькать при дворе. Главную глыбу мы сдвинули – войска собираются в кулак, необходимые припасы и оружие поступают в достаточном количестве. Пусть любители геральдики поплотнее ввяжутся в драку, не будем форсировать вопросы с границами. Слишком болезненны они сейчас. Ближе к зиме, когда встанет вопрос с выплатой процентов по кредитам и прочие неприятные беседы начнутся, вот тогда можно будет вернуться к этой теме.

– Но Даш-пятый хочет побыстрее заключить необходимые соглашения и не возвращаться к ним больше.

– Конечно, он так хочет. Вот только все его соглашения приходится перечитывать по многу раз. Он не дурак, а сынишку вырастил вообще всем соседям на погибель. Тот так смысл простых слов запутает, что потом годами трактуют каждая сторона в свою пользу. С Драконами надо разговаривать с позиции уверенной в себе силы, поджаривая их хвост на медленном огне. Только тогда они начинают считаться с окружающими и готовы выслушать и твое мнение.

– Когда мне возвращаться?

– Я так понимаю, посольство будет принято спешно и вернется назад быстро. Вполне может быть, что ты в середине осени уже будешь здесь. В любом случае, тебе переданы различные рекомендательные и прочие бумаги, дома тебя должны принять хорошо. Свою официальную миссию ты выполнил блестяще. Кроме того, все коммерческие предложения нашли благоприятный отклик, по приезде ты отошлешь письма согласно списку и отдыхай. Твоя задача – быть невидимой тенью при дворе и собрать мне все возможные новые сплетни, чтобы после возвращения я имел возможность проанализировать, как будем выстраивать нашу личную линию поведения в дальнейшем. Я же постараюсь успеть побывать у соседей на западе и юге. Рекомендательные письма от их послов я уже получил.

– Кстати, я не отследил, что решили о наемной коннице Зур? Их пехота встала лагерем на Малых Холмах. Говорят, из них сформируют четыре отдельные тысячи, которые используют в качестве ядра для отдельных отрядов.

– Золото в Торговую гильдию за новые войска отправлено, Драконы получили щедрые кредиты для ведения войны. Вполне возможно, в конце августа я буду возвращаться сюда во главе конного отряда наемников.

Фрайм поднялся в седло и разобрал поводья. Левой рукой проверил тяжелый кожаный кошель под рубахой. Мим заметил движение и ухмыльнулся.

– Все же расписка занимает существенно меньше места и весит куда меньше ее золотого эквивалента. А подпись его величества на ней придает подателю лоск и шарм.

– Я предпочитаю безымянное золото. А премиальные мой карман не оттянут.

– Ладно, удачи тебе, и пусть тебя берегут боги!

Фрайм кивнул хозяину и тронул коня следом за пылящим по дороге караваном карет и повозок.

Трое всадников не спеша рысили по широкой тропе среди взметнувшихся в небо сосен. Густо пахнущий смолой воздух пронзали широкие солнечные лучи заходящего солнца, секущие наискосок древний лес. Сотник из Пяти Сестер вместе с ординарцем и колдуном возвращались из дальнего гарнизона на границе с Орочьим полем. Неделю тому назад они привели караван новобранцев с припасами и оружием. Вот уже третий день считают мили обратного пути к замку. Поначалу сотник пытался разговорить старика, но тот отвечал односложно или вообще молчал. Видно, что его гложут тяжелые думы. Не найдя в лице Кхохолома собеседника, сотник продолжил пикировку с ординарцем. Знали они друг друга уже второй десяток лет и давно обсудили все возможные темы, но ехать молча известной дорогой надоедало быстро.

– Надо было в деревне остановиться, там у старосты две дочки на выданье, хорошо бы отдохнули.

– Так тебе и даст староста крепких девок щупать, ему их побыстрее выдать замуж надо, а не в бордель свою хату превращать.

– Ага, то-то он их выдать и не может, что дочки любят добрых солдат утешить.

– Тебя в позапрошлый раз так утешили, что потом полуголым за околицей ловили.

– Ну это я просто не сторговался заранее, вот она меня с сеновала и спустила, да отцу давай кричать.

– И ты решил сегодня повторить этот полет с сеновала еще раз? Что же раньше не сказал, я бы ради такого зрелища точно на ночлег там остановился. А теперь придется три часа в седле кости трясти до трактира на большом тракте.

Кхохолом слушал беседу вполуха, из-под насупленных бровей посматривая по сторонам. Молчаливый лес раздражал колдуна, привыкшего к степным просторам и широко раскинувшимся городам Поххоморана. Кроме того, настроение еще больше портила сама необходимость мотаться вместе с военными отрядами по захолустным гарнизонам в качестве заурядного лекаря. История с ослепленным пленником и неудачным допросом сильно ударила по самолюбию и положению колдуна в замке. Кхохолом до сих пор с дрожью вспоминал утренний разнос, который они с советником по безопасности получили в зале совещаний от Тертедуэя.

– Дети шакала! Как вы посмели решать столь ответственный государственный вопрос, минуя меня! Кто вам дал такие полномочия? Давно плетей не пробовали, собаки?!

Насколько мог судить старик, от вполне возможной виселицы за самоуправство их спасло хорошее настроение отдохнувшего в городе коменданта. Он даже не подпрыгивал на месте, как обычно бывало при вспышках ярости. Старый военачальник стоял у огромного дубового кресла и крепко держался за спинку. А поток бранных слов с брызгами слюны по большей части пролетал мимо окаменевших провинившихся, слабо фиксируемых блуждающим мутным взглядом. Посещение бани в этот раз сопровождалось грандиозной пьянкой, которая и спасла их от пеньковых неприятностей.

К вечеру Тертедуэй отоспался и устроил краткую расправу. Советник по безопасности с сопроводительным письмом крайне едкого содержания отправился в городскую канцелярию за расчетом. А колдуна отослали с первым военным караваном к дальним гарнизонам. Как пообещал Маленький гриф, старику придется мотаться в седле до поздней осени, пока пограничная стража будет получать пополнение. Кхохолому лишь оставалось надеяться, что за долгие зимние вечера он сможет вновь выторговать себе спокойное место в замке и на следующий год ему не придется стирать зад в седле. Все же в Пяти Сестрах полно сквозняков, и спина коменданта все чаще напоминает о себе.

Но даже оплошность подчиненных хитрый военачальник сумел обернуть себе на пользу. Старик давно точил зуб на набравших немалую силу влиятельных Ищущих. С удовольствием принимая подношения от любых просителей, Тертедуэй терпеть не мог делиться реальной властью и могуществом с кем бы то ни было. И уж тем более не терпел, когда приходилось идти на уступки перед более сильным. Вынужденный принимать изредка наезжающих с официальными бумагами и разрешениями незваных гостей, комендант замка мечтал раз и навсегда закрыть перед ними ворота Пяти Сестер. Одно дело – брать деньги за редкую помощь городской страже в облавах или в усиленной охране веселых вечеринок власти предержащей. Совсем другое – каждое утро чертыхаться от мозолящих глаз чужаков, расхаживающих у тебя во дворе. Видеть их и осознавать нынешнее незавидное положение, распаляя неутихающую злобу к завистникам, лишившим положения при дворе и сославшим крутить хвосты пограничной страже. Но в открытую выступать против людей, имеющих столь высоких покровителей, – это все равно что висельнику плясать танцы одержимых на шаткой табуретке с петлей на шее.

И когда представился случай, Тертедуэй ухватился за него не задумываясь. Виновные уже наказаны, посланцам Ищущих сделали необходимые реверансы, после чего попросили освободить жилплощадь. А к пострадавшему комендант даже заглянул лично. Поворошил задумчиво остатки соломы, потрогал пальцем сырые стылые стены, понюхал миску с остатками каши.

– Кормить. Поить. За это уплачено. Никаких посещений и никаких врачей. Как подохнет – в болото. Но! – Маленький гриф поднял костлявый палец. – Мы к его смерти не будем причастны! Пусть умрет сам.

После этого он повернулся к колдуну, примкнувшему к свите, и делано всплеснул руками:

– А ты что тут забыл? Тебя ждут северные гарнизоны и наши доблестные придурочные солдаты, жрущие всякую дрянь и пачкающие потом казенные штаны.

Вот и приходится теперь Кхохолому лишь поминать про себя разных богов и молиться, чтобы удача опять повернулась к нему лицом. Поудобнее устроившись в седле, старик настроился подремать. Умению спать в дороге он научился у орков, а до постоялого двора и сытного ужина путь предстоял еще неблизкий.

– Шуга, ты где?

– Тут я, рядом.

– Где рядом? Я тебя не вижу!

– Тише, идиот!

– Это ты кого идиотом назвал?

Мелкими огоньками зачадил факел, тут же звонко ударились о стены звуки двух оплеух.

– Значит так, мытари! Еще слово услышу, вот этими руками пошинкую!

Крапленый сунул здоровенному моряку факел в руки, толкнул второго в сторону прохода в подвал, а сам настороженно прислушался к окружающей их темноте. Один конец коридора выходил к калитке в стене, через которую проникли трое мужчин. Другой конец вел к выходу из башни, возвышающейся над площадкой для занятий с оружием. Где-то в верхних галереях ходили караульные, но у входа в подземелье царили тишина и покой.

– Граг, ты мне на корабле обещал, что будешь молчать!

– А что он? Я же про него слова плохого не сказал, а он меня идиотом обзывает…

– Хоть ослом, личные дела будете дома справлять, а сейчас – давай следом.

Разгоревшийся факел освещал спускающегося вниз Шугу, следом за ним по лестнице засеменил второй матрос. Предводитель еще раз прислушался и поспешил за удаляющимся огнем.

Голый человек приподнял голову над подстилкой и прислушался. По лестнице, ведущей к камерам, спускались люди. Слепец оскалился: шли чужие. Солдаты носили грубую обувь, возвещая о себе громким топотом о каменные ступени. Крадущиеся, напротив, старались ступать тихо в мягких кожаных мокасинах, но измученный тишиной слух пленника легко различал не только каждый шаг, но и подмечал разницу в шуме, который производил каждый из гостей. Худая рука бесшумно обняла кувшин с водой, и тело плавно перетекло с подстилки ближе к стене.

Крапленый выдернул из стены еще один факел, зажег его и жестами показал матросам на первую дверь в стене. Широкий в плечах Шуга перехватил факел в левую руку, правая удобнее сжала рукоятку широкого ножа, развернув лезвием к себе. Граг отодвинул засовы и резко распахнул дверь. Шуга подождал пару мгновений и нырнул в камеру. За ним следом метнулся Граг.

Крапленый с усмешкой посмотрел на раздосадованные лица выглянувших обратно матросов.

– Пусто? А вы хотели – сразу и золотой найти? Давайте следующую. Только не затопчите слепца, а то сигаете, как будто на абордаж пошли.

Матросы открыли вторую тяжелую дверь и ворвались в камеру. Они действовали так, как привыкли при налетах на штурмуемые корабли, страхуя друг друга. Но и эта камера оказалась пустой.

Еще дверь, еще одна. Трое мужчин методично проверяли камеры и прошли уже половину коридора, миновав большую бочку с затхлой водой. За спиной зияли проемы открытых камер. Крапленый повернулся к левой стене коридора. Там оставалось проверить всего несколько дверей, но света факелов не хватало осветить коридор до конца.

– Здесь еще десяток, да на этой стороне около пяти. За двадцать минут должны управиться.

За спиной лязгнул очередной засов, и Крапленый стал поворачиваться к открытой двери, чтобы посмотреть, как работают его помощники.

Шаг в камеру, факел перед собой. Второй шаг, и глаз заметил слева какое-то движение. Тело среагировало и начало разворот, но поток воды из кувшина уже обрушился на факел, и тот обиженно зашипел, теряя остатки огня. Темнота вернулась внезапно, и Шуга вслепую полоснул ножом воздух перед собой. Но голый человек не стоял, бледная тень сидела на корточках, больше похожая на гигантскую жабу, чем на человека. Внизу мелькнула рука, и тонкие вытянутые пальцы ударили в пах матросу, родив комок невыносимой боли, которая скрючила тело и лишила возможности двигаться. Другая рука в это время метнула уже опустевший кувшин в лицо стоящему в проеме Грагу. Тот еле успел закрыться руками и вывалился из камеры, спиной сбив стоящего за ним предводителя.

Тот, кто еще пять минут назад считался пленником, бросил взгляд на пол. Рядом с сипящим от боли мужчиной лежит нож с широким лезвием. Пальцы с удовольствием обняли рукоятку, и лезвие молнией рассекло горло лежащего. Охотник повернул слепые глазницы в проем двери и оглядел барахтающихся на полу мужчин. Без единого звука скользящими шагами миновал проем и обогнул неизвестных слева.

Крапленый с ужасом выхватил клинок, припасенный за пазухой, и, извиваясь червяком, спиной вперед пополз в сторону. У него перед глазами из черного проема камеры выскользнула белая тень и двинулась к выходу из коридора. Пленник шагал на полусогнутых ногах бесшумно, сгорбившись и размахивая в такт шагам свисающими руками. При этом движения выглядели плавными и несли отпечаток грациозности.

Сидящий у ног Крапленого Граг крутанулся и уже на корточках выставил в сторону напавшего тесак:

– Урод! Ты что делаешь!

Не обращая на него внимания, пленник шагнул к лежащему на полу чадящему факелу, поднял его и не торопясь сунул в бочку с водой. В наступившей кромешной тьме только и слышно было, как лопаются маленькие пузырьки на поверхности растревоженной воды.

– О боги… – сипло выдохнул Граг и огромным прыжком сиганул вперед. Крапленый услышал дробный топот убегающего матроса.

Добыча. Бежит.

Ярко-красная тень удалялась в сторону лестницы, ведущей наверх. Пустые глазницы провожали ее, оглядывая серые тени теней, проемы открытых камер и хорошо видные вдалеке истертые каменные ступени.

Добыча. Убегает. Сильная добыча. Можно не догнать.

Охотник взвесил в руке нож и огорченно скривил губы. Тяжело. Сил нет. Не добросить. Привычно занял позу преследования и бесшумно пошел-побежал вслед удирающему матросу. Слабые мышцы не подчинялись, и преследователь не мог бежать, но двигался он все равно быстро, лишь немного уступая в скорости беглецу. Тот как раз сослепу ударился о стену и кувыркнулся через голову, грузно хлопнувшись об пол. Через пару мгновений человек зашевелился и пополз вперед, гонимый ужасом.

Руки Грага наткнулись на первую ступеньку лестницы, и он рывком поднялся. Сзади давила тишина, пугая больше, чем шум возможной схватки. Шаг, другой, и моряк занес ногу над следующей ступенькой, ведущей в верхний мир.

Худые руки резко дернули ноги поднимающегося по лестнице человека, и тот рухнул, лишившись при ударе нескольких зубов. Вниз по лестнице задребезжал кувыркающийся тесак.

Крапленый вздрогнул всем телом, когда услышал дикий вопль, долетевший со стороны лестницы. В этом крике слышался ужас умирающего зверя. Внезапно крик оборвался. Бывший вор, а ныне полноправный компаньон уважаемого пирата Жука почувствовал, как горячо и мокро стало у него между ног. Не дожидаясь продолжения, он рванулся в другую сторону в надежде сбежать от тишины, которая только что поглотила нерасторопного матроса.

Невидимый во тьме голый человек поднял скатившийся тесак, взвесил в руках и положил обратно. Потом выпрямился в полный рост и с интересом стал смотреть, как по коридору бежит последний из живых противников. Он мчался все быстрее и быстрее, воздух хриплыми толчками вырывался из груди, ноги мелькали с невероятной быстротой. Если бы не глухая стена в конце коридора, добыча могла бы состязаться с конным воином на скачках в степи. Глухой хлопок возвестил о конце забега. Отброшенное от стены тело рухнуло на каменный пол и замерло. Человек с провалами пустых глазниц послушал затихающее эхо и медленно пошел к лежащему, сжимая в правой руке нож.

Добыча. Очнулась. Ворочается. Вскрикивает. Пытается подняться.

Глеб сидел на корточках рядом с Крапленым и разглядывал противника. Тот был намного сильнее ослабленного заключением охотника, но в кромешной тьме это не играло никакой роли. В отличие от добычи, слепец прекрасно видел окружающий его мир, а стальной клинок уравнивал шансы. Кроме того, освободившийся пленник двигался намного быстрее, чем его добыча. Поэтому он спокойно сидел рядом с поднимающимся человеком и с интересом разглядывал того: пыльная растрепанная одежда, безумно выпученные глаза, слипшиеся потные волосы.

– Эй, как тебя там! Слышишь?! Или ты уже ушел? Если ты тут, послушай, я ведь пришел с миром! Мы вовсе не хотели тебе ничего плохого сделать! Слышишь, как тебя?! Мы, наоборот, пришли тебя освободить! Мой друг, он там, наверху, ждет нас! Мы должны были тебя освободить! А ты моих людей напугал, вон как они забегали! И зря, честное слово, зря! Нас наверху ждут, нам надо туда, к моему другу! Он известный человек, очень уважаемый человек, нас троих ждет галера в порту, сядем и поплывем к теплым островам! А там, не поверишь, на островах, песок, горячий песок и солнце, жаркое солнце, а потом вечером за столом выпьем, закусим и…

Охотник бросил взгляд на валяющийся рядом с его камерой грубый мешок и моток веревки. Улыбка коснулась его губ, образ путешествия к островам в мешке ярко предстал перед его глазами. Но картина скрученного тела в мешковине сменилась забытой болью от привязанных к плахе рук, и другое видение прогнало мираж качающихся на ветру пальм. Видение окровавленного топора, разрубающего орочье тело, бьющееся от боли на плахе. Худое лицо закаменело, потеряв даже тень улыбки.

– Так пойдем, слышишь, пойдем со мной, чего тут в темноте сидеть, мы…

Широкий клинок ножа разрубил человеку горло, и охотник подождал, пока тело не перестало быться в конвульсиях. Проверив карманы, голый мужчина не спеша пошел по коридору к выходу из подземелья. По дороге он аккуратно обмыл нож, перебросил через плечо мешок и связал узлом на животе. В эту импровизированную сумку легли веревка, один из ножей и тесак. Деньги и другая личная мелочь не заинтересовали охотника. Бывший пленник, не торопясь, стал подниматься по лестнице, помогая себе на крутых ступеньках руками. Скоротечная схватка обострила чувства, и Глэд возвращался по следу, оставленному убитыми им пришельцами. Слабый запах кислого пива и грязных тел почти выветрился сквозняками крепости, но плиты хранили пока след прошедших людей и вели беглеца через коридоры к открытой калитке в крепостной стене.

– Чтобы вас черные демоны разорвали, твари носатые!

Навозный Жук ожесточенно чесался. После получаса сидения в засаде он уже начал завидовать ушедшим в замок. Прекрасная позиция рядом с тропой через болото позволяла, с одной стороны, контролировать входящих и выходящих через потайную калитку, но, с другой стороны, предоставляла обитающим на болоте комарам шикарный ужин, чем те и не преминули воспользоваться. В борьбе с нашествием носатых кровопийц не помогали ни сорванные с кустарника ветки, ни беспощадные хлопки по дорвавшимся до свежей крови нахалам.

– Где этих уродов носит, давно уже пора вернуться! За это время можно успеть выкрасть самого коменданта, да еще и гарнизонную кассу в придачу! – Жук оставил в покое саднящий левый бок и принялся с еще большим пылом за правый. От самоистязания его отвлек лишь шум осыпавшихся камней на тропинке.

– Наконец-то возвращаются. – Пират поднялся с камня, на котором дожидался замешкавшихся подельников.

Яркая луна заливала неровным светом подтопленные болотистые берега и колышущиеся высокие травы, через которые давно протоптали тропинку. Резко спускаясь по косогору, на котором стоял замок, тропка одним краем обрывалась прямо у воды, потом выходила на плоскую травяную равнину и, петляя, бежала к широкой дороге, за которой виднелись огни поселка. Сейчас по крутому спуску медленно шел залитый лунным светом голый человек, вместо одежды прикрытый перевязью из мешковины и державший в правой руке нож. Он то и дело втыкал лезвие в откос холма и делал пару шагов, спускаясь все ниже. Отреагировав на движение, человек замер и повернул голову в сторону пирата, застывшего ниже его в траве.

Жук с ужасом смотрел на стоящего над ним пришельца, больше похожего на привидение, чем на человека. Выпирающие ребра, тонкие, как ветки дерева, руки и ноги, впалый живот и белая кожа, светящаяся в свете луны. Но взгляд приковывали к себе провалы глазниц, черными дырами развернутые навстречу неожиданной преграде. Казалось, что слепец разглядывает хозяина галеры, поднимая несуществующим взором волну ужаса в душе пирата.

Навозный Жук сипло крякнул и рванул арбалет, висящий за спиной. Многократно тренированным движением, не раз спасавшим ему жизнь в морских схватках, вскинул оружие и нажал на спусковой крючок, как только прицел лег на белую фигуру на склоне. Тихий вскрик слился в одно целое со звоном тетивы. Безглазое привидение нелепо взмахнуло руками и полетело, кувыркаясь, в болото, раскинувшееся под тропой. Тяжелый всплеск, и лишь медленно затягивающееся ряской пятно черной воды напоминало о случившемся. Несколько пузырей поднялось с глубины, обдав вонью склонившегося Жука, и наступила полная тишина.

Пират поднялся наверх, забрал нож, оставленный беглецом, быстро скатился вниз и теперь напряженно ждал, лелея в душе слабую надежду на то, что подстреленный им сможет выплыть. Но пошел уже второй десяток минут, и лишь звон комаров напоминал, что на болоте существует еще какая-либо жизнь, кроме вооруженного громилы.

– Чтоб тебя, тварь безглазая! – Сплюнув под ноги, Жук быстрой рысью помчался к стоящей у дороги повозке, не выпуская из рук перезаряженный арбалет. Он пытался прогнать из памяти образ падающего в болото человека, из груди которого торчало оперение арбалетного болта. – Придется сказать торгашам, что тебя охрана подстрелила.

О том, что своих людей живыми он уже не увидит, однозначно говорили подобранный нож и мешковина, которую нацепил на себя освобожденный пленник. Что именно произошло в подвале, уже не интересовало пирата. Сейчас все его думы требовали лишь одного: побыстрее убраться от крепости, вернуться на галеру и утром выйти из порта с первыми лучами солнца. Через месяц-другой можно будет вернуться, когда вояки успокоятся и с большим доверием отнесутся к истории о пьющих без меры бывших матросах, сбежавших с корабля и ищущих себе приключения в подвалах замка. Но это будет потом, а пока Жук без устали погонял возницу, подпрыгивая в скачущей на ухабах повозке. И не чувствовал он широкой спиной на удивление трезвого взгляда десятника, с интересом наблюдавшего за развернувшейся перед ним сценой с высокого сеновала, куда он забрался с перебравшей лишнего почтенной дамой из гуляющего этой ночью торгового семейства.

Городская канализация Полана представляла собой подземный лабиринт, дающий приют самым отверженным жителям многомиллионного города. Те, кто не смог найти для себя пристанище в бандах попрошаек и сборщиков падали, оказывались здесь, в вечной темноте, редко озаряемой чадящими плошками. Увечные и больные, неспособные урвать кусок пропитания на улицах, питались отбросами в смердящей тьме, ловили крыс или доедали менее удачливых собратьев, которым смерть принесла вечное облегчение.

Пара труб для сброса нечистот выходила черными провалами к болоту, тянувшемуся вдоль одного из трактов от городских трущоб до стен Пяти Сестер. В одной из этих труб кашлял грязный обнаженный человек, выплевывавший из себя воду и кусочки ила. Арбалетный болт смог пробить закутанный в мешковину тесак и вонзился в тело, но потерял свою силу и оставил лишь болезненную рану, не забрав жизнь. Рухнувший в воду Глэд сумел проплыть-проползти по дну болота на значительное расстояние и лишь затем медленно поднял лицо из воды и глотнул живительного воздуха. Ближе к рассвету он нашел это убежище и теперь медленно приходил в себя. Отдышавшись, бережно сложил все припасы в мешок, повязал его вокруг бедер и медленно побрел в глубь канализации, в спасительную тьму, подальше от медленно разгорающейся зари.

Любящая мать помнит, как именно нарекла сына. Старший брат и две младшие сестры не ошибутся, если им понадобится окликнуть его. Вот только старик Тог, отвечающий за общинное стадо, называл его не иначе как бестолковый подпасок. То и дело можно было услышать: «И куда это Бестолковый подевался? Где Бестолкового носит?»

Что поделать, если шестилетний пацаненок смотрел на мир широко открытыми глазами, и жук на травинке волновал его больше, чем отставшая пара овец, щиплющих траву в стороне от стада. А любовь к разглядыванию облаков наградила на днях разбитым носом, когда нога попала в сусличью нору и подпасок кубарем посыпался с небольшого холма.

Но боги распорядились так, что имя этого мальчика останется известным только им. А сам он если и сможет поиграть с зеленокрылым жуком, то только на небесах.

Две тысячи конных орков охватили стада на выпасе по ранней заре, когда туман только начал укладываться спать и уступать место обильной росе. Сотня гвардии без единого звука перерезала две стоянки ополчения и открыла путь Диким. Пастухов затоптали конями, а подпасков подняли на копья. Выделив заранее назначенный десяток для сопровождения захваченного скота, конница развернулась в лавину и пошла широким серпом к центральному мосту, следом за двумя тысячами пеших. Еще две тысячи конницы и тысяча пеших шли к восточному мосту, в семи милях на восход солнца. Основная масса из шести тысяч конных и больше тысячи пеших мчалась, проглатывая десять отделяющих миль от западного моста, перейдя который можно за час добраться до ближайшего к реке крупного города – Дакарэйлана, Холодной Росы.

На совете перед битвой глава гвардии из Разделенных сошелся на ножах с парой вождей Диких, требовавших начинать набег согласно традиции – с запаленными сигнальными дымами, с боевым кличем и непременным принесением жертв великой реке Шепорот, омывающей южные орочьи земли. Но гвардейцы требовали начать набег тихо и не предупреждать людей раньше времени об истинных намерениях. Лишь после кровавой свалки у шаманских костров сошлись на компромиссе – начать набег тихо и по возможности незаметно, а дары богам принести в первую ночь, когда дым от горящих деревень уже возвестит всем о приходе вольного народа в Приречные земли.

Именно поэтому в деревню Сенны орки вошли без единого звука. Огромными серыми тенями выросли они из разбегающегося под утренним солнцем тумана. Изредка бряцая амуницией, потекли конные сотни по улицам, спускаясь с холмов к реке. Первый крик прозвучал лишь тогда, когда с марша орочья пехота рассыпалась по окраинам деревни, врываясь в просыпающиеся дома и рубя без жалости всех, кто попадался им на глаза.

– Сынок, слышь, это вроде у бабки Солдоны шумят?

Сенна с трудом оторвал голову от подушки. Вчера он провожал Рыбьего зуба и крепко перебрал медовухи. Солнце уже собиралось заглянуть в окно, но вставать не хотелось.

Фирстинг в рубахе навыпуск и широких полотняных штанах закончил возиться у печки и, потягиваясь, пошел во двор. Он успел шагнуть на крыльцо, когда брошенное копье прибило его к только что открытой двери. Парень с удивлением взялся за дрожащее древко и тихо обмяк. В избу вошли двое орков, пригнув головы, чтобы не зацепить низкий для них потолок. Через пару минут они вышли, сжимая в руках окровавленные кривые ятаганы. Староста и остальные домочадцы погибли, не успев даже понять, что происходит.

Пока пеший отряд уничтожал деревню, конница успела промчаться по мосту и ударила всей массой по спящей охране на другой стороне реки. Раздетые ополченцы выбегали на улицу из недавно построенной казармы и падали под ударами. Чуть больше десятка успели забаррикадироваться внутри дома, но орки не стали ломиться туда. Они просто подожгли все строения и помчались дальше. У пылающей казармы и хозяйственных построек осталась россыпь пехоты, стрелами добивавшая людей, пытающихся выбраться из огня.

Восточный мост также захватили без боя – орки и тут сумели подойти незамеченными. Сопротивление оказали лишь у последнего, западного моста. Кто-то из поднявшихся засветло крестьян успел ударить в набат, и первый конный десяток встретил плотный рой стрел. Потеряв троих, орки оттянулись в деревню, где уже вовсю лилась кровь, и попробовали проскочить еще раз. Во второй попытке участвовало больше сотни конных. Но ополченцы выставили три тяжелых арбалета, сшибающих орков с коней, и добавили к ним полсотни лучников с собранными в спешке рогатками и щитами. Но с близкого расстояния те точно били в лошадей и стыки между латами. Потеряв в этой попытке еще больше тридцати воинов, орки откатились на свою сторону и стали совещаться.

– Подтянись, братишки! – сорванным голосом командовал сотник ополчения, расставляя подбегающих людей по заранее намеченным позициям. С показной лихостью он давал распоряжения, хлопал по плечам подчиненных и старался не смотреть долго им в глаза, чтобы не видели переполнявший его ужас. В отличие от недавно набранных солдат сотник успел понюхать пороху и воинское дело знал не понаслышке. Прекрасно понимал, что жить ему и его бравым ребятам осталось немного. Что стоит его сотня необстрелянных бойцов против нескольких тысяч орков, усыпавших противоположный берег. Времени, отмеренного им, не хватит даже на то, чтобы запалить добротно построенный мост, связавший смертью оба берега.

– Как снова пойдут – мы вдарим! Арбалетчики, бить на дальней дистанции, успеете перезарядить еще разок, а то и другой! Лучники, вам по приказу – стрелять навесом, как на той неделе по мишеням учил, а уж потом – в упор! И стрел не жалеть, их у нас с лихвой! А нас они не достанут, их лучникам на мосту не развернуться!

Ополченцы с возрастающей тревогой всматривались в перегруппирующихся орков. Скрючившись за щитами, они крепко сжимали луки и топоры. Одна надежда, что посланные гонцы успеют предупредить все близлежащие гарнизоны и удастся продержаться до подхода подмоги из Дакарэйлана.

Выстроившись ощетинившейся копьями змеей, орочья пехота ступила на мост, медленно поползла на другую сторону, с каждым шагом все ближе и ближе подбираясь к погибшим в первой атаке. Гулко хлопнули тетивы арбалетов, и два болта затрепетали в толстых щитах. Третий попал между ними и прошил нагрудник одного из степных воинов. Оседающее тело быстро вытолкнули в сторону, и орки, не теряя темпа, продолжили наступление.

– Навесом! Пуска-а-ай!

Белыми искрами зашелестели стрелы и посыпались на приближающиеся дубовые щиты, многие из которых были больше роста человека. Поднятые над головами щиты орков приняли стрелы ополченцев, и стальная змея превратилась в разъяренного ежа. Но люди не заметили, причинил ли их залп хоть какой-либо вред врагу.

– Грум! Грум! Грум! – ухали надвигающиеся орки.

– Тяни-и-и! Пуска-а-ай!

Еж обзавелся новыми иглами с белым оперением, но не сбился с шага. Вразнобой ударила пара арбалетов, послав тяжелые болты куда-то между щитами, и орки перешли на неторопливый бег, сокращая дистанцию. Лучники приподнялись над щитами и стали осыпать стрелами противника, пуская легких оперенных «птиц» почти в упор. Неожиданно первые ряды орков присели, и в людей полетели плотным потоком ответные стрелы, сметая открывшихся защитников переправы. Сразу после залпа лавина закованных в сталь пехотинцев рванула навстречу рогаткам и щитам, преодолевая последние метры к южному берегу. Часть воинов прыгала через перила на низкий берег и взбиралась с ревом по песчаному откосу. Щелкнул третий арбалет, и один из нападавших перекувыркнулся через перила, но на это уже не обратили внимание. Ополченцы яростно рубились с наседающими на них орками, каждый из которых был на голову больше и много крупнее любого из обороняющихся. Люди даже не успели организовать отход ближе к казармам, как их смяли. Потеряв пятнадцать пехотинцев, орки рассыпались по берегу, добивая живых и освобождая дорогу коннице, которая перегруппировалась и понеслась во весь опор в сторону города. Следом за ней выдвинулись быстрым маршем пешие, неся на плечах разобранные бревна и доски для строительства осадных лестниц. Несмотря на то что о нападении известили всю округу, орки не собирались отступать от первоначального плана и стремились максимально развить успех.

В небо, расцвеченное первыми утренними лучами, поднимались черные клубы дыма, отмечая, где еще пару часов назад стояли человеческие поселения на северном берегу реки. Орочьи боги получили первые щедрые жертвы в этот очень долгий день.

Полог юрты резко распахнулся, и глава Разделенных шагнул к давно ожидающему гостю. Хмурый медленно поднялся навстречу, замечая и полное вооружение хана, и тени стоящих за спиной личных телохранителей.

– Брат, наши родичи ударили по скопищу людишек, как мы и наметили! Шаманы получили сообщение: людские деревни горят, мосты нами захвачены, конница рассыпалась по всем Приречным землям и пускает кровь. Первых пленников уже погнали по дорогам!

– Хорошая весть, Многоголовый. Боги любят смелых, они любят преданный им степной народ.

– Этого мало! Передовой отряд моих гвардейцев захватил с собой тараны и с ходу сумел ворваться в Дакарэйлан! Холодную Росу надо будет переименовать в Горячую, ха-ха-ха! Город наш, головы ополченцев кормят ворон, а жители получили прекрасные колодки, которые будут носить всю оставшуюся жалкую жизнь!

– Каковы потери?

– Сущая ерунда. За два дня набега мы потеряли меньше двух сотен воинов и сумели смять все человеческие войска, что стояли вне стен городов и замков. Оставшиеся и носа не смеют высунуть. Последнее донесение говорит о том, что один из недавно отстроенных деревянных замков удалось поджечь, кто не успел зажариться, попал в плен, остальные споют славу нашим ребятам на небесах!

Хмурый не спеша подпоясался ремнем с широким мечом, застегнул броню на широкой груди и застыл перед ханом. Ведь не только ради хороших вестей тот обвешался железом и пришел к нему лично.

– Слушай меня, брат! Мы собрали четыре тысячи хорошо подготовленных воинов. Отряды по три-четыре сотни пойдут в разъезды, прикрывая тылы наших Диких братьев. Одна тысяча уйдет на восток, чтобы пожиратели лягушек не успели захватить осушенные ими земли. Ты с еще одной тысячей должен будешь встать на западных землях, смотреть за изнеженными любителями мальчиков. Я с воинами прикрою спину нашему народу на южных землях. Если понадобится, приму первую добычу и пошлю подкрепления. Но тебя заклинаю смотреть в оба! Хитрые дети шакала обязательно постараются сорвать наш победоносный поход, наверняка уже сейчас послания летят во все стороны, и Драконы пищат всем соседям, зовут на помощь! Смотри за нашими границами, чтобы и мышь не проскользнула! Лучших людей тебе даю и двух молодых шаманов в придачу, каждый вечер сможем делиться вестями.

– Да будет так, великий хан! Две недели до Диких границ на западе, и там мы рассыплемся дозорами. Ни один вражеский лазутчик не сможет подкрасться незамеченным. А если люди выставят войско, мы его измотаем набегами и дождемся твоей помощи, чтобы сломить захватчиков!

Растроганный Многоголовый обхватил посла Диких южных племен и от избытка чувств загрохотал кулачищами по закованной в броню спине. Потом широкими шагами ринулся из шатра, увлекая Хмурого за собой, навстречу строящимся перед шатром конным оркам.

Хмурый одним движением взлетел в седло и мрачно оглядел войско.

– Значит, двух шаманов мне дает щедрый хан. Тысячу самых отборных головорезов, чтобы стеречь дальние от него границы. Ладно, постережем, хотя очень уж своевременно он отсылает меня из собственного города. Ну да ничего, не только его шаманы камлать умеют, мы еще посмотрим, кто последним спляшет на спине умирающей гиены.

Могучий Дикий орк пустил коня боком, показывая воинам свою силу и навык, прогарцевал мимо замерших конников и рявкнул им:

– Грум, толстолобые! Мы идем на запад! Слушать степь, обгонять ветер, и пусть человечина коптится на наших кострах! Поможем братьям!

– Грум! Грум! – отозвались ему, и тысяча мохнатых, закованных в железо орков покатилась по улицам Города павших, вытягиваясь в сторону заходящего солнца. Через полчаса лишь поднятая ими пыль указывала на скрывшееся из вида войско.

Многоголовый бросил последний взор на кровавый закат и буркнул стоящему рядом шаману: