Стихи любимым Ахматова Анна

Бедный дровосек.

Младший сын был ростом с пальчик, —

Как тебя унять,

Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,

Я дурная мать.

Долетают редко вести

К нашему крыльцу,

Подарили белый крестик

Твоему отцу.

Было горе, будет горе,

Горю нет конца,

Да хранит святой Егорий

Твоего отца.

1915 Царское Село

Царскосельские строки

I

Пятым действием драмы

Веет воздух осенний,

Каждая клумба в парке

Кажется свежей могилой.

Оплаканы мертвые горько.

Со всеми врагами в мире

Душа моя ныне.

Тайная справлена тризна

И больше нечего делать.

Что же я медлю, словно

Скоро случится чудо.

Так тяжелую лодку долго

У пристани слабой рукою

Удерживать можно, прощаясь

С тем, кто остался на суше.

Осень 1921 Царское Село

II

Все души милых на высоких звездах.

Как хорошо, что некого терять

И можно плакать. Царскосельский воздух

Был создан, чтобы песни повторять.

У берега серебряная ива

Касается сентябрьских ярких вод.

Из прошлого восставши, молчаливо

Ко мне навстречу тень моя идет.

Здесь столько лир повешено на ветки…

Но и моей как будто место есть…

А этот дождик, солнечный и редкий,

Мне утешенье и благая весть.

Осень 1921 Царское Село

Новогодняя баллада

И месяц, скучая в облачной мгле,

Бросил в горницу тусклый взор.

Там шесть приборов стоят на столе,

И один только пуст прибор.

Это муж мой, и я, и друзья мои

Встречаем новый год.

Отчего мои пальцы словно в крови

И вино, как отрава, жжет?

Хозяин, поднявши полный стакан,

Был важен и недвижим:

«Я пью за землю родных полян,

В которой мы все лежим!»

А друг, поглядевши в лицо мое

И вспомнив Бог весть о чем,

Воскликнул: «А я за песни ее,

В которых мы все живем!»

Но третий, не знавший ничего,

Когда он покинул свет,

Мыслям моим в ответ

Промолвил: «Мы выпить должны за того,

Кого еще с нами нет».

1923

Тростник

Если плещется лунная жуть,

Город весь в ядовитом растворе.

Без малейшей надежды заснуть

Вижу я сквозь зеленую муть

И не детство мое, и не море,

И не бабочек брачный полет

Над грядой белоснежных нарциссов

В тот какой-то шестнадцатый год…

А застывший навек хоровод

Надмогильных твоих кипарисов.

1 октября 1928 Ленинград

Тот город, мной любимый с детства,

В его декабрьской тишине

Моим промотанным наследством

Сегодня показался мне.

Всё, что само давалось в руки,

Что было так легко отдать:

Душевный жар, молений звуки

И первой песни благодать —

Всё унеслось прозрачным дымом,

Истлело в глубине зеркал…

И вот уж о невозвратимом

Скрипач безносый заиграл.

Но с любопытством иностранки,

Плененной каждой новизной,

Глядела я, как мчатся санки,

И слушала язык родной.

И дикой свежестью и силой

Мне счастье веяло в лицо,

Как будто друг от века милый

Всходил со мною на крыльцо.

1929 Царское Село

Заклинание

Из тюремных ворот,

Из заохтенских болот,

Путем нехоженым,

Лугом некошеным,

Сквозь ночной кордон,

Под пасхальный звон,

Незваный,

Несуженый, —

Приди ко мне ужинать.

15 апреля 1936 Ленинград

Не прислал ли лебедя за мною,

Или лодку, или черный плот? —

Он в шестнадцатом году весною

Обещал, что скоро сам придет.

Он в шестнадцатом году весною

Говорил, что птицей прилечу

Через мрак и смерть к его покою,

Прикоснусь крылом к его плечу.

Мне его еще смеются очи

И теперь, шестнадцатой весной.

Что мне делать! Ангел полуночи

До зари беседует со мной.

Февраль 1936 Москва

Одни глядятся в ласковые взоры,

Другие пьют до солнечных лучей,

А я всю ночь веду переговоры

С неукротимой совестью своей.

Я говорю: «Твое несу я бремя

Тяжелое, ты знаешь, сколько лет».

Но для нее не существует время,

И для нее пространства в мире нет.

И снова черный масленичный вечер,

Зловещий парк, неспешный бег коня.

И полный счастья и веселья ветер,

С небесных круч слетевший на меня.

А надо мной спокойный и двурогий

Стоит свидетель… о, туда, туда,

По древней Подкапризовой дороге,

Где лебеди и мертвая вода.

1936

Годовщину последнюю празднуй —

Ты пойми, что сегодня точь-в-точь

Нашей первой зимы – той, алмазной —

Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,

Погружается Мойка во тьму,

Свет луны как нарочно притушен,

И куда мы идем – не пойму.

Меж гробницами внука и деда

Заблудился взъерошенный сад.

Из тюремного вынырнув бреда,

Фонари погребально горят.

В грозных айсбергах Марсово Поле,

И Лебяжья лежит в хрусталях…

Чья с моею сравняется доля,

Если в сердце веселье и страх.

И трепещет, как дивная птица,

Голос твой у меня над плечом.

И внезапным согретый лучом

Снежный прах так тепло серебрится.

9–10 июля 1939

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву…

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

Только… ночью слышу скрипы.

Что там – в сумраках чужих?

Шереметевские липы…

Перекличка домовых…

Осторожно подступает,

Как журчание воды,

К уху жарко приникает

Черный шепоток беды —

И бормочет, словно дело

Ей всю ночь возиться тут:

«Ты уюта захотела,

Знаешь, где он – твой уют?»

30 октября 1936 Ночь

Клеопатра

Александрийские чертоги

Покрыла сладостная тень.

Пушкин

Уже целовала Антония мертвые губы,

Уже на коленях пред Августом слезы лила…

И предали слуги. Грохочут победные трубы

Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.

И входит последний плененный ее красотою,

Высокий и статный, и шепчет в смятении он:

«Тебя – как рабыню… в триумфе пошлет пред собою…»

Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.

А завтра детей закуют. О, как мало осталось

Ей дела на свете – еще с мужиком пошутить

И черную змейку, как будто прощальную жалость,

На смуглую грудь равнодушной рукой положить.

7 февраля 1940 Фонтанный Дом

Так отлетают темные души…

– Я буду бредить, а ты не слушай.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » ... »»